Содержание

Джеймс Босуэлл — это… Что такое Джеймс Босуэлл?

Джеймс Босуэлл

Джеймс Босуэлл

Джеймс Босуэлл (англ. James Boswell, 29 октября 1740, Эдинбург — 19 мая 1795, Лондон) — шотландский писатель и мемуарист, слава которого основана на двухтомной «Жизни Сэмюэла Джонсона» (1791) — книге, которую часто называют величайшей биографией на английском языке.

Биография и творчество

Сын судьи, сурового кальвиниста. Учился в Эдинбургском университете, затем в Глазго, где среди его преподавателей был Адам Смит. Перешел в католицизм, принял монашество — узнав об этом, отец отказал ему от дома.

Босуэлл переехал в Лондон, где зарекомендовал себя как кутила и выпивоха. Он был накоротке с Гарриком, Голдсмитом, Берком, Рейнолдсом, Джонсоном, вошел в их «Клуб».

В 1768 предпринял путешествие по Европе, посетил Вольтера и Руссо. По рекомендации последнего отправился на Корсику, где свёл знакомство с лидером первой демократической республики Паскуале Паоли. Написал «Отчет о Корсике» (1768), ставший европейским бестселлером.

В 1920 году был найден и в 1950 опубликован юношеский дневник Босуэлла, который он вел в 1762—1763, впервые приехав в Лондон и ведя там разгульную жизнь. Эта публикация вызвала много шума и заставила литературоведов переоткрыть Босуэлла как блестящего мастера дневниковой прозы.

Интересные факты

Издания

  • The general correspondence of James Boswell, 1757—1763. Edinburgh: Edinburgh UP, 2006

Публикации на русском языке

  • Жизнь Сэмюэля Джонсона. М.: Текст, 2003.

Литература

  • Daiches D. James Boswell and his world. New York: Scribner, 1976.
  • Bloom H. Dr. Samuel Johnson and James Boswell. New York: Chelsea House Publishers, 1986
  • Martin P. A life of James Boswell. New Haven: Yale UP, 2000

Wikimedia Foundation. 2010.

  • Джеймс Брадлей
  • Джеймс Брук

Смотреть что такое «Джеймс Босуэлл» в других словарях:

  • Босуэлл, Джеймс — Джеймс Босуэлл James Boswell …   Википедия

  • Босуэлл — Босуэлл, Джеймс Джеймс Босуэлл James Boswell Джеймс Босуэлл Дата рождения …   Википедия

  • Босуэлл Джеймс — Джеймс Босуэлл Джеймс Босуэлл (англ. James Boswell, 29 октября 1740, Эдинбург 19 мая 1795, Лондон) шотландский писатель и мемуарист, слава которого основана на двухтомной «Жизни Сэмюэла Джонсона» (1791) книге, которую часто называют величайшей… …   Википедия

  • Босуэлл Д. — Джеймс Босуэлл Джеймс Босуэлл (англ. James Boswell, 29 октября 1740, Эдинбург 19 мая 1795, Лондон) шотландский писатель и мемуарист, слава которого основана на двухтомной «Жизни Сэмюэла Джонсона» (1791) книге, которую часто называют величайшей… …   Википедия

  • БОСУЭЛЛ (Boswell) Джеймс

    — БОСУЭЛЛ (Босвелл) (Boswell) Джеймс (1740 95) английский писатель. Книга Жизнь Сэмюэла Джонсона (1791) образец мемуарной литературы …   Большой Энциклопедический словарь

  • БОСУЭЛЛ Джеймс — (Boswell, James) (1740 1795), шотландский писатель, автор знаменитой Жизни Сэмюэла Джонсона. Родился 29 октября 1740 в Эдинбурге. В детстве учился в частной школе Манделла в Эдинбурге, затем занимался дома под руководством учителей клириков.… …   Энциклопедия Кольера

  • Босуэлл Джеймс — Босвелл (Boswell) (1740 1795), английский писатель. Книга «Жизнь Сэмюэла Джонсона» (1791)  образец мемуарной литературы. * * * БОСУЭЛЛ Джеймс БОСУЭЛЛ (Босвелл) (Boswell) Джеймс (1740 95), английский писатель. Книга «Жизнь Сэмюэла Джонсона» (1791) …   Энциклопедический словарь

  • Босуэлл (Босвелл, Boswell) Джеймс — (1740—1795), английский писатель. Книга «Жизнь Сэмюэла Джонсона» (1791) — образец мемуарной литературы …   Большой Энциклопедический словарь

  • Босуэлл Д. — БÓСУЭЛЛ (Босвелл, Boswell) Джеймс (1740–95), англ. писатель. Книга Жизнь Сэмюэла Джонсона (1791) – образец мемуарной лит ры …   Биографический словарь

  • VI.1.14.5. Графство Босуэлл — ⇑ VI.1.14. Феодальные владения в Шотландии 1. Патрик Хепберн, лэрд Хэйлс (1488 1508). 2. Адам, сын (1508 13)* 3. Патрик, сын (1513 56). 4. Джеймс, граф Оркни, сын (1556 67, ум. 1578). 5. Фрэнсис Стюарт, лорд Дарнли (1581 93, ум. 1611/4). 6.… …   Правители Мира


Джеймс Босуэлл — биография, творчество, отзывы, лучшие книги.

Джеймс Босуэлл (James Boswell)— шотландский писатель и мемуарист, слава которого основана на двухтомной «Жизни Сэмюэла Джонсона» (1791) — книге, которую часто называют величайшей биографией на английском языке.Старший сын судьи, сурового кальвиниста Александра Босуэлл, лорда Auchinleck, и его жены Euphemia Erskinе. Как старший сын, считался наследником основного имущества семьи. Мать Босуэлла была строгой кальвинисткой, отец так же холодно относился к нему, из-за чего мальчик рос тихим и робки…

Джеймс Босуэлл (James Boswell)— шотландский писатель и мемуарист, слава которого основана на двухтомной «Жизни Сэмюэла Джонсона» (1791) — книге, которую часто называют величайшей биографией на английском языке.Старший сын судьи, сурового кальвиниста Александра Босуэлл, лорда Auchinleck, и его жены Euphemia Erskinе. Как старший сын, считался наследником основного имущества семьи. Мать Босуэлла была строгой кальвинисткой, отец так же холодно относился к нему, из-за чего мальчик рос тихим и робким, страдал от нервных заболеваний. В детстве учился в частной школе Манделла в Эдинбурге (поступил туда в 5 лет), там он изучал латынь, арифметику и проч. науки. Но из-за состояния здоровья страдал кошмарами, был физически слабым и очень стеснительным. В связи с чем, уже в 8 лет его исключили из школы. Джеймс занимался дома под руководством учителей–клириков. Тринадцати лет (что не было редкостью) поступил в Эдинбургский университет, изучал искусство с 1753 по 1758. В это время он перенес тяжелую депрессию, как следствие нервной болезни, но пережив этот кризис, окреп и стал отличаться хорошим здоровьем.С 1759 продолжил подготовку к юридической карьере в университете Глазго, где среди его преподавателей был Адам Смит. В 1762 сдал экзамены по гражданскому праву. В это время он перешёл в католицизм, хотел принять монашество — узнав об этом, отец отказал ему от дома. Вместо того , чтобы подчиняться отцу, Босуэлл сбежал в Лондон, где он провел три месяца, живя жизнью развратника, прежде чем был доставлен обратно в Шотландию лично отцом. По возвращении, вновь поступил в Эдинбургский университет и под давлением отца отказался от большей части своего наследства в обмен на ежегодное пособие. 16 мая 1763 Босуэлл познакомился в Лондоне с Сэмюэлем Джонсоном, и к августу они до того подружились, что, когда юный джентльмен с неохотой уезжал в Утрехтский вуз для продолжения занятий правом, Джонсон провожал его в Харвиче. Проведя унылый год в Голландии, Босуэлл отправился в турне по Германии, Швейцарии, Италии и Франции (1764–1766). Самой важной и рискованной затеей во время этих странствий была поездка на Корсику, где шло восстание супротив Генуи под руководством знаменитого Паскуале ди Паоли. Поездка дала толчок его первой значительной работе Рассказ о Корсике: Дневник поездки наэтот остров и воспоминания о Паскале Паоли (An Account of Corsica, TheJournal of a Tour to that Island; and Memoirs of Pascal Paoli, 1768), доставившей ему лестное прозвище Босуэлл Корсиканский.В 1766 году он получил право адвокатской практики в суде и практиковался на протяжении всей жизни. В это же время он написал для журнала «Лондон мэгэзин» серию из 70 очерков Ипохондрик (TheHypochondriack, 1777–1783). Босуэлл стал лучшим адвокатом, чем можно было ожидать, если иметь в виду, что его «насильно загнали на эту службу». Очередным важным событием в его жизни было совместное путешествие с Джонсоном на Гебриды (август – ноябрь 1773). Оба написали очерки о поездке в эти края (Босуэлл напечатал свой очерк только после смерти Джонсона в 1784).В 1769 г. женился на Маргарет Монтгомери. Он был накоротке с Гарриком, Голдсмитом, Берком, Рейнолдсом, Джонсоном. В 1773 Босуэлл становится членом клуба Джонсона, в который входили вышеперечисленные господа и другие выдающиеся люди 18 века.Перейдя в английскую адвокатуру (9 февраля 1786) и переехав в Лондон, он почти потерял практику. Подавленный смертью жены, утратой адвокатской практики и возможной политической карьеры, обремененный долгами и расходами на содержание и образование пятерых детей, Босуэлл самоотверженно подвигал к завершению самый значительный из всех известных биографических трудов. В количестве 1750 экземпляров двухтомник Жизнь СэмюэлаДжонсона (Life of Samuel Johnson) вышел 16 мая 1791, в 28-ю годовщину знакомства Босуэлла с Джонсоном, и быстро разошелся. Второе издание появилось в 1793, третье, пересмотренное и исправленное Э.Мэлоуном, в 1799. В 1920 году был найден и в 1950 опубликован юношеский дневник Босуэлла, который он вел в 1762—1763, впервые приехав в Лондон и ведя там разгульную жизнь. Эта публикация вызвала много шума и заставила литературоведов переоткрыть Босуэлла как блестящего мастера дневниковой прозы.Дети: Александр Босуэлл(1775-1822) Джеймс Босуэлл (1778-1822) Veronica (1773-1795) Ефимия (177 -1834) Элизабет (1780-1814) Чарльз Босуэлл (внебрачный) (1762-1764) Салли (внебрачная) (1767 -1768?).
На нашем книжном сайте Вы можете скачать книги автора Джеймса Босуэлла в самых разных форматах (epub, fb2, pdf, txt и многие другие). А так же читать книги онлайн и бесплатно на любом устройстве – iPad, iPhone, планшете под управлением Android, на любой специализированной читалке. Электронная библиотека КнигоГид предлагает литературу Джеймса Босуэлла в жанрах .

gaz.wiki — gaz.wiki

Navigation

  • Main page

Languages

  • Deutsch
  • Français
  • Nederlands
  • Русский
  • Italiano
  • Español
  • Polski
  • Português
  • Norsk
  • Suomen kieli
  • Magyar
  • Čeština
  • Türkçe
  • Dansk
  • Română
  • Svenska

Рассказы, фельетоны — Журнальный зал

Джеймс Босуэлл. Жизнь Сэмюэля Джонсона. Отрывки из книги. С приложением избранных произведений Сэмюэля Джонсона. Составление, предисловие, перевод и примечания Александра Ливерганта. М.: Текст, 2003.

Вы, конечно, сразу всё поняли. Потому что ваш покорный нижеподписавшийся (далее — ПН) добросовестно воспроизвел титульный лист. А в объявлении по радио не сказали — «отрывки». Не сказано и на обложке, но это уже несущественно: руку не обманешь. Брошюра толщиной в мизинец. А ваш ПН-то размечтался. Думал за недорого залатать дыру в подкладке своего образования. Наслышаны ведь: краеугольный камень английского ума. Ради одной лишь аксиомы про патриотизм и негодяйство давно следовало выучить язык и одолеть эту глыбу. Г-н Ливергант альпенштоком отбил множество осколков, выложил из них узенькую такую дорожку — и отступил в сторону с насмешливым поклоном:

«…Составитель искренне надеется, что полный перевод на русский язык этого оригинального и в высшей степени примечательного труда не заставит себя ждать — во всяком случае, очень долго».

Искренность составителя в данном случае как раз под вопросом. Потому как автор предисловия (т. е. опять же г-н Ливергант) сообщает: книга проникнута «совершенно сознательным и безоглядным «культом личности» Джонсона» и «от неустанного, хотя порой и трогательного босуэлловского славословия… конечно же, проигрывает». Автор примечаний (он же) с ним не спорит. Мы вправе предположить, что и переводчик (он же) выбрасывал первым делом славословие. Значит, все семеро (включаю в это число автора книги, а также ее героя и читателя) — в выигрыше. Чего же еще желать? Чего ждать?

Лично я на полный текст уже не раскошелюсь. Хотя и подозреваю, что пережитым разочарованием отчасти обязан

г-ну Ливерганту. Возможно, это слишком радикальный прием — из образа, написанного с восторженной любовью, отцедить любовь и восторг.

Но как бы там ни было, таинственный доктор Джонсон съежился в мыслях ПН до вполне правдоподобных размеров. Старикан (на первой странице ему 54 года, на последней — 75), что и говорить, колоритный. Внушительная внешность, чудаковатые манеры. Очень хороша походка: «Когда он шел по улице, постоянно покачивая склоненной набок головой и одновременно размахивая руками, то создавалось впечатление, будто передвигается он не посредством ног, а руками и головой». Обжора был — не хуже Крылова и Гоголя — тоже, надо думать, страдал меланхолией, от всех скрывая: «…и он никогда (исключение составляли лишь трапезы в кругу наиболее почтенных особ) не произносил ни слова и даже не обращал внимание на сказанное за столом, покуда полностью не удовлетворял свой аппетит, каковой был столь велик и необуздан, что во время еды вены у него на висках раздувались, а на лбу выступал обильный пот».

Ну а после обеда, за портвейном, начиналась, наподобие собачьего боя, беседа, из которой ему полагалось выйти победителем — опрокинуть чужие мнения, да так, чтобы те, кто рискнул их высказать, сделались смешны.

Не приходится сомневаться, что присутствовавшие — сплошь просвещенные джентльмены, интеллектуальная элита королевства — хохотали, как в цирке. Они говорили друг другу: «Рабле и прочие остроумцы — ничто в сравнении с ним. Они могут вас потешить — Джонсон же заключит вас в свои могучие объятия и выдавит из вас смех, хотите вы того или нет».

Я улыбнулся только раз — и как раз в тот момент, когда доктор явно не шутил, а, наоборот, резонерствовал, оседлав любимого конька — женщинам легче дается благонравие — ведь, в отличие от нас, у них нет страстей — поэтому в них распущенность совершенно нестерпима: «Если бы женщина сидела в обществе, закинув ногу за ногу, как это делаем мы с вами, мы вряд ли избежали бы искушения ударить ее по ноге»!

