Стихи лермонтова маленькие стихи легко запоминающиеся: Легкие стихи Лермонтова: полный список

Стихи Лермонтова которые легко учатся 🤓 [Есть ответ]

Силуэт

Есть у меня твой силуэт,
Мне мил его печальный цвет;
Висит он на груди моей,
И мрачен он, как сердце в ней.

В глазах нет жизни и огня,
Зато он вечно близ меня;
Он тень твоя, но я люблю,
Как тень блаженства, тень твою.

«Нет, не тебя так пылко я люблю»

Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.

Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю.

Я говорю с подругой юных дней;
В твоих чертах ищу черты другие;
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.

 

Сюда можно добавить более длинные, но легкие для запоминания произведения Лермонтова:

И скучно и грустно

И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
Желанья!.

. что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят — все лучшие годы!

Любить… но кого же?.. на время — не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и всё там ничтожно…

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
Такая пустая и глупая шутка…

«Когда волнуется желтеющая нива»

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он,—

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе,—
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога.

Узник

Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня.
Я красавицу младую
Прежде сладко поцелую,
На коня потом вскочу,
В степь, как ветер, улечу.

Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжелая с замком;
Черноокая далеко,
В пышном тереме своем;
Добрый конь в зеленом поле
Без узды, один, по воле
Скачет, весел и игрив,
Хвост по ветру распустив…

Одинок я — нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнем;
Только слышно: за дверями
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.

Быстро выучить легкие стихи Лермонтова

Для кого-то выучить стихотворение — это дело пяти минут, а для кого-то такое времяпрепровождение может стать тяжким трудом. Не у всех есть хорошая память и любовь к поэзии. Именно такие люди задаются вопросом, какой стих самый легкий в творчестве поэта.

Михаил Юрьевич Лермонтов

Прежде чем переходить к изучению легких стихов Лермонтова, следует кратко ознакомиться с особенностями его творчества. Годы жизни поэта и писателя 1814-1841, за которые он создал немало громких произведений, таких как «Демон», «Мцыри», «Герой нашего времени» и другие. Его перу принадлежит около 400 стихотворений и 30 поэм. Для творчества характерны:

• эмоциональность речи;
• иносказательность;
• неясность метафор и сравнений;
• контраст в использовании лексики.

Лермонтов писал в оригинальном стиле, совмещая ораторский стиль с напевными лирическими мотивами. Многие из его стихотворений легко запоминаются из-за своей звучности и образности. Лирический герой Лермонтова находится в постоянном становлении и самопознании.

Короткие стихи

Принято считать, что короткие — наиболее легкие стихи Лермонтова. Такое утверждение не совсем верно, поскольку малый объем еще не означает простоту изложения, но у этого поэта действительно есть простые короткие стихи, выучить которые можно спустя несколько прочтений. Короткими считаются те стихотворения, которые состоят из 4-12 строк, выучить их довольно просто, но именно такие варианты нечасто изучаются в рамках школьной программы, поскольку неэффективны в развитии памяти.

Список стихотворений:

• «Когда с дубравы лист слетает пожелтелый…»;
• «Она поет – и звуки тают…»;
• «Когда легковерен и молод я был…»;
• «Нет, я не Байрон, я другой…»;
• «Чаша жизни»;
• «Силуэт»;
• «Из Паткуля»;
• «Плачь! Плачь! Израиля народ…»;
• «Очи N. N.»;
• Для Сушковой (К Сушковой).

Короткие стихи Лермонтова, которые легко учатся, составляют большую часть творчества поэта. Приведенные в пример стихотворения наиболее популярны и легки для восприятия. Минусом коротких стихотворений является быстрая их утрата из памяти, фактически, как быстро выучил, так быстро и забыл.

Стихи из школьной программы

Легко учить стихи Лермонтова можно, если раньше с ними сталкивались в школьной программе. Знакомые строки быстро запомнятся и выстроят образный ряд. Для тех, кто еще не сталкивался с творчеством Михаила Юрьевича, нелишним будет ознакомиться с его наиболее популярными стихотворениями, поскольку так или иначе придется с ними столкнуться в ходе учебной программы в школе или вузе (для филологического отделения).

Примеры стихотворений, которые изучаются в школе:

• «Осень»;
• «Пророк»;
• «Утес»;
• «Тучи»;
• «Из Гете»;
• «Молитва»;
• «Дума»;
• «Расстались мы; но твой портрет…»;
• «Парус»;
• «Бородино»;
• «Синие горы Кавказа, приветствую вас!..»;
• «Ангел»;
• «Кавказ».

Этот примерный список содержит в себе легкие стихи Лермонтова и является основной базой для учеников, некоторые из примеров не заучиваются наизусть, а просто приводятся для ознакомления с творчеством поэта.

Легкие стихи

Многие стремятся найти самый легкий стих и выучить именно его, чтобы облегчить себе задачу, но стоить ли полагаться на мнение окружающих? Ведь в разучивании стихотворения важно понимать его суть, строить цепочку образов и отталкиваться именно от нее, а не просто бездумно заучивать текст. Выбрать наиболее подходящее стихотворение можно, перечитав несколько примеров и соотнеся их между собой. Для многих самым легким стихом Лермонтова является «Парус».

Образность этого стихотворения и простой язык дают возможность для быстрого изучения, также легко строится мысленный образ происходящих событий. Такой вариант идеально подойдет тому, кто хочет в короткий срок выучить произведение. Также можно обратить внимание на:

• «Прощай, немытая Россия…»;
• «Утес»;
• «Она поет — и звуки тают…»;
• «Я жить хочу! Хочу печали…»;
• «Солнце осени»;
• «Зови надежду — сновиденьем…».

Это самые легкие стихи Лермонтова, выучить их не составит большого труда, достаточно придерживаться определенной тактики в запоминании. Сначала необходимо прочитать стихотворение несколько раз, вдуматься в каждую строчку, понять ее смысл, образно выстроить картину событий, выбрать отдельные слова или фразы, за которые можно будет уцепиться для возникновения образов в памяти. После этого следует записать стихотворение вручную или на диктофон, зависит от того, как человек лучше всего воспринимает информацию. Далее нужно повторять стихотворение либо с визуальной, либо со звуковой подсказкой.

Легко запоминающиеся стихи Лермонтова. Какие знаете?

В творчестве Лермонтова есть короткие и легко запоминающиеся стихи, которые будет просто выучить даже детям младшего возраста.

К очень красивыми и лиричными стихами Лермонтова легкими для заучивания я бы отнесла эти:

Утёс

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.

Парус

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..

Играют волны – ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит…
Увы! он счастия не ищет
И не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Тучи

Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.

Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные…
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.

И скучно и грустно

И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят – все лучшие годы!

Любить… но кого же?.. на время – не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? – там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и всё там ничтожно…

Что страсти? – ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг –
Такая пустая и глупая шутка…

Елена Шварц — «Что меня бросило в объятья Диомида» – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

«Сильные тексты» — это «виртуальный филфак», цикл открытых семинаров, на которых происходит свободное обсуждение канонических стихотворений русской литературы. Во втором сезоне — женские стихотворения о любви. Шесть текстов, посвященных разным стадиям чувства: зарождение, эмоциональный подъем, подозрение в измене, ревность, угасание и рефлексия над прошедшей любовью. 

Этот семинар посвящен стихотворению Елены Шварц «Что меня бросило в объятья Диомида».

Ведущие семинара: Роман Лейбов, Олег Лекманов.

Участники: Галина Шкумат и Валерий Шубинский — филологи, Дмитрий Воденников — поэт, Михаил Шейнкер — литературовед и литературный критик, Елизавета Хереш и Вера Фёдорова — пытливая молодежь.

Что меня бросило в объятья Диомида?
Пусть ответит знаток

Дел этих темных.
Может быть — месть, нелюбовь,
Ненависть ли к себе?
Хоть напыщенный, важный,
Глупый — но всё же влюбленный,
Всё же — сенатор и воин.
Даже рубец вдоль ребра,
Нанесенный вражеской пикой, —
Будь у любимого,
Сколько бы нежности вызвал,
Как бы его целовала!
А Диомидов рубец равнодушно
Чиркнула ногтем.
Нет, не на радость ему
Домоганьям его уступила —
От нелюбви за ночь
Стерся как будто и пол.
Рассвет нашел нас волками,
От ненависти дрожащих,
Некормленых и свирепых
По углам цирковой клетки.

Лейбов: В этом сезоне семинара или сериала «Сильные тексты» мы попытались выстроить сюжет, связанный с любовной лирикой, и смело взять только женских авторов. Сегодня мы с вами вместе прочитаем стихотворение Елены Шварц, которое называется «Что меня бросило в объятья Диомида». Но прежде я представлю вам участников нашего разговора. Галина Шкумат — специалистка по творчеству Елены Шварц, Валерий Шубинский — автор огромного количества прекрасных книг и статей и автор, что тоже очень важно, статьи о творчестве Шварц, Михаил Шейнкер — литературовед и одновременно участник литературной жизни интересующего нас периода, организатор московского литературно-художественного семинара, который объединял неофициальных авторов двух столиц (на самом деле не только двух столиц, но нас особо интересует сейчас это), две девушки, которые представляют категорию, которую обычно мы для себя именуем пытливой молодежью, — это Елизавета Хереш и Вера Фёдорова, они тоже подключатся к нашему разговору, а также поэт Дмитрий Воденников.

Я не очень понимаю, надо ли напоминать тем, кто пришел слушать разговор о Елене Шварц, кто такая Елена Шварц. Мне кажется, что это немножко избыточная вещь и что сама тема диктует, как у Лотмана сказано, структуру аудитории. Но на всякий случай: Елена Андреевна Шварц — ленинградский и петербургский поэт. Ленинградский — по месту прописки, петербургский — по окружающим обстоятельствам, контексту и традициям. Елена Шварц принадлежит к тому поколению ленинградских поэтов, которое, скажем так, младше Бродского и Кушнера. Для них странным образом символично, как мне кажется, можно провести границу между теми, кто родился в войну и после войны, и теми, кто родился до войны. Важно, что молодость этих людей пришлась на так называемый застойный период. Очень спокойный, самый сытый и самый скучный в советской истории, когда время было тягучим и казалось, что никогда ничего не кончится, что каждый день будет выходить один и тот же Леонид Ильич. И даже никого особо не волновал Леонид Ильич. Всё это ощущение, которое трудно передается нехудожественными средствами, ощущение такого тягучего, бесконечного дня сурка, внутри которого, однако, возможна какая-то такая отдельная подпольная культурная работа именно потому, что это время — и сытое для советского времени, и спокойное для советского времени, не жестокое для советского времени. Когда говорят о Шварц, вообще очень часто вспоминают это поколение. И это правильно, потому что это были одни и те же самиздатовские ленинградские журналы, это была та же премия Андрея Белого, которую Шварц получила в те годы, это были одни и те же компании, по одним и тем же рукам ходили эти списки стихов. Если ты попадал в Питер в конце 1970-х — начале 1980-х, сразу где-то откуда-то из воздуха вдруг выскакивал номер самиздатовского журнала. Это мог быть «Обводный канал», могли быть «Часы», «37» — по-разному. Невозможно было попасть в эту среду и не окунуться сразу же в эту культуру. Когда вспоминают о Шварц, всегда вспоминают Дину Морисовну, ее мать, которая долгое время была заведующей литературной частью БДТ (собственно, всё время, покуда Товстоногов был главным режиссером главного театра Ленинграда). Там соотношение главного режиссера и завлита было совершенно не таким, как обычно это бывало в советских театрах. Это был очень заметный человек в культурной жизни Ленинграда. И от этого как-то всегда очень бойко переходят к разговору о ролевой лирике Шварц. Это риторически очень легко: она выросла за кулисами, поэтому… На самом деле, в ролевой лирике Шварц ничего театрального нет. Это не Высоцкий, это не «игра на разрыв аорты». Это особая поэтическая техника говорения об интимном с помощью чужих слов. При этом за этими чужими словами всегда угадывается Шварц — ее трудно с кем-нибудь спутать. Я не буду сейчас употреблять термины, но интонацию Шварц мы знаем и понимаем довольно хорошо, что Шварц, конечно, не связана с некрасовский традицией ролевой лирики — Шварц связана, скорее, с театром. Это не конкретный БДТ и не ролевая лирика ее современников, предшественников — это, скорее, Михаил Кузмин. Мне кажется «Александрийские песни» были очень важны для нее. Я не специалист, но вообще Кузмин, кузминский опыт был очень важен. И через эту культуру модернизма очень важны переклички — сюжетные, мотивные — с лирическими текстами других авторов. Для этого стихотворения, конечно, ужасно интересно, как Шварц — по-моему, впервые — в таком резком виде использует в женской лирике сюжет заместителя. Заместительниц мы знаем — этот сюжет, по крайней мере, со времен Лермонтова, когда возлюбленная, адресат речи (в данном случае у Шварца не адресат, а герой), объявляется заместителем настоящего героя. В мужской лирике это героиня, и это обычно очень романтические стихи: «Нет, не тебя так пылко я люблю…» А у Шварц это всё приобретает древнеримскую остроту. 

С удовольствием предоставляю слово Олегу Лекманову, который тоже имеет свои соображения об этом тексте и о поэтессе Шварц. Пожалуйста. 

Лекманов: Спасибо, Роман. Я хочу немножко подхватить эту тему заместителя и контекста, потому что мы сегодня, наверное, будем по-разному смотреть на это стихотворение: кто-то наверняка будет о нем говорить в связи с другими стихотворениями Шварц, а мне бы хотелось наметить тематический контекст, тему, которую я бы обозначил так — «Ночное эротическое свидание, конец которому кладет наступающее утро». Такие тексты есть в русской поэзии перед Шварц, и я совершенно не претендую на то, чтобы исчерпать этот контекст и даже чтобы проанализировать все тексты. Тем не менее я бы хотел попробовать показать несколько таких стихотворений и обратить внимание на разницу и на сходство — для быстрого анализа как раз интереснее всего, что общего и что различного. Вот первое классическое школьное стихотворение Лермонтова «Утес» (все мы его учили в школе, не очень вдумываясь в смысл), где есть ночь («ночевала тучка золотая»), где есть наступление утра, как и у Шварц («утром в путь она умчалась рано»), но где описывается всё совершенно по-другому, через предметы — утес и тучку. Я хотел обратить внимание на две вещи. Что касается разницы — здесь представлена мужская точка зрения, и размышления мужчины, хотя это написано не от лица утеса, правда, это пишет поэт Лермонтов (или условный «автор»), тем не менее в финале («…остался влажный след в морщине старого утеса. Одиноко / Он стоит, задумался глубоко») наше внимание переключается на мужчину, не на женщину. У Шварц, как мы помним, всё совершенно по-другому. А сходство далекое. Я не говорю, что это подтекст — это ни в коем случае не подтекст. Я бы хотел обратить внимание на след. В стихотворении Шварц этот рубец, который оставлен вражеским копьем и над которым рефлексирует главная героиня, здесь — этот след в морщине, который оставляет тучка золотая. 

