«Людочка» за 25 минут. Краткое содержание рассказа Астафьева
Лет пятнадцать назад автор услышал эту историю, и сам не знает почему, она живёт в нем и жжёт сердце. «Может, все дело в её удручающей обыденности, в её обезоруживающей простоте?» Кажется автору, что героиню звали Людочкой. Родилась она в небольшой вымирающей деревеньке Вычуган. Родители — колхозники. Отец от угнетающей работы спился, был суетлив и туповат. Мать боялась за будущего ребёнка, поэтому постаралась зачать в редкий от мужниных пьянок перерыв. Но девочка, «ушибленная нездоровой плотью отца, родилась слабенькой, болезненной и плаксивой». Росла вялой, как придорожная трава, редко смеялась и пела, в школе не выходила из троечниц, хотя была молчаливо-старательной. Отец из жизни семьи исчез давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше, бодрее. В их доме время от времени появлялись мужики, «один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать.
Ездил на работу на мотоцикле за семь вёрст, брал с собой ружье и часто привозил то битую птицу, то зайца. «Постоялец никак не относился к Людочке: ни хорошо, ни плохо». Он, казалось, не замечал её. А она его боялась.
Продолжение после рекламы:
Когда Людочка закончила школу, мать отправила её в город — налаживать свою жизнь, сама же собралась переезжать в леспромхоз. «На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлёт — на старости лет, глядишь, и она им поможет».
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром пришла в привокзальную парикмахерскую сделать завивку, маникюр, хотела ещё покрасить волосы, но старая парикмахерша отсоветовала: у девушки и без того слабенькие волосы. Тихая, но по-деревенски сноровистая, Людочка предложила подмести парикмахерскую, кому-то развела мыло, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила пожилую парикмахершу, отсоветовавшую ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Гавриловна внимательно осмотрела Людочку и её документы, пошла с ней в горкоммунхоз, где оформила девушку на работу учеником парикмахера, и взяла к себе жить, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать её как родную мать. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров. «Покуль ты ученицей будешь — живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай, Бог даст, и жизнь устроишь… Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю…» Она предупредила жилицу, что в распогодицу мается ногами и «воет» по ночам. Вообще, для Людочки Гавриловна сделала исключение: с некоторых пор она не брала квартирантов, а девиц тем более. Когда-то, ещё в хрущевские времена, жили у неё две студентки финансового техникума: крашеные, в брюках… пол не мели, посуду не мыли, не различали своё и чужое — ели хозяйские пирожки, сахар, что вырастало на огороде.
На замечание Гавриловны девицы обозвали её «эгоисткой», а она, не поняв неизвестного слова, обругала их по матушке и выгнала. И с той поры пускала в дом только парней, быстро приучала их к хозяйству. Двоих, особо толковых, научила даже готовить и управляться с русской печью.
Брифли существует благодаря рекламе:
Людочку Гавриловна пустила оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную ещё городом, да и стала тяготиться одиночеством на старости лет. «Свалишься — воды подать некому».
Людочка была послушной девушкой, но учение шло у неё туговато, цирюльное дело, казавшееся таким простым, давалось с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера. В парикмахерской Людочка прирабатывала ещё и уборщицей и осталась в штате, продолжая практику, — стригла под машинку призывников, корнала школьников, фасонные же стрижки училась делать «на дому», подстригая под раскольников страшенных модников из посёлка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны.
Сооружала причёски на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звёзд, не беря за это никакой платы.
Гавриловна сбыла на Людочку все домашние дела, весь хозяйственный обиход. Ноги у старой женщины болели все сильнее, и у Людочки щипало глаза, когда она втирала мазь в искорёженные ноги хозяйки, дорабатывающей последний год до пенсии. Запах от мази был такой лютый, крики Гавриловны такие душераздирающие, что тараканы разбежались по соседям, мухи померли все до единой. Гавриловна жаловалась на свою работу, сделавшую её инвалидом, а потом утешала Людочку, что не останется та без куска хлеба, выучившись на мастера.
Продолжение после рекламы:
За помощь по дому и уход в старости Гавриловна обещала Людочке сделать постоянную прописку, записать на неё дом, коли девушка и дальше будет так же скромно себя вести, обихаживать избу, двор, гнуть спину в огороде и доглядит её, старуху, когда она совсем обезножеет.
С работы Людочка ездила на трамвае, а потом шла через погибающий парк Вэпэвэрзэ, по-человечески — парк вагоно-паровозного депо, посаженный в 30-е годы и погубленный в 50-е.
Кому-то вздумалось проложить через парк трубу. Выкопали канаву, провели трубу, но закопать забыли. Чёрная с изгибами труба лежала в распаренной глине, шипела, парила, бурлила горячей бурдой. Со временем труба засорилась, и горячая речка текла поверху, кружа радужно ядовитые кольца мазута и разный мусор. Деревья высохли, листва облетела. Лишь тополя, корявые, с лопнувшей корой, с рогатыми сучьями на вершине, опёрлись лапами корней о земную твердь, росли, сорили пух и осенями роняли вокруг осыпанные древесной чесоткой листья.
Через канаву переброшен мосток с перилами, которые ежегодно ломали и по весне обновляли заново. Когда паровозы заменили тепловозами, труба совершенно засорилась, а по канаве все равно текло горячее месиво из грязи и мазута. Берега поросли всяким дурнолесьем, кое-где стояли чахлые берёзы, рябины и липы. Пробивались и ёлки, но дальше младенческого возраста дело у них не шло — их срубали к Новому году догадливые жители посёлка, а сосенки общипывали козы и всякий блудливый скот.
Парк выглядел словно «после бомбёжки или нашествия неустрашимой вражеской конницы». Кругом стояла постоянная вонь, в канаву бросали щенят, котят, дохлых поросят и все, что обременяло жителей посёлка.
Брифли существует благодаря рекламе:
Но люди не могут существовать без природы, поэтому в парке стояли железобетонные скамейки — деревянные моментально ломали. В парке бегали ребятишки, водилась шпана, которая развлекалась игрой в карты, пьянкой, драками, «иногда насмерть». «Имали они тут и девок…» Верховодил шпаной Артемка-мыло, с вспененной белой головой. Людочка сколько ни пыталась усмирить лохмотья на буйной голове Артемки, ничего у неё не получалось. Его «кудри, издали напоминавшие мыльную пену, изблизя оказались что липкие рожки из вокзальной столовой — сварили их, бросили комком в пустую тарелку, так они, слипшиеся, неподъёмно и лежали. Да и не ради причёски приходил парень к Людочке. Как только её руки становились занятыми ножницами и расчёской, Артемка начинал хватать её за разные места.
Людочка сначала увёртывалась от хватких рук Артемки, а когда не помогло, стукнула его машинкой по голове и пробила до крови, пришлось лить йод на голову «ухажористого человека». Артемка заулюлюкал и со свистом стал ловить воздух. С тех пор «домогания свои хулиганские прекратил», более того, шпане повелел Людочку не трогать.
Теперь Людочка никого и ничего не боялась, ходила от трамвая до дома через парк в любой час и любое время года, отвечая на приветствие шпаны «свойской улыбкой». Однажды атаман-мыло «зачалил» Людочку в центральный городской парк на танцы в загон, похожий на звериный.
«В загоне-зверинце и люди вели себя по-звериному… Бесилось, неистовствовало стадо, творя из танцев телесный срам и бред… Музыка, помогая стаду в бесовстве и дикости, билась в судорогах, трещала, гудела, грохотала барабанами, стонала, выла».
Людочка испугалась происходящего, забилась в угол, искала глазами Артемку, чтобы заступился, но «мыло измылился в этой бурлящей серой пене». Людочку выхватил в круг хлыщ, стал нахальничать, она едва отбилась от кавалера и убежала домой.
Гавриловна назидала «постоялку», что ежели Людочка «сдаст на мастера, определится с профессией, она безо всяких танцев найдёт ей подходящего рабочего парня — не одна же шпана живёт на свете…». Гавриловна уверяла — от танцев одно безобразие. Людочка во всем с ней соглашалась, считала, ей очень повезло с наставницей, имеющей богатый жизненный опыт.
Девушка варила, мыла, скребла, белила, красила, стирала, гладила и не в тягость ей было содержать в полной чистоте дом. Зато если замуж выйдет — все она умеет, во всем самостоятельной хозяйкой может быть, и муж её за это любить и ценить станет. Недосыпала Людочка часто, чувствовала слабость, но ничего, это можно пережить.
Той порой вернулся из мест совсем не отдалённых всем в округе известный человек по прозванию Стрекач. С виду он тоже напоминал чёрного узкоглазого жука, правда, под носом вместо щупалец-усов у Стрекача была какая-то грязная нашлёпка, при улыбке, напоминающей оскал, обнажались испорченные зубы, словно из цементных крошек изготовленные.
Порочный с детства, он ещё в школе занимался разбоем — отнимал у малышей «серебрушки, пряники», жвачку, особенно любил в «блескучей обёртке». В седьмом классе Стрекач уже таскался с ножом, но отбирать ему ни у кого ничего не надо было — «малое население посёлка приносило ему, как хану, дань, все, что он велел и хотел». Вскоре Стрекач кого-то порезал ножом, его поставили на учёт в милицию, а после попытки изнасилования почтальонки получил первый срок — три года с отсрочкой приговора. Но Стрекач не угомонился. Громил соседние дачи, грозил хозяевам пожаром, поэтому владельцы дач начали оставлять выпивку, закуску с пожеланием: «Миленький гость! Пей, ешь, отдыхай — только, ради Бога, ничего не поджигай!» Стрекач прожировал почти всю зиму, но потом его все же взяли, он сел на три года. С тех пор обретался «в исправительно-трудовых лагерях, время от времени прибывая в родной посёлок, будто в заслуженный отпуск. Здешняя шпана гужом тогда ходила за Стрекачом, набиралась ума-разума», почитая его вором в законе, а он не гнушался, по-мелкому пощипывал свою команду, играя то в картишки, то в напёрсток.
«Тревожно жилось тогда и без того всегда в тревоге пребывающему населению посёлка Вэпэрвэзэ. В тот летний вечер Стрекач сидел на скамейке, попивая дорогой коньяк и маясь без дела. Шпана обещала: «Не психуй. Вот массы с танцев повалят, мы тебе цыпушек наймам. Сколько захочешь…»
Вдруг он увидел Людочку. Артемка-мыло попытался замолвить за неё слово, но Стрекач и не слушал, на него нашёл кураж. Он поймал девушку за поясок плаща, старался усадить на колени. Она попыталась отделаться от него, но он кинул её через скамейку и изнасиловал. Шпана находилась рядом. Стрекач заставил и шпану «испачкаться», чтобы не один он был виновником. Увидя растерзанную Людочку, Артемка-мыло оробел и попытался натянуть на неё плащ, а она, обезумев, побежала, крича: «Мыло! Мыло!» Добежав до дома Гавриловны, Людочка упала на ступеньках и потеряла сознание. Очнулась на стареньком диване, куда дотащила её сердобольная Гавриловна, сидящая рядом и утешавшая жиличку. Придя в себя, Людочка решила ехать к матери.
В деревне Вычуган «осталось двa целых дома. В одном упрямо доживала свой век старуха Вычуганиха, в другом — мать Людочки с отчимом». Вся деревня, задохнувшаяся в дикоросте, с едва натоптанной тропой, была в заколоченных окнах, пошатнувшихся скворечниках, дико разросшимися меж изб тополями, черёмухами, осинами. В то лето, когда Людочка закончила школу, старая яблоня дала небывалый урожай красных наливных яблок. Вычуганиха стращала: «Ребятишки, не ешьте эти яблоки. Не к добру это!» «И однажды ночью живая ветка яблони, не выдержав тяжести плодов, обломилась. Голый, плоский ствол остался за расступившимися домами, словно крест с обломанной поперечиной на погосте. Памятник умирающей русской деревеньке. Ещё одной. «Эдак вот, — пророчила Вычуганиха, — одинова середь России кол вобьют, и помянуть её, нечистой силой изведённую, некому будет…» Жутко было бабам слушать Вычуганиху, они неумело молились, считая себя недостойными милости Божьей.
Людочкина мать тоже стала молиться, только на Бога и оставалась надежда.
Людочка хихикнула на мать и схлопотала затрещину.
Вскоре умерла Вычуганиха. Отчим Людочки кликнул мужиков из леспромхоза, они свезли на тракторных санях старуху на погост, а помянуть не на что и нечем. Людочкина мать собрала кое-что на стол. Вспоминали, что Вычуганиха была последней из рода вычуган, основателей села.
Мать стирала на кухне, увидев дочь, стала вытирать о передник руки, приложила их к большому животу, сказала, что кот с утра «намывал гостей», она ещё удивлялась: «Откуда у нас им быть? А тут эвон что!» Оглядывая Людочку, мать сразу поняла — с дочерью случилась беда. «Ума большого не надо, чтобы смекнуть, какая беда с нею случилась. Но через эту… неизбежность все бабы должны пройти… Сколько их ещё, бед-то, впереди…» Она узнала, дочь приехала на выходные. Обрадовалась, что подкопила к её приезду сметану, отчим меду накачал. Мать сообщила, что вскоре переезжает с мужем в леспромхоз, только «как рожу…». Смущаясь, что на исходе четвёртого десятка решилась рожать, объяснила: «Сам ребёнка хочет.
Дом в посёлке строит… а этот продадим. Но сам не возражает, если на тебя его перепишем…» Людочка отказалась: «Зачем он мне». Мать обрадовалась, может, сотен пять дадут на шифер, на стекла.
Мать заплакала, глядя в окно: «Кому от этого разора польза?» Потом она пошла достирывать, а дочь послала доить корову и дров принести. «Сам» должен прийти с работы поздно, к его приходу успеют сварить похлёбку. Тогда и выпьют с отчимом, но дочь ответила: «Я не научилась ещё, мама, ни пить, ни стричь». Мать успокоила, что стричь научится «когда-нито». Не боги горшки обжигают.
Людочка задумалась об отчиме. Как он трудно, однако азартно врастал в хозяйство. С машинами, моторами, ружьём управлялся легко, зато на огороде долго не мог отличить один овощ от другого, сенокос воспринимал как баловство и праздник. Когда закончили метать стога, мать убежала готовить еду, а Людочка — на реку. Возвращаясь домой, она услышала за обмыском «звериный рокот». Людочка очень удивилась, увидев, как отчим — «мужик с бритой, седеющей со всех сторон головой, с глубокими бороздами на лице, весь в наколках, присадистый, длиннорукий, хлопая себя по животу, вдруг забегал вприпрыжку по отмели, и хриплый рёв радости исторгался из сгоревшего или перержавленного нутра мало ей знакомого человека», — Людочка начала догадываться, что у него не было детства.
Дома она со смехом рассказывала матери, как отчим резвился в воде. «Да где ж ему было купанью-то обучиться? С малолетства в ссылках да в лагерях, под конвоем да охранским доглядом в казённой бане. У него жизнь-то ох-хо-хо… — Спохватившись, мать построжела и, словно кому-то доказывая, продолжала: — Но человек он порядочный, может, и добрый».
С этого времени Людочка перестала бояться отчима, но ближе не стала. Отчим близко к себе никого не допускал.
Сейчас вдруг подумалось: побежать бы в леспромхоз, за семь вёрст, найти отчима, прислониться к нему и выплакаться на его грубой груди. Может, он её и погладит по голове, пожалеет… Неожиданно для себя решила уехать с утренней электричкой. Мать не удивилась: «Ну что ж… коли надо, дак…» Гавриловна не ждала быстрого возвращения жилички. Людочка объяснила, что родители переезжают, не до неё. Она увидела две верёвочки, приделанные к мешку вместо лямок, и заплакала. Мать сказывала, что привязывала эти верёвочки к люльке, совала ногу в петлю и зыбала ногой.
.. Гавриловна испугалась, что Людочка плачет? «Маму жалко». Старуха пригорюнилась, а её и пожалеть некому, потом предупредила: Артемку-мыло забрали, лицо ему Людочка все расцарапала… примета. Ему велено помалкивать, шаче смерть. От Стрекача и старуху предупредили, что если жиличка что лишнее пикнет, её гвоздями к столбу прибьют, а старухе избу спалят. Гавриловна жаловалась, что у неё всех благ — угол на старости лет, она не может его лишиться. Людочка пообещала перебраться в общежитие. Гавриловна успокоила: бандюга этот долго не нагуляет, скоро сядет опять, «а я тебя и созову обратно». Людочка вспомнила, как, живя в совхозе, простудилась, открылось воспаление лёгких, её положили в районную больницу. Бесконечной, длинной ночью она увидела умирающего парня, узнала от санитарки его нехитрую историю. Вербованный из каких-то дальних мест, одинокий паренёк простыл на лесосеке, на виске выскочил фурункул. Неопытная фельдшерица отругала его, что обращается по всяким пустякам, а через день она же сопровождала парня, впавшего в беспамятство, в районную больницу.
В больнице вскрыли череп, но сделать ничего не смогли — гной начал делать своё разрушительное дело. Парень умирал, поэтому его вынесли в коридор. Людочка долго сидела и смотрела на мучающегося человека, потом приложила ладошку к его лицу. Парень постепенно успокоился, с усилием открыл глаза, попытался что-то сказать, но доносилось лишь «усу-усу… усу…». Женским чутьём она угадала, он пытается поблагодарить её. Людочка искренне пожалела парня, такого молодого, одинокого, наверное, и полюбить никого не успевшего, принесла табуретку, села рядом и взяла руку парня. Он с надеждой глядел на неё, что-то шептал. Людочка подумала, что он шепчет молитву, и стала помогать ему, потом устала и задремала. Она очнулась, увидела, что парень плачет, пожала его руку, но он не ответил на её пожатие. Он постиг цену сострадания — «совершилось ещё одно привычное предательство по отношению к умирающему». Предают, «предают его живые! И не его боль, не его жизнь, им своё страдание дорого, и они хотят, чтоб скорее кончились его муки, для того, чтоб самим не мучиться».
Парень отнял у Людочки свою руку и отвернулся — «он ждал от неё не слабого утешения, он жертвы от неё ждал, согласия быть с ним до конца, может, и умереть вместе с ним. Вот тогда свершилось бы чудо: вдвоём они сделались бы сильнее смерти, восстали бы к жизни, в нем появился бы могучий порыв», открылся бы путь к воскресению. Но не было рядом человека, способного пожертвовать собой ради умирающего, а в одиночку он не одолел смерти. Людочка бочком, как бы уличённая в нехорошем поступке, крадучись ушла к своей кровати. С тех пор не умолкало в ней чувство глубокой вины перед покойным парнем-лесорубом. Теперь сама в горе и заброшенности, она особо остро, совсем осязаемо ощутила всю отверженность умирающего человека. Ей предстояло до конца испить чашу одиночества, лукавого человеческого сочувствия — пространство вокруг все сужалось, как возле той койки за больничной облупленной печью, где лежал умирающий парень. Людочка застыдилась: «зачем она притворялась тогда, зачем? Ведь если бы и вправду была в ней готовность до конца остаться с умирающим, принять за него муку, как в старину, может, и в самом деле выявились бы в нем неведомые силы.
Ну даже и не свершись чудо, не воскресни умирающий, все равно сознание того, что она способна… отдать ему всю себя, до последнего вздоха, сделало бы её сильной, уверенной в себе, готовой на отпор злым силам». Теперь она поняла психологическое состояние узников-одиночек. Людочка опять вспомнила об отчиме: вот он небось из таких, из сильных? Да как, с какого места к нему подступиться-то? Людочка подумала, что в беде, в одиночестве все одинаковы, и нечего кого-то стыдить и презирать.
В общежитии мест пока не было, и девушка продолжала жить у Гавриловны. Хозяйка учила жиличку «возвращаться в потёмках» не через парк, чтобы «саранопалы» не знали, что она живёт в посёлке. Но Людочка продолжала ходить через парк, где её однажды подловили парни, стращали Стрекачом, незаметно подталкивая к скамейке. Людочка поняла, что они хотят. Она в кармане носила бритву, желая отрезать «достоинство Стрекача под самый корень». О страшной этой мести додумалась не сама, а услышала однажды о подобном поступке женщины в парикмахерской.
Парням Людочка сказала, жаль, что нет Стрекача, «такой видный кавалер». Она развязно заявила: отвалите, мальчики, пойду переоденусь в поношенное, не богачка. Парни отпустили её с тем, чтобы поскорее вернулась, предупредили, чтобы не смела «шутить». Дома Людочка переоделась в старенькое платье, подпоясалась той самой верёвочкой от своей люльки, сняла туфли, взяла лист бумаги, но не нашла ни ручки, ни карандаша и выскочила на улицу. По пути в парк прочитала объявление о наборе юношей и девушек в лесную промышленность. Промелькнула спасительная мысль: «Может, уехать?» «Да тут же другая мысль перебила первую: там, в лесу-то, стрекач на стрекаче и все с усами». В парке она отыскала давно запримеченный тополь с корявым суком над тропинкой, захлестнула на него верёвочку, сноровисто увязала петельку, пусть и тихоня, но по-деревенски она умела многое. Людочка забралась на обломыш тополя, надела петлю на шею. Она мысленно простилась с родными и близкими, попросила прощения у Бога. Как все замкнутые люди, была довольно решительной.
«И тут, с петлёй на шее, она тоже, как в детстве, зажала лицо ладонями и, оттолкнувшись ступнями, будто с высокого берега бросилась в омут. Безбрежный и бездонный».
Она успела почувствовать, как сердце в груди разбухает, кажется, разломает ребра и вырвется из груди. Сердце быстро устало, ослабело, и тут же всякая боль и муки оставили Людочку…
Парни, ожидающие её в парке, стали уже ругать девушку, обманувшую их. Одного послали в разведку. Он крикнул приятелям: «Когти рвём! Ко-огти! Она…» — Разведчик мчался прыжками от тополей, от света«. Позже, сидя в привокзальном ресторане, он с нервным хохотком рассказывал, что видел дрожащее и дёргающееся тело Людочки. Парни решили предупредить Стрекача и куда-то уехать, пока их не «забарабали».
Хоронили Людочку не в родной брошенной деревне, а на городском кладбище. Мать временами забывалась и голосила. Дома Гавриловна разрыдалась: за дочку считала Людочку, а та что над собой сделала? Отчим выпил стакан водки и вышел на крыльцо покурить.
Он пошёл в парк и застал на месте всю компанию во главе со Стрекачом. Бандит спросил подошедшего мужика, что ему надо. «Поглядеть вот на тебя пришёл», — ответил отчим. Он рванул с шеи Стрекача крест и бросил его в кусты. «Эт-то хоть не погань, обсосок! Бога-то хоть не лапайте, людям оставьте!» Стрекач пробовал пригрозить мужику ножом. Отчим усмехнулся и неуловимо-молниеносным движением перехватил руку Стрекача, вырвал её из кармана вместе с куском материи. Не дав бандиту опомниться, сгрёб ворот рубашки вместе с фраком, поволок Стрекача за шиворот через кусты, швырнул в канаву, в ответ раздался душераздирающий вопль. Вытирая руки о штаны, отчим вышел на дорожку, шпана заступила ему дорогу. Он упёрся в них взглядом. «Настоящего, непридуманного пахана почувствовали парни. Этот не пачкал штаны грязью, давно уже ни перед кем, даже перед самым грязным конвоем на колени не становился». Шпана разбежалась: кто из парка, кто тащил полусварившегося Стрекача из канавы, кто-то за «скорой» и сообщить полуспившейся матери Стрекача об участи, постигшей её сыночка, бурный путь которого от детской исправительно-трудовой колонии до лагеря строгого режима завершился.
Дойдя до окраины парка, отчим Людочки споткнулся и вдруг увидел на сучке обрывок верёвки. «Какая-то прежняя, до конца им самим не познанная сила высоко его подбросила, он поймался за сук, тот скрипнул и отвалился». Подержав сук в руках, почему-то понюхав его, отчим тихо молвил: «Что же ты не обломился, когда надо?» Он искрошил его в куски, разбросав в стороны, поспешил к дому Гавриловны. Придя домой и выпив водки, засобирался в леспромхоз. На почтительном расстоянии за ним спешила и не поспевала жена. Он взял у неё пожитки Людочки, помог забраться по высоким ступенькам в вагон электрички и нашёл свободное место. Мать Людочки сначала шептала, а потом в голос просила Бога помочь родить и сохранить хотя бы это дитя полноценным. Просила за Людочку, которую не сберегла. Потом «несмело положила голову ему на плечо, слабо прислонилась к нему, и показалось ей, или на самом деле так было, он приспустил плечо, чтоб ловчее и покойней ей было, и даже вроде бы локтем её к боку прижал, пригрел».
У местного УВД так и недостало сил и возможностей расколоть Артемку-мыло.
Со строгим предупреждением он был отпущен домой. С перепугу Артемка поступил в училище связи, в филиал, где учат лазить по столбам, ввинчивать стаканы и натягивать провода; с испугу же, не иначе, Артемка-мыло скоро женился, и у него по-стахановски, быстрее всех в посёлке, через четыре месяца после свадьбы народилось кучерявое дитё, улыбчивое и весёлое. Дед смеялся, что «этот малый с плоской головой, потому что на свет Божий его вынимали щипцами, уже и с папино мозговать не сумеет, с какого конца на столб влазить — не сообразит».
На четвёртой полосе местной газеты в конце квартала появилась заметка о состоянии морали в городе, но «Людочка и Стрекач в этот отчёт не угодили. Начальнику УВД оставалось два года до пенсии, и он не хотел портить положительный процент сомнительными данными. Людочка и Стрекач, не оставившие после себя никаких записок, имущества, ценностей и свидетелей, прошли в регистрационном журнале УВД по линии самоубийц… сдуру наложивших на себя руки».
{{#if avg_work_mark}}
{{avg_work_mark}}
({{analog. work_markcount}})
{{else}}
—
{{/if}} | {{#if user_id}}{{#if analog.work_mark}}{{analog.work_mark}}{{else}}-{{/if}} | {{/if}}{{analog.responses_count}} отз. |
94
Конрад
(Ljudotschka); 1995 г. — 1 изд.
Там она должна найти работу и устроить свою жизнь — нечего, мол, на шее у матери сидеть. Но всё не так просто, как может показаться на первый взгляд. В городе появляется местный криминальный авторитет, которому очень понравилась Людочка.Произведение людочка. Анализ рассказа В.П. Астафьева «Людочка
В журнале «Новый мир», в сентябрьском номере за 1989 год, опубликовал свой рассказ Астафьев («Людочка»). Анализ этого произведения — тема данной статьи. Фото автора представлено ниже.
Проблематика рассказа
Рассказ этот — о молодежи, однако в героях, которых создал Астафьев, молодости нет. Все они — страдающие где-то глубоко в себе и шатающиеся по свету. Эти изношенные тени бросают на души читателей свои мрачные ощущения. В особенности в героях Астафьева поражает одиночество, которое в произведении неизменное и жуткое.
Из этого круга стремится вырваться главная героиня рассказа «Людочка» (Астафьев). Проблематика произведения заключается в столкновении между внутренним и внешним миром. Можно заметить, что уже первые строчки рассказа, в которых героиня произведения сравнивается с примороженной вялой травой, наводят на мысль о том, что она, подобно этой траве, к жизни не способна.
Отношение родителей к Людочке
Отношение родителей к Людочке — важный момент, на котором следует остановиться, проводя анализ. Астафьев («Людочка») рисует взаимоотношения главной героини с родителями далеко не идеальными. Людочка уезжает из дома, в котором прошло ее детство. В нем остаются тоже одинокие, чужие ей люди. Мать девушки уже давно свыклась с устройством собственной жизни. А отчим относился к главной героине равнодушно. Астафьев отмечает, что они просто жили в одном доме, да и только. Девушка ощущала себя чужой среди людей.
Проблема душевного одиночества
Наше общество больно, это ясно сегодня всем.
Но чтобы выбрать правильное лечение, нужно поставить верный диагноз. Лучшие умы страны бьются над этим, пытаются провести собственный анализ. Астафьев («Людочка») поставил очень точный диагноз для одной страшной болезни, которая поразила страну. Писатель увидел главную героиню рассказа в душевном одиночестве. В ее образе отразилась боль множества наших соотечественников. Очень актуален и сегодня рассказ «Людочка» (Астафьев). Проблематика его близка и знакома множеству людей, живущих в наши дни.
Рассказ, созданный Астафьевым, легко вписывается в современный Одна из основных особенностей таланта автора — умение охватить проблемы, которые волнуют многих писателей: распад деревни, падение нравственности, бесхозяйственность, рост преступности. Виктор Петрович показывает нам серую, будничную, обыкновенную жизнь. В круге «дом-работа-дом» живут Гавриловна, женщина, потерявшая в парикмахерской свое здоровье, и ее товарки, принимающие как должное все удары судьбы. И главная героиня должна быть в этом круге, как показывает проведенный нами анализ.
Астафьев («Людочка») изображает ее отнюдь не исключительной героиней, способной изменить этот мир. Она вынуждена существовать в тяжелых условиях и понимать, что выхода нет.
Запутанная судьба Людочки
Когда главная героиня произведения окончила 9 классов и стала девушкой, мать ей сказала, чтобы Людочка отправилась в город устраиваться, поскольку ей нечего делать в деревне. Основная идея рассказа состоит в изображении запутанной судьбы девушки, которая зажата экономическими рамками (для того чтобы хоть как-то выжить в городе, нужно было соглашаться на любую работу), а также неприемлемыми для деревни жестокими нравами города. Писатель мастерски раскрыл характер Людочки, а также нравственные проблемы современного ему поколения, провел их анализ. Астафьев («Людочка») смог доступно рассказать о многих серьезных вещах, вызвать сострадание и сочувствие к несправедливой судьбе главной героини.
Почему Людочка покончила с собой?
Людочка, приехав домой, не нашла даже у матери должной поддержки, поскольку та была озабочена собственными проблемами.
Главная героиня была способной на отчаянный поступок, решительной в себе, как и все Она всегда первая в детстве бросалась в реку. И теперь, с петлей на шее, Людочка, как и в детстве, оттолкнулась ступнями и зажала уши ладонями, словно бросилась в бездонный и безбрежный омут с высоко подмытого берега. С одной стороны, девушка решила таким способом решить все свои проблемы, не мешая никому, но с другой — ее решимости можно позавидовать. Характеристика Людочки Астафьева весьма примечательна. Решимость главной героини не свойственна многим молодым людям современности.
Взаимосвязанность судеб
Писатель стремится дать в рассказе такое изображение, чтобы читатель получил возможность не просто увидеть, но и ощутить в картине, встающей перед ним, живой ток жизни. Проводя анализ рассказа Астафьева «Людочка», необходимо отметить еще один важный момент. Сюжет представляет собой не просто и не только видимую событийную связь, но и нечто большее — сокрытую подтекстовую, которая скрепляет движением авторской мысли все произведение.
В нашем случае это мысли о взаимосвязанности судеб, живущих в расколотом, разъединенном, но все же в одном мире, на одной земле. Грехи очень многих приняла на себя Людочка: матери, Стрекоча, Гавриловны, школы, молодежи городка, советской милиции. Это то, с чем еще Достоевский не мог согласиться — искупление непонимающими и невинными чьих-то грехов. Недолгая жизнь, однообразная, беспросветная, безучастная, серая, без любви и ласки — трагедия девушки. Ее смерть — это ее взлет. Лишь после гибели Людочка стала вдруг необходима своей матери, Гавриловне. Ее наконец заметили. Очень трогателен рассказ Астафьева, поскольку читатель может почувствовать, как автор добросердечен и заботлив по отношению к этой девушке.
Трагедия «маленького человека»
Трагедия «маленького человека» раскрывается в этом произведении. Астафьев продолжает в нем одну из самых излюбленных в русской литературе 19 века тем. В произведении описывается судьба одной несчастной деревенской девушки, приехавшей на поиски счастья в город, но наткнувшейся на жестокость и равнодушие людей.
Над Людочкой надругались, однако самое страшное — не это: ее не захотели понять люди, которых она любила. Поэтому девушка покончила с собой, не найдя ни в ком из них моральной поддержки.
Образ Людочки Астафьев создал следующий: это обыкновенная русская девушка, каких множество. Главная героиня не отличалась с детства ни умом, ни красотой, однако сохранила в душе своей уважение к людям, милосердие, порядочность и доброту. Девушка эта была слабохарактерной. Именно поэтому Гавриловна, приютившая ее в городе, свалила на Людочку всю работу по хозяйству. Девушка ее делала с удовольствием и не обижалась на нее.
Языковые особенности в рассказе
Мы проводим идейно-художественный анализ рассказа Астафьева «Людочка». Идейную основу произведения мы описали, переходим теперь к художественным особенностям этого рассказа.
Писатель вложил в уста Гавриловны большое число устойчивых оборотов, афоризмов («касаточка», «ласточка», «голубонька сизокрылая», «золотко мое»). С помощью этих выражений автор дает характеристику хозяйки, ее индивидуальные качества получают эмоциональную оценку.
Дух и стиль своего времени наследуют герои Астафьева. Их речь — это не просто говор. Она является выразителем всех нравственных и умственных сил. Можно лишь поаплодировать писателю за прекрасное знание жаргона («кореши», «рвем когти», «пахан», «отвали»). Русские поговорки, пословицы и другие и словосочетания занимают среди изобразительных средств, используемых писателем, значительное место. И это неслучайно — в них заложены огромные выразительные возможности: экспрессивность, эмоциональность, высокая степень обобщенности. Автор пластичным, емким, художественно выразительным языком передает читателю свое мироощущение. Читая произведение «Людочка» Астафьева, можно заметить, что свойственную народной речи меткость, живость придают речи героев устойчивые обороты («работала как конь», «гнуть спину», «втемяшилось в голову»). Колоритен, богат, неповторим в мелодичном звучании язык автора. Кроме простых олицетворений (например, «деревня задохнулась в дикоросте») он использует множество сложных, наполненных метафорами и эпитетами, создающих отдельную картину.
Поэтому рассказ получился столь ярким, насыщенным и незабываемым.
Прием контраста
Свое внимание не сосредотачивает исключительно на теневых сторонах жизни Виктор Астафьев («Людочка»). Анализ произведения показывает, что в нем присутствует и светлое начало, скрашивающее многие невзгоды. Оно исходит из сердец многочисленных тружеников, которые на Руси не переводятся. Вспоминается сцена сенокоса, эпизод, когда главная героиня вместе с матерью метали стог, а потом Людочка смывала с себя в родной реке труху и сенную пыль с радостью, ведомой лишь людям, поработавшим всласть. Прием контраста, который удачно применил здесь Астафьев, подчеркивает духовную близость с природой человека, которую в городе, погрязшем в нищете, темноте невежества и полной отсталости, невозможно ощутить.
Чем притягателен рассказ «Людочка» Астафьева?
Рассказ этот притягателен тем, что автор в столь небольшом по объему произведении смог поставить ряд важнейших проблем перед читателем.
1. Виктор Петрович Астафьев
2. «Людочка»
3. Для 11 класса
4. Рассказ
5. Произведение было написано в 1989 году. В России это тяжёлые 90-е. Когда царило беззаконие, всеобщее безразличие к участи ближнего или дальнего, когда подростки были отпетыми хулиганами, когда люди боялись за свою жизнь и были способны на подлость, предательство и даже жестокость по отношению к другим. Также известна «Революция 1989 года», которая стала вестником первенства США в мире после окончания холодной войны с СССР.
6. По времени события происходят как раз в разгар 90-х. Кажется, в Москве (информацию лучше уточнить, прочитав рассказ). А приехала девушка из забытой богом деревни Вычуган.
Главной героиней рассказа является Людочка.
Она трудолюбивая, послушная девушка, но обделена умом, поэтому могла быть только уборщицей в парикмахерской, хотя могла бы стать мастером. Она работала и жила у Гавриловны — женщины, которая, почуяв неиспорченную городом деревенскую девушку, решила взять над ней руководство, как над своим ребёнком, которого у неё никогда не было. Женщина давала ей поручения по дому, Людочка во всём ей помогала. В парке, через который она проходила, во главе шпаны был Артёмка, который её по-своему уважал за проявленный ею героизм в отвержении его ухаживаний — она ударила его машинкой по голове в парикмахерской, когда никакие увёртки от его рук не спасали.
Мне не хотелось бы быть похожей на героиню, потому что глупость — это страшно. Как говорится, никто от неё не застрахован, но мне хотелось бы постараться быть умнее, чтобы не попадать в неприятные ситуации и прожить достойно жизнь.
Людочка приехала из деревни и начала работать уборщицей в парикмахерской, её приютила мастер Гавриловна. За что та помогала ей по хозяйству. Людочке приходилось ходить через парк, где молодёжь пьянствовала, слушала музыку и нередко совершала разбойничьи нападения. Но главарь шайки Артёмка запретил трогать Людочку. Но однажды в их группу приходит Стрекач — человек бывалый и давно промышлявший настоящем разбоем. Человек злой и жестокий. Он решает изнасиловать Людочку и даже Артёмка не может его отговорить, и он просто смотрит на страдания девушки. Людочка после произошедшего пытается найти поддержку у Гавриловны, но той лишние проблемы не нужны, и она её выгоняет из дома. Людочка обращается к матери, но та, воспитанная суровой жизнью, воспринимает её беду как само собой разумеющееся и считает, что дочь сама справится, забудет. А Людочка не может. И заканчивает жизнь самоубийством.
Мое мнение
Книга, конечно, «чёрная», депрессивная и жёсткая. Но это правда жизни. И если вы хотите увидеть другую сторону нашей жизни, которую стараются не замечать, не думать, то эта книга для вас.
Как никак опыт лучше перенимать чужой.
Обновлено: 2018-08-07
Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
Спасибо за внимание.
Виктор Петрович Астафьев
Лет пятнадцать назад автор услышал эту историю, и сам не знает почему, она живёт в нем и жжёт сердце. «Может, все дело в её удручающей обыденности, в её обезоруживающей простоте?» Кажется автору, что героиню звали Людочкой. Родилась она в небольшой вымирающей деревеньке Вычуган. Родители — колхозники. Отец от угнетающей работы спился, был суетлив и туповат. Мать боялась за будущего ребёнка, поэтому постаралась зачать в редкий от мужниных пьянок перерыв. Но девочка, «ушибленная нездоровой плотью отца, родилась слабенькой, болезненной и плаксивой». Росла вялой, как придорожная трава, редко смеялась и пела, в школе не выходила из троечниц, хотя была молчаливо-старательной.
Отец из жизни семьи исчез давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше, бодрее. В их доме время от времени появлялись мужики, «один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. Ездил на работу на мотоцикле за семь вёрст, брал с собой ружье и часто привозил то битую птицу, то зайца. «Постоялец никак не относился к Людочке: ни хорошо, ни плохо». Он, казалось, не замечал её. А она его боялась.
Когда Людочка закончила школу, мать отправила её в город — налаживать свою жизнь, сама же собралась переезжать в леспромхоз. «На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлёт — на старости лет, глядишь, и она им поможет».
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром пришла в привокзальную парикмахерскую сделать завивку, маникюр, хотела ещё покрасить волосы, но старая парикмахерша отсоветовала: у девушки и без того слабенькие волосы.
Тихая, но по-деревенски сноровистая, Людочка предложила подмести парикмахерскую, кому-то развела мыло, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила пожилую парикмахершу, отсоветовавшую ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Гавриловна внимательно осмотрела Людочку и её документы, пошла с ней в горкоммунхоз, где оформила девушку на работу учеником парикмахера, и взяла к себе жить, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать её как родную мать. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров. «Покуль ты ученицей будешь — живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай, Бог даст, и жизнь устроишь… Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю…» Она предупредила жилицу, что в распогодицу мается ногами и «воет» по ночам. Вообще, для Людочки Гавриловна сделала исключение: с некоторых пор она не брала квартирантов, а девиц тем более. Когда-то, ещё в хрущевские времена, жили у неё две студентки финансового техникума: крашеные, в брюках… пол не мели, посуду не мыли, не различали своё и чужое — ели хозяйские пирожки, сахар, что вырастало на огороде. На замечание Гавриловны девицы обозвали её «эгоисткой», а она, не поняв неизвестного слова, обругала их по матушке и выгнала. И с той поры пускала в дом только парней, быстро приучала их к хозяйству. Двоих, особо толковых, научила даже готовить и управляться с русской печью.