Допускаю, что комизм речей великого человека заключался в интонационном строе, который страшно трудно записать и уж совсем невозможно перевести.

Допускаю, и даже еще охотней, что ПН нечувствителен к юмору. Посмотрим, позабавят ли вас шутки доктора Джонсона. Я выбрал те, что касаются нашего с ним ремесла.

«Когда-то я писал в журналы и подсчитал, что если писать всего одну страницу в день, то за десять лет можно опубликовать девять томов… Однако, чтобы писать, надобно читать, — поэтому больше всего времени сочинитель тратит на чтение…»

«Мне очень не хочется (сказал он) читать рукописи авторов и высказывать им свою точку зрения. Если у сочинителей, которые ко мне обращаются, есть деньги, я советую им печататься под чужим именем; если же они пишут исключительно ради денег, я рекомендую им отправиться к книготорговцу и с ним торговаться, добиваясь самой высокой цены».

«Рецензенты часто пишут о книгах, не читая их до конца; они ухватывают основной смысл, а дальше пишут, что вздумается. Критики же фантазии лишены и предпочитают читать книги от корки до корки».

«Похвально, когда человек хочет жить своим трудом, однако писать ему следует так, чтобы жить, а не бояться, как бы ему в один прекрасный день не раскроили за его труды череп».

Представляете — что же творилось в головах у англичан XVIII века, если каждую из этих благоразумных сентенций они встречали взрывом хохота, точно фривольный парадокс!

А что, если в этом все и дело? Что, если мистер Джонсон был первым литературным представителем Здравого Смысла? Казавшегося поначалу таким потешным…

Недаром же Лев Толстой на старости лет так ценил эту книгу. Не эту, впрочем, а ту: в которой Босуэлл развел культ личности.

Кстати, вот и происхождение хрестоматийной толстовской фразы — из одного февральского разговора в 1766 году: «Я припомнил замечание Юма о том, что все счастливые люди счастливы одинаково… Джонсон: «Неверно, что все счастливые люди счастливы одинаково…»».

Н. Е. Струйский. Еротоиды. Анакреонтические оды. Подготовка текста, составление, вступительная статья, послесловие и комментарии А. Г. Морозова. — М.: Редакция альманаха «Российский архив», 2003.

Бывают графоманы способные, изредка даже не без гениальности. Этот был бездарный догола. Некий собрат-пиита (сам-то букашка) выдал ему такой некрологический аттестат:

«Как о сочинителе стихов, я об нем не сожалел нимало, ибо он их писать совсем не умел и щеголять имел право более их тиснением, нежели складом. Ежели бы век его продолжился, он бы отяготил вселенную своими сочинениями. Хорошо, хорошо сделала судьба, что прекратила несносные его досуги».

Не знаю, не знаю. При тогдашних тиражах (типография у Струйского этого была своя, в захолустном имении — ни спроса, ни сбыта) от бездарной лирики какой же вред? Что этот Струйский владел доброй тысячей душ — вот что худо. Поскольку он был злодей, самый настоящий. Любил обидеться на человека и запытать его до смерти. Существовал он, между прочим, в одно время (1749 — 1796) с Джемсом Босуэллом — и жаль, что не в той же стране: англичане держали таких в Бедламе.

Вы только взгляните на его портрет работы Рокотова: капризный ротик и глаза на мокром месте. В наше время он переменил бы пол — и никого не убил бы. Не сделал бы своей Александре Петровне полторы дюжины детей (из которых семерым не посчастливилось: выжили; стали добычей рока), не пылал бы к ней страстью, не сочинял бы глупостей…

Зачем издали? Тут некоторый фокус. На самом деле это не книга дрянных виршей Струйского, а превосходная историческая монография Александра Морозова. Таких теперь уже не пишут: обстоятельная, полностью документированная. Все про всех Струйских, включая незаконных отпрысков (как Полежаев). Криминальных происшествий в их семейном альбоме столько — Эсхил и Шекспир молча отдыхают.

И Николай Еремеевич во всей красе: как в кунсткамере под стеклом.

А стишки — всего лишь приложение. Всего лишь наживка. Нарисованная клубничка:

…Скажи, драгая нимфа,

Скажи, со мной слагаясь,

Что сим безмерным жаром,

Которым я питаю

Тобой мне грудь пронзенну…

Тэффи. Контрреволюционная буква: Рассказы, фельетоны. Составление, подготовка текстов, предисловие и комментарии Сергея Князева. — СПб.: Азбука-классика, 2004.

Как трезвая в толпе пьяных. Все еще можно читать без чувства неловкости. Блоки-брюсовы-белые ревели наподобие Хлестакова: удалимся под сень струй! в пещеры! в миры иные! в фиолетовые бездны революционной музыки!

А Тэффи слушала, что говорят на улице:

«- Нет, братец ты мой, на извозчике также надо понимать ездить! Овес-то нынче что? То-то и оно!»

Или, к примеру, митинг. И оратор горячится: министров к черту, потому как поднимает голову гидра реакции.

«А рядом стояла старуха, утирала слезы и умиленно приговаривала:

— Дай ей Бог, сердешной, пошли ей Господи! Уж намучавши, намучавши…»

Тэффи чуть ли не первая записала на правильной скорости светскую речь среднего класса:

«- Представьте себе, иду я себе сегодня вечером, — заметьте, вечером, темно, глухо, — а у костра трое солдат и два матроса. Ну, думаю, пропала моя головушка. А они, такие милые, даже не выругали меня! Честное слово…»

Один голос она записывает как свой собственный. Насмешливый, сострадательный. Мол, ужасно жаль, что жизнь — такая бездарная пьеса, и такие роли у нас некрасивые, и так скверно мы играем, — а ничего не поделаешь.

В этой книжке самая пронзительная, прямо незабываемая страница — про петроградскую весну 1918 года. Об этой странице можно — и надо бы — написать много других. О прозе как ясновидении. О ее власти над человеческим временем.

Тут ни словом не удостоена миновавшая зима. Холод, голод, унижения, убийства — предположим, это был страшный сон. И вот мы проснулись. Но в мире, и точно, ином.

«Нет, не по календарю.

А если вы в один прекрасный день, выйдя на улицу, увидите, что ваше пальто, которое вы считали образцом порядочности, покрыто множеством пятен самых разных оттенков, что калоши у вас не черные, а бурые, и перчатки не того цвета, к какому вы уже привыкли, — это значит, что на небо вылезла круглая красная рожа весеннего солнца и все нам показала.

Вот вы встречаете очаровательную женщину, которая так же хорошо, как и вы, знает, что она очаровательна.

Она улыбается, как всегда, и ничего не знает — не знает, почему вы на нее смотрите с тоской и страданием: у нее рыжие кудрявые усы!

Она не знает о них и ведет себя так, как будто их нет. Она лукаво смеется, грозит вам пальчиком, зовет вас к себе. Вы бормочете что-то, опустив глаза, чтобы не видеть, чтобы она не догадалась о том, что вы увидели. Она уходит и, обернувшись еще раз, кивает вам. Мука какая!

— Иди в монастырь, Офелия, или побрейся. Что-нибудь из двух!»

Вот вам и музыка революции.

А первых тактов Тэффи не слышала. Уж какая умная была женщина — однако, вообразите, совершенно без исторического инстинкта. Как все люди, кроме блоков-белых-брюсовых, — не предчувствовала подземного взрыва. В последний день 1916 года писала с грустью, что в новом году все будет по-прежнему, только малость похуже.

Не угадала. Но фразу повернула так — хоть и Кассандре впору:

«Я с девятьсот семнадцатым никого не поздравляю»!

А потом пошли арьергардные бои. Большая-то литература сразу потеряла сознание. Газетный фельетон сражался до конца. Отмахивался руками от пуль. Как вам, дескать, не стыдно убивать живых людей, молоть вздор, беспрестанно лгать! Да знаешь ли ты, щука, что такое — ирония?

«Если бы у нас был писаный закон, я бы справилась. А то как быть? Как хочется писаного закона, самого свирепого, самого жестокого, даже просто дурацкого, но определенно дурацкого!

Пусть, например, установят, что по понедельникам можно безнаказанно бить всех брюнетов или что до двенадцати часов утра никто не имеет права смотреть на курицу. Вот все и спокойно. Брюнет, не желающий страдать, сидит по понедельникам дома. А по утрам натуры преступные не соблазнятся поднять (или опустить) глаза на курицу.

Не выдержал — сам виноват. На себя и пеняй. И иди на каторгу хоть на семнадцать лет. Никто и не пожалеет.

А так, живя по закону неписаному, очень себя тревожно чувствуешь».

Не правда ли, отсюда до Зощенко — всего полшага? Всего на полградуса поворот — и кончится русская проза, начнется советская.

С. Гедройц

«Книги Лондона». Приключения джентльменов в Шотландии

  • Кирилл Кобрин
  • для bbcrussian.com

Автор фото, Kirill Kobrin

Подпись к фото,

«Как раз три к тысяче шестистам и есть настоящее соотношение англичанина к французу», — считал Сэмюэль Джонсон

Полузабытые книги приносят несравненное счастье – в них обнаруживаешь знакомые вещи, которые, на самом деле, никогда не знал. Такие книги живут в твоем сознании до того, как наткнешься на них в какой-нибудь Богом забытой букинистической лавке. Именно это произошло со мной месяц назад в полузатопленном наводнением Йорке.

Обходя небольшой центр города по пятому разу, я обнаружил маленький магазин и спрятался там от сырости и холода. В нем я купил книжку, переизданную ровно 80 лет назад, книжку, о существовании которой я никогда не знал, но уже с первых страниц я понял, что она всегда обитала в моей голове.

Эдинбургское издательство T. Nelson & Sons переопубликовало «Дневник поездки с Сэмюэлем Джонсоном на Гебриды», написанный Джеймсом Босуэллом, в 1936 году. Впервые книга была издана в 1785-м. Это – некогда одно из самых обсуждаемых сочинений – сегодня известно лишь специалистам, а жаль. Здесь все интересно – и автор, и главный герой, и страна, по которой проходит неспешное путешествие двух ученых джентльменов, и население этой страны.

Словарь в одиночку

Автор фото, Hulton Archive

Подпись к фото,

Сэмюэль Джонсон — автор гигантского труда, словаря английского языка, широко использовавшегося в течение 150 лет

Путешественники известны русской публике; по крайней мере, должны быть известны ее образованной части. Многие знают Джеймса Босуэлла по мимолетной реплике Шерлока Холмса, обращенной к доктору Ватсону: «Что бы я делал без своего Босуэлла!» Заботливый комментатор советской холмсианы (я имею в виду собрание сочинений Артура Конан Дойля и перепечатки оттуда, а не загадочные книги, выходившие в начале 1980-х в Ташкенте или Кишиневе с иллюстрациями, больше похожими на нигерийские афиши голливудских блокбастеров) отмечает: Сэмюэл Джонсон (1709—1784) – выдающийся английский литератор и лексикограф, составитель и комментатор многотомного издания Шекспира, автор стихов, поэм, критических статей, биографий и – прежде всего – великого «Словаря английского языка».

«Словарь английского языка» – предприятие совершенно героическое, учитывая, что подвиг совершен в одиночку. Сегодня словари составляют целые коллективы авторов, на это дело выдают гранты, получают финансирование из госбюджета, закупают технику, устраивают презентации и даже снимают специальные сюжеты для выпусков новостей. Ничего этого во второй половине XVIII века не было.

Джонсон принялся за словарь в 1746 году, подписав контракт с издателем на сумму 1500 гиней с обязательством закончить работу в три года. Когда ему сказали, что подобный словарь французского языка составляли сорок французских ученых мужей, потратив на это сорок лет, наш герой ответствовал так: «Вот это и есть истинное соотношение. Помножим сорок на сорок и получим тысячу шестьсот. Как раз три к тысяче шестистам и есть настоящее соотношение англичанина к французу». Как мы видим, националистом Джонсон был всегда – несмотря на то, что именно ему приписывают знаменитую фразу про «патриотизм – последнее прибежище негодяев». Впрочем, мы знаем ее со слов Босуэлла. Да, чуть не забыл, Джонсон провел за словарем не три, а восемь лет.

Знаменитая странная дружба

Автор фото, Getty

Подпись к фото,

Босуэлл долго не мог уговорить Джонсона посетить Шотландию

Джеймс Босуэлл (1740—1795) был не англичанином, а шотландцем, родом из Эдинбурга. Эдинбург был современным городом, с могучей кастой юристов (отец Босуэлла служил судьей), со знаменитым Университетом, в котором разворачивалось знаменитое «Шотландское Просвещение», давшее миру Давида Юма, Адама Смита и многих других. На политической карте Великобритании XVIII века Эдинбург – «вигский город», либеральный, противостоящий английским «тори», консерваторам. Это обстоятельство также не способствовало симпатии Сэмюэла Джонсона к шотландцам, сам-то он был истинным тори.

Босуэлл встретил Джонсона 16 мая 1763 года; шотландцу было 22 года, а англичанину – 54. Так началась одна из самых знаменитых и странных дружб в истории Европы.

Привязанность юного эдинбуржца к блестящему уму автора «Словаря» была столь сильна, что она затмила все – и довольно отталкивающую внешность Джонсона, и его ядовитый сарказм, переходящий порой в грубость, и то, что старший друг презирал родину младшего.

Как известно, эта привязанность закончилась написанием — уже после смерти главного героя — босуэлловской «Жизни Сэмюэла Джонсона», которую знаменитый филолог Гарольд Блум назвал величайшей биографией, когда-либо написанной на английском. Босуэлл многие годы вел дневник, где записывал разговоры Джонсона, его выходки, какие-то мелкие детали – в общем все, что стало потом тканью его знаменитой книги.

Несомненно, «Дневник путешествия с Сэмюэлэм Джонсоном на Гебриды» — первый набросок «Жизни Сэмюэля Джонсона». Но интересен он не только — и даже не столько — этим.

Путешествие начинается

Автор фото, Kirill Kobrin

Подпись к фото,

Главный сюжет книги Босуэлла — историко-политический

Босуэлл несколько лет зазывал Джонсона совершить поездку на север и запад Шотландии, последний отмахивался, даже соглашался, но с места не двигался. И вот 14 августа 1773 года, поздно вечером мирно отходящий ко сну Босуэлл получает записку от Джонсона, гласящую, что тот прибыл в Эдинбург и разместился на постоялом дворе Бойда.

Так началось это странное путешествие, длившееся три месяца; Босуэлл с Джонсоном, стартовав в Эдинбурге, обогнули восточное побережье центральной части Шотландии, у Куллодена свернули на восток, перерезали страну справа налево, обследовали Гебридские острова, затем – западное побережье; и назад с запада на восток в Эдинбург с небольшим заездом в Бервик. Удивительно, как немолодой домосед, высокий, корпулентный Джонсон, обжора, любитель выпить, страдавший, к тому же, болезнью нервов, все это вынес. Ну и конечно, как он не захлебнулся ядом, путешествуя по стране, которая ему решительно не нравилась.