Следующее стихотворение, о котором поговорим совсем коротко, — это стихотворение Анненского, кажется 1908 года, «Смычок и струны». Роман говорил про петербургский контекст — это один из главных петербургских поэтов, один из важных для Шварц авторов, наряду с Кузминым. Здесь, как и у Лермонтова, опять не мужчина и женщина — здесь смычок и скрипка, и опять ночь, опять наступающее утро. Я хотел бы обратить внимание на то, что здесь начинается всё с мужского ощущения:

Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны! 

Кому ж нас надо? Кто зажег
Два желтых лика, два унылых…
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их. 

Здесь мы опять сначала глядим на всё «глазами смычка», смычок всё это чувствует. Потом, впрочем, у Анненского, как у человека разных психологических реакций, скрипке тоже дается почувствовать:

Но сердцу скрипки было больно. 
Смычок всё понял, он затих,
А в скрипке эхо всё держалось… 

Здесь двойная точка зрения на происходящее событие. Я бы хотел обратить внимание еще на одно сходство — опять не подтекст, но сходство почти прямое, прямая параллель. У Шварц всё кончается:

Рассвет нашел нас волками,
От ненависти дрожащих…

В стихотворении Анненского:

Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели.  

То есть очень сходные функции — наступающее утро, внезапный яркий свет, но картины совершенно разные: без сил, изнеможенный этой страшной кошмарной ночью любви смычок, лежащий в футляре, как в гробу, а у Шварц совершенно другая картина — герои ощерились, как волки.

Следующий текст я выбрал не совсем честно, потому что в нем нет ночи любви, но в нем зато есть многое другое. Это стихотворение Мандельштама «За то, что я руки твои не сумел удержать…» Почему я его взял: здесь есть ночь и наступает утро, здесь есть античность, как и в стихотворении Шварц, и здесь есть Троя — стихотворение называлось первоначально «Троянский конь». Я хочу напомнить, что Диамед, а не Диомид — герой Троянской войны, царь-участник на стороне греков. Есть тематическое сходство и сходство обстоятельств, описываемых ночью, и есть Троянская война. И у Мандельштама всё показано глазами мужчины. И, наконец, самое неожиданное и, по-моему, самое интересное — московский контекст, и это очень непохоже на текст Шварц. И здесь можно было бы говорить о знаменитой московской песне Булата Окуджавы 1961-го года и петербургском стихотворении Шварц. Этот текст я, пожалуй, напомню:

Всю ночь кричали петухи
и шеями мотали,
как будто новые стихи,
закрыв глаза, читали. 

И было что-то в крике том
от горькой той кручины,
когда, согнувшись, входят в дом
постылые мужчины. 

И был тот крик далек-далек
и падал так же мимо,
как гладят, глядя в потолок,
чужих и нелюбимых. 

Когда ласкать уже невмочь
и отказаться трудно…
И потому всю ночь, всю ночь
не наступало утро. 

Опять мы видим ночь и не наступающее у Окуджавы утро. Таких не очень много в русской поэзии. Напомните, если я забыл какие-то тексты, — это эротическое свидание двух не любящих друг друга людей, потому что в стихотворении Шварц объясняется, что не только она, но и Диомид тоже в конце говорит о том, что он согласился на это свидание…

Лейбов: Конечно, она царапалась.

Лекманов: Царапалась, и вообще они двумя волками оказались. Мы видим всё глазами мужчины, и самые сильные и запоминающиеся строки — мужские: «…как гладят, глядя в потолок, чужих и нелюбимых». Но слово «постылый», «когда, согнувшись, входят в дом / постылые мужчины» — это увидено глазами женщины. Окуджава такую историю сделал в своем тексте. У Елены Шварц это по-другому, а как по-другому — об это мы сегодня и поговорим.

Лейбов: Спасибо большое, Олег! Замечу, что там есть же вариант «стыдясь себя, мужчины». Интересно было посмотреть, как Окуджава от этой мужской точки зрения пришел к женской. Текстология Окуджавы — это отдельная тема. 

Я приглашаю высказаться Галину Шкумат, которая нам, может быть, что-нибудь ответит на загадки этого текста.

Шкумат: Я начну разговор издалека, с пресловутой театральности, о которой все-таки действительно принято говорить в связи с лирикой Шварц, и, следуя традиции, скажу, что действительно ролевая лирика занимает большое место в ее творчестве. Под ролевой лирикой я предлагаю понимать стихотворения, которые написаны от лица какой-то маски, сознание которой имеет некую стилистическую окрашенность, которой, как правило, нет в других произведениях автора. И у Шварц в 1996-м году вышел сборник «Mundus Imaginalis: Книга ответвлений», который был полностью составлен из таких стихотворений-масок, главная особенность которых, по словам самой Шварц, — это «загримированность, говорение из-под маски, переодетый (или перерожденный) автор». Эти стихи написаны от лица цыганки, придуманного эстонского поэта и даже Моисея. А самое важное, по признанию Шварц, произведение такого рода — «Труды и дни Лавинии…», книга, «написанная от имени безумной монахини». 

В сборник «Mundus Imaginalis» как раз входит цикл «Кинфия», частью которого является наше сегодняшнее стихотворение. В предисловии к поэме мы читаем следующие строки: «Кинфия — римская поэтесса I века до н. э., героиня элегий Проперция, прославившаяся не только талантом, но и дурным нравом. Стихи ее не дошли до наших дней, однако я всё же попыталась перевести их на русский язык». В этих словах, очевидно, заложено противоречие: Шварц с самого начала указывает на ложную природу мистификации — «стихи не сохранились, но я всё равно перевела». И важно, что Шварц действительно старается в этом цикле воспроизвести мировоззрение римлянки I века до н. э., легендарной поэтессы и возлюбленной Проперция, и воссоздает атмосферу Римской империи. На примере нашего стихотворения это видно не слишком ярко, но я чуть позже приведу другие примеры.

Интересно, как сама Шварц объясняла, почему ей нравятся такие ролевые стихи: «Сочинение таких вещей, конечно, носит игровой характер и помогает по-новому взглянуть на привычное. Известный принцип остранения. Забавно перенести свою жизнь из России 70-х как бы в древний Рим, всё становится смешнее и красивее. Древний Рим послужил мне чем-то вроде девичьей или кухни — для сплетен и сведения счетов, стихи «от себя» такой возможности не дают. Кроме того — так хорошо иногда убежать от себя как можно дальше, чтобы вернее вернуться».

Я немного расскажу о цикле в целом, о том, какой предстает в нем наша героиня. Потому что это правда, как мне кажется, поможет нам некоторые вещи прояснить. Ведущие, наверное, черты характера Кинфии — переменчивость нрава, вспыльчивость и даже жестокость. Это всё мы видим уже в первом стихотворении. Стихотворение называется «К служанке», и в нем она, собственно, так и говорит:

В Риме никто переменчивей нравом
Меня не рождался —
Нынче, куда ни взгляну,
Всё раздражает меня.

В этом стихотворении Кинфия ждет возлюбленного, но он всё никак не приходит, а ее очень раздражает попугай. Сначала она говорит: «В клетке кричит попугай — / Разговорился, проклятый!», а потом:

Всё верещит попугай —
Жалкого жалкий подарок.
Задуши его быстро, рабыня.
Тельце зеленое после в слезах поплывет,
Буду тебя проклинать, но сейчас задуши поскорее. 

То есть мы понимаем, что попугай — подарок возлюбленного, который ее раздражает сейчас, и мы знаем, что он не приходит (почему он жалкий — скажу чуть попозже), но всё равно она готова убить птицу только потому, что злится на того, кто ее подарил. И в этом стихотворении как раз преобладают реалии Древнего Рима. Багровая мазь, чемерица, использовавшаяся в качестве лекарства от множества недомоганий, раб, пойманный на воровстве, служанка, сам город Рим, легионы, трактир. Или вот второе стихотворение цикла, где она в своих мыслях расправляется с отцом, развратником и ханжой:

В уме казню его по-разному — тыщу
Раз и еще раз тыщу, —
Чтоб однажды и в самом деле
Молоток подняв — по виску не стукнуть.

Служанку, которая «наступила ей на тень» в другом стихотворении, она собирается отправить в ссылку, и так далее, в цикле очень много примеров разной жестокости. В стихотворении, которое называется «Разговор», она беседует с греком и сетует на старость, но грек утешает ее: душа человека проходит разные возрасты, и голубая душа становится сначала зеленой, потом карминной, фиолетовой, желтой, оранжевой — душа должна пройти все цвета и, наконец, стать белой — мудрой. Кинфия отвечает ему, что она «на дню меня[ет] цвет свой / Сотню раз — то синий, то зеленый».

В ней сочетаются жестокость и любовь ко всему мелкому, тому, что человек обычно излучает и может даже убить. 

Я же кроткая, я кротче всех.
Мной рабы мои всегда довольны,
Муравья я обойду сторонкой,
У ребенка отниму жука.

Мир, окружающий Кинфию, напротив, не очень приятен. В первом стихотворении она говорит: «Край наш под мокрым застыл одеялом», в нем «смотрят кровавые игры», «жрут ягнят, телят и голубей». Этот мир совершенно нельзя назвать мужественным. Любовник Кинфии — жалкий трус, «папаша <…> — развратник и ханжа». В цикле есть молодой поэт, который только зря действует музе на нервы, дергает ее за подол и машет ручонками. Есть раб, который попадается на воровстве, подлая служанка, мерзкий мальчишка, который за обедом лезет ей под тунику, а пьяных гостей Кинфии приходится выгнать из дома. 

Чуть лучшими предстают в «Кинфии» греки: один умело управляет виллой: «Хлынет дождь — он выставит кувшины, / Не один, а все, что только в доме», а другого Кинфия сама покупает вместо виллы, чтобы тот помогал ей читать Платона, посвятил в египетские тайны, но главное — чтобы утешил ее своей мудростью. 

Единственный однозначно мужественный персонаж, гладиатор, тоже не римлянин — он родом из Галлии. И вот здесь мы видим, что он «поражений в цирке не знает», он мудрый, честный, огромный и печальный, у него много шрамов. Но и он изображён с некоторым оттенком комичности. И Шварц-Кинфия пишет про него:

Вечер сидит, опираясь на остроблещущий меч.
Тяжко с усилием дышит он через рот и глядит
Страстно и жалобно вместе…

Это стихотворение, мне кажется, перекликается с нашим: Диомид, как и гладиатор, кажется, влюблен в Кинфию (или, по крайней мере, называется влюбленным), у него тоже есть шрамы. Хотя Диомид относится, скорее, к неприятным персонажам, он напыщенный, важный, глупый. Кинфия гладиатора не любит, но прогнать его она не решается:

Но, подлой, жалко мне его прогнать,
Когда еще такой полюбит молодец,
А старости вот-вот они туманы.

Возможно это один из ответов на вопрос «Что бросило меня в обьятия Диомида?» Боязнь старости, одиночества, потери привлекательности — это тоже важная тема для Кинфии. Когда-то какая-то служанка очень провинилась перед Кинфией, и она, обладая некоторыми магическими способностями, пугает ее, что сейчас сделает ее некрасивой и никто на нее больше не посмотрит. Это самое страшное, что может случиться с женщиной. И напоследок я бы хотела сказать, что вот этот мир, неприятный и не мужественный, отчасти отсылает к Проперцию, потому что он в своих элегиях действительно предстает не очень-то смелым и мужественным. Например, так он описывает свою охоту: 

Но мне ни к чему беспокоить горячих львов 
Или спешить навстречу диким кабанам. 
Моя отвага ограничится ловлею редких зайцев 
Или стрельбой из лука по птицам. 

Такое окружение объясняется, конечно, не только тем, что Шварц ориентируется на особенности элегии Проперция. Это отчасти автобиографичность «Кинфии», Шварц отражает здесь какие-то особенности своего собственного окружения. Но об этом, я надеюсь, расскажут старшие коллеги, а я пока не берусь судить. 

В стихотворениях мы видим, что Кинфия действительно переменчива нравом, что она вроде бы в объятиях Диомида, но через какое-то время она считает, что всё это было неправильно и что не нужно этого делать. И мне кажется, что какие-то переклички мы нашли.

Лейбов: Спасибо большое, Галина. Это действительно важный разговор. Мы вырвали стихотворение из цикла, что, вообще-то, нехорошо делать. Галина прояснила нам ту перспективу, в которую встроен этот текст. Я приглашаю Валерия Шубинского. Пожалуйста, Валерий Игоревич.