Людочку Гавриловна пустила оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную ещё городом, да и стала тяготиться одиночеством на старости лет. «Свалишься — воды подать некому».
Людочка была послушной девушкой, но учение шло у неё туговато, цирюльное дело, казавшееся таким простым, давалось с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера. В парикмахерской Людочка прирабатывала ещё и уборщицей и осталась в штате, продолжая практику, — стригла под машинку призывников, корнала школьников, фасонные же стрижки училась делать «на дому», подстригая под раскольников страшенных модников из посёлка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны.
Сооружала причёски на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звёзд, не беря за это никакой платы.
Гавриловна сбыла на Людочку все домашние дела, весь хозяйственный обиход. Ноги у старой женщины болели все сильнее, и у Людочки щипало глаза, когда она втирала мазь в искорёженные ноги хозяйки, дорабатывающей последний год до пенсии. Запах от мази был такой лютый, крики Гавриловны такие душераздирающие, что тараканы разбежались по соседям, мухи померли все до единой. Гавриловна жаловалась на свою работу, сделавшую её инвалидом, а потом утешала Людочку, что не останется та без куска хлеба, выучившись на мастера.
За помощь по дому и уход в старости Гавриловна обещала Людочке сделать постоянную прописку, записать на неё дом, коли девушка и дальше будет так же скромно себя вести, обихаживать избу, двор, гнуть спину в огороде и доглядит её, старуху, когда она совсем обезножеет.
С работы Людочка ездила на трамвае, а потом шла через погибающий парк Вэпэвэрзэ, по-человечески — парк вагоно-паровозного депо, посаженный в 30-е годы и погубленный в 50-е.
Кому-то вздумалось проложить через парк трубу. Выкопали канаву, провели трубу, но закопать забыли. Чёрная с изгибами труба лежала в распаренной глине, шипела, парила, бурлила горячей бурдой. Со временем труба засорилась, и горячая речка текла поверху, кружа радужно ядовитые кольца мазута и разный мусор. Деревья высохли, листва облетела. Лишь тополя, корявые, с лопнувшей корой, с рогатыми сучьями на вершине, опёрлись лапами корней о земную твердь, росли, сорили пух и осенями роняли вокруг осыпанные древесной чесоткой листья.
Через канаву переброшен мосток с перилами, которые ежегодно ломали и по весне обновляли заново. Когда паровозы заменили тепловозами, труба совершенно засорилась, а по канаве все равно текло горячее месиво из грязи и мазута. Берега поросли всяким дурнолесьем, кое-где стояли чахлые берёзы, рябины и липы. Пробивались и ёлки, но дальше младенческого возраста дело у них не шло — их срубали к Новому году догадливые жители посёлка, а сосенки общипывали козы и всякий блудливый скот.
Парк выглядел словно «после бомбёжки или нашествия неустрашимой вражеской конницы». Кругом стояла постоянная вонь, в канаву бросали щенят, котят, дохлых поросят и все, что обременяло жителей посёлка.
Но люди не могут существовать без природы, поэтому в парке стояли железобетонные скамейки — деревянные моментально ломали. В парке бегали ребятишки, водилась шпана, которая развлекалась игрой в карты, пьянкой, драками, «иногда насмерть». «Имали они тут и девок…» Верховодил шпаной Артемка-мыло, с вспененной белой головой. Людочка сколько ни пыталась усмирить лохмотья на буйной голове Артемки, ничего у неё не получалось. Его «кудри, издали напоминавшие мыльную пену, изблизя оказались что липкие рожки из вокзальной столовой — сварили их, бросили комком в пустую тарелку, так они, слипшиеся, неподъёмно и лежали. Да и не ради причёски приходил парень к Людочке. Как только её руки становились занятыми ножницами и расчёской, Артемка начинал хватать её за разные места. Людочка сначала увёртывалась от хватких рук Артемки, а когда не помогло, стукнула его машинкой по голове и пробила до крови, пришлось лить йод на голову «ухажористого человека».
Артемка заулюлюкал и со свистом стал ловить воздух. С тех пор «домогания свои хулиганские прекратил», более того, шпане повелел Людочку не трогать.
Теперь Людочка никого и ничего не боялась, ходила от трамвая до дома через парк в любой час и любое время года, отвечая на приветствие шпаны «свойской улыбкой». Однажды атаман-мыло «зачалил» Людочку в центральный городской парк на танцы в загон, похожий на звериный.
«В загоне-зверинце и люди вели себя по-звериному… Бесилось, неистовствовало стадо, творя из танцев телесный срам и бред… Музыка, помогая стаду в бесовстве и дикости, билась в судорогах, трещала, гудела, грохотала барабанами, стонала, выла».
Людочка испугалась происходящего, забилась в угол, искала глазами Артемку, чтобы заступился, но «мыло измылился в этой бурлящей серой пене». Людочку выхватил в круг хлыщ, стал нахальничать, она едва отбилась от кавалера и убежала домой. Гавриловна назидала «постоялку», что ежели Людочка «сдаст на мастера, определится с профессией, она безо всяких танцев найдёт ей подходящего рабочего парня — не одна же шпана живёт на свете…».
Гавриловна уверяла — от танцев одно безобразие. Людочка во всем с ней соглашалась, считала, ей очень повезло с наставницей, имеющей богатый жизненный опыт.
Девушка варила, мыла, скребла, белила, красила, стирала, гладила и не в тягость ей было содержать в полной чистоте дом. Зато если замуж выйдет — все она умеет, во всем самостоятельной хозяйкой может быть, и муж её за это любить и ценить станет. Недосыпала Людочка часто, чувствовала слабость, но ничего, это можно пережить.
Той порой вернулся из мест совсем не отдалённых всем в округе известный человек по прозванию Стрекач. С виду он тоже напоминал чёрного узкоглазого жука, правда, под носом вместо щупалец-усов у Стрекача была какая-то грязная нашлёпка, при улыбке, напоминающей оскал, обнажались испорченные зубы, словно из цементных крошек изготовленные. Порочный с детства, он ещё в школе занимался разбоем — отнимал у малышей «серебрушки, пряники», жвачку, особенно любил в «блескучей обёртке». В седьмом классе Стрекач уже таскался с ножом, но отбирать ему ни у кого ничего не надо было — «малое население посёлка приносило ему, как хану, дань, все, что он велел и хотел».
Вскоре Стрекач кого-то порезал ножом, его поставили на учёт в милицию, а после попытки изнасилования почтальонки получил первый срок — три года с отсрочкой приговора. Но Стрекач не угомонился. Громил соседние дачи, грозил хозяевам пожаром, поэтому владельцы дач начали оставлять выпивку, закуску с пожеланием: «Миленький гость! Пей, ешь, отдыхай — только, ради Бога, ничего не поджигай!» Стрекач прожировал почти всю зиму, но потом его все же взяли, он сел на три года. С тех пор обретался «в исправительно-трудовых лагерях, время от времени прибывая в родной посёлок, будто в заслуженный отпуск. Здешняя шпана гужом тогда ходила за Стрекачом, набиралась ума-разума», почитая его вором в законе, а он не гнушался, по-мелкому пощипывал свою команду, играя то в картишки, то в напёрсток. «Тревожно жилось тогда и без того всегда в тревоге пребывающему населению посёлка Вэпэрвэзэ. В тот летний вечер Стрекач сидел на скамейке, попивая дорогой коньяк и маясь без дела. Шпана обещала: «Не психуй. Вот массы с танцев повалят, мы тебе цыпушек наймам.
Сколько захочешь…»
Вдруг он увидел Людочку. Артемка-мыло попытался замолвить за неё слово, но Стрекач и не слушал, на него нашёл кураж. Он поймал девушку за поясок плаща, старался усадить на колени. Она попыталась отделаться от него, но он кинул её через скамейку и изнасиловал. Шпана находилась рядом. Стрекач заставил и шпану «испачкаться», чтобы не один он был виновником. Увидя растерзанную Людочку, Артемка-мыло оробел и попытался натянуть на неё плащ, а она, обезумев, побежала, крича: «Мыло! Мыло!» Добежав до дома Гавриловны, Людочка упала на ступеньках и потеряла сознание. Очнулась на стареньком диване, куда дотащила её сердобольная Гавриловна, сидящая рядом и утешавшая жиличку. Придя в себя, Людочка решила ехать к матери.
В деревне Вычуган «осталось двa целых дома. В одном упрямо доживала свой век старуха Вычуганиха, в другом — мать Людочки с отчимом». Вся деревня, задохнувшаяся в дикоросте, с едва натоптанной тропой, была в заколоченных окнах, пошатнувшихся скворечниках, дико разросшимися меж изб тополями, черёмухами, осинами. В то лето, когда Людочка закончила школу, старая яблоня дала небывалый урожай красных наливных яблок. Вычуганиха стращала: «Ребятишки, не ешьте эти яблоки. Не к добру это!» «И однажды ночью живая ветка яблони, не выдержав тяжести плодов, обломилась. Голый, плоский ствол остался за расступившимися домами, словно крест с обломанной поперечиной на погосте. Памятник умирающей русской деревеньке. Ещё одной. «Эдак вот, — пророчила Вычуганиха, — одинова середь России кол вобьют, и помянуть её, нечистой силой изведённую, некому будет…» Жутко было бабам слушать Вычуганиху, они неумело молились, считая себя недостойными милости Божьей.
Людочкина мать тоже стала молиться, только на Бога и оставалась надежда. Людочка хихикнула на мать и схлопотала затрещину.
Вскоре умерла Вычуганиха. Отчим Людочки кликнул мужиков из леспромхоза, они свезли на тракторных санях старуху на погост, а помянуть не на что и нечем. Людочкина мать собрала кое-что на стол. Вспоминали, что Вычуганиха была последней из рода вычуган, основателей села.
Мать стирала на кухне, увидев дочь, стала вытирать о передник руки, приложила их к большому животу, сказала, что кот с утра «намывал гостей», она ещё удивлялась: «Откуда у нас им быть? А тут эвон что!» Оглядывая Людочку, мать сразу поняла — с дочерью случилась беда. «Ума большого не надо, чтобы смекнуть, какая беда с нею случилась. Но через эту… неизбежность все бабы должны пройти… Сколько их ещё, бед-то, впереди…» Она узнала, дочь приехала на выходные. Обрадовалась, что подкопила к её приезду сметану, отчим меду накачал. Мать сообщила, что вскоре переезжает с мужем в леспромхоз, только «как рожу…». Смущаясь, что на исходе четвёртого десятка решилась рожать, объяснила: «Сам ребёнка хочет. Дом в посёлке строит… а этот продадим. Но сам не возражает, если на тебя его перепишем…» Людочка отказалась: «Зачем он мне». Мать обрадовалась, может, сотен пять дадут на шифер, на стекла.
Мать заплакала, глядя в окно: «Кому от этого разора польза?» Потом она пошла достирывать, а дочь послала доить корову и дров принести.
«Сам» должен прийти с работы поздно, к его приходу успеют сварить похлёбку. Тогда и выпьют с отчимом, но дочь ответила: «Я не научилась ещё, мама, ни пить, ни стричь». Мать успокоила, что стричь научится «когда-нито». Не боги горшки обжигают.
Людочка задумалась об отчиме. Как он трудно, однако азартно врастал в хозяйство. С машинами, моторами, ружьём управлялся легко, зато на огороде долго не мог отличить один овощ от другого, сенокос воспринимал как баловство и праздник. Когда закончили метать стога, мать убежала готовить еду, а Людочка — на реку. Возвращаясь домой, она услышала за обмыском «звериный рокот». Людочка очень удивилась, увидев, как отчим — «мужик с бритой, седеющей со всех сторон головой, с глубокими бороздами на лице, весь в наколках, присадистый, длиннорукий, хлопая себя по животу, вдруг забегал вприпрыжку по отмели, и хриплый рёв радости исторгался из сгоревшего или перержавленного нутра мало ей знакомого человека», — Людочка начала догадываться, что у него не было детства.
Дома она со смехом рассказывала матери, как отчим резвился в воде. «Да где ж ему было купанью-то обучиться? С малолетства в ссылках да в лагерях, под конвоем да охранским доглядом в казённой бане. У него жизнь-то ох-хо-хо… — Спохватившись, мать построжела и, словно кому-то доказывая, продолжала: — Но человек он порядочный, может, и добрый».
С этого времени Людочка перестала бояться отчима, но ближе не стала. Отчим близко к себе никого не допускал.
Сейчас вдруг подумалось: побежать бы в леспромхоз, за семь вёрст, найти отчима, прислониться к нему и выплакаться на его грубой груди. Может, он её и погладит по голове, пожалеет… Неожиданно для себя решила уехать с утренней электричкой. Мать не удивилась: «Ну что ж… коли надо, дак…» Гавриловна не ждала быстрого возвращения жилички. Людочка объяснила, что родители переезжают, не до неё. Она увидела две верёвочки, приделанные к мешку вместо лямок, и заплакала. Мать сказывала, что привязывала эти верёвочки к люльке, совала ногу в петлю и зыбала ногой… Гавриловна испугалась, что Людочка плачет? «Маму жалко».
Старуха пригорюнилась, а её и пожалеть некому, потом предупредила: Артемку-мыло забрали, лицо ему Людочка все расцарапала… примета. Ему велено помалкивать, шаче смерть. От Стрекача и старуху предупредили, что если жиличка что лишнее пикнет, её гвоздями к столбу прибьют, а старухе избу спалят. Гавриловна жаловалась, что у неё всех благ — угол на старости лет, она не может его лишиться. Людочка пообещала перебраться в общежитие. Гавриловна успокоила: бандюга этот долго не нагуляет, скоро сядет опять, «а я тебя и созову обратно». Людочка вспомнила, как, живя в совхозе, простудилась, открылось воспаление лёгких, её положили в районную больницу. Бесконечной, длинной ночью она увидела умирающего парня, узнала от санитарки его нехитрую историю. Вербованный из каких-то дальних мест, одинокий паренёк простыл на лесосеке, на виске выскочил фурункул. Неопытная фельдшерица отругала его, что обращается по всяким пустякам, а через день она же сопровождала парня, впавшего в беспамятство, в районную больницу.
В больнице вскрыли череп, но сделать ничего не смогли — гной начал делать своё разрушительное дело. Парень умирал, поэтому его вынесли в коридор. Людочка долго сидела и смотрела на мучающегося человека, потом приложила ладошку к его лицу. Парень постепенно успокоился, с усилием открыл глаза, попытался что-то сказать, но доносилось лишь «усу-усу… усу…». Женским чутьём она угадала, он пытается поблагодарить её. Людочка искренне пожалела парня, такого молодого, одинокого, наверное, и полюбить никого не успевшего, принесла табуретку, села рядом и взяла руку парня. Он с надеждой глядел на неё, что-то шептал. Людочка подумала, что он шепчет молитву, и стала помогать ему, потом устала и задремала. Она очнулась, увидела, что парень плачет, пожала его руку, но он не ответил на её пожатие. Он постиг цену сострадания — «совершилось ещё одно привычное предательство по отношению к умирающему». Предают, «предают его живые! И не его боль, не его жизнь, им своё страдание дорого, и они хотят, чтоб скорее кончились его муки, для того, чтоб самим не мучиться».
Парень отнял у Людочки свою руку и отвернулся — «он ждал от неё не слабого утешения, он жертвы от неё ждал, согласия быть с ним до конца, может, и умереть вместе с ним. Вот тогда свершилось бы чудо: вдвоём они сделались бы сильнее смерти, восстали бы к жизни, в нем появился бы могучий порыв», открылся бы путь к воскресению. Но не было рядом человека, способного пожертвовать собой ради умирающего, а в одиночку он не одолел смерти. Людочка бочком, как бы уличённая в нехорошем поступке, крадучись ушла к своей кровати. С тех пор не умолкало в ней чувство глубокой вины перед покойным парнем-лесорубом. Теперь сама в горе и заброшенности, она особо остро, совсем осязаемо ощутила всю отверженность умирающего человека. Ей предстояло до конца испить чашу одиночества, лукавого человеческого сочувствия — пространство вокруг все сужалось, как возле той койки за больничной облупленной печью, где лежал умирающий парень. Людочка застыдилась: «зачем она притворялась тогда, зачем? Ведь если бы и вправду была в ней готовность до конца остаться с умирающим, принять за него муку, как в старину, может, и в самом деле выявились бы в нем неведомые силы.
Ну даже и не свершись чудо, не воскресни умирающий, все равно сознание того, что она способна… отдать ему всю себя, до последнего вздоха, сделало бы её сильной, уверенной в себе, готовой на отпор злым силам». Теперь она поняла психологическое состояние узников-одиночек. Людочка опять вспомнила об отчиме: вот он небось из таких, из сильных? Да как, с какого места к нему подступиться-то? Людочка подумала, что в беде, в одиночестве все одинаковы, и нечего кого-то стыдить и презирать.
В общежитии мест пока не было, и девушка продолжала жить у Гавриловны. Хозяйка учила жиличку «возвращаться в потёмках» не через парк, чтобы «саранопалы» не знали, что она живёт в посёлке. Но Людочка продолжала ходить через парк, где её однажды подловили парни, стращали Стрекачом, незаметно подталкивая к скамейке. Людочка поняла, что они хотят. Она в кармане носила бритву, желая отрезать «достоинство Стрекача под самый корень». О страшной этой мести додумалась не сама, а услышала однажды о подобном поступке женщины в парикмахерской.
Парням Людочка сказала, жаль, что нет Стрекача, «такой видный кавалер». Она развязно заявила: отвалите, мальчики, пойду переоденусь в поношенное, не богачка. Парни отпустили её с тем, чтобы поскорее вернулась, предупредили, чтобы не смела «шутить». Дома Людочка переоделась в старенькое платье, подпоясалась той самой верёвочкой от своей люльки, сняла туфли, взяла лист бумаги, но не нашла ни ручки, ни карандаша и выскочила на улицу. По пути в парк прочитала объявление о наборе юношей и девушек в лесную промышленность. Промелькнула спасительная мысль: «Может, уехать?» «Да тут же другая мысль перебила первую: там, в лесу-то, стрекач на стрекаче и все с усами». В парке она отыскала давно запримеченный тополь с корявым суком над тропинкой, захлестнула на него верёвочку, сноровисто увязала петельку, пусть и тихоня, но по-деревенски она умела многое. Людочка забралась на обломыш тополя, надела петлю на шею. Она мысленно простилась с родными и близкими, попросила прощения у Бога. Как все замкнутые люди, была довольно решительной.
«И тут, с петлёй на шее, она тоже, как в детстве, зажала лицо ладонями и, оттолкнувшись ступнями, будто с высокого берега бросилась в омут. Безбрежный и бездонный».
Она успела почувствовать, как сердце в груди разбухает, кажется, разломает ребра и вырвется из груди. Сердце быстро устало, ослабело, и тут же всякая боль и муки оставили Людочку…
Парни, ожидающие её в парке, стали уже ругать девушку, обманувшую их. Одного послали в разведку. Он крикнул приятелям: «Когти рвём! Ко-огти! Она…» — Разведчик мчался прыжками от тополей, от света». Позже, сидя в привокзальном ресторане, он с нервным хохотком рассказывал, что видел дрожащее и дёргающееся тело Людочки. Парни решили предупредить Стрекача и куда-то уехать, пока их не «забарабали».
Хоронили Людочку не в родной брошенной деревне, а на городском кладбище. Мать временами забывалась и голосила. Дома Гавриловна разрыдалась: за дочку считала Людочку, а та что над собой сделала? Отчим выпил стакан водки и вышел на крыльцо покурить.
Он пошёл в парк и застал на месте всю компанию во главе со Стрекачом. Бандит спросил подошедшего мужика, что ему надо. «Поглядеть вот на тебя пришёл», — ответил отчим. Он рванул с шеи Стрекача крест и бросил его в кусты. «Эт-то хоть не погань, обсосок! Бога-то хоть не лапайте, людям оставьте!» Стрекач пробовал пригрозить мужику ножом. Отчим усмехнулся и неуловимо-молниеносным движением перехватил руку Стрекача, вырвал её из кармана вместе с куском материи. Не дав бандиту опомниться, сгрёб ворот рубашки вместе с фраком, поволок Стрекача за шиворот через кусты, швырнул в канаву, в ответ раздался душераздирающий вопль. Вытирая руки о штаны, отчим вышел на дорожку, шпана заступила ему дорогу. Он упёрся в них взглядом. «Настоящего, непридуманного пахана почувствовали парни. Этот не пачкал штаны грязью, давно уже ни перед кем, даже перед самым грязным конвоем на колени не становился». Шпана разбежалась: кто из парка, кто тащил полусварившегося Стрекача из канавы, кто-то за «скорой» и сообщить полуспившейся матери Стрекача об участи, постигшей её сыночка, бурный путь которого от детской исправительно-трудовой колонии до лагеря строгого режима завершился.
Дойдя до окраины парка, отчим Людочки споткнулся и вдруг увидел на сучке обрывок верёвки. «Какая-то прежняя, до конца им самим не познанная сила высоко его подбросила, он поймался за сук, тот скрипнул и отвалился». Подержав сук в руках, почему-то понюхав его, отчим тихо молвил: «Что же ты не обломился, когда надо?» Он искрошил его в куски, разбросав в стороны, поспешил к дому Гавриловны. Придя домой и выпив водки, засобирался в леспромхоз. На почтительном расстоянии за ним спешила и не поспевала жена. Он взял у неё пожитки Людочки, помог забраться по высоким ступенькам в вагон электрички и нашёл свободное место. Мать Людочки сначала шептала, а потом в голос просила Бога помочь родить и сохранить хотя бы это дитя полноценным. Просила за Людочку, которую не сберегла. Потом «несмело положила голову ему на плечо, слабо прислонилась к нему, и показалось ей, или на самом деле так было, он приспустил плечо, чтоб ловчее и покойней ей было, и даже вроде бы локтем её к боку прижал, пригрел».
У местного УВД так и недостало сил и возможностей расколоть Артемку-мыло.
Со строгим предупреждением он был отпущен домой. С перепугу Артемка поступил в училище связи, в филиал, где учат лазить по столбам, ввинчивать стаканы и натягивать провода; с испугу же, не иначе, Артемка-мыло скоро женился, и у него по-стахановски, быстрее всех в посёлке, через четыре месяца после свадьбы народилось кучерявое дитё, улыбчивое и весёлое. Дед смеялся, что «этот малый с плоской головой, потому что на свет Божий его вынимали щипцами, уже и с папино мозговать не сумеет, с какого конца на столб влазить — не сообразит».
На четвёртой полосе местной газеты в конце квартала появилась заметка о состоянии морали в городе, но «Людочка и Стрекач в этот отчёт не угодили. Начальнику УВД оставалось два года до пенсии, и он не хотел портить положительный процент сомнительными данными. Людочка и Стрекач, не оставившие после себя никаких записок, имущества, ценностей и свидетелей, прошли в регистрационном журнале УВД по линии самоубийц… сдуру наложивших на себя руки».
Истории простых, но трагических судеб самых обычных ничем не примечательных людей почему-то остаются в памяти и бередят сердца.
Именно такая участь постигла скромную сельскую девчонку из семьи колхозников. Детство Людочки прошло в тишине вымирающей деревеньки Вычуган. Это место как будто наложило на ребенка свой отпечаток — малышка росла болезненной и вялой, из школы приносила одни тройки. Отец девочки постепенно спивался от безысходности, мать молча терпела. Когда пьяница ушел из семьи, никто не мучился от сожалений. Вскоре в доме появился другой мужчина, он увлеченно занялся хозяйством, а на Людочку не обращал никакого внимания.
После окончания школы мать благословила девушку и отправила её покорять ближайший город строить свою самостоятельную взрослую жизнь. Электричка привезла Людочку прямо к новым горизонтам, девушка переночевала на вокзале, а утром направилась в ближайшую парикмахерскую создавать свой новый образ. Внимательно выслушав советы старой парикмахерши по уходу за волосами, новоиспеченная горожанка решила овладеть тайнами мастерства цирюльников. Сначала она предложила помочь с уборкой, потом выполняла несложные поручения и, в конце концов, попросилась в ученицы к парикмахерше Гавриловне.
Пожилая мастерица внимательно присмотрелась к Людочке, изучила её документы. Ничто не укрылось от проницательного взгляда умудренной опытом женщины, она без труда поняла, что перед ней неиспорченная городом сельская скромница. Гавриловна решила сделать исключение из правил и взяла девушку квартиранткой. Теперь обязанности по уходу за жилищем легли на плечи Людочки и она отлично справлялась. Парикмахерша строго наказала не гулять допоздна, избегать курения и пьянства, не приводить в дом парней и девушка неотступно соблюдала все условия.
Время шло, Людочка с трудом постигала азы парикмахерского искусства, стригла и делала прически всем желающим, стараясь набраться опыта, но до уровня мастера было ещё далеко. Пока Гавриловна делилась знаниями со своей ученицей, всё больше привыкала к ней, проникалась доверием к работящей тихой девушке. Когда до пенсии остался всего один год, парикмахерша пообещала переписать свой дом в поселке Вэпэвэрзэ на Людочку, если та согласится досматривать и ухаживать за старухой до самой смерти.
Дни проходили размеренно – работа, учеба, домашние хлопоты. Привычный распорядок периодически нарушал предводитель местной шпаны Артемка, которому приглянулась Людочка. Однако девушка быстро поставила ухажера на место – он прекратил приставания и велел хулиганам не трогать Люду. Теперь она спокойно проходить от трамвайной станции к дому по кратчайшей дороге через старый парк Вэпэвэрзэ, не опасаясь нападок. Всё изменилось, когда в поселок вернулся бывший заключенный Стрекач. Артемка не смог защитить Людочку от изнасилования, а она боялась за свою наставницу, не стала обращаться в милицию, просто вернулась в родительский дом. Мать ждала ребенка от отчима, семья активно готовилась к переезду на новое место и девушка почувствовала несвоевременность своего визита, уехала.
В поселке Людочка снова попалась в лапы местной шпаны, попросила отпустить её переодеться, но больше не вернулась, повесилась прямо в злополучном парке. Отчим неудавшейся парикмахерши был крепким мужиком, прошедшим суровую школу жизни.
Он отомстил за свою падчерицу, наказал насильника и по иронии судьбы Людочка и Стрекач были вместе внесены в графу самоубийц регистрационного журнала УВД.
Сочинения
Точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни – есть высочайшее счастье для литератора (по повести В.П. Астафьева «Людочка») Сочинение по повести В. П. Астафьева «Людочка» Сочинение по произведению В. Астафьева Людочка Литературный отзыв на рассказ Изложение сюжета рассказа В. Астафьева «Людочка» Людочка — невинная жертва людской глухоты (по рассказу Виктора Астафьева «Людочка»)«Людочка» (1987). Главная героиня – молодая девушка, приехавшая в город из деревни, чтобы найти работу и жилье. И жилье, и работу, в общем-то, она находит; и устраивается в городе, но заканчивается ее жизнь очень скоро–самоубийством.
Ты камнем упала.
Я умер под ним.
Вл. Соколов
Лет пятнадцать назад автор услышал эту историю, и сам не знает почему, она живет в нем и жжет сердце. “Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?” Кажется автору, что героиню звали Людочкой.
Родилась она в небольшой вымирающей деревеньке Вычуган. Родители — колхозники. Отец от угнетающей работы спился, был суетлив и туповат. Мать боялась за будущего ребенка, поэтому постаралась зачать в редкий от мужниных пьянок перерыв. Но девочка, “ушибленная нездоровой плотью отца, родилась слабенькой, болезненной и плаксивой”. Росла вялой, как придорожная трава, редко смеялась и пела, в школе не выходила из троечниц, хотя была молчаливо-старательной. Отец из жизни семьи исчез давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше, бодрее. В их доме время от времени появлялись мужики, “один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. Ездил на работу на мотоцикле за семь верст, брал с собой ружье и часто привозил то битую птицу, то зайца. “Постоялец никак не относился к Лю-дочке: ни хорошо, ни плохо”. Он, казалось, не замечал ее. А она его боялась.
Когда Людочка закончила школу, мать отправила ее в город — налаживать свою жизнь, сама же собралась переезжать в леспромхоз. “На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет — на старости лет, глядишь, и она им поможет”.
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром пришла в привокзальную парикмахерскую сделать завивку, маникюр, хотела еще покрасить волосы, но старая парикмахерша отсоветовала: у девушки и без того слабенькие волосы. Тихая, но по-деревенски сноровистая, Людочка предложила подмести парикмахерскую, кому-то развела мыло, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила пожилую парикмахершу, отсоветовавшую ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Гавриловна внимательно осмотрела Людочку и ее документы, пошла с ней в горкоммунхоз, где оформила девушку на работу учеником парикмахера, и взяла к себе жить, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как родную мать. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.
“По-куль ты ученицей будешь — живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай, Бог даст, и жизнь устроишь… Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю…” Она предупредила жилицу, что в распогодицу мается ногами и “воет” по ночам. Вообще, для Людочки Гавриловна сделала исключение: с некоторых пор она не брала квартирантов, а девиц тем более. Когда-то, еще в хрущевские времена, жили у нее две студентки финансового техникума: крашеные, в брюках… пол не мели, посуду не мыли, не различали свое и чужое — ели хозяйские пирожки, сахар, что вырастало на огороде. На замечание Гавриловны девицы обозвали ее “эгоисткой”, а она, не поняв неизвестного слова, обругала их по матушке и выгнала. И с той поры пускала в дом только парней, быстро приучала их к хозяйству. Двоих, особо толковых, научила даже готовить и управляться с русской печью.
Людочку Гавриловна пустила оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную еще городом, да и стала тяготиться одиночеством на старости лет.
“Свалишься — воды подать некому”.
Людочка была послушной девушкой, но учение шло у нее туговато, ци-рюльное дело, казавшееся таким простым, давалось с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера. В парикмахерской Людочка прирабатывала еще и уборщицей и осталась в штате, продолжая практику, — стригла под машинку призывников, корнала школьников, фасонные же стрижки училась делать “на дому”, подстригая под раскольников страшенных модников из поселка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны. Сооружала прически на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звезд, не беря за это никакой платы.
Гавриловна сбыла на Людочку все домашние дела, весь хозяйственный обиход. Ноги у старой женщины болели все сильнее, и у Людочки щипало глаза, когда она втирала мазь в искореженные ноги хозяйки, дорабатывающей последний год до пенсии. Запах от мази был такой лютый, крики Гавриловны такие душераздирающие, что тараканы разбежались по соседям, мухи померли все до единой.
Гавриловна жаловалась на свою работу, сделавшую ее инвалидом, а потом утешала Людочку, что не останется та без куска хлеба, выучившись на мастера.
За помощь по дому и уход в старости Гавриловна обещала Людочке сделать постоянную прописку, записать на нее дом, коли девушка и дальше будет так же скромно себя вести, обихаживать избу, двор, гнуть спину в огороде и доглядит ее, старуху, когда она совсем обезножеет.
С работы Людочка ездила на трамвае, а потом шла через погибающий парк Вэпэвэрзэ, по-человечески — парк вагоно-паровозного депо, посаженный в 30-е годы и погубленный в 50-е. Кому-то вздумалось проложить через парк трубу. Выкопали канаву, провели трубу, но закопать забыли. Черная с изгибами труба лежала в распаренной глине, шипела, парила, бурлила горячей бурдой. Со временем труба засорилась, и горячая речка текла поверху, кружа радужно довитые кольца мазута и разный мусор. Деревья высохли, листва облетела. Лишь тополя, корявые, с лопнувшей корой, с рогатыми сучьями на вершине, оперлись лапами корней о земную твердь, росли, сорили пух и осенями роняли вокруг осыпанные древесной чесоткой листья.
Через канаву переброшен мосток с перилами, которые ежегодно ломали и по весне обновляли заново. Когда паровозы заменили тепловозами, труба совершенно засорилась, а по канаве все равно текло горячее месиво из грязи и мазута. Берега поросли всяким дурнолесьем, кое-где стояли чахлые березы, рябины и липы. Пробивались и елки, но дальше младенческого возраста дело у них не шло — их срубали к Новому году догадливые жители поселка, а сосенки общипывали козы и всякий блудливый скот. Парк выглядел словно “после бомбежки или нашествия неустрашимой вражеской конницы”. Кругом стояла постоянная вонь, в канаву бросали щенят, котят, дохлых поросят и все, что обременяло жителей поселка.
Но люди не могут существовать без природы, поэтому в парке стояли железобетонные скамейки — деревянные моментально ломали. В парке бегали ребятишки, водилась шпана, которая развлекалась игрой в карты, пьянкой, драками, “иногда насмерть”. “Имали они тут и девок…” Верховодил шпаной Артемка-мыло, с вспененной белой головой.
Людочка сколько ни пыталась усмирить лохмотья на буйной голове Артемки, ничего у нее не получалось. Его “кудри, издали напоминавшие мыльную пену, изблизя оказались что липкие рожки из вокзальной столовой — сварили их, бросили комком в пустую тарелку, так они, слипшиеся, неподъемно и лежали. Да и не ради прически приходил парень к Людочке. Как только ее руки становились занятыми ножницами и расческой, Артемка начинал хватать ее за разные места. Людочка сначала увертывалась от хватких рук Артемки, а когда не помогло, стукнула его машинкой по голове и пробила до крови, пришлось лить йод на голову “ухажористого человека”. Артемка заулюлюкал и со свистом стал ловить воздух. С тех пор “домогания свои хулиганские прекратил”, более того, шпане повелел Людочку не трогать.
Теперь Людочка никого и ничего не боялась, ходила от трамвая до дома через парк в любой час и любое время года, отвечая на приветствие шпаны “свойской улыбкой”. Однажды атаман-мыло “зачалил” Людочку в центральный городской парк на танцы в загон, похожий на звериный.
“В загоне-зверинце и люди вели себя по-звериному… Бесилось, неистовствовало стадо, творя из танцев телесный срам и бред… Музыка, помогая стаду в бесовстве и дикости, билась в судорогах, трещала, гудела, грохотала барабанами, стонала, выла”.
Людочка испугалась происходящего, забилась в угол, искала глазами Артемку, чтобы заступился, но “мыло измылился в этой бурлящей серой пене”. Людочку выхватил в круг хлыщ, стал нахальничать, она едва отбилась от кавалера и убежала домой. Гавриловна назидала “постоялку”, что ежели Людочка “сдаст на мастера, определится с профессией, она безо всяких танцев найдет ей подходящего рабочего парня — не одна же шпана живет на свете…”. Гавриловна уверяла — от танцев одно безобразие. Людочка во всем с ней соглашалась, считала, ей очень повезло с наставницей, имеющей богатый жизненный опыт.
Девушка варила, мыла, скребла, белила, красила, стирала, гладила и не в тягость ей было содержать в полной чистоте дом. Зато если замуж выйдет — все она умеет, во всем самостоятельной хозяйкой может быть, и муж ее за это любить и ценить станет.
Недосыпала Людочка часто, чувствовала слабость, но ничего, это можно пережить.
Той порой вернулся из мест совсем не отдаленных всем в округе известный человек по прозванию Стрекач. С виду он тоже напоминал черного узкоглазого жука, правда, под носом вместо щупалец-усов у Стрекача была какая-то грязная нашлепка, при улыбке, напоминающей оскал, обнажались испорченные зубы, словно из цементных крошек изготовленные. Порочный с детства, он еще в школе занимался разбоем — отнимал у малышей “серебрушки, пряники”, жвачку, особенно любил в “блескучей обертке”. В седьмом классе Стрекач уже таскался с ножом, но отбирать ему ни у кого ничего не надо было — “малое население поселка приносило ему, как хану, дань, все, что он велел и хотел”. Вскоре Стрекач кого-то порезал ножом, его поставили на учет в милицию, а после попытки изнасилования почтальонки получил первый срок — три года с отсрочкой приговора. Но Стрекач не угомонился. Громил соседние дачи, грозил хозяевам пожаром, поэтому владельцы дач начали оставлять выпивку, закуску с пожеланием: “Миленький гость! Пей, ешь, отдыхай — только, ради Бога, ничего не поджигай!” Стрекач прожировал почти всю зиму, но потом его все же взяли, он сел на три года.
С тех пор обретался “в исправительно-трудовых лагерях, время от времени прибывая в родной поселок, будто в заслуженный отпуск. Здешняя шпана гужом тогда ходила за Стрекачом, набиралась ума-разума”, почитая его вором в законе, а он не гнушался, по-мелкому пощипывал свою команду, играя то в картишки, то в наперсток. “Тревожно жилось тогда и без того всегда в тревоге пребывающему населению поселка Вэпэрвэзэ. В тот летний вечер Стрекач сидел на скамейке, попивая дорогой коньяк и маясь без дела. Шпана обещала: «Не психуй. Вот массы с танцев повалят, мы тебе цыпушек наймам. Сколько захочешь…»
Вдруг он увидел Людочку. Артемка-мыло попытался замолвить за нее слово, но Стрекач и не слушал, на него нашел кураж. Он поймал девушку за поясок плаща, старался усадить на колени. Она попыталась отделаться от него, но он кинул ее через скамейку и изнасиловал. Шпана находилась рядом. Стрекач заставил и шпану “испачкаться”, чтобы не один он был виновником. Увидя растерзанную Людочку, Артемка-мыло оробел и попытался натянуть на нее плащ, а она, обезумев, побежала, крича: “Мыло! Мыло!” Добежав до дома Гавриловны, Людочка упала на ступеньках и потеряла сознание.
Очнулась на стареньком диване, куда дотащила ее сердобольная Гавриловна, сидящая рядом и утешавшая жиличку. Придя в себя, Людочка решила ехать к матери.
В деревне Вычуган “осталось двд целых дома. В одном упрямо доживала свой век старуха Вычуганиха, в другом — мать Людочки с отчимом”. Вся деревня, задохнувшаяся в дикоросте, с едва натоптанной тропой, была в заколоченных окнах, пошатнувшихся скворечниках, дико разросшимися меж изб тополями, черемухами, осинами. В то лето, когда Людочка закончила школу, старая яблоня дала небывалый урожай красных наливных яблок. Вычуганиха стращала: “Ребятишки, не ешьте эти яблоки. Не к добру это!” “И однажды ночью живая ветка яблони, не выдержав тяжести плодов, обломилась. Голый, плоский ствол остался за расступившимися домами, словно крест с обломанной поперечиной на погосте. Памятник умирающей русской деревеньке. Еще одной. “Эдак вот, — пророчила Вычуганиха, — одинова середь России кол вобьют, и помянуть ее, нечистой силой изведенную, некому будет.
..” Жутко было бабам слушать Вычуганиху, они неумело молились, считая себя недостойными милости Божьей.
Людочкина мать тоже стала молиться, только на Бога и оставалась надежда. Людочка хихикнула на мать и схлопотала затрещину.
Вскоре умерла Вычуганиха. Отчим Людочки кликнул мужиков из леспромхоза, они свезли на тракторных санях старуху на погост, а помянуть не на что и нечем. Людочкина мать собрала кое-что на стол. Вспоминали, что Вычуганиха была последней из рода вычуган, основателей села.
Мать стирала на кухне, увидев дочь, стала вытирать о передник руки, приложила их к большому животу, сказала, что кот с утра “намывал гостей”, она еще удивлялась: “Откуда у нас им быть? А тут эвон что!” Оглядывая Людочку, мать сразу поняла — с дочерью случилась беда. “Ума большого не надо, чтобы смекнуть, какая беда с нею случилась. Но через эту… неизбежность все бабы должны пройти… Сколько их еще, бед-то, впереди…” Она узнала, дочь приехала на выходные. Обрадовалась, что подкопила к ее приезду сметану, отчим меду накачал.
Мать сообщила, что вскоре переезжает с мужем в леспромхоз, только “как рожу…”. Смущаясь, что на исходе четвертого десятка решилась рожать, объяснила: “Сам ребенка хочет. Дом в поселке строит… а этот продадим. Но сам не возражает, если на тебя его перепишем…” Людочка отказалась: “Зачем он мне”. Мать обрадовалась, может, сотен пять дадут на шифер, на стекла.
Мать заплакала, глядя в окно: “Кому от этого разора польза?” Потом она пошла достирывать, а дочь послала доить корову и дров принести. “Сам” должен прийти с работы поздно, к его приходу успеют сварить похлебку. Тогда и выпьют с отчимом, но дочь ответила: “Я не научилась еще, мама, ни пить, ни стричь”. Мать успокоила, что стричь научится “когда-нито”. Не боги горшки обжигают.
Людочка задумалась об отчиме. Как он трудно, однако азартно врастал в хозяйство. С машинами, моторами, ружьем управлялся легко, зато на огороде долго не мог отличить один овощ от другого, сенокос воспринимал как баловство и праздник. Когда закончили метать стога, мать убежала готовить еду, а Людочка — на реку.
Возвращаясь домой, она услышала за об-мыском “звериный рокот”. Людочка очень удивилась, увидев, как отчим — “мужик с бритой, седеющей со всех сторон головой, с глубокими бороздами на лице, весь в наколках, присадистый, длиннорукий, хлопая себя по животу, вдруг забегал вприпрыжку по отмели, и хриплый рев радости исторгался из сгоревшего или перержавленного нутра мало ей знакомого человека”,- Людочка начала догадываться, что у него не было детства. Дома она со смехом рассказывала матери, как отчим резвился в воде. “Да где ж ему было купанью-то обучиться? С малолетства в ссылках да в лагерях, под конвоем да охранским доглядом в казенной бане. У него жизнь-то ох-хо-хо… — Спохватившись, мать построжела и, словно кому-то доказывая, продолжала: — Но человек он порядочный, может, и добрый”.
С этого времени Людочка перестала бояться отчима, но ближе не стала. Отчим близко к себе никого не допускал.
Сейчас вдруг подумалось: побежать бы в леспромхоз, за семь верст, найти отчима, прислониться к нему и выплакаться на его грубой груди.
Может, он ее и погладит по голове, пожалеет… Неожиданно для себя решила уехать с утренней электричкой. Мать не удивилась: “Ну что ж… коли надо, дак…” Гавриловна не ждала быстрого возвращения жилички. Людочка объяснила, что родители переезжают, не до нее. Она увидела две веревочки, приделанные к мешку вместо лямок, и заплакала. Мать сказывала, что привязывала эти веревочки к люльке, совала ногу в петлю и зыбала ногой… Гавриловна испугалась, что Людочка плачет? “Маму жалко”. Старуха пригорюнилась, а ее и пожалеть некому, потом предупредила: Артемку-мыло забрали, лицо ему Людочка все расцарапала… примета. Ему велено помалкивать, шаче смерть. От Стрекача и старуху предупредили, что если жиличка что лишнее пикнет, ее гвоздями к столбу прибьют, а старухе избу спалят. Гавриловна жаловалась, что у нее всех благ — угол на старости лет, она не ложет его лишиться. Людочка пообещала перебраться в общежитие. Гавриловна успокоила: бандюга этот долго не нагуляет, скоро сядет опять, “а я тебя и созову обратно”.
Людочка вспомнила, как, живя в совхозе, простудилась, открылось воспаление легких, ее положили в районную больницу. Бесконечной, длинной ночью она увидела умирающего парня, узнала от санитарки его нехитрую историю. Вербованный из каких-то дальних мест, одинокий паренек простыл на лесосеке, на виске выскочил фурункул. Неопытная фельдшерица отругала его, что обращается по всяким пустякам, а через день она же сопровождала парня, впавшего в беспамятство, в районную больницу. В больнице вскрыли череп, но сделать ничего не смогли — гной начал делать свое разрушительное дело. Парень умирал, поэтому его вынесли в коридор. Людочка долго сидела и смотрела на мучающегося человека, потом приложила ладошку к его лицу. Парень постепенно успокоился, с усилием открыл глаза, попытался что-то сказать, но доносилось лишь “усу-усу… усу…”. Женским чутьем она угадала, он пытается поблагодарить ее. Людочка искренне пожалела парня, такого молодого, одинокого, наверное, и полюбить никого не успевшего, принесла табуретку, села рядом и взяла руку парня.
Он с надеждой глядел на нее, что-то шептал. Людочка подумала, что он шепчет молитву, и стал помогать ему, потом устала и задремала. Она очнулась, увидела, что парень плачет, пожала его руку, но он не ответил на ее пожатие. Он постиг цену сострадания — “совершилось еще одно привычное предательство по отношению к умирающему”. Предают, “предают его живые! И не его боль, не его жизнь, им свое страдание дорого, и они хотят, чтоб скорее кончились его муки, для того, чтоб самим не мучиться”. Парень отнял у Людочки свою руку и отвернулся — “он ждал от нее не слабого утешения, он жертвы от нее ждал, согласия быть с ним до конца, может, и умереть вместе с ним. Вот тогда свершилось бы чудо: вдвоем они сделались бы сильнее смерти, восстали бы к жизни, в нем появился бы могучий порыв”, открылся бы путь к воскресению. Но не было рядом человека, способного пожертвовать собой ради умирающего, а в одиночку он не одолел смерти. Людочка бочком, как бы уличенная в нехорошем поступке, крадучись ушла к своей кровати.
С тех пор не умолкало в ней чувство глубокой вины перед покойным парнем-лесорубом. Теперь сама в горе и заброшенности, она особо остро, совсем осязаемо ощутила всю отверженность умирающего человека. Ей предстояло до конца испить чашу одиночества, лукавого человеческого сочувствия — пространство вокруг все сужалось, как возле той койки за больничной облупленной печью, где лежал умирающий парень. Людочка застыдилась: “зачем она притворялась тогда, зачем? Ведь если бы и вправду была в ней готовность до конца остаться с умирающим, принять за него муку, как в старину, может, и в самом деле выявились бы в нем неведомые силы. Ну даже и не свершись чудо, не воскресни умирающий, все равно сознание того, что она способна… отдать ему всю себя, до последнего вздоха, сделало бы ее сильной, уверенной в себе, готовой на отпор злым силам”. Теперь она поняла психологическое состояние узников-одиночек. Людочка опять вспомнила об отчиме: вот он небось из таких, из сильных? Да как, с какого места к нему подступиться-то? Людочка подумала, что в беде, в одиночестве все одинаковы, и нечего кого-то стыдить и презирать.
В общежитии мест пока не было, и девушка продолжала жить у Гавриловны. Хозяйка учила жиличку “возвращаться в потемках” не через парк, чтобы “саранопалы” не знали, что она живет в поселке. Но Людочка продолжала ходить через парк, где ее однажды подловили парни, стращали Стрекачом, незаметно подталкивая к скамейке. Людочка поняла, что они хотят. Она в кармане носила бритву, желая отрезать “достоинство Стрекача под самый корень”. О страшной этой мести додумалась не сама, а услышала однажды о подобном поступке женщины в парикмахерской. Парням Людочка сказала, жаль, что нет Стрекача, “такой видный кавалер”. Она развязно заявила: отвалите, мальчики, пойду переоденусь в поношенное, не богачка. Парни отпустили ее с тем, чтобы поскорее вернулась, предупредили, чтобы не смела “шутить”. Дома Людочка переоделась в старенькое платье, подпоясалась той самой веревочкой от своей люльки, сняла туфли, взяла лист бумаги, но не нашла ни ручки, ни карандаша и выскочила на улицу. По пути в парк прочитала объявление о наборе юношей и девушек в лесную промышленность.
Промелькнула спасительная мысль: “Может, уехать?” “Да тут же другая мысль перебила первую: там, в лесу-то, стрекач на стрекаче и все с усами”. В парке она отыскала давно запримеченный тополь с корявым суком над тропинкой, захлестнула на него веревочку, сноровисто увязала петельку, пусть и тихоня, но по-деревенски она умела многое. Людочка забралась на обломыш тополя, надела петлю на шею. Она мысленно простилась с родными и близкими, попросила прощения у Бога. Как все замкнутые люди, была довольно решительной. “И тут, с петлей на шее, она тоже, как в детстве, зажала лицо ладонями и, оттолкнувшись ступнями, будто с высокого берега бросилась в омут. Безбрежный и бездонный”.
Она успела почувствовать, как сердце в груди разбухает, кажется, разломает ребра и вырвется из груди. Сердце быстро устало, ослабело, и тут же всякая боль и муки оставили Людочку…
Парни, ожидающие ее в парке, стали уже ругать девушку, обманувшую их. Одного послали в разведку. Он крикнул приятелям: «Когти рвем! Ко-огти! Она.
..» — Разведчик мчался прыжками от тополей, от света”. Позже, сидя в привокзальном ресторане, он с нервным хохотком рассказывал, что видел дрожащее и дергающееся тело Людочки. Парни решили предупредить Стрекача и куда-то уехать, пока их не “забарабали”.
Хоронили Людочку не в родной брошенной деревне, а на городском кладбище. Мать временами забывалась и голосила. Дома Гавриловна разрыдалась: за дочку считала Людочку, а та что над собой сделала? Отчим выпил стакан водки и вышел на крыльцо покурить. Он пошел в парк и застал на месте всю компанию во главе со Стрекачом. Бандит спросил подошедшего мужика, что ему надо. “Поглядеть вот на тебя пришел”, — ответил отчим. Он рванул с шеи Стрекача крест и бросил его в кусты. “Эт-то хоть не погань, обсосок! Бога-то хоть не лапайте, людям оставьте!” Стрекач пробовал пригрозить мужику ножом. Отчим усмехнулся и неуловимо-молниеносным движением перехватил руку Стрекача, вырвал ее из кармана вместе с куском материи. Не дав бандиту опомниться, сгреб ворот рубашки вместе с фраком, поволок Стрекача за шиворот через кусты, швырнул в канаву, в ответ раздался душераздирающий вопль.
Вытирая руки о штаны, отчим вышел на дорожку, шпана заступила ему дорогу. Он уперся в них взглядом. “Настоящего, непридуманного пахана почувствовали парни. Этот не пачкал штаны грязью, давно уже ни перед кем, даже перед самым грязным конвоем на колени не становился”. Шпана разбежалась: кто из парка, кто тащил полусварившегося Стрекача из канавы, кто-то за “скорой” и сообщить полуспившейся матери Стрекача об участи, постигшей ее сыночка, бурный путь которого от детской исправительно-трудовой колонии до лагеря строгого режима завершился. Дойдя до окраины парка, отчим Людочки споткнулся и вдруг увидел на сучке обрывок веревки. “Какая-то прежняя, до конца им самим не познанная сила высоко его подбросила, он поймался за сук, тот скрипнул и отвалился”. Подержав сук в руках, почему-то понюхав его, отчим тихо молвил: “Что же ты не обломился, когда надо?” Он искрошил его в куски, разбросав в стороны, поспешил к дому Гавриловны. Придя домой и выпив водки, засобирался в леспромхоз. На почтительном расстоянии за ним спешила и не поспевала жена. Он взял у нее пожитки Людочки, помог забраться по высоким ступенькам в вагон электрички и нашел свободное место. Мать Людочки сначала шептала, а потом в голос просила Бога помочь родить и сохранить хотя бы это дитя полноценным. Просила за Людочку, которую не сберегла. Потом “несмело положила голову ему на плечо, слабо прислонилась к нему, и показалось ей, или на самом деле так было, он приспустил плечо, чтоб ловчее и покойней ей было, и даже вроде бы локтем ее к боку прижал, пригрел”.
У местного УВД так и недостало сил и возможностей расколоть Артемку-мыло. Со строгим предупреждением он был отпущен домой. С перепугу Артемка поступил в училище связи, в филиал, где учат лазить по столбам, ввинчивать стаканы и натягивать провода; с испугу же, не иначе, Артемка-мыло скоро женился, и у него по-стахановски, быстрее всех в поселке, через четыре месяца после свадьбы народилось кучерявое дите, улыбчивое и веселое. Дед смеялся, что “этот малый с плоской головой, потому что на свет Божий его вынимали щипцами, уже и с папино мозговать не сумеет, с какого конца на столб влазить — не сообразит”.
На четвертой полосе местной газеты в конце квартала появилась заметка о состоянии морали в городе, но “Людочка и Стрекач в этот отчет не угодили. Начальнику УВД оставалось два года до пенсии, и он не хотел портить положительный процент сомнительными данными. Людочка и Стрекач, не оставившие после себя никаких записок, имущества, ценностей и свидетелей, прошли в регистрационном журнале УВД по линии самоубийц… сдуру наложивших на себя руки”.
Анализ «Людочки» Астафьева приведен в этой статье. Он поможет разобраться и лучше понять этот рассказ, написанный в 1987 году.
Анализ «Людочки» Астафьева будет полезен тем, кому предстоит разбираться с этим произведением в рамках университетского курса, а также всем вдумчивым и пытливым читателям.
Рассказ начинается с признания автора, что сам он услышал эту историю много лет назад, но никак не может ее забыть. Главная героиня появилась на свет в деревне Вычуган. Ее родители были колхозниками. Отец со временем спился. Людочка росла вялой, часто болела.
Когда отец исчез из их жизни, они зажили свободнее и бодрее. Вскоре у матери появился ухажер, который остался у них жить.
Переезд в город
После школы мать отправила Людочку в город, чтобы та устроила свою жизнь. Первую ночь она провела на вокзале. Наутро пошла в парикмахерскую — сделала завивку, маникюр и уговорила парикмахершу взять ее себе в ученицы.
Гавриловна не только помогла оформить документы, но и взяла к себе пожить. Установив строгие порядки в своем доме. Людочка жила послушно, а вот учебы у нее не шла. Когда минул отведенный срок, она не смогла сдать экзамен на мастера. В парикмахерской она подрабатывала уборщицей, осталась на этой должности, время от времени стригла призывников и школьников под машинку.
На нее легли все дела по хозяйству в доме Гавриловны. У женщины часто болели ноги.
Дорога на работу
На работу Людочка каждый раз ехала на трамвае, а потом шла через увядающий парк Вэпэвэрзэ (вагонно-паровозного депо). Парк был грязным, большинство деревьев погибли, парк выглядел удручающе.
Но все же здесь стояли скамейки, бегали школьники, водилась местная шпана. Шпаной руководил Артемка по прозвищу Мыло. Он временами приходил к Людочке стричься, но ей никак не удавалось справиться с его вихрами. Артемка был наглый, как только девушка бралась за ножницы, он начинал ее лапать. Однажды она даже стукнула его по голове машинкой. Пришлось заливать йодом, зато ухажер стал осмотрительнее. К тому же велел ее никому не трогать. Ходить через парк она теперь могла без боязни.
Однажды Людочка отправилась с ним в центральный парк на танцы. Вокруг все вели себя вызывающе и агрессивно. Главная героиня забилась в угол, пытаясь высмотреть своего Артема. К ней стал приставать какой-то хлыщ. Ей пришлось отбиваться и убегать домой.
Дома девушка во всем помогала Гавриловне. Варила мыло, гладила и стирала, содержала дом в чистоте.
Стрекач
Из колонии возвращается еще один персонаж этого рассказа — уголовник Стрекач. Больше похожий на узкоглазого жука. Он еще в школе начал заниматься разбоем.
С седьмого класса носил с собой нож. Вскоре кого-то порезал и встал на учет в милицию.
После попытки изнасилования он получил свой первый срок. Но даже после этого не угомонился, воровал на дачах. С тех пор большую часть жизни проводит в колониях. Местная шпана считала его авторитетом и своим учителем.
В один из вечеров он изнывал без дела, пока случайно не заметил Людочку. Артем попытался замолвить за нее слово, но Стрекач его не послушал. На него напал кураж. Он схватил девушку и стал усаживать себе на колени. В результате кинул на скамейку и изнасиловал. Вся шпана внимательно за этим наблюдала.
Чтобы не он один был виновником, он заставил и остальных надругаться над Людочкой. Увидев растерзанное тело девушки, Артем сначала хотел накрыть ее плащом, но она, будто обезумев, убежала от него. На крыльце дома Гавриловны она упала, потеряв сознание. В себя она пришла уже на старом диване, куда ее перетащила сердобольная хозяйка. Она как могла утешала свою жиличку.
Возвращение домой
Униженная и растоптанная Людочка решила возвращаться домой.
К тому времени на всю деревню остается только два жилых дома. В одном из них живет ее мать с отчимом. Все остальные дома наглухо заколочены.
Вскоре умерла их единственная соседка — бабка Вычуганиха. Она была последней из рода основателей села.
Когда Людочка вернулась в деревню, мать сразу поняла, что с ней произошло горе. Но отнеслась к этому спокойно, мол, всем через это нужно пройти. При этом поделилась своей радостью — она ждет ребенка, уже на четвертом месяце. Вместе со своим ухажером они планируют продать дом и переехать в поселок. Понятное дело, что жить тут никто не собирается, дом хотят распродать на стройматериалы.
Ее отчим оказался суровым и хмурым, но добрым человеком. Она узнала, что детство он провел в лагерях и ссылках, поэтому теперь искренне радовался разным мелочам. Спонтанно она захотела его увидать, а потом быстро собралась и вернулась в город.
Смерть Людочки
Гавриловна ее предупредила, что Артем в милиции, а Стрекач велел передать жиличке, чтобы та помалкивала.
Иначе ей смерть, а старухе — сожженная изба. Поэтому главная героиня решает переехать в общежитие. Но там мест не оказалось, и она временно осталась у своей хозяйки. Та стала учить ее не возвращаться в темноте через парк, но та не послушала. Однажды ее снова подловили парни, пугали Стрекачом, подталкивая к той самой скамейке.
Поняв, чего они хотят, она достала из кармана бритву, намереваясь отрезать достоинство Стрекача. О такой страшной мести она узнала от женщины в парикмахерской. Она повела себя развязно, пожалев, что среди них нет такого завидного кавалера, как Стрекач. Девушка попросилась домой переодеться, те ее отпустили, предупредив, чтобы она не думала шутить.
В своей комнате она облачилась в старое платье. Вернулась в парк, в котором давно еще приметила старый тополь. Перекинула через ветку веревочку, завязала петельку. После этого надела ее на шею, в душе простилась с родными и близкими, попросила прощения у Бога. Как и все замкнутые люди, она в действительности была довольно решительной.
Парни, оставшиеся в парке, вскоре обнаружили ее тело.
Прощание с главной героиней
Хоронили Людочку на городском кладбище. Мать и Гавриловна рыдали. Отчим, выпив стакан водки, отправился в парк, где встретил всю компанию.
Он сорвал крест с шеи Стрекача и выбросил в кусты. Стрекач вынул нож, но отчим только усмехнулся и резко перехватил его руку. Поволок в кусты и выбросил в канаву. Оставшаяся шпана разбежалась, сильно испугавшись его силы и храбрости.
Вернувшись к Гавриловне, он снова выпил водки и поехал в леспромхоз. Затем они сели в электричку и поехали. Мать Людочки просила сохранить еще не рожденного ребенка, понимая, что свою первую дочь не сберегла. В конце положила голову на плечо мужчине, приблизилась к нему, чтобы он ее приобнял и пригрел. В нем она чувствовала истинную мужскую силу.
Финал произведения
Тем временем в местной милиции так никто и не смог добиться от Артемки-Мыло ни признания в страшном преступлении, ни показаний на тех, кто его совершил.
Вынеся строгое предупреждение, его отпустили восвояси. Испугавшись увиденного в следственном изоляторе, он решил завязать с прежней жизнью. Первым делом поступил в училище связи. Стал осваивать профессию электрика, подниматься на высоковольтные столбы и натягивать провода. Затем даже женился, а через четыре месяца уже баюкал ребенка.
В местной газете появилась небольшая заметка, посвященная состоянию морали в городе. Она вышла в конце квартала, на четвертой полосе. Но история Людочки и Стрекача в нее не попала. Дело в том, что начальнику местного управления внутренних дел оставалось всего два года до пенсии. Поэтому он не захотел портить статистику нелицеприятным происшествием, чтобы сохранить положительный процент раскрываемости и предупреждения преступлений.
И Людочка, и Стрекач, которые не оставили после своей смерти никаких записок, свидетелей или ценностей, попали в регистрационный журнал в числе прочих самоубийц, которые наложили на себя руки по никому не известной причине.
Так удалось властям замять эту историю.
Основная идея произведения
Литературный анализ по рассказу В. Астафьева необходимо начать с главной идеи, которую заложил автор. В центре повествования оказываются простые и беззащитные люди. Это история о безысходности и несправедливости, о так шокирующем многих равнодушии. Анализ «Людочки» Астафьева построен на том, что ключевая идея состоит в существовании так называемой «скверной правды».
Героиня пытается вырваться из своей провинциальной обыденности, найти счастье в большом городе. Но она еще не ведает, что мегаполис способен уничтожить человека. Суть анализа повести Астафьева «Людочка» заключается в том, что ее идеализированный мир столкнулся с жестокой реальностью. Это привело к трагическим последствиям.
Большое внимание автор уделяет равнодушию окружающих людей. В анализе «Людочки» Виктора Астафьева этому нужно уделить особое внимание. Когда в деревне все знакомы и чье-то горе касается большинства, то в городе чье-то несчастье проходит просто незамеченным.
Тематика рассказа
В анализе «Людочки» В. П. Астафьева нужно заметить, что автор видит основную беду в самом устройстве жизни в большом городе. Он наглядно демонстрирует ее убожество и эгоизм. Городские, в представлении Астафьева, циничны и злы. Яркий пример — хозяйка, которая сдает квартиру главной героине.
Критики в рецензиях на рассказ В. П. Астафьева «Людочка» отмечали, что основная тема — это тлетворное влияние города на человека, ведущее к разложению его души, когда на первое место выходят материальные потребности.
Остро поднимается и тема деревенской нищеты, которая вынуждает местных жителей искать лучшей жизни. Анализ произведения «Людочка» Астафьева невозможен без оценки окружающей героев экономической ситуации. Колхозы практически полностью развалены, мужчины пьют, женщины грубеют с каждым днем. Власти намеренно закрывают глаза на эти проблемы. При этом на фоне нищеты повсюду бодрые лозунги, обещающие счастливую и сытую жизнь.
Проблематика рассказа
При анализе проблем «Людочки» Астафьева у современного читателя возникнет немало вопросов.
В первую очередь критическая криминальная ситуация в городе, где злополучный парк обходит стороной даже милиция. Молодежь пущена на самотек, место учителей жизни занимают вчерашние зэки. Центральная проблема рассказа «Людочка» Астафьева, анализ произведения это подтверждает, криминализация и маргинализация молодежи.
Отсюда вытекает еще одна беда. Зачастую люди вынуждены оставаться один на один с криминалом. Общество из-за этого начинает ожесточаться. Поэтому отчим главной героини вынужден самостоятельно наказывать насильника, не надеясь на справедливое правосудие.
В анализе «Людочки» Астафьева можно также отметить, что увядание страны у автора сопровождается экологическим кризисом. Вопросы спасения окружающей среды становятся ключевыми. В захудалом парке гниют человеческие души. Астафьев уверен, что в городе с такой экологией человек не может быть здоров ни физически, ни нравственно.
Одна из главных бед героини — равнодушие. В анализе «Людочки» Астафьева это всегда отмечается.
Она не получает поддержки от близких, ее горя никто не понимает. Знакомую не жалеют ни родные, ни знакомые. К тому же в произведении поднимаются не только социальные, но и философские вопросы. Больше всего писателя возмущает не сам факт изнасилования, а реакция на него окружающих.
Анализ: Астафьев, Людочка. Проблематика произведения
В журнале «Новый мир», в сентябрьском номере за 1989 год, опубликовал свой рассказ Астафьев («Людочка»). Анализ этого произведения — тема данной статьи. Фото автора представлено ниже.
Проблематика рассказа
Рассказ этот — о молодежи, однако в героях, которых создал Астафьев, молодости нет. Все они — одинокие люди, страдающие где-то глубоко в себе и шатающиеся по свету. Эти изношенные тени бросают на души читателей свои мрачные ощущения. В особенности в героях Астафьева поражает одиночество, которое в произведении неизменное и жуткое. Из этого круга стремится вырваться главная героиня рассказа «Людочка» (Астафьев). Проблематика произведения заключается в столкновении между внутренним и внешним миром.
Можно заметить, что уже первые строчки рассказа, в которых героиня произведения сравнивается с примороженной вялой травой, наводят на мысль о том, что она, подобно этой траве, к жизни не способна.
Отношение родителей к Людочке
Отношение родителей к Людочке — важный момент, на котором следует остановиться, проводя анализ. Астафьев («Людочка») рисует взаимоотношения главной героини с родителями далеко не идеальными. Людочка уезжает из дома, в котором прошло ее детство. В нем остаются тоже одинокие, чужие ей люди. Мать девушки уже давно свыклась с устройством собственной жизни. А отчим относился к главной героине равнодушно. Астафьев отмечает, что они просто жили в одном доме, да и только. Девушка ощущала себя чужой среди людей.
Проблема душевного одиночества
Наше общество больно, это ясно сегодня всем. Но чтобы выбрать правильное лечение, нужно поставить верный диагноз. Лучшие умы страны бьются над этим, пытаются провести собственный анализ. Астафьев («Людочка») поставил очень точный диагноз для одной страшной болезни, которая поразила страну.
Писатель увидел главную героиню рассказа в душевном одиночестве. В ее образе отразилась боль множества наших соотечественников. Очень актуален и сегодня рассказ «Людочка» (Астафьев). Проблематика его близка и знакома множеству людей, живущих в наши дни.
Рассказ, созданный Астафьевым, легко вписывается в современный литературный процесс. Одна из основных особенностей таланта автора — умение охватить проблемы, которые волнуют многих писателей: распад деревни, падение нравственности, бесхозяйственность, рост преступности. Виктор Петрович показывает нам серую, будничную, обыкновенную жизнь. В круге «дом-работа-дом» живут Гавриловна, женщина, потерявшая в парикмахерской свое здоровье, и ее товарки, принимающие как должное все удары судьбы. И главная героиня должна быть в этом круге, как показывает проведенный нами анализ. Астафьев («Людочка») изображает ее отнюдь не исключительной героиней, способной изменить этот мир. Она вынуждена существовать в тяжелых условиях и понимать, что выхода нет.
Запутанная судьба Людочки
Когда главная героиня произведения окончила 9 классов и стала девушкой, мать ей сказала, чтобы Людочка отправилась в город устраиваться, поскольку ей нечего делать в деревне. Основная идея рассказа состоит в изображении запутанной судьбы девушки, которая зажата экономическими рамками (для того чтобы хоть как-то выжить в городе, нужно было соглашаться на любую работу), а также неприемлемыми для деревни жестокими нравами города. Писатель мастерски раскрыл характер Людочки, а также нравственные проблемы современного ему поколения, провел их анализ. Астафьев («Людочка») смог доступно рассказать о многих серьезных вещах, вызвать сострадание и сочувствие к несправедливой судьбе главной героини.
Почему Людочка покончила с собой?
Людочка, приехав домой, не нашла даже у матери должной поддержки, поскольку та была озабочена собственными проблемами. Главная героиня была способной на отчаянный поступок, решительной в себе, как и все замкнутые люди.
Она всегда первая в детстве бросалась в реку. И теперь, с петлей на шее, Людочка, как и в детстве, оттолкнулась ступнями и зажала уши ладонями, словно бросилась в бездонный и безбрежный омут с высоко подмытого берега. С одной стороны, девушка решила таким способом решить все свои проблемы, не мешая никому, но с другой — ее решимости можно позавидовать. Характеристика Людочки Астафьева весьма примечательна. Решимость главной героини не свойственна многим молодым людям современности.
Взаимосвязанность судеб
Писатель стремится дать в рассказе такое изображение, чтобы читатель получил возможность не просто увидеть, но и ощутить в картине, встающей перед ним, живой ток жизни. Проводя анализ рассказа Астафьева «Людочка», необходимо отметить еще один важный момент. Сюжет представляет собой не просто и не только видимую событийную связь, но и нечто большее — сокрытую подтекстовую, которая скрепляет движением авторской мысли все произведение. В нашем случае это мысли о взаимосвязанности судеб, живущих в расколотом, разъединенном, но все же в одном мире, на одной земле.
Грехи очень многих приняла на себя Людочка: матери, Стрекоча, Гавриловны, школы, молодежи городка, советской милиции. Это то, с чем еще Достоевский не мог согласиться — искупление непонимающими и невинными чьих-то грехов. Недолгая жизнь, однообразная, беспросветная, безучастная, серая, без любви и ласки — трагедия девушки. Ее смерть — это ее взлет. Лишь после гибели Людочка стала вдруг необходима своей матери, Гавриловне. Ее наконец заметили. Очень трогателен рассказ Астафьева, поскольку читатель может почувствовать, как автор добросердечен и заботлив по отношению к этой девушке.
Трагедия «маленького человека»
Трагедия «маленького человека» раскрывается в этом произведении. Астафьев продолжает в нем одну из самых излюбленных в русской литературе 19 века тем. В произведении описывается судьба одной несчастной деревенской девушки, приехавшей на поиски счастья в город, но наткнувшейся на жестокость и равнодушие людей. Над Людочкой надругались, однако самое страшное — не это: ее не захотели понять люди, которых она любила.
Поэтому девушка покончила с собой, не найдя ни в ком из них моральной поддержки.
Образ Людочки Астафьев создал следующий: это обыкновенная русская девушка, каких множество. Главная героиня не отличалась с детства ни умом, ни красотой, однако сохранила в душе своей уважение к людям, милосердие, порядочность и доброту. Девушка эта была слабохарактерной. Именно поэтому Гавриловна, приютившая ее в городе, свалила на Людочку всю работу по хозяйству. Девушка ее делала с удовольствием и не обижалась на нее.
Языковые особенности в рассказе
Мы проводим идейно-художественный анализ рассказа Астафьева «Людочка». Идейную основу произведения мы описали, переходим теперь к художественным особенностям этого рассказа.
Писатель вложил в уста Гавриловны большое число устойчивых оборотов, афоризмов («касаточка», «ласточка», «голубонька сизокрылая», «золотко мое»). С помощью этих выражений автор дает характеристику хозяйки, ее индивидуальные качества получают эмоциональную оценку.
Дух и стиль своего времени наследуют герои Астафьева. Их речь — это не просто говор. Она является выразителем всех нравственных и умственных сил. Можно лишь поаплодировать писателю за прекрасное знание жаргона («кореши», «рвем когти», «пахан», «отвали»). Русские поговорки, пословицы и другие устойчивые выражения и словосочетания занимают среди изобразительных средств, используемых писателем, значительное место. И это неслучайно — в них заложены огромные выразительные возможности: экспрессивность, эмоциональность, высокая степень обобщенности. Автор пластичным, емким, художественно выразительным языком передает читателю свое мироощущение. Читая произведение «Людочка» Астафьева, можно заметить, что свойственную народной речи меткость, живость придают речи героев устойчивые обороты («работала как конь», «гнуть спину», «втемяшилось в голову»). Колоритен, богат, неповторим в мелодичном звучании язык автора. Кроме простых олицетворений (например, «деревня задохнулась в дикоросте») он использует множество сложных, наполненных метафорами и эпитетами, создающих отдельную картину.
Поэтому рассказ получился столь ярким, насыщенным и незабываемым.
Прием контраста
Свое внимание не сосредотачивает исключительно на теневых сторонах жизни Виктор Астафьев («Людочка»). Анализ произведения показывает, что в нем присутствует и светлое начало, скрашивающее многие невзгоды. Оно исходит из сердец многочисленных тружеников, которые на Руси не переводятся. Вспоминается сцена сенокоса, эпизод, когда главная героиня вместе с матерью метали стог, а потом Людочка смывала с себя в родной реке труху и сенную пыль с радостью, ведомой лишь людям, поработавшим всласть. Прием контраста, который удачно применил здесь Астафьев, подчеркивает духовную близость с природой человека, которую в городе, погрязшем в нищете, темноте невежества и полной отсталости, невозможно ощутить.
Чем притягателен рассказ «Людочка» Астафьева
Рассказ этот притягателен тем, что автор в столь небольшом по объему произведении смог поставить ряд важнейших проблем перед читателем.
Писатель изобразил в яркой художественной форме картины реальной жизни многих людей. Однако главная задача Астафьева, вероятно, состояла в том, чтобы показать всем нам, в какую пропасть мы движемся. И если не остановиться вовремя, человечеству грозит полное вырождение. Именно на эту мысль наводит рассказ «Людочка». Астафьев призывает нас подумать об окружающем мире и о собственной душе, попытаться себя изменить, научиться сострадать ближнему и любить людей, увидеть красоту этого мира и постараться ее сохранить. Ведь красота, как известно, спасет мир.
«Людочка»
Советский писатель Виктор Астафьев хорошо понимал чувства простого человека. Неслучайно главным героями его произведений являются обычные люди. Писатель не стремился приукрасить жизнь, он описывал реальность такой, какая она есть на самом деле. Даже в кратком содержании «Людочки» можно увидеть важные социальные проблемы. Автор знакомит читателя с непростой судьбой деревенской девушки, переехавшей в город.
История создания
История «Людочки» демонстрирует негативное отношение автора к укладу брежневского времени.
Он старался передать эмоции, показать людям, что никакие лозунги и громкие слова не изменят жизни вокруг, обращая внимание не только на внутренние, но и общемировые проблемы. В произведении четко просматривается экологический кризис, неправильные уклады общества, трусость перед теми, кто сильнее.
Жанр «Людочки» Астафьева позиционируется, как деревенская проза. Небольшой рассказ, пропитанный эмоциями, многих заставлял плакать. Но именно этой цели и придерживался писатель. Несмотря на то что произведение вышло в свет в 1987 году, писать его автор начал намного раньше. Идея вынашивалась задолго до печати.
За основу он взял реальную историю, которую услышал в юношестве. Его настолько поразила бесчувственность людей, что он решил указать на нее в своем произведении. Как и полагается жизненным жанрам, в рассказе полностью отсутствуют положительные персонажи, у каждого есть свой грех за плечами.
Упоминание об этом произведении будет уместно в школьных сочинениях на разные темы, так как здесь поднимаются многие жизненные проблемы.
Образ Людочки
С детства героиня не отличается красотой и умом. Несмотря на это, автор описывает ее с большой теплотой. Главными качествами девушки являются:
- скромность;
- трудолюбие;
- милосердие;
- сочувствие;
- доброта;
- порядочность.
Людочка не отличается сильным характером, поэтому ей тяжело жить среди людей в городе. Чувствуя безотказность, Гавриловна сваливает на нее всю домашнюю работу, которую Люда выполняет с удовольствием.
Девушка способна чувствовать чужую боль. Она испытывает жалость и сочувствие к молодому парню, который из-за халатности врачей умирает в городской больнице. Испытывая сострадание, она сама сталкивается с бессердечием и непониманием близких.
В родной деревне она хочет найти поддержку у матери, но женщина слишком занята личными проблемами и только замечает, что дочь стала нервной и держится скованно. По этой причине Людочка не решается рассказать ей страшную правду и возвращается в город.
Не выдержав предательства, она понимает, что отчасти сама виновата в трагедии. Серая, безучастная, однообразная жизнь подталкивает Люду к страшному шагу. Главной причиной самоубийства стала не городская жизнь, а равнодушие окружающих, которые отвернулись от нее в тяжелую минуту. Девушка почувствовала себя лишней и никому не нужной. Только после смерти героини родные люди осознали, насколько она им необходима.
Основы сюжета
Главная героиня родилась в деревне, жила вместе с матерью и отчимом. Но, как и все, стремилась к цивилизации, где, как ей казалось, были перспективы. Именно поэтому, окончив 10 классов, она переезжает в поселок, где знакомится с Гавриловной. Та видит наивность девочки и предлагает ей жить в свободной комнате, помогая по хозяйству.
С одной стороны, Гавриловна предстает перед читателями как нравственная и добрая женщина. Но с другой, именно она преследует корыстные мотивы, рассчитывая, что девушка сможет помочь ей с уборкой, будет вести дела по хозяйству, составит компанию и спасет от скуки.
Главные сцены происходят в заброшенном парке. С их помощью автор хотел показать, насколько окружающая действительность влияет на людей. Здесь:
- Горы мусора. Местные используют парк, как свалку.
- Канализационные отходы, источающие неприятный запах далеко за пределы территории парка.
- Плохая растительность из-за испорченной экологии.
- Мрачность даже под яркими солнечными лучами.
Людочке приходилось каждый день проходить через этот парк. Вечерами он оживал: здесь проводились танцы, приходили юноши и девушки, тешили себя дешевым алкоголем и скудной закуской. Героиня даже не могла подумать, что тут с ней приключатся ужасные вещи, поэтому совсем не боялась, пересекая местность. Кроме того, лидер местных ребят Артем пообещал ей защиту.
В один из дней в парке на Людочку напал бандит Стрекач и надругался над ней. Он совсем недавно вышел из тюрьмы и, не испытывая к девушке никаких чувств, из-за скуки решился на такой поступок.
Защитить ее никто не смог, так как все боялись местного авторитета.
Защитить ее никто не смог, так как все боялись местного авторитета.Из-за случившегося Людочка сильно переживает. Она обращается сначала в Гавриловне, потом к маме, но везде находит лишь безразличие. Только отчим, который раньше никогда не проявлял родительских чувств в дочери, решается на месть, как подобает отцу, и наказывает обидчика. Но было уже слишком поздно. Не найдя поддержки, главная героиня заканчивает жизнь самоубийством.
«Беспризорничество. Сиротство. Интернат»
Виктор Астафьев с родителями в детстве, 1931. Фотография: gapeenko.net
Виктор Астафьев родился 1 мая 1924 года в деревне Овсянка недалеко от Красноярска. Его родители были небогатыми крестьянами, Виктор был единственным ребенком в семье, две его сестры умерли в раннем детстве. «Я всю жизнь ощущал и ощущаю тоску по сестре и на всех женщин, которых любил и люблю, смотрю глазами брата», — писал Астафьев в автобиографии.
Детство будущего писателя было тяжелым. Родители — Петр и Лидия Астафьевы — плохо ладили между собой.
Семьи коснулось и раскулачивание: советские власти национализировали мельницу, которая много лет помогала Астафьевым прокормиться.
…Призвали моего папу мельничать, пообещав зачислить его и маму мою в колхоз, чему мама была безмерно рада, но потрудиться ей на счастливой коллективной сельхозниве не довелось. Папа мой, восстановив мельницу, снова загулял, закуролесил, не понимая текущего момента, и однажды сотворил аварию, но мельница-то не его уже и не дедова — это уже социалистическая собственность, и папу посадили в тюрьму…
Виктор Астафьев, «Расскажу сам о себе…»
1931 год стал особенно трагичным для Виктора Астафьева: погибла его мать, а отца осудили на пять лет, признали врагом народа и отправили в Карелию — на строительство Беломорканала. Мальчик остался на попечении бабушки. Этот период его жизни лег в основу сборника «Последний поклон» и рассказов «Фотография, на которой меня нет» и «Конь с розовой гривой».
Осенью 1934 года отец Виктора Астафьева вернулся в Овсянку.
На стройке Беломорканала его признали ударником пятилетки и освободили досрочно. Вскоре Петр Астафьев женился второй раз, на Таисии Черкасовой, и вместе с ней и сыном перебрался в небольшой город Игарка.
О жизни в Игарке Астафьев вспоминал с горечью и болью: отец и мачеха мало интересовались им, и вскоре новая семья буквально выставила мальчика на улицу — он оказался в детском доме. «Беспризорничество. Сиротство. Детдом-интернат. Все это пережито в Игарке. Но ведь были и книги, и песни, и походы на лыжах, и детское веселье, первые просветленные слезы», — вспоминал он об этом времени.
Игнатий Рождественский, преподаватель русского языка и литературы в детском доме, стал его другом на долгие годы: писатель уважал его за «требовательность и человеческое внимание». Другим наставником Астафьева был директор детского дома Василий Соколов. И Рождественский, и Соколов заметили, что мальчику легко даются литература и русский язык, и советовали ему подумать о писательской карьере.
В 1941 году Виктору Астафьеву исполнилось 17 лет, и по закону он больше не мог оставаться в детдоме.
К этому моменту он закончил только шесть классов — его несколько раз оставляли на второй год из-за проблем с арифметикой. «Я должен был начинать самостоятельную жизнь, кормить и одевать сам себя, думать о дальнейшей судьбе», — писал он. Мечты о высшем образовании он отложил: на учебу не хватало денег.
Астафьев пошел работать на завод коновозчиком, затем поступил в железнодорожную школу.
Главные идеи
Углубленный анализ «Людочки» Астафьева позволяет выделить не одну идею, а несколько. Несмотря на то что рассказ короткий, здесь рассматривается много проблем того времени, а некоторые актуальны до сих пор. В первую очередь, автором высмеиваются всяческие попытки скрыть правду. Гавриловна переживает за свой дом, мать девушки — в осуждении от «честного народа», а полиция просто не хочет портить статистику преступлениями. Писатель рассказывает о существовании «скверной истины», которую не нужно скрывать, а стоит работать над исправлением ошибок.
Другая идея — попытки вырваться из дома в лучшее место.
Все деревенские перебираются в поселки, селяне — в областные центры и т. д. Но из-за наивности никто даже не подозревает о том, что там никто не будет ждать. И чтобы чего-то достичь, потребуется пройти через лишения и трудности.
Еще одной из основных идей, проходящих через каждую главу, является крайне негативное окружение. В деревне героине приходится наблюдать пьянство, беспорядочность, жестокость и другие плохие стороны жизни. Приехав в крупный поселок, она не видит изменений. Все остается таким же, как и дома.
Проблематика персонажей
Виктор Петрович Астафьев славится тем, что в его текстах отсутствуют полностью положительные или отрицательные герои. Он старался передать жизнь такой, какой она была.
Поэтому виноваты все персонажи, включая Людочку. С одной стороны, она представлена, как добрая и наивная девушка, но с другой, именно она боится пойти на жертвы, когда лежит в больнице в одной палате с умирающим лесорубом. Он хороший мужчина, и с ним у Людочки могла бы случиться любовь, но человек при смерти, а девушка боится брать на себя ответственность, ведь никто не может сказать, будет ли он жить и не останется ли инвалидом.
Именно о лесорубе Людочка часто вспоминает перед тем, как повеситься. Она думает, что слишком легко променяла собственное «счастие» на перспективы большого поселка. Оставив короткую записку, девушка вешается в том же парке, где на нее свалилось несчастье, на хвостике своей старой колыбельки.
Характеристика отрицательных героев «Людочки» Астафьева тоже неоднозначна. Писатель вовсе не пытается сделать их жестокими. Он рассказывает о том, как живется людям в ситуации, когда общество отворачивается от них, закрывает глаза на горе и бедствия посторонних, а то и родных. Он вовсе не приводит аргументов, оправдывающих Стрекоча или Артема, но показывает их, как потерянных личностей, от которых все отказались.
Главные герои
В произведении Астафьева несколько героев, но в роли главной выступает Люда — девушка, приехавшая из маленького населенного пункта, чтобы устроить свою жизнь в городе. Она трудолюбива, добра и ответственна, всеми силами старается постичь парикмахерское мастерство, но не брезгует заработать копейку в должности уборщицы.
Девушка, попав в трудную ситуацию, пытается найти помощь и сопереживание у близких людей, но те заняты собственной жизнью и делами дочери не интересуются.
Стоит дать характеристику и остальным действующим лицам трагической истории, среди них можно выделить следующих персонажей:
- Отчим — новый ухажер матери, мужчина большую часть жизни провел в ссылках и лагерях, в конце он отомстил за смерть падчерицы.
- Гавриловна — старая парикмахерша, у которой проживала и работала Людочка, когда находилась в городе.
- Мать Люды — сорокапятилетняя женщина, от которой ушел первый муж, она была занята собственной жизнью, поэтому не откликнулась на просьбу дочери о помощи, позднее она об этом очень пожалела.
- Стрекач — уголовник и главарь банды, он изнасиловал главную героиню и стал виновником ее последующего самоубийства.
Также в разное время в сюжете появляется Артем по прозвищу «Мыло». Он руководил бандой до Стрекача, но вовремя взял себя в руки и стал законопослушным гражданином.
Тематика и образы
Основной проблемой, которую автор видит в своем произведении, является жизненный уклад. Сам он родился до войны и прожил очень сложную жизнь, но не позволял себе камнем упасть на дно жестокого по отношению к окружающим общества.
Бедность и нищета, сбор урожая деревенскими для обмена на выпивку выглядят в глазах автора не настолько ужасными, как безразличие людей. Людочка повесилась не потому, что не смогла справиться с трудностями жизни в большом городе. Ее довели безразличие и критика со стороны близких людей. Она хотела всего лишь нескольких ласковых слов поддержки, но не получила этого.
Показал Астафьев в «Людочке» доброту и жестокость, постарался преподать урок читателям, рассказать, насколько важно участие в жизни близких и любимых людей и как учиться на чужих ошибках.
После произошедшего Артем пересмотрел свое существование:
- отучился на электрика;
- нашел хорошую работу, с помощью которой смог приносить пользу;
- женился на доброй девушке;
- к концу книги уже нянчил собственного ребенка.
Артем, бывший лидер молодых преступников, больше не хотел никого обижать. Он начал новый этап своей жизни. Но наверняка до конца будет вспоминать юную наивную девушку, которую пообещал защитить, а когда потребовалось — побоялся это сделать.
«Война — везде и всюду»
Виктор Астафьев на фронте. Фотография: patriofil.ru
Занятия в железнодорожной школе начались в декабре 1941 года, а закончились в мае 1942-го. К этому моменту вовсю шла Великая Отечественная война, ее отголоски были слышны в Красноярском крае. Туда спешно эвакуировали жителей европейской части России, налаживали производство военной техники.
Всегда думал, что война — это бой, стрельба, рукопашная, но там, где-то далеко-далеко. А она вон как — везде и всюду, по всей земле моей ходуном ходит, всех к борьбе за жизнь требует и ко всякому своим обликом поворачивается.
Виктор Астафьев, «Где-то гремит война»
Виктор Астафьев, как и многие его сокурсники, не захотел оставаться в тылу и пошел добровольцем на фронт.
В первых боях он участвовал уже в конце 1942 года. На войне Астафьев сменил несколько специальностей: служил разведчиком, водителем и связистом. Он воевал на Первом Украинском фронте, участвовал в Корсунь-Шевченковской операции, форсировании Днепра, наступлении Красной армии под Каменцем-Подольским. Во время войны Виктор Астафьев получил несколько наград: ордена Красной Звезды, медали «За отвагу», «За освобождение Польши», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».
В боях под польским городом Дукла осенью 1944-го Астафьев был ранен и несколько месяцев провел в госпитале. После лечения от строевой службы его отстранили, и победу он встретил во вспомогательных частях Первого Украинского фронта в Ровно. Там же он познакомился со своей будущей женой — медсестрой Марией Корякиной. Они поженились вскоре после войны — 26 октября 1945 года. Затем супруги переехали в Пермскую область, в родной город Марии Корякиной — Чусовой.
Отзывы читателей
Произведение сильно тем, что при малом объеме автору удалось раскрыть множество проблем общества.
Причем большинство из них являются актуальными до сегодняшнего дня.
Читатель
Астафьеву всегда удавалось гениально раскрыть тему своих произведений. Так и в «Людочке» он показал, насколько легко можно остаться одинокими в окружении родственников и близких людей.
Читатель
В послевоенное советское время говорить правду часто было не принято. Но Астафьев раскрывал истину в своих повестях и рассказах. Он не просто хотел показать обществу, насколько полезной может быть правда. Виктор Петрович собственным примером демонстрировал, что честно говорить нужно всегда, даже под прицелом властей. От этого читать его произведения становится намного приятнее.
Читатель
Анализ рассказа Астафьева Людочка
Произведение относится к философской лирической прозе писателя и в качестве основной тематики рассматривает вопрос о падении нравственности и деградации личности, описывая жестокую действительную реальность.
Центральным персонажем рассказа является шестнадцатилетняя девушка по имени Людочка, представленная писателем в образе юной, простой русской женщины, не отличающейся по внешности от обычных людей, но характеризующейся автором в качестве порядочного, доброго, милосердного человека, испытывающего искреннее уважение к окружающим людям.
Сюжетная линия рассказа повествует о сложной судьбе деревенской девушки, оказывающейся в непростой жизненной ситуации, которая заканчивается трагическим финалом в виде самоубийства Людочки.
После окончания девяти классов Людочка оставляет деревню и перебирается в город в надежде достойного устройства собственной жизни. В родной деревне у девушки остается мать с отчимом, жизнь с которыми не приносит Людочке счастья, поскольку близкие отличаются равнодушным отношением к девушке, полностью поглощенные решением собственных проблем.
Городская жизнь неприветливо встречает девушку, которая вынуждена снимать угол в доме местной парикмахерши Гавриловны, занимаясь всеми бытовыми делами, а также убирая помещение парикмахерской за мизерную зарплату.
В один из вечеров Людочка подвергается нападению группы молодых людей во главе с недавно освободившимся уголовником Стрекачом, которые принуждают ее к совершению насильственных действий. Физически и морально раздавленная девушка пытается найти поддержку со стороны хозяйски квартиры Гавриловны, а затем и собственной матери, но близкие люди оказываются безразличными к душевному состоянию Людочки, которая, не сумев пережить случившееся, решает покончить с собой.
Идейное содержания рассказа подчеркивается писателем средствами художественной выразительности, применяемыми в виде многочисленных афоризмов, устойчивых оборотов, жаргонного лексикона, передающих экспрессивный, эмоциональный характер произведения. Кроме того, посредством пластичного, емкого художественно выразительного языка, наполненного простыми олицетворениями, сложными метафорами и эпитетами, писатель придает рассказу колоритное, неповторимое, насыщенное мелодичное звучание. Также автор применяет литературный прием контраста, изображающий духовную взаимосвязь природы с человеком, показывая существование светлого начала в человеческой жизни.
Смысловая нагрузка произведения позволяет продемонстрировать авторский замысел, заключающийся в изображении недолгой, трагичной жизни девушки, ставшей беспросветной, серой, однообразной, отличающейся безучастным равнодушием окружающих, а также отсутствием ласки, нежности и заботы. Тем самым писатель обращает внимание читательской аудитории на деградацию современного общества, погрязшего в аморальных пороках, звериных инстинктах, развратных законах.
Анализ 2
Из самого названия рассказа можно сделать вывод о характере главной героини. Это юная хрупкая девушка, наивная, полная надежд и мечтаний.
Действительно, Людочка выросла в деревне в самой обыкновенной семье. Родители всю жизнь работали в колхозе. Со временем старая система начала разрушаться, жить стало тяжелее. Оставшись без работы, отец героини нашел утешение в алкоголе, еще более усложняя жизнь домашним. Маленькая Люда мечтала переехать из опостылевшей деревни в город. Он представлялся ей местом перспектив, неограниченных возможностей и свободы.
К сожалению юной и наивной героине придется столкнуться с реальностью, разрушающей мечты. В городе вроде все начинается неплохо. Девушка сразу находит работу и жилье. Только вот хозяйка сваливает на нее всю работу по дому, а профессия никак не дается. Вскоре суровые реалии жизни в городе проявляются еще больше.
У Астафьева город представляет собой каменные джунгли, где кто сильнее, тот и прав, и каждый сам за себя. Безраздельную власть имеют шпана и хулиганы, вдохновленные бывшими заключенными. Они собираются в парке, олицетворяющем все самые неприглядные стороны жизни. Милиция же предпочитает обходить это место стороной. Отчасти из страха перед властью, имеющейся у преступников. С другой стороны представителям правопорядка это даже удобно. Закрывая глаза на реальные преступления, милиция демонстрирует отличные показатели раскрываемости.
В таком поведении вся суть жизни советского общества тех времен. Это показной идеализм на руинах человеческих жизней. В гниющем заброшенном парке висят красивые плакаты с лозунгами о счастливом будущем.
В то же время людские сердца зачерствели и потеряли способность к сочувствию.
Факт надругательства над героиней никого не повергает в шок. Наоборот, окружающие считают, что через это должна пройти каждая женщина. Не найдя отклика среди родных, Людочка пытается найти ответ в себе. Она приходит к выводу, что и сама является черствой и неспособной к сочувствию.
Дабы разбить этот порочный круг она приносит себя в жертву, пытаясь ценой собственной жизни искупить вину человечества. И ее поступок не проходит бесследно. Казалось бы безразличный к ней отчим становится человеком, отомстившим за нее. Однако добиться справедливости в таком мире можно только приняв правила игры, самому одолеть зло.
Автор с любовью относится к героине, усиливая отрицательное восприятие действительности, отравляющей жизни людей.
Другие сочинения:Анализ произведения Людочка
Несколько интересных сочинений
- Сочинение Печорин в системе женских образов (Герой нашего времени)
Григорий Печорин — главное действующее лицо «Героя нашего времени» — на протяжении всего романа активно контактирует с женщинами.
- Сочинение на тему Школа через 20 лет
Первое сентября. Возле школы опять шум и суета, учителя в красивых нарядах, а не стандартных строгих костюмах. Школьники кругом фотографируются и повторяют свои слова, директриса как всегда командует завхозом, видите ли, он не туда поставил микрофон.
- Семья Ростовых в романе Война и мир Толстого
Семья Ростовых очень часто фигурирует в романе Толстого «Война и мир». Вокруг нее происходят все события, вся семья или ее члены каким-то образом участвуют во всех перипетиях и действиях, происходящих в произведении.
- Примеры эгоизма из жизни — сочинеие
Эгоистичное поведение у людей встречается очень часто. Эгоистами бывают как дети, так и взрослые. Считается, что это плохо – родители говорят детям, что быть эгоистом – нехорошо, надо исправить свое поведение.
- Николай Иванович в романе Мастер и Маргарита Булгакова сочинение
Николай Иванович, сосед Маргариты с нижнего этажа, стал очередной невольной жертвой пребывания в Москве Воланда и его свиты.
Произведение людочка. Анализ: Астафьев, «Людочка»
Мимоходом рассказанная, мимоходом услышанная история, лет уже пятнадцать назад.
Я никогда не видел ее, ту девушку. И уже не увижу. Я даже имени ее не знаю, но почему-то втемяшилось в голову – звали ее Людочкой. «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный…» И зачем я помню это? За пятнадцать лет произошло столько событий, столько родилось и столько умерло своей смертью людей, столько погибло от злодейских рук, спилось, отравилось, сгорело, заблудилось, утонуло…
Зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живет во мне и жжет мое сердце? Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?
Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать ее была колхозницей, отец – колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя ее не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но все же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезной и плаксивой.
Она росла, как вялая, придорожная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась.
Отец Людочки исчез из жизни давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше и бодрее. У матери бывали мужики, иногда пили, пели за столом, оставались ночевать, и один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. На работу он ездил за семь верст на мотоцикле, сначала возил с собой ружье и часто выбрасывал из рюкзака на пол скомканных, роняющих перо птиц, иногда за желтые лапы вынимал зайца и, распялив его на гвоздях, ловко обдирал. Долго потом висела над печкой вывернугая наружу шкурка в белой оторочке и в красных, звездно рассыпавшихся на ней пятнах, так долго, что начинала ломаться, и тогда со шкурок состригали шерсть, пряли вместе с льняной ниткой, вязали мохнатые шалюшки.
Постоялец никак не относился к Людочке, ни хорошо, ни плохо, не ругал ее, не обижал, куском не корил, но она все равно побаивалась его. Жил он, жила она в одном доме – и только. Когда Людочка домаяла десять классов в школе и сделалась девушкой, мать сказала, чтоб она ехала в город – устраиваться, так как в деревне ей делать нечего, они с самим – мать упорно не называла постояльца хозяином и отцом – налаживаются переезжать в леспромхоз. На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет, – на старости лет, глядишь, и она им поможет.
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром она зашла в привокзальную парикмахерскую и, просидев долго в очереди, еще дольше приводила себя в городской вид: сделала завивку, маникюр. Она хотела еще и волосы покрасить, но старая парикмахерша, сама крашенная под медный самовар, отсоветовала: мол, волосенки у тебя «мя-а-ах-канькия, пушистенькия, головенка, будто одуванчик, – от химии же волосья ломаться, сыпаться станут».
Людочка с облегчением согласилась – ей не столько уж и краситься хотелось, как хотелось побыть в парикмахерской, в этом теплом, одеколонными ароматами исходящем помещении.
Тихая, вроде бы по-деревенски скованная, но по-крестьянски сноровистая, она предложила подмести волосья на полу, кому-то мыло развела, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила у выхода в парикмахерскую тетеньку под названием Гавриловна, которая отсоветовала ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Старая женщина внимательно посмотрела на Людочку, потом изучила ее необременительные документы, порасспрашивала маленько, потом пошла с нею в горкоммунхоз, где и оформила Людочку на работу учеником парикмахера.
Гавриловна и жить ученицу взяла к себе, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как мать родную. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.
– Покуль ты ученицей будешь – живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай. Бог даст, и жизнь устроишь. – И, тяжело помолчав, Гавриловна добавила: – Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю, кроме того, как и все старые мастера, ногами маюсь. В распогодицу ночами вою.
Надо заметить, что Гавриловна сделала исключение из правил. С некоторых пор она неохотно пускала квартирантов вообще, девицам же и вовсе отказывала.
Жили у нее, давно еще, при хрущевщине, две студентки из финансового техникума. В брючках, крашеные, курящие. Насчет курева и всего прочего Гавриловна напрямки, без обиняков строгое указание дала. Девицы покривили губы, но смирились с требованиями быта: курили на улице, домой приходили вовремя, музыку свою громко не играли, однако пол не мели и не мыли, посуду за собой не убирали, в уборной не чистили. Это бы ничего. Но они постоянно воспитывали Гавриловну, на примеры выдающихся людей ссылались, говорили, что она неправильно живет.
И это бы все ничего. Но девчонки не очень различали свое и чужое, то пирожки с тарелки подъедят, то сахар из сахарницы вычерпают, то мыло измылят, квартплату, пока десять раз не напомнишь, платить не торопятся. И это можно было бы стерпеть. Но стали они в огороде хозяйничать, не в смысле полоть и поливать, – стали срывать чего поспело, без спросу пользоваться дарами природы. Однажды съели с солью три первых огурца с крутой навозной гряды. Огурчики те, первые, Гавриловна, как всегда, пасла, холила, опустившись на колени перед грядой, навоз на которую зимой натаскала в рюкзаке с конного двора, поставив за него чекенчик давнему разбойнику, хромоногому Слюсаренко, разговаривала с ними, с огурчиками-то: «Ну, растите, растите, набирайтесь духу, детушки! Потом мы вас в окро-о-ошечку-у, в окро-ошечку-у-у» – а сама им водички, тепленькой, под солнцем в бочке нагретой.
– Вы зачем огурцы съели? – приступила к девкам Гавриловна.
– А что тут такого? Съели и съели. Жалко, что ли? Мы вам на базаре во-о-о какой купим!
– Не надо мне во-о-о какой! Это вам надо во-о-о какой!.
. Для утехи. А я берегла огурчики…
– Для себя? Эгоистка вы!
– Хто-хто?
– Эгоистка!
– Ну, а вы б…! – оскорбленная незнакомым словом, сделала последнее заключение Гавриловна и с квартиры девиц помела.
С тех пор она пускала в дом на житье только парней, чаще всего студентов, и быстро приводила их в Божий вид, обучала управляться по хозяйству, мыть полы, варить, стирать. Двоих наиболее толковых парней из политехнического института даже стряпать и с русской печью управляться научила. Гавриловна Людочку пустила к себе оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную еще городом, да и тяготиться стала одиночеством, свалится – воды подать некому, а что строгое упреждение дала, не отходя от кассы, так как же иначе? Их, нонешнюю молодежь, только распусти, дай им слабинку, сразу охомутают и поедут на тебе, куда им захочется.
Людочка была послушной девушкой, но учение у нее шло туговато, цирюльное дело, казавшееся таким простым, давалось ей с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера.
В парикмахерской она прирабатывала уборщицей и осталась в штате, продолжала практику – стригла машинкой наголо допризывников, карнала электроножницами школьников, оставляя на оголившейся башке хвостик надо лбом. Фасонные же стрижки училась делать «на дому», подстригала под раскольников страшенных модников из поселка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны. Сооружала прически на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звезд, не беря за это никакой платы.
Гавриловна, почуяв слабинку в характере постоялицы, сбыла на девочку все домашние дела, весь хозяйственный обиход. Ноги у старой женщины болели все сильнее, выступали жилы па икрах, комковатые, черные. У Людочки щипало глаза, когда она втирала мазь в искореженные ноги хозяйки, дорабатывающей последний год до пенсии. Мази те Гавриловна именовала «бонбенгом», еще «мамзином». Запах от них был такой лютый, крики Гавриловны такие душераздирающие, что тараканы разбежались по соседям, мухи померли все до единой.
– Во-о-от она, наша работушка, а, во-от она, красотуля-то человечья, как достаетца! – поуспокоившись, высказывалась в темноте Гавриловна. – Гляди, радуйся, хоть и бестолкова, но все одно каким-никаким мастером сделаешься… Чё тебя из деревни-то погнало?
Людочка терпела все: и насмешки подружек, уже выбившихся в мастера, и городскую бесприютность, и одиночество свое, и нравность Гавриловны, которая, впрочем, зла не держала, с квартиры не прогоняла, хотя отчим и не привез обещанную машину дров. Более того, за терпение, старание, за помощь по дому, за пользование в болести Гавриловна обещала сделать Людочке постоянную прописку, записать на нее дом, коли она и дальше будет так же скромно себя вести, обихаживать избу, двор, гнуть спину в огороде и доглядит ее, старуху, когда она обезножеет совсем.
С работы от вокзала до конечной остановки Людочка ездила на трамвае, далее шла через погибающий парк Вэпэвэрзэ, по-человечески – парк вагонно-паровозного депо, насаженный в тридцатых годах и погубленный в пятидесятых. Кому-то вздумалось выкопать канаву и проложить по ней трубу через весь парк. И выкопали. И проложили, но, как у нас водится, закопать трубу забыли.
Черная, с кривыми коленами, будто растоптанный скотом уж, лежала труба в распаренной глине, шипела, парила, бурлила горячей бурдой. Со временем трубу затянуло мыльной слизью, тиной и по верху потекла горячая речка, кружа радужно-ядовитые кольца мазута и разные предметы бытового пользования. Деревья над канавой заболели, сникли, облупились. Лишь тополя, корявые, с лопнувшей корой, с рогатыми сухими сучьями на вершине, опершись лапами корней о земную твердь, росли, сорили пух и осенями роняли вокруг осыпанные древесной чесоткой ломкие листья. Через канаву был переброшен мостик из четырех плах. К нему каждый год деповские умельцы приделывали борта от старых платформ вместо перил, чтоб пьяный и хромой люд не валился в горячую воду. Дети и внуки деповских умельцев аккуратно каждый год те перила ломали.
Когда перестали ходить паровозы и здание депо заняли новые машины – тепловозы, труба совсем засорилась и перестала действовать, но по канаве все равно текло какое-то горячее месиво из грязи, мазута, мыльной воды.
Перила к мостику больше не возводились. С годами к канаве приползло и разрослось, как ему хотелось, всякое дурнолесье и дурнотравье: бузина, малинник, тальник, волчатник, одичалый смородинник, не рожавший ягод, и всюду – развесистая полынь, жизнерадостные лопух и колючки. Кое-где дурнину эту непролазную пробивало кривоствольными черемухами, две-три вербы, одна почерневшая от плесени упрямая береза росла, и, отпрянув сажен на десять, вежливо пошумливая листьями, цвели в середине лета кособокие липы. Пробовали тут прижиться вновь посаженные елки и сосны, но дальше младенческого возраста дело у них не шло – елки срубались к Новому году догадливыми жителями поселка Вэпэвэрзэ, сосенки ощипывались козами и всяким разным блудливым скотом, просто так, от скуки, обламывались мимо гулявшими рукосуями до такой степени, что оставались у них одна-две лапы, до которых не дотянугься. Парк с упрямо стоявшей коробкой ворот и столбами баскетбольной площадки и просто столбами, вкопанными там и сям, сплошь захлестнутый всходами сорных тополей, выглядел словно бы после бомбежки или нашествия неустрашимой вражеской конницы.
Всегда тут, в парке, стояла вонь, потому что в канаву бросали щенят, котят, дохлых поросят, все и всякое, что было лишнее, обременяло дом и жизнь человеческую. Потому в парке всегда, но в особенности зимою, было черно от ворон и галок, ор вороний оглашал окрестности, скоблил слух людей, будто паровозный острый шлак.
Но человеку без природы существовать невозможно, животные возле человека обретающиеся, тоже без природы не могут, и коли ближней природой был парк Вэпэвэрзэ, им и любовались, на нем и в нем отдыхали. Вдоль канавы, вламываясь в сорные заросли, стояли скамейки, отлитые из бетона, потому что деревянные скамейки, как и все деревянное, дети и внуки славных тружеников депо сокрушали, демонстрируя силу и готовность к делам более серьезным. Все заросли над канавой и по канаве были в собачьей, кошачьей, козьей и еще чьей-то шерсти. Из грязной канавы и пены торчали и гудели горлами бутылки разных мастей и форм: пузатые, плоские, длинные, короткие, зеленые, белые, черные; прели в канаве колесные шины, комья бумаги и оберток; горела на солнце и под луной фольга, трепыхалось рванье целлофана; иногда проносило аж до самой реки, в которую резво втекал зловонный поток канавы, какую-нибудь диковину: испустившего резиновый дух крокодила Гену; красный круг из больницы; жалко слипшийся презерватив; остатки древней деревянной кровати и много-много всякого добра.
Как водится в настоящем уважающем себя городе, и в парке Вэпэвэрзэ и вокруг него по праздникам вывешивались лозунги, транспаранты и портреты на специально для этой цели сваренные и изогнутые трубы. Прежде было хорошо и привычно: портреты одни и те же, лозунги одни и те же; потом преобразования начались. Было: «Дело Ленина – Сталина живет и побеждает!» – стало: «Ленинизм живет и побеждает!» Было: «Партия – наш рулевой!» – стало: «Слава советскому народу, народу-победителю!» Результат местной идейной мысли тоже был: «Трудящиеся Советского Союза! Ваше будущее в ваших руках» «И в ногах!» – дописал кто-то из местных остряков. Железнодорожное депо всегда отличала повышенная бдительность, классовое чутье и гражданская принципиальность. Больше ни одной дописки на эстакаде – так важно тут именовалась железная конструкция – не появлялось.
Но когда с эстакады, с самого центра ее, было вынуто сразу пять портретов и сзади них обнажился, явственней проступил лозунг: «Партия – ум, честь и совесть эпохи!» – примолкли даже железнодорожники.
В местной школе с давними, твердо стоящими на передовых позициях кадрами произошло шатание. Приехавшая по распределению из революционного города Ленинграда молоденькая учительница литературы кричала на собрании: «Какой очистительной морали можно ждать от города, когда в центре его, на воротах артиллерийского завода с сорок второго года горят трехметровые буквы: „Наша цель – коммунизм!“?»
Ну, такая учителка долго в поселке Вэпэвэрзэ не продержится, домой ее воротят или еще куда отвезут.
В таком поселке, в таком роскошном месте, как парк Вэпэвэрзэ, само собой, и «нечистые» велись, да все здешнего рода и производства, пили они тут, играли в карты, дрались они тут и резались, иногда насмерть, особенно с городской шпаной, которую не могло не тянуть в фартовое место. Имали они тут девок и однажды чуть было не поймали ту вольнодумную ленинградскую учительницу – убегла, физкультурница.
Среди вэпэвэрзэшников верховодом был Артемка-мыло, со вспененной белой головой, с узким рыльцем и кривыми, ходкими ногами.
Людочка сколь ни пыталась усмирить лохмотья на буйной голове Артемки, названного отцом-паровозником в честь героического Артема из кинофильма «Мы из Кронштадта», ничего у нее не получалось. Артемкины кудри, издали напоминающие мыльную пену, изблизя оказались что липкие рожки из вокзальной столовой – сварили их, бросили скользким комком в пустую тарелку, так они, слипшиеся, неразъемно и лежали. Да и не затем приходил Артемка-мыло в дом Гавриловны, чтоб усмирить свою шевелюру. Он, как только Людочкины руки становились занятыми ножницами и расческой, начинал хватать ее за разные места. Людочка сначала дергалась, уклонялась от Артемкиных пальцев с огрызенными ногтями, потом стала бить по хватким рукам. Но клиент не унимался. И тогда Людочка стукнула вэпэвэрзэшного атамана стригущей машинкой, да так неловко, что из Артемкиной патлатой головы, будто из куриных перьев, выступила красная жидкость. Пришлось лить йод из флакона на удалую башку ухажористого человека, он заулюлюкал, словно в штанах припекло, со свистом половил воздух пухлыми губами и с тех пор домогания свои хулиганские прекратил.
Более того, атаман-мыло всей вэпэвэрзэшной шпане повелел Людочку не лапать и никому лапать не давать.
Людочка ничего и никого с тех пор в поселке не боялась, ходила от трамвайной остановки до дома Гавриловны через парк Вэпэвэрзэ в любой час, в любое время года, свойской улыбкой отвечая на приветствия, шуточки и свист шпаны да слегка осуждающим, но и всепрощающим потряхиванием головы.
Один раз атаман-мыло зачалил Людочку в центральный городской парк. Там был загороженный крашеной решеткой загон, высокий, с крепкой рамой, с дверью из стального прута. В нише одной стены сделана полумесяцем выемка, вроде входа в пещеру, и в той нише двигались, дрыгались, подскакивали на скамейках, болтали давно не стриженными волосьями как попало одетые парни. Одна особа, отдаленно похожая на женщину, совсем почти раздетая, кричала в фигуристый микрофон, держа его в руке с каким-то срамным вывертом. Людочке сперва казалось, что кричит та несуразная особа что-то на иностранном языке, но, прислушавшись, разобрала: «Приходи.
Любофь. А то…»
В загоне-зверинце и люди вели себя по-звериному. Какая-то чернявая и красная от косметики девка, схватившись вплотную с парнем в разрисованной майке, орала средь площадки: «Ой, нахал! Ой, живоглот! Чё делат! Темноты не дождется! Терпеж у тебя есть?!» «Нету у него терпежу! – прохрипел с круга мужик не мужик, парень не парень. – Спали ее, детушко! Принародно лиши невинности!»
Со всех сторон потешался и ржал клокочущий, воющий, пылящий, перегарную вонь изрыгающий загон. Бесилось, неистовствовало стадо, творя из танцев телесный срам и бред. Взмокшие, горячие от разнузданности, от распоясавшейся плоти, издевающиеся надо всем, что было человеческого вокруг них, что было до них, что будет после них, душили в паре себя и партнера, бросались на огорожу, как на амбразуру в военное время, человекоподобные пленные, которым некуда было бежать. Музыка, помогая стаду в бесовстве и дикости, билась в судорогах, трещала, гудела, грохотала барабанами, стонала, выла.
Людочка сперва затравленно озиралась, потом зажалась в уголок загона и искала глазами атамана-мыло – если нападут, чтоб заступился.
Но Мыло измылился в этой бурлящей серой пене, да и молоденький милиционер в нарядном картузе, ходивший вокруг танцплощадки со связкой ключей, подействовал на Людочку успокаивающе. Ключами милиционер поигрывал, позванивал так, чтоб наглядно было: сила есть против всяких страстей и бурь. Время от времени эта сила вступала в действие. Милиционер приостанавливался, кивал картузом, и на его кивок туг же из кустов бузины являлось четверо парней с красными повязками дружинников. Милиционер повелительно тыкал пальцем в загон и бросал парням звенящие ключи. Парни врывались в загон, начинали гонять и ловить безластой курицей летающую, бьющуюся в решетки особь, может, девку, может, парня – ввечеру тут никого и ни от чего отличить уже было невозможно. Хватаясь за решетки, за встречно выкинутые солидарные руки, жалкая, заголенная жертва, кровя сорванной кожей, красно намазанным ртом вопила, материлась: «Х-х-ха-ады-ы! Фашисты-ы! Сиксо-о-оты-ы! Педера-асты-ы!..»
«Сейчас они в собачнике покажут тебе и фашистов и педерастов… Се-э-эча-ас…» – торжествуя или сострадая, со злорадной тоской бросало вослед жертве чуть присмиревшее стадо.
Людочка боялась выходить из угла решетчатого загона, все не теряла надежды, что атаман-мыло выскользнет из тьмы и она за ним и за его шайкой, хоть в отдалении, дотащится до дома. Но какой-то плюгавый парень в телесно налипших брючках, может, и в колготках, углядел ее и выхватил из угла. Малый поди еще и школу не закончил, но толк в сексе знал. Он жадно притиснул девушку к воробьиной груди, начал тыкать в лад с музыкой чем-то тверденьким. Людочка – не гимназистка, не мулечка-крохотулечка из накрахмаленной постельки, она все же деревенская по происхождению, видела жизнь животных, да и про людей кое-что знала. Она сильно толкнула хлыща-танцора, но он тренированный, видать, не отпускался, зуб кривой скалил. Один почему-то зуб у него и виделся. «Ну, чё ты? Чё ты? Давай дружить, кроха!»
Людочка все-таки вырвалась из объятий кавалера и наддала ходу из загона. Дома, едва отдышавшись и зажав лицо руками, она все повторяла:
– Ужас! Ужас!..
– Во-от, будешь знать, как шляться где попало! – запела Гавриловна, когда Людочка по давно укоренившейся уже привычке рассказала ей про все свои молодые развлечения.
Убирая связанную Людочкой кофту, юбку в складочку, Гавриловна назидала, говоря дитяте, что ежели постоялка сдаст на мастера, определится с профессией, она безо всяких танцев найдет ей подходящего рабочего парня – не одна же шпана живет на свете, или путного вдовца – есть у нее один на примете, пусть и старше ее, пусть и детный, зато человек надежный, а года – не кирпичи, чтоб их рядом складывать да стену городить. У солидного мужчины года-то к рассуждению, опыту и разумению, женская же молодость и ладность – к жизнеутешению и радости мужицкой. Раньше завсегда мужик старше невесты был, так и хозяином считался, содержал дом и худобу в полном порядке, жену доглядывал, заботником ей и детям был. Она, ежели мужчина самостоятельный сгодится, и поселит их у себя – на кого ей, бобылке, дом спокидать? А они, глядишь, на старости лет ее доглядят. Ноги-то, вон они, совсем ходить перестают.
– А танцы эти, золотко мое, только изгальство над душой, телу искушение; пошоркаются мушшына об женшыну, женшына об мушшыну, разгорячатся и об каком устройстве жизни может тут идти мысль? Я этих танцев отродясь не знала, вот и сраму лишнего не нахваталась, все мои танцы – в парикмахерской вокруг кресла с клиентом были…
Людочка, как всегда, была согласна с Гавриловной целиком и полностью, с человеком умным, опыт жизни имеющим, считала, что ей очень повезло, – иметь такого наставника и старшего друга не всем доводится, не всем выпадает такая удача.
В общежитии-то, сказывают, вон чего делается – содом, разврат и условия плохие: воды часто не бывает, на газовую плиту и на стиральную машину очереди; захожие парни пробки вывертывают, свет вырубают, в потемках на девчонок охотничают…
Людочка варила, мыла, скребла, белила, красила, стирала, гладила и не в тягость ей было содержать в полной чистоте дом, а в удовольствие, – зато, если замуж, Бог даст, выйдет, все она умеет, во всем самостоятельной хозяйкой может быть, и муж ее за это любить и ценить станет.
Недосыпала, правда, Людочка, голову иногда кружило, и кровь носом шла, по она ваткой нос заткнет, полежит на спине – и все в порядке, не цаца какая, чтоб по больницам шляться, да и носик у нее маленький, аккуратненький, из него и крови-то вытекает всего ничего.
Той порой вернулся в железнодорожный поселок из мест совсем не отдаленных, с того же леспромхоза, где работал отчим Людочки, всем в местной округе знакомый человек по прозванию Стрекач. Более о нем сообщить нечего, Стрекач и Стрекач.
Ликом он и в самом деле смахивал на черного узкоглазого жука, летающего по древесной рухляди и что-то там и кого-то там длинными и хрусткими усами терзающего. Все отличие от всамделишного стрекача в вэпэвэрзэшном поселке урожденного Стрекача заключалось в том, что вместо стригущих щупалец-усов у этого под носом была какая-то грязная нашлепка, при улыбке, точнее при оскале, обнажающая порченые зубы, словно бы из цементных крошек изготовленные.
Порочный, с раннего детства задроченный, он в раннем же детстве занялся разбоем: в школе отбирал у малышей серебрушки, пряники, конфетки, разный шанцевый инструмент вроде резинок, шариковых ручек, значков, особенно настойчиво добывал жвачку, любую, но в блескучей обертке ценил больше всего. В седьмом классе, до которого его дотащили сердобольные учителя железнодорожной школы. Стрекач уже таскался с ножом, и отбирать ему ни у кого ничего не надо было – малое население поселка приносило ему, как хану, дань, все, что он велел и хотел. В седьмом же классе Стрекач совершил и первое преступление: в драке на трамвайной остановке подколол кого-то из городской шпаны и был поставлен на учет в милиции как трудновоспитуемый подросток.
В том же году он был судим за попытку изнасилования почтальонки и получил первый срок – три года с отсрочкой приговора. Но отважный боец плевать хотел на ту отсрочку и после суда продолжал жить, как душа просила. Стрекач приспособился безнаказанно пиратничать на пригородных дачах. Если владельцы дач не оставляли выпивку, закуску и запирали двери на замок, он ломом крушил окна, веранду, бил посуду, растаптывал скарб, рвал постели, мочился в банки с крупой и мукой, если была охота – оправлялся средь избы, рисовал череп и скрещенные кости на печке, вывешивал на двери унесенный из города плакат «Бойся пожара!» и прятался неподалеку, дожидаясь хозяев, которые быстренько выставляли выпивку, консервы, даже истоплю сухих дров, как в прежние годы в охотничьей избушке, излаживали и записочку ласковую: «Миленький гость! Пей, ешь, отдыхай – только, ради Бога, ничего не поджигай».
В благословенных, добычливых местах Стрекач прожировал почти всю зиму, но в конце концов его все же взяли – и три условных года обратились на сей раз в три года тюремных.
С тех пор и обретался герой поселка Вэпэвэрзэ в исправительно-трудовых лагерях, время от времени прибывая в родной поселок, будто в заслуженный отпуск.
Здешняя шпана гужом тогда ходила за Стрекачом, набиралась ума-разума, почтительно клоня голову перед паханом и вором в законе, который, несмотря на свой авторитет, по-мелкому ощипывал свою команду, то в картишки, то в петельку, то в наперсток с нею играя.
Тревожно жилось тогда и без того всегда в тревоге пребывающему населению поселка Вэпэвэрзэ.
В тот летний вечер Стрекач, свободный от дел, сидел в парке на бетонной скамейке, вольно раскинув руки по бетонной же спине-плахе. Рукава красной, со ржавчиной рубахи на нем были до локтей закатаны, на руках, загорелых до запястий, изборожденных наколками, поигрывали браслеты, кольца, печатки, модерновые электронные часы светились многими цифрами на обоих запястьях; в треугольнике вольно расстегнутого ворота рубахи на темном раскрылье орла поигрывал крестик, прицепленный к мелкозернистой цепочке, излаженной под золото; нежно-васильковый пиджак со сверкающими пуговицами, с бордовыми клиньями в талии – одеяние жокея, швейцара или таможенника не нашей страны, – где-то недавно «занятый», то и дело сваливался с плеч.
Парни бросались за скамью, извлекали «фрак» из бурьяна и, ощипав с него комочки глины, репей, почтительно набрасывали на плечи дорогого гостя. Они, эти парни, во главе с атаманом-мыло ведали, что под цепочкой, ниже вольнокрылого орла, терзающего жертву с женскими грудями, есть могучее, внушающее трепет, изречение: «Верю в Иисуса Христа, Ленина и в опера Наливайко».
Стрекач лениво протягивал руку к стоящей на скамье бутылке с дорогим коньяком, отпивал глоток-другой и передавал ее услужливым корешкам.
– Ба-бу-бы-ы-ы-ы! Бабу хочу! – тоскливо баловался словами Стрекач и время от времени скорготал зубами так, будто не порченые зубы у него из-под усов торчали, а был полон рот камешника, и, сжигаемый неуемной страстью, он крошил каменья – «аж дым из рота!»
Парни таращились на такого редкостного человека и успокаивали его:
– Будет тебе баба, будет! Не психуй. Вот массы с танцев повалят, мы тебе цыпушек наимам. Сколько захочешь… Только вино все не выпивай…
– Ш-шыто вино-о? Ш-шыто гроши? Ш-шыто жизнь? – Стрекач отпил из горла, плюнул под ноги, зажмурившись, покатал голову по ребру плахи.
Худо было человеку, совсем худо. Изнемогал он, и понимая, что такой кураж заслужен, выстрадан всей жизнью и невыносимыми лишениями в местах с жестокими правилами, с ограничением всяких свобод, парни стыдливо прятали глаза, вздыхали и мысленно торопили время.
– А-а, вот и хорошим девочкам идет, он чего-то нам несет, – встряхнулся Стрекач.
– Это Людка. Ее трогать не надо, – потупился Артемка-мыло.
– А шту, он балной или селка?
– Больной, больной…
– А нам су равна, а нам су равна… хоть балной, хоть какой, нам хоть ишачку… – Стрекач дернулся со скамьи, поймал за поясок плаща Людочку. – Куда спэшишь, дарагая? Подожди, нэ спэши, познакомиться разреши…
Стрекач собирал в горсть плащик, комкал вместе с платьем, подтягивал к себе девушку, пытался усадить на колени. Людочка дергалась все сильнее, все настойчивее.
– Харр-раш-шо-о-о, что сопротивляешься, дарагая! Это дядя любит… От этого дядя звереет. Не вертись! Сядь, фря!
Людочка не садилась.
– Какая я вам фря? Я Люда. Да отпустите вы меня!
– Это правда Люда. Здешняя. Мы ее знаем.
– Ах, Люда, Люда, Людочка, с каемкой сине блю-удечко, – будто не слыша корешей, пропел Стрекач и в хищной усмешке обнажил под усами серые зубы. – Ты понимаешь, дя-адя хочет? Дя-адя! Хочет! И чему тебя в школе учили?
– Ничего я… ничего…
– Ты скажи! – хохотнул Стрекач. – Она брезговат!.. Ты почему грубишь? Кто тебя, паскуда, спрашиват? Кто? – Стрекач кинул Людочку через скамейку и сам туда перекинулся, рыча, ловил в бурьяне на четвереньках уползающую девчонку. – Пах-хади! Пах-хади! Нэ спэши, дарагая!.. Н-нэ спэши!.. – Стрекач поймал Людочку за плащ, подтянул ее к себе, макнул лицом в землю. – Н-не кудахтай, курица! – С треском рванул на ней платье.
Людочка все время пыталась крикнугь, но изо рта ее вырывалось только: «Усу… усу… усу…». И вдруг прорвалось, она придавленно запищала, но ей казалось – взвизгнула на весь белый свет.
– Во, любовь! – качнул Артемка-мыло кудлатой головой за скамью.
– С песнопением…
Кореша его, их было трое, ознобленно подхихикнули:
– Мы поглядим?
– Глядите. Мне что? – пожал плечами Артемка и с трудом переборол себя, чтоб тоже не поглядеть.
– Да не вертись ты, паскуда! – раздалось из бурьяна. – Ну, куда ты? Куда? Там же ж горячая вода… Ты уймешься? – Стрекач бил куда-то кулаком, рассек руку о стекла, которыми сплошь был забит бурьян.
Людочка все пыталась кричать. Из удушливой тьмы, из прошлогоднего бурьяна, смешавшегося с нынешним, в ее разверстый рот упала, или ей помстилось, что упала, грязная шерсть, захлестнуло дыхание, тошнота, давившая грудь, вдруг разрешилась судорогой. Горло, схваченное спазмом, дернулось.
Виктор Астафьев
Ты камнем упала.
Я умер под ним.
Вл. Соколов
Мимоходом рассказанная, мимоходом услышанная история, лет уже пятнадцать назад.
Я никогда не видел ее, ту девушку. И уже не увижу. Я даже имени ее не знаю, но почему-то втемяшилось в голову — звали ее Людочкой.
«Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный…» И зачем я помню это? За пятнадцать лет произошло столько событий, столько родилось и столько умерло своей смертью людей, столько погибло от злодейских рук, спилось, отравилось, сгорело, заблудилось, утонуло…
Зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живет во мне и жжет мое сердце? Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?
Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать ее была колхозницей, отец — колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя ее не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но все же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезной и плаксивой.
Она росла, как вялая, придорожная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась.
Отец Людочки исчез из жизни давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше и бодрее. У матери бывали мужики, иногда пили, пели за столом, оставались ночевать, и один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. На работу он ездил за семь верст на мотоцикле, сначала возил с собой ружье и часто выбрасывал из рюкзака на пол скомканных, роняющих перо птиц, иногда за желтые лапы вынимал зайца и, распялив его на гвоздях, ловко обдирал. Долго потом висела над печкой вывернугая наружу шкурка в белой оторочке и в красных, звездно рассыпавшихся на ней пятнах, так долго, что начинала ломаться, и тогда со шкурок состригали шерсть, пряли вместе с льняной ниткой, вязали мохнатые шалюшки.
Постоялец никак не относился к Людочке, ни хорошо, ни плохо, не ругал ее, не обижал, куском не корил, но она все равно побаивалась его. Жил он, жила она в одном доме — и только. Когда Людочка домаяла десять классов в школе и сделалась девушкой, мать сказала, чтоб она ехала в город — устраиваться, так как в деревне ей делать нечего, они с самим — мать упорно не называла постояльца хозяином и отцом — налаживаются переезжать в леспромхоз.
На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет, — на старости лет, глядишь, и она им поможет.
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром она зашла в привокзальную парикмахерскую и, просидев долго в очереди, еще дольше приводила себя в городской вид: сделала завивку, маникюр. Она хотела еще и волосы покрасить, но старая парикмахерша, сама крашенная под медный самовар, отсоветовала: мол, волосенки у тебя «мя-а-ах-канькия, пушистенькия, головенка, будто одуванчик, — от химии же волосья ломаться, сыпаться станут». Людочка с облегчением согласилась — ей не столько уж и краситься хотелось, как хотелось побыть в парикмахерской, в этом теплом, одеколонными ароматами исходящем помещении.
Тихая, вроде бы по-деревенски скованная, но по-крестьянски сноровистая, она предложила подмести волосья на полу, кому-то мыло развела, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила у выхода в парикмахерскую тетеньку под названием Гавриловна, которая отсоветовала ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Старая женщина внимательно посмотрела на Людочку, потом изучила ее необременительные документы, порасспрашивала маленько, потом пошла с нею в горкоммунхоз, где и оформила Людочку на работу учеником парикмахера.
Гавриловна и жить ученицу взяла к себе, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как мать родную. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.
Покуль ты ученицей будешь — живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай. Бог даст, и жизнь устроишь. — И, тяжело помолчав, Гавриловна добавила: — Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю, кроме того, как и все старые мастера, ногами маюсь. В распогодицу ночами вою.
Надо заметить, что Гавриловна сделала исключение из правил. С некоторых пор она неохотно пускала квартирантов вообще, девицам же и вовсе отказывала.
Жили у нее, давно еще, при хрущевщине, две студентки из финансового техникума.
В брючках, крашеные, курящие. Насчет курева и всего прочего Гавриловна напрямки, без обиняков строгое указание дала. Девицы покривили губы, но смирились с требованиями быта: курили на улице, домой приходили вовремя, музыку свою громко не играли, однако пол не мели и не мыли, посуду за собой не убирали, в уборной не чистили. Это бы ничего. Но они постоянно воспитывали Гавриловну, на примеры выдающихся людей ссылались, говорили, что она неправильно живет.
И это бы все ничего. Но девчонки не очень различали свое и чужое, то пирожки с тарелки подъедят, то сахар из сахарницы вычерпают, то мыло измылят, квартплату, пока десять раз не напомнишь, платить не торопятся. И это можно было бы стерпеть. Но стали они в огороде хозяйничать, не в смысле полоть и поливать, — стали срывать чего поспело, без спросу пользоваться дарами природы. Однажды съели с солью три первых огурца с крутой навозной гряды. Огурчики те, первые, Гавриловна, как всегда, пасла, холила, опустившись на колени перед грядой, навоз на которую зимой натаскала в рюкзаке с конного двора, поставив за него чекенчик давнему разбойнику, хромоногому Слюсаренко, разговаривала с ними, с огурчиками-то: «Ну, растите, растите, набирайтесь духу, детушки! Потом мы вас в окро-о-ошечку-у, в окро-ошечку-у-у» — а сама им водички, тепленькой, под солнцем в бочке нагретой.
Вы зачем огурцы съели? — приступила к девкам Гавриловна.
А что тут такого? Съели и съели. Жалко, что ли? Мы вам на базаре во-о-о какой купим!
Не надо мне во-о-о какой! Это вам надо во-о-о какой!.. Для утехи. А я берегла огурчики…
Для себя? Эгоистка вы!
Хто-хто?
Эгоистка!
Ну, а вы б…! — оскорбленная незнакомым словом, сделала последнее заключение Гавриловна и с квартиры девиц помела.
С тех пор она пускала в дом на житье только парней, чаще всего студентов, и быстро приводила их в Божий вид, обучала управляться по хозяйству, мыть полы, варить, стирать. Двоих наиболее толковых парней из политехнического института даже стряпать и с русской печью управляться научила. Гавриловна Людочку пустила к себе оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную еще городом, да и тяготиться стала одиночеством, свалится — воды подать некому, а что строгое упреждение дала, не отходя от кассы, так как же иначе? Их, нонешнюю молодежь, только распусти, дай им слабинку, сразу охомутают и поедут на тебе, куда им захочется.
Людочка была послушной девушкой, но учение у нее шло туговато, цирюльное дело, казавшееся таким простым, давалось ей с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера. В парикмахерской она прирабатывала уборщицей и осталась в штате, продолжала практику — стригла машинкой наголо допризывников, карнала электроножницами школьников, оставляя на оголившейся башке хвостик надо лбом. Фасонные же стрижки училась делать «на дому», подстригала под раскольников страшенных модников из поселка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны. Сооружала прически на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звезд, не беря за это никакой платы.
Рассказ «Людочка» Астафьев создал в 1987 году. Произведение написано в рамках деревенской прозы (направление в русской литературе). Изображая все ужасы города, Астафьев не идеализирует и саму деревню, показывая нравственный упадок крестьян.
Главные герои
Людочка – молоденькая девушка, которая не смогла пережить насилия и равнодушия близких и покончила жизнь самоубийством.
Отчим – муж матери Людочки, с малых лет был «в ссылках да лагерях» , отомстил за девушку.
Другие персонажи
Стрекач – уголовник, не единожды попадал в тюрьму.
Артемка-мыло – был «верховодом» среди «шпаны» в парке.
Гавриловна – пожилая женщина парикмахер, у которой жила Людочка.
Мать Людочки – женщина 45 лет; привыкла со всем справляться сама, поэтому проигнорировала беду дочери.
Рассказчик услышал эту историю «лет пятнадцать назад» . Людочка родилась в деревеньке Вычуган и «росла, как вялая, придорожная трава» . Отец девушки давно исчез. Мать вскоре начала жить с трактористом.
Закончив десять классов, Людочка уехала в город. Переночевав на вокзале, девушка пошла в парикмахерскую. Там она познакомилась со старой парикмахершей Гавриловной и напросилась к ней в ученицы. Гавриловна разрешила Людочке пожить у нее, переложив на девушку работу по дому. Людочка так и не выучилась на мастера, поэтому подрабатывала в парикмахерской уборщицей.
С работы девушка добиралась через полузаброшенный парк вагонно-паровозного депо – «Вэпэвэрзэ» . В центре парка находилась обросшая густыми зарослями канава со сточными водами, в которой плавал мусор. Парк был любимым местом «шпаны» , среди которой главным был Артемка-мыло. Как-то, когда парень приставал к Людочке во время стрижки, она сильно его ударила. После этого Артемка запретил всем приставать к девушке. Однажды Артемка повел Людочку на дискотеку. «В загоне-зверинце и люди вели себя по-звериному». Испугавшись шума и «телесного срама» , Людочка убежала домой.
Вскоре вернулся в поселок из заключения Стрекач. Теперь он стал главарем местной «шпаны» . Однажды, когда Людочка возвращалась через парк домой, Стрекач напал на нее и изнасиловал, заставил и остальных надругаться над девушкой. Не помня себя, Людочка едва добралась домой. Гавриловна заверила, что ничего страшного не случилось.
Людочка поехала домой. В родной деревне осталось два дома – один ее матери, а второй старухи Вычуганихи, которая умерла весной.
Людочку встретила беременная мать. Она сразу поняла «какая беда с нею случилась» . «Но через ту беду все бабы поздно или рано должны пройти». Прогуливаясь у реки, Людочка увидела, что отчим плескается, как ребенок. Девушка догадалась, что у него не было детства. Ей захотелось выплакаться ему, может он ее и пожалеет. Утром Людочка вернулась в поселок.
Девушка вспомнила, как давно лежала в больнице. Рядом с ней умирал одинокий парень. Всю ночь она старалась отвлечь его разговорами, но после поняла, что парень ждал от нее не утешения, а жертвы. Девушка подумала про отчима: он наверное из «сильных людей» , с «могущественным духом» .
Когда Людочка возвращалась с работы через парк, парни снова начали ее теснить. Девушка пообещала вернуться, переодевшись в ношеное. Дома Людочка надела старое платье, отвязала веревку от деревенской торбы (раньше эта веревка была на ее люльке) и ушла в парк. Закинув веревку на тополь с кривым суком с мыслью: «никому до меня дела нет» , она повесилась.
Людочку хоронили на городском кладбище. Поминки устроили у Гавриловны. Выпив водки, отчим Людочки отправился в парк, где в это время находилась компания Стрекача. Мужчина сорвал с уголовника крестик и, утащив в «непролазный бурьян» , сбросил в сточную канаву. «Настоящего, непридуманного пахана почувствовали парни».
Артемка-мыло вскоре поступил на учебу и женился. О смерти Людочки и Стрекача не писали даже в местной газете, чтобы «не портить положительный процент сомнительными данными» .
Заключение
В рассказе «Людочка» Виктор Астафьев размышляет над философскими вопросами одиночества в толпе, равнодушия людей друг к другу, затрагивает проблемы экологии, преступности, морального упадка общества.
Тест по рассказу
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
Рейтинг пересказа
Средняя оценка: 4.5 . Всего получено оценок: 282.
Ты камнем упала.
Я умер под ним.
Вл. Соколов
Мимоходом рассказанная, мимоходом услышанная история, лет уже пятнадцать назад.
Я никогда не видел ее, ту девушку. И уже не увижу. Я даже имени ее не знаю, но почему-то втемяшилось в голову — звали ее Людочкой. «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный…» И зачем я помню это? За пятнадцать лет произошло столько событий, столько родилось и столько умерло своей смертью людей, столько погибло от злодейских рук, спилось, отравилось, сгорело, заблудилось, утонуло…
Зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живет во мне и жжет мое сердце? Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?
Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать ее была колхозницей, отец — колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя ее не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но все же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезной и плаксивой.
Она росла, как вялая, придорожная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась.
Отец Людочки исчез из жизни давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше и бодрее. У матери бывали мужики, иногда пили, пели за столом, оставались ночевать, и один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. На работу он ездил за семь верст на мотоцикле, сначала возил с собой ружье и часто выбрасывал из рюкзака на пол скомканных, роняющих перо птиц, иногда за желтые лапы вынимал зайца и, распялив его на гвоздях, ловко обдирал. Долго потом висела над печкой вывернугая наружу шкурка в белой оторочке и в красных, звездно рассыпавшихся на ней пятнах, так долго, что начинала ломаться, и тогда со шкурок состригали шерсть, пряли вместе с льняной ниткой, вязали мохнатые шалюшки.
Постоялец никак не относился к Людочке, ни хорошо, ни плохо, не ругал ее, не обижал, куском не корил, но она все равно побаивалась его.
Жил он, жила она в одном доме — и только. Когда Людочка домаяла десять классов в школе и сделалась девушкой, мать сказала, чтоб она ехала в город — устраиваться, так как в деревне ей делать нечего, они с самим — мать упорно не называла постояльца хозяином и отцом — налаживаются переезжать в леспромхоз. На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет, — на старости лет, глядишь, и она им поможет.
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром она зашла в привокзальную парикмахерскую и, просидев долго в очереди, еще дольше приводила себя в городской вид: сделала завивку, маникюр. Она хотела еще и волосы покрасить, но старая парикмахерша, сама крашенная под медный самовар, отсоветовала: мол, волосенки у тебя «мя-а-ах-канькия, пушистенькия, головенка, будто одуванчик, — от химии же волосья ломаться, сыпаться станут». Людочка с облегчением согласилась — ей не столько уж и краситься хотелось, как хотелось побыть в парикмахерской, в этом теплом, одеколонными ароматами исходящем помещении.
Тихая, вроде бы по-деревенски скованная, но по-крестьянски сноровистая, она предложила подмести волосья на полу, кому-то мыло развела, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила у выхода в парикмахерскую тетеньку под названием Гавриловна, которая отсоветовала ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Старая женщина внимательно посмотрела на Людочку, потом изучила ее необременительные документы, порасспрашивала маленько, потом пошла с нею в горкоммунхоз, где и оформила Людочку на работу учеником парикмахера.
Гавриловна и жить ученицу взяла к себе, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как мать родную. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.
Покуль ты ученицей будешь — живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай. Бог даст, и жизнь устроишь. — И, тяжело помолчав, Гавриловна добавила: — Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю, кроме того, как и все старые мастера, ногами маюсь. В распогодицу ночами вою.
Надо заметить, что Гавриловна сделала исключение из правил. С некоторых пор она неохотно пускала квартирантов вообще, девицам же и вовсе отказывала.
Жили у нее, давно еще, при хрущевщине, две студентки из финансового техникума. В брючках, крашеные, курящие. Насчет курева и всего прочего Гавриловна напрямки, без обиняков строгое указание дала. Девицы покривили губы, но смирились с требованиями быта: курили на улице, домой приходили вовремя, музыку свою громко не играли, однако пол не мели и не мыли, посуду за собой не убирали, в уборной не чистили. Это бы ничего. Но они постоянно воспитывали Гавриловну, на примеры выдающихся людей ссылались, говорили, что она неправильно живет.
И это бы все ничего. Но девчонки не очень различали свое и чужое, то пирожки с тарелки подъедят, то сахар из сахарницы вычерпают, то мыло измылят, квартплату, пока десять раз не напомнишь, платить не торопятся.
И это можно было бы стерпеть. Но стали они в огороде хозяйничать, не в смысле полоть и поливать, — стали срывать чего поспело, без спросу пользоваться дарами природы. Однажды съели с солью три первых огурца с крутой навозной гряды. Огурчики те, первые, Гавриловна, как всегда, пасла, холила, опустившись на колени перед грядой, навоз на которую зимой натаскала в рюкзаке с конного двора, поставив за него чекенчик давнему разбойнику, хромоногому Слюсаренко, разговаривала с ними, с огурчиками-то: «Ну, растите, растите, набирайтесь духу, детушки! Потом мы вас в окро-о-ошечку-у, в окро-ошечку-у-у» — а сама им водички, тепленькой, под солнцем в бочке нагретой.
Вы зачем огурцы съели? — приступила к девкам Гавриловна.
А что тут такого? Съели и съели. Жалко, что ли? Мы вам на базаре во-о-о какой купим!
Не надо мне во-о-о какой! Это вам надо во-о-о какой!.. Для утехи. А я берегла огурчики…
Для себя? Эгоистка вы!
Хто-хто?
Эгоистка!
Ну, а вы б…! — оскорбленная незнакомым словом, сделала последнее заключение Гавриловна и с квартиры девиц помела.
С тех пор она пускала в дом на житье только парней, чаще всего студентов, и быстро приводила их в Божий вид, обучала управляться по хозяйству, мыть полы, варить, стирать. Двоих наиболее толковых парней из политехнического института даже стряпать и с русской печью управляться научила. Гавриловна Людочку пустила к себе оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную еще городом, да и тяготиться стала одиночеством, свалится — воды подать некому, а что строгое упреждение дала, не отходя от кассы, так как же иначе? Их, нонешнюю молодежь, только распусти, дай им слабинку, сразу охомутают и поедут на тебе, куда им захочется.
Людочка была послушной девушкой, но учение у нее шло туговато, цирюльное дело, казавшееся таким простым, давалось ей с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера. В парикмахерской она прирабатывала уборщицей и осталась в штате, продолжала практику — стригла машинкой наголо допризывников, карнала электроножницами школьников, оставляя на оголившейся башке хвостик надо лбом.
Фасонные же стрижки училась делать «на дому», подстригала под раскольников страшенных модников из поселка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны. Сооружала прически на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звезд, не беря за это никакой платы.
«Людочка» (1987). Главная героиня – молодая девушка, приехавшая в город из деревни, чтобы найти работу и жилье. И жилье, и работу, в общем-то, она находит; и устраивается в городе, но заканчивается ее жизнь очень скоро–самоубийством.
Ты камнем упала.
Я умер под ним.
Вл. Соколов
Лет пятнадцать назад автор услышал эту историю, и сам не знает почему, она живет в нем и жжет сердце. “Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?” Кажется автору, что героиню звали Людочкой. Родилась она в небольшой вымирающей деревеньке Вычуган. Родители — колхозники. Отец от угнетающей работы спился, был суетлив и туповат. Мать боялась за будущего ребенка, поэтому постаралась зачать в редкий от мужниных пьянок перерыв.
Но девочка, “ушибленная нездоровой плотью отца, родилась слабенькой, болезненной и плаксивой”. Росла вялой, как придорожная трава, редко смеялась и пела, в школе не выходила из троечниц, хотя была молчаливо-старательной. Отец из жизни семьи исчез давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше, бодрее. В их доме время от времени появлялись мужики, “один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. Ездил на работу на мотоцикле за семь верст, брал с собой ружье и часто привозил то битую птицу, то зайца. “Постоялец никак не относился к Лю-дочке: ни хорошо, ни плохо”. Он, казалось, не замечал ее. А она его боялась.
Когда Людочка закончила школу, мать отправила ее в город — налаживать свою жизнь, сама же собралась переезжать в леспромхоз. “На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет — на старости лет, глядишь, и она им поможет”.
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром пришла в привокзальную парикмахерскую сделать завивку, маникюр, хотела еще покрасить волосы, но старая парикмахерша отсоветовала: у девушки и без того слабенькие волосы. Тихая, но по-деревенски сноровистая, Людочка предложила подмести парикмахерскую, кому-то развела мыло, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила пожилую парикмахершу, отсоветовавшую ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Гавриловна внимательно осмотрела Людочку и ее документы, пошла с ней в горкоммунхоз, где оформила девушку на работу учеником парикмахера, и взяла к себе жить, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как родную мать. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров. “По-куль ты ученицей будешь — живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай, Бог даст, и жизнь устроишь.
.. Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю…” Она предупредила жилицу, что в распогодицу мается ногами и “воет” по ночам. Вообще, для Людочки Гавриловна сделала исключение: с некоторых пор она не брала квартирантов, а девиц тем более. Когда-то, еще в хрущевские времена, жили у нее две студентки финансового техникума: крашеные, в брюках… пол не мели, посуду не мыли, не различали свое и чужое — ели хозяйские пирожки, сахар, что вырастало на огороде. На замечание Гавриловны девицы обозвали ее “эгоисткой”, а она, не поняв неизвестного слова, обругала их по матушке и выгнала. И с той поры пускала в дом только парней, быстро приучала их к хозяйству. Двоих, особо толковых, научила даже готовить и управляться с русской печью.
Людочку Гавриловна пустила оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную еще городом, да и стала тяготиться одиночеством на старости лет. “Свалишься — воды подать некому”.
Людочка была послушной девушкой, но учение шло у нее туговато, ци-рюльное дело, казавшееся таким простым, давалось с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера.
В парикмахерской Людочка прирабатывала еще и уборщицей и осталась в штате, продолжая практику, — стригла под машинку призывников, корнала школьников, фасонные же стрижки училась делать “на дому”, подстригая под раскольников страшенных модников из поселка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны. Сооружала прически на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звезд, не беря за это никакой платы.
Гавриловна сбыла на Людочку все домашние дела, весь хозяйственный обиход. Ноги у старой женщины болели все сильнее, и у Людочки щипало глаза, когда она втирала мазь в искореженные ноги хозяйки, дорабатывающей последний год до пенсии. Запах от мази был такой лютый, крики Гавриловны такие душераздирающие, что тараканы разбежались по соседям, мухи померли все до единой. Гавриловна жаловалась на свою работу, сделавшую ее инвалидом, а потом утешала Людочку, что не останется та без куска хлеба, выучившись на мастера.
За помощь по дому и уход в старости Гавриловна обещала Людочке сделать постоянную прописку, записать на нее дом, коли девушка и дальше будет так же скромно себя вести, обихаживать избу, двор, гнуть спину в огороде и доглядит ее, старуху, когда она совсем обезножеет.
С работы Людочка ездила на трамвае, а потом шла через погибающий парк Вэпэвэрзэ, по-человечески — парк вагоно-паровозного депо, посаженный в 30-е годы и погубленный в 50-е. Кому-то вздумалось проложить через парк трубу. Выкопали канаву, провели трубу, но закопать забыли. Черная с изгибами труба лежала в распаренной глине, шипела, парила, бурлила горячей бурдой. Со временем труба засорилась, и горячая речка текла поверху, кружа радужно довитые кольца мазута и разный мусор. Деревья высохли, листва облетела. Лишь тополя, корявые, с лопнувшей корой, с рогатыми сучьями на вершине, оперлись лапами корней о земную твердь, росли, сорили пух и осенями роняли вокруг осыпанные древесной чесоткой листья.
Через канаву переброшен мосток с перилами, которые ежегодно ломали и по весне обновляли заново. Когда паровозы заменили тепловозами, труба совершенно засорилась, а по канаве все равно текло горячее месиво из грязи и мазута. Берега поросли всяким дурнолесьем, кое-где стояли чахлые березы, рябины и липы. Пробивались и елки, но дальше младенческого возраста дело у них не шло — их срубали к Новому году догадливые жители поселка, а сосенки общипывали козы и всякий блудливый скот. Парк выглядел словно “после бомбежки или нашествия неустрашимой вражеской конницы”. Кругом стояла постоянная вонь, в канаву бросали щенят, котят, дохлых поросят и все, что обременяло жителей поселка.
Но люди не могут существовать без природы, поэтому в парке стояли железобетонные скамейки — деревянные моментально ломали. В парке бегали ребятишки, водилась шпана, которая развлекалась игрой в карты, пьянкой, драками, “иногда насмерть”. “Имали они тут и девок…” Верховодил шпаной Артемка-мыло, с вспененной белой головой. Людочка сколько ни пыталась усмирить лохмотья на буйной голове Артемки, ничего у нее не получалось. Его “кудри, издали напоминавшие мыльную пену, изблизя оказались что липкие рожки из вокзальной столовой — сварили их, бросили комком в пустую тарелку, так они, слипшиеся, неподъемно и лежали. Да и не ради прически приходил парень к Людочке. Как только ее руки становились занятыми ножницами и расческой, Артемка начинал хватать ее за разные места. Людочка сначала увертывалась от хватких рук Артемки, а когда не помогло, стукнула его машинкой по голове и пробила до крови, пришлось лить йод на голову “ухажористого человека”. Артемка заулюлюкал и со свистом стал ловить воздух. С тех пор “домогания свои хулиганские прекратил”, более того, шпане повелел Людочку не трогать.
Теперь Людочка никого и ничего не боялась, ходила от трамвая до дома через парк в любой час и любое время года, отвечая на приветствие шпаны “свойской улыбкой”. Однажды атаман-мыло “зачалил” Людочку в центральный городской парк на танцы в загон, похожий на звериный.
“В загоне-зверинце и люди вели себя по-звериному… Бесилось, неистовствовало стадо, творя из танцев телесный срам и бред… Музыка, помогая стаду в бесовстве и дикости, билась в судорогах, трещала, гудела, грохотала барабанами, стонала, выла”.
Людочка испугалась происходящего, забилась в угол, искала глазами Артемку, чтобы заступился, но “мыло измылился в этой бурлящей серой пене”. Людочку выхватил в круг хлыщ, стал нахальничать, она едва отбилась от кавалера и убежала домой. Гавриловна назидала “постоялку”, что ежели Людочка “сдаст на мастера, определится с профессией, она безо всяких танцев найдет ей подходящего рабочего парня — не одна же шпана живет на свете…”. Гавриловна уверяла — от танцев одно безобразие. Людочка во всем с ней соглашалась, считала, ей очень повезло с наставницей, имеющей богатый жизненный опыт.
Девушка варила, мыла, скребла, белила, красила, стирала, гладила и не в тягость ей было содержать в полной чистоте дом. Зато если замуж выйдет — все она умеет, во всем самостоятельной хозяйкой может быть, и муж ее за это любить и ценить станет. Недосыпала Людочка часто, чувствовала слабость, но ничего, это можно пережить.
Той порой вернулся из мест совсем не отдаленных всем в округе известный человек по прозванию Стрекач. С виду он тоже напоминал черного узкоглазого жука, правда, под носом вместо щупалец-усов у Стрекача была какая-то грязная нашлепка, при улыбке, напоминающей оскал, обнажались испорченные зубы, словно из цементных крошек изготовленные. Порочный с детства, он еще в школе занимался разбоем — отнимал у малышей “серебрушки, пряники”, жвачку, особенно любил в “блескучей обертке”. В седьмом классе Стрекач уже таскался с ножом, но отбирать ему ни у кого ничего не надо было — “малое население поселка приносило ему, как хану, дань, все, что он велел и хотел”. Вскоре Стрекач кого-то порезал ножом, его поставили на учет в милицию, а после попытки изнасилования почтальонки получил первый срок — три года с отсрочкой приговора. Но Стрекач не угомонился. Громил соседние дачи, грозил хозяевам пожаром, поэтому владельцы дач начали оставлять выпивку, закуску с пожеланием: “Миленький гость! Пей, ешь, отдыхай — только, ради Бога, ничего не поджигай!” Стрекач прожировал почти всю зиму, но потом его все же взяли, он сел на три года. С тех пор обретался “в исправительно-трудовых лагерях, время от времени прибывая в родной поселок, будто в заслуженный отпуск. Здешняя шпана гужом тогда ходила за Стрекачом, набиралась ума-разума”, почитая его вором в законе, а он не гнушался, по-мелкому пощипывал свою команду, играя то в картишки, то в наперсток. “Тревожно жилось тогда и без того всегда в тревоге пребывающему населению поселка Вэпэрвэзэ. В тот летний вечер Стрекач сидел на скамейке, попивая дорогой коньяк и маясь без дела. Шпана обещала: «Не психуй. Вот массы с танцев повалят, мы тебе цыпушек наймам. Сколько захочешь…»
Вдруг он увидел Людочку. Артемка-мыло попытался замолвить за нее слово, но Стрекач и не слушал, на него нашел кураж. Он поймал девушку за поясок плаща, старался усадить на колени. Она попыталась отделаться от него, но он кинул ее через скамейку и изнасиловал. Шпана находилась рядом. Стрекач заставил и шпану “испачкаться”, чтобы не один он был виновником. Увидя растерзанную Людочку, Артемка-мыло оробел и попытался натянуть на нее плащ, а она, обезумев, побежала, крича: “Мыло! Мыло!” Добежав до дома Гавриловны, Людочка упала на ступеньках и потеряла сознание. Очнулась на стареньком диване, куда дотащила ее сердобольная Гавриловна, сидящая рядом и утешавшая жиличку. Придя в себя, Людочка решила ехать к матери.
В деревне Вычуган “осталось двд целых дома. В одном упрямо доживала свой век старуха Вычуганиха, в другом — мать Людочки с отчимом”. Вся деревня, задохнувшаяся в дикоросте, с едва натоптанной тропой, была в заколоченных окнах, пошатнувшихся скворечниках, дико разросшимися меж изб тополями, черемухами, осинами. В то лето, когда Людочка закончила школу, старая яблоня дала небывалый урожай красных наливных яблок. Вычуганиха стращала: “Ребятишки, не ешьте эти яблоки. Не к добру это!” “И однажды ночью живая ветка яблони, не выдержав тяжести плодов, обломилась. Голый, плоский ствол остался за расступившимися домами, словно крест с обломанной поперечиной на погосте. Памятник умирающей русской деревеньке. Еще одной. “Эдак вот, — пророчила Вычуганиха, — одинова середь России кол вобьют, и помянуть ее, нечистой силой изведенную, некому будет…” Жутко было бабам слушать Вычуганиху, они неумело молились, считая себя недостойными милости Божьей.
Людочкина мать тоже стала молиться, только на Бога и оставалась надежда. Людочка хихикнула на мать и схлопотала затрещину.
Вскоре умерла Вычуганиха. Отчим Людочки кликнул мужиков из леспромхоза, они свезли на тракторных санях старуху на погост, а помянуть не на что и нечем. Людочкина мать собрала кое-что на стол. Вспоминали, что Вычуганиха была последней из рода вычуган, основателей села.
Мать стирала на кухне, увидев дочь, стала вытирать о передник руки, приложила их к большому животу, сказала, что кот с утра “намывал гостей”, она еще удивлялась: “Откуда у нас им быть? А тут эвон что!” Оглядывая Людочку, мать сразу поняла — с дочерью случилась беда. “Ума большого не надо, чтобы смекнуть, какая беда с нею случилась. Но через эту… неизбежность все бабы должны пройти… Сколько их еще, бед-то, впереди…” Она узнала, дочь приехала на выходные. Обрадовалась, что подкопила к ее приезду сметану, отчим меду накачал. Мать сообщила, что вскоре переезжает с мужем в леспромхоз, только “как рожу…”. Смущаясь, что на исходе четвертого десятка решилась рожать, объяснила: “Сам ребенка хочет. Дом в поселке строит… а этот продадим. Но сам не возражает, если на тебя его перепишем…” Людочка отказалась: “Зачем он мне”. Мать обрадовалась, может, сотен пять дадут на шифер, на стекла.
Мать заплакала, глядя в окно: “Кому от этого разора польза?” Потом она пошла достирывать, а дочь послала доить корову и дров принести. “Сам” должен прийти с работы поздно, к его приходу успеют сварить похлебку. Тогда и выпьют с отчимом, но дочь ответила: “Я не научилась еще, мама, ни пить, ни стричь”. Мать успокоила, что стричь научится “когда-нито”. Не боги горшки обжигают.
Людочка задумалась об отчиме. Как он трудно, однако азартно врастал в хозяйство. С машинами, моторами, ружьем управлялся легко, зато на огороде долго не мог отличить один овощ от другого, сенокос воспринимал как баловство и праздник. Когда закончили метать стога, мать убежала готовить еду, а Людочка — на реку. Возвращаясь домой, она услышала за об-мыском “звериный рокот”. Людочка очень удивилась, увидев, как отчим — “мужик с бритой, седеющей со всех сторон головой, с глубокими бороздами на лице, весь в наколках, присадистый, длиннорукий, хлопая себя по животу, вдруг забегал вприпрыжку по отмели, и хриплый рев радости исторгался из сгоревшего или перержавленного нутра мало ей знакомого человека”,- Людочка начала догадываться, что у него не было детства. Дома она со смехом рассказывала матери, как отчим резвился в воде. “Да где ж ему было купанью-то обучиться? С малолетства в ссылках да в лагерях, под конвоем да охранским доглядом в казенной бане. У него жизнь-то ох-хо-хо… — Спохватившись, мать построжела и, словно кому-то доказывая, продолжала: — Но человек он порядочный, может, и добрый”.
С этого времени Людочка перестала бояться отчима, но ближе не стала. Отчим близко к себе никого не допускал.
Сейчас вдруг подумалось: побежать бы в леспромхоз, за семь верст, найти отчима, прислониться к нему и выплакаться на его грубой груди. Может, он ее и погладит по голове, пожалеет… Неожиданно для себя решила уехать с утренней электричкой. Мать не удивилась: “Ну что ж… коли надо, дак…” Гавриловна не ждала быстрого возвращения жилички. Людочка объяснила, что родители переезжают, не до нее. Она увидела две веревочки, приделанные к мешку вместо лямок, и заплакала. Мать сказывала, что привязывала эти веревочки к люльке, совала ногу в петлю и зыбала ногой… Гавриловна испугалась, что Людочка плачет? “Маму жалко”. Старуха пригорюнилась, а ее и пожалеть некому, потом предупредила: Артемку-мыло забрали, лицо ему Людочка все расцарапала… примета. Ему велено помалкивать, шаче смерть. От Стрекача и старуху предупредили, что если жиличка что лишнее пикнет, ее гвоздями к столбу прибьют, а старухе избу спалят. Гавриловна жаловалась, что у нее всех благ — угол на старости лет, она не ложет его лишиться. Людочка пообещала перебраться в общежитие. Гавриловна успокоила: бандюга этот долго не нагуляет, скоро сядет опять, “а я тебя и созову обратно”. Людочка вспомнила, как, живя в совхозе, простудилась, открылось воспаление легких, ее положили в районную больницу. Бесконечной, длинной ночью она увидела умирающего парня, узнала от санитарки его нехитрую историю. Вербованный из каких-то дальних мест, одинокий паренек простыл на лесосеке, на виске выскочил фурункул. Неопытная фельдшерица отругала его, что обращается по всяким пустякам, а через день она же сопровождала парня, впавшего в беспамятство, в районную больницу. В больнице вскрыли череп, но сделать ничего не смогли — гной начал делать свое разрушительное дело. Парень умирал, поэтому его вынесли в коридор. Людочка долго сидела и смотрела на мучающегося человека, потом приложила ладошку к его лицу. Парень постепенно успокоился, с усилием открыл глаза, попытался что-то сказать, но доносилось лишь “усу-усу… усу…”. Женским чутьем она угадала, он пытается поблагодарить ее. Людочка искренне пожалела парня, такого молодого, одинокого, наверное, и полюбить никого не успевшего, принесла табуретку, села рядом и взяла руку парня. Он с надеждой глядел на нее, что-то шептал. Людочка подумала, что он шепчет молитву, и стал помогать ему, потом устала и задремала. Она очнулась, увидела, что парень плачет, пожала его руку, но он не ответил на ее пожатие. Он постиг цену сострадания — “совершилось еще одно привычное предательство по отношению к умирающему”. Предают, “предают его живые! И не его боль, не его жизнь, им свое страдание дорого, и они хотят, чтоб скорее кончились его муки, для того, чтоб самим не мучиться”. Парень отнял у Людочки свою руку и отвернулся — “он ждал от нее не слабого утешения, он жертвы от нее ждал, согласия быть с ним до конца, может, и умереть вместе с ним. Вот тогда свершилось бы чудо: вдвоем они сделались бы сильнее смерти, восстали бы к жизни, в нем появился бы могучий порыв”, открылся бы путь к воскресению. Но не было рядом человека, способного пожертвовать собой ради умирающего, а в одиночку он не одолел смерти. Людочка бочком, как бы уличенная в нехорошем поступке, крадучись ушла к своей кровати. С тех пор не умолкало в ней чувство глубокой вины перед покойным парнем-лесорубом. Теперь сама в горе и заброшенности, она особо остро, совсем осязаемо ощутила всю отверженность умирающего человека. Ей предстояло до конца испить чашу одиночества, лукавого человеческого сочувствия — пространство вокруг все сужалось, как возле той койки за больничной облупленной печью, где лежал умирающий парень. Людочка застыдилась: “зачем она притворялась тогда, зачем? Ведь если бы и вправду была в ней готовность до конца остаться с умирающим, принять за него муку, как в старину, может, и в самом деле выявились бы в нем неведомые силы. Ну даже и не свершись чудо, не воскресни умирающий, все равно сознание того, что она способна… отдать ему всю себя, до последнего вздоха, сделало бы ее сильной, уверенной в себе, готовой на отпор злым силам”. Теперь она поняла психологическое состояние узников-одиночек. Людочка опять вспомнила об отчиме: вот он небось из таких, из сильных? Да как, с какого места к нему подступиться-то? Людочка подумала, что в беде, в одиночестве все одинаковы, и нечего кого-то стыдить и презирать.
В общежитии мест пока не было, и девушка продолжала жить у Гавриловны. Хозяйка учила жиличку “возвращаться в потемках” не через парк, чтобы “саранопалы” не знали, что она живет в поселке. Но Людочка продолжала ходить через парк, где ее однажды подловили парни, стращали Стрекачом, незаметно подталкивая к скамейке. Людочка поняла, что они хотят. Она в кармане носила бритву, желая отрезать “достоинство Стрекача под самый корень”. О страшной этой мести додумалась не сама, а услышала однажды о подобном поступке женщины в парикмахерской. Парням Людочка сказала, жаль, что нет Стрекача, “такой видный кавалер”. Она развязно заявила: отвалите, мальчики, пойду переоденусь в поношенное, не богачка. Парни отпустили ее с тем, чтобы поскорее вернулась, предупредили, чтобы не смела “шутить”. Дома Людочка переоделась в старенькое платье, подпоясалась той самой веревочкой от своей люльки, сняла туфли, взяла лист бумаги, но не нашла ни ручки, ни карандаша и выскочила на улицу. По пути в парк прочитала объявление о наборе юношей и девушек в лесную промышленность. Промелькнула спасительная мысль: “Может, уехать?” “Да тут же другая мысль перебила первую: там, в лесу-то, стрекач на стрекаче и все с усами”. В парке она отыскала давно запримеченный тополь с корявым суком над тропинкой, захлестнула на него веревочку, сноровисто увязала петельку, пусть и тихоня, но по-деревенски она умела многое. Людочка забралась на обломыш тополя, надела петлю на шею. Она мысленно простилась с родными и близкими, попросила прощения у Бога. Как все замкнутые люди, была довольно решительной. “И тут, с петлей на шее, она тоже, как в детстве, зажала лицо ладонями и, оттолкнувшись ступнями, будто с высокого берега бросилась в омут. Безбрежный и бездонный”.
Она успела почувствовать, как сердце в груди разбухает, кажется, разломает ребра и вырвется из груди. Сердце быстро устало, ослабело, и тут же всякая боль и муки оставили Людочку…
Парни, ожидающие ее в парке, стали уже ругать девушку, обманувшую их. Одного послали в разведку. Он крикнул приятелям: «Когти рвем! Ко-огти! Она…» — Разведчик мчался прыжками от тополей, от света”. Позже, сидя в привокзальном ресторане, он с нервным хохотком рассказывал, что видел дрожащее и дергающееся тело Людочки. Парни решили предупредить Стрекача и куда-то уехать, пока их не “забарабали”.
Хоронили Людочку не в родной брошенной деревне, а на городском кладбище. Мать временами забывалась и голосила. Дома Гавриловна разрыдалась: за дочку считала Людочку, а та что над собой сделала? Отчим выпил стакан водки и вышел на крыльцо покурить. Он пошел в парк и застал на месте всю компанию во главе со Стрекачом. Бандит спросил подошедшего мужика, что ему надо. “Поглядеть вот на тебя пришел”, — ответил отчим. Он рванул с шеи Стрекача крест и бросил его в кусты. “Эт-то хоть не погань, обсосок! Бога-то хоть не лапайте, людям оставьте!” Стрекач пробовал пригрозить мужику ножом. Отчим усмехнулся и неуловимо-молниеносным движением перехватил руку Стрекача, вырвал ее из кармана вместе с куском материи. Не дав бандиту опомниться, сгреб ворот рубашки вместе с фраком, поволок Стрекача за шиворот через кусты, швырнул в канаву, в ответ раздался душераздирающий вопль. Вытирая руки о штаны, отчим вышел на дорожку, шпана заступила ему дорогу. Он уперся в них взглядом. “Настоящего, непридуманного пахана почувствовали парни. Этот не пачкал штаны грязью, давно уже ни перед кем, даже перед самым грязным конвоем на колени не становился”. Шпана разбежалась: кто из парка, кто тащил полусварившегося Стрекача из канавы, кто-то за “скорой” и сообщить полуспившейся матери Стрекача об участи, постигшей ее сыночка, бурный путь которого от детской исправительно-трудовой колонии до лагеря строгого режима завершился. Дойдя до окраины парка, отчим Людочки споткнулся и вдруг увидел на сучке обрывок веревки. “Какая-то прежняя, до конца им самим не познанная сила высоко его подбросила, он поймался за сук, тот скрипнул и отвалился”. Подержав сук в руках, почему-то понюхав его, отчим тихо молвил: “Что же ты не обломился, когда надо?” Он искрошил его в куски, разбросав в стороны, поспешил к дому Гавриловны. Придя домой и выпив водки, засобирался в леспромхоз. На почтительном расстоянии за ним спешила и не поспевала жена. Он взял у нее пожитки Людочки, помог забраться по высоким ступенькам в вагон электрички и нашел свободное место. Мать Людочки сначала шептала, а потом в голос просила Бога помочь родить и сохранить хотя бы это дитя полноценным. Просила за Людочку, которую не сберегла. Потом “несмело положила голову ему на плечо, слабо прислонилась к нему, и показалось ей, или на самом деле так было, он приспустил плечо, чтоб ловчее и покойней ей было, и даже вроде бы локтем ее к боку прижал, пригрел”.
У местного УВД так и недостало сил и возможностей расколоть Артемку-мыло. Со строгим предупреждением он был отпущен домой. С перепугу Артемка поступил в училище связи, в филиал, где учат лазить по столбам, ввинчивать стаканы и натягивать провода; с испугу же, не иначе, Артемка-мыло скоро женился, и у него по-стахановски, быстрее всех в поселке, через четыре месяца после свадьбы народилось кучерявое дите, улыбчивое и веселое. Дед смеялся, что “этот малый с плоской головой, потому что на свет Божий его вынимали щипцами, уже и с папино мозговать не сумеет, с какого конца на столб влазить — не сообразит”.
На четвертой полосе местной газеты в конце квартала появилась заметка о состоянии морали в городе, но “Людочка и Стрекач в этот отчет не угодили. Начальнику УВД оставалось два года до пенсии, и он не хотел портить положительный процент сомнительными данными. Людочка и Стрекач, не оставившие после себя никаких записок, имущества, ценностей и свидетелей, прошли в регистрационном журнале УВД по линии самоубийц… сдуру наложивших на себя руки”.
«Маленький человек» | Житель Нью-Йорка
Превращение соломы в золото выходит за рамки ваших нынешних способностей, но не обязательно невозможно научиться. Есть древние тексты. Вот ваша тетя Фарфали, которая старше некоторых текстов, но все еще жива, насколько вам известно, и единственный по-настоящему одаренный член вашей разношерстной когорты, которая, как правило, более склонна заставлять крыс говорить по-фламандски или вызывать жуков. из чужих рождественских пирогов.
В замки легко проникнуть. Большинство людей этого не знают; большинство людей считают их укрепленными, неприступными.Замки, однако, реконструировались и переделывались снова и снова бесчисленными поколениями. Был король-ребенок, который настаивал на потайных проходах с глазками, которые открывались сквозь глаза портретов предков. Был параноидальный король, который вырыл тоннели для побега, многие мили, ведущие в леса, проселочные дороги и кладбища.
Итак, когда вы материализуетесь в комнате, полной соломы, это не имеет ничего общего с магией. Девушка, однако, удивлена и впечатлена. Вы уже заслужили доверие.
И с первого взгляда становится понятно, почему мельник думал, что его игра сработает. Она настоящая красавица, немного неортодоксальная, как большинство великих красавиц. Кожа у нее гладкая и без пор, как бледно-розовый фарфор, нос чуть длиннее, чем должен быть, широко расставленные карие-черные глаза с черными ресницами, чуть ли не дрожащими от любопытства и глубины.
Она смотрит на тебя. Она не говорит. Ее жизнь с сегодняшнего утра стала для нее такой странной (той, которая вчера шила мешки с зерном и сметала с пола разбросанные кукурузные зерна), что внезапное появление скрюченного и коротконогого мужчины, ростом чуть меньше четырех футов, с подбородок длиной с репу кажется просто еще одним в новой череде невозможностей.
Скажи ей, что ты здесь, чтобы помочь. Она кивает в знак благодарности. Вы приступайте к работе.
Поначалу все идет не очень хорошо. Солома, пропущенная через прялку, выходит просто как солома, измельченная и согнутая.
Но ты отказываешься паниковать. Вы безмолвно повторяете заклинание, которому вас научила тетя Фарфали (которая сейчас не больше барсука, с пустыми белыми глазами и пальцами, тонкими и жесткими, как сосульки). Вы концентрируетесь — вера имеет решающее значение. Одной из причин того, что обычные люди неспособны к магии, является простая нехватка убеждений.
И, наконец . . . да. Первые несколько стеблей только тронуты золотом, как испорченные реликвии, но следующие больше золота, чем соломы, и довольно скоро колесо выплевывает прядь за прядь чистой золотой соломы, не твердой желтой, как какое-то золото, а желтый, переливающийся розовым, слегка мерцающий в освещенной факелами комнате.
Вы оба — вы и девушка — с восторгом наблюдаете, как тают кучи соломы и золотые нити падают на известняковый пол. Это самое близкое, что вы когда-либо подошли к любви, к занятиям любовью — вы за прялкой, а девушка позади вас (она забывчиво кладет свою нежную руку вам на плечо) с общим удивлением наблюдает, как соломинка превращается в золото.
Когда все закончилось, она сказала: «Милорд».
Ты не уверен, имеет ли она в виду тебя или Бога.
«Рад быть полезным», — отвечаете вы. — Мне пора идти.
«Позвольте мне дать вам кое-что».
«Не нужно».
Но она все равно снимает с шеи нитку бус и протягивает ее вам. Это гранаты, дешевые, вероятно, крашеные, хотя в этой комнате, в этот момент, со всей этой золотой соломой, излучающей слабый свет, они столь же сильно красно-черны, как кровь сердца.
Она говорит: «Отец подарил мне это на восемнадцатилетие».
Она надевает ожерелье тебе на голову. Возникает неловкий момент, когда бусы цепляются за подбородок, но девушка отрывает их, и кончики пальцев касаются твоего лица. Нить бус падает тебе на грудь. На склон, где, будь ты нормальным человеком, была бы твоя грудь.
«Спасибо», — говорит она.
Вы кланяетесь и уходите. Она видит, как вы ускользаете через секретную дверь, лишенную петель или ручки, одну из многих, заказанных давно умершим королем-параноиком.
«Это не волшебство», — смеется она.
«Нет», — отвечаете вы. «Но магия иногда заключается в том, чтобы знать, где находится секретная дверь и как ее открыть».
С этим ты ушел.
Вы слышите об этом на следующий день, когда идете по окраине города, надев прядь гранатов под грязную шерстяную рубашку.
Девушка справилась. Она пряла соломинку в золото.
Ответ короля? Сделайте это сегодня вечером, в большей комнате, с вдвое большим количеством соломы.
Он шутит, да?
Он не шутит. Это, в конце концов, король, который издал закон о надевании штанов на кошек и собак, который сделал слишком громкий смех наказуемым преступлением. По слухам, он подвергался жестокому обращению со стороны своего отца, последнего короля. Но это история, которую люди всегда рассказывают, не так ли, когда хотят объяснить необъяснимое поведение?
Той ночью ты снова это сделаешь. Теперь вращение без усилий. Когда вы вращаетесь, вы выполняете для девочки маленькие комические завитушки.Вы некоторое время крутитесь одной рукой. Вы крутитесь спиной к рулю. Ты крутишься с закрытыми глазами.
Она смеется и хлопает в ладоши.
На этот раз, когда вы закончите, она даст вам кольцо. Он тоже дешевый — серебряный, с вкрапленным в него бриллиантовым пятнышком.
Она говорит: «Это принадлежало моей матери».
Она надевает его тебе на мизинец. Подходит, еле-еле. Вы стоите на мгновение, уставившись на свою руку, которая ни по каким меркам не выглядит привлекательной, с узловатыми суставами и толстыми пожелтевшими ногтями.Но вот она, твоя рука, с ее кольцом на одном из пальцев.
Ты ускользаешь, не говоря ни слова. Вы боитесь, что все, что вы скажете, будет смущающе искренним.
На следующий день. . .
Правильно. Последняя комната соломы, опять в два раза больше. Король настаивает на этом третьем и последнем акте алхимии. Кажется, он считает, что ценность заключается в тройках, что объясняет три ярких и ненужных башни, которые он врезал в стены замка, трех советников, которых он никогда не слушает, три ежегодных парада в честь чего-то особенного, кроме сам король.
И . . .
Если девушка еще раз справится, объявил король, он женится на ней, сделает ее своей королевой.
Это награда? Выйти замуж за человека, который обезглавил бы вас, если бы вы не смогли совершить не одно, а три чуда?
Наверняка девушка откажется.
Вы идете в замок еще раз и делаете это снова. Это уже должно было стать обыденностью, вид сложенной в кучу золотой соломы, ее огненный блеск, но каким-то образом повторение не сделало это обыденным.Это (по крайней мере, так вы воображаете) немного похоже на влюбленность, на новое удивление каждое утро тому внешне ничем не примечательному факту, что ваша возлюбленная здесь, в постели рядом с вами, вот-вот откроет глаза, и что ваше лицо будет первое, что она видит.
Когда вы закончите, она говорит: «Боюсь, мне больше нечего вам дать».
Вы делаете паузу. Вы потрясены, осознав, что хотите от нее чего-то большего. Последние две ночи ты говорил себе, что ожерелье и кольцо — это чудеса, но посторонние акты благодарности, что ты сделал бы то, что сделал, лишь бы увидеть ее благодарное лицо.
Удивительно, что в эту последнюю ночь ты не хочешь уйти без награды. Что вы желаете, с огорчающей срочностью, еще один знак, талисман, еще одно доказательство. Может быть, это потому, что ты знаешь, что больше ее не увидишь.
Вы говорите: «Ты же не собираешься за него замуж?»
Она смотрит на пол, усыпанный золотыми нитями.
Она говорит: «Я была бы королевой».
— Но ты вышла бы за него замуж, за человека, который убьет тебя, если ты не будешь производить товар.
Она поднимает голову и смотрит на вас.
Книга Джеймса Болдуина, забытая и незамеченная в течение четырех десятилетий, обретает новую жизнь
«У меня никогда не было детства, — сказал однажды писатель Джеймс Болдуин. «Я родился мертвым».
Болдуин дал эту мрачную оценку своей юности, когда ему было около 50 лет, когда он писал «Маленький человек, маленький человек», свою единственную детскую книгу.
История разворачивается с точки зрения любознательного, неугомонного 4-летнего мальчика по имени ТиДжей, который любит музыку и играть в мяч, и путешествует по району, где насилие с применением огнестрельного оружия, жестокость полиции, алкоголизм и наркомания представляют собой угрозу — снаружи. мир, от которого его не может защитить даже его теплая домашняя жизнь с любящими родителями.
Фотография Болдуина и его племянника Теджана, сделанная в 1978 году, которые послужили источником вдохновения для Ти Джея в «Маленьком человеке, маленьком человеке». не знал, что делать с экспериментальной, загадочной книжкой с картинками, которая балансировала между детской и взрослой литературой. Он получил вялые отзывы и быстро разошелся.Теперь, примерно четыре десятилетия спустя, родственники Болдуина возродили эту работу, выпустив новое издание издательства Duke University Press, и вряд ли оно может быть более своевременным.Наступает момент, когда авторы и издатели детских книг все чаще помещают чернокожих и коричневых детей в центр рассказов о повседневной жизни, часто беря на себя острые социальные проблемы, такие как массовые расстрелы, наркомания и полицейское насилие в отношении афроамериканской молодежи. Они находят активную аудиторию среди молодых читателей, выросших во все более разнообразной стране.
Некоторые поклонники Болдуина и ученые надеются, что с новым изданием «Маленький человек, маленький человек» по праву займет свое место в каноне афроамериканской детской литературы, наряду с произведениями Лэнгстона Хьюза, Джулиуса Лестера, Уолтера Дина Майерса и Джона Стептое.
«Когда оно вышло, люди не были к нему готовы, а теперь готовы», — сказала Аиша Карефа-Смарт, племянница Болдуина, написавшая послесловие к новому изданию. «Голос моего дяди, его способность говорить о проблемах, с которыми многие из нас сталкиваются в Америке в отношении расы, вернулись в национальное сознание».
Г-жа Карефа-Смарт, которая, вероятно, послужила источником вдохновения для персонажа книги по имени Блинки, сказала, что ее дядя глубоко уважал молодежь и чувствовал себя обязанным писать об опыте афроамериканских детей и повсеместном неравенстве. многие лица.
«Он не хотел создавать фантазии, — сказала она. «Это была книга, посвященная реалиям черного детства».
Переиздание «Маленького человека, маленького человека» совпадает с более широким возрождением более поздних произведений Болдуина. Предстоящая экранизация Барри Дженкинсом книги Болдуина 1974 года «Если Бил-стрит могла бы заговорить» возродила интерес к роману. В прошлом году Ташен напечатал новое издание «Ничего личного» — совместной работы Болдуина с фотографом Ричардом Аведоном. Его работа была прославлена в таких дань уважения, как «Между миром и мной», мемуары Та-Нехиси Коутс о расе и идентичности и документальный фильм Рауля Пека «Я не твой негр», который был вдохновлен одной из незаконченных рукописей Болдуина.
Болдуин частично написал иллюстрированную книгу для своего племянника Теджана Карефа-Смарта, который просил своего знаменитого дядюшку написать о нем рассказ.
«Я знал, что он важен и особенный, и мне хотелось немного этой энергии», — сказал г-н Карефа-Смарт, фотограф и художник, живущий в Париже, написавший предисловие к новому изданию. «Я сказал: «Дядя Джимми, когда ты напишешь обо мне книгу?»
Болдуин был обескуражен этим заданием. Выступая перед группой студентов в 1979 году, он описал, как сложно было написать детскую книгу.
«Должен вам сказать, я очень боялся писать детскую сказку или рассказ для детей, потому что в первую очередь я думаю, что дети возражают против того, чтобы их называли детьми», — сказал он. «Единственное, чего ребенок не может вынести, — это когда с ним разговаривают снисходительно, с ним опекают, с ним разговаривают по-детски. Итак, что я пытался сделать, так это погрузиться в сознание детей в своей истории, пытаясь вспомнить, каким я был сам, когда был ребенком, и как я звучал, и как звучит TJ».
Когда он написал «Маленький человек, маленький человек», Болдуин жил на юге Франции, куда он переехал после того, как разочаровался в стойком расизме в Америке.Вдали от своих родственников он стал еще больше озабочен своей работой семейной динамикой и узами.
Во Франции Болдуин подружился с художником Йораном Казаком после того, как его наставник, художник Бофорд Делани, познакомил их. Он попросил его проиллюстрировать рассказ. Казак никогда не был в Соединенных Штатах, поэтому Болдуин показал ему фотографии своей семьи и описал, на что был похож Гарлем, по словам ученого Николаса Боггса, написавшего предисловие к «Маленькому человеку, маленькому человеку» вместе с Дженнифер ДеВер Броуди, профессором. театра и перформанса в Стэнфордском университете.
Полученные в результате акварельные изображения Гарлема, сформированные из воспоминаний Болдуина и пропущенные через воображение французского художника, обладают сказочным, импрессионистским качеством, которое может почти раздражать в сравнении с иногда угрожающими элементами, с которыми TJ сталкивается в своем районе. TJ кажется беззаботным, играет в мяч и танцует со своими друзьями, но он также мечтает о жестокой полицейской погоне, которая заканчивается перестрелкой. Он видит мальчиков старшего возраста в своем районе, принимающих наркотики: «Они поднимаются на крышу или заходят за лестницу, вводят наркотик в свои вены, выходят, садятся на крыльцо и выглядят так, будто заснули.Когда TJ говорит своему другу WT, что он никогда так не закончит, WT отвечает: «Они тоже так не думали».
Некоторых критиков оттолкнуло то, как Болдуин ниспроверг ожидания и условности детской литературы.
«Если бы она не была написана Джеймсом Болдуином, я сомневаюсь, что она заслуживала бы большего, чем упоминание в обзоре последних книг, — написал Джулиус Лестер в The Times в 1977 году. — Хотя всегда интересно посмотреть что напишут литераторы, когда попытаются написать детские книги, результаты не всегда бывают удовлетворительными.
Даже Болдуин, казалось, не был уверен в своей целевой аудитории, называя книгу по-разному: «детская сказка», «детская сказка для взрослых» и «рассказ о детстве».
После того, как книга вышла из печати, «Маленький человек, маленький человек» не привлекла к себе особого внимания ученых, которые в основном игнорировали ее как несущественную сноску к величественному литературному наследию Болдуина.
«Это одна из немногих книг Болдуина, которая не попала в поле зрения», — сказал Дуглас Филд, автор книги «Все эти незнакомцы: искусство и жизнь Джеймса Болдуина».«Это смутило ученых Болдуина, потому что не согласуется с остальным его творчеством».
Его путь обратно в печать был начат г-ном Боггсом, клиническим доцентом английского языка в Нью-Йоркском университете, который увидел издание «Маленький человек, маленький человек» в Библиотеке редких книг и рукописей Бейнеке Йельского университета в 1990-х, когда он был студентом.
«Это не было похоже ни на что другое из того, что он написал, и чем больше я это читал, это не было похоже ни на что другое из того, что я читал», — сказал он.
Он начал кампанию по переизданию книги и начал искать Казака. В 2003 году, после того как он отправил электронное письмо некоторым историкам искусства во Франции, ему позвонил Казак и пригласил его навестить его в Париже. Казак, который умер два года спустя, рассказал ему истории о своем сотрудничестве с Болдуином. Мистер Боггс увидел оригинальные рисунки мелками и ранние наброски, а позже посетил дом Болдуина во Франции, где они вместе работали над книгой.
Мистер Боггс также познакомился с племянницей и племянником Болдуина и нанял их для написания материала для нового издания книги после того, как поместье согласилось ее переиздать.
С выпуском нового издания в этом месяце поклонники и ученые Болдуина надеются, что «Маленький человек, маленький человек» может привлечь к его работам новое поколение читателей.
«Теперь, когда у нас есть детская книга, мы можем начинать людей еще моложе», — сказала поэтесса и автор детских книг Жаклин Вудсон. «Это книга, которую молодые люди могут читать или читали им, но это также новый Болдуин для взрослых».
Родственникам Болдуина новое издание кажется шансом поделиться старым семейным сокровищем с более широкой аудиторией.
Г-жа Карефа-Смарт до сих пор помнит волнение, которое она испытала, когда прибыла коробка с готовыми экземплярами «Маленького человека, маленького человека».
«Это было просто волшебно», — сказала она. «Это показало нам, как много мы значили для него, и насколько священными и драгоценными были для него наши молодые жизни».
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК (из «Шести коротких пьес») Джона Голсуорси
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК (из шести коротких пьес) Джона ГолсуорсиПроект Гутенберга «Маленький человек» (из шести коротких пьес), Джон Голсуорси Эта электронная книга предназначена для бесплатного использования кем угодно и где угодно. почти никаких ограничений.Вы можете скопировать его, отдать или повторно использовать его в соответствии с условиями включенной лицензии Project Gutenberg с этой электронной книгой или на сайте www.gutenberg.org Название: Маленький человек (из шести коротких пьес) Автор: Джон Голсуорси Последнее обновление: 10 февраля 2009 г. Дата выпуска: 26 сентября 2004 г. [Электронная книга № 2919] Английский язык Кодировка набора символов: ASCII *** НАЧАЛО ЭТОГО ПРОЕКТА ГУТЕНБЕРГ ЭЛЕКТРОННАЯ КНИГА МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК (ШЕСТЬ КОРОТКИХ ПЬЕС) *** Продюсировал Дэвид УиджерПЬЕСЫ ГОЛСУОРТИ Ссылки на все тома
ШЕСТЬ КОРОТКИХ ПЬЕС ГОЛСУОРТИ
Фарсовая мораль в трех сценах
Из шести коротких пьес
Джон Голсуорси
СИМВОЛЫ
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК.АМЕРИКАНЕЦ.
АНГЛИЧ.
АНГЛИЯНКА.
НЕМЕЦ.
ГОЛЛАНДСКИЙ МАЛЬЧИК.
МАМА.
РЕБЕНОК.
ОФИЦИАНТ.
ОФИЦИАЛЬНАЯ СТАНЦИЯ.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ.
ПОРТЬЕ.
СЦЕНА I
Во второй половине дня на платформе отправления австрийского вокзала. В несколько столиков за пределами буфета принимают закуски, обслуживает бледный молодой официант. На сиденье у стены буфета женщина низкого положения сидит рядом с двумя большими узлами на одном из куда она положила своего младенца, закутанного в черную шаль.
ОФИЦИАНТ. [Подходя к столу, за которым сидят английский путешественник и его жена] Два кофе?
АНГЛИЧАНИН. [Платит] Спасибо. (Жене оксфордским голосом.) Сахар?
АНГЛИЧАНКА. [Кембриджским голосом] Один.
АМЕРИКАНСКИЙ ПУТЕШЕСТВЕННИК. [С биноклем и карманным фотоаппаратом из другого table] Официант, я бы хотел, чтобы вы взяли мои яйца. я сидел здесь некоторое время.
ОФИЦИАНТ. Да, сэр.
НЕМЕЦКИЙ ПУТЕШЕСТВЕННИК. «Кельнер, безален»! [Его голос, как его усы, жесткие и зачесанные на концах. Его фигура также жесткая, а волосы взлохмачены. немного серый; явно когда-то, если не сейчас, полковником.]
ОФИЦИАНТ. «Комм глейх»!
[Младенец на узле плачет. Мать берет его на руки, чтобы успокоить. А молодой, краснощекий голландец за четвертым столом перестает есть и смеется.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Мои яйца! Получите шевелиться на вас!
ОФИЦИАНТ. Да, сэр. [Он быстро отступает.]
[Справа от столов виден МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК в мягкой шляпе. Он стоит момент, глядя вслед спешащему официанту, затем садится за пятая таблица.]
АНГЛИЧАНИН. [Глядя на часы] Еще десять минут.
АНГЛИЧАНКА.Беспокоить!
АМЕРИКАНСКИЙ. [Обращаясь к ним] «Груши, как будто они предубеждение против яиц здесь, во всяком случае.
[АНГЛИЙЦЫ смотрят на него, но не говорят. ]
НЕМЕЦКИЙ. [На хорошем английском языке] В этих местах человек ничего не может получить.
[ОФИЦИАНТ возвращается с компотом для ГОЛЛАНДСКОЙ МОЛОДЕЖИ, которая платит.]
НЕМЕЦКИЙ.«Кельнер, безален»!
ОФИЦИАНТ. «Eine Krone sechzig».
[НЕМЕЦ платит.]
АМЕРИКАНСКИЙ. (Встает и достает часы, вежливо.) Послушайте. Если я не бери мои яйца, пока эти часы не отметят двадцать, будет еще один официант на небесах.
ОФИЦИАНТ. [Летит] ‘Комм’ глейх’!
АМЕРИКАНСКИЙ. [В поисках сочувствия] Я схожу с ума!
[АНГЛИЯНЦ разрезает газету пополам и отдает половинку рекламного объявления его жена.РЕБЕНОК плачет. МАТЬ качает.] [ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ останавливается. ест и смеется. НЕМЦ закуривает сигарету. МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК сидит неподвижно, поглаживая свою шляпу. ОФИЦИАНТ возвращается с яйцами. и помещает их перед АМЕРИКАНЦОМ.]
АМЕРИКАНСКИЙ. (Убирает часы.) Хорошо! Я не люблю неприятностей. Сколько?
[Он платит и ест. ОФИЦИАНТ мгновение стоит на краю зала. платформе и проводит рукой по лбу.МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК смотрит на него и мягко говорит.]
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Господин Обер!
[ОФИЦИАНТ оборачивается.]
Можно мне стакан пива?
ОФИЦИАНТ. Да, сэр.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Спасибо большое.
[ОФИЦИАНТ уходит.]
АМЕРИКАНСКИЙ. (останавливаясь в глотании яиц, приветливо) Пардон. я, сэр; Я хотел бы, чтобы вы сказали мне, почему вы назвали это немного феллер «Герр Обер.— Думаешь, ты знаешь, что это значит? Мистер Хед Официант.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Да, да.
АМЕРИКАНСКИЙ. Я улыбаюсь.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Разве я не должен называть его так?
НЕМЕЦКИЙ. [Резко] «Нейн-Кельнер».
АМЕРИКАНСКИЙ. Почему да! Просто «официант».
[АНГЛИЯНКА секунду просматривает свою газету. ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ перестает есть и смеется.МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК переводит взгляд с лица на лицо и нянчит свою шляпу.]
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Я не хотел ранить его чувства.
НЕМЕЦКИЙ. Должен!
АМЕРИКАНСКИЙ. В моей стране мы очень демократичны, но это довольно предложение.
АНГЛИЧАНИН. (Протягивает кофейник жене.) Еще?
АНГЛИЧАНКА. Нет, спасибо.
НЕМЕЦКИЙ. (Резко.) Эти ребята, если вы так с ними обращаетесь, сразу они позволяют себе вольности.Видишь ли, ты не получишь своего пива.
[Пока он говорит, ОФИЦИАНТ возвращается, принося пиво МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ, затем уходит в отставку.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Это ‘груши, чтобы быть одним до демократии. [МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ] Я судите вы занимаетесь братством?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. [Испуганно] О, нет!
АМЕРИКАНСКИЙ. Я сам очень внимательно отношусь ко Льву Толстому. Великий человек — великая душа аппарат.Но я думаю, вам нужно ущипнуть этих официантов, чтобы сделать их пропускать. [К АНГЛИЧУ, который на мгновение небрежно посмотрел в его сторону] Ты оценишь, как он поступил с моими яйцами.
[Англичане делают слабые движения подбородками и отводят глаза.] [ОФИЦИАНТУ, стоящему у дверей буфета]
Официант! Вспышка пива — прыгай!
ОФИЦИАНТ.«Комм глейх»!
НЕМЕЦКИЙ. «Сигаррен»!
ОФИЦИАНТ. «Шон»!
[Он исчезает.]
АМЕРИКАНСКИЙ. (Приветливо — МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ.) Теперь, если я не получу эту вспышку пива быстрее, чем ты получил свое, я буду восхищаться.
НЕМЕЦКИЙ. (Резко.) Толстой ничего не nichts! Не хорошо! Ха?
АМЕРИКАНСКИЙ. [Наслаждаясь подходом аргумента] Ну, это вопрос темперамент.Теперь я за равноправие. Взгляните на вон ту бедную женщину — очень скромная женщина — вот она сидит среди нас с ребенком. Возможно, вы бы как найти ее где-нибудь еще?
НЕМЕЦКИЙ. [Пожимая плечами]. Толстой — «сентименталист». Ницше — истинный философ, единственный.
АМЕРИКАНСКИЙ. Что ж, это вполне в проспекте — очень стимулирующе вечеринка — старый Нитч — девственный ум. Но дай мне Лео! [Он поворачивается к краснощекий ЮНОША. Что вы думаете, сэр? Я думаю, по вашим этикеткам ты будешь голландцем.Читают ли Толстого в вашей стране?
[ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ смеется.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Это очень светлый ответ.
НЕМЕЦКИЙ. Толстой ничего. Человек должен сам выразить. Он должен подтолкнуть — он должен быть сильным.
АМЕРИКАНСКИЙ. Это так. В Америке мы верим в мужественность; нам нравится мужчина расширять. Но мы также верим в братство. Мы проводим черту у негров; но мы стремимся.Социальные барьеры и различия нам мало нужны.
АНГЛИЧАНИН. Вы чувствуете сквозняк?
АНГЛИЧАНКА. [С дрожью плеча в сторону АМЕРИКАНЦА] Да, скорее.
НЕМЕЦКИЙ. Ждать! Вы молодые люди.
АМЕРИКАНСКИЙ. Это так; на нас нет мух. [МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ, который жадно переводил взгляды с лица на лицо] Скажи! я бы хотел, чтобы ты дал нам ваши чувства по отношению к долгу человека.
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК ерзает и собирается открыть рот.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Например, вы считаете, что мы должны уничтожить слабые и больные, и все, что не может прыгать?
НЕМЕЦКИЙ. [Кивает] «Джа, джа»! Это приближается.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. [Переводя взгляд с лица на лицо] Возможно, это я.
[ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ смеется.]
АМЕРИКАНСКИЙ. (Упрекая его взглядом.) Вот настоящее смирение. ‘Это не грамматика. Теперь вот предложение, которое приближает его к сути: вы отступаете от своего пути, чтобы помочь им, когда это может привести вас беда?
НЕМЕЦКИЙ. ‘Нейн, нэйн’! Это глупо.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. [Нетерпеливо, но задумчиво] Боюсь, что нет. Конечно, хочется — Там были св. Франциск д’Ассизский и св. Жюльен Л’Оспитальер, и…
АМЕРИКАНСКИЙ.Очень возвышенные нравы. Думаю, они умерли от них. [Он поднимается] Пожмите друг другу руки, сэр, меня зовут… [Он протягивает карточку] Я льдогенератор. [Он пожимает руку МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ] Мне нравится твой чувства — я чувствую себя по-братски. [Увидев ОФИЦИАНТА появляется в дверях] Официант; где, черт возьми, этот стакан пива?
НЕМЕЦКИЙ. Сигарен!
ОФИЦИАНТ. «Комм глейх»!
АНГЛИЧАНИН. [Совещательные часы] Поезд опаздывает.
АНГЛИЧАНКА. Действительно! Неприятность!
[Полицейский в полицейском участке, очень коренастый и одетый в форму, проходит и снова проходит.]
АМЕРИКАНСКИЙ. (Садится на свое место — Немцу.) Теперь у нас нет такого многое из этого в Америке. Думаю, мы больше доверяем человеческой природе.
НЕМЕЦКИЙ. Ах! ха! вскоре вы обнаружите, что в нем нет ничего, кроме самого себя.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК.[задумчиво] Ты не веришь в человеческую природу?
АМЕРИКАНСКИЙ. Очень стимулирующий вопрос.
[Он оглядывается в поисках мнений. ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ смеется.]
АНГЛИЧАНИН. (Протягивая жене половину листа.) Обмен!
[Его жена меняется.]
НЕМЕЦКИЙ. В человеческую природу я верю, насколько я могу его видеть, не более того.
АМЕРИКАНСКИЙ.Теперь, что груши для меня своего рода богохульство. Я верю в героизм. я полагаю, здесь нет ни одного из нас, кто не был бы героем — дайте ему повод.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Ой! Ты веришь, что?
АМЕРИКАНСКИЙ. Что ж! Я считаю, что герой — это просто человек, который поможет другому в расход самого себя. Отведите туда бедную женщину. Ну, теперь она героиня, наверное. Она бы умерла за своего ребенка в любое время.
НЕМЕЦКИЙ.Животные умрут за своих детенышей. Это ничего.
АМЕРИКАНСКИЙ. Несу дальше. Я предполагаю, что мы все умрем за этого ребенка если бы локомотив подъехал прямо сюда и попытался справиться с ним. [К НЕМЕЦКИЙ] Думаю, ты не знаешь, насколько ты хорош. [Поскольку НЕМЕЦКИЙ подкручивая кончики усов — АНГЛИГАНКЕ] Я должен хотелось бы, чтобы вы высказали свое мнение, мэм.
АНГЛИЧАНКА. Извините меня пожалуйста.
АМЕРИКАНСКИЙ.Англичане очень гуманны; у них очень высокий смысл долга. Так у немцев, так у американцев. [ГОЛЛАНДСКОЙ МОЛОДЕЖИ] Я думаю, даже в вашей маленькой стране это есть. Это эпоха равенство и возвышенные идеалы. [МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ] Что ты национальность, сэр?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Боюсь, я ничего особенного. Мой отец был наполовину англичанином и наполовину американка, а моя мать наполовину немка и наполовину голландка.
АМЕРИКАНСКИЙ.Мой! Это немного полосато, любой старый способ. [ПОЛИЦЕЙСКИЙ проходит снова] Теперь, я не думаю, что нам больше проку от этих джентльменов в кнопки. Мы стали немного мягче — мы не думаем о себе так, как раньше. сделать.
[ОФИЦИАНТ появляется в дверях.]
НЕМЕЦКИЙ. [Голосом грома] ‘Cigarren! Доннерветтер!
АМЕРИКАНСКИЙ. (Трясет кулаком в сторону исчезающего ОФИЦИАНТА.) Вспышка пива!
ОФИЦИАНТ.«Комм глейх»!
АМЕРИКАНСКИЙ. Еще немного, и он присоединится к Джорджу Вашингтону! я был о заметить, когда он вмешался: В этом благодатном 1913 году королевство Христос — это вполне действующее предприятие. Мы могучи рядом со всеобщим братством. Полковник здесь [Он указывает на немца] — человек крови и железа, но дайте ему возможность быть великодушным, и он будет тут же. Ой, сэр! Ага!
[Немец, с глубокой смесью удовольствия и цинизма, до кончиков усов.]
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Я думаю. Хочется, но как-то… (Трясет рукой голова.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Вы, кажется, немного скептически относитесь к этому. У тебя был опыт, может быть. Я оптимист — я думаю, мы обязательно заставим дьявола жужжать. ближайшее будущее. Я полагаю, что мы причиним немало хлопот этому старая вечеринка. Вот-вот произойдет холокост эгоистичных интересов. То полковник там со стариком Нитчем он сам не узнает.Там собирается быть очень священной возможностью.
[Пока он говорит, издалека слышен голос ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО СЛУЖАЩЕГО. взывает по-немецки. Он приближается, и слова становятся слышны.]
НЕМЕЦКИЙ. [Испуганно] «Der Teufel»! [Он встает и хватает лежащую рядом сумку. ему.]
[СЛУЖАЩИЙ СТАНЦИИ появился; он стоит на мгновение бросая его команды в сидячей группе.ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ также встает и берет пальто и шляпа. СЛУЖИТЕЛЬ поворачивается на каблуках и удаляется, продолжая выдавать направления.]
АНГЛИЧАНИН. Что он сказал?
НЕМЕЦКИЙ. Наш водосток пришел, платформа de oder; только одна минута у нас есть.
[Все в смятении встали.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Это очень провоцирует. Я не получу эту вспышку пива.
[Всеобщая суета собирает пальто, шляпы и накидки во время что непритязательная ЖЕНЩИНА предпринимает отчаянные попытки справиться с ней ребенок и две большие пачки. Совершенно побежденная, она вдруг ставит все вниз, заламывает руки и кричит: «Господин Иисус! Hilfe!» Летающий процессия оборачивается на этот странный крик.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Что это такое? Помощь?
[Он продолжает бежать.МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК крутится, бросается назад, поднимает младенец и сверток, на котором он сидел.]
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Пойдем, добрая женщина, пойдем!
[ЖЕНЩИНА берет другой сверток, и они бегут.] [ОФИЦИАНТ, появляясь в дверях с бутылкой пива, наблюдает со своим усталым улыбка.] ЗАНАВЕС
СЦЕНА II
Купе второго класса коридорного вагона в движении.В нем усадили АНГЛИЧА и его ЖЕНУ друг напротив друга в коридоре конец, она лицом к двигателю, он спиной. Оба несколько защищен от остальных путешественников газетами. Следующий к ней сидит НЕМЦ, а напротив него сидит АМЕРИКАНЦ; следующий АМЕРИКАНЦ В углу окна сидит ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ; другой угол окна занят сумкой НЕМЦА. Тишина только нарушена по легкому гулу движения поезда и потрескиванию из английских газет.
АМЕРИКАНСКИЙ. [Обращаясь к ГОЛЛАНДСКОЙ МОЛОДЕЖИ] Думаю, я бы хотел, чтобы это окно было поднято; как-то прохладно после той старой пробежки, которую нам дали.
[ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ смеется и поднимает окно. Англичане относятся к операции с тревожным раздражением. То НЕМЕЦ открывает свою сумку, которая лежит на угловом сиденье рядом с ним, и достает книгу.]
АМЕРИКАНСКИЙ.Немцы большие читатели. Очень стимулирующая практика. Я читаю ничего себе!
[НЕМЕЦ держит книгу, чтобы можно было прочитать название.]
«Дон Кихот» — прекрасная книга. Мы, американцы, серьезно относимся к старому человек Кихот. Немного дикая кошка, но мы над ним не смеемся.
НЕМЕЦКИЙ. Он мертв. Мертв как овца. Тоже хорошая вещь.
АМЕРИКАНСКИЙ.В Америке у нас еще немало рыцарства.
НЕМЕЦКИЙ. В рыцарстве нет ничего «сентиментального». В наши дни — нет хорошо. Человек должен толкать, он должен тянуть.
АМЕРИКАНСКИЙ. Итак, ты говоришь. Но я считаю, что ваша форма рыцарства — это жертва штат. Мы даем больше свободы индивидуальной душе. Где есть что-то маленькое и слабое, мы чувствуем благородство отказаться от этого. Тот как мы чувствуем себя возвышенными.
[Пока он говорит, в дверях коридора виден МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК, РЕБЕНОК ЖЕНЩИНЫ все еще на его руке, а сверток в другой руке.Он с тревогой вглядывается. АНГЛИЙЦЫ, находящиеся в остром сознании, пытаются диссоциировать себя от его присутствия со своими бумагами. ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ смеется.]
НЕМЕЦКИЙ. «Ах»! Так!
АМЕРИКАНСКИЙ. Дорогой я!
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Есть ли место? Я не могу найти место.
АМЕРИКАНСКИЙ. Почему да! Есть место для одного.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. [Оставляет сверток снаружи и вздымает МАЛЫША] Можно?
АМЕРИКАНСКИЙ.Заходи прямо!
[НЕМЕЦ угрюмо передвигает свою сумку. МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК входит и садится. себя осторожно.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Где мать?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. [С сожалением] Боюсь, что она осталась позади.
[ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ смеется. АНГЛИЙЦЫ бессознательно выходят из газеты.]
АМЕРИКАНСКИЙ.Мой! Казалось бы, вполне бытовой инцидент.
[АНГЛИЯНЦ вдруг произносит глубокое «Ха, ха!» и исчезает за своей бумагой. И видно, как эта бумага и та, что напротив, трясутся, и появляются маленькие вихри и скрипы.]
НЕМЕЦКИЙ. И у тебя есть ее сверток и ее ребенок. Ха! [Он сухо хихикает.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [Тяжело] Я улыбаюсь. Я думаю, что Провиденс сыграл довольно низко вниз на вас.Это точно действовало очень подло.
[РЕБЕНОК плачет, а МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК трясет его с каким-то нежным отчаяния, извиняющимся взглядом с лица на лицо. Его задумчивый взгляд обновляет предчувствие веселья, где бы он ни остановился. Американец только она сохраняет гравитацию, которая, кажется, не может быть нарушена.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Может, тебе лучше сойти с ума и восстановить этого ребенка. Нет ничего более безумного, чем мать.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Бедняжка, да! Что она должна страдать!
[Шквал смеха сотрясает карету. АНГЛИЙСКИЙ на мгновение падение свои бумаги, тем лучше предаваться. МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК улыбается зимою улыбка.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [В затишье] Как это закончилось?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Мы добрались туда как раз в тот момент, когда поезд должен был тронуться; и я подпрыгнул, думая, что я могу помочь ей подняться.Но он двигался слишком быстро, и — и оставил ее.
[Снова взрывается буря смеха.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Думаю, я бы выкинул ребенка ей.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Я боялся, что бедняжка может сломаться.
[Младенец плачет; МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК поднимает его; дует шквал смеха.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [Вежливо] Это очень интересно — не для ребенка.какой какой-то старый ребенок, так или иначе? [Он нюхает] Я думаю, что это немного… непривычно.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Боюсь, я еще почти не смотрел на него.
АМЕРИКАНСКИЙ. Какой конец?
МАЛЕНЬКАЯ МАМ. Ой! Я думаю правильный конец. Да да это.
АМЕРИКАНСКИЙ. Ну, это что-то. Может быть, вы должны держать его из окна немного. Очень волнительные вещи, дети!
АНГЛИЧАНКА.[Гальванизированный] Нет, нет!
АНГЛИЧАНИН. (Касаясь ее колена.) Дорогая моя!
АМЕРИКАНСКИЙ. Вы правы, мэм. Я полагаю, что там есть сквозняк. Этот ребенок драгоценный. У всех нас есть запас этого ребенка в некотором роде. Говорящий. Это немного всеобщего братства. это женщина младенец?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Я… я вижу только его макушку.
АМЕРИКАНСКИЙ. Вы не можете всегда сказать от этого.выглядит как-то затянуто вверх. Может быть, лучше быть несвязанным.
НЕМЕЦКИЙ. «Найн, нэйн, нэйн!»
АМЕРИКАНСКИЙ. Я думаю, что вы, скорее всего, правы, полковник. может быть жаль чтобы отвязать этого ребенка. Думаю, в этом вопросе следует посоветоваться с дамой.
АНГЛИЧАНКА. Да, да, конечно!
АНГЛИЧАНИН. [Прикасаясь к ней] Да будет так! Маленький нищий, кажется, в порядке.
АМЕРИКАНСКИЙ.Казалось бы, в данный момент это известно только Провидению. я сужу это может быть из-за человечества, чтобы посмотреть на его лицо.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. [Радостно] Он сосет мой палец. Там, там — красиво мелочь — вот!
АМЕРИКАНСКИЙ. Я бы предположил, что в минуты вашего досуга вы создали детей, сэр?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Ой! нет — правда, нет.
АМЕРИКАНСКИЙ. Боже мой! Это потеря. [обращаясь к карета на свободе] Я думаю, мы можем считать, что нам повезло иметь это маленький незнакомец прямо здесь с нами.Демонстрирует, что держать немного и слабые имеют на нас в наши дни. Полковник здесь — человек крови и железо — вот он сидит совершенно спокойно рядом с ним. [Он нюхает] Теперь, это ребенок довольно наказывает — это знак милосердия, в полковнике — что это настоящий героизм.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. [Слабо] Я… я теперь немного вижу его лицо.
[Все наклоняются вперед.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Да какая у него физиономия?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК.(Все еще слабо.) Я не вижу ничего, кроме пятен.
НЕМЕЦКИЙ. Ой! Ха! Пфуи!
[ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ смеется.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Мне сказали, что это не редкость среди младенцев. Возможно, мы могли бы вы сообщите нам, мэм.
АНГЛИЧАНКА. Да, конечно, только какой…
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Они кажутся повсюду… [При легком отдаче каждый] Я уверен, что это — внутри довольно хороший ребенок.
АМЕРИКАНСКИЙ. Добиться этого будет довольно сложно. я немного чувствительный. Мне очень мало пользы от поражений эпидермиса.
НЕМЕЦКИЙ. Пфуи! [Он отодвинулся как можно дальше и зажигает большая сигара]
[ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ подтягивает ноги.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [Также достает сигару] Я думаю, было бы неплохо окурить этот вагон.Как вы думаете, страдает?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. [Вглядываясь] Правда, я не… я не уверен… я знаю. немного о детях. Я думаю, это было бы красивое выражение — если бы — если бы это показало.
АМЕРИКАНСКИЙ. Он какой-то вареный?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Да да это.
АМЕРИКАНСКИЙ. (Оглядываясь по сторонам.) Я думаю, у этого ребенка корь.
[Немец судорожно прижимается к руке Сиденье англичанки.]
АНГЛИЧАНКА. Бедняжка! Должен ли я—?
[Она приподнимается.]
АНГЛИЧАНИН. [Прикасаясь к ней] Нет, нет, черт возьми!
АМЕРИКАНСКИЙ. Я уважаю ваши эмоции, мэм. Это делает честь всем нам. Но я сочувствую и мужу. Корь — очень важный мор в связи со взрослой женщиной.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК.Ужасно любит мой палец. На самом деле, это довольно сладкий ребенок.
АМЕРИКАНСКИЙ. [Sniffing] Ну, это, казалось бы, довольно вопрос. О их пятна, теперь? Они розовые?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Нет-о; они темные, почти черные.
НЕМЕЦКИЙ. Должен! Тиф! [Он подскакивает к руке англичанки. Сиденье.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Тиф! Это совсем недомогание!
[ГОЛЛАНДСКИЙ ЮНОША внезапно встает и выбегает в коридор.Он за ним НЕМЦ, выпуская клубы дыма. АНГЛИЙСКИЙ и АМЕРИКАНЦЫ посидеть еще немного, не говоря ни слова. Лицо англичанки с любопытным выражением — полужалости, полустраха — МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Затем англичанин встает.]
АНГЛИЧАНИН. Тебе здесь душновато, дорогой, не так ли?
[Он кладет свою руку на ее руку, поднимает ее и почти проталкивает ее насквозь. дверной проем.Она идет, все еще оглядываясь назад.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [Величавый] Нет ничего, что меня восхищало бы больше, чем мужество. Думаю, я пойду и курить в коридоре.
[Уходя, МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК с тоской смотрит ему вслед. завинчивание подняв рот и нос, он отводит от себя РЕБЕНКА и колеблется; тогда поднимаясь, он кладет его на сиденье напротив и совершает движения опуская окно. Сделав это, он смотрит на РЕБЕНКА, который начал плакать.Внезапно он поднимает руки и сжимает их, как ребенок молится. Поскольку, однако, РЕБЕНОК не перестает плакать, он парит над ним в нерешительности; потом, подняв, снова садится качаться его, повернув лицо к открытому окну. Обнаружив, что это все еще вопит, он начинает петь надтреснутым голоском. он очарован сразу. Пока он поет, в коридоре появляется АМЕРИКАНЦ. Опуская проходное окно, он стоит в дверях с сквозняк развевал его волосы, и дым его сигары был повсюду вокруг него.То МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК прекращает петь и поднимает шаль выше, чтобы защитить Голова РЕБЕНКА от сквозняка.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [Тяжело] Это самое возвышенное зрелище, которое я когда-либо видел. предусмотрено. Должна быть запись об этом.
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК смотрит на него, недоумевая. Вы типичны, сэр, настроения современного христианства. Вы иллюстрируете самые глубокие чувства в сердце каждого мужчины.] [МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК поднимается с РЕБЕНКОМ и движение подхода.]
Думаю, меня ждут в вагоне-ресторане.
[Он исчезает. ЧЕЛОВЕК снова садится, но спиной к паровозу, подальше от сквозняка и смотрит в окно, терпеливо бегая трусцой. РЕБЕНОК На коленях.] ЗАНАВЕС
СЦЕНА III
Платформа прибытия.МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК с РЕБЕНКОМ и узлом стоит безутешно, в то время как путешественники проходят и багаж принесенный. СЛУЖАЩИЙ ОТДЕЛЕНИЯ в сопровождении ПОЛИЦЕЙСКОГО появляется из дверной проем, позади него.
ОФИЦИАЛЬНО. [Просматривая телеграмму в руке] «Das ist der Herr».
[Они подходят к МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ.]
ОФИЦИАЛЬНО. «Sie haben einen Buben gestohlen»?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК.Я говорю только по-английски и по-американски.
ОФИЦИАЛЬНО. «Dies ist nicht Ihr Bube»?
[Он касается Младенца.]
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. (Качая головой.) Осторожно, он болен.
[Мужчина не понимает.]
Больной—ребенок——
ОФИЦИАЛЬНО. [Качая головой] Verstehe nicht. Дис кивает твоему малышу? Нет?
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК.[Яростно качает головой] Нет, это не так. Нет.
ОФИЦИАЛЬНО. [Нажимая на телеграмму] Гат! Вы «отдохнули». [Он делает знак ПОЛИЦЕЙСКИЙ, который берет МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА за руку.]
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Почему? Я не хочу бедного ребенка.
ОФИЦИАЛЬНО. (Поднимая сверток.) «Dies ist nicht Ihr Gepack» — pag?
МАЛЕНЬКАЯ Мэри. Нет.
ОФИЦИАЛЬНО. Гут! Вы «отдохнули».
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК.Я взял его только для бедной женщины. Я не вор— я— я—
ОФИЦИАЛЬНО. [Качая головой] Verstehe nicht.
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК пытается рвать на себе волосы. Встревоженный РЕБЕНОК плачет.]
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. (Маслят, как могут.) Тук-тук, бедняжка, бедняжка!
ОФИЦИАЛЬНО. Стой еще! Вы «отдохнули». Все в порядке.
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Где мать?
ОФИЦИАЛЬНО.Она комета по следующему сливу. В телеграмме Das говорится: «Остановить Эйнен Херрен мит schwarzem Buben и schwarzem Gepack’. «Отдых, джентльмен с черным ребенком и черный — стр.
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК поднимает глаза к небу.]
ОФИЦИАЛЬНО. «Комм мит нас».
[Они ведут МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА к двери, из которой вышли. А голос останавливает их.]
АМЕРИКАНСКИЙ.[Говорит издалека] Минутку!
[ЧИНОВНИК останавливается; МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК тоже останавливается и садится на скамейку к стене. ПОЛИЦЕЙСКИЙ неподвижно стоит рядом с ним. Американец подходит на шаг-два, манит; ЧИНОВНИК подходит к нему.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Угадайте, у вас есть ангел с небес там! Что такое джентльмен в пуговицах?
ОФИЦИАЛЬНО.’Вас ист дас’?
АМЕРИКАНСКИЙ. Здесь есть кто-нибудь, кто понимает по-американски?
ОФИЦИАЛЬНО. ‘Verstehe nicht’.
АМЕРИКАНСКИЙ. Ну, просто следи за моими жестами. Я говорил [Он указывает на МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК, затем делает жест полета] у вас есть ангел с небес там. У вас там есть человек, в котором Гауда (указывает вверх) количество запаса. У вас нет возможности арестовать его. [Он делает жест арест] Нет, сэр.Провидение действовало довольно грубо, загружая этого ребенка на него. [Делает движение, как будто качается.] У маленького человека сердце золото. [Он показывает на свое сердце и достает золотую монету.]
ОФИЦИАЛЬНО. [Думая, что его собираются подкупить] «Aber, das ist zu viel»!
АМЕРИКАНСКИЙ. Теперь не пугайте меня! [указывая на МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА] Мужчина [указывая на к сердцу] «Герц» (указывая на монету) «фон» Голд. это цветок поля — он не хочет, чтобы какой-нибудь джентльмен в пуговицах дергал его.
[Собирается небольшая толпа, включая двух АНГЛИЙСКИХ, НЕМЕЦКИХ и ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ.]
ОФИЦИАЛЬНО. «Verstehe absolut nichts». [Он постукивает по телеграмме] ‘Ich muss моя обязанность делать.
АМЕРИКАНСКИЙ. Но я говорю вам. Это белый человек. Это, вероятно, самый белый человек на земле Гауды.
ОФИЦИАЛЬНО. «Das macht nichts» — с кишкой или без, я muss mein duty do.[Он поворачивается, чтобы пойти к МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Ой! Хорошо, арестуйте его; выполняй свой долг. У этого ребенка тиф.
[На слове «тиф» СЛУЖИТЕЛЬ останавливается.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [Делает жесты] Первоклассный тиф, черный тиф, шварцен. тиф. Теперь у вас есть это. Мне немного жаль вас и джентльмена в кнопки. Выполняй свой долг!
ОФИЦИАЛЬНО.Тиф? Der Bub — умереть от сыпного тифа?
АМЕРИКАНСКИЙ. Я говорю вам.
ОФИЦИАЛЬНО. Gott im Himmel!
АМЕРИКАНСКИЙ. [Заметив НЕМЦА в толпе] Вот джентльмен. подтвердит меня.
ОФИЦИАЛЬНО. [Очень взволнован и делает знак ПОЛИЦЕЙСКОМУ держаться подальше] Тиф! «Aber das ist grasslich»!
АМЕРИКАНСКИЙ. Я вроде как думал, что ты так себя чувствуешь.
ОФИЦИАЛЬНО. «Умри, санитарная машина! Глейх!
[НОСИТЕЛЬ идет за ним. С обеих сторон сломанный полумесяц люди стоят, глядя на МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА, который несчастно сидит, болтая РЕБЕНОК в центре.]
ОФИЦИАЛЬНО. [Поднимая руки] «Was zu thun»?
АМЕРИКАНСКИЙ. Думаю, вам лучше изолировать ребенка.
[Молчание, во время которого МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК слабо свистит и кудахтанье РЕБЕНКУ.]
ОФИЦИАЛЬНО. [Еще раз ссылаясь на свою телеграмму.]
«Отдых, джентльмен, с черным ребенком». [Качая головой] Вир должен де джентльмен держать. [Немцу] Bitte, mein Herr, sagen Sie ihm, den Buben zu нидерсетцен. [Он делает жест депозита.]
НЕМЕЦКИЙ. [МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ] Он говорит: Положите ребенка.
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК качает головой и продолжает качать РЕБЕНКА.]
ОФИЦИАЛЬНО. Ты должен.
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК сердито смотрит в тишине.]
АНГЛИЧАНИН. [На заднем плане — бормоча] Молодец!
НЕМЕЦКИЙ. Его дух всегда отрицает.
ОФИЦИАЛЬНО. (Снова делает жест.) «Aber er muss»!
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК строит ему рожицу.]
‘Sag’ Ihm’: Мгновенно опусти ребенка и свяжись с нами.
[РЕБЕНОК плачет.]
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. Оставить бедного больного ребенка здесь одного? Будь-будь-будь д-д тебе!
АМЕРИКАНСКИЙ. (Вскакивает на сундук — с энтузиазмом.) Хулиган!
[Англичане хлопают в ладоши; ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ смеется. ОФИЦИАЛЬНО бормоча, сильно разгневанный.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Что говорит этот похититель тел?
НЕМЕЦКИЙ.Он сказал, что этот человек использует ребенка, чтобы спастись от ареста. Очень умный он говорит.
АМЕРИКАНСКИЙ. Я считаю, что вы несправедливы к нему. [Показывая МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА взмахом руки.] Это белый человек. У него есть черный ребенок, и он не оставит его в беде. Думаю, мы все поступили бы так благородно, дай нам шанс.
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК встает, протягивая РЕБЕНКА, и делает шаг или два вперед. Полумесяц сразу дает, увеличивая размер; АМЕРИКАНЦ лезет на к более высокому стволу.МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК уходит и снова садится.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [Обращаясь к ОФИЦИАЛЬНОМУ] Думаю, вам лучше выйти из бизнеса и ждать маму.
ОФИЦИАЛЬНО. [Топая ногой] Die Mutter sall ‘отдохнул за то, что вытащил ребенок с сыпным тифом. Ха! [МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ] Положите ребенка!
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК улыбается.]
Ты слышишь?
АМЕРИКАНСКИЙ.[Обращаясь к ОФИЦИАЛЬНОМУ] Теперь, смотрите здесь. «Груши для меня, ты не подозрение, насколько это красиво. Здесь у нас есть человек, отдающий свою жизнь для этого старого ребенка, у которого нет претензий к нему. это не его ребенок собственное изготовление. Нет, сэр, это очень похоже на Христа. джентльмен.
ОФИЦИАЛЬНО. Положи ребенка, или я поручу кому-нибудь это сделать.
АМЕРИКАНСКИЙ. Это будет очень интересно посмотреть.
ОФИЦИАЛЬНО.[ПОЛИЦЕЙСКОМУ] Держи его подальше.
[ПОЛИЦЕЙСКИЙ бормочет, но молчит.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [Немцу] Думаю, я потерял это.
НЕМЕЦКИЙ. Он говорит, что он не его офицер.
АМЕРИКАНСКИЙ. Это просто щекочет меня до смерти.
ОФИЦИАЛЬНО. (Оглядываясь.) Неужели никого нет, кроме Буба?
АНГЛИЧАНКА. (Слегка делает шаг.) Да… я…
АНГЛИЧАНИН.[Схватив ее за руку]. Клянусь Юпитером! Вы будете!
ОФИЦИАЛЬНО. [Собравшись с огромным усилием, чтобы взять РЕБЕНКА, и продвигаясь на два шага] Дзен, я тебе говорю… [Он останавливается, и его голос замирает. прочь] Zit dere!
АМЕРИКАНСКИЙ. Мой! Это прекрасно. Что это за человек! Какое возвышенное чувство долга!
[ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ смеется. СЛУЖИТЕЛЬ поворачивается к нему, но когда он это делает Видно, что МАТЬ Занятых спешит.]
МАМА. «Ах! Ах! Мей Буби!
[Ее лицо озарено; она собирается броситься к МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ.]
ОФИЦИАЛЬНО. (ПОЛИЦЕЙСКОМУ) «Nimm die Frau»!
[ПОЛИЦЕЙСКИЙ хватает ЖЕНЩИНУ.]
ОФИЦИАЛЬНО. [Испуганной ЖЕНЩИНЕ] ‘Warum haben Sie einen Buben mit Тиф мит ausgebracht’?
АМЕРИКАНСКИЙ.[Нетерпеливо, со своего насеста] Что это было? я не хочу пропустить любой.
НЕМЕЦКИЙ. Он говорит: зачем вы ребенка с тифом вынесли с собой?
АМЕРИКАНСКИЙ. Ну, это довольно вопрос.
[Он вынимает бинокль, висящий вокруг него, и настраивает его на ДЕТКА.]
МАМА. [В недоумении] Мей Буби — тиф — абер тиф? [Она трясется яростно качает головой] «Нейн, нэйн, нэйн! Тиф!
ОФИЦИАЛЬНО.Эр шляпа Тиф.
МАМА. [Качая головой] «Найн, нэйн, нэйн»!
АМЕРИКАНСКИЙ. [Глядя в очки] Думаю, она права! я сужу сыпной тиф — это когда ребенок обслюнявился на шаль, а она оторвалась на его.
[ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ смеется.]
ОФИЦИАЛЬНО. (Яростно поворачиваясь к нему.) Эр-хат Тиф.
АМЕРИКАНСКИЙ. Теперь, вот где вы slop над.Иди сюда.
[СЛУЖИТЕЛЬ встает и смотрит сквозь очки.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ] Очистите ножку ребенка. Если мы не найдем пятна на этом, это будет достаточно хорошо для меня.
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК вытаскивает маленькую белую ножку РЕБЕНКА.]
МАМА. Мэй Буби! [Она пытается вырваться.]
АМЕРИКАНСКИЙ.Белый как банан. [СЛУЖЕБНОМУ — приветливо] Думаю, вы одурачил нас своим старым сыпным тифом.
ОФИЦИАЛЬНО. Девушка умрет, фрау!
[ПОЛИЦЕЙСКИЙ отпускает ее, и она бросается к своему РЕБЕНКУ.]
МАМА. Мэй Буби!
[РЕБЕНОК, обменивая тепло МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА на мгновенный холод своей МАТЕРИ, плачет.]
ОФИЦИАЛЬНО.[Спускается и делает знак ПОЛИЦЕЙСКОМУ] ‘Sie wollen den Herrn обвинять?
[ПОЛИЦЕЙСКИЙ берет МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА за руку.]
АМЕРИКАНСКИЙ. Что это такое? Они все-таки собираются его кинуть?
[МАМА, все еще обнимая своего РЕБЕНКА, который перестал плакать, смотрит на МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК, который сидит, ошеломленно глядя вверх. Внезапно она падает на нее колени, а свободной рукой поднимает его обутую в ботинок ногу и целует ее.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [Машет шляпой] Ра! Ра! [Он быстро спускается, подходит к МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК, чью руку ПОЛИЦЕЙСКИЙ опустил, и берет его за руку] Родной брат; Я горжусь тем, что знаю тебя. Это один из величайших моментов, которые я когда-либо испытывали. [Показывая МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА собравшимся компания] Я думаю, что чувствую ситуацию, когда говорю, что мы все считаем это честь вдохнуть здесь довольно низшую атмосферу этой станции Вместе с нашим маленьким другом.Я думаю, мы все пойдем домой и будем дорожить воспоминание о его лице как о самой белой вещи в нашем музее воспоминания. И, может быть, эта добрая женщина тоже пойдет домой и вымоет лицо нашего младшего брата здесь. Я вдохновлен новой верой в человечество. Дамы и господа, я хочу представить вам достаточно святой — хочет только нимба, чтобы преобразиться. [МАЛЕНЬКОМУ ЧЕЛОВЕКУ] Встаньте прямо.
[МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК встает в замешательстве.Они приходят о нем. Официальный кланяется ему, ПОЛИЦЕЙСКИЙ отдает честь ему. ГОЛЛАНДСКАЯ МОЛОДЕЖЬ качает головой и смеется. НЕМЦ очень прямо выпрямляется и быстро кланяется. дважды. Англичанин и его ЖЕНА приближаются как минимум на два шага, затем передумав, повернуться друг к другу и отступить. МАТЬ целует его рука. ПОРТЬЕ, возвращающийся с санитарной машиной, включает ее. сзади, и его розоватый дождь, позолоченный лучом солнца, падает на голову МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА, преображая ее, когда он стоит с поднял глаза, чтобы увидеть, откуда исходит знамение.]
АМЕРИКАНСКИЙ. [Бросается вперед и падает на колени] Подожди еще немного. минута! Думаю, я сделаю снимок чуда. [Он поправляет карман камера] Это должно выглядеть хулигански!
ЗАНАВЕС
ПЬЕСЫ ГОЛСУОРТИ Ссылки на все тома
Конец проекта Электронная книга Гутенберга о Маленьком человеке (шесть коротких пьес)
Джон Голсуорси
*** КОНЕЦ ЭТОГО ПРОЕКТА ГУТЕНБЕРГ ЭЛЕКТРОННАЯ КНИГА МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК (ШЕСТЬ КОРОТКИХ ПЬЕС) ***
***** Этот файл должен называться 2919-htm или 2919-h.почтовый *****
Этот и все связанные с ним файлы различных форматов можно найти в:
https://www.gutenberg.org/2/9/1/2919/
Продюсировал Дэвид Уиджер
Обновленные издания заменят предыдущее — старые издания.
будет переименован.
Создание произведений из печатных изданий, являющихся общественным достоянием, означает, что
принадлежат авторские права Соединенных Штатов на эти произведения, поэтому Фонд
(и вы!) можете копировать и распространять его в Соединенных Штатах без
разрешения и без уплаты авторских отчислений. Специальные правила,
изложенные в части Общих условий использования настоящей лицензии, применяются к
копирование и распространение электронных произведений Project Gutenberg-tm среди
защищать концепцию и торговую марку PROJECT GUTENBERG-tm.Проект
Gutenberg является зарегистрированным товарным знаком и не может использоваться, если вы
взимать плату за электронные книги, если вы не получили специального разрешения. если ты
не взимайте плату за копии этой электронной книги в соответствии с
правила очень легкие. Вы можете использовать эту электронную книгу практически для любых целей
таких как создание производных произведений, отчетов, перформансов и
исследование. Их можно модифицировать, распечатывать и раздавать — вы можете
практически ВСЕ с электронными книгами общественного достояния. Перераспределение
подлежит лицензии на товарный знак, особенно коммерческий
перераспределение.*** НАЧАЛО: ПОЛНАЯ ЛИЦЕНЗИЯ ***
ПОЛНАЯ ЛИЦЕНЗИЯ ГУТЕНБЕРГА НА ПРОЕКТ
ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЧИТАЙТЕ ЭТО ПРЕЖДЕ, ЧЕМ ВЫ РАСПРОСТРАНЯЕТЕ ИЛИ ИСПОЛЬЗУЕТЕ ЭТУ РАБОТУ
Чтобы защитить миссию Project Gutenberg-tm по продвижению свободного
распространение электронных произведений путем использования или распространения этого произведения
(или любая другая работа, так или иначе связанная с фразой «Проект
Гутенберг"), вы соглашаетесь соблюдать все условия Полного проекта
Лицензия Gutenberg-tm (доступна с этим файлом или в Интернете по адресу
https://gutenberg.org/license).
Секция 1.Общие условия использования и распространения проекта Gutenberg-tm
электронные работы
1.А. Читая или используя любую часть этого проекта Gutenberg-tm
электронное произведение, вы указываете, что прочитали, поняли, согласны с
и принять все условия этой лицензии и интеллектуальной собственности
(торговая марка/авторское право) соглашение. Если вы не согласны соблюдать все
условиях настоящего соглашения, вы должны прекратить использование и вернуть или уничтожить
все копии электронных произведений Project Gutenberg-tm, находящиеся в вашем распоряжении.Если вы заплатили комиссию за получение копии или доступа к Проекту
Электронная работа Gutenberg-tm, и вы не соглашаетесь соблюдать
условиях настоящего соглашения, вы можете получить возмещение от лица или
юридическое лицо, которому вы уплатили комиссию, как указано в пункте 1.E.8.
1.Б. «Проект Гутенберг» — зарегистрированная торговая марка. Это может быть только
используется или каким-либо образом ассоциируется с электронным произведением людьми, которые
соглашаетесь соблюдать условия настоящего соглашения. Есть несколько
вещи, которые вы можете делать с большинством электронных произведений Project Gutenberg-tm
даже без соблюдения всех условий настоящего соглашения.Видеть
пункт 1.С ниже. Есть много вещей, которые вы можете сделать с Project
Электронная версия Gutenberg-tm работает, если вы соблюдаете условия этого соглашения.
и помогите сохранить свободный доступ к электронному проекту Project Gutenberg-tm в будущем.
работает. См. параграф 1.Е ниже.
1.С. Фонд литературного архива проекта Гутенберга («Фонд»
или PGLAF), владеет авторскими правами на компиляцию в коллекции Project
Электронные произведения Гутенберг-тм. Почти все отдельные работы в
коллекция находится в общественном достоянии в Соединенных Штатах.Если
индивидуальная работа находится в общественном достоянии в Соединенных Штатах, и вы
находится в Соединенных Штатах, мы не претендуем на право запретить вам
копирование, распространение, исполнение, демонстрация или создание производных
произведения, основанные на произведении, если все ссылки на Project Gutenberg
удаляются. Конечно, мы надеемся, что вы поддержите проект
Миссия Гутенберга по продвижению свободного доступа к электронным произведениям
свободно распространять работы Project Gutenberg-tm в соответствии с условиями
это соглашение о сохранении имени Project Gutenberg-tm, связанного с
работа.Вы можете легко соблюдать условия этого соглашения,
сохранить эту работу в том же формате, что и прилагаемый полный проект
Лицензия Gutenberg-tm, когда вы бесплатно делитесь ею с другими.
1.Д. Законы об авторском праве места, где вы находитесь, также регулируют
что вы можете сделать с этой работой. Законы об авторском праве в большинстве стран находятся в
постоянное состояние изменения. Если вы находитесь за пределами США, проверьте
законы вашей страны в дополнение к условиям настоящего соглашения
перед загрузкой, копированием, отображением, исполнением, распространением или
создание производных работ на основе этой работы или любого другого Проекта
Работа Гутенберга.Фонд не делает никаких заявлений относительно
статус авторского права на любую работу в любой стране за пределами США
Состояния.
1.Э. Если вы не удалили все ссылки на Project Gutenberg:
1.Д.1. Следующее предложение с активными ссылками на или другими непосредственными
доступ, полная лицензия Project Gutenberg-tm должна отображаться на видном месте
всякий раз, когда любая копия произведения Project Gutenberg-tm (любое произведение, над которым
появляется фраза «Проект Гутенберг», или с которой фраза «Проект
Гутенберг" связан) осуществляется доступ, отображение, выполнение, просмотр,
копируется или распространяется:
Эта электронная книга предназначена для бесплатного использования кем угодно и где угодно.
почти никаких ограничений.Вы можете скопировать его, отдать или
повторно использовать его в соответствии с условиями включенной лицензии Project Gutenberg
с этой электронной книгой или на сайте www.gutenberg.org
1.Д.2. Если отдельная электронная работа Project Gutenberg-tm является производной
из общественного достояния (не содержит уведомления о том, что оно
размещена с разрешения правообладателя), произведение можно копировать
и распространяется среди всех в Соединенных Штатах без уплаты каких-либо сборов
или обвинения. Если вы распространяете или предоставляете доступ к произведению
с фразой «Проект Гутенберг», связанной или появляющейся на
работы, необходимо соблюдать либо требования пунктов 1.Д.1
через 1.E.7 или получить разрешение на использование произведения и
Товарный знак Project Gutenberg-tm, как указано в параграфах 1.E.8 или
1.Д.9.
1.Д.3. Если отдельная электронная работа Project Gutenberg-tm размещена
с разрешения правообладателя, ваше использование и распространение
должны соответствовать как параграфам с 1.E.1 по 1.E.7, так и любым дополнительным
условия, установленные правообладателем. Дополнительные условия будут связаны
к Лицензии Project Gutenberg-tm на все работы, размещенные с
разрешение правообладателя находится в начале этой работы.1.Д.4. Не отсоединяйте, не отсоединяйте и не удаляйте полную версию Project Gutenberg-tm.
Условия лицензии из этого произведения или любых файлов, содержащих часть этого
работа или любая другая работа, связанная с проектом Gutenberg-tm.
1.Д.5. Не копируйте, не отображайте, не выполняйте, не распространяйте и не перераспределяйте это
электронное произведение или любую часть этого электронного произведения без
на видном месте предложение, изложенное в пункте 1.E.1 с
активные ссылки или немедленный доступ к полным условиям Проекта
Лицензия Гутенберг-тм.1.Д.6. Вы можете конвертировать и распространять эту работу в любом двоичном формате,
сжатую, размеченную, непатентованную или проприетарную форму, включая любую
обработка текста или гипертекстовая форма. Однако, если вы предоставляете доступ или
распространять копии работы Project Gutenberg-tm в формате, отличном от
«Обычный ванильный ASCII» или другой формат, используемый в официальной версии.
размещены на официальном веб-сайте Project Gutenberg-tm (www.gutenberg.org),
вы должны без каких-либо дополнительных затрат, сборов или затрат для пользователя предоставить
копия, средство экспорта копии или средство получения копии после
запрос работы в ее оригинальном "Plain Vanilla ASCII" или другом
форма.Любой альтернативный формат должен включать полную версию Project Gutenberg-tm.
Лицензия, как указано в пункте 1.E.1.
1.Д.7. Не взимать плату за доступ, просмотр, отображение,
выполнение, копирование или распространение любых работ Project Gutenberg-tm
если вы не соблюдаете параграф 1.E.8 или 1.E.9.
1.Д.8. Вы можете взимать разумную плату за копии или предоставление
доступ к электронным произведениям Project Gutenberg-tm или их распространение предоставляется
тот
- Вы платите роялти в размере 20% от валовой прибыли, которую вы получаете от
использование произведений Project Gutenberg-tm, рассчитанных по методу
вы уже используете для расчета применимых налогов.Плата
причитается владельцу товарного знака Project Gutenberg-tm, но он
согласилась пожертвовать гонорары в соответствии с настоящим параграфом
Проект Фонда литературного архива Гутенберга. Роялти платежи
должны быть оплачены в течение 60 дней после каждой даты, когда вы
подготовить (или по закону обязаны подготовить) ваш периодический налог
возвращается. Выплаты роялти должны быть четко обозначены как таковые и
отправлено в Фонд литературного архива проекта Гутенберга в
адрес, указанный в разделе 4 «Сведения о пожертвованиях
Фонд литературного архива Project Gutenberg."
- Вы обеспечиваете полный возврат любых денег, уплаченных пользователем, который уведомляет
вам в письменной форме (или по электронной почте) в течение 30 дней с момента получения, что он/она
не согласен с условиями полной версии Project Gutenberg-tm
Лицензия. Вы должны потребовать от такого пользователя вернуть или
уничтожить все копии произведений, хранящиеся на физическом носителе
и прекратить любое использование и любой доступ к другим копиям
Проект Гутенберг-тм работает.
- Вы обеспечиваете, в соответствии с пунктом 1.F.3, полный возврат любых
деньги, уплаченные за произведение или замещающий экземпляр, если дефект в
электронная работа обнаруживается и сообщается вам в течение 90 дней
получения работы.- Вы соблюдаете все остальные условия данного соглашения бесплатно
распространение работ Project Gutenberg-tm.
1.Д.9. Если вы хотите взимать плату или распространять проект Gutenberg-tm
электронное произведение или группа произведений на иных условиях, чем установлены
в этом соглашении, вы должны получить письменное разрешение от
как Фонд литературного архива проекта Гутенберг, так и Майкл
Харт, владелец торговой марки Project Gutenberg-tm. Свяжитесь с
Основание, как указано в Разделе 3 ниже.1.Ф.
1.F.1. Волонтеры и сотрудники проекта Gutenberg тратят значительные
усилия по выявлению, исследованию авторских прав, расшифровке и корректировке
общественное достояние работает над созданием проекта Gutenberg-tm
коллекция. Несмотря на эти усилия, электронный проект «Гутенберг-тм»
произведений, а носитель, на котором они могут храниться, может содержать
«Дефекты», такие как, помимо прочего, неполные, неточные или
поврежденные данные, ошибки транскрипции, авторские права или другие интеллектуальные
нарушение прав собственности, бракованный или поврежденный диск или другой носитель,
компьютерный вирус или компьютерные коды, которые повреждают или не могут быть прочитаны
ваше оборудование.1.F.2. ОГРАНИЧЕННАЯ ГАРАНТИЯ, ОТКАЗ ОТ УБЫТКОВ - За исключением «Правого
замены или возмещения», описанного в пункте 1.F.3, Проект
Фонд литературного архива Гутенберга, владелец проекта
Торговая марка Gutenberg-tm и любая другая сторона, распространяющая Проект.
Электронная работа Gutenberg-tm в соответствии с настоящим соглашением, отказ от всех
ответственность перед вами за ущерб, издержки и расходы, включая юридические
сборы. ВЫ СОГЛАШАЕТЕСЬ С ТЕМ, ЧТО У ВАС НЕТ СРЕДСТВ ЗАЩИТЫ ОТ НЕБРЕЖНОСТИ, СТРОГО
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, НАРУШЕНИЕ ГАРАНТИИ ИЛИ НАРУШЕНИЕ ДОГОВОРА, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТЕХ
ПРЕДУСМОТРЕН В ПУНКТЕ F3.ВЫ СОГЛАШАЕТЕСЬ С ТЕМ, ЧТО ФОНД,
ВЛАДЕЛЕЦ ТОРГОВОЙ МАРКИ И ЛЮБОЙ ДИСТРИБЬЮТОР ПО ДАННОМУ СОГЛАШЕНИЮ НЕ БУДЕТ
НЕСУТ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПЕРЕД ВАС ЗА ФАКТИЧЕСКИЕ, ПРЯМЫЕ, КОСВЕННЫЕ, КОСВЕННЫЕ, ШТРАФНЫЕ ИЛИ
СЛУЧАЙНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ, ДАЖЕ ЕСЛИ ВЫ ПРЕДУПРЕЖДАЕТЕ О ВОЗМОЖНОСТИ ТАКИХ
ПОВРЕЖДАТЬ.
1.F.3. ОГРАНИЧЕННОЕ ПРАВО НА ЗАМЕНУ ИЛИ ВОЗВРАТ - Если вы обнаружите
дефект в этой электронной работе в течение 90 дней с момента ее получения, вы можете
получить возмещение денег (если таковые имеются), которые вы заплатили за него, отправив
письменное объяснение лицу, от которого вы получили работу.если ты
получили произведение на физическом носителе, необходимо вернуть носитель с
Ваше письменное объяснение. Физическое или юридическое лицо, которое предоставило вам
дефектная работа может принять решение предоставить заменяющую копию вместо
возвращать деньги. Если вы получили произведение в электронном виде, физическое или юридическое лицо
предоставив его вам, может решить дать вам вторую возможность
получить работу в электронном виде вместо возмещения. Если вторая копия
также неисправен, вы можете потребовать возврата денег в письменной форме без дальнейшего
возможности исправить проблему.1.F.4. За исключением ограниченного права на замену или возмещение, изложенного
в пункте 1.F.3 эта работа предоставляется вам «КАК ЕСТЬ» БЕЗ ДРУГИХ
ГАРАНТИИ ЛЮБОГО РОДА, ЯВНЫЕ ИЛИ ПОДРАЗУМЕВАЕМЫЕ, ВКЛЮЧАЯ, НО НЕ ОГРАНИЧИВАЯСЬ
ГАРАНТИИ КОММЕРЧЕСКОЙ ПРИГОДНОСТИ ИЛИ ПРИГОДНОСТИ ДЛЯ ЛЮБОЙ ЦЕЛИ.
1.F.5. В некоторых штатах не допускается отказ от определенных подразумеваемых
гарантии или исключение или ограничение определенных видов убытков.
Если какой-либо отказ от ответственности или ограничение, изложенное в настоящем соглашении, нарушает
право государства, применимое к настоящему соглашению, соглашение является
интерпретируется как максимальный отказ от ответственности или ограничение, разрешенное
применимое законодательство штата.Недействительность или неисполнимость какого-либо
положение настоящего соглашения не аннулирует остальные положения.
1.F.6. ВОЗМЕЩЕНИЕ - Вы соглашаетесь возместить ущерб и удерживать Фонд,
владелец товарного знака, любой агент или сотрудник Фонда, любой
предоставление копий электронных произведений Project Gutenberg-tm в соответствии
с этим соглашением, и любые добровольцы, связанные с производством,
продвижение и распространение электронных произведений Project Gutenberg-tm,
освобождается от любой ответственности, затрат и расходов, включая судебные издержки,
которые прямо или косвенно возникают в результате любого из следующих действий, которые вы делаете
или вызвать: (а) распространение этого или любого другого проекта «Гутенберг-тм»
произведение, (b) изменение, модификацию, добавление или удаление любого
Работа проекта Gutenberg-tm и (c) любой Дефект, который вы вызываете.Раздел 2. Информация о миссии проекта Gutenberg-tm
Проект Gutenberg-tm является синонимом бесплатного распространения
электронные произведения в форматах, читаемых на самых разных компьютерах
включая устаревшие, старые, старые и новые компьютеры. Это существует
благодаря усилиям сотен волонтеров и пожертвованиям
людей во всех сферах жизни.
Волонтеры и финансовая поддержка для обеспечения волонтеров
помощь, в которой они нуждаются, имеет решающее значение для достижения цели Project Gutenberg-tm.
целей и гарантировать, что коллекция Project Gutenberg-tm будет
остаются в свободном доступе для будущих поколений.В 2001 году проект
Фонд литературного архива Гутенберга был создан для обеспечения безопасного
и постоянное будущее для Project Gutenberg-tm и будущих поколений.
Чтобы узнать больше о Фонде литературного архива Project Gutenberg
и как ваши усилия и пожертвования могут помочь, см. разделы 3 и 4.
и веб-страница Фонда по адресу https://www.pglaf.org.
Раздел 3. Информация о Литературном архиве проекта «Гутенберг».
Фонд
Фонд Project Gutenberg Literary Archive Foundation является некоммерческой организацией.
501(c)(3) образовательная корпорация, организованная в соответствии с законодательством
штата Миссисипи и получил статус освобожденного от налогов Внутренним
Налоговая служба.EIN Фонда или идентификационный номер федерального налогоплательщика
номер 64-6221541. Его письмо 501(c)(3) размещено по адресу
https://pglaf.org/fundraising. Вклад в проект Гутенберг
Фонд «Литературный архив» освобождается от налогообложения в полном объеме.
разрешено федеральными законами США и законами вашего штата.
Главный офис Фонда находится по адресу 4557 Melan Dr. S.
Fairbanks, AK, 99712., но его волонтеры и сотрудники разбросаны
по многочисленным локациям. Его офис находится по адресу
809 North 1500 West, Солт-Лейк-Сити, Юта 84116, (801) 596-1887, электронная почта
бизнес@пглаф.орг. Ссылки на контакты по электронной почте и актуальные контакты
информацию можно найти на веб-сайте Фонда и официальных
страница на https://pglaf.org
Для получения дополнительной контактной информации:
Доктор Грегори Б. Ньюби
Главный исполнительный директор и директор
[email protected]
Раздел 4. Информация о пожертвованиях проекту Гутенберг
Фонд литературного архива
Проект «Гутенберг-тм» зависит и не может существовать без широкой
распространять общественную поддержку и пожертвования для выполнения своей миссии
увеличение количества произведений, находящихся в общественном достоянии и лицензированных произведений, которые могут быть
свободно распространяется в машиночитаемой форме, доступной для самых широких
оборудование, в том числе устаревшее.Много мелких пожертвований
(от 1 до 5000 долларов США) особенно важны для освобождения от налогов.
статус в налоговой.
Фонд обязуется соблюдать законы, регулирующие
благотворительность и благотворительные пожертвования во всех 50 штатах США
Состояния. Требования соответствия не являются единообразными, и требуется
значительные усилия, много документов и много сборов, чтобы соответствовать и не отставать
с этими требованиями. Мы не собираем пожертвования в местах
если мы не получили письменного подтверждения соответствия.К
ОТПРАВЛЯЙТЕ ПОЖЕРТВОВАНИЯ или определяйте статус соответствия для любого
конкретный государственный визит https://pglaf.org
Хотя мы не можем и не требуем взносов от государств, в которых мы
не выполнили требования ходатайства, мы не знаем ни о каком запрете
против принятия незапрашиваемых пожертвований от доноров в тех штатах, которые
обращаться к нам с предложениями пожертвовать.
Международные пожертвования принимаются с благодарностью, но мы не можем сделать
любые заявления относительно налогообложения пожертвований, полученных от
за пределами США.Одни только законы США захлестывают наш небольшой персонал.
Пожалуйста, проверьте веб-страницы Project Gutenberg для текущего пожертвования
методы и адреса. Пожертвования принимаются в ряде других
способами, включая включая чеки, онлайн-платежи и кредитную карту
пожертвования. Чтобы сделать пожертвование, посетите: https://pglaf.org/donate
Раздел 5. Общая информация о проекте Gutenberg-tm electronic
работает.
Профессор Майкл С. Харт был инициатором проекта Gutenberg-tm.
концепция библиотеки электронных произведений, которыми можно было бы свободно делиться
с кем.В течение тридцати лет он продюсировал и распространял Project
Электронные книги Гутенберга только с небольшой сетью волонтерской поддержки.
Электронные книги проекта Gutenberg-tm часто создаются из нескольких печатных
издания, все из которых подтверждены как общественное достояние в США.
если не включено уведомление об авторских правах. Таким образом, мы не обязательно
хранить электронные книги в соответствии с тем или иным бумажным изданием.
Большинство людей начинают с нашего веб-сайта, на котором есть основное средство поиска PG:
https://www.gutenberg.org
Этот веб-сайт содержит информацию о Project Gutenberg-tm,
в том числе о том, как делать пожертвования литературному проекту Гутенберга.
Archive Foundation, как помочь в выпуске наших новых электронных книг и как
подпишитесь на нашу рассылку по электронной почте, чтобы узнавать о новых электронных книгах.подпишитесь на нашу рассылку по электронной почте, чтобы узнавать о новых электронных книгах.
Ганс Фаллада: Маленький человек, что теперь?
После успеха в начале этого года вновь открытого романа Ганса Фаллады « Один в Берлине» / «Каждый умирает в одиночестве » я очень хотел прочитать больше. Шаг вперед Мелвилл Хаус, который переиздал самые известные романы Фаллады, Пьющий и Маленький человек, что теперь? Для меня последняя всегда была песней Моррисси.В песне «маленький человек» — это угасшая звезда (очень мотив Моррисси), тогда как в книге славное прошлое — это нечто большее, чем центральный персонаж мог надеяться достичь.
Маленький человек, что теперь? имел успех после публикации в 1932 году, был опубликован в более чем 50 немецких газетах и продан полмиллиона копий по всему миру за первые два года, к тому времени он был снят дважды. Это, безусловно, было связано с его откровенным представлением бед миллионов немцев в последние дни Веймарской республики, с массовой безработицей и гиперинфляцией; Последнее Фаллада представляет в сбивчивых словах старухи, у которой есть свое объяснение того, куда ушли все ее деньги («Может ли фунт масла стоить три тысячи марок?»)
‘Я вам скажу.Теперь я знаю, что мои деньги были украдены. Кто-то, кто арендовал здесь, украл его. Но я не могу вспомнить имена, так много людей жило здесь с войны. сижу и размышляю. Я также понимаю, что это должен был быть кто-то очень умный, потому что он подделал мою домашнюю книгу, чтобы я не заметила. Он превратил три в три тысячи без моего ведома».
Это слушают наш человечек Пиннеберг и его Ламмхен («маленький ягненок»), недавно забеременевшая подружка, с которой ему теперь нужно обустроиться до рождения их «Креветки».Он уверен, что влюблен в нее: ну, почти уверен. Когда она отбрасывает его комплименты о своей красоте («Кто захочет танцевать с такой козой, как [я]?»), «чувство, которое ему не совсем нравилось, охватило Пиннеберга. «Она действительно не должна была говорить мне об этом, — подумал он. «Я всегда считал ее красивой. Может быть, она все-таки некрасивая».
Главные проблемы, с которыми они сталкиваются, однако, те же самые, с которыми сталкивался каждый маленький человек дня: нехватка работы, бесполезность денег и неуверенность в том, кто лучше обеспечит их будущее коммунистами или многообещающе звучащими национал-социалистами. .Книга была написана до прихода к власти нацистов, и они редко упоминаются в книге (Фаллада компенсирует это в Every Man Dies Alone ). Вместо этого его беспокоит повседневная борьба. «Все становится сложнее, когда ты беден». Даже когда Пиннеберг находит работу, а «он действительно счастлив… за этим счастьем кроется страх: продлится ли оно? Нет, конечно, не продлится. Итак, как долго это продлится?»
Ежедневный труд — можно сказать, радости и печали работы — это то, что Фаллада очень хорошо изображает (и заставил меня понять, как редко работа реалистично представлена в романах, которые явно не о работе).Он устраивается на работу продавцом мужской одежды, и скука, дух товарищества, страх и случайные победы в трудовой жизни прекрасно сочетаются. В этом есть оттенок опыта, как и в борьбе Пиннеберга с отцовством, когда (и незадолго до) рождения «Креветки»: и мое суждение об их подлинности тоже рождено опытом.
Креветка закричала! Маленькая светлая комната отозвалась эхом от его визга; его маленький голос был чрезвычайно громким и пронзительным. Он стал ярко-красным. Он должен перевести дух когда-то, хотя Пиннеберг.
Есть и комедия — настоящая комедия тяжелых времен — с натуристками, борьбой бизнесменов за власть и удивительным секретом матери Пиннеберга. Все это посеяно в контексте захватывающей истории, реалистично ужасающих персонажей и искреннего сочувствия к маленькому человеку. Пиннеберг расстегивает петлицу известному актеру, пришедшему к джентльменам, актеру, в чьем искусстве он нашел утешение, как нашли бы миллионы немцев в книге Фаллады:
.‘Вы знаете, дела у обычных людей, вроде нас, идут совсем неважно, и мне иногда кажется, что все и все делают из нас обезьяну.Жизнь вообще, понимаешь, о чем я, и чувствуешь себя таким маленьким…»
В это издание включено образцовое послесловие Филипа Брейди на 20 страницах, мини-эссе о Фалладе и Маленький человек, что теперь? , что значительно увеличило мое удовольствие от книги. Он помещает книгу в ее социальный, политический и литературный контекст и любопытным образом стал ярким событием в моем читательском опыте. Как и в случае с изданием « Every Man Dies Alone », Melville House полностью отдал должное работе Фаллады.
Одна из самых трогательных фраз в книге вообще не из текста рассказа. После пращей и стрел, от которых пострадали Пиннеберг и Ламмхен («Вниз по скользкому склону, бесследно затонувший, полностью разрушенный. Порядок и чистота, исчезнувшие; работа, материальная обеспеченность, исчезнувшие прогресс и надежда. Бедность — это не только нищета, бедность есть проступок, бедность есть пятно, бедность подозрительна») — после всего этого, после безжалостной тяготы повседневного существования — особенно в это время, в этом месте — больше всего трогает сердце глава, заглавная ближе к концу книга.он гласит: «Эпилог: жизнь продолжается».
Нравится:
Нравится Загрузка…
РодственныеСлушай, Маленький Человек — Вильгельм Райх
От материи к жизни и к разуму:
Раскрывающееся сознание
Послушай, Маленький Человек
— Только ты сам можешь быть своим освободителем!
Вильгельм Райх, 1948 г.
«Они называть вас «Маленький человек», «Обыкновенный человек»; говорят новая эра началась «эра простого человека».Это не ты так говорит, Маленький Человек… Ты позволяешь людям, находящимся у власти, брать власть «для маленького человека». Но ты сам молчишь. Вы даете мужчин во власти или импотентов со злом намерения власть представлять вас. Только слишком поздно ты понимаешь, что снова и снова ты обманутым… Я никогда не слышал, чтобы вы жаловались: «Вы помоги мне стать будущим хозяином самого себя и мир, но ты не скажи мне, как стать хозяином самого себя, и вы не говорите мне об ошибках в моем мышлении и моем действия.»
«Ваши освободители говорят вам что ваши подавители это Вильгельм, Николаус, Папа Григорий Двадцать восьмой, Морган, Крупп или Форд. И ваши «освободители» называются Муссолини, Наполеон, Гитлер а также Сталин. Я говорю тебе: только ты сам можешь быть своим освободитель!» «Эта фраза заставляет меня колебаться. я утверждаю быть борцом за чистоту и правду. Я сомневаюсь, потому что я боюсь тебя и твоего отношения к правду… Мой интеллект говорит мне: «Говори правду в любое время». Стоимость.’ Маленький Человек во мне говорит: «Глупо открыться маленькому человеку, поставить себя на его милосердие.Маленький Человек не хочет слышать правду о себе… Он хочет стать богатым, или партия предводитель, или командир легиона, или секретарь Общество искоренения порока. Но он не хочет брать на себя ответственность за свою работу… Он не хотят большой ответственности, которая лежит на нем. Он хочет оставайся Маленьким Человеком…»
[См. также Вильгельм Райх — Слушай, Маленький Человек! на amazon.com]
Выдержки
«Они называть вас «Маленький человек», «Обыкновенный человек»; говорят, что наступила новая эра началась «Эра простого человека».это не ты, кто так говорит, Маленький Человек. Это они, вице-президенты великих наций, выдвинутых рабочих лидеров, раскаявшихся сыновей буржуазных семей, государственных деятелей и философов. Они дают вы свое будущее, но не спрашивайте о своем прошлом.
Вы наследник ужасного прошлого. Ваше наследие – это горящий алмаз в руке. это то, что я говорю вам.
Каждый врач, сапожник, механик или педагог должен знать свои недостатки, если он должен делать свою работу и делать его проживание. В течение нескольких десятилетий вы начали играть руководящую роль на этой земле.Это ваше мышление и от ваших действий зависит будущее человечества. Но ваши учителя и мастера не говорят вам, как вы на самом деле думать и есть; никто не осмеливается высказывать одну критику из вас, которые могли бы сделать вас способными управлять своим собственная судьба. Вы «свободны» только в одном смысле: свободны от обучение самостоятельному управлению своей жизнью, свободное от самокритика.
Я никогда не слышал, чтобы ты жаловался: «Ты сделай меня будущим хозяином себя и мира, но ты не говори мне, как быть хозяином самого себя, и вы не говорите мне об ошибках в моем мышлении и моем действия.
Вы позволяете людям, находящимся у власти, брать власть «для Маленький человек’. Но ты сам молчишь. Вы даете мужчинам в власть или бессильные люди со злыми намерениями власть представлять вас. Только слишком поздно вы понимаете, что снова и опять вас разводят…
Увидь себя таким, какой ты есть на самом деле. Послушайте, что ни один из ваши вожди и представители смеют говорить вам: вы — маленький, обычный человек ». Поймите двойной смысл этих слова: «маленький» и «общий».»
Не беги. Имейте смелость посмотреть на себя!«Какое право ты имеешь мне рассказывать?» я вижу это вопрос в твоем испуганном взгляде. я слышу этот вопрос из твоего дерзкого рта, Маленький Человек. Вы боитесь посмотри на себя, ты боишься критики, Маленький Человек, точно так же, как вы боитесь силы, которую они вам обещают. Ты не знал бы, как использовать эту силу. Вы не смеете думать что вы когда-либо могли испытать себя по-другому: бесплатно вместо запуганного; открытый вместо тактического; любящий открыто а не как вор в ночи.Ты презираешь себя Маленький человек. Вы говорите: «Кто я такой, чтобы иметь собственное мнение, определить мою собственную жизнь и объявить мир мой?» Вы правы: кто вы такой, чтобы претендовать на жизнь?
Ты отличаешься от действительно великого человек только в одном: великий человек когда-то тоже был очень маленький человек, но он развил одну важную способность: он научился видеть, где он был мал в своем мышлении, и действия. Под давлением какой-то задачи, которая была дорога его он научился все лучше и лучше чувствовать угрозу, которая происходит от его малости и мелочности.Значит, великий человек знает, когда и в чем он маленький человек.
Маленький Человек не знает, что он мало, и он боится узнать это. Он прикрывает свою малость и узость с иллюзиями силы и величия, силы и величия других. Он гордится своих великих полководцев, но не гордился собой. Он восхищается мысль, которой у него не было, и не та мысль, которую он имел имеют. Он верит в вещи тем больше, чем меньше он их понимает, и не верит в правильность из тех идей, которые он постигает наиболее легко….
Твои освободители говорят тебе, что твой подавители — Вильгельм, Николаус, Папа Григорий Двадцатый В-восьмых, Морган, Крупп или Форд. А ваши «освободители» называли Муссолини, Наполеона, Гитлера и Сталина.
Я говорю тебе: только ты сам можешь быть своим освободитель!»
Это предложение заставляет меня колебаться. я утверждаю быть борцом за чистоту и правду. Я сомневаюсь, потому что Я боюсь тебя и твоего отношения к истине. Сказать правда о тебе опасна для жизни.Правда также спасает жизнь, но становится добычей каждой банды. Если это если бы это было не так, ты не был бы тем, кто ты есть и где ты являются.
Мой интеллект говорит мне: «Говори правду в любой ценой. Маленький Человек во мне говорит: «Глупо открыться маленькому человеку, поставить себя на его милосердие. Маленький Человек не хочет слышать правду о сам. Он не хочет большой ответственности, которая его. Он хочет остаться Маленьким Человеком. Он хочет оставаться Маленький человек, или хочет стать маленьким великим человеком.Он хочет стать богатым, или лидером партии, или командиром легиона, или секретарь общества уничтожения порока. Но он не хочет брать на себя ответственность за свою работу…
Я скажу тебе, кто ты:
Вы поражены эмоциональной чумой. Ты болен, очень болен, Маленький Человек. Это не твоя вина. Но это ваша ответственность избавиться от этой болезни.
Вы путаете право на свободу слова и на критику безответственными разговорами и неудачными шутками.Тот, кто должен защищать живых от эмоциональной чумы должен научиться использовать право на свободу слова, как мы пользуемся им в Америке в по крайней мере, так же хорошо, как и злоупотребления эмоциональной чумой это к плохому. Предоставлено равное право на выражение мнение, рациональное в конце концов должно победить.
Важно не индивидуальное лечение, а профилактика психических расстройств. Вы заперли сумасшедших, и нормальные люди управляют этим миром. Кому же тогда винить во всех бедах?
Вы даете бессильным людям со злыми намерениями власть представлять вас.Только слишком поздно ты понимаешь что снова и снова вас обманывают. Ты должен осознайте, что вы делаете своих маленьких человечков своими угнетателей, и что вы сделали мучеников из ваших истинных великие мужчины.
Потому что ты боишься жизни, Маленький Человек, смертельно боишься. Вы убьете его, веря, что делаете это ради «социализм», или «государство», или «национальная честь», или слава Богу.»
Я узнал в тебе смертельный страх живого, страх что всегда заставляет вас начать правильно и закончить неправильно.В твоих руках было счастье человечества, и ты проиграли. У тебя был мир в твоих руках, и в конце вы сбросили свои атомные бомбы на Хиросима и Нагасаки. Через века ты будешь прольёт кровь там, где жизнь надо беречь, и поверит что вы достигаете свободы с помощью палача; таким образом вы снова и снова будете попадать в одно и то же болото.
Ты сам создаешь все свои страдания, час за часом, день за днем . Вы считаете, что цель оправдывает средства.Вы ошибаетесь: Цель находится на пути, на котором вы добраться до него. Каждый шаг сегодняшнего дня — это ваша жизнь завтрашнего дня . Вы стоите на голове и верите, что танцуете в Царство свободы.
Ты давно мог бы стать хозяином своего существование, если бы только ваше мышление было в Направление правда. Ты труслив в своих мыслях, Маленький Человек, потому что реальное мышление сопровождается телесными ощущениями, а ты боишься своего тела. Многие великие люди говорили вам: Вернитесь к своему происхождению — прислушайтесь к своему внутреннему голосу — следуйте ваши истинные чувства — берегите любовь.
…медленно и ощупью я нашел то, что делает тебя рабом: ты являются вашим собственным надсмотрщиком. Никто другой — никто, кроме сами несете ответственность за свое рабство. . . Я перестал желать умереть за твою свободу быть чей-либо раб. Я говорю тебе: Только ты сам можешь быть твой освободитель!
Поистине великий человек забирает твою свободу смертельно серьезно. Для того, чтобы установить его на практике образом, ему приходится окружать себя множеством маленьких человечков, помощниками и мальчиками на побегушках, потому что он не может работу сам.К тому же ты его не поймешь, и позволил бы ему упасть на обочину, если бы он не окружил себя маленькими великими людьми. Окружен много маленьких великих людей, он завоевывает власть для вас, или часть правды или новое, лучшее убеждение.
Он пишет евангелия, законы о свободе и т. д. и рассчитывает на вашу помощь и серьезность. Он вытаскивает тебя из ваше социальное болото. Для того, чтобы сохранить вместе многих маленькие великие люди, чтобы не потерять ваше доверие, истинно великий человек должен жертвовать кусок за куском своего величия, которого он смог достичь лишь в глубочайшее интеллектуальное одиночество, вдали от вас и ваших повседневного шума, и все же в тесном контакте с вашей жизнью.В чтобы быть в состоянии вести вас, он должен терпеть ваше превращая его в неприступного Бога. у тебя бы не было доверие к нему, если бы он остался тем простым человеком, которым он было. . .
Таким образом, вы сами создаете своего нового мастера. Выдвинутый на роль нового хозяина, великий человек теряет величие, потому что это величие состояло в его прямолинейность, простота, смелость и реальный контакт с жизнью….
…Те, кто действительно жив, добры и ничего не подозревают в их человеческих отношениях и, следовательно, под угрозой при нынешних условиях.Они предполагают, что другие думают и действовать щедро, доброжелательно и услужливо в соответствии с законы жизни. Это естественное отношение, лежащее в основе здоровым детям, так и первобытному человеку, неизбежно представляет большую опасность в борьбе за рациональный путь жизни, пока существует эмоциональная чума, потому что чумные приписывают собственный образ мышления и действовать по отношению к своим ближним. Добрый человек считает, что все люди добры, а заразившийся чумой верит что все люди лгут, мошенничают и жаждут власти. В такой ситуации живые находятся в очевидном недостаток. Когда они дают одержимым чумой, они высосанный досуха, затем высмеянный или преданный…
…Пора уже живым окрепнуть, ибо жесткость необходима в борьбе за сохранение и развивать жизненную силу; это не умалит их добро, пока они мужественно стоят за истину. . . . Любой, кто хочет защитить жизненную силу от эмоциональная чума должна научиться использовать по крайней мере столько же право на свободу слова, которым мы наслаждаемся в Америке навсегда заканчивается, как эмоциональная чума для злых.Предоставленный равные возможности для самовыражения, рациональность связана с победить в конце концов. Это наша большая надежда…
Добрый человек считает, что все люди добрые и действовать соответственно. Чумной человек считает, что все люди лгут, мошенничают, воруют и жаждут власти. Ясно тогда, живое находится в невыгодном положении и в опасности.
Существует только одно противоядие от микробов эмоционального чума в массовом индивидууме: его собственное ощущение жизни жизнь. Живое требует не силы, а ее надлежащего роль в жизни человека.Он основан на трех столпах любовь, работа и знания.
Ты умоляешь о счастье в жизни, но безопасность важнее важно для вас, даже если это будет стоить вам вашего позвоночника или твоя жизнь. Ваша жизнь будет хорошей и безопасной, когда живость будет значить для вас больше, чем безопасность; люблю больше чем деньги; Ваша свобода больше, чем партийная линия или общественная мнение; когда ваше мышление будет в гармонии с вашим чувства; когда учителя ваших детей будут лучше платят, чем политики; когда у тебя будет больше уважения к любви между мужчиной и женщиной, чем к разрешение на брак.
Вы больше не будете верить, что вы «не в счет». Ты будет знать и отстаивать ваши знания о том, что вы носитель человеческого общества. Не убегай. Не бойся. Это не так уж и страшно быть ответственным носителем человеческого общество. У раздутых лидеров не было бы ни солдат, ни оружия. если бы вы ясно знали и отстаивали свои знания, что поле должно приносить пшеницу и фабрику мебели или обуви, а не оружие. Все, что вам нужно сделать, это продолжить то, что вы всегда делал и всегда хочу делать: делать свою работу, пусть ваши дети растут счастливыми, чтобы любить свою половинку.
Ты Велик, Маленький Человек, когда ты не мал и мелкий. Ты прекрасен, когда любишь свое дело, когда тебе нравится резать, строить, рисовать и украшать и сеять, когда любуешься голубым небом и олень и роса и музыка и танцы, твой рост дети и красивое тело твоей женщины или твоего мужчины, когда вы научитесь понимать и думать о жизни. Ты здорово, когда держишь внуков на коленях и расскажи им о давно минувших временах, когда заглянешь в неопределенное будущее с их доверчивым детским любопытством, когда убаюкиваешь новорожденного, когда поешь доброе старые народные песни.
Следуй за голосом своего сердца, даже если он уводит тебя путь робких душ. Не становись жестким и озлобленным, даже если жизнь иногда мучает вас. Есть только одна вещь это имеет значение: прожить жизнь хорошо и счастливо…»
Фреска Деборы Робертс «Маленький человек» установлена на фасаде современного Остина
Дебора Робертс «Маленький человек, маленький человек», настенная инсталляция в Центре современного Остина Джонса.
Фреска художницы Деборы Робертс из Остина, Маленький человек, маленький человек (2020), вдохновленная одноименной детской книгой Джеймса Болдуина, была установлена на фасаде центра современного Остина Джонса (вдоль 7-й улицы, на пересечении Конгресс-авеню).На новой печатной виниловой работе представлены коллажи с изображениями чернокожего мальчика в различных жестах, которые можно рассматривать как отражение жизни в этом возрасте. Робертс заявляет в пресс-релизе о работе: «Я хотел, чтобы эти коллажи продемонстрировали эмоциональную, праздничную энергию этого маленького ребенка, который пытается пробиться во взрослую жизнь, не подвергаясь преследованиям или уголовному преследованию».
Дебора Робертс.
Маленький человек является частью предстоящей выставки Робертс в The Contemporary Austin, ее первой персональной выставки в техасском музее, которая откроется 23 января 2021 года и продлится до 15 августа 2021 года.На выставке будут представлены совершенно новые коллажи, картины и видеоинсталляция.
«Работы Деборы невероятно резонансны на многих уровнях, о чем свидетельствует это публичное произведение искусства под открытым небом, расположенное в самом центре города Остин, в нескольких кварталах от Капитолия штата», — говорит главный куратор Contemporary и директор по кураторским вопросам Хизер Песанти, организатор выставки. «С сюжетом, заключающим в себе уникальный опыт и точку зрения маленького чернокожего ребенка в Америке, и огромным масштабом, пересекающим внешнюю стену музея, Маленький человек, маленький человек является одновременно обнадеживающим и могущественным — не упомянуть захватывающий предварительный просмотр персональной выставки художника, открывающейся в Центре Джонса этой зимой.
В Маленький Человек фигура больше чем в натуральную величину повторяется в серии из шести изображений в разных позах и жестах. «Критикуя представления о красоте, теле, расе и идентичности в современном обществе и истории Америки через призму чернокожей молодежи, работы Робертс осуждают последствия расизма для чернокожих детей, предвидя обнадеживающее будущее».
Центр современного Остина Джонса в настоящее время закрыт в связи с пандемией COVID-19, но фреска Робертса видна снаружи здания вдоль 7-й улицы.Для получения дополнительной информации о предстоящей персональной выставке The Contemporary Austin и Деборы Робертс посетите веб-сайт The Contemporary Austin здесь.
Парижское обозрение — Игра за Маленького человека Ральфа Эллисона на станции Чехо
Ральф Эллисон
Для агностиков и атеистов среди нас нет никакой божественной силы, диктующей наши пути. Мы только то, что решаем, индивидуально и коллективно, и можем достичь своим собственным интеллектом. Человеческое тело имеет естественные ограничения.А совпадение — это просто совпадение.
Но время от времени я сталкиваюсь с, казалось бы, не связанными между собой фактами, которые придают некоторую достоверность космическому вмешательству. Например, тот факт, что Ральф Эллисон умер 16 апреля 1994 года, всего за три дня до выпуска классического дебютного альбома Наса, Illmatic , 19 апреля 1994 года. Эллисон, конечно, наиболее известен своим романом 1952 года . «Человек-невидимка » — произведение, которое сейчас считается одним из величайших американских романов. Опираясь на «Записки из подполья » Достоевского как тематически, так и повествовательно, Эллисон искусно конструирует психический ужас чернокожего человека, живущего в обществе политической и социальной иерархии, которые делают его, этого безымянного рассказчика/главного героя, невидимым, по крайней мере, насколько это возможно. быть обеспокоенным, чтобы понять его основную человечность.
Время Эллисона пришло: он скончался от рака поджелудочной железы в уже немолодом возрасте восьмидесяти одного года. Но есть некоторая поэзия в уходе одного из самых влиятельных чернокожих авторов американских писем всего за несколько дней до выпуска самого влиятельного хип-хоп альбома всех времен. Иллматик , как и Человек-невидимка , является документом жизни чернокожего мужчины, на этот раз с точки зрения пост-гражданских прав, пострейганомического городского пейзажа. Нас изображает параноидальную чувствительность чернокожего человека, прекрасно осознающего свою смертность и пытающегося выжить в мире, который предлагает ему немного больше, чем наркотики, полицию, оружие и тюрьму.
Эллисон почти ничего не сказал нам о своих мыслях о хип-хопе, хотя он делил недвижимость с родиной этой культуры. Его наблюдения в основном относятся к эстетике. В профиле жителя Нью-Йорка , появившемся незадолго до смерти Эллисона, Дэвид Ремник отмечает, что «он наблюдает, как чернокожие дети в Гарлеме в своих мешковатых хип-хоп костюмах идут по Бродвею, и в тот же день он видит по телевизору белых детей из пригородов, тот же стиль». Ремник указывает на это как на знак интеграции в американскую культуру, которую Эллисон предвидел и тепло принял.Арнольд Рамперсад в своей биографии 2007 года предлагает следующее наблюдение Эллисона о Гарлеме в 1980-х:
Район Ральфа оставался источником раздражения. Теперь это превратилось в какофонию бум-боксов: «Вот мы здесь, на нас напали портативные музыкальные автоматы нового стиля, которые, кажется, есть у каждого маленького ублюдка в радиусе нескольких миль, и которыми они любят делиться с нами, обездоленными, даже если сейчас четыре утра. ».
Несмотря на то, что мне осталось немного, я полагаю, что Эллисон мало уважал хип-хоп, учитывая его благоговение перед джазом (неавангардной разновидностью) и неприятие фанка (который он описал как «наиболее пахучий из музыкальных (?) стили»).У него был профиль ненавистника хип-хопа, но этот жанр, безусловно, был взят из колодца его влияния. Ясин Бей (урожденный Мос Деф) исполнил рэп в своей песне «Hip-Hop» из альбома 1999 года Black on Both Sides : «Мы перешли от сбора хлопка / к рубке цепной банды / к бибопингу / к хип-хопу / Блюзмены получили опцион на акции «голубых фишек» / «Человек-невидимка», за которым наблюдал весь мир». Кендрика Ламара сравнивают с рассказчиком «Человека-невидимки », а хип-хоп журналист Андреас Хейл пишет: «Рассказчик «Человека-невидимки » проводит почти два десятилетия, пытаясь убедить белую Америку в том, что его нужно принять… безымянный персонаж в Человек-невидимка , Кендрик чувствует себя виноватым за то, что потратил так много времени на то, чтобы стать бессмертным в своей музыке, путешествуя по миру, в то время как его друзья и семья на родине переживали тяжелые времена.
Что еще больше подталкивает меня к вере в богоподобный порядок человеческих временных линий в отношении смерти Эллисона и выпуска Illmatic , так это то, что одна из строк в альбоме идеально воплощает идею Эллисона. В своем, пожалуй, лучшем эссе «Маленький человек на станции Чехо» Эллисон излагает советы, данные ему Хейзел Харрисон, «весьма уважаемой концертирующей пианисткой и педагогом». Эллисон изучал музыку в Институте Таскиги, специализировался на игре на трубе, и после одного явно ужасного сольного концерта он искал утешения в подвальной студии мисс Харрисон.Он искал сочувственного похлопывания по спине, но вместо этого получил совет, который сначала сбил его с толку. Мисс Харрисон сказала ему: «Ты должен всегда играть как можно лучше, даже если это только в зале ожидания на станции Чехо, потому что в этой стране всегда будет маленький человечек, спрятанный за печкой… Всегда будет маленький человек, которого вы не ожидаете, и он будет знать музыку , и традицию , и стандарты музыкальности , необходимые для всего, что вы собираетесь исполнять!
СтанцияChehaw была скромной железнодорожной остановкой рядом с Институтом Таскиги в Алабаме.Архивные изображения говорят о том, что даже в 1931 году это было не то место, где хотелось бы проводить много времени. И все же мисс Харрисон сочинила из этого ценную притчу, чтобы передать ее своей ученице. В эссе Эллисон размышляет о присутствии маленького человека за печкой и применяет эту метафору к критике американской литературы:
Будучи представителем американской публики в миниатюре, маленький человечек опирается на некодифицированную американскость своего опыта — будь то жизнь или искусство, — когда он вступает в безмолвный диалог с художественной экспозицией форм, предлагая или отвергая работу искусство на основе того, что он считает подтверждением или искажением американского опыта.
Эллисон приходит к пониманию и хочет, чтобы мы поняли, что ценность представления маленького человека как части аудитории заключается в следующем: он «заставляет художника достичь новых высот выразительности». Маленький человечек, как только мы начинаем рассматривать его присутствие, оказывается гораздо более изощренным, чем предполагалось. Хотя он настроен на стандарты широкого литературного ландшафта, у него есть понимание американской культуры, которое они не представляют. Он критически относится к традициям именно потому, что в его версии Америки они неузнаваемы.Чтобы создать подлинно американскую форму искусства, учит Эллисон, нельзя сбрасывать со счетов маленького человека за плитой из-за его скромного положения, поскольку он, возможно, лучше всего подходит для понимания ценности любого искусства, которое претендует на то, чтобы определять американский опыт.
Хотя Эллисон во многих других своих эссе приводит довод о том, что художественное и политическое должны оставаться отдельными, это широкое понятие литературной аудитории, кажется, просит нас переплести их. Вопрос об аудитории, имплицитно, является вопросом гражданства: кто имеет значение, а кто нет.Кому позволено предположение о неотъемлемом достоинстве? Кто заслуживает того, чтобы с ним говорили и для кого создавали?
Nas отвечает на эти вопросы прямо и ритмично в песне «Memory Lane (Sittin in da Park)», где он начинает: «Я читаю рэп для слушателей, тупиц, летающих леди и заключенных / держателей Hennessy и нигеров старой школы». Его Chehaw Station — это Queensbridge Housing Projects, а маленький человечек за печкой — набор персонажей, населяющих его повседневную жизнь (и не ограниченный полом).Достигнув их, Nas создал оригинальное хип-хоп произведение, которое только выросло в более широком музыкальном мире за двадцать с лишним лет после его выпуска.
Одним из многих моментов, в которых Нас отличается от Эллисона, является то, что он решил творить для маленького человечка за печкой, не задаваясь вопросом, обладает ли этот человечек утонченным пониманием американского музыкального мира. «Многие из нас, кстати, читали своих первых Хемингуэя, Фицджеральда, Манна в парикмахерских, слышали нашу первую оперу на фонографах», — писал Эллисон.Для Эллисона маленький человек заслуживает внимания, потому что он обладает глубоким знанием американских мастеров. Художественного внимания требует не столько маленький человек, сколько уникальный взгляд маленького человека на то, что просочилось в канон.
Но по-настоящему рассмотреть маленького человека означает также признать, что у него есть свои собственные интеллектуальные и художественные традиции, и найти в них ценность. Это становится решающим в то время, когда негативная реакция на стремление к более инклюзивному литературному ландшафту приводит к упрощенным аргументам о литературных достоинствах и разнообразии.Если «литературное достоинство» когда-либо определялось единственным голосом, то каким достоинством оно обладает? На каждый мягкий толчок, чтобы рассмотреть, что определение должно быть изменено, что мы включаем художников, которые бросают вызов этому доминирующему голосу, есть громкий и непосредственный контраргумент, что мы должны держаться наших традиций, тем самым закрывая эти другие голоса.
Я думаю о недавних работах Евы Л. Юинг ( Electric Arches ) и Дженни Чжан ( Sour Heart ). Они сосредотачивают свое внимание на своих собственных станциях Chehaw, и благодаря этому их работа становится полностью американской.В тонкой, жизнеутверждающей экспериментальной смеси поэзии и прозы Юинг исследует детство чернокожих в Чикаго. Чжан исследует китайских девушек в первом поколении в Бруклине через самые бескомпромиссные человеческие аспекты их тел. Что позволяет этим авторам петь свободно, так это не воображаемая однородная американская аудитория, готовая слушать, а их уважение к тем американцам, которым сказали, что они не американцы. Как художники, они переосмысливают саму концепцию культурной идентичности нашей страны и выталкивают наше литературное воображение за пределы нашей социальной реальности.
— Отвергни маленького человечка во имя чистоты, — предупредил Эллисон, — или как того, кто стремится за пределы своего социального положения или культурных способностей — хорошо! Но стоит помнить, что одна из имплицитно созидательных функций искусства в США… заключается в определении и сопоставлении разнообразного американского опыта путем выявления ранее неизвестных закономерностей, деталей и эмоций наряду с общепризнанными».
Когда мы отрицаем человечка за печкой, мы отрицаем себя.
Майкл Дензел Смит — New York Times автор бестселлера «Человек-невидимка, за которым наблюдает весь мир» , теперь доступный в мягкой обложке.