И вот здесь – самый интересный сюжет этой книги, которую – если не иметь его в виду – не очень интересно читать. Сюжет этот историко-политический.

Почти за 30 лет до того, как Джонсон и Босуэлл принялись колесить по Шотландии, в стране вовсю лилась кровь. Претендент на шотландский — и английский — престол, молодой принц Чарльз Стюарт («Красавчик Чарли») высадился с небольшим отрядом на севере Шотландии в 1745 году, чтобы вернуть власть, как казалось ему и его сторонникам, законно принадлежавшую его династии. К Чарли присоединились могущественные шотландские лэрды горных районов, повстанцы нанесли несколько поражений англичанам, пока не достигли Эдинбурга и даже вторглись в северные графства Англии.

Как сочинялись традиции

Подпись к фото,

Шотландские традиции — не такие уж древние

Все кончилось, конечно, катастрофой: английский король отозвал свою армию с континента, где тогда шла война, Чарли был разбит, бежал обратно во Францию, его сторонников жестоко наказали.

События 1745 года — последний всплеск борьбы за шотландскую независимость; но после поражения, в ситуации жестоких репрессий (в городах было запрещено даже ношение шотландского пледа), началась работа по «созданию» шотландской нации. Ничего особенного в этом нет – подобные вещи происходили в то время и в Германии, и в других местах Европы.

Трюк один и тот же – историю того или иного народа объявляли «древней», идущей с «незапамятных времен», героической, сочинялись поддельные литературные памятники героического прошлого, а также изобретались традиции, вплоть до бытовых. Все это рациональному уму Джонсона претило; один из самых забавных сюжетов «Дневника» — история о том, как саркастичный лондонский доктор раз за разом ставит под сомнение подлинность «древних гэльских» «Поэм Оссиана», сочиненных, на самом деле, Джеймсом Макферсоном. Дело чуть было не дошло до рукоприкладства – такие бушевали страсти.

Книга-двойник

Еще один забавный сюжет, связанный с «Дневником поездки с Сэмюэлэм Джонсоном на Гебриды» – то, что у него есть более ранний двойник. Сочинил его сам Джонсон. «Путешествие к западным островам Шотландии» вышло в 1775 году — за десять лет до публикации босуэлловской версии. Сочинение Джонсона изрядно полито желчью, к тому же оно более … абстрактно, что ли.

Автор фото, Kirill Kobrin

Подпись к фото,

Сам Джонсон тоже написал о путешествии

Доктора занимают преимущественно общие идеи и рассуждения; впрочем, между ними он вставляет замечания по поводу шотландцев, шотландской жизни и даже шотландской природы. Некоторые из них столь странны и нелепы, что уже в своей книге Босуэлл пытается как-то замять недоразумение. К примеру, Джонсон пишет, что в Шотландии вовсе нет деревьев, мол, один из местных лэрдов показал ему дерево и сказал, что оно вообще единственное в стране. Босуэлл в «Дневнике» принимается мямлить нечто в роде того, что достопочтенный доктор имел в виду только большие деревья, маленькие он за таковые не считал, многого вообще не замечал в силу отвлеченности и возвышенности натуры и прочее. А вообще-то деревья в Шотландии есть.

В общем, это книга удивительная, неспешная, как поездка в экипаже XVIII века. Прелесть ее в однообразии и ожидаемости – вот путешественники приехали в очередное поселение, вот их принимает очередной священник, профессор или горский вождь, они обедают, беседуют, Джонсон произносит очередные сентенции о чем угодно, Босуэлл прилежно их воспроизводит. Так, наверное, и устроен рай, для меня, по крайней мере – неторопливая смена впечатлений, разговоры за трапезой, сплетни и колкости вперемежку с обсуждением книг и событий.

Только не забудем, что земля, на которой этот рай расположен, обильно полита кровью, еще не везде высохшей. Вот путешественники остановились в поместье лорда Эррола и за обедом тот «рассказал историю человека, его казнили в Перте несколько лет назад за убийство жившей с ним женщины, у которой от него был ребенок. Его руки были отрублены; его вздернули; но веревка порвалась и он был вынужден лежать на земле целый час, пока не привезли из Перта другую веревку; казнь происходила в лесу на некотором расстоянии от города – на том самом месте, где было совершено преступление. «В этом, – сказал лорд, – я вижу руку Провидения». После милой беседы гости расходятся по своим комнатам. Босуэллу не спится, и в воображении ему является отец лорда Эррола, лорд Килмарнок, которому отрубили голову на Тауэрхилле в 1746 году. «И я ощутил некоторую мрачность», – пишет наш автор. Вот-вот, лишь некоторую.

Джеймс Босуэлл | Удивительный Лондон

29 октября 1740 года эдинбургский адвокат и судья Александр Босуэлл праздновал рождение сына Джеймса.

Портрет Джеймса Босуэлла

Что до виновника торжества, то для него появление на свет божий стало не столько поводом для радости, сколько началом многолетней каторги по исполнению сыновнего долга. Будучи первенцем во всех отношениях достойных родителей, он с детских лет нес на своих плечах груз ответственности за честь семьи. Покорившись отцовской воле, Джеймс взялся грызть гранит юриспруденции, но с тоски вскоре сбежал в Лондон. Столица в полной мере удовлетворила чаяния молодого человека, однако столь многообещающе начавшаяся дружба была прервана всесильным родителем: блудного сына вернули домой и снова засадили за учебники.

Пару лет спустя в 1762 году Джеймсу удалось отпроситься у отца вернуться на годик в Лондон.

И какой это был год! Сбросив тяжкий груз родительских надежд и амбиций, юный Босуэлл с головой окунулся в бурный круговорот столичной жизни. Знакомства с лучшими людьми эпохи перемежались «удовольствиями для тела и ума» («pleasures both of body and mind«). Наученный горьким опытом знакомства с Signor Gonorrhoea, пылкий юноша вынужден был осторожничать: уж коли утешаться в объятиях носительниц венерических ценностей, так только во всеоружии, а лучше найти приличную девушку.

Увы, но 24-летняя актриса Луиза не оправдала возложенных на нее надежд. Не увенчались успехом и попытки убедить себя в аморальности и низменности беспорядочных связей. В общей сложности Signor Gonorrhoea приходил в гости к Босуэллу 18 раз.

Джеймс Босуэлл. Портрет работы сэра Джошуа Рейнольдса

Тем временем лелеемый Босуэллом-младшим план пристроиться в ряды гвардейских офицеров на казенный счет и таким образом покончить с ненавистной юриспруденцией ради удовлетворения сердечной склонности к писательству провалился.

Рутина судебных разбирательств снова домокловым мечом повисла над головой нашего героя. В качестве последней просьбы приговоренного он обращается к отцу за разрешением съездить в гранд-тур по Европе.

В Швейцарии он напрашивается в гости к Жан-Жаку Руссо. Престарелый философ, который сильно болел и «поминутно нуждался в горшке», не устоял перед напором странствующего англичанина и, возможно, его восторженным преклонением перед властителем умов всей просвещенной Европы и поплатился за свою слабость целой серией «интервью».

Расставаясь, новоиспеченные друзья обнялись и обещали писать друг другу. Правда, оживленного обмена письмами за этим не последовало. Зато год с небольшим спустя наш герой, сопровождая из Парижа в Лондон служанку/любовницу укрывшегося на туманном Альбионе Руссо, не упустил возможности разделить с ней радости скоропостижного романа. Первоначальный энтузиазм по поводу приезда дорогого друга в Англию быстро сменился равнодушием: удовлетворив любопытство, Джеймс Босуэлл и думать забыл про старца.

Примерно по такому же сценарию развивалась и дружба Босуэлла с Вольтером. Последнему, правда, пришлось еще и по настоянию визитера поговорить на чужом языке. 70-летний Вольтер жаловался:

Чтобы говорить по-английски, надо помещать язык между зубами, которых у меня не осталось».

Вернувшись в Шотландию, Джеймс Босуэлл пополнил собой адвокатские ряды и 17 последующих лет исправно и прилежно исполнял свои профессиональные обязанности в уголовном суде.

Однако его сердце было по-прежнему в Лондоне; редкие вылазки в столицу мира с безудержными пьянками в дружеском кругу, авантюрными сексуальными похождениями и  щекочущими нервы посещениями публичных казней были едва ли не единственной отдушиной в жизни этого не очень-то счастливого человека.

Все изменилось в 1786 году, когда Босуэлл прошел переаттестацию для работы в Англии и вместе с семьей перебрался в Лондон. Правда, не столько затем, чтобы заниматься адвокатской практикой, сколько затем, чтобы писать труд всей своей жизни.

Сэмюэл Джонсон

Исторически не детерминированное, но зато тщательно спланированное Босуэллом знакомство с титаном английской литературы Сэмюэлом Джонсоном, коего он был большим поклонником, состоялось 16 мая 1763 года в доме актера и книготорговца Томаса Дэвиса. Зная о сильной нелюбви Джонсона к шотландцам, Босуэлл попытался скрыть свое происхождение. Когда же Дэвис бестактно раскрыл его секрет, наш герой сказал:

Мистер Джонсон, я и правда родом из Шотландии, но я ничего не могу с собой поделать»

«Mr. Johnson, indeed I come from Scotland, but I cannot help it».

В ответ прозвучало угрюмое:

Сэр, я нахожу, что с этим многие ваши соотечественники ничего не могут поделать»

«Sir, that, I find, is what a great many of your countrymen cannot help».

Не предвещавшее ничего хорошего начало обернулось дружбой на всю оставшуюся жизнь. Джонсону было 53, Босуэллу 22.

Джеймс Босуэлл и Сэмюэл Джонсон на прогулке

Вести летопись жизни Сэмюэла Джонсона Босуэлл начал с первой же минуты знакомства. Он вел скрупулезный учет всему, что и как его кумир сказал, сделал, съел, что ответил на очередной провокационный босуэлловский вопрос:

Что бы вы стали делать, если бы оказались заперты в башне с младенцем? (“What would you do if you were locked in a tower with a newborn baby?”) —  Я не намереваюсь отвечать на такой нелепый вопрос (“I have no intention of answering such an inept question”).

Казалось бы, ерунда, не заслуживающая места на скрижалях Истории, но только не для боготворившего Джонсона Босуэлла, чье имя стало синонимом неутомимого поклонника, восторженно любящего своего учителя ученика, безоглядного приверженца культа одной боготворимой им личности. Каждая мелочь подмечалась, запоминалась, а затем записывалась. Разумеется, ни о какой стенографической точности здесь говорить не приходится, и вполне возможно, что  признанный мастер афоризма Джонсон в действительности был далеко не так красноречив, каким он выглядит у своего пристрастного биографа.

Сэмюэл Джонсон в кругу друзей

Впрочем, едва ли стоит этому удивляться.  Как-то раз Босэулл и Дэвид Гаррик, один из величайших английских актеров всех времен, поспорили, кто из них правдоподобнее изобразит общего друга. Гаррик прочел стихи в джонсоновской манере — и выиграл состязание. Но Босуэлл, удивительно точно скопировавший многоречивость Джонсона, его громоподобный голос, характерные интонации, нервные тики, хаотические движения рук и тела, поверг публику в шок. Босуэлл мог буквально перевоплотиться в своего героя, жить его жизнью. Когда знаменитый литератор умер, он сделал его жизнь делом всей своей жизни.

Результатом титанического труда стала 5-томная (6-томная, если считать обычно публикуемое отдельным томом «Путешествие на Гебридские острова», которое приятели совершили вместе в 1773 году) «Жизнь Сэмюэла Джонсона»(1791) — книга, сразу ставшая бестселлером и получившая статус первой современной биографии, на страницах которой великий человек предстает не в виде забронзовевшего еще при жизни монумента, а во всем многообразии своего характера, далеко не всегда величественного.

Фронтиспис «Жизни Сэмюэла Джонсона» Джеймса Босуэлла

Это монументальная пьеса с многочисленными героями вроде Джошуа Рейнольдса и Оливера Голдсмита, но главные персонажи, разумеется, — Сэмюэл Джонсон и его верный санчо панса Босуэлл. Добровольно — возможно, для большего контраста — взятая на себя роль глуповатого, но преданного компаньона сыграла с автором злую шутку: сделав достоянием общественности моменты, о которых обычный человек предпочел бы не распространяться, Босуэлл на сто с лишним лет прослыл среди читающей публики этаким дурачком, оказавшимся в нужное время в нужном месте.

Реабилитация случилась меньше столетия назад, когда в разных уголках Ирландии и Шотландии стали обнаруживаться многочисленные личные архивы писателя-адвоката и среди них изумительные по своей откровенности дневники (собственно, именно откровенные описания сексуальных похождений, попоек, приступов депрессии, ссор с отцом и прочих «скелетов в шкафу» и заставили наследников рассовать 8000 страниц признательной прозы Босуэлла по самым дальним углам семейных владений).

С момента опубликования в 1791 году босуэлловской биографии Джонсона их имена оказались раз и навсегда неразрывно связанными: с тех пор мы пишем «Джонсон» — Босуэлл в уме, и наоборот.

Разумеется, История не любит сослагательного наклонения, но, как знать, возможно, не прославь его Босуэлл, Джонсон при всех своих заслугах так и остался бы классиком исключительно англоязычного литературного мира, а имя Босуэлла, не напиши он «Жизнь Сэмюэла Джонсона», и вовсе кануло бы в Лету.

Книги с Лизой Новиковой – Weekend – Коммерсантъ

Джеймс Босуэлл. Жизнь Сэмюэля Джонсона / Перевод с английского, составление и предисловие А. Ливерганта. М.: Текст, 2003

Книга, составленная Александром Ливергантом,— это вежливый визит к знаменитому английскому писателю и литературному авторитету XVIII века Сэмюэлю Джонсону. Мы успеваем ознакомиться с несколькими главами из книги Джеймса Босуэлла «Жизнь Сэмюэля Джонсона», а также побродить по владениям самого персонажа: полистать подборку статей и эссе, наугад раскрыть джонсоновский «Словарь английского языка», заглянуть в личные письма и зачитать самые яркие афоризмы.


       Самому Джеймсу Босуэллу такого краткого знакомства было не достаточно. Подружившись с Джонсоном, он стал специально приезжать в Лондон из Шотландии, чтобы записывать за учителем его высказывания. Устные выступления Джонсона казались ему не менее достойными, чем письменные. Таким образом к перечню джонсоновских занятий — «критик, эссеист, филолог, драматург, поэт, острослов, политический писатель, моралист, биограф» — добавился еще и «собеседник». Джеймс Босуэлл оказался таким почтительным биографом, что потомки увековечили его имя глаголом «to boswell» (превозносить). А фамилией Джонсона английские литературоведы обозначили «напыщенную, помпезную манеру» излагать свои мысли. Однако «джонсоновский» морализаторский стиль не исключал меткости и остроумия. Материала хватило не только на Джеймса Босуэлла. «Анекдоты» из жизни Джонсона рассказала еще и его подруга Эстер Трейл, письма к которой приведены в сборнике).
       