Шубинский: Я тоже хотел начать с того, что это стихотворение входит в «Кинфию». Это не просто стилизация. В отличие от «Александрийских песен», на которые, несомненно, Шварц ориентируется, в «Александрийских песнях» нет единого героя, в «Кинфии» он есть. Это очень важный момент, это образ поэта, поэта-женщины, который, в силу своей поэтической природы, с одной стороны, внутренне очень витален, с другой — он постоянно находится в состоянии конфликта и непонимания с окружающим миром. Вне этой поэтической функции это всё был бы персонаж известной кинокомедии: «Я такая противоречивая, вся такая внезапная». Здесь это приобретает совершенно иной смысл и иной оттенок. И очень важно внутреннее движение. В первой части цикла, в 1974-м году, Кинфия более напряженная, более витальная. Во второй части, которая появляется четыре года спустя, возникает мотив усталости, увядания, бессилия («Разговор с греком»). Это стихотворение входит в так называемые «довески», которые были созданы еще позже. Тут еще важный момент: несмотря на то, что в «Кинфии» очень много биографических деталей (об этом сейчас скажу), она как персонаж не тождественна Шварц. Во-первых, она гораздо старше: когда Шварц написала «Кинфию», ей было 26–30 лет, Кинфии, это сказано в тексте, 40. И эти «довески» не образуют единого целого. Это примеры того, каким образом тот или иной опыт, те или иные мотивы могли бы еще отразиться в «Кинфии». Очень важный момент — это не третья часть. И, собственно, почему нужно было создавать такой текст, почему это было необходимо. Римские мотивы в ленинградской поэзии 1970-х годов — это очень важная вещь, начиная с «Писем римскому другу» и поэмы «Post aetatim nostram» Бродского и кончая, например, стихотворением Олега Юрьева «Этот город не Рим» 1980 года. Всё это обернется некой внутренней рефлексией. Почему Рим? Видимо, потому, что этот образ Рима времен упадка, имперского Рима, очень хорошо накладывался на советскую реальность и давал какой-то язык для ее описания. Так же как, например, мир Библии позволял Стратановскому замечательно описывать ранний советский период. И в случае Шварц есть еще один аспект — проблема того, каким образом можно отразить в стихах личный, житейский, эмоциональный, человеческий, любой опыт. Мы знаем, что поэзия XX века шла по-разному. Классический путь — поэзия ранней Ахматовой, когда совершенно разнообразные житейские эмоциональные коллизии, значительная часть которых вообще не имеет никакого соответствия реальной жизни автора, подавались читателю как некие фрагменты интимной искры. Огромное воздействие ранних стихов Ахматовой было связано с тем, что читатели воспринимали это как предельно откровенную, интимную исповедь женщины, каковой эти стихи, как мы знаем, не являлись. Во второй половине века стало понятно, что так больше невозможно, что это уже закрытый путь. А что возможно? Каким образом можно о том или ином эмоциональном опыте, личном, интимном опыте сказать в стихах? Есть, например, такой, можно сказать, цикл Бродского, написанный в 1970-м году, — цикл стихов про Иванова, Петрова и Сидорова: 

«Сегодня ночью снился мне Петров.
Он, как живой, стоял у изголовья…» —

когда некие коллизии раскрываются как эпизоды из жизни абстрактных персонажей Иванова, Петрова, Сидорова — и вот тогда о них можно говорить. Шварц создала совершенно другую модель — как бы вымышленную героиню, живущую в ином мире, иной реальности, и наделила ее какими-то чертами своей биографии, своего окружения. Вообще, вся поэзия Шварц, на самом деле, — работа с чужим голосом. В стихах, в обычной лирике Шварц или же в ее маленьких поэмах идет постоянное переключение языковых регистров и переключение говорящего лица. В какой-то момент мы слышим голос, который ближе к авторскому голосу, через минуту голос отдаляется от авторского, и это сигнализируется изменениями языковых регистров. Как это происходит, можно показать на примере любого стихотворения. В «Кинфии» этого нет. Мы видим один говорящий голос, одного человека, который говорит о себе, — женщину. Я не могу сказать, какие реалии чему соответствуют, но есть один пример, который общеизвестен, — это гладиатор, который уже упоминался, он имеет совершенно реальное соответствие. Это полупрофессиональный спортсмен, человек, занимавшийся каратэ и, как я понимаю, много чем еще, который оказался в литературной среде и действительно был близким другом Елены Шварц в 1970-е годы. Вероятно, таких соответствий много, и она сама пишет об этом в предисловии, иронически говоря о сведении счетов и сплетнях. Если говорить конкретно об этом стихотворении, о том, что здесь очень существенно и важно… Если мы посмотрим всю «Кинфию», то увидим, что там просто нет любовных стихов, посвященных основному возлюбленному героини. А мы знаем, кто возлюбленный Кинфии — Секст Проперций, великий римский поэт. Его нет, но зато упоминается, что «любовник мой трус, жалкий урод», и так далее. Можно предположить, что этот «трус» и «жалкий урод» — не кто иной, как Проперций. Вместо этого мучительно любимого персонажа, недостойного любви, но любимого, появляются некие его заместители. Тут очень интересно, что главный заместитель — гладиатор, человек, достойный любви. Это прекрасный человек, но он не любим. А тут появляется уже двойник двойника, появляется Диомид, который и не любим и недостоин. И единственный шрам Диомида соотносится с многочисленными шрамами гладиатора («Слон Ганнибалов носил меньше шрамов, чем он»). И если любовь гладиатора остается, как мы понимаем из стихотворения, без взаимности, без удовлетворения, то здесь мы видим, что может произойти, если такая любовь встретит взаимность, — это еще хуже. Некая маленькая эмоциональная катастрофа. Вот, собственно, то, что я хотел сказать. 

Лекманов: Мы наверняка будем говорить про античный колорит этого текста, про то, зачем он нужен, — то, о чем говорила немножко Галина, о чем много говорил Валерий. Я хотел обратить внимание на удивительную современность этого стихотворения. Шварц была одним из самых популярных современных русских поэтов во многом, может быть, поэтому. Потому что есть эти начальные строки, начальные стихи: 

Что меня бросило в объятья Диомида?
Пусть ответит знаток
Дел этих темных.
Может быть — месть, нелюбовь,
Ненависть ли к себе?

Возьмем 90 % современных сериалов и увидим там эту тему: женщина, которая бросается в объятия к нелюбимому человеку просто от отчаяния. 

Лейбов: Или от чего-то другого. 

Шубинский: Тема эта глубоко тривиальная. В том и величие поэта, что он сделал тривиальное нетривиальным.

Лекманов: Это правда. Но я хотел обратить внимание на начало — «дел этих темных». Понятно, что, с одной стороны, это отчасти обыгрывает то, что дальше будет ночь, а потом она сменится утром. С другой стороны, это почти жаргон — «ваши темные дела» и всё такое. Я хочу сказать, что вот эта античность особенно интересна, или наоборот, современность особенно интересна на фоне античности, с которой она каким-то образом корреспондирует в тексте. 

Лейбов: Я хотел, во-первых, поблагодарить Валерия за еще большие прояснения контекста для широкой аудитории. И, конечно, замечателен этот сюжет с гладиатором, который неожиданно развертывается в заключительную метаморфозу, как часто это у Шварц бывает. Я предоставляю слово следующему участнику. Михаил Яковлевич, пожалуйста. 

Шейнкер: Спасибо. В первой «Кинфии» по крайней мере четыре конкретных адресата. Одного из них назвал Валерий. Есть еще, но, как вы понимаете, я не буду их называть. Сережу Лендера я вспоминаю, это было существо, действительно поражающее воображение, по нашей тогда к этому неподготовленности. Мне приходилось с ним быть в одном небольшом помещении, и это поражало воображение. Так вот, атмосфера возникает. И, конечно же, если подходить к «Кинфии» как к роману с ключом, а это и есть роман с ключом, то условия создания этих текстов таковы. Нормальный писатель, сочинитель пишет что-то с расчетом это опубликовать, и из этого он исходит в своих стратегиях. Кто-то это прочтет, в частности те, кому это адресовано, и нужно сделать так, чтобы они прочли, но как-то решить вопрос с тем, обижать их смертельно или не обижать. В случае с «Кинфией», с неофициальной литературой, так называемой «второй культурой», дело обстоит иначе. Это роман с ключом, ключи от которого сам автор раздает в несколько доверенных рук, потому что если это маленькое квартирное чтение и там сидит несколько близких друзей, то понятно, о ком и о чем идет речь. И в то же время это ключи, которые выбрасываются в неизвестность, письмо в бутылке, потому что к кому это попадет — предсказать невозможно. Пути движения книги более предсказуемы, чем пути движения самиздатской машинописной или рукописной копии. Или тех мастеров, вроде вечно памятного Гриши Ковалева, который всё запоминал наизусть. Понимаете, «Кинфия» — такого рода роман с ключом, у которого есть прямые адресаты. Но дело не только в этом, потому что, конечно, «Кинфия» исполняет еще и функцию комнаты смеха и этой пресловутой японской комнаты в офисе, где служащие приходят бить резиновые куклы своего начальства. Есть еще одна очень важная для Лены вещь — соотнесенность с античностью, которая для нее была чрезвычайно во всех отношениях привлекательна, потому что адресатом «Кинфии» был и Проперций тоже. Не герой, в отличие от других римских литераторов (и не только литераторов — римских героев). Но самое главное, что этот внешний декор стилизации позволил ей реализовать те ритмические, «музыкальные» принципы, к которым она стремилась. «Мое предпочтение, — пишет она, — грань между гармонией и додекафонией. Я мечтала найти такой ритм, чтобы он менялся с каждым изменением хода мысли, каждым новым чувством или ощущением». И возможности для этого прямо предоставляла «Кинфия» с этой ее античной стилизацией. Кстати, интересно, что это подпольное самиздатское бытование, не позволило, за исключением одного случая, специалистам заняться классической, академической подоплекой «Кинфии» как поэтического текста. Об этом только однажды, кажется, в 1983-м году, написал Дмитрий Панченко, классик, который в известной степени разобрал размеры, которые Лена стилизовала в «Кинфии», и вообще устройство этой вещи с точки зрения соотнесенности с прямым источником — римской лирикой I в. до н. э. 

Что же касается непосредственно этого стиха и его помещения в разряд «разрозненных»… Причиной является то, что оно стало позднейшим дополнением, посвященным эпизоду, произошедшему, по-моему, уже когда «Кинфия» была формально окончена. Это стихотворение, естественно, не могло встроиться в первую часть, которая написана в 74-м году и которую, кстати сказать, Шварц не отдала в «Лепту». Была такая собранная весной 75-го года эпохальная антология, которая должна была проделать путь попыток издания, и в течение примерно года муссировался этот вопрос, писались какие-то рецензии. Так вот, Шварц не включила «Кинфию» в состав своей подборки в «Лепте». Не включила, потому что она считала, что «Кинфия» представляет ее строго определенным образом и в «Кинфии» она решает свои строго определенные, личные задачи, в том числе и задачи некоей эмоциональной, психологической, биографической сублимации. В то же время она совсем не оценивала этот текст как какой-то второстепенный или незначительный. Еще в совсем юном возрасте она написала: «От поэта не могут остаться одно, два, три, стихотворения — только он весь, его зарифмованная душа, его гениальные и бездарные строки». «Зарифмованная душа» — это, конечно, пишет еще совсем юная Елена Шварц, еще почти ребенок, но тем не менее так она сказала. Судьба этого текста, помещенного в раздел «Разрозненные» (так он называется?) — аппендикс «Кинфии», объясняется тем, что для Шварц была необычайно важна идея поэтической книги. Она шла здесь вслед за Кузьминым, вслед за Мандельштамом, и обнаружила в какой-то момент, что книга «Кинфия», в двух ее частях, завершена, туда уже ничего больше не добавить. Ей было очень важно не нарушать эту цельность, это единство. Она была совершенно не готова и не стремилась и не хотела делать это. Поэтому эти стихи, как и многие другие, написанные под маской Кинфии, остались в разделе «Разрозненные» — книгу нарушать было нельзя. Надежда Яковлевна Мандельштам, кстати, пишет что Осипа Эмильевича спасло (она считает, что спасло) от общего для того времени стремления к какому-то прозаическому эпосу его необычайное внимание к поэтической книге, которое заняло всё поле его устремлений. А теперь, если говорить непосредственно об этом тексте, какие-то его дополнительные свойства обнаружить, то, конечно, он является отраженным пересечением. Во-первых, «Клавдия, ты не поверишь — влюбился в меня гладиатор». И, во-вторых, «Снова сунулся отец с поучением». Там есть прямые лексические параллели, я уж не говорю о параллелях психологических, поведенческих. Смотрите: рубцы гладиатора («слон Ганнибала носил больше шрамов чем он») и рубцы здесь. Теперь клетка. «Как сытый волк и на зиму овца». Там волки сыты, а здесь волки не кормлены и свирепы. Довольно загадочное «стерся как будто и пол» — это римский пол, каменный. К чему этот пол нас ведет? Не к полу, не к сексу — он ведет нас к воспоминаниям о том, что его волокут по каменному полу, он цепляется, не за что цепляться. Это томительное безысходное ощущение на глазах происходящей чувственной катастрофы, которая реализуется в пробуждении в виде волков, «от ненависти дрожащих». И это возвращает нас ко многим эпизодам, предшествующим «Кинфии». Вот эта физиологическая подробность деталей мести, ненависти, отчуждения — это всё едино, всё это — продолжение того, что было в книге, но это уже не входит в книгу, не может войти, потому что рамки книги закрыты — она уже переплетена, уже оформлена. Впервые она в полном своем виде вышла в приложении к «Часам» 1980-го года, и всё с ней закончено. Но возникают жизненные эпизоды, где эта маска оказывается снова удобной, необходимой, скрывающей непосредственное содержание эпизода, но позволяющей о нем рассказать. 

И последнее. Само начало, зачин этого стихотворения и подход к нему. Смотрите, в «Кинфии» две формы — послание и манифестация героини. Послание — в тех случаях, когда это имеет некий конкретно-бытовой, психологический подтекст и авторские манифестации, когда речь идет о творчестве, о разнообразных метафорах творчества, которые по всей «Кинфии» разбросаны. Здесь — некое обсуждение, некий нарратив по поводу того, что там такое произошло. Это для «Кинфии» не очень обычное построение. А что же меня бросило в объятия Диомида? Глупый, но всё же влюбленный, и самое главное — всё же сенатор и воин. У Диомида есть довольно большой символический капитал, но этот символический капитал, который, может быть, был основанием надежды на то, что зажжется какая-то любовная искра, в данном случае не сработал. И даже если добавить к этому символическому капиталу какую-то дополнительную черту, этот самый рубец — он тоже не сработал, и «рассвет нас нашел волками». В ужасном положении, в этом мучительно-тревожном, безысходном состоянии, которое подчеркивается здесь, — «рассвет нашел нас волками», а следующий оборот согласован не с «волками», потому что тогда было бы «дрожащими», «накормленными», «свирепыми», — он согласован с «нас». Елена Шварц была довольно внимательна к синтаксису, часто устраивала осознанные синтаксические и лексические игры, делала это всегда сознательно. Я думаю, что этот синтаксический сбой, некоторое неудобство согласования:

Рассвет нашел нас волками,
От ненависти дрожащих,
Некормленых и свирепых
По углам цирковой клетки.

Оно подчеркивает актуализирует то невозможно мучительное, непереносимое состояние человека, ожидавшего чего угодно, но не этой утренней клетки, в которую он загнан. 

Эта клетка в финале возвращает опять «К Клавдии», к гладиатору. Она подчеркивает и это мучительное эмоциональное состояние, которое этот жизненный эпизод вызвал (вызывал), он оставался таким и он потребовал, чтобы в какой-то момент он был поэтически воссоздан и реализован, но под маской. Вот, мне кажется, то, что я могу добавить об этом стихотворении. 

Лейбов: Спасибо большое, очень здорово. Да, мне тоже кажется, что там осознанно нарушены наши ожидания, это не синтаксическая неправильность. Мы полагаем, что это нормальная языковая метаморфоза, которая выражается творительным падежом, скрытое сравнение, но нет, перед нами настоящая метаморфоза. И действительно у Шварц очень часто и очень эффективно это используется.

Шейнкер: Это всегда продуманно, всегда корректировалось, правилось неоднократно. 

Лейбов: Олег, пожалуйста. 

Лекманов: Спасибо, это действительно очень интересно. Я хотел вернуться к строчкам «От нелюбви за ночь / Стерся как будто и пол». Здесь, в этом коротком фрагменте, я хочу с вами полемизировать и не согласиться. Вы говорите, что это никакой не секс. Я-то как раз думал, что это такое центральное физиологическое место в этом тексте. Это такое елозение на полу от нелюбви, они как животные спариваются, и, конечно, это метафора. Они елозят-елозят-елозят, и пол почти совсем стирается, и, как мне кажется, это продолжает то, что было выше. Обратим внимание «Диомидов рубец равнодушно / Чиркнула ногтем»: ей хочется, чтобы мы испытали это неприятное ощущение чирканья острым ногтем по рубцу, уже, может быть, зажившему, но болезненному. Дальше идет это елозение на полу, и, естественно, всё это переходит в волков, потому что куда это еще может перейти, кроме волчьего, животного, ненавистного по отношению друг к другу состояния. 

И еще. Валерий сказал про Ахматову. То, как вы описываете прием Шварц адресации своих текстов, мне очень напоминает «Поэму без героя». С одной стороны, она направлена к очень небольшому количеству людей, которые могут это понять. Ахматова узнала о предполагаемой смерти Судейкиной и рассказала это для двух-трех человек. В то же время понятно, что, как и цикл Шварц, это направляется к гораздо большему количеству читателей, которые могут читать это, не зная, кто тут Диомид, кто гладиатор.

Лейбов: Спасибо. Да, Михаил, пожалуйста. 

Шейнкер: Я хочу уточнить. Я совсем не отказываюсь видеть в слове «пол» еще и секс, тем более что это стихи, и если сказано «пол», то он явлен во всех значениях. Я хотел подчеркнуть, что это, на мой взгляд, редукция всех этих половых дел, «дел этих темных». Это, кстати, выражение чисто ленинградское. «Это ваши московские дела», — говорили ленинградцы по поводу очень многих вещей.

Лейбов: А москвичи говорили: «Это ваше ленинградское дело».

Шейнкер: Уверяю вас, в течение многих-многих лет я жил в этих двух городах, и частотность использования этой конструкции в Ленинграде была выше. Москвичи вальяжно, снисходительно говорили: «Это ваши ленинградские дела». Поэтому, конечно, пол, но возвращение к отцу, который сунулся с поучением, безысходность и неуправляемость чувством, которое вдруг оказывается абсолютно не зависящим ни от каких внешних причин. Вот это важно.

Да, и еще, когда вспоминали стихи, в которых утро обнаруживает что-то ночное, — это, конечно, пастернаковская «Вакханалия». Это огромный пример и, конечно, для Шварц очень небезразличный. И фетовское «Ночь и день». В общем, таких образцов много. 

Лейбов: Прежде чем Дмитрий произнесет свой монолог, мы переходим к части, когда начинают высказываться младшие участники семинара, в значительной степени ради которых мы всё это делаем. Пожалуйста, Елизавета. 

Хереш: Спасибо! Я внимательно слушала то, что вы говорили, и это как раз очень хорошо и очень органично подошло к тем вопросам, которые я хотела задать, и к тем местам текста, на которые я обратила внимание. Говорили, что Кинфия агрессивна и вспыльчива, а о мужчинах в статье Дмитрия Панченко есть интересное выражение «немужественный мужской мир». Но, мне кажется, если применить это выражение к этому конкретному тексту, мы столкнемся с неким противоречием, потому что тут Кинфия не агрессивна и не вспыльчива. Я бы даже сказала, что ее субъектность в этом тексте снижена. Потому что в объятья Диомида ее бросило — не она бросилась, а ее бросило. И страсти, которые стоят в ней и управляют ею. Потом она уступает домоганиям, и рассвет находит их. То есть постоянное присутствие чего-то высшего и более могущественного, которое как-то управляет ее действиями. Это первый момент. И я хотела узнать, видите ли вы тоже, что в данном тексте (возможно потому что он поздний, потому что добавлен) получается, что героиня — иная лирическая маска, у нее иные характеристики. Второй момент — присутствие в тексте очень сильных эмоций — нелюбовь, месть, ненависть к себе, равнодушие, нежность — огромная эмоциональная палитра. При этом — возможно, благодаря античной стилизации и античным размерам, а возможно, подбору лексики — у меня вызывает ощущение холодного анализа своего тогдашнего состояния, как будто разбора: «Что я чувствую сейчас? Что я чувствовала тогда? Почему это тогда произошло?» Мне кажется, что это становится возможным благодаря ролевой лирике, потому что в начале семинара говорилось, что мы всегда видим Шварц за этими масками — возможно, это сама Шварц стоит и анализирует свою маску. Это показалось мне очень интересным. И третий момент — изменение пространства. Потому что из интимного и не видного никому пространства спальни, где происходит слияние не-любовников, которые не испытывают друг к другу теплых чувств, это пространство становится цирковой клеткой — абсолютно проницаемой, абсолютно прозрачной. Прозрачной не только для Шварц, но и для какой-то, может быть, толпы, не названной в этом стихотворении, для абсолютно всех глаз. Мне кажется, это очень интересная черта, потому что в тех примерах, которые приводил Олег Андершанович, такой пространственной метаморфозы не происходило. Наступило утро, утес оставался утесом и тучка оставалась тучкой; звук прекращался, но скрипка не превращалось во что-то другое, и смычок оставался таким же. То есть, мне кажется, что эти примеры очень хороши сюжетно, но Шварц — это шаг вперед или в другом направлении, потому что тут еще такие пространственные изменения. Вот, наверное, то, что я хотела сказать.

Лейбов: Спасибо большое. Олег, пожалуйста.

Лекманов: Я хотел совсем коротко обратить внимание на одну часть того, о чем замечательно спрашивала Елизавета, а именно на аналитическую исповедь. Мне кажется, это как раз к тому, что я пытался говорить о сферах современности. Это более современно, чем то, что у Шварц еще написано. Такой вот монолог, с точки зрения сегодняшнего восприятия, может быть воспринят именно как своеобразный ответ на вопрос психотерапевта «Что вас привело ко мне сегодня?». Удивительная современная рефлексия по поводу того, что произошло.

Лейбов: Дмитрий что-то хотел добавить?

Воденников: Вообще-то, я не хотел добавить — теперь моя очередь, насколько я знаю. Смотрите, я скоро отключусь, у меня не хватает зарядки.

Лейбов: Ой, ну давайте тогда мы всё поменяем.

Воденников: Мне очень понравилось то, что Миша сказал и что другие говорили по поводу пола. Но я при всем при этом не согласен с тем, что они говорили. «От любви за ночь стерся как будто и пол» — вы знаете, о чем это? Когда на самом деле людей ничего не связывает, они становятся очень изощренными. Когда у тебя действительно есть реальная страсть, нежность, любовь — ты ложишься в постель. У нее, кстати, есть постель («меня как курицу разъял» в каком-то другом стихотворении). И, собственно говоря, сам акт любви — очень простой, примитивный, элементарный, а когда на самом деле у тебя ничего нет, никакой страсти — тогда и приходят эти изыски. С какого хрена, извините, они спустились на пол? Кровати, что ли, не хватало? Это манипуляция, это попытка сделать, испытать то, что ты на самом деле не испытываешь. Это пародия на страсть, квази-страсть. Это, условно говоря, как в порнографии — там всегда происходит не так, как на самом деле. Нет таких сантехников, они не приходят и не делают с женщинами то, что делают сантехники. Это делают только те люди, которые не испытывают к женщине, к мужчине того, что надо испытывать. Елена Шварц здесь абсолютно точно это прописывает. «От нелюбви за ночь стерся как будто и пол» — зачем вы легли на пол? Потому что нет любви. 

Шубинский: То есть пол — это все-таки не половые признаки стерлись?

Воденников: Естественно нет! Это пол, это именно поверхность — мраморная, деревянная, не знаю, что у них там было. Это неудобно — заниматься сексом на полу. Чтобы заниматься сексом на полу, молодым (или не очень молодым) людям, которые находятся здесь в кадре, надо очень сильно постараться. Очень неудобно — у мужчины болят коленки, у женщины болит спина. Это неестественная история. И Шварц это очень тонко нам показывает. Второе. Я не знаю по датам, знала ли она это стихотворение… Помните, самое клишированное стихотворение Бродского: 

Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену. 

И вот героиня Елены Шварц рассказывает нам (понятно, что она не гетера), что происходит с этим человеком, который хотел дать ту цену, за которую любили, и ехал на своей кобыле. Вот он и приехал, и ничего из этого не произошло, по большому счету. Скажу заостренную и, конечно, несправедливую, но, по-моему, смешную вещь: это на самом деле Елена Шварц нам показывает, нам дает такой ответ #metoo — «я тоже». Она показывает женский оборотный взгляд на всю мужскую историю поэзии. Представьте себе, что на самом деле написал бы Диомид, если бы владел даром слова, после ночи с этой героиней? Я думаю, это был бы совершенно другой вариант. Возможно циничный, может быть, восторженный, может быть, это было бы «Я помню чудное мгновенье», а может быть, это было бы то, что Пушкин написал в письме про Анну Керн, про ее очень некрасивые ноги.

Это ужасно крутая история, которую сделала Елена Андреевна. Она ответила от лица тех женщин, которые ехали «под городскую нашу стену». И вот женщина взяла и написала «Дорогой Диомид!» — и это ужасно смешное стихотворение. Мы уже вспоминали Анну Андреевну: «Я научила женщин говорить, но Боже, как их замолчать заставить?» А это женщина, которую научили говорить, а точнее сказать, которая ни у кого не спрашивала разрешения говорить, взяла и ответила. Конечно, первые феминистки были уже в XIX веке, мы помним Кукшину из тургеневских «Отцов и детей». Но на самом деле Елена Шварц — гениальная, первая (я настаиваю на этом) феминистка русской поэзии.

Лейбов: Спасибо, Дмитрий! Только не отключайтесь пока. Вера, пожалуйста, вы можете присоединиться к обсуждению #metoo, а можете что-либо другое спросить или сказать о стихотворении.

Фёдорова: Да, у меня совсем отдельные высказывания. Меня очень заинтересовало слово «рубец». Про него уже что-то было сказано сегодня, насколько я запомнила, в основном, в рамках «Кинфии». Мне бы хотелось поговорить о вообще теме кожи и о теме ранения у Шварц. Это, как мне кажется, частая для нее тема. Не знаю, насколько правомерно сравнивать с этим стихотворением, но мне вспомнились более ранние стихи, в которых тема ранения и тема кожи связана с творчеством. Например, стихотворение «Невидимый охотник». В нем упоминается флейтист, горный дух, который записывает свою музыку на комочек кожи. Вот он нацарапал ноты, натыкал «на коже нарождённой, бумажно-нежной». В этом раннем стихотворении невидимый охотник бежит за героиней именно из ее кожи. И, видимо, это самое ценное для нее. И еще одно стихотворение, которое мне вспомнилось к теме ранения. Это стихотворение примерно, насколько я понимаю, того же времени. Оно написано в 81-м году — «Я родилась с ладонью гладкой», по первой строчке. В нем тоже присутствует тема ранения кожи на этой ладони:

Мой фатум с тяжкою сумой, 
Набитой до краев нетраченной судьбой, 
Царапает бессильно мне ладони…

И здесь это связано еще и с темой судьбы, и совсем в другую сторону. Как мне кажется, неслучайно именно рубец выделяет в своем любовнике героиня. То есть равнодушно чиркнуть по нему ногтем — это не просто сделать ему больно, но, мне кажется, это в ее глазах еще и какое-то величайшее оскорбление, если учитывать контекст того, с каким уважением она относится к коже. 

Шубинский: Вера, во-первых, вы большой молодец — вам пришла в голову интереснейшая вещь, которая, по-моему, никому еще не приходила. Да «Невидимый охотник» примерно того же времени, если я не ошибаюсь, 1975-й год, а первая часть «Кинфии» — 1974-й. То, что вы сказали, — ужасно интересно. Вообще поэзия Шварц очень физиологична. Собственно, великая поэзия почти всегда и духовна, и физиологична, это на полюсах сочетается. И для Шварц, конечно, мотив кожи очень важен. Я хочу обратить внимание: вы знаете, конечно, о великом ленинградском поэте, который для Шварц был очень важен, — о Леониде Аронзоне. Так вот, Аронзон зарабатывал на жизнь в 1960-е годы написанием сценариев научно-популярных фильмов. Один из сценариев сохранился, другие — нет. Есть свидетельство, оно у Кривулина где-то отражено, и я помню, что один из его сценариев начинался словами: «Есть мир в нас и есть мир вне нас. Граница между ними — кожа». Это ужасно интересно. Вера, еще раз спасибо, вы на очень важную вещь обратили внимание 

Шейнкер: Вера совершенно права, таких стихов можно много вспомнить. Дело в том, что в случае с Диомидом и Гладиатором это часть того самого символического капитала, о котором я говорил. У воина должны быть рубцы, это его достоинство. Возник вопрос, обладал ли сенатор творческим потенциалом. Ну, конечно, сенатор не может быть не пишущим и не говорящим. Тот сенатор, о котором здесь написано, уверяю вас, в этом смысле фигура очень значительная. Но, конечно, вы совершенно правы, и этот шрам — очень важная вещь. И для Елены Андреевны физиологизм был важен, начиная с самых ранних стихов и вплоть до самого конца. У нас есть одна секунда?

Лейбов: Есть.

Шейнкер: Проститься с этой темой можно еще одним стихом Елены Шварц: 

Меня, как сухую ветвь,
К Риму долго несла река,
И очнулась я, чуть отпив
Древле волчьего молока,
Что сочится из всех щелей,
Что от самых младых ногтей
Каждый римлянин жадно пьет
Из Волчицы, простершей над Градом
Голубой и бездонный живот.
Вот я шла и брела под ним,
Бормотала себе, и незримо
Обломок жизни моей
Прилепился к руинам Рима.

6 марта 2009 года. 

Лермонтов стихи легкие для запоминания

Быстро выучить легкие стихи Лермонтова

Для кого-то выучить стихотворение — это дело пяти минут, а для кого-то такое времяпрепровождение может стать тяжким трудом. Не у всех есть хорошая память и любовь к поэзии. Именно такие люди задаются вопросом, какой стих самый легкий в творчестве поэта.

Михаил Юрьевич Лермонтов

Прежде чем переходить к изучению легких стихов Лермонтова, следует кратко ознакомиться с особенностями его творчества. Годы жизни поэта и писателя 1814-1841, за которые он создал немало громких произведений, таких как «Демон», «Мцыри», «Герой нашего времени» и другие. Его перу принадлежит около 400 стихотворений и 30 поэм. Для творчества характерны:

• эмоциональность речи;
• иносказательность;
• неясность метафор и сравнений;
• контраст в использовании лексики.

Лермонтов писал в оригинальном стиле, совмещая ораторский стиль с напевными лирическими мотивами. Многие из его стихотворений легко запоминаются из-за своей звучности и образности. Лирический герой Лермонтова находится в постоянном становлении и самопознании.

Короткие стихи

Принято считать, что короткие — наиболее легкие стихи Лермонтова. Такое утверждение не совсем верно, поскольку малый объем еще не означает простоту изложения, но у этого поэта действительно есть простые короткие стихи, выучить которые можно спустя несколько прочтений. Короткими считаются те стихотворения, которые состоят из 4-12 строк, выучить их довольно просто, но именно такие варианты нечасто изучаются в рамках школьной программы, поскольку неэффективны в развитии памяти.

• «Когда с дубравы лист слетает пожелтелый…»;
• «Она поет – и звуки тают…»;
• «Когда легковерен и молод я был…»;
• «Нет, я не Байрон, я другой…»;
• «Чаша жизни»;
• «Силуэт»;
• «Из Паткуля»;
• «Плачь! Плачь! Израиля народ…»;
• «Очи N. N.»;
• Для Сушковой (К Сушковой).

Короткие стихи Лермонтова, которые легко учатся, составляют большую часть творчества поэта. Приведенные в пример стихотворения наиболее популярны и легки для восприятия. Минусом коротких стихотворений является быстрая их утрата из памяти, фактически, как быстро выучил, так быстро и забыл.

Стихи из школьной программы

Легко учить стихи Лермонтова можно, если раньше с ними сталкивались в школьной программе. Знакомые строки быстро запомнятся и выстроят образный ряд. Для тех, кто еще не сталкивался с творчеством Михаила Юрьевича, нелишним будет ознакомиться с его наиболее популярными стихотворениями, поскольку так или иначе придется с ними столкнуться в ходе учебной программы в школе или вузе (для филологического отделения).

Примеры стихотворений, которые изучаются в школе:

• «Осень»;
• «Пророк»;
• «Утес»;
• «Тучи»;
• «Из Гете»;
• «Молитва»;
• «Дума»;
• «Расстались мы; но твой портрет…»;
• «Парус»;
• «Бородино»;
• «Синие горы Кавказа, приветствую вас. «;
• «Ангел»;
• «Кавказ».

Этот примерный список содержит в себе легкие стихи Лермонтова и является основной базой для учеников, некоторые из примеров не заучиваются наизусть, а просто приводятся для ознакомления с творчеством поэта.

Легкие стихи

Многие стремятся найти самый легкий стих и выучить именно его, чтобы облегчить себе задачу, но стоить ли полагаться на мнение окружающих? Ведь в разучивании стихотворения важно понимать его суть, строить цепочку образов и отталкиваться именно от нее, а не просто бездумно заучивать текст. Выбрать наиболее подходящее стихотворение можно, перечитав несколько примеров и соотнеся их между собой. Для многих самым легким стихом Лермонтова является «Парус».

Образность этого стихотворения и простой язык дают возможность для быстрого изучения, также легко строится мысленный образ происходящих событий. Такой вариант идеально подойдет тому, кто хочет в короткий срок выучить произведение. Также можно обратить внимание на:

• «Прощай, немытая Россия. «;
• «Утес»;
• «Она поет — и звуки тают. «;
• «Я жить хочу! Хочу печали…»;
• «Солнце осени»;
• «Зови надежду — сновиденьем…».

Это самые легкие стихи Лермонтова, выучить их не составит большого труда, достаточно придерживаться определенной тактики в запоминании. Сначала необходимо прочитать стихотворение несколько раз, вдуматься в каждую строчку, понять ее смысл, образно выстроить картину событий, выбрать отдельные слова или фразы, за которые можно будет уцепиться для возникновения образов в памяти. После этого следует записать стихотворение вручную или на диктофон, зависит от того, как человек лучше всего воспринимает информацию. Далее нужно повторять стихотворение либо с визуальной, либо со звуковой подсказкой.

Стихи Лермонтова для детей 4 класса

Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя
И вот наконец докатился до Чёрного моря.
У Чёрного моря чинара стоит молодая,
С ней шепчется ветер, зелёные ветви лаская,
На ветвях зелёных качаются райские птицы;
Поют они песни про славу морской царь-девицы.
И странник прижался у корня чинары высокой;
Приюта на время он молит с тоскою глубокой,
И так говорит он: «Я бедный листочек дубовый,
До срока созрел я и вырос в отчизне суровой.
Один и без цели по свету ношуся давно я,
Засох я без тени, увял я без сна и покоя.
Прими же пришельца меж листьев своих изумрудных,
Немало я знаю рассказов мудрёных и чудных».
«На что мне тебя? — отвечает младая чинара. —
Ты пылен и жёлт — и сынам моим свежим не пара.
Ты много видал — да к чему мне твои небылицы?
Мой слух утомили давно уж и райские птицы.
Иди себе дальше, о странник! Тебя я не знаю!
Я солнцем любима, цвету для него и блистаю.
По небу я ветви раскинула здесь на просторе,
И корни мои умывает холодное море».

И скучно и грустно, и некому руку подать

И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды.
Желанья. что пользы напрасно и вечно желать.
А годы проходят — все лучшие годы!
Любить. но кого же. на время — не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и всё там ничтожно.
Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
Такая пустая и глупая шутка.

В шапке золота литого
Старый русский великан
Поджидал к себе другого
Из далёких чуждых стран.
За горами, за долами
Уж гремел об нём рассказ,
И померяться главами
Захотелось им хоть раз.
И пришёл с грозой военной
Трёхнедельный удалец —
И рукою дерзновенной
Хвать за Вражеский венец.
Но улыбкой роковою
Русский витязь отвечал;
Посмотрел — тряхнул главою.
Ахнул дерзкий — и упал!
Но упал он в дальнем море
На неведомый гранит,
Там, где буря на просторе
Над пучиною шумит.

Прощай, немытая Россия…

Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.

Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
Но я люблю — за что, не знаю сам —
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее, подобные морям;
Проселочным путем люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень.
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.

Люблю тебя, булатный мой кинжал,
Товарищ светлый и холодный.
Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
На грозный бой точил черкес свободный.
Лилейная рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья,
И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,
Но светлая слеза — жемчужина страданья.
И черные глаза, остановясь на мне,
Исполненны таинственной печали,
Как сталь твоя при трепетном огне,
То вдруг тускнели, то сверкали.
Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный:
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный.

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом.
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном.
Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит.
Увы! он счастия не ищет
И не от счастия бежит!
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой.
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Выхожу один я на дорогу…

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом.
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чём?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Но не тем холодным сном могилы.
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Тёмный дуб склонялся и шумел.

Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее — иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.
К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно-малодушны,
И перед властию — презренные рабы.
Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты — его паденья час!
Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие и голос благородный
Неверием осмеянных страстей.
Едва касались мы до чаши наслажденья,
Но юных сил мы тем не сберегли;
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
Мы лучший сок навеки извлекли.
Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережем в груди остаток чувства —
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
Глядя насмешливо назад.
Толпой угрюмою и скоро позабытой
Нам миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.

«На севере диком стоит одиноко. «

На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.
И снится ей всё, что в пустыне далекой —
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растет.

Листья в поле пожелтели,
И кружатся и летят;
Лишь в бору поникши ели
Зелень мрачную хранят.
Под нависшею скалою,
Уж не любит, меж цветов,
Пахарь отдыхать порою
От полуденных трудов.
Зверь, отважный, поневоле
Скрыться где-нибудь спешит.
Ночью месяц тускл, и поле
Сквозь туман лишь серебрит.

Стихи для детей. Детские стихи ~ Я happy МАМА

Мы подготовили для вас интересную подборку детских стихов. Здесь вы найдете произведения детских классиков и современных поэтов, сочинения народного творчества и наработки педагогов.

«Современная молодежь совсем не читает», — сетуют взрослые, не понимая, что отчасти сами виноваты в этом. Чтобы ребенок увлекся чтением, его нужно сначала влюбить в литературу и делать это лучше с рождения. Педагоги рекомендуют начинать с поэзии, ведь рифмованные строчки легко воспринимаются на слух, в то время как проза утомляет малышей своей монотонностью.

В этом разделе собраны стихотворения практически на все случаи жизни. Известные всем нам с детства герои, добрый дядя Степа, самоотверженный доктор Айболит, амбициозный Тараканище, гостеприимная Муха-Цокотуха и смелый Комарик, на понятном для ребенка языке расскажут ему о добре и зле. В других разделах малыш почерпнет знания о погоде и временах года, познакомится с природой и ее явлениями, узнает о животных и растениях, праздниках и традициях своей страны.

В категории «обучающие стишки» вы найдете не только много полезного материала, но и идеи для отдыха и развлечения: скороговорки хороши для развития речи, считалки, потешки и мирилки — для поднятия настроения.

Родители мечтают, чтобы их дети выросли добрыми, отзывчивыми и ласковыми и как можно дольше оставались чистыми и открытыми. Но важно понимать — это не данность и, чтобы вложить в маленького человечка правильные ценности, придется много потрудиться. Хорошо, когда родители много разговаривают с малышом: объясняя, как устроен мир, и рассказывая о том, что окружает ребенка. Но порой ситуация выходит из-под контроля, нам не хватает аргументов и сложно найти нужные слова, чтобы успокоить капризулю, помочь ему совладать с негативными эмоциями, убедить его быть добрее в момент агрессии. И тут на помощь растерянным мамам и папам приходят герои из детских сказок.

Дети обычно с интересом слушают стихи, с удовольствием поют песенки, повторяют потешки и прибауткам. Такие упражнения не только тренируют память, развивают образное мышление и эмоциональную речь, они помогают ребенку усвоить созданные веками модели поведения и расширить его языковый запас. Через яркие образы и захватывающие сюжеты, малыш, не осознавая этого, учится сочувствовать и любить, плакать и смеяться.

А еще, многократное повторение рифмованных строчек стимулирует работу мозга: когда малыш учится, у него работает только левое полушарие, а во время заучивания стихов — оба.
К тому же поэзия приучает ребенка прислушиваться к звучанию слов. Он начинает понимать, что одно слово имеет несколько значений, и наоборот — несколько слов, которые по-разному звучат, могут означать одно и то же.

Немного истории

Поэзия, как литературный жанр, возникла еще две тысячи лет назад. Первые поэты воспевали в своих произведениях героев эпохи, в которую жили, рифмуя народные сказания. Самым древним стихотворным текстом считается произведение, которое относят к культуре шумеров, «Песнь о Гельгамеше». Правда, ученые так и не нашли оригинал.

Со временем героические древние поэмы обретали элементы и атрибуты сказки. Истории обросли легендами, персонажи эпических сказаний стали пользоваться популярностью у детишек. Зачитываясь сказками, дети учились любить свою землю, уважать традиции и культуру своего края; героические поэмы взращивали в молодых душах благородство и героизм. На этих произведениях выросло не одно поколение.
Со временем, детская поэзия оформилась в отдельный раздел литературы. Так появились коротенькие четверостишия и рифмованные сказки.

Особенность детской поэзии

Поэтическая речь принципиально отличается от языка прозы. Она более яркая, богата фонетически, льется как песня. Именно эта особенность и привлекает детей. Рифмы, которые легко запоминаются, помогают ребенку без особых усилий выучить текст.

В детской поэзии есть собственные жанры, темы и образы. Но все же главным ее отличием, является, то, что в центре повествования — яркий, самобытный герой, а не его внутренние переживания, как у «взрослых» писателей. Авторы детских стихов рассказывают своим юным читателям интересные и поучительные истории. Каждый стих — это отдельный рассказ со своим сюжетом. Детская поэзия — конкретна. Например, если стих о животных, то автор называет своего героя, четко описывая его внешность и характер. Если стих о детях, то все они имеют имена, черты характера и особенности поведения.

В конкретном герое автор воплощает какую-то одну яркую черту, позволяя ребенку самому определить, какой персонаж: положительный или отрицательный. Например, доктор Айболит у Корнея Чуковского олицетворят добрых докторов, а малыш из сказки «Мойдодыр» — неряшливых детей. В итоге грязнуля несется мыть руки, а ребенок, который очень боялся больниц, без страха идет к доктору.

Детское словотворчество

С трех лет у ребенка начинает формироваться монологическая речь, малыш учится не просто говорить, он учится рассказывать. Он становится более независимым, круг его общения растет, как губка он впитывает все, что видит и слышит. Без труда малыш запоминает коротенькие четверостишия, поет с мамой песенки. Чтобы ребенок усвоил как можно больше примеров правильной и хорошей речи, нужно как можно больше ему читать. И пусть он пересказывает все, что услышал.

Еще одной особенностью трехлеток является их уникальная способность к словотворчеству. Они с легкостью придумывают новые слова, даря море позитивных эмоций взрослым. Пожалуй, самые яркие примеры собрал в своих произведениях Корней Чуковский. Только вчитайтесь: стрекоза — «стреокзел», морщинки — «сердитки», «глазки выньми», «журчей»… Поэт отмечал, что малыш, даже не подозревая этого, путем выстраивания аналогий впитывает созданное веками богатство языка. «Он так мастерски это делает, что невозможно не восхищаться его сообразительностью, вниманием и памятью», — писал поэт. Это творчество он назвал изумительным феноменом детства.

Тренируйте память ребенка. Как учить стихи?

Когда и как начинать приобщать свое чадо к поэзии? Практически с рождения. По сути, колыбельную, которую мама тихонечко напевает малышу, — уже и есть поэзия. Слушая, как мама поет, рассказывает потешки, прибаутки или стишки, малыш уже тренирует память. А вот непосредственно заучивать стихи можно ближе к пяти годам, когда у ребенка уже хорошо развита речь.

Легкие и веселые произведения Самуила Маршака и коротенькие яркие четверостишия Агнии Барто — прекрасный выбор для начинающих. Они легко запоминаются и, вместе с тем «воспитывают» кроху.
Для самых маленьких подойдут короткие четверостишия о любимых игрушках, а детям постарше будут интересны стихи о природе, животных и сказочных героях. Ближе к школе можно познакомить ребенка с поэтическими сказками Пушкина и стихотворениями Лермонтова.

Уделяйте занятиям несколько минут в день. Не заставляйте малыша учить, если он не хочет. И помните, дети запоминают с легкостью лишь то, что им интересно. Постарайтесь привлечь внимание ребенка и пусть занятия превратятся в увлекательную игру. Читайте с выражением, используя разные голоса. И помните, чем раньше вы начнете тренировать память ребенка, тем легче ему будет потом в школе, когда придется запоминать большие тексты.

Как помочь ребенку выучить стихотворение к празднику?

Наверное, нет ни одного взрослого, который будучи ребенком, ни разу не выступал бы на утреннике, рассказывая стихотворение. Некоторые делают это без страха и стеснения, с большим удовольствием, а для других — это серьезное испытание. Каким запомнится вашему ребенку его первый утренник, зависит и от вас. Вот два простых совета, которые помогут малышу избежать стресса:

1. Выучив стихотворение, потом просто повторяйте его, как бы между прочим. Можно использовать маленькую хитрость, сказав: «А какой веселый стишок мы с тобой выучили недавно. Давай-ка вспомним».
2. Попросите малыша прочесть стихотворение папе, бабушке или людям, которые ему хорошо знакомы. Нескольких выступлений перед благодарными слушателями помогут ребенку переступить психологический барьер, победив робость и стеснение.

Короткие басни Крылова

Лев и Лисица

Лиса, не видя сроду Льва,
С ним встретясь, со страстей осталась чуть жива.
Вот, несколько спустя, опять ей Лев попался,
Но уж не так ей страшен показался.
А третий раз потом
Лиса и в разговор пустилася со Львом.
Иного так же мы боимся,
Поколь к нему не приглядимся.

Чиж и Голубь

Чижа захлопнула злодейка-западня:
Бедняжка в ней и рвался и метался,
А Голубь молодой над ним же издевался.
«Не стыдно ль, – говорит, – средь бела дня
Попался!
Не провели бы так меня:
За это я ручаюсь смело».
Ан, смотришь, тут же сам запутался в силок.
И дело!
Вперёд чужой беде не смейся, Голубок.

Волк и Пастухи

Волк, близко обходя пастуший двор
И видя, сквозь забор,
Что, выбрав лучшего себе барана в стаде,
Спокойно Пастухи барашка потрошат,
А псы смирнёхонько лежат,
Сам молвил про себя, прочь уходя в досаде:
«Какой бы шум вы все здесь подняли, друзья,
Когда бы это сделал я!»

Водопад и Ручей

Кипящий Водопад, свергался со скал,
Целебному ключу с надменностью сказал
(Который под горой едва лишь был приметен,
Но силой славился лечебною своей):
«Не странно ль это? Ты так мал, водой так беден,
А у тебя всегда премножество гостей?
Не мудрено, коль мне приходит кто дивиться;
К тебе зачем идут?» – «Лечиться», –
Смиренно прожурчал Ручей.

Мальчик и Змея

Мальчишка, думая поймать угря,
Схватил Змею и, воззрившись, от страха
Стал бледен, как его рубаха.
Змея, на Мальчика спокойно посмотря:
«Послушай, – говорит, – коль ты умней не будешь,
То дерзость не всегда легко тебе пройдёт.
На сей раз бог простит; но берегись вперёд
И знай, с кем шутишь!»

Овцы и Собаки

В каком-то стаде у Овец,
Чтоб Волки не могли их более тревожить,
Положено число Собак умножить.
Что ж? Развелось их столько, наконец,
Что Овцы от Волков, то правда, уцелели,
Но и Собакам надо ж есть.
Сперва с Овечек сняли шерсть,
А там, по жеребью, с них шкурки полетели,
А там осталося всего Овец пять-шесть,
И тех Собаки съели.

Петух и жемчужное зерно

Навозну кучу разрывая,
Петух нашёл Жемчужное зерно
И говорит: «Куда оно?
Какая вещь пустая!
Не глупо ль, что его высоко так ценят?
А я бы, право, был гораздо боле рад
Зерну Ячменному: оно не столь хоть видно,
Да сытно.
***
Невежи судят точно так:
В чём толку не поймут, то всё у них пустяк.

Туча

Над изнурённою от зноя стороною
Большая Туча пронеслась;
Ни каплею её не освежа одною,
Она большим дождём над морем пролилась
И щедростью своей хвалилась пред Горою,
«Чтo? сделала добра
Ты щедростью такою? –
Сказала ей Гора. –
И как смотреть на то не больно!
Когда бы на поля свой дождь ты пролила,
Ты б область целую от голоду спасла:
А в море без тебя, мой друг, воды довольно».

Крестьянин и Лисица (Книга восьмая)

Лиса Крестьянину однажды говорила:
«Скажи, кум милый мой,
Чем лошадь от тебя так дружбу заслужила,
Что, вижу я, она всегда с тобой?
В довольстве держишь ты её и в холе;
В дорогу ль – с нею ты, и часто с нею в поле;
А ведь из всех зверей
Едва ль она не всех глупей». –
«Эх, кумушка, не в разуме тут сила! –
Крестьянин отвечал. – Всё это суета.
Цель у меня совсем не та:
Мне нужно, чтоб она меня возила,
Да чтобы слушалась кнута».

Лисица и виноград

Голодная кума Лиса залезла в сад;
В нем винограду кисти рделись.
У кумушки глаза и зубы разгорелись;
А кисти сочные, как яхонты, горят;
Лишь то беда — висят они высоко:
Отколь и как она к ним ни зайдет,
Хоть видит око,
Да зуб неймет.
Пробившись попусту час целый,
Пошла и говорит с досадою:
«Ну что ж!
На взгляд-то он хорош,
Да зелен — ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьешь».

Сокол и Червяк

В вершине дерева, за ветку уцепясь,
Червяк на ней качался.
Над Червяком Сокол, по воздуху носясь,
Так с высоты шутил и издевался:
«Каких ты, бедненький, трудов не перенёс!
Что ж прибыли, что ты высоко так заполз?
Какая у тебя и воля и свобода?
И с веткой гнёшься ты, куда велит погода». –

«Тебе шутить легко, –
Червяк ответствует, – летая высоко,
Затем, что крыльями и силен ты, и крепок;
Но мне судьба дала достоинства не те:
Я здесь, на высоте,
Тем только и держусь, что я, по счастью, цепок!»

Собака и Лошадь

У одного крестьянина служа,
Собака с Лошадью считаться как-то стали.
«Вот, – говорит Барбос, – большая госпожа!
По мне хоть бы тебя совсем с двора согнали.
Велика вещь возить или пахать!
Об удальстве твоём другого не слыхать:
И можно ли тебе равняться в чём со мною?
Ни днём, ни ночью я не ведаю покою:
Днём стадо под моим надзором на лугу,
А ночью дом я стерегу».
«Конечно, – Лошадь отвечала, –
Твоя правдива речь;
Однако же, когда б я не пахала,
То нечего б тебе здесь было и стеречь».

Мышь и Крыса

«Соседка, слышала ль ты добрую молву? –
Вбежавши, Крысе Мышь сказала, –
Ведь кошка, говорят, попалась в когти льву?
Вот отдохнуть и нам пора настала!»
«Не радуйся, мой свет, –
Ей Крыса говорит в ответ, –
И не надейся по-пустому!
Коль до когтей у них дойдет,
То, верно, льву не быть живому:
Сильнее кошки зверя нет!»

Я сколько раз видал, приметьте это сами:
Когда боится трус кого,
То думает, что на того
Весь свет глядит его глазами.

Крестьянин и Разбойник

Крестьянин, заводясь домком,
Купил на ярмарке подойник да корову
И с ними сквозь дуброву
Тихонько брёл домой просёлочным путём,
Как вдруг Разбойнику попался.
Разбойник Мужика как липку ободрал.
«Помилуй, – всплачется Крестьянин, – я пропал,
Меня совсем ты доконал!
Год целый я купить коровушку сбирался:
Насилу этого дождался дня».
«Добро, не плачься на меня, –
Сказал, разжалобясь, Разбойник.
И подлинно, ведь мне коровы не доить;
Уж так и быть,
Возьми себе назад подойник».

Лягушка и вол

Лягушка, на лугу увидевши Вола,
Затеяла сама в дородстве с ним сравняться:
Она завистлива была.
И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.
«Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?»
Подруге говорит. «Нет, кумушка, далеко!» —
«Гляди же, как теперь раздуюсь я широко.
Ну, каково?
Пополнилась ли я?» — «Почти что ничего».—
«Ну, как теперь?» — «Все то ж». Пыхтела да пыхтела
И кончила моя затейница на том,
Что, не сравнявшися с Волом,
С натуги лопнула и — околела.

***
Пример такой на свете не один:
И диво ли, когда жить хочет мещанин,
Как именитый гражданин,
А сошка мелкая, как знатный дворянин?

Самые известные стихотворения Лермонтова из школьной программы

Поэзия Лермонтова — настоящий айсберг, изучением которого можно заниматься долгие годы и не понять до конца всей глубины и силы таланта нашего великого соотечественника. Как бы кощунственно это ни звучало, но, по мнению многих критиков, Лермонтов был талантливее Пушкина. Точнее, у Михаила Юрьевича поэтический дар представлен более концентрированно, насыщеннее, чем у Пушкина — главного кумира Лермонтова.

Первые этапы понимания

Самые известные стихотворения Лермонтова включаются в круговое чтение постепенно, благодаря урокам русской литературы. В пятом классе это знаменитое «Бородино», которое дети с удовольствием заучивают наизусть. Дети с интересом читают описание боя, остро знакомятся с новыми словами-историзмами, привнося в свою жизнь ранее неизвестные реалии. Легкая, легкая, уверенная интонация, чередование трех- и четвероногих ямбов вызывают ощущение дружеской беседы, диалога, создают эффект присутствия автора рядом с читателем.Патриотическая идея произведения, раскрытая в образах Бородина, находит самый живой отклик у студентов. По сути, он характеризует самого поэта, любящего родину «до боли души». Поэтому другие известные стихотворения Лермонтова, критикующие общественно-политический строй России, не стирают этого нашего первоначального представления о поэте как о истинном сыне земли русской.

В рамках школьной программы

Эстафету в патриотической лирике Михаила Юрьевича принимает небольшой по размеру, но удивительно емкий по содержанию шедевр, с которым уже знакомы шестиклассники — стихотворение «Облака.«В нем, как и в других известных стихотворениях Лермонтова, есть все, что присуще его поэзии: непринужденность одиночества и тоска по свободе, внутренней и внешней, в независимой от самодержавия стране, по возможности жить не на чужбине. , но куда ни зовет душа. Ведь сам поэт был «вечным странником», которого судьба перебрасывала от одного упоминания к другому, от «милого севера» до Кавказа, ставшего местом его гибели.

одинокий парус бел »- не менее известные стихи Лермонтова.Произведение проникнуто романтикой борьбы и героизма, сердечного приступа и устремления в прекрасное далекое. Стихи будоражат воображение подростков, рождают еще неясные мечты о просторе жизни, вольном ветре, соленых морских брызгах в лицо и поступке, еще неведомом, непонятном, но таком прекрасном!

Борежение чувств

Неиссякаемый мир поэзии Михаила Юрьевича был поглощен нами всеми сферами нашей эмоциональной жизни. Стихи Лермонтова о любви — яркое тому подтверждение.Мы знаем, что Пушкин был счастлив в друзьях, в искренних теплых привязанностях. И многие женщины, яркие, блестящие, красивые и образованные, любили его, восхищались им, лелеяли трепетную память о нем. Другое дело поэт, которому посвящена эта статья. Практически все стихи Лермонтова о любви трагичны. Одно из самых первых, адресованное Екатерине Сушковой, носит пословицу — «Нищий». Лирический герой, в котором легко узнает сам поэт, сравнивает свои чувства и переживания, горечь обманутых надежд с болью несчастного нищего, которому в руку, предложенную для подаяния, подарили камень вместо куска хлеба. .Варенька Лопухина, Мария Щербатова, Катенька Быховец — вот муза, вдохновившая Лермонтова на создание бессмертных линий, то наполненных печалью, то трогательно нежных и скромных, то исполненных надежд, которым не суждено было сбыться.

«… Тогда примиряются души моей тревоги …»

Стихи Лермонтова о природе — особая тема. Пейзажной лирики у Михаила Юрьевича почти нет. Поэт-философ, он и в зарисовках окружающей природы видел живую душу бытия.Мятежный и беспокойный, стоящий в бескомпромиссном противостоянии со всем мрачным, серым, безликим, бездуховным, существовавшим в России и у современников, Лермонтов, с одной стороны, мог быть только наедине с природой, испытать просветление, очищение, искреннюю радость. Помните последние строчки стихотворения «Когда желтеет поле …»? Лирический герой на небесах видит Бога, сбрасывает с души груз забот и тревог, когда находится на лоне природы, где все гармонично и красиво — увы, совсем не так, как в мире людей.Этот резкий контраст, эта пропасть между совершенством Божьего мира, величием Божьего замысла, сотворившего Землю и все живое, и миром человеческих отношений, погрязшего в преступлениях, лжи, искусственности, аморальности, пронзает еще одну пронзительно лиричную, необычайно красивая и пронзительно-грустная работа: элегия «Я ухожу одна в дорогу …». Красота звездной ночи — резкий диссонанс по сравнению с теми мыслями, которые одолевают героя. Недаром он мечтает забыть себя и заснуть, навсегда отказаться от несовершенства человеческой жизни.

Солнце осени

Осень воспевалась в произведениях многих наших поэтов. Сам Пушкин признавался, что из времен года был счастлив «только ей», называя «очами очарования». Стихи об осени Лермонтова также наполнены трепетным восторгом человека, приобщенного к высшей тайне — тайне природы. Солнечные отблески последних дней сравнивают поэта с тайной грустью безответной любви. И он часто называл себя «дубовым листом», который осенним ветром срывается с родной ветки и уносится куда-то вдаль будничными бурями.Душа мятежного, пылкого поэта, трепещущего к холмам над крыльями времени, летит к нам, нынешнему поколению читателей, присоединиться к великому чуду — русской классической литературе.

Вознесенский и Куниц на стихи

K: Пушкин, Лермонтов, Маяков небо — все погибли насильственной смертью.

В: Есенин тоже. Я только что написал новое стихотворение о Есенине. После того, как он покончил жизнь самоубийством, люди приходили и видели на стенах следы его ногтей. В мыслях он хотел умереть, но в душе он хотел жить.Об этом я и писал. Ужасная картина!

K: В Америке, как технологическом обществе, посвященном прогрессу, теория устаревания встроена в нашу культуру. Поколения созревают, а затем уходят в спешке. Каждые пять или десять лет, по сравнению со старой 30-летней традицией, появляется новое поколение, новая мода, новый стиль, и это пронизывает все — моду, политику, поэзию. Молодой человек вашего возраста здесь уже не юноша; его младшие сотрудники уже занимаются чем-то другим и продолжают настаивать, чтобы его сместить.За это маленькое место на этой маленькой платформе идет огромная конкуренция. Но в России история движется медленнее. Нет такого ускорения темпа: старшие поэты и молодые поэты действительно не сильно отличаются. Молодые поэты — некоторые из них — могут стилистически возвращаться к своим дедам, а не к своим отцам, но преемственность очень ясна, традиция очень сильна, и это кажется мне центральным различием между русским поэтом и американцем. поэт.Вы более консервативны в своем искусстве.

V: В России поэзия настолько серьезное занятие — кровавое дело, как я уже сказал, — что легкомысленно его менять не в моде. Наши люди меняют одежду, и сейчас молодые отращивают длинные волосы; но поэзия не меняется так быстро, потому что это не одежда, это не танцы, это более важная вещь.

K: Тоже официальнее, чем здесь. Государство как единственный издатель в России оказывает уравновешивающее и сдерживающее давление просто из-за консерватизма, которого можно ожидать от любой бюрократии … Много ли вы в последнее время путешествовали по России? Где ты читал?

V: Я провел лето в Риге — это Латвия — и читал на хоккейном стадионе, красивом дворце спорта.Аудитория собрала около 8000 человек. Но теперь я действительно предпочитаю — возможно, я становлюсь старше — читать для небольших, близких групп, для моих друзей в комнате. Поэтому иногда я против своего друга Евтушенко; ему нужна все большая и большая аудитория, и это, безусловно, демократический путь, но я хочу меньшую аудиторию… элитную, хорошо образованную, тихую и глубокую. Если тебе нужны стихи, приходи. Если вам нужно что-то еще, не надо. Я не Элвис Пресли, я не Битлз.

K: Все в Америке теперь знают, как вы читаете стихотворения, это знаменито.Как развился этот стиль чтения? Это в русской традиции? Это, как я понимаю, от Майи Ковской? Я слышал других русских поэтов, авторов текстов, которые произносили свои стихи, как большинство американцев, без атрик. А как насчет твоего стиля чтения?

В: Во-первых, хочу сказать, что мой стиль не актерский. Некоторые из нас похожи на актеров, но я не люблю актеров »; чтения. Я читаю так же, как пишу. Я помню процесс творения, и работа исходит из меня.Это мой путь. Конечно, я слышал, как Пастернак читал стихи, и как красиво читал Мандельштам, и Майяковская тоже, но у них были свои стили, потому что у них был свой стиль письма. Ахмадулина по-другому читает, Евтушенко по-другому. Читает жестами, лицом.

РУССКИЕ ПОЭТЫ | Факты и подробности

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Русская поэзия плохо переводится на английский. Это своеобразные ритмические узоры, связанные с многосложностью русских слов, которые являются длинными, но имеют только один ударный слог.Ричард Верник писал в Смитсоновском институте: «Богатая гармония и замысловатый ритм и паттерны строф имеют тенденцию вырождаться в джинглы или плоскостопую просодию».

Великий поэт России Александр Пушкин создал произведение, известное своей ясностью, грацией и силой, умением сочетать романтическую сентиментальность и глубоко пережитую трагедию. Большой поклонник Байрона, он писал с большой легкостью, экономией и точностью, используя огромное богатство звука, рифм и ритмов. Пушкин, как писал Селестин Болен в New York Times, «настолько доступен, настолько ясен и настолько человечен, что легко ускользает в память, как детская молитва.«Но, к сожалению, произведение Пушкина тоже не очень хорошо переводится на английский язык, поэтому его произведения не так широко читаются на Западе, и западным людям трудно понять, о чем идет речь. Прочитав некоторую плохо переведенную поэму Пушкина Флобер сказал Тургеневу: «Плоский, ваш поэт».

XIX век был расцветом русской литературы. Романисты Лев Толстой, Федор Достоевский и Антон Чехов — три литературных деятеля, наиболее известные на Западе.Среди других известных писателей был поэт Михаил Лермонтов. Фигура близнеца сердец россиян — Пушкин.

В 1890-х годах русская поэзия была возрождена и основательно преобразована новой группой символистов, самым ярким представителем которой был Александр Блок. Еще две группы, футуристы и акмеисты, добавили новые поэтические принципы в начале двадцатого века. Ведущей фигурой первого был Владимир Маяковский, а второй — Анна Ахматова.

В России к поэтам относятся как к рок-звездам.Действия кабаре основаны на их творчестве; Стадион имени Ленина на 100 000 мест был заполнен до отказа для чтения, девушки выстраивались в очередь возле гримерных к поэтам и мурлыкали: «Сегодня вы были такими замечательными — я не мог поверить, что вы такие замечательные». Есть даже Национальный день поэзии. Но репрессировали и поэтов. Поэт Константин Кедров потерял преподавательскую работу в 1986 году за чтение скандального стихотворения. В газетах и ​​радио он сказал National Geographic в 1990-х: «Сегодня я говорю свои слова сотне миллионов человек.»

Михаил Лермонтов

Михаил Лермонтов (1814-41) считается великим поэтом русского национализма. Он также написал короткие романы, такие как Герой нашего времени , Демон и Новичок . Герой нашего времени — это рассказ о циничном антигерое Печорине, действие которого происходит на Кавказе.

В 1840 году Лермонтов писал:
Дикие племена, обитающие в этих ущельях ‘
Свобода их бог, война их закон…
Бить там бригадира, никогда не болеет,
Дружба — это правда — отомстите нам еще честнее;
Там платят добро за добро и кровь
И ненависть, как любовь, безгранична, как поток.

Лермонтов был сыном шотландских наемников. Его дважды высылали из Санкт-Петербурга по обвинению в дуэли и заставляли участвовать в военной кампании на Кавказе. Он был убит на дуэли в кавказском курортном городе Пятигорске после того, как пошутил над одеждой майора Мартынова, сына французского посла.Лермонтов выстрелил первым и выстрелил в воздух. В ответ майор выстрелил Лермонтову в сердце. Лермонтов был убит из того же пистолета, что убил Пушкина.

Владимир Маяковский и футуристы

Владимир Маяковский (1893-1930) был талантливым поэтом-новатором. Считающийся одним из отцов футуризма и конструктонизма, он писал стихи, которые были связаны интонацией и силой отдельных слов, а не размером и рифмой.Он написал лозунги и эпические поэмы и покончил жизнь самоубийством, когда его считали образцом социалистического позитивизма. Его самое известное стихотворение « Облако в брюках», написанное в 1914 году, содержало такие слова, как «как обнаженная проститутка из горящего публичного дома», а часы бьют двенадцать, «как голова о блок».

Маяковский прожил яркую жизнь. Младший из троих детей, он родился в небольшой деревне на западе Грузии и рано начал заниматься политикой, поставляя ружья революционерам, когда ему было 12.К 15 годам он был полноправным членом большевиков под псевдонимом товарищ Константин. К 22 годам он был признанным поэтом и знаменитостью. После Октябрьской революции он стал главным представителем большевиков и привлекал тысячи людей на свои выступления и чтения стихов. Маякоский был большим пропагандистом. Его поэзия была богата визуальными метафорами. Он описал советское общество, например, как «руку из миллиона пальцев, сжатую в одном запястье, которая сокрушает все».

У Маяковского было много любовников.Много лет он прожил со своим лучшим жареным Осипом Бриком и его женой Лилией Юрьевной Брик. Маяковский и Юрьевна Брик были любовниками с 1915 по 1923 год. Однажды она сказала, что хочет быть настоящей «непоправимой» любовью великого поэта и обращалась с ним как с грязью. Большой любовью Маяковского была Татьяна Якоблева, красивая русская эмигрантка, которую он встретил в Париже и мгновенно полюбил. Некоторые обвиняют его самоубийство в том, что он не смог получить визу для встречи с ней в Париже после прихода Сталина к власти в 1928 году.

Другие поэты-футуристы возникли примерно в то же время, когда формировалась большевистская революция.Возглавляемые Маяковским и украинским художником и поэтом Давидом Бурлюком, они использовали сленг, шокирующую лексику и сексуальные образы, которые были нацелены на то, чтобы вывести людей из состояния самоуспокоенности. Члены группы путешествовали по России, срывая культурные мероприятия, надевая странные костюмы, высмеивая Толстого и Достоевского и выкрикивая бессмысленные стихи.

См. Футуристов под ст.

Обеспокоенные и гонимые петербургские поэты

Поэты и писатели, связанные со Св.В Петербурге есть Александр Блок, Сергей Есенин, Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Иосиф Бродский и Анна Ахматова. Некоторые из них считаются футуристами. Трагическая жизнь петербургских поэтов зафиксирована в произведении Надежды Мандельштам «« Надежда против надежды »».

Есенин покончил жизнь самоубийством в помещении, где сейчас находится гостиница «Астория». Он написал последнее стихотворение собственной кровью, прежде чем повеситься. Он родился в сельской России, писал стихи с жалобами об утрате и уходе из старого образа жизни.Некоторое время он был женат на Айседоре Дункан. См. ниже.

Александр Блок считается величайшим из русских символистов. Начав свою карьеру с сочных романтических стихов, он создал богатые стихи с точными формулировками, не поддающиеся переводу. Поклонницы Александра Блока были настолько без ума от него, что совершали паломничества в его дом и целовали ручку его двери.

Одаренный поэт Осип Мандальштам (1892-1938) умер в трудовом лагере под Владивостоком. Однажды он написал: «Сталину головы не отрубать. Они сами летают, как одуванчики.»

Айседора Айседора и Сергей Есенин

В 1921 году, через четыре года после большевистской революции, известная парижская танцовщица американского происхождения Айседора Дункан была приглашена в Россию для открытия танцевальной школы. Взволнованная этой возможностью «встретить свою судьбу», она вскоре разочаровалась, когда финансовая поддержка, обещанная коммунистами, не материализовалась, и ей пришлось самостоятельно управлять школой.

В России 45-летний танцор страстно полюбил Есенина.Хваля его руки и чувствительность, она назвала его величайшим любовником, которого у нее когда-либо было. Несмотря на то, что ни один из них не мог говорить на языке другого, они были женаты, отчасти из-за того, что ему было легче получить визу для выезда из России.

Дункан и Есенин отправились в Соединенные Штаты, где Дункана встретили враждебно за то, что он привел с собой «большевистского агента». Во время впечатляюще неудачного тура, в котором она выступала в основном соло, потому что ее ученикам не разрешалось выезжать из России, она потратила почти столько же времени, отвечая на крикливые слова и читая лекции о том, что она «революционер», а не «большевик», сколько она танцевала.

Есенин был занят в туре, напиваясь до буйства, гоняясь за другими женщинами, избивая свою жену и бегая обнаженным по коридорам гостиницы, ломая мебель. Своеобразное поведение Есесина и пьянство приводят к разрыву брака. В 1923 году Дункан вернулся в Париж и уехал в Россию. Два года спустя Дункан получил телеграмму о самоубийстве.

Арест Осипа Мандельштама

Описывая арест Осипа Мандельштама в мае 1934 года, в разгар сталинского Большого террора, его жена Надежда писала: «Вечером явился переводчик Давид Бродский и не хотел уходить.Перекусить в доме было нечем, и М. пошла к соседям за чем-нибудь на ужин Ахматовой … Около часа ночи раздался резкий невыносимо явный стук в дверь. . «Они пришли за Осипом, — сказал я и пошел открывать дверь».

«На улице стояли какие-то люди в штатских пальто — их, казалось, было много. На долю секунды у меня появилась крошечная вспышка надежды, что это все еще не то … Без слова или минутного колебания, но с непревзойденным мастерством и скоростью они прошли мимо меня (однако не толкались), и квартира внезапно заполнилась людьми, которые уже проверяли наши документы, удостоверяющие личность, проводя руками по нашим бедрам точным, хорошо отработанным движением и ощупывая наши карманы, чтобы убедитесь, что у нас нет спрятанного оружия.

«М. вышел из большой комнаты. ‘Вы пришли за мной?’ — спросил он.Один из агентов, невысокий, посмотрел на него с легкой улыбкой и сказал: «Ваши документы». М. достал их из карманов, и, проверив их, агент вручил ему ордер. М. прочитал его и кивнул … После проверки наших документов, предъявления их задержания и убедившись, что сопротивление не будет, они начали обыск. квартира.

«Бродский рухнул на стул и сидел неподвижно…Наконец разрешили гулять … Бродский вдруг очнулся, поднял руку, как школьник, и попросил разрешения сходить в туалет. агент, руководивший обыском, посмотрел на него с презрением: «Можешь идти домой», — сказал он… Тайная полиция презирала своих гражданских помощников. Бродскому, несомненно, приказали сесть с нами в тот вечер на случай, если мы попытаемся уничтожить какие-либо рукописи, когда услышим стук в дверь ».

Анна Ахматова

Анна Ахматова (1889-1966) была воплощением трудолюбивого и многострадального русского поэта.Высокая, смуглая и экзотически красивая, она пережила большевистскую революцию, сталинский террор и 900-дневную нацистскую блокаду Ленинграда. Ее ученик Иосиф Бродский назвал ее «страстной музой». О своей собственной жизни она сказала, что это «было написано Кафкой и действовало как Чаплин».

Ахматова основала движение акемистов и создала стихи о любви, которые пользовались особой популярностью у женщин. На протяжении большей части карьеры советские власти заставляли ее молчать. Ее подруга Надежда Мандельштам сказала: «Сила Ахматовой заключалась в ее отказе признать неправду того времени, в котором она жила.То, как она произнесла свое «нет», было настоящим подвигом неприятие ».

Жизнь Анны Ахматовой

Дочь татарской матери и отца, ненавидящего поэзию, Ахматова не умела готовить и не умела шить, и хотя она была красива, она часто одевалась в рваную одежду. Она часто ела на ужин холодную вареную морковь и спала на полу только с одеялом. Когда гости приходили в гости, она подавала им «взятый напрокат» чайник, а вилок и ложек у них не было.

Решив остаться в России после большевистской революции, Ахматова пережила расстрел своего первого мужа, которого большевики в 1921 году обвинили в контрреволюционности; арест ее третьего мужа, который привел к себе любовницу, и его возможная смерть в сибирском лагере; многократные аресты и заключение ее единственного сына; голодание во время блокады Ленинграда во время Великой Отечественной войны; и официальное осуждение: сначала в 1920-х, а затем в 1940-х.

Ахматова имела непродолжительный роман с художником Модильяни и жила с сыном, любовником Николаем Пуниным и его бывшей женой. Между 1912 и 1915 годами она проводила суд в месте под названием Stray Dog Café, где собирались писатели и художники. Не меньше внимания она привлекала сексуальными черными платьями и стихами.

В кафе Stray Dog она написала:
Мы все здесь пьяницы и шлюхи,
Какая мрачная наша компания.
На стене птицы и цветы
Желаем увидеть небо…

Ах, какая боль пронзает мое сердце
Скоро ли наступит мой смертный час?
Тот, кто танцует
непременно попадет в ад

Преследование Анны Ахматовой

При коммунистах Ахматова была исключена из писательского союза. Ее дом прослушивали. Ей не разрешали получать письма от иностранных поклонников. За ней гнались на улицах. Ее наемными помощниками были информаторы. Но она не сдалась.

Ахматова была сослана в Ташкент. Ее сын Ли Гумилев и ее возлюбленный Николай Пунин были арестованы в ее доме. После ареста ее сына в 1935 году Ахматова провела 17 месяцев возле центральной Ленинградской тюрьмы, пытаясь выяснить, что с ним сталось.

Описывая свои мысли в ожидании у ворот ГУЛАГа, в ожидании сына, Ахматова написала:
… здесь, где я простоял триста часов
И там, где они никогда, никогда не открывали мне двери.
Чтобы в благословенной смерти я не забыл
Скрежет Черных Марий,
Ужасно звенящие ворота, старые
Женщина плачет, как раненый зверь.
И пусть тающий снег упадет слезами
От моих неподвижных бронзовых век,
И тюремные голуби ворковали надо мной
И корабли медленно плывут по Неве.

В сталинские времена Ахматова жила в основном одна в маленькой комнатке в Санкт-Петербурге. Чтобы ее стихи не были уничтожены, она читала их близким друзьям, которые запоминали, а затем сожгли рукописи. «Это было похоже на ритуал, — сказал один ее друг-поэт, — руки, спички и пепельница.Ритуал красивый и горький ». Когда Ахматова умерла в 1966 году, улицы Санкт-Петербурга заполнились множеством скорбящих, многие испытывали иронический восторг от того, что она пережила большинство своих мучителей.

Стихи Анны Ахматовой

Величайшее произведение Ахматовой, Реквием, , представляет собой цикл стихов о жизни в сталинском терроре. По сравнению с ее собственным опытом, это история о матери, которая пытается найти сына, которого отправили в лагерь в сталинские годы. Поэма без героя , над которым она работала последние 25 лет своей жизни, — загадочная автобиографическая поэма. Также ее помнят по семи «Северным элегиям» (1921-64).

Знаменитые строчки из Requiem идут:
Я хотел бы называть вас всех по имени,
Но они потеряли списки …
Я их помню всегда и везде,
И если закроют мой измученный рот,
Через который миллионы моих людей плачут,
Пусть вспомнят и меня…

О разрыве брака она написала:
Он любил в жизни три вещи;
Evensong, написал павлины
Старая карта Америки.
Он ненавидел, когда дети плакали,
Он ненавидел чай с малиновым вареньем
И женская истерика.
… А я была его женой.

О бессоннице Ахматова написала: «Обе стороны подушки / И уже жарко». О вечеринках она написала: «Это так весело, когда ты пьян / И твои истории не имеют смысла.»

Иосиф Бродский: поэт-диссадент

Иосиф Бродский (1940-1986) получил Нобелевскую премию по литературе в 1987 году, когда ему было 50 лет. Он был известен как своей правозащитной деятельностью, так и своими стихами. Он сказал, что поэты получили статус святых в Советской России, потому что они помогли заполнить вакуум, созданный упадком религии и философии.

Бродский родился в Ленинграде (Санкт-Петербург) в 1940 году. Он бросил школу, когда был подростком.Его наставником была Анна Ахматова, считавшая его лучшим из молодых поэтов Советского Союза.

Проблемы с властями у Бродского начались почти сразу после того, как он начал писать свои независимые стихи. Он не был членом союза писателей и не признавался правительством официально признанным поэтом. Поскольку он тратил свое время на сочинение и не выполнял другой работы, его обвинили в том, что он «социальный паразит», который отталкивает общество и не выполняет свою долю работы.

На суде 1964 года Бродский был признан виновным в «тунеядстве» и приговорен к пяти годам каторжных работ в отдаленной Архангельской области.Дело Бродского привлекло международное внимание, когда стенограмма судебного процесса была тайно доставлена ​​на Запад. судья спрашивает его: «А кто сказал, что ты поэт? Кто причислял тебя к числу поэтов?» Бродский ответил: «Никто. Кто зачислил меня в ряды человеческого рода».

Книга: Сборник стихов на английском языке Иосифа Бродского (Фаррар, Штраус и Жиру, 2000)

Бродский в ссылке

Протест интеллигенции в Соединенных Штатах и ​​Европе при поддержке Анны Ахматовой позволил Бродскому досрочно освободить из тюрьмы и разрешить эмигрировать.Он был изгнан из России советским правительством и больше никогда не видел своих родителей, хотя регулярно разговаривал с ними по телефону. Он когда-то писал. «Я благодарен маме и отцу не только за то, что они дали мне жизнь, но и за то, что они не смогли вырастить своего ребенка в рабстве».

Бродский впервые приехал в Вену и быстро стал звездным поэтом. W.H. Оден устроил молодому русскому поэту первое место с Робертом Лоуэллом на фестивале Poetry International в Лондоне. Бродский стал хорошим другом Шеймуса Хини, лауреата Нобелевской премии поэт из Северной Ирландии, Дерека Уолкотта и Чеслава Милоша.

Бродский несколько лет преподавал в Мичиганском университете. После этого он переехал в Нью-Йорк и стал ведущей фигурой в движении поэзии нового космополитизма, неутомимым защитником прав человека и критиком западного либерализма. Он отказался от Американской академии художеств и литературы, когда она приняла поэта Евгения Евтушенко, которого Бродский считал партийным хакером.

В 1991 году, через четыре года после получения Нобелевской премии, Бродский был назван поэтом-лауреатом США.Бродский годами боролся с болезнью сердца. Он умер в Нью-Йорке в возрасте 55 лет в январе 1996 года. Он женился и имел ребенка. После его смерти, как сказал телевизионный комментатор, «он был единственным русским поэтом, который при жизни пользовался правом называться« великим ». Бродский был похоронен в Венеции, о которой он однажды написал:« Я никогда не буду владеть этим городом, но Я не возражаю, потому что он владеет мной «.

Поэзия Бродского

Бродский как-то сказал, что пишет стихи, «чтобы развлечься в языке.Он бросил вызов движению к свободному стиху и писал очень строгую структуру. Он читал свои стихи со «странным пульсирующим вибрато». Часть речи (1977) считается одним из его стихотворений. В его более поздних стихах не было смысла. интенсивность его ранних.

Описывая работу Бродского, Свен Биркертс написал в New York Times: «Они впечатляют нас почти тревожным одиночеством, объявляя человека почти совершенно одиноким во Вселенной — призраком Беккета, смотрящим на все вещи, как будто посмертно…. Его стандартная процедура — за исключениями, конечно, — заключалась в том, чтобы бросить одинокого оратора в определенную местность, позволяя ему размышлять о своем окружении, а затем рассуждать в том или ином ключе о метафизике жизни ».

Книга Бродского «« В полутора комнатах »» — это эссе о его опыте проживания с семьей в небольшой коммунальной квартире в Санкт-Петербурге. Описывая решающий момент жизни, еще находясь в тюрьме, он писал: «Здесь, на холмах, под пустым небом, на дорогах, ведущих в лес, жизнь отступает от себя в состоянии замешательства.»

Стихи Бродского

Из Lagoon (1973):
Гондола ударяется о
причалов. Звук
отменяет себя, слух и слова
утонули,
, как если бы эта нация была среди
лесов рук тиран
Государство
проголосовало, его единственный кандидат,
и плевок становится ледяным на язык

Из Колыбельная Кейп-Код (1975):
Подо мной свернулся
серпантинов рек, расцвели дороги
с пылью, пожелтевшие камни
и везде, что уменьшилось
мир
в формальном противостоянии, ближнем и дальнем,
выстроились, как отпечатки в книге, чтобы
закрыть,
армий отрепетировали свои игры в
сбалансированных рядов
и города все потемнели как икра.

Евгений Евтушенко и Бардовское движение

Знаменитый поэт Евгений Евтушенко (1933 г.р.) в 60-е, 70-е и 80-е годы считался «супер-поэтом». Ему поклонялись миллионы, его чтения заполнили футбольные стадионы. Его рост был настолько велик, что даже КГБ и Коммунистическая партия не могли его тронуть. Он сочинял «звонкие, вызывающие» стихи и славился своим талантом и обаянием. После распада Советского Союза его статус упал, и о нем почти забыли.

Одно из самых известных стихотворений Евтушенко « Бабий Яр » посвящено евреям, убитым нацистами на Украине, и молчанию Советского Союза по этому поводу. Он также написал Don’t Die Before You Dead . Евтушенко нажился на своей славе, проводя поэтические чтения на Западе. Один из участников выступления в Бостоне сказал, что он выглядел «как преуспевающий капиталистический банкир».

Движение бардов было популярно в 1950-х и 60-х годах. Популярными поэтами-певцами, игравшими на гитаре часто исполнявшими сатирические стихи, были Александр Галич, Булат Окуджава, Владамир Высоцкий.Владимир Высоцкий был широко популярен в Советском Союзе, но ему было отказано в официальном признании из-за его иконоборческих текстов. *

Высоцкий был самым известным поэтом-певцом. Живя в Москве, он был героем андеграунда и имел огромное количество поклонников среди россиян из всех слоев общества. Его музыка в частном порядке распространялась на скопированных кассетах. Высоцкий любит петь об особенностях русской души. Многие из его песен были о выпивке, женщинах и драках. Он спился до смерти в 1980 году.Советское правительство разрешило десяткам тысяч человек присутствовать на его похоронах.

Среди других великих русских поэтов 20-го века — Марина Цветаева и Андрей Вознесенский (род. 1933), Геннадий Айги из российского региона Чувашия часто называют возможным лауреатом Нобелевской премии по литературе.

Источники изображений:

Источники текста: New York Times, Washington Post, Los Angeles Times, Times of London, Lonely Planet Guides, Библиотека Конгресса США, США.Правительство США, Энциклопедия Комптона, The Guardian, National Geographic, журнал Smithsonian, The New Yorker, Time, Newsweek, Reuters, AP, AFP, Wall Street Journal, The Atlantic Monthly, The Economist, Foreign Policy, Wikipedia, BBC, CNN, и различные книги, веб-сайты и другие публикации.

Начало страницы

& копия 2008 Джеффри Хейс

Последнее обновление: май 2016 г.

---

Лермонтова. Стихи, которые легко выучить — в чем секрет?

Программа русской литературы в школе предполагает изучение детьми творчества многих известных писателей.Один из них — Михаил Лермонтов. Стихи, которые легко выучить, особенно нравятся школьникам. Такие ясные и легкие работы со сложной структурой, отсутствующими метафорами и длинными словами оставляют впечатление так называемых дружеских искренних историй.

Лермонтова. Стихи, которые легко выучить в школе

Итак, подробнее. Один из самых любимых авторов школьников — Лермонтов. Стихи, которые легко выучить, не занимают много времени. Поэтому ребята, быстро сделав уроки, со спокойным сердцем и душой могут отправиться на прогулку.Словом, студенту просто не может не понравиться знакомиться с творчеством такого автора, как Лермонтов. Стихи, которые легко выучить, — это четкий ритм, скоординированные перекрестные рифмы, очень тонкая композиция. Среди них: «Песня», «Покаяние», «Элегия», «Надежда», «Черные глаза», «Спасибо», «Молитва». Рассмотрим последнюю из этих работ.

Если разбирать стихотворение по строфам, то в начале первого отчетливо чувствуется гнетущее настроение автора: «В минуту жизни тяжелое чувство — это печаль в сердце…».Обильное сочетание согласных звуков (особенно часто встречается «р») производит впечатление серьезности и сложности. А повторение звука «у» ассоциируется с унынием человека.

Вторая строфа — переходный этап в стихотворении. Он описывает силу молитвы: «Есть благодатная сила, созвучная словам живых…». Это для лирического героя хоть и непонятно, но явно осязаемо. «Святое очарование», «созвучие слов живых» — все это передает те самые животворные ощущения, которые испытывает каждый искренне молящийся человек.Ключевое слово — «плодородный». Это абсолютно меняет общий настрой работы.

Третья строфа символизирует легкость преодоления всех сомнений, когда ноша «сползает» с души, омраченная благодатью. Каждый слог помогает точно раскрыть ударные звуки «е», «о» и «а». Повторение слова «легкий» в конце строфы оставляет впечатление незавершенности и полета. В общем, читая такие поэтические произведения, понимаешь, как продуманно все в них описал Михаил Лермонтов.Стихи, которые легко выучить — результат его упорного труда.

Действия и последствия

В следующий момент. Легкие для разучивания небольшие стихотворения Лермонтова во многом обязаны этой гармонии действий и последствий в них. Например: «На севере дикий особняк стоит на голой вершине сосны…». Лирический герой — дерево. На протяжении всего стихотворения его главное действие — «стоять». Остальное происходит — последствия. Она качается, она одета в снег, ей снятся сны, в которых растет пальма.

В принципе, все легкие для разучивания небольшие стихи Лермонтова в какой-то мере являются описанием единого порыва души героя и меняющегося настроения. Сложно сказать, испытывал ли автор в чем-то определенную поддержку при написании стихотворения, сомнения… Но философские аргументы в них явно присутствуют. И здесь ключевую роль играют не только переживания поэта. Искренние и вдохновляющие слова также заставляют читателя почувствовать некоторую причастность к его порывам.

Используйте некоторые уловки

Кстати, стихи Лермонтова о любви легко выучить в старших классах. Например: любить… но кого? .. на время — не стоит труда … ». Эту работу очень легко выучить и запомнить. Просто обратите внимание на какой-нибудь метод.

Сначала попробуйте прочитать это стихотворение несколько раз. Это будет намного лучше восприниматься на слух.

Гораздо проще научить некоторых людей стихотворению, если вы попытаетесь его переписать. Или перепечатать. В этих случаях так называемая зрительная память говорит сама за себя.

Не забывайте также, что никак не стоит механически говорить слова. Им нужно попытаться читать с выражением, как будто рассказывая историю аудитории. Там, где необходимо, голос должен понижаться до спокойного тона, где есть особо эмоциональные моменты, наоборот, он должен повышаться. Одним словом, включите театральное мастерство — и это поможет вам гораздо быстрее запомнить поэтическое произведение.

Почувствуйте историю

Небольшие стихотворения Лермонтова, которые легко выучить, дают возможность понять сюжет, четко прочувствовать именно то, что автор хотел донести до читателя.Разобравшись с каждым из сложных слов, которых практически нет в этих произведениях, выясните их общую тему. Главное — понять суть и сюжет стихотворения, смысл и связь. В этом случае вы сможете изучить его без проблем. Что ж, поэт со своей стороны приложил все усилия для этого.

.