       Хорхе Луис Борхес. Освальдо Феррари. Новая встреча. Неизданные беседы / Перевод с испанского В. Андреева. СПб: Симпозиум, 2004
       Хорхе Луис Борхес любил сводить своих читателей с другими писателями. Представил аргентинцам Стивенсона — и гордился, когда его за это благодарили (историю о просвещенном прохожем даже рассказывает дважды). Любит говорить: «Когда мы читаем Шекспира, мы сами — хотя бы на мгновение — становимся Шекспиром». Освальдо Феррари поймал знаменитого выдумщика на слове — позвал на муниципальное радио с целью продлить эти самые «мгновения». Процесс превращения в Борхеса, а значит, по признанию Феррари, и в саму литературу, проходит в 28 приемов. Именно столько бесед представлено в книге «Новая встреча».
       Начинаются диалоги, естественно, ab ovo, с упоминания Платона. Затем собеседники «пробегаются» по самым разным темам: от Поля Валери до Бернарда Шоу, от фантастической литературы до кинокритики (сам Борхес в молодости промышлял кинокритикой и с ностальгическим раскаянием вспоминает, как под горячую руку ему попались и Орсон Уэллс, и даже Эйзенштейн). Попутно у Борхеса выспрашиваются комментарии к его произведениям. Конечно, здесь очень много реалий истории аргентинской литературы, требующих особых комментариев для российского читателя. Так, у Аргентины тоже есть своя особенная стать: соотечественников писатель называет «людьми Запада в благословенном изгнании». Когда поднимается на защиту литературы, что «в опасности»,— похож на трогательных моралистов, причем даже в морализаторстве необыкновенно элегантен: «Я спросил: речь, вероятно, идет о посредственной литературе, но мне ответили: нет, речь идет о бестселлерах; то есть о том, что, как правило, совсем не похоже на литературу».
       Говорить можно бесконечно — поэтому заранее договорились ни одну беседу не доводить до конца, чтобы не было скучно. Хотя словесные лабиринты Борхеса не имеют конца, словами-то он не играет. Даже больше, такую игру презирает — лучше обыгрывать хитросплетения сюжета.

Джеймс Босуэлл | Шотландский биограф

Полная статья

Джеймс Босуэлл , (родился 18 октября [29 октября по новому стилю] 1740 года, Эдинбург, Шотландия — умер 19 мая 1795 года, Лондон, Англия), друг и биограф Сэмюэля Джонсона ( Life of Johnson , 2 т., 1791). Публикация его журналов в 20-м веке доказала, что он также является одним из величайших авторов дневника в мире.

Эдинбург и Лондон

Отец Босуэлла, Александр Босуэлл, адвокат и лорд Окинлека в Эйршире с 1749 года, был назначен на скамью подсудимых лордом Окинлеком в 1754 году.Босуэллы были старой семьей с хорошими связями, и Джеймс подвергся сильному давлению со стороны амбициозной семьи.

Босвелл ненавидел дневную школу, в которую его отправили в возрасте 5 лет, а с 8 до 13 лет его учили дома репетиторы. С 1753 по 1758 год он прошел курс искусств в Эдинбургском университете. Вернувшись в университет в 1758 году для изучения права, он был очарован театром и влюбился в римско-католическую актрису. Лорд Окинлек счел благоразумным отправить его в университет Глазго, где он слушал лекции Адама Смита.Весной 1760 года он сбежал в Лондон. Вскоре он обнаружил, что страстно любил столичную культуру, был общительным, энергичным, чувственным и привлекательным для женщин; а Лондон предлагал именно то сочетание грубых и изысканных удовольствий, которое, казалось, удовлетворяло его. В это время он заболел гонореей — недугом, который ему приходилось терпеть много раз в своей жизни.

С 1760 по 1762 год Босуэлл изучал право дома под строгим надзором и искал избавления от скуки в галантности, в шутливом обществе под названием «Мыльный клуб» и в писанине.Его публикации (многие в стихах и большинство из них анонимные) не указывают на выдающийся талант.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Когда Босвелл достиг совершеннолетия, ему не терпелось войти в пехоту. Лорд Окинлек согласился, что, если он пройдет судебные процессы по гражданскому праву, он получит дополнительную ренту и ему будет разрешено поехать в Лондон для получения комиссии через влияние. Босвелл сдал экзамен в июле 1762 года.

Предвкушая великое счастье, Босуэлл осенью начал вести дневник, который должен был стать центральным выражением его гения.Его большой интерес к жизни не был полностью реализован до тех пор, пока жизнь не была записана полностью, и он обладал редкой способностью к воображаемому вербальному восстановлению. Его дневник гораздо более драматичен, чем большинство других, потому что он записывал каждое событие так, как будто он все еще переживает его, как будто он ничего не знал о том, что произошло позже. Люди в его дневнике разговаривают и получают характерные для них жесты.

Второй визит Босуэлла в Лондон длился с ноября 1762 года по август 1763 года. Вскоре по прибытии ему сообщили о рождении в Шотландии сына Чарльза, для которого он устроил англиканское крещение.Мать (Пегги Дойг), вероятно, была служанкой. Он встретил Оливера Голдсмита, писателя, драматурга и поэта, а также Джона Уилкса, радикального политика и полемиста. А 16 мая 1763 года в задней гостиной актера и книготорговца Томаса Дэвиса он неожиданно познакомился с Сэмюэлем Джонсоном, чьими произведениями он восхищался и с которым давно пытался познакомиться. Джонсон был груб с ним, но Босвелл сдержался, пошел позвонить через неделю и обнаружил, что ему понравился — началась большая дружба.Джонсону было 53 года, когда они встретились, Босвеллу 22. С обеих сторон было снисходительно из-за различий в ранге и интеллекте. По-настоящему убедившись, что план присоединиться к охранникам неосуществим, Босвелл капитулировал перед отцом и согласился стать адвокатом. Было решено, что он проведет зиму, изучая гражданское право в Утрехте, а затем совершит скромную зарубежную поездку.

Континентальный тур

В Голландии Босуэлл подружился и безуспешно ухаживал за писательницей Изабеллой ван Туйл ван Серооскеркен (позже называвшейся Изабель де Шаррьер).Он был глубоко тронут благочестием Джонсона и в день Рождества в часовне посла в Гааге впервые причастился в англиканской церкви. Его благочестивая программа какое-то время оказывала стимулирующее действие, но приелась, когда она потеряла свою новизну. Он получил известие, что его маленький мальчик умер. В последовавшей за этим депрессии ему постоянно снились кошмары о том, что его повесят. Он был разочарован, обнаружив, что рассеянность приносит ему больше счастья, чем целомудрие и тяжелый труд, и вскоре он впал в свою прежнюю распущенность.

Из Утрехта Босуэлл отправился в Берлин в компании старого якобита графа Маришала, друга и советника Фридриха Великого, но он так и не смог встретиться с королем. Проезжая через Швейцарию (декабрь 1764 г.), он взял интервью у Жан-Жака Руссо и Вольтера. Босуэлл пробыл в Италии девять месяцев, систематически осматривая достопримечательности. В Неаполе он установил близкие отношения с Уилксом (в то время объявленным вне закона) и путешествовал с лордом Маунтстюартом, старшим сыном графа Бьюта, главной мишени Уилкса.

Самый оригинальный поступок в его жизни последовал, когда он совершил шестинедельное турне по острову Корсика (осень 1765 г.), чтобы взять интервью у героического корсиканского вождя Паскуале де Паоли, который затем занялся установлением независимости своей страны от Генуи. Паоли поддался его обаянию и стал его другом на всю жизнь. По возвращении на материк Босуэлл разослал в газеты статьи, смешивая факты с фантастическими политическими предположениями.

Джеймс Босуэлл (автор «Жизни Сэмюэля Джонсона»)

Джеймс Босвелл, 10-й лэрд Окинлека и 1-й баронет, был юристом, ведущим дневников и писателем, родился в Эдинбурге, Шотландия.Он был старшим сыном судьи Александра Босуэлла, 8-го Лэрда Окинлека, и его жены Юфимии Эрскин, леди Окинлек. Мать Босуэлла была строгой кальвинисткой, и он чувствовал, что отец холоден к нему. Босуэлл, который больше всего известен как биограф Сэмюэля Джонсона, унаследовал поместье своего отца Окинлек в Эйршире. Его имя перешло в английский язык как термин (Boswell, Boswellian, Boswellism) для постоянного спутника и наблюдателя.

Босуэлл также известен подробными и откровенными журналами, которые он писал в течение долгих периодов своей жизни, которые оставались неоткрытыми до 1920-х годов.Сюда входили объемные заметки

Джеймс Босвелл, 10-й лэрд из Окинлека и 1-й баронет, юрист, ведущий дневник и писатель, родившийся в Эдинбурге, Шотландия. Он был старшим сыном судьи Александра Босуэлла, 8-го Лэрда Окинлека, и его жены Юфимии Эрскин, леди Окинлек. Мать Босуэлла была строгой кальвинисткой, и он чувствовал, что отец холоден к нему. Босуэлл, который больше всего известен как биограф Сэмюэля Джонсона, унаследовал поместье своего отца Окинлек в Эйршире. Его имя перешло в английский язык как термин (Boswell, Boswellian, Boswellism) для постоянного спутника и наблюдателя.

Босуэлл также известен подробными и откровенными журналами, которые он писал в течение долгих периодов своей жизни, которые оставались неоткрытыми до 1920-х годов. В их число входили объемные заметки о грандиозном турне по Европе, которое он сделал в молодости, а затем о его поездке по Шотландии с Джонсоном. В его журналах также записываются встречи и беседы с выдающимися людьми, принадлежащими Клубу, включая лорда Монбоддо, Дэвида Гаррика, Эдмунда Берка, Джошуа Рейнольдса и Оливера Голдсмита. Его письменные работы сосредоточены в основном на других, но он был признан хорошим собеседником и опытным собеседником.

Жизнь Джеймса Босвелла

ГЛАВА ОДИН

Жизнь Джеймса Босуэлла
ПИТЕР МАРТИН
Издательство Йельского университета

Прочитать обзор


Мир химер

1

`Какой мир химер был у меня в молодости! невозможно дать представление об этом другим.Таков был взгляд Босуэлла в 1780 году, в возрасте сорока лет, в год, когда его воображение было особенно активно, объясняя его ранние воспоминания и личность, реальное и воображаемое для его зрелого ума. Но такие наблюдения он делал на протяжении всей своей жизни. Его дневники и письма наполнены ссылками на его юность, объясняющими его нынешнее поведение и отношение к ней. романтизировать, выдумывать, защищать или обвинять и оплакивать его.Его воспоминания в целом были неприятными или имели оттенок раскаяния и сожаления не потому, что с ним явно плохо обращались в детстве — хотя у него был далеко не идеальный отец — но потому, что он был нетрадиционным мальчиком с необычным темпераментом. Он никогда полностью не перерос свою молодость и не стал взрослым. Он всегда был мальчиком, как однажды выразился Сэмюэл Джонсон.

Он был необычным юношей отчасти потому, что, как он писал в автобиографическом «Очерке» Жан-Жака Руссо в 1765 году, он «родился с меланхоличным темпераментом… темперамент нашей семьи ». Это сделало его легкой добычей для агрессивных чувственных впечатлений, как физических, так и воображаемых, не только потому, что до подросткового возраста болезненность вступала в сговор со строгим пресвитерианством, чтобы увековечить в нем сильную болезненную полоску, но и также потому, что у него было очень активное и поэтическое воображение, чувство очарования, очарование и покорение многих, но которое никто в его семье не мог разделить. Ясно одно, что он сильно пострадал во время его детство и юность.

В 1780 году Босуэлл вспомнил два вида родительского влияния, которые преследовали его большую часть жизни: религиозная строгость матери и холодность отца. Он особенно страдал в это время болезненные периоды неуверенности в себе и ипохондрии, которые совпали с возвращением его младшего брата Дэвида из Валенсии после двенадцатилетнего отсутствия. Возвращение Дэвида вернуло его мысли к юности, как будто он пытался как объяснить, как он стал такой необычной личностью, так и уловить видения детства, которое он каким-то образом потерял в ходе своих путешествий, десяти лет супружеской жизни и тяжелой работы как защитник Эдинбурга.

Новая (или Высокая) церковь в Эдинбурге, часть старого хора церкви Святого Джайлса, «постыдно грязного» (по мнению доктора Джонсона) семейного молитвенного дома Босуэлл, ремонтировалась в 1780 г. с новыми скамьями и другими улучшениями. Это была церковь, где в бесконечные мрачные пресвитерианские воскресенья в младенчестве и юности Джеймс сидел неподвижно и безмолвно на семейной скамье, преследуя настойчивые Кальвинистские страхи загробной жизни.Всегда в поисках острых и личных исторических моментов, которые могли бы подстегнуть его воображение и которые он мог бы записать в свой дневник, но еще больше привлеченных навязчивыми воспоминаниями Будучи молодым, в июне он посетил последнюю службу перед закрытием церкви на ремонт.

Когда он сидел на месте своего отца, он был застигнут врасплох. Вместо того чтобы присутствовать на службе, « Я с любопытством размышлял над тем, чтобы вспомнить это сиденье почти так далеко, насколько это возможно в моей памяти. благочестивая мать, сидящая во главе его — о моих тоскливых ужасах ада в нем — о том, что у меня сложилось впечатление, что он настолько связан с другим миром, что остается постоянным.’Ужасы и суеверия внушены скрупулезный и удушающий кальвинизм его матери смешался с воспоминаниями о ее святой и нежной теплоте. Образ старого сиденья пробудил «множество идей … в моей голове». Холодные ужасы в церкви, даже в возрасте сорока лет, жил «внутренне темным и холодным» в его памяти и воображении, но в этом случае его счастливое настроение преобладало, и он надеялся, что снос семейной скамьи каким-то образом изгнать его страхи смерти — «от этого не осталось и следа».

Признак его двойственного отношения к матери проявляется в его почти полном отсутствии упоминания о ней в своих многочисленных дневниках. Одно из двух или трех исключений произошло в августе 1780 года, после прослушивания четырех часов проповедей с Давидом перед причастием: «Вечером я удалился в свою кладовку и серьезно задумался и молился о моей дорогой матери и приготовился к празднованию смерти Христа.’Даже его брат, с «степень нашей семейной меланхолии», была «холодна духом» от службы. Хотя Босуэлл страдал от кальвинистских ужасов загробной жизни, несколькими месяцами ранее он необычно напугал себя. дети рассказывают истории о черных ангелах и дьяволах, которые затаскивают плохих людей в ад: «их всех троих внезапно охватил такой ужас, что они плакали, рычали и бросались ко мне за защитой». Инцидент «досадный» Босвелл, потому что он видел, что ничего не может с собой поделать: ему приходилось навязывать своим детям собственные религиозные кошмары.

Еще одно раннее воспоминание возродилось после того, как он избил своего старшего сына Сэнди за ложь. Отец Босвелла внушил ему потребность в правде и честности; теперь он делал то же самое со своим сыном:

Я не припоминаю, чтобы мой отец внушал мне какой-либо другой ценный принцип, кроме строгого уважения к истине, которое он внушил мне сердечным избиением в раннем возрасте, когда я солгал, а затем заговорил о бесчестии врущий.Я отчетливо вспоминаю, как однажды вечером в нашем доме он неизгладимо внушал мне истину и честь …

Парадоксально, но здесь светское отстаивание истины смешалось с воспоминаниями о холодной дисциплине и страхе. Если его мать была теплой святой, которая, тем не менее, поощряла в нем болезненные страхи перед адом и проклятием, холодность и суровость его отца укоренились в нем. в нем откровенность и аккуратность, или, выражаясь отрицательно, боязнь лжи.Правдивость Босуэлла как биографа и автобиографа принесла бы ему известность дома и по всей Европе, но наследие его отца не было без желчи. `Он дубовый. У меня более тонкое, но мягкое дерево », — писал он. Его негодование по поводу избиения все еще было глубоким. Как и в случае, когда он терроризировал своих детей призрачными образами из ада, он был все еще раб своих детских травм.

2

Босуэлл родился в старинной семье, которая на протяжении двух с половиной веков проживала в поместье Окинлек в Эйршире.Расположен в пасторальном ландшафте холмов и зеленых полей в двенадцати милях к востоку от Эра и Ирландского моря, в пределах видимости. Из холмов Ланаркшира дальше на восток, Дом Окинлека и его более чем 20 000 акров вдохновляли практически всю шотландскую гордость Босуэлла. Древнее сердце Окинлека лежало у руин Старого замка, во времена Босвелла превратился в разрушенную крепость. Это укрепление двенадцатого или тринадцатого века было жилищем первых Окинлекских Босуэллов, принадлежащих Томасу Босвеллам (из еще более почтенных Бальмуто Босуэллов). в Файфе) с обширными землями Auchinleck Джеймсом IV Шотландии в 1504 году в награду за его доблестные услуги короне.Баронство, которое также пришло с подарком, просуществовало до девятнадцатого века. Томас Босуэлл позже пал с королем на Флодден-Филд, наследие, которое было романтичным для молодого Джеймса. Руины крепости возвышались над крутыми оврагами, образованными слиянием реки Лугар и ее притока Диппл. Гореть. Сегодня все, что осталось, — это несколько каменных холмов. Это темное и тихое место, опасное для подъема и скрытое среди густой листвы, кустарников, обнаженных корней и мертвых и умирающих деревьев.Ручьи внизу текут тихо, забытые. Во времена Босуэлла это место, должно быть, было столь же отдаленным и навязчиво драматичным, потому что в 1789 году антиквар Фрэнсис Гроуз нашел его достаточно интересным, чтобы включить гравюру с изображением разрушенного замка в свою книгу. Древности Шотландии .

Гордость Босуэлла своей родословной подчеркивалась каждый раз, когда он спускался к руинам из нового особняка или когда он показывал Старый замок друзьям или потенциальной жене.Как он писал Жан-Жаку Руссо в 1764 году, который, как он знал, оценил бы дикость этого места: «[В возрасте 8–12 лет] я читал римских поэтов и чувствовал классический энтузиазм в романтических оттенках загородного дома нашей семьи». Он поразил доктора Джонсона подобной мыслью через несколько месяцев после первой встречи с ним в Лондоне: «Он сказал:« Я должен быть там, и мы будем жить в Старом замке; и если не останется места, мы построим его ».»‘

Когда Босуэлл триумфально привез Джонсона в Окинлек в 1773 году, именно окрестности Старого замка произвели впечатление на мудреца: «Я был … не в восторге от элегантности современного особняка, чем от угрюмое достоинство старого замка ». Самое полное и самое гордое описание древней сцены Босвеллом появилось много лет спустя в его рассказе о том, как он показал ее Джонсону в «Журнале путешествия на Гебриды » (1785).Сообщив Джонсону, что имя «Окинлек» означает «поле из каменных плит», а не «каменистое поле», он продолжает:

С одной стороны скалы, на которой стоят его руины, протекает река Лугар, которая здесь довольно широка и граничит с другими высокими скалами, затененными лесом. С другой стороны протекает ручей, огибаемый таким же образом, но в меньшем масштабе.я не могу придумать более романтичной сцены.
Я чувствовал себя здесь в приподнятом настроении и рассказывал моему прославленному наставнику о древности и благородных союзах моей семьи, а также о заслугах ее основателя Томаса Босвелла …

В нескольких ярдах от нас другое место «освященной земли» также говорило о прошлом, «фундамент древней часовни, посвященной святому Винсенту, где в старые времена« было местом могил »для семья’.В Tour он скорбит о том, как его отец нарушил там «остатки святости», утащив камни, чтобы построить новый особняк в начале 1760-х годов. `Возможно, однажды эта часовня станет восстановлен », — размышляет он. Но было еще много «почтенных старых деревьев, в тени которых ходили мои предки». Босвелл обещает, что, обладая поистине романтическим иконографическим чутьем, если он выживет, Джонсон, чтобы добавить к genius loci , установив ему там памятник.

Это был романтично-классический Босуэлл, даже когда он был маленьким мальчиком, который определил свой юношеский пейзаж путем слияния двух традиций: мальчик, чьи неоклассические вкусы были приобретены в ходе учебы в Эдинбурге, но который уже чувствовал себя некомфортно из-за холодной рациональности своего отца и чувствовал принуждение «распространяться» в более обширное царство природы, бродить мысленно и физически в более широком мире создания его собственных образов.Двести шестьдесят лет (и восемь поколений) логов Босуэллов в Окинлеке питали его плодородный ум. В Young Boswell (1922) Чонси Тинкер предположил, что Босуэлл был ранним романтиком, который нелегко привязался к аналитические и рациональные традиции Просвещения восемнадцатого века. Окинлек удовлетворил свои мальчишеские мечты о строительстве воздушных замков, населяя очаровательные регионы, в то время как его отрочество в Эдинбурге — собственное признание, сузил его взгляды и заставил их служить цивилизации Просвещения, ее образованию, религии, салонам, клубам и семейной жизни.

3

Родословная матери Босуэлла внесла свой вклад в его романтическую мифологизацию. Она и его отец, на десять лет старше ее, были двоюродными братьями, оба происходили от второго графа Кинкардина и голландской графини Вероники ван Аерсен из Королевства выдающаяся семья Соммелсдик.Босуэлл много внимания уделял этой связи с голландской аристократией, особенно когда он достиг Голландии в 1763 году, но это было еще не все. Родилась Юфимия Эрскин, его мать происходила от несовершеннолетней ветвь шотландской королевской семьи: она была дочерью подполковника. Джон Эрскин, заместитель губернатора замка Стерлинг, а через него — правнучка второго графа Мар, вторая жена которого приходилась дочерью герцог Леннокс, двоюродный брат графа Дарнли, отца короля Якова VI.Если это трудно понять, тем не менее, это королевское происхождение. Босуэлл много использовал свою королевскую кровь, представляя себя будущий лэрд семьи, основанной шотландским монархом. Его отец, насколько нам известно, никогда не говорил о таких слабых семейных связях, по крайней мере, публично, и, возможно, к счастью, он умер за три года до этого. Босуэлл рекламировал свою королевскую связь с миром, когда в Tour к Гебридским островам , он вспомнил, как показывал доктору Джонсону Старый замок:

в свете того, что, как я понимаю, в коммерческую эпоху будет считаться генеалогическим энтузиазмом, [я] не забыл упомянуть то, о чем, как я был уверен, мой друг не подумает легкомысленно, — мое отношение к Королевской Личности, чья щедрость при его вступлении на престол, даровал ему утешение и независимость.На предыдущей странице я признал свою гордость за древнюю кровь, в чем меня поддерживал доктор Джонсон; поэтому мои читатели не будут удивлены тем, что я потворствовал это по этому поводу.

Он даже планировал включить генеалогическую таблицу в Tour `, показывающую побочные линии происхождения Меня и как Дома Стюартов, так и семьи, ныне занимающей трон… чтобы с первого взгляда указать на мое родство к королевскому прошлому и настоящему ». Он добавил: «Во мне есть кровавая гордость до высшей точки». Хотя такие энтузиазмы, проявляемые в частном порядке, были приемлемы для молодых людей с романтическими взглядами, они, несомненно, были приемлемы. неловко, когда это публично транслирует мужчина сорока пяти лет. К счастью, стол так и не появился.

Когда Босуэлл родился в Эдинбурге в октябре 1740 года, его дед Джеймс, седьмой лэрд Окинлека, был еще жив.Старый Джеймс, как мы его будем называть, очень успешный адвокат, который после Революция посвятила себя серьезным принципам вигов и успешному расширению поместья. Молодой Джеймс, его тезка, однажды описал его как «большого, сильного, готического человека», «человека со знанием дела». вес »и смелость. Он тоже был склонен к меланхолии, и в нем было многое, что отождествляло юного Джеймса — бесконечно больше, чем со своим отцом.Как писал Босвелл в своем «Очерке» 1765 года, Старый Джеймс унаследовал от матери некоторую степень ипохондрии. В молодости он бездельничал, но отец, избивая его жезлом, заставлял его заниматься учебой … Часто его одолевала мрачная меланхолия. и поскольку он был воспитан, чтобы скрывать свое плохое настроение и не подниматься над ним, когда ему больше не нужно было бояться своего отца, он больше не скрывал их ». Он не хотел ничего, кроме как уйти от мира, но его жена, «Здоровее и веселее», — помешал ему.Однако после ее смерти он стал чем-то вроде отшельника в Окинлеке, до своей смерти мучившийся «мрачным настроением и … твердыми религиозными убеждениями», «печальными пресвитерианскими догмами». узнал в детстве. В этих отрывках Босуэлл охватывает духовное родство со своим дедом. Он всегда гордился им.

4

В ранние годы Босуэлл знал Старый замок только изредка, но после смерти Старого Джеймса в 1749 году он жил в доме Окинлека во время каникул.Это был особняк в стиле ренессанс начала семнадцатого века, построенный Томасом Босвеллом. сын Дэвид, подходящее место жительства для дедушки, похожего на готика, возможно, подумал Босвелл. Любопытно, что он никогда не рассказывал о своей мальчишеской жизни и приключениях в этом доме с Дэвидом и его младшим братом Джоном. Его единственное сохранившееся замечание о его ранней жизни было беспокойное, сделанное в пятнадцатилетнем возрасте, о смерти новорожденного брата.Это самое раннее из сохранившихся сочинений, написанных его собственной рукой, отшлифованное, очень хорошо написанное. письмо Окинлека к его «маме» в Эдинбург. Утешив ее, он резко меняет тему: «Иногда я пробую стрелять и застрелил двух воробьев, что, как я знаю, вызовет неповиновение моему Господу, но, как и я, Прошу прощения за свою вину, и впредь я буду стрелять в других птиц, таких как сороки и вороны, я надеюсь, что его светлость простит меня ». Даже в этом сельском раю строгость отца вторгалась в его романтическую мечту.

Расположенный примерно в двухстах ярдах от Старого замка и Лугар-Уотер, дом имел L-образную форму с башней, в которой, возможно, находился главный вход, и небольшой холл. Верхний этаж башни служил смотровая площадка, где больше внимания уделяется местным гражданским спорам и столкновениям во время насильственной Шотландской Реформации, чем английским вторжениям с тех пор, как Яков VI Шотландии вступил на трон Англии под именем Якова I в 1603 году.Boswell и его братья, должно быть, наслаждались сторожевой башней, глядя на мили вокруг Окинлека и холмы Ланаркшира, представляя себе более дикие и опасные времена, когда Низины были особенно уязвимы для Английские рейды.

Резиденция, окруженная высокими стенами, представляла собой удобный и безопасный дом лэрда с гротом и прекрасными садами, но его романтические ассоциации, очевидно, были недостаточной компенсацией за неудобства. и беспорядок к тому времени, когда семья Босуэлла взяла его на себя.Не соответствовал и его античный и архаичный характер, когда в 1754 году Александр Босуэлл стал лордом Окинлеком, одним из лордов юстициария. важная фигура в культурном и юридическом мире Шотландии. Его имидж современного человека с собственностью требовал классически прочного и современного особняка, в котором можно было бы приветствовать общество.

Новый дом, построенный в 1762 году, когда Босвеллу было двадцать два года, хотя и не был величественным, был достаточно впечатляющим для нового именитого судьи.Построен в стиле Адама середины века с большим центральным фронтоном и окружен за счет изогнутых крыльев, оканчивающихся большими каменными беседками, он прилично длинный, но разочаровывает своей узостью. «Это всего лишь посредственный дом, — писала герцогиня Нортумберленд в 1760 году, — но справедливо, что это романтик. пятно, место.’ Столовая и гостиная были величественными, с красивыми гипсовыми потолками, но лестница не запомнилась, и за исключением библиотеки, где отец Босвелла и доктор Джонсон яростно спорили в 1773 году, комнаты на втором этаже были маленькими.Тем не менее, Кэтрин Блэр, одна из шотландских супружеских надежд Босуэлла в 1767 году, повернула голову и прямо сказала ему: «Я хочу, чтобы ты мне нравился так же, как и Окинлек».

Восхищаясь элегантностью нового особняка, Босвелл никогда не переставал преклоняться перед древностью старого, который начал рушиться со скоростью, которая подпитывала его аппетит к ностальгии. Посредством Когда Фрэнсис Гроуз посетил это место в 1789 году, «старое место» уже потеряло крышу.Например, всего через месяц после отъезда из дома для своего первого длительного пребывания в Лондоне осенью 1762 года он успокоился. что когда-нибудь он будет жить с «безмятежным счастьем» в восхитительном Окинлеке, древней резиденции длинной линии достойных предков. Здесь я закончу свои дни в спокойной преданности ». Он сказал леди Нортумберленд: «В самом деле, мадам, там больше романтических красавиц, чем в любом другом месте, которое я знаю ». Позже, в июле 1765 года, упиваясь вергилианской иконографией в Мантуе, он вспомнил:

Когда я нахожусь в Окинлеке в сладкий летний сезон, мое воображение полностью убеждено, что в скалах и лесах моих предков изобилуют деревенские гении.Вряд ли найдется классическое место, которое у меня не было бы в нашем собственном имении, и даже после того, как я путешествовал сама заколдованная земля, я не останусь без моих романтических мечтаний.

5

Но Босуэлл родился в Эдинбурге, а не в Окинлеке.Он получил образование и прожил там большую часть своей жизни. Он всегда испытывал романтическую привязанность к городу, как показывает этот отрывок из его первого лондонского журнала:

О Артур Сит, почтенная гора! было ли в суровой зиме твое лицо покрыто снегом или окутано туманом; или в нежной мягкости лета вечернее солнце освещало твои зеленые бока, украшенные неровными поросшими мхом скалами и сделан религиозным из-за древней часовни Святого Антония.Любимая горка, восхищение моей юности! Твой благородный образ навсегда заполонит мой разум! Позволь мне путешествовать по всей земле, я еще буду помнить тебя; и когда я возвращайся в мою родную страну, пока я жив, я буду посещать тебя с любовью и благоговением!

И все же ему не нравилось там жить. Он думал, что город был «узким» и изолированным, скучным и грубым, подавляющим и удручающим, но это, как следует помнить, был Эдинбург шотландского Просвещения, «Северные Афины».Это был интеллектуально захватывающий центр философии, истории, медицины, геологии, химии, политической экономии и социологии, и он «представлял авангард европейской мысли в этих и другие предметы, гораздо больше, чем Лондон ». Даже в этом случае город был одновременно темным, грязным, тесным и вонючим, а не тем огромным, красивым и целебным мегаполисом, которым он является сегодня.

«Старый город», как его описал Даниэль Дефо в 1720-х годах, всего за пятнадцать лет до рождения Босуэлла, был проложен вдоль «узкого гребня длинной восходящей горы» с землей круто обрываясь на север и юг.Замок, расположенный на массивной Замковой скале, находится в верхнем западном конце длинной улицы, идущей вдоль хребта; в миле от Ист-Энда находится Холируд-Хаус, у подножия знаменитого потухшего вулкана Трон Артура. В молодости Босуэлла большинство магазинов, многие общественные здания и общая сумасшедшая суета гражданской жизни можно было найти на Хай-стрит. Это потрясло романист Тобиас Смоллетт, когда он увидел это в 1776 году, «все люди бизнеса в Эдинбурге, и даже благородная компания… Стоять толпой каждый день с часу до двух часов дня, торговать товаром, разговаривать коммерция, сплетни, заказ водомеров или мальчиков на побегушках, планирование вечерних развлечений. Большинство людей собралось либо у Рыночного креста посреди улицы, либо на Парламентской площади рядом. к средневековой церкви Святого Джайлса или вокруг Luckenbooths, ряду четырехэтажных зданий, которые тянулись посередине Хай-стрит всего в нескольких футах к северу от St Giles’s, создавая узкую и мрачную пешеходная дорожка для пешеходного движения.Дефо описал Эдинбург-Хай-стрит как «возможно, самую большую, длинную и прекрасную улицу по количеству зданий и количеству жителей не только в Британии, но и в мире». Это был Впечатляющая улица, конечно, но не без неудобств, как заметил Дефо: « куда бы вы ни повернули, направо или налево, вы сразу же спуститесь с холма, а этот крутой крутой, что очень неприятно ». тем, кто идет по боковым переулкам, которые они называют вайнд, особенно если их легкие не очень хороши ».

«Предложения» 1752 г. по расширению города на север сравнивали его планировку с черепахой, «из которых замок — голова, главная улица — гребень спины, венды и закрывает стеллажи. стороны, и дворец Холирудхаус хвоста ». Вирды были очень узкими и темными, днем ​​почти всегда были окутаны полумраком, а ночью непроницаемо черными, за исключением тех случаев, когда их освещали случайные лампы.Они спустились на север, к Северному озеру и на юг, к следующей главной улице с востока на запад, не очень здоровому Каугейту, где Босуэлл недолго жил как женатый мужчина.

Из-за растущей нехватки земли в пределах средневековых стен города и населения к середине восемнадцатого века, которое достигло от тридцати до пятидесяти тысяч человек, одна из доминирующих городских властей. и уникальные впечатления были от высоких многоквартирных домов, «небоскребов» середины восемнадцатого века, сжатых вместе, не обращая внимания на свет и воздух.На верхние этажи можно было подняться только по общим лестничным пролетам. вверх и вниз, по которым карабкались цистерны с водой, и каждый день приходилось переносить всевозможные товары и отходы, за исключением того, что выбрасывалось из окон на улицу и вихрей внизу около десяти вечера, с криком «Гардилоо!» По словам англичанина А. Топхэма в 1775 году, объявление Городской стражей об этом часе было «своего рода лицензией на засыпание улиц неприятностями и предупреждение жителей дома. в свои кровати ».Запах был отвратительный. В описании таких отвратительных условий жизни в «Предложениях» 1752 года было немного преувеличения:

Узкие улочки, ведущие на север и юг, из-за их крутизны, узости и грязи могут рассматриваться только как неизбежное неудобство. Ограниченные маленьким компасом в стенах, дома стоят более многолюдно, чем в каких-либо других. город в Европе , и построены на почти невероятной высоте.Отсюда обязательно следует большая нехватка свежего воздуха, света, чистоты и всякого другого комфортного жилья. Следовательно, также многие семьи, иногда не менее десяти или дюжины, вынуждены жить друг над другом в одном здании; где, ко всем другим неудобствам, добавляется неудобство общей лестницы, которой нет ни в какой другой фактически, чем прямая улица, постоянно темная и грязная.

«Ни в одном городе мира [не] столько людей живет в такой маленькой комнате, как в Эдинбурге», — заключил Дефо.«Тотальный застой», «узкие представления», «местные предрассудки», «подлость» и повсеместное распространение «Руины» — это фразы, которые «Предложения» использовали для разжигания негодования населения и поддержки идеи нового неоклассического Нового города эпохи Просвещения на блаженной равнине за Северным Лохом. Это сработало, и в начале 1760-х годов быстро началась работа по расширению в соответствии с планом Джеймса Крейга. К 1770 году люди уже уезжали из Старого города в Новый город.Дэвид Хьюм, например, один из корифеев эпохи шотландского Просвещения, переехал в элегантный дом на площади Сент-Эндрюс в 1771 году.

(Продолжение …)

(C) 1999 Питер Мартин Все права защищены. ISBN: 0-300-08489-7

Шотландия Джеймса Босуэлла | Искусство и культура

ПОЗДНО СОЛНЕЧНЫМ ДНЕМ прошлым летом я посетил заброшенный кладбище в Окинлеке, унылой маленькой деревушке, окруженной пастбищами, в западном районе Шотландии в Восточном Эйршире.Многие из выветрившихся надгробий были сломаны или наклонены. Среди них стояли два небольших строения: старая приходская церковь и скромный мавзолей, сбоку от которого я обнаружил герб с надписью Vraye Foy , или Истинная вера. В остальном не было ничего — ни статуи, ни мемориальной доски, ни маркера — чтобы указать, что внутри лежат останки Джеймса Босуэлла, страстного шотландца, написавшего одну из величайших книг всех времен, «Жизнь Сэмюэля Джонсона года, доктора права». . Доктор Джонсон, как был известен блестящий критик, писатель и поэт 18-го века, написал огромное количество чрезвычайно влиятельной литературы, включая словарь, который оставался золотым стандартом английской лексикографии на протяжении большей части столетия.Эксцентричный и остроумный, он был центром блестящего круга в Лондоне, который привлекал таких корифеев, как писатель и драматург Оливер Голдсмит, художник сэр Джошуа Рейнольдс, актер Дэвид Гаррик и сам Босуэлл. Джонсон был известен своими колючими афоризмами, многие из которых: «Патриотизм — последнее прибежище негодяя», «Ни один человек, кроме болвана, никогда не писал, кроме денег», «Я готов любить все человечество, кроме американца» — все еще циркулируют.

Босуэлл, самопровозглашенный «джентльмен древней крови», был юристом и писателем, хорошо знавшим Джонсона более 20 лет.Он также был своего рода гением. Его биография его друга и наставника, опубликованная после смерти Джонсона, произвела фурор. Босвелл был полон решимости «рассказать всю правду о своем предмете, изобразить его упущения, его недостатки и его слабости, а также его великие качества», — говорит Адам Сисман, победитель Национальной премии Общества книжных критиков 2001 года за книгу «Самонадеянность » Босвелла. Задача: Создание жизни доктора Джонсона . В настоящее время мы воспринимаем такую ​​откровенность как должное, «но во времена Босуэлла, — добавляет Сисман, — это было« поразительное нововведение ».”

Boswell продолжает активно присутствовать на литературной сцене. Кажется, не проходит и недели, чтобы где-нибудь не видели Босуэлла. Подделка New Yorker заставила Босвелла поработать над жизнью Майкла Джексона. («Когда он был мальчиком , он уже заметно любил других детей, и, как вы знаете, он сохранял свою привязанность к ним до среднего возраста».) Газета New York Times сравнила журналиста Рона Зюскинда и биографа А. Скотт Берг сказал Босвеллу и описал журнал Wired как «Boswell.. . для geekerati ». Слово «Босуэлл» даже в словаре определено как «тот, кто пишет с любовью и глубоким знанием любого предмета». За последние пять лет вышли две биографии Босвелла, и множество ученых, критиков и других поклонников стали называть себя «босвеллианцами». Один из них, Иэн Браун, хранитель рукописей Национальной библиотеки Шотландии, повесил портрет Босуэлла у себя дома в ванной.

Мое увлечение Босуэллом началось несколько лет назад, когда я купил Life , прочитав введение в книжном магазине.Хотя мне всегда нравились большие книги, эта была настолько внушительной — 1402 страницы, — что я решил сначала попробовать гораздо более короткий журнал Босвелла Journal of a Tour to the Hebrides , как своего рода разминку. К тому времени, когда я закончил этот буйный рассказ о десятинедельных каникулах, которые Босуэлл и Джонсон провели, исследуя острова у северо-западного побережья Шотландии в 1773 году, меня это зацепило. Я сразу погрузился в журнал Life , а затем занялся другими журналами Босвелла — всего 13 томов.

Я был заинтригован Джонсоном, но Босуэлл мне очень понравился.Проницательный биограф сам по себе оказался непреодолимым персонажем, противоречивым, нуждающимся, а иногда и приводящим в ярость человеком, который слишком много пил, слишком много болтал и сохранил многие из своих неосмотрительных действий в письменной форме. Среди откровений в его дневниках: он стал отцом двух незаконнорожденных детей до того, как женился, и всю жизнь оставался заядлым блудницей. Он мог быть напыщенным снобом или развлекать переполненный лондонский театр, изображая корову. Он страдал от изнурительной депрессии, но все же публичная жизнь была его партией.«Я безмерно восхищаюсь им и люблю его», — заявила 20-летняя Шарлотта Энн Бёрни, сестра известного автора дневников Фанни Бёрни. «Он . . . принимает такие нелепые позы, что он хорош как комедия ». Философ Дэвид Юм описал его как «очень добродушного, очень приятного и очень сумасшедшего».

Одна вещь, в которой он был неприятен, — это Шотландия. Чувства Босуэлла к своей родине были глубоко противоречивыми. Он ненавидел то, что считал унизительным провинциализмом Шотландии.Чтобы избавиться от шотландского акцента, он брал уроки дикции у Томаса Шеридана, отца драматурга ( The School for Scandal ) Ричарда Бринсли Шеридана. И все же Шотландия была тем местом, которое сформировало его. Он провел там большую часть своей жизни и часто хвастался, что «происходит от предков, имевших поместье в течение нескольких сотен лет».

Вот почему, когда я дочитал книги Босуэлла, я решил совершить своего рода литературное паломничество. Я хотел найти то, что осталось от Эдинбурга Босуэлла, и увидеть Окинлек, семейное поместье, недавно восстановленное почти из руин.Я также хотел посетить могилу Босуэлла и отдать дань уважения великому биографу.

Он родился в Эдинбурге в 1740 году. Его отец, Александр, юрист, а затем судья в Верховном гражданском суде Шотландии, был ученым-классиком с непоколебимым чувством приличия, которое, как он ожидал, восприняли его дети. Его мать, Юфимия, была пассивной и набожной, и Босвелл очень ее любил. Однажды он вспомнил, что «ее представления были благочестивыми, дальновидными и скрупулезными. Когда ее однажды заставили пойти в театр, она заплакала и больше никогда не пойдет.”

Эдинбург, расположенный на берегу Ферт (или залива) Форт, в 400 милях к северу от Лондона, был художественным и социальным центром Шотландии и ее столицей. Ядром Эдинбурга Босуэлла был величественный проспект, ныне известный как Королевская миля. Бульвар, окруженный высокими каменными зданиями с прямым фасадом, спускается от Эдинбургского замка на скалистом утесе к Холирудскому дворцу у подножия выветренной вершины, называемой Трон Артура. Замок был крепостью и дворцом, который доминировал в Эдинбурге с 16 века.Холируд был домом королей и королев Шотландии на протяжении двух веков до 1707 года, когда Акт Союза сделал Шотландию частью Великобритании.

Вокруг Королевской Мили был запутанный лабиринт переулков и дворов, где многие из 50 000 жителей Эдинбурга занимали высокие многоквартирные дома, называемые «землями». Бедные жили на нижнем и верхнем этажах, более обеспеченные — на промежуточном. Город, уже тогда древний (его истоки восходят как минимум к седьмому веку н. Э.д.), была грязной и вонючей. Над его грязными зданиями висел туман угольного дыма, и пешеходам приходилось бдительно следить за тем, чтобы из окон наверху не опорожнялись ночные горшки. Резиденция Босуэлл, четвертый этаж многоквартирного дома, находилась недалеко от Королевской Мили возле Дома Парламента, где заседал шотландский Парламент, пока Закон о союзе не отменил его.

Сегодня Эдинбург — это шумный современный город с населением 448 000 человек. Когда мой поезд подъезжал к вокзалу Уэверли, я вытянул шею и увидел, что замок все еще величественно возвышается на скале высоко над путями.Со станции такси отвезло меня по крутому склону к Королевской Миле. Несмотря на движение и туристические магазины, мощеная улица и ее флегматичные здания с каменными фасадами сохранили безошибочный колорит 18-го века.

Место рождения Босуэлла давно сгорело, но другие достопримечательности остались. Я посетил здание парламента, открытое в 1639 году и до сих пор являющееся резиденцией Верховного гражданского суда страны. Внешний вид был переделан в 1800-х годах, но внутри высокого Парламентского зала я наблюдал, как адвокаты в черных халатах и ​​белых париках шагали взад и вперед, разговаривая с клиентами под великолепным сводчатым деревянным потолком, как это было во времена Босуэлла.Он часто умолял своих клиентов в этом зале; во многих случаях председательствующим судьей был его отец. На противоположной стороне площади от здания Парламента я любовался Высоким Кирком Сент-Джайлс, массивным, задумчивым существом, увенчанным контрфорсами, образующими готическую корону. Это была церковь Босуэлла, которую он связал со своей набожной матерью, а также с «мрачными ужасами ада».

Семья Босуэллов оставалась в Эдинбурге на время заседания суда. Весной и летом они жили в своем загородном имении в 60 милях от города.Окинлек, владение площадью 20 000 акров с феодальных времен, также предоставил дома примерно 100 фермерам-арендаторам. Названный в честь предыдущего владельца, он принадлежал семье Босуэлл с 1504 года. Юный Джеймс любил кататься со своим отцом, сажать деревья и играть с дочерью садовника, к которой он испытывал безумную страсть. «Окинлек — самое милое и романтическое место», — писал он другу. «Здесь много леса и воды, прекрасных уединенных тенистых прогулок и всего, что может сделать Графство приятным для созерцательных умов.После того, как Александр Босуэлл стал судьей в 46 лет, получив почетный титул лорда Окинлека, он построил в своем поместье шикарный новый дом. Над главным входом он написал цитату Горация: «То, что вы ищете, находится здесь, в этом отдаленном месте; только если ты сможешь сохранить уравновешенный нрав »- эти слова он, возможно, имел в виду для своего все более своенравного старшего сына.

Вначале Джеймс получил уведомление о том, что он не создан, чтобы идти по прямолинейным стопам своего отца. Шотландцы хорошо известны тем, что разрываются между строгим подчинением и безудержным бунтарством — противоречие, подчеркнуто олицетворяемое отцом и сыном Босуэллом.Когда Джеймсу было 18, он увлекся театром и влюбился в актрису, которая была на десять лет старше. После того, как лорд Окинлек изгнал его в университет Глазго, Босвелл, все еще находясь под чарами своей католической любовницы, решил обратить в свою веру, что было равносильно карьерному самоубийству в пресвитерианской Шотландии, и сбежал в Лондон. Там он потерял интерес к католицизму, заболел венерической болезнью и решил, что хочет стать солдатом.

Лорд Окинлек привез своего сына домой, и там они заключили сделку: Босуэлл мог получить военную комиссию, но сначала он должен был изучить право.После двухлетнего переутомления под гнетущим надзором отца Босуэлл вернулся в Лондон в 1762 году, намереваясь осуществить свои военные мечты. Там Abookseller познакомил его с Сэмюэлем Джонсоном, которому тогда было 53 года, и который уже был грозным литературным деятелем, который не скрывал своего презрения к шотландцам. «Я действительно из Шотландии, но ничего не могу поделать», — запинаясь, сказал Босвелл. На что Джонсон прорычал: «Я считаю, что очень многие из ваших соотечественников не могут помочь».

Это было непростое начало тому, что в конечном итоге стало самой известной дружбой, написанной английскими буквами.Ирма Лустиг, которая редактировала два тома журналов Босвелла для Yale University Press, считает, что резкость лорда Окинлека вызвала у его сына «ненасытную потребность во внимании и одобрении», а в Джонсоне, почти на 32 года старше его, Босуэлл нашел ответ на эту потребность. . Когда Босуэлл «открыл свое сердце», как выразился биограф Фредерик Поттл, и рассказал Джонсону историю своей жизни, Джонсон был очарован.

Лорд Окинлек был совсем не очарован. Он пригрозил продать Окинлека, если Джеймс не остепенится, «исходя из принципа, что лучше погасить свечу, чем оставить ее вонять в розетке».Потерявшись, Босуэлл отправился в Голландию, чтобы продолжить изучение права, а затем отправился в большое турне по континенту, решив встретиться с ведущими людьми своего времени. Хотя ему не удалось добиться аудиенции у Фридриха Великого из Пруссии, в Швейцарии дерзкий молодой шотландец вырвал приглашение навестить философа Жана Жака Руссо, а во Франции он вовлек Вольтера в дебаты о религии. «Для . . . время между Вольтером и Босуэллом было справедливое противостояние, — с удовлетворением отметил он.

Находясь в Риме, Босуэлл позировал картине Джорджа Уиллисона, которую я нашел в Национальной портретной галерее Эдинбурга. Ему было 24 года, с круглым лицом, с небольшими кругами под глазами и легким намеком на улыбку на пухлых губах. На нем был щеголеватый красно-желтый жилет под зеленым отороченным мехом пальто; кружево выглядывало из его манжет. Над ним нелепо сидела на ветке сова. Каким-то образом художник уловил смесь глупости и самомнения, которая сделала Босуэлла таким привлекательным.

На средиземноморском острове Корсика Босуэлл познакомился с Паскуале Паоли, харизматичным патриотом, возглавлявшим восстание против генуэзцев, которые тогда правили островом. В Париже он узнал о смерти матери и уехал в Шотландию (по дороге, как отмечал Босуэлл в своем дневнике, он и любовница Руссо занимались сексом 13 раз за 11 дней). Его первая важная книга, An Account of Corsica (1768), посвящена Паоли. Для британцев того времени Корсика была экзотическим и романтическим местом, а легкий рассказ о путешествиях Босуэлла сделал его второстепенной знаменитостью, известной как «Корсика Босуэлл».Тем не менее, он сдержал слово, данное отцу, и начал заниматься юридической практикой. «[Он] был профессиональным писателем, — отмечает Ирма Лустиг, — но он не был писателем по профессии, как Джонсон».

После нескольких брачных схем с участием богатых женщин, Босуэлл снова привел в ярость своего отца, женившись на бедной кузине Маргарет Монтгомери, которая была на два года старше. Пара сняла квартиру у философа Дэвида Хьюма в Джеймс-Корт, фешенебельном эдинбургском районе недалеко от Королевской Мили.

Так случилось, что я тоже останавливался в James’s Court, в небольшой гостинице. На одном из трех арочных входов в суд я увидел зеленую от возраста мемориальную доску, отмечавшую связь с Босвеллом, Джонсоном и Хьюмом. Здание, где жили Джеймс и Маргарет, было разрушено пожаром в 1857 году, но другие здания эпохи Босуэлла все еще стоят, высокие, серые и без украшений.

Джонсон остался с Босвеллами после того, как он и Джеймс вернулись с Гебридских островов; для Маргарет неуклюжий лондонец был гостьей из ада.«Правда в том, что его ненормированные часы и грубые привычки, такие как поворачивать свечи головами вниз, когда они не горят достаточно ярко, и позволять воску падать на ковер, не могли не вызывать неприятных ощущений для леди», Босвелл уступил. Она также жаловалась на влияние Джонсона на ее мужа. «Я видела много медведя, ведомого человеком, — раздраженно сказала она, — но никогда раньше не видела человека, ведомого медведем».

В течение двух десятилетий, когда они знали друг друга, Босуэлл и Джонсон на самом деле проводили вместе немногим больше года; их дружба велась в основном издалека.Тем не менее, пожилой мужчина стал центральной фигурой в жизни своего юного поклонника, «Руководителем, философом и другом», как не раз говорил Босуэлл. «Будь Джонсоном», — увещевал он себя. Хотя он примирился, по крайней мере на время, с жизнью в Эдинбурге, каждую весну он пытался приезжать в Лондон на несколько недель. «Приди ко мне, мой дорогой Боззи, — писал Джонсон, — и позволь нам быть настолько счастливыми, насколько сможем».

Во время визитов Босуэлла двое мужчин общались в тавернах, в комнатах Джонсона и обедали с друзьями.Они обсуждали темы от литературы и политики до религии и сплетен, и Босвелл позаботился о сохранении разговоров в своих журналах. Однажды в 1772 году они заговорили о браке, «есть ли красота независимо от пользы», о том, почему люди ругаются, о «правильном использовании богатства», общественных развлечениях, древней и современной политике и различных литературных темах. Возможно, наиболее важным для Босуэлла был совет Джонсона: «[Ни] один человек может написать жизнь человека, но не те, кто ел, пил и жил в общении с ним.”

Появились поводы для еще большего разговора после того, как Босуэлла приняли в Клуб, престижную группу интеллектуальных тяжеловесов, которые собирались за обедом и сплетничать каждую вторую пятницу. Босуэлл беспокоился о том, что его не могут лишить свободы, но Джонсон заботился о нем. «Сэр, они знали, что, если они откажут вам, они, вероятно, никогда не получат другого. Я бы всех их не допустил », — сказал он. Встречи клуба означали вечера ярких бесед со сливками британских мыслителей — историком Эдвардом Гиббоном, естествоиспытателем Джозефом Бэнксом, социальным философом Адамом Смитом и Ричардом Бринсли Шеридан — все они в конечном итоге стали его членами.

У дружбы были тяжелые времена. Временами Босвелл чувствовал, как вспыхивает вспыльчивый характер Джонсона. После одного язвительного упрека Босуэлл сравнил себя с «человеком, который много раз сунул свою голову в пасть льва и совершенно безопасно, но в конце концов откусил ее». Еще одна вспышка так ранила Босвелла, что он целую неделю избегал Джонсона. Двое мужчин наконец помирились за обедом. «Мы сразу же снова стали такими же сердечными, как всегда», — сказал Босвелл.

Он сохранил более сотни писем от Джонсона и подробно процитировал их в Life , но их переписка была беспорядочной.Могли пройти месяцы в молчании, пока Босуэлл не очнулся от одной из своих депрессий. Иногда он просил совета — о своем мрачном настроении, о своих судебных делах, о своем отце. Джонсон давал вдумчивые, проницательные ответы, хотя молодой человек мог быть столь же раздражающим на бумаге, как и иногда лично. Однажды Босуэлл по-детски перестал писать, просто чтобы посмотреть, сколько времени потребуется Джонсону, чтобы написать ему. В других случаях он волновался, опасаясь, что Джонсон рассердился.«Я считаю вашу дружбу достоянием, которое я намерен сохранить, пока вы не заберете ее у меня, и буду сожалеть, если я когда-либо потеряю ее по моей вине», — заверил его Джонсон.

Никогда не было нужды сомневаться в привязанности Джонсона; это было подлинно. «Босуэлл — человек, который, как мне кажется, никогда не выходил из дома, не оставляя желания вернуться», — сказал он однажды. Помимо прочего, двоих связывала меланхолия. У Джонсона был болезненный страх безумия, и он тоже боролся с депрессией, в то время как Босуэлл анализировал свое шаткое психическое здоровье до уровня навязчивой идеи.Однажды, увидев, как в пламени свечи горит мотылек, Джонсон сказал: «Это существо было само по себе мучителем, и я считаю, что его звали Босуэлл».

Приключение на Гебридских островах завершило самый спокойный период жизни Босуэлла. Ему тогда было 32 года, он был довольно довольным и веселым, занятым, респектабельным адвокатом, зарабатывавшим приличную жизнь, с любящей женой и первым из их пятерых детей. В конце концов, однако, он начал много пить, терял деньги в карты, навещал проституток. В своей профессии он с головой ушел в безнадежное дело и заработал репутацию беспорядочного поведения.После того, как его отец умер в 1782 году, настала его очередь быть лэрдом Окинлека, выдающимся человеком. Но довольно скоро удовольствия от деревенской жизни начали приедаться. А затем, в конце 1784 года, Сэмюэл Джонсон умер от сердечной недостаточности в возрасте 75 лет.

Эта новость оставила Босуэлла «ошеломленным и в некотором роде изумленным». Было хорошо известно, что он давно намеревался написать биографию Джонсона, и как только великий человек испустил последний вздох, в Эдинбург пришло письмо от известного книготорговца с просьбой, чтобы Босуэлл сделал это.Но перед тем, как приступить к этой грандиозной задаче, он написал The Journal of a Tour to the Hebrides — возможно, он тоже почувствовал потребность в разминке — который был опубликован с большим успехом в 1785 году.

Начиная работу над Life , презрение Босвелла к «грубой пошлости» и «пресвитерианским предрассудкам» Шотландии взяло верх. Он давно думал о том, чтобы навсегда переехать в Лондон. Наконец, в 1786 году он, Маргарет и их дети переехали. Это была катастрофа.Босвелл проводил большую часть своего времени с друзьями за выпивкой и добился лишь небольшого прогресса в книге. Здоровье Маргарет резко ухудшилось. Она вернулась в Окинлек и вскоре умерла там от туберкулеза. Хотя он годами пренебрегал ею, Босуэлл был разбит. Он написал в своем дневнике, что ему очень хотелось «иметь хотя бы одну неделю, один день, в течение которого я мог бы снова услышать ее замечательный разговор и заверить ее в своей пылкой привязанности, несмотря на все мои нарушения».

Вернувшись в Лондон после унылого траура в Окинлеке, Босуэлл возобновил работу над Life .Он писал урывками, часто продвигаясь вперед только с мягкого подталкивания Эдмонда Мэлоуна, друга и шекспироведа. Он не стремился быть новатором, но, по словам биографа Адама Сисмана, писал сознательно для достижения эффекта. Когда он учился в школе в Глазго, одним из его учителей был Адам Смит, который позже напишет исторический экономический трактат «Богатство народов ». Смит убедил Босвелла в важности деталей — он, например, сказал, что «был рад узнать, что у Милтона в ботинках были замки вместо пряжек».Это был урок, который Босуэлл никогда не забудет. Он часто говорил, что хотел бы написать Life как «фламандскую картину», то есть богатую кропотливыми деталями. Он был превосходным репортером, умел выискивать лакомые кусочки от знакомых Джонсона, и, конечно же, он проницательно поддразнил самого этого человека, особенно внимательно следя за тиками и странным поведением, такими как убогая внешность доктора, его «Судорожные взлеты и странные жесты» и его ужасающие манеры за обеденным столом.«Пусть меня не осуждают за упоминание таких мельчайших подробностей», — умолял он. «Все, что связано с таким великим человеком, заслуживает внимания».

Босвелл также позаботился о том, чтобы составить свою книгу из того, что он назвал «сценами», — отмечает Сисман, — искусно инсценированных маленьких пьес, сложенных одна на другую. Это была практически беспрецедентная техника в то время. В результате получилась биография как интимная эпопея — волнующее повествование с гламурным актерским составом второго плана и болтливым безупречным героем в центре внимания.Опубликованная в 1791 году книга сразу имела успех. Аревью в Gentleman’s Magazine назвал это «литературным портретом». . . что все, кто знал оригинал, позволят быть САМИМ ЧЕЛОВЕКОМ ». Государственный деятель Эдмунд Берк сказал королю Джорджу, что это была самая занимательная книга, которую он когда-либо читал. Огромный двухтомник был дорогим — он стоил две гинеи, в четыре раза больше, чем обычная книга, — но первый тираж в 1750 экземпляров был распродан в течение нескольких месяцев.

Босвелл наслаждался кратким возвышением и даже снял хвастливую рекламу в лондонском общественном рекламодателе : «Босвелл получил так много приглашений из-за его Жизни Джонсона , что ему может быть буквально сказали в прямом эфире на его покойный друг.Но некоторые знакомые, возмущенные его «практикой публикации без согласия того, что было выброшено из свободы разговоров», избегали его компании. Другие заметили, что, закончив свою большую работу, он потерял ориентацию. Возможно, самая низкая точка наступила, когда его дочь привлекла его к ответственности за плохое поведение с одним из своих 14-летних друзей. «Похоже, что после обеда, когда я выпил слишком много вина, я слишком полюбил его», — писал он в своем дневнике, утверждая, что не имеет четких воспоминаний об этом событии.

Последние годы Босуэлла были мрачными. Он остался в Лондоне, кутил и развлекался; его здоровье было испорчено повторными венерическими инфекциями. Преследуемый долгами за обучение детей и покупку земли в Эйршире, он жаловался, что чувствует себя «вялым и раздражительным». Он умер дома от почечной недостаточности и уремии в возрасте 54 лет. «Раньше я иногда ворчал на его беспокойство, — горевал Малоун, — но теперь скучаю и сожалею о его шуме, его веселье и его вечном хорошем юморе, которому нет предела. .”

После его смерти репутация Босвелла пошатнулась. В немалой степени благодаря разрушительной критике эссеиста Томаса Маколея в 1831 году писатель стал рассматриваться как подхалим, которому каким-то образом удалось создать достойную биографию, отражающую величие ее предмета, а не ее автора. «Из всех талантов, которые обычно поднимают людей как писателей, у Босуэлла не было ни одного», — писал Маколей. Эта точка зрения начала меняться только после того, как в 1920-х годах стали известны многие статьи Босвелла, в том числе его журналы.Их нашли в ирландском замке, куда их забрал потомок; некоторые были помещены в ящик, в котором хранилось оборудование для крокета. Позже появилось еще больше бумаг, в том числе оригинал рукописи Life . Йельский университет начал издавать журналы в 1950 году, и первый том был продан тиражом почти миллион экземпляров. С тех пор журналы помогли Босвеллу выйти из тени Джонсона. «Мы читаем его сейчас, — говорит Иэн Браун из Национальной библиотеки, — для чистого удовольствия от чтения Босуэлла.«Что он написал и как он писал, все еще имеет значение. «Босуэлл не только изобрел биографию в том виде, в каком мы ее знаем», — отмечает критик Чарльз Мак-Грат, — он также был, по сути, отцом художественной журналистики, и, к лучшему и к злу, он создал многие условности, которые мы все еще соблюдаем. Устная история знаменитости, документальный репортаж о путешествиях, грандиозная вечеринка — список форм, которые он освоил или изобрел, можно продолжать и продолжать ».

Даже когда репутация Босвелла восстанавливалась, Окинлек приходил в упадок.К середине 1960-х, когда другой Джеймс Босуэлл унаследовал дом, он настолько разрушился, что новый владелец не мог позволить себе его починить. Он продал его, и в 1999 году его передали Landmark Trust, благотворительной организации, которая сдает в аренду исторические здания отдыхающим. Потратив почти 5 миллионов долларов на ремонт, фонд два года назад открыл Auchinleck для ночлега, и именно поэтому я смог остаться там прошлым летом.

Чтобы добраться до дома, я проехал от деревни Окинлек по проселочной дороге, пересек небольшой каменный мост и поднялся на холм.Там я нашел красивый особняк, стоящий отдельно в сельской местности. Над входом я заметил искусно вырезанный фронтон, «ужасно загруженный украшениями из труб, булав и двойка знает что», как записал другой гость в 1760 году, а под ним предостерегающее предостережение Горация о сохранении уравновешенности.

Исследуя улицу, в конце крутой тропы я наткнулся на небольшой пляж на берегу медленно текущей реки Лугар. С другой стороны над черной водой возвышалась скала.Меня поразило, что Босуэлл привел Джонсона именно в это место и, так тронутый «романтической сценой», поделился с ним историей своей семьи и рассказал о своих дальних отношениях с королем Георгом III.

Нил Гоу — местный судья и нынешний председатель Общества Окинлека Босуэлла. В мой последний день в Шотландии я встретил его на кладбище у мавзолея Босуэлла. Человек Адаппер с огоньком в глазах, Гоу ввел меня внутрь. Прикнув головы, мы спустились по нескольким каменным ступеням в темное арочное пространство, где девять Босуэллов, включая Джеймса, его отца и Маргарет, лежали в гробницах за незаконченным камнем.Одна ниша была сломана; когда Гоу направил свой фонарик в отверстие, мы увидели череп внутри. На другой гробнице я увидел инициалы Дж. Б. «Вот где он», — сказал Гоу. В конце концов, подумал я, наследие все-таки победило. Здесь был Джеймс Босуэлл, окруженный семьей, включая отца, которому он не мог угодить, и жену, которую он так часто разочаровывал. После смерти упорный шотландец сделал то, что не мог заставить себя сделать при жизни. Он вернулся домой навсегда.

Джеймс Босуэлл: Биография неизведанной Шотландии


St Giles ‘ Собор, Эдинбург

Джеймс Босуэлл жил с 29 октября 1740 года по 19 мая 1795 года.Он был юрист, дневник и писатель. Он также был человеком, чей распутный образ жизни привело к преждевременной смерти от последствий венерических заболеваний и алкоголя, однако чья двухтомная биография Самуила Джонсон, опубликованный в 1791 году, в свое время считался — и остается — классическим вклад в искусство биографа.

Джеймс Босуэлл родился в доме на Земле Блэра, Парламент. Близко, недалеко от Сент-Джайлса Собор в старом городе Эдинбурга.Это был Эдинбургский дом его родителей, Александра Босуэлла, 8-го Лэрда Окинлека и его жена Юфимия Эрскин, леди Окинлек. Босвеллы сохранили свои Эдинбургский дом, позволяющий отцу Босуэлла исполнять свою роль в высшем суде судить. Мать Босуэлла происходила из небольшой ветви шотландской королевской семьи. Семейное поместье находилось в Окинлеке в Эйршир.

Детство Босуэлла не было счастливым: позже он писал о своих удушающий кальвинизм матери и его отец холодность.В 13 лет его отправили изучать право в Эдинбург В 19 лет отец переехал учиться в Адам Смит из Университета Глазго: очевидно потому что его отец хотел разорвать отношения, которые у Босуэлла сложились с актриса.

В 1762 году Босуэлл получил разрешение своего отца на поездку в Лондон для попытаться получить армейскую комиссию. Он потерпел неудачу, но остался в городе, который считал предлагая гораздо более привлекательный образ жизни, чем уравновешенный и душный Эдинбург.В мае 1763 г. Босуэлл встретил Сэмюэля Джонсона, одного из Величайшие литературные деятели Англии, и эти двое сразу же начали прочная дружба. В августе 1763 года Босуэлл отправился в Голландию изучать право. вернувшись в Британию только в феврале 1766 г., Рим и Корсика. Он вернулся в компании Жан-Жака Руссо. госпожа. Вскоре после этого он вернулся в Эдинбург, чтобы принять свой последний закон. экзамен, и настроить практику в качестве адвоката.

Босуэлл женился на своей кузине Маргарет Монтгомери в ноябре 1769 года.Он опубликовал успешные отчеты о своих европейских путешествиях, но гораздо меньше. успешный адвокат. Каждый год Босвелл возвращался к ярким огням Лондона на месяц, чтобы остаться с Сэмюэлем Джонсоном, и они двое путешествуют широко вместе.

В 1773 году Босуэлл и Джонсон отправился в путешествие по Хайлендсу и островам Шотландии. Это привело к публикация Джонсоном в 1775 г. Путешествие на западные острова Шотландии. Собственная книга Босуэлла о путешествии, A Journal of a Tour to the Гебридские острова были опубликованы в 1786 году как предшественник его Жизнь Сэмюэля Джонсона, Л.Л.Д.

После смерти Джонсона в 1784 г. Босуэлл переехал в Лондон, чтобы попробовать свои силы в качестве адвоката. Он был, если что угодно, даже менее успешное, чем он занимался юридической практикой в Шотландия. Он также пытался, но безуспешно, заручиться поддержкой, необходимой для того, чтобы стать Депутат. Он провел вторую часть 1780-х годов, написав свою биографию Сэмюэл Джонсон, все время все чаще страдает от пристрастия к алкоголю, азартным играм и проституткам. Когда Босвелл умер в 1795 году, он оставил после себя одно из величайших произведений английского Литература, многострадальная жена и пятеро оставшихся в живых детей.

В 1920-х годах огромная тайна личных бумаг Босуэлла была обнаружен в замке Малахайд, к северу от Дублина, и приобретен американским коллекционер Ральф Х. Ишем. С тех пор они перешли в Йельский университет и как результат Жизнь Босуэлла, пожалуй, одна из лучших задокументированных для его возраста.

Джеймс Босуэлл (1740-1795) | Национальные рекорды Шотландии

Юрист, дневник и биограф Сэмюэля Джонсона

Джеймс Босуэлл, девятый лорд Окинлека, больше всего запомнился своей биографией «Жизнь Сэмюэля Джонсона», опубликованной в 1791 году.Лишь во второй половине двадцатого века, после восстановления его личных бумаг и публикации его лондонского журнала за 1762-1763 гг., Проявились его качества как журналиста. Честный, откровенный, а иногда и шокирующий взгляд на его личную, профессиональную и социальную жизнь дает почти осязаемое описание его времени. Джеймс Босуэлл гордился своим социальным положением и своими предками. Томас, первый лэрд Окинлека, был подарен замком и баронством в 1504 году Яковом IV; и он утверждал, что произошел от кузена лорда Дарнли (второго мужа Марии Королевы Шотландии и отца Джеймса VI и I) по материнской линии.

Рождение в 1740 г.

Джеймс Босуэлл родился утром 18 октября 1740 года в семье Александра Босуэлла, младшего из Окинлека и Юфама Эрскин. Запись в Старом приходском реестре (OPR) Эдинбурга содержит имена трех свидетелей крещения, которое произошло в тот же день.

Запись о крещении Джеймса Босуэлла в OPR для Эдинбурга (64 КБ jpeg)
Национальные рекорды Шотландии, OPR 685-1 / 22, стр. 167

Брак в 1769 году

Джеймс Босуэлл женился на Пегги Монтгомери 26 ноября 1769 года.В записи в Старом приходском реестре Стюартона (Национальные рекорды Шотландии, OPR 616/5) и в записи сеанса Стюартона Кирк указана его фамилия как Боазвелл.

Запись о браке Джеймса Босуэлла в протоколах киркской церкви прихода Стюартон (19 КБ jpeg)
Национальные рекорды Шотландии, Ch3 / 854/1/13

Завещание Джеймса Босуэлла

Национальные рекорды Шотландии, CC9 / 7/77, стр. 194-208

Джеймс Босуэлл умер 19 мая 1795 года в Лондоне и был похоронен в семейном склепе на кладбище Окинлека 8 июня 1795 года.В завещании упоминается «любопытная коллекция» его отца классических текстов и рукописей. Самая известная из них — это «Хроники Окинлека», написанные монахом из аббатства Пейсли примерно в 1460 году и содержащие современную информацию о правлении Якова II, такую ​​как убийство его политического оппонента Уильяма, восьмого графа Дугласа, и описание о том, как его правление закончилось преждевременно из-за его страсти к артиллерии. Это также самый ранний образец прозы, написанной на шотландском языке. Завещание также раскрывает представления Джеймса Босвелла о «феодальном обществе».Он желает, чтобы поместье переходило от «поколения к поколению» по мужской линии. Он также считает себя доброжелательным лэрдом, предоставляющим аренду на тринадцать лет «нескольким Теннантам, чьи семьи владели своими фермами на протяжении многих поколений», и идет дальше: «Умолять всех последующих наследников Entail быть добрыми к арендаторам и не отказываться от них». старые владельцы, чтобы получить немного больше ренты ».

Посмотреть расшифровку (84 КБ PDF)

Изображения исходного документа в формате jpeg (приблизительно 130 КБ):

Просмотр страницы 1 фактического документа
Просмотр страницы 2 фактического документа
Просмотр страницы 3 фактического документа
Просмотр страницы 4 фактического документа
Просмотр страницы 5 фактического документа
Просмотр страницы 6 фактического документа
Просмотр страница 7 фактического документа
Просмотр страницы 8 фактического документа
Просмотр страницы 9 фактического документа
Просмотр страницы 10 фактического документа
Просмотр страницы 11 фактического документа
Просмотр страницы 12 фактического документа
Просмотр страницы 13 фактического документа
Просмотр страницы 14 фактического документа
Просмотр страницы 15 фактического документа

Подозреваемый в убийстве Marin DUI сказал, что у него было одно пиво

Джеймс Босуэлл (Фото из тюрьмы округа Марин)

Подозреваемый DUI, обвиненный в убийстве в связи со смертью собачника округа Марин в прошлые выходные, ехал с более чем вдвое превышающей установленную законом норму алкоголя, полиция говорится в материалах суда.

Джеймс Босуэлл, 30 лет, из Сонной Лощины, также недавно прошел обязательный курс DUI для ранее судимости, сообщила полиция.

Босуэллу было предъявлено обвинение в среду утром по обвинению в смерти 72-летней Кэролайн Мари Аллен. Она была сбита на пешеходном переходе Сан-Ансельмо в субботу вечером, когда выгуливала двух своих собак.

Уровень алкоголя в крови Босуэлла был измерен на месте и составил около 0,18 процента, сообщило Центральное управление полиции Марина. Законный предел для вождения составляет.08 процентов.

Босвелл сказал офицерам, что заранее взял один пилснер, сообщила полиция.

Полиция первоначально забронировала Босвелла по подозрению в грубом непредумышленном убийстве на автомобиле в состоянии алкогольного опьянения и по другим подсчетам DUI. Затем они узнали о его истории DUI и перебронировали его по обвинению в убийстве.

«Босвелл дважды судим по DUI, только недавно прошел курс DUI и должен был хорошо знать об опасностях и возможной смерти, которые могут произойти в результате вождения в нетрезвом состоянии», — написал в заявлении о задержании офицер полиции Central Marin Джоэл Хипс.«Когда он управлял транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения, имелся умышленный умысел».

По крайней мере, один из обвинительных приговоров DUI был вынесен в 2014 году по делу в Лос-Анджелесе, заявило обвинение. Босуэлл также имеет три обвинительных приговора, связанных с наркотиками, согласно документации отдела пробации.

Служба пробации сообщила, что Босвелл безработный и поддерживается его родителями.

Защитник

Босуэлла Дуглас Хорнград сказал, что решение прокуратуры о предъявлении обвинения в убийстве было «поспешным».”

«Окружной прокуратуре нужно больше времени для расследования дела и предъявления надлежащих обвинений», — сказал он. «Защита была согласна, но из-за сложных процедурных правил вчера они были обязаны предъявить обвинения и в спешном порядке предъявили обвинение в убийстве».

Когда новый арестованный не может внести залог, у прокуратуры есть два судебных дня, чтобы предъявить обвинение или освободить подозреваемого. Иногда защита соглашается продлить срок содержания подозреваемого в тюрьме, пока обвинение проводит дополнительное расследование, но судья должен согласиться не освобождать подозреваемого.

Босвелл остается под стражей без залога. Ему грозит наказание в виде 15 лет пожизненного заключения, если он будет признан виновным в убийстве.

Босвеллу также предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве с DUI и других пунктах, связанных с DUI.

Босвелл обвиняется в въезде в Аллена около 22:00. Суббота, когда она выгуливала двух собак по Баттерфилд-роуд. По словам следователя, она шла по пешеходному переходу.

Аллен умер в больнице общего профиля Марин. Одна из собак тоже умерла.

Полиция связалась с Босуэллом на месте происшествия и начала расследование DUI после обнаружения сильного запаха алкоголя.

«Это было трагично, — сказал Хорнград, адвокат. «Мысли моего клиента и его семьи с семьей умершего. … Конечно, мой клиент опустошен случившимся ».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *