Человек в футляре — Википедия (с комментариями)
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
| Человек в футляре (истинное происшествие) | |
Ошибка создания миниатюры: Файл не найден | |
| Жанр: | рассказ |
|---|---|
| Автор: | Антон Чехов |
| Язык оригинала: | русский |
| Дата написания: | 1898 |
| Дата первой публикации: | 1898 |
| Издательство: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field ‘wikibase’ (a nil value). |
| Цикл: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field ‘wikibase’ (a nil value). |
| Предыдущее: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field ‘wikibase’ (a nil value). |
| Следующее: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field ‘wikibase’ (a nil value). |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field ‘wikibase’ (a nil value). | |
| 15px Текст произведения в Викитеке | |
«Челове́к в футля́ре» — рассказ Антона Павловича Чехова, написан в мае — июне 1898 года. Впервые был опубликован в журнале «Русская мысль», 1898 год, № 7. Первая часть «маленькой трилогии»[1].
История создания
Замысел о создании этой серии возник у Чехова летом. Серия «Маленькая трилогия», состоящая из трёх рассказов: «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», не должна была оканчиваться рассказом «О любви». Во время написания рассказов произошёл спад активности творчества, а позднее Чехова отвлекло заболевание туберкулезом.
Чехов писал об этом рассказе в записных книжках[2]:
«Человек в футляре: всё у него в футляре. Когда лежал в гробу, казалось, улыбался: нашёл свой идеал»
— А. П. Чехов
Прототип
Точный прототип Беликова неизвестен. Некоторые современники (в том числе В. Г. Богораз и М. П. Чехов) считали, что прототипом «человека в футляре» стал инспектор таганрогской гимназии А. Ф. Дьяконов, другие же описывали черты характера Дьяконова, опровергающие мнение первых. Так, П. П. Филевский отмечал щедрость Дьяконова и писал: «Я же положительно утверждаю, что между „Человеком в футляре“ и А. Ф. Дьяконовым ничего общего нет и в этом произведении А. П. Чехова никакого местного колорита найти нельзя»[3].
Ю. Соболев полагал, что вероятным прототипом чеховского героя мог стать известный публицист Меньшиков М. О., Чехов в одном из своих дневников писал о нём:Впрочем, сходство между Меньшиковым и Беликовым можно отметить только внешнее[3]. Сам же Чехов писал и о своём брате И. П. Чехове:«М. в сухую погоду ходит в калошах, носит зонтик, чтобы не погибнуть от солнечного удара, боится умываться холодной водой, жалуется на замирание сердца[4]»
«Он, то есть Иван, немножко поседел и по-прежнему покупает всё очень дёшево и выгодно и даже в хорошую погоду берёт с собой зонтик»[5].
Из всех этих фактов, можно сделать вывод, что образ учителя греческого языка Беликова является собирательным[3].
Теперь выражение «Человек в футляре» стало нарицательным в русском языке, означающее одинокого человека, который закрывается от всего мира, создавая вокруг себя оболочку, «футляр».
Персонажи
Герои «Маленькой трилогии»:
Герои рассказа Буркина:
- Беликов — учитель древнегреческого языка. Работал вместе с Буркиным в гимназии. Любимая его фраза: «Кабы чего не вышло»
- Повар Афанасий — старик 60 лет. Нетрезвый и полоумный слуга Беликова.
- Михаил Саввич Коваленко — учитель истории и географии. Молодой, смуглый, высокий мужчина.
- Варенька — возлюбленная Беликова 30 лет. Сестра Коваленко. Высокая, стройная, чернобровая, краснощёкая девушка.
Сюжет
Рассказ начинается с описания ночлега двух охотников: Ивана Иваныча Чимша-Гималайского и Буркина. Они остановились в сарае старосты села и рассказывали друг другу разные истории. Разговор зашёл на тему людей «одиноких по натуре, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу». Буркин рассказывает историю о неком Беликове, недавно умершем в его городке.
Беликов и был «Человеком в футляре». Он даже в самую тёплую погоду выходил в пальто, в галошах и с зонтиком. И у зонтика его был футляр, и у часов, и у перочинного ножика. И само его лицо, казалось, было в чехле, он постоянно прятал его за воротником. У этого человека было непреодолимое стремление создать себе оболочку, за которой он бы спрятался от реальности. Даже самое малое нарушение или отклонение от правил заставляли его волноваться. На педагогических советах он угнетал всех своей мнительностью и осторожностью. Своими вздохами и нытьём он давил на всех и все ему уступали. Все его боялись. Была у Беликова странная привычка — ходить по квартирам учителей. Он приходил, садился и молчал. Так он «поддерживал добрые отношения с товарищами».
Как-то в гимназию назначили нового учителя истории и географии, а приехал он не один, а с сестрой Варенькой. Она очаровала всех на именинах у директора, даже Беликова. И тогда все решили их поженить. Варенька была не прочь выйти замуж. Но Беликов сомневался, он постоянно говорил о Вареньке, о семейной жизни и о том, что брак — это шаг серьёзный.
Брат Вареньки возненавидел Беликова с первого дня их знакомства. Он даже название Беликову дал «глитай абож паук»[6].
Однажды кто-то нарисовал карикатуру на Беликова: идёт Беликов, а под руку с ним Варенька и внизу надпись: «Влюблённый антропос». Эту карикатуру получили все учителя и чиновники. Беликов еще не отошёл от случая с карикатурой, а тут выезжает Варенька на велосипеде со своим братом. Беликов цепенеет и бледнеет, ему кажется неприличным катание на велосипеде. На следующее утро он приходит к Коваленко и начинает говорить ему о том, как неприлично ездить на велосипеде. Их встреча заканчивается ссорой. Коваленко спускает Беликова с лестницы. Тут заходит Варенька и видит помятого Беликова. Она думает, что он упал с лестницы сам, и начинает хохотать. Этим смехом всё завершилось: и сватовство, и жизнь Беликова. Беликов уходит к себе домой, ложится и больше не встаёт. Через месяц Беликов умер. Хоронили его все, а после похорон испытывали не грусть, а облегчение.
Критики о рассказе
Рассказ получил большой отклик как у критиков, так и у простого народа.
Одним из первых своим мнением о рассказе поделился А. А. Измайлов, который написал:
«Начатая с улыбкой на устах комическая история, — писал Измайлов о рассказе, — досказывается серьёзным голосом, в котором слышится лёгкое дрожание. Самый фон картины становится сумрачным и торжественно-величавым»[7]Критика смущало соединение комедийного карикатурного персонажа и серьёзности взгляда Чехова, серьёзности фона.— «Биржевые ведомости»[8]
Н. Виленкин считал, что это противоречие связано с мастерством писателя. Даже Скабичевский, не питавшей «особой любви к Чехову» и считавший его безыдейным писателем[9], назвал Беликова «замечательным художественным откровением Чехова» и поставил образ «человека в футляре» в одну линию с Обломовым и Чичиковым [7][10]. В октябре 1898 года рассказ Чехова анализирует критик и публицист Богданович, который его высоко оценивает, замечает мастерство создания портрета Беликова. Богданович считает, что Беликов и есть сама общественная жизнь, «житейская тина», а потому критикует Чехова за безысходность финала и отсутствие надежды[7][11]. Тем не менее, несмотря на всеобщие положительные оценки, К. П. Медведский в журнале «Московские ведомости» высказал достаточно грубое мнение о рассказе и творчестве писателя в целом:
«Рассказ бессодержателен, плох, но обойти его молчанием нельзя, потому что в нём с чрезвычайною ясностью раскрываются основные недостатки писателя, умеющего воспроизводить лишь внешние стороны житейских явлений»[7]— «Московские ведомости»[12]
«В зазоре между Беликовым из рассказа Буркина и Беликовым из рассказа Чехова — Пустота. Пустота — одно из имён Человека в футляре, его тайна, его загадка. Гипертрофированно-унылое социально-культурное при немощи естественного, гротескное тело политического, его злая пародия, вдруг превратившийся в шпиона шут с важным донесением. Если следовать логике мифа, сообщение Беликова должно быть действительно важным»[13] — А. Л. Бокшицкий
Современные психологи рассматривают образ Беликова как пример описания тревожного расстройства; на примере «Человека в футляре» студентам рассказывают об этом заболевании. [14]
Памятник героям рассказа установлен в Южно-Сахалинске, в сквере у Сахалинского международного театрального центра в 2013 году.
Экранизация
Напишите отзыв о статье «Человек в футляре»
Примечания
- ↑ [http://www.rsl.ru/ru/s3/s331/s122/s1224693/s12246934715 Российская государственная библиотека]
- ↑ Паперный З. С. Записные книжки Чехова — Москва: Советский писатель, 1976, с. 389
- ↑ 1 2 3 [http://az.lib.ru/c/chehow_a_p/text_0100.shtml#114 Человек в футляре. Примечания]
- ↑ Ю. Соболев. Чехов. Статьи. Материалы. Библиография. М., 1930, стр. 163—165
- ↑ Письмо Ал. П. Чехову, 22 или 23 сентября 1895 г.
- ↑ «Глитай, або ж павук» (укр.) («Мироед, или паук») — название пьесы Марка Кропивницкого.
- ↑ 1 2 3 4 [http://az.lib.ru/c/chehow_a_p/text_0100.shtml#18 Человек в футляре. Примечания]
- ↑ «Биржевые ведомости», 1898, № 200, 24 июля
- ↑ «Г. Чехов — писатель безыдейный; это у нас решено и подписано. Тем не менее, когда выходит новый рассказ г. Чехова, он первый разрезается в книжке журнала, прежде всего читается и производит такое сильное впечатление на читателя, так настраивает его, подымая в нём ряд новых мыслей и соображений, как не действуют многие из так называемых идейных произведений…»
- ↑ «Сын отечества», 1898, № 238, 4 сентября
- ↑ «Мир божий», 1898, № 10, отд. II, стр. 6
- ↑ К. Медведский. Литературные заметки. Нечто о г. Чехове и «футлярах». — «Московские ведомости», 1898, № 215, 7 августа
- ↑ А. Л. Бокшицкий. [http://ec-dejavu.ru/c-2/Chekhov_naiv.html Наивный антропос (А. П. Чехов и «человек в футляре»)]
- ↑ gorky.media. [https://gorky.media/context/chelovek-v-futlyare-trevozhnoe-rasstrojstvo-a-sozavisimost-izuchaem-na-primere-dushechki/ «Человек в футляре» — тревожное расстройство, а созависимость изучаем на примере «Душечки»] (ru-RU) (23 сентября 2016). Проверено 27 сентября 2016.
Литература
- А. П. Чехов. Собрание сочинений в 8 томах — Издательство «Правда», 1969 год, 3600 страниц.
- Паперный З. С. Записные книжки Чехова — Москва: «Советский писатель», 1976 год, 389 страниц.
- Бокшицкий А. Л. [http://ec-dejavu.ru/c-2/Chekhov_naiv.html Наивный антропос (А. П. Чехов и «Человек в футляре»)].
Отрывок, характеризующий Человек в футляре
– А если вы не будете убивать в своей новой жизни, вы ведь не вернётесь больше на этот «этаж», правда же?– с надеждой спросила я.– Так я ведь не помню ничего, милая, когда возвращаюсь туда… Это после смерти мы помним свои жизни и свои ошибки. А, как только возвращаемся жить обратно – то память сразу же закрывается. Потому, видно, и повторяются все старые «деяния», что мы не помним своих старых ошибок… Но, говоря по-честному, даже если бы я знал, что буду снова за это «наказан», я всё равно никогда бы не оставался в стороне, если б страдала моя семья… или моя страна. Странно всё это… Если вдуматься, то тот, кто «распределяет» нашу вину и плату, как будто желает, чтобы на земле росли одни трусы и предатели… Иначе, не наказывал бы одинаково мерзавцев и героев. Или всё-таки есть какая-то разница в наказании?.. По справедливости – должна была бы быть. Ведь есть герои, совершившие нечеловеческие подвиги… О них потом столетиями слагают песни, о них живут легенды… Уж их-то точно нельзя «поселять» среди простых убийц!.. Жаль, не у кого спросить…
– Я тоже думаю, не может такого быть! Ведь есть люди, которые совершали чудеса человеческой смелости, и они, даже после смерти, как солнца, столетиями освещают путь всем оставшимся в живых. Я очень люблю про них читать, и стараюсь найти как можно больше книг, в которых рассказывается о человеческих подвигах. Они помогают мне жить, помогают справляться с одиночеством, когда уже становится слишком тяжело… Единственное, что я не могу понять, это: почему на Земле герои всегда должны погибнуть, чтобы люди могли увидеть их правоту?.. И когда того же самого героя уже нельзя воскресить, тут уж все, наконец, возмущаются, поднимается долго спавшая человеческая гордость, и, горящая праведным гневом толпа, сносит «врагов», как пылинки, попавшиеся на их «верном» пути… – во мне бушевало искреннее возмущение, и я говорила наверняка слишком быстро и слишком много, но у меня редко появлялась возможность выговориться о том, что «болит»… и я продолжала.
– Ведь даже своего бедного Бога люди сперва убили, а только потом уже стали ему молиться. Неужели нельзя настоящую правду увидеть ещё до того, когда уже бывает поздно?.. Неужели не лучше сберечь тех же самых героев, равняться на них и учиться у них?.. Неужели людям всегда нужен шоковый пример чужого мужества, чтобы они могли поверить в своё?.. Почему надо обязательно убить, чтобы потом можно было поставить памятник и славить? Честное слово, я бы предпочитала ставить памятники живым, если они этого стоят…
А что вы имеете в виду, говоря, что кто-то «распределяет вину»? Это – Бог что ли?.. Но ведь, не Бог наказывает… Мы сами наказываем себя. И сами за всё отвечаем.
– Ты не веришь в Бога, милая?.. – удивился, внимательно слушавший мою «эмоционально-возмущённую» речь, печальный человек.
– Я его не нашла пока… Но если он и вправду существует, то он должен быть добрым. А многие почему-то им пугают, его боятся… У нас в школе говорят: «Человек – звучит гордо!». Как же человек может быть гордым, если над ним будет всё время висеть страх?!.. Да и богов что-то слишком много разных – в каждой стране свой. И все стараются доказать, что их и есть самый лучший… Нет, мне ещё очень многое непонятно… А как же можно во что-то верить, не поняв?.. У нас в школе учат, что после смерти ничего нет… А как же я могу верить этому, если вижу совсем другое?.. Думаю, слепая вера просто убивает в людях надежду и увеличивает страх. Если бы они знали, что происходит по-настоящему, они вели бы себя намного осмотрительнее… Им не было бы всё равно, что будет дальше, после их смерти. Они бы знали, что опять будут жить, и за то, как они жили – им придётся ответить. Только не перед «грозным Богом», конечно же… А перед собой. И не придёт никто искупать их грехи, а придётся им искупать свои грехи самим… Я хотела об этом кому-то рассказать, но никто не хотел меня слушать. Наверное, так жить всем намного удобнее… Да и проще, наверное, тоже, – наконец-то закончила свою «убийственно-длинную» речь я.
Мне вдруг стало очень грустно. Каким-то образом этот человек сумел заставить меня говорить о том, что меня «грызло» внутри с того дня, когда я первый раз «прикоснулась» к миру мёртвых, и по своей наивности думала, что людям нужно «только лишь рассказать, и они сразу же поверят и даже обрадуются!… И, конечно, сразу же захотят творить только хорошее…». Каким же наивным надо быть ребёнком, чтобы в сердце родилась такая глупая и неосуществимая мечта?!! Людям не нравится знать, что «там» – после смерти – есть что-то ещё. Потому, что если это признать, то значит, что им за всё содеянное придётся отвечать. А вот именно этого-то никому и не хочется… Люди, как дети, они почему-то уверены, что если закрыть глаза и ничего не видеть, то ничего плохого с ними и не произойдёт… Или же свалить всё на сильные плечи этому же своему Богу, который все их грехи за них «искупит», и тут же всё будет хорошо… Но разве же это правильно?.. Я была всего лишь десятилетней девочкой, но многое уже тогда никак не помещалось у меня в мои простые, «детские» логические рамки. В книге про Бога (Библии), например, говорилось, что гордыня это большущий грех, а тот же Христос (сын человеческий!!!) говорит, что своей смертью он искупит «все грехи человеческие»… Какой же Гордыней нужно было обладать, чтобы приравнять себя ко всему роду людскому, вместе взятому?!. И какой человек посмел бы о себе такое подумать?.. Сын божий? Или сын Человеческий?.. А церкви?!.. Все красивее одна другой. Как будто древние зодчие сильно постарались друг друга «переплюнуть», строя Божий дом… Да, церкви и правда необыкновенно красивые, как музеи. Каждая из них являет собой настоящее произведение искусства… Но, если я правильно понимала, в церковь человек шёл разговаривать с богом, так ведь? В таком случае, как же он мог его найти во всей той потрясающей, бьющей в глаза золотом, роскоши, которая, меня например, не только не располагала открыть моё сердце, а наоборот – закрыть его, как можно скорее, чтобы не видеть того же самого, истекающего кровью, почти что обнажённого, зверски замученного Бога, распятого по середине всего того блестящего, сверкающего, давящего золота, как будто люди праздновали его смерть, а не верили и не радовались его жизни… Даже на кладбищах все мы сажаем живые цветы, чтобы они напоминали нам жизнь тех же умерших. Так почему же ни в одной церкви я не видела статую живого Христа, которому можно было бы молиться, говорить с ним, открыть свою душу?.. И разве Дом Бога – обозначает только лишь его смерть?.. Один раз я спросила у священника, почему мы не молимся живому Богу? Он посмотрел на меня, как на назойливую муху, и сказал, что «это для того, чтобы мы не забывали, что он (Бог) отдал свою жизнь за нас, искупая наши грехи, и теперь мы всегда должны помнить, что мы его не достойны (?!), и каяться в своих грехах, как можно больше»… Но если он их уже искупил, то в чём же нам тогда каяться?.. А если мы должны каяться – значит, всё это искупление – ложь? Священник очень рассердился, и сказал, что у меня еретические мысли и что я должна их искупить, читая двадцать раз вечером «отче наш» (!)… Комментарии, думаю, излишни…
Я могла бы продолжать ещё очень и очень долго, так как меня всё это в то время сильно раздражало, и я имела тысячи вопросов, на которые мне никто не давал ответов, а только советовали просто «верить», чего я никогда в своей жизни сделать не могла, так как перед тем, как верить, я должна была понять – почему, а если в той же самой «вере» не было логики, то это было для меня «исканием чёрной кошки в чёрной комнате», и такая вера не была нужна ни моему сердцу, ни моей душе. И не потому, что (как мне некоторые говорили) у меня была «тёмная» душа, которая не нуждалась в Боге… Наоборот – думаю, что душа у меня была достаточно светлая, чтобы понять и принять, только принимать-то было нечего… Да и что можно было объяснить, если люди сами же убили своего Бога, а потом вдруг решили, что будет «правильнее» поклоняться ему?.. Так, по-моему, лучше бы не убивали, а старались бы научиться у него как можно большему, если он, и правда, был настоящим Богом… Почему-то, намного ближе я чувствовала в то время наших «старых богов», резных статуй которых у нас в городе, да и во всей Литве, было поставлено великое множество. Это были забавные и тёплые, весёлые и сердитые, грустные и суровые боги, которые не были такими непонятно «трагичными», как тот же самый Христос, которому ставили потрясающе дорогие церкви, этим как бы и вправду стараясь искупить какие-то грехи…
«Старые» литовские Боги в моём родном городе Алитус, домашние и тёплые, как простая дружная семья…
Эти боги напоминали мне добрых персонажей из сказок, которые чем-то были похожи на наших родителей – были добрыми и ласковыми, но если это было нужно – могли и сурово наказать, когда мы слишком сильно проказничали. Они были намного ближе нашей душе, чем тот непонятный, далёкий, и так ужасно от людских рук погибший, Бог…
Я прошу верующих не возмущаться, читая строки с моими тогдашними мыслями. Это было тогда, и я, как и во всём остальном, в той же самой Вере искала свою детскую истину. Поэтому, спорить по этому поводу я могу только о тех моих взглядах и понятиях, которые у меня есть сейчас, и которые будут изложены в этой книге намного позже. А пока, это было время «упорного поиска», и давалось оно мне не так уж просто…
– Странная ты девочка… – задумчиво прошептал печальный незнакомец.
– Я не странная – я просто живая. Но живу я среди двух миров – живого и мёртвого… И могу видеть то, что многие, к сожалению, не видят. Потому, наверное, мне никто и не верит… А ведь всё было бы настолько проще, если бы люди послушали, и хотя бы на минуту задумались, пусть даже и не веря… Но, думаю, что если это и случится когда-нибудь, то уж точно не будет сегодня… А мне именно сегодня приходится с этим жить…
– Мне очень жаль, милая… – прошептал человек. – А ты знаешь, здесь очень много таких, как я. Их здесь целые тысячи… Тебе, наверное, было бы интересно с ними поговорить. Есть даже и настоящие герои, не то, что я. Их много здесь…
Мне вдруг дико захотелось помочь этому печальному, одинокому человеку. Правда, я совершенно не представляла, что я могла бы для него сделать.
– А хочешь, мы создадим тебе другой мир, пока ты здесь?.. – вдруг неожиданно спросила Стелла.
o-ili-v.ru
Человек в футляре Википедия
«Челове́к в футля́ре» — рассказ Антона Павловича Чехова, написан в мае — июне 1898 года. Впервые был опубликован в журнале «Русская мысль», 1898 год, № 7. Первая часть «маленькой трилогии»[1].
История создания
Замысел о создании этой серии возник у Чехова летом. Серия «Маленькая трилогия», состоящая из трёх рассказов: «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», не должна была оканчиваться рассказом «О любви». Во время написания рассказов произошёл спад активности творчества, а позднее Чехова отвлекло заболевание туберкулезом.
Над рассказом Чехов работал в мае — июне 1898 года в Мелихове. В начале июня 1898 года рассказ готовился к печати, а 15 июня 1898 года рукопись была отправлена в журнал.
Чехов писал об этом рассказе в записных книжках[2]:
«Человек в футляре: всё у него в футляре. Когда лежал в гробу, казалось, улыбался: нашёл свой идеал»
— А. П. Чехов
Прототип
Мемориальная доска в Таганроге на доме, в котором жил А. Ф. ДьяконовТочный прототип Беликова неизвестен. Некоторые современники (в том числе В. Г. Богораз и М. П. Чехов) считали, что прототипом «человека в футляре» стал инспектор таганрогской гимназии Александр Фёдорович Дьяконов, другие же описывали черты характера Дьяконова, опровергающие мнение первых. Так, П. П. Филевский отмечал щедрость Дьяконова и писал: «Я же положительно утверждаю, что между „Человеком в футляре“ и А. Ф. Дьяконовым ничего общего нет и в этом произведении А. П. Чехова никакого местного колорита найти нельзя»[3].
Ю. Соболев полагал, что вероятным прототипом чеховского героя мог стать известный публицист M. О. Меньшиков. Чехов в одном из своих дневников писал о нём:
«М. в сухую погоду ходит в калошах, носит зонтик, чтобы не погибнуть от солнечного удара, боится умываться холодной водой, жалуется на замирание сердца[4]»
Впрочем, сходство между Меньшиковым и Беликовым можно отметить только внешнее[3]. Сам же Чехов писал и о своём брате И. П. Чехове:
«Он, то есть Иван, немножко поседел и по-прежнему покупает всё очень дёшево и выгодно и даже в хорошую погоду берёт с собой зонтик»[5].
Из всех этих фактов, можно сделать вывод, что образ учителя греческого языка Беликова является собирательным[3].
Теперь выражение «Человек в футляре» стало нарицательным в русском языке, означающее одинокого человека, который закрывается от всего мира, создавая вокруг себя оболочку, «футляр».
Персонажи
Герои «Маленькой трилогии»:
Герои рассказа Буркина:
- Беликов — учитель греческого языка. Работал вместе с Буркиным в гимназии. Любимая его фраза: «Как бы чего не вышло»
- Повар Афанасий — старик 60 лет. Нетрезвый и полоумный слуга Беликова.
- Михаил Саввич Коваленко — учитель истории и географии. Молодой, смуглый, высокий мужчина, родом из Малоросии (Украины).
- Варенька — возлюбленная Беликова 30 лет. Сестра Коваленко. Высокая, стройная, чернобровая, краснощёкая девушка.
Сюжет
Рассказ начинается с описания ночлега двух охотников: Ивана Иваныча Чимша-Гималайского и Буркина. Они остановились в сарае старосты села и рассказывали друг другу разные истории. Разговор зашёл на тему людей «одиноких по натуре, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу». Буркин рассказывает историю о неком Беликове, недавно умершем в его городке.
Беликов и был «Человеком в футляре». Он даже в самую тёплую погоду выходил в пальто, в галошах и с зонтиком. И у зонтика его был футляр, и у часов, и у перочинного ножика. И само его лицо, казалось, было в чехле, он постоянно прятал его за воротником. У этого человека было непреодолимое стремление создать себе оболочку, за которой он бы спрятался от реальности. Даже самое малое нарушение или отклонение от правил заставляли его волноваться. На педагогических советах он угнетал всех своей мнительностью и осторожностью. Своими вздохами и нытьём он давил на всех и все ему уступали. Все его боялись. Была у Беликова странная привычка — ходить по квартирам учителей. Он приходил, садился и молчал. Так он «поддерживал добрые отношения с товарищами».
Как-то в гимназию назначили нового учителя истории и географии, а приехал он не один, а с сестрой Варенькой. Она очаровала всех на именинах у директора, даже Беликова. И тогда все решили их поженить. Варенька была не прочь выйти замуж. Но Беликов сомневался, он постоянно говорил о Вареньке, о семейной жизни и о том, что брак — это шаг серьёзный.
Брат Вареньки возненавидел Беликова с первого дня их знакомства. Он даже название Беликову дал «глитай абож паук»[6].
Однажды кто-то нарисовал карикатуру на Беликова: идёт Беликов, а под руку с ним Варенька и внизу надпись: «Влюблённый антропос». Эту карикатуру получили все учителя и чиновники. Беликов еще не отошёл от случая с карикатурой, а тут выезжает Варенька на велосипеде со своим братом. Беликов цепенеет и бледнеет, ему кажется неприличным катание на велосипеде. На следующее утро он приходит к Коваленко и начинает говорить ему о том, как неприлично ездить на велосипеде. Их встреча заканчивается ссорой. Коваленко спускает Беликова с лестницы. Тут заходит Варенька и видит помятого Беликова. Она думает, что он упал с лестницы сам, и начинает хохотать. Этим смехом всё завершилось: и сватовство, и жизнь Беликова. Беликов уходит к себе домой, ложится и больше не встаёт. Через месяц Беликов умер. Хоронили его все, а после похорон испытывали не грусть, а облегчение.
В конце рассказа приятели рассуждают о людях в футляре и ложатся спать.
Критики о рассказе
Рассказ получил большой отклик как у критиков, так и у простого народа.
Одним из первых своим мнением о рассказе поделился А. А. Измайлов, который написал:
«Начатая с улыбкой на устах комическая история, — писал Измайлов о рассказе, — досказывается серьёзным голосом, в котором слышится лёгкое дрожание. Самый фон картины становится сумрачным и торжественно-величавым»[7]
— «Биржевые ведомости»[8]
Критика смущало соединение комедийного карикатурного персонажа и серьёзности взгляда Чехова, серьёзности фона.
Н. Виленкин считал, что это противоречие связано с мастерством писателя. Даже Скабичевский, не питавший «особой любви к Чехову» и считавший его безыдейным писателем[9], назвал Беликова «замечательным художественным откровением Чехова» и поставил образ «человека в футляре» в одну линию с Обломовым и Чичиковым[7][10]. В октябре 1898 года рассказ Чехова анализирует критик и публицист Богданович, который его высоко оценивает, замечает мастерство создания портрета Беликова. Богданович считает, что Беликов и есть сама общественная жизнь, «житейская тина», а потому критикует Чехова за безысходность финала и отсутствие надежды[7][11]. Тем не менее, несмотря на всеобщие положительные оценки, К. П. Медведский в журнале «Московские ведомости» высказал достаточно грубое мнение о рассказе и творчестве писателя в целом:
«Рассказ бессодержателен, плох, но обойти его молчанием нельзя, потому что в нём с чрезвычайною ясностью раскрываются основные недостатки писателя, умеющего воспроизводить лишь внешние стороны житейских явлений»[7]
— «Московские ведомости»[12]
«В зазоре между Беликовым из рассказа Буркина и Беликовым из рассказа Чехова — Пустота. Пустота — одно из имён Человека в футляре, его тайна, его загадка. Гипертрофированно-унылое социально-культурное при немощи естественного, гротескное тело политического, его злая пародия, вдруг превратившийся в шпиона шут с важным донесением. Если следовать логике мифа, сообщение Беликова должно быть действительно важным»[13]
— А. Л. Бокшицкий
Влияние образа
Современные психологи рассматривают образ Беликова как пример описания тревожного расстройства[14].
Памятник героям рассказа установлен в Южно-Сахалинске, в сквере у Сахалинского международного театрального центра в 2013 году.
Экранизация
Примечания
- ↑ Российская государственная библиотека Архивировано 20 марта 2017 года.
- ↑ Паперный З. С. Записные книжки Чехова — Москва: Советский писатель, 1976, с. 389
- ↑ 1 2 3 Человек в футляре. Примечания
- ↑ Ю. Соболев. Чехов. Статьи. Материалы. Библиография. М., 1930, стр. 163—165
- ↑ Письмо Ал. П. Чехову, 22 или 23 сентября 1895 г.
- ↑ «Глитай, або ж павук» (укр.) («Мироед, или паук») — название пьесы Марка Кропивницкого.
- ↑ 1 2 3 4 Человек в футляре. Примечания
- ↑ «Биржевые ведомости», 1898, № 200, 24 июля
- ↑ «Г. Чехов — писатель безыдейный; это у нас решено и подписано. Тем не менее, когда выходит новый рассказ г. Чехова, он первый разрезается в книжке журнала, прежде всего читается и производит такое сильное впечатление на читателя, так настраивает его, подымая в нём ряд новых мыслей и соображений, как не действуют многие из так называемых идейных произведений…»
- ↑ «Сын отечества», 1898, № 238, 4 сентября
- ↑ «Мир божий», 1898, № 10, отд. II, стр. 6
- ↑ К. Медведский. Литературные заметки. Нечто о г. Чехове и «футлярах». — «Московские ведомости», 1898, № 215, 7 августа
- ↑ А. Л. Бокшицкий. Наивный антропос (А. П. Чехов и «человек в футляре»)
- ↑ gorky.media. «Человек в футляре» — тревожное расстройство, а созависимость изучаем на примере «Душечки» (рус.) (23 сентября 2016). Проверено 27 сентября 2016.
Литература
wikiredia.ru
Человек в футляре. «Человек в футляре»
На самом краю села Мироносицкого, в сарае старосты Прокофия расположились на ночлег запоздавшие охотники. Их было только двое: ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин. У Ивана Иваныча была довольно странная, двойная фамилия — Чимша-Гималайский, которая совсем не шла ему, и его во всей губернии звали просто по имени и отчеству; он жил около города на конском заводе и приехал теперь на охоту, чтобы подышать чистым воздухом. Учитель же гимназии Буркин каждое лето гостил у графов П. и в этой местности давно уже был своим человеком.
Не спали. Иван Иваныч, высокий, худощавый старик с длинными усами, сидел снаружи у входа и курил трубку; его освещала луна. Буркин лежал внутри на сене, и его не было видно в потемках.
Рассказывали разные истории. Между прочим говорили о том, что жена старосты, Мавра, женщина здоровая и не глупая, во всю свою жизнь нигде не была дальше своего родного села, никогда не видела ни города, ни железной дороги, а в последние десять лет всё сидела за печью и только по ночам выходила на улицу.
— Что же тут удивительного! — сказал Буркин. — Людей, одиноких по натуре, которые, как рак-отшелышк или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете не мало. Быть может, тут явление атавизма, возвращение к тому времени, когда предок человека не был еще общественным животным и жил одиноко в своей берлоге, а может быть, это просто одна из разновидностей человеческого характера, — кто знает? Я не естественник и не мое дело касаться подобных вопросов; я только хочу сказать, что такие люди, как Мавра, явление не редкое. Да вот, недалеко искать, месяца два назад умер у нас в городе некий Беликов, учитель греческого языка, мой товарищ. Вы о нем слышали, конечно. Он был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он всё время прятал его в поднятый воротник. Он носил темные очки, фуфайку, уши закладывал ватой, и когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх. Одним словом, у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний. Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, свое отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни.
— О, как звучен, как прекрасен греческий язык! — говорил он со сладким выражением; и, как бы в доказательство своих слов, прищурив глаз и подняв палец, произносил: — Антропос!
И мысль свою Беликов также старался запрятать в футляр. Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь. Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определенно; запрещено — и баста. В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное. Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо:
— Оно, конечно, так-то так, всё это прекрасно, да как бы чего не вышло.
Всякого рода нарушения, уклонения, отступления от правил приводили его в уныние, хотя, казалось бы, какое ему дело? Если кто из товарищей опаздывал на молебен, или доходили слухи о какой-нибудь проказе гимназистов, или видели классную даму поздно вечером с офицером, то он очень волновался и всё говорил, как бы чего не вышло. А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчет того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах, — ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, — и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвертого — Егорова, то было бы очень хорошо. И что же? Своими вздохами, нытьем, своими темными очками на бледном, маленьком лице, — знаете, маленьком лице, как у хорька, — он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали их под арест и в конце концов исключали и Петрова, и Егорова. Было у него странное обыкновение — ходить по нашим квартирам. Придет к учителю, сядет и молчит и как будто что-то высматривает. Посидит, этак, молча, час-другой и уйдет. Это называлось у него «поддерживать добрые отношения с товарищами», и, очевидно, ходить к нам и сидеть было для него тяжело, и ходил он к нам только потому, что считал своею товарищескою обязанностью. Мы, учителя, боялись его. И даже директор боялся. Вот подите же, наши учителя народ всё мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет! Да что гимназию? Весь город! Наши дамы по субботам домашних спектаклей не устраивали, боялись, как бы он не узнал; и духовенство стеснялось при нем кушать скоромное и играть в карты. Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять — пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте…
Иван Иваныч, желая что-то сказать, кашлянул, но сначала закурил трубку, поглядел на луну и потом уже сказал с расстановкой:
— Да. Мыслящие, порядочные, читают и Щедрина, и Тургенева, разных там Боклей и прочее, а вот подчинились же, терпели… То-то вот оно и есть.
— Беликов жил в том же доме, где и я, — продолжал Буркин, — в том же этаже, дверь против двери, мы часто виделись, и я знал его домашнюю жизнь. И дома та же история: халат, колпак, ставни, задвижки, целый ряд всяких запрещений, ограничений, и — ах, как бы чего не вышло! Постное есть вредно, а скоромное нельзя, так как, пожалуй, скажут, что Беликов не исполняет постов, и он ел судака на коровьем масле, — пища не постная, но и нельзя сказать, чтобы скоромная. Женской прислуги он не держал из страха, чтобы о нем не думали дурно, а держал повара Афанасия, старика лет шестидесяти, нетрезвого и полоумного, который когда-то служил в денщиках и умел кое-как стряпать. Этот Афанасий стоял обыкновенно у двери, скрестив руки, и всегда бормотал одно и то же, с глубоким вздохом:
— Много уж их нынче развелось!
Спальня у Беликова была маленькая, точно ящик, кровать была с пологом. Ложась спать, он укрывался с головой; было жарко, душно, в закрытые двери стучался ветер, в печке гудело; слышались вздохи из кухни, вздохи зловещие…
И ему было страшно под одеялом. Он боялся, как бы чего не вышло, как бы его не зарезал Афанасий, как бы не забрались воры, и потом всю ночь видел тревожные сны, а утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шел, была страшна, противна всему существу его и что идти рядом со мной ему, человеку по натуре одинокому, было тяжко.
— Очень уж шумят у нас в классах, — говорил он, как бы стараясь отыскать объяснения своему тяжелому чувству. — Ни на что не похоже.
И этот учитель греческого языка, этот человек в футляре, можете себе представить, едва не женился.
Иван Иваныч быстро оглянулся в сарай и сказал:
— Шутите!
— Да, едва не женился, как это ни странно. Назначили к нам нового учителя истории и географии, некоего Коваленко, Михаила Саввича, из хохлов. Приехал он не один, а с сестрой Варенькой. Он молодой, высокий, смуглый, с громадными руками, и по лицу видно, что говорит басом, и в самом деле, голос как из бочки: бу-бу-бу… А она уже не молодая, лет тридцати, но тоже высокая, стройная, чернобровая, краснощекая, — одним словом, не девица, а мармелад, и такая разбитная, шумная, всё поет малороссийские романсы и хохочет. Чуть что, так и зальется голосистым смехом: ха-ха-ха! Первое, основательное знакомство с Коваленками у нас, помню, произошло на именинах у директора. Среди суровых, напряженно скучных педагогов, которые и на именины-то ходят по обязанности, вдруг видим, новая Афродита возродилась из пены: ходит подбоченясь, хохочет, поет, пляшет… Она спела с чувством «Виют витры», потом еще романс, и еще, и всех нас очаровала, — всех, даже Беликова. Он подсел к ней и сказал, сладко улыбаясь:
— Малороссийский язык своею нежностью и приятною звучностью напоминает древнегреческий.
Это польстило ей, и она стала рассказывать ему с чувством и убедительно, что в Гадячском уезде у нее есть хутор, а на хуторе живет мамочка, и там такие груши, такие дыни, такие кабаки! У хохлов тыквы называются кабаками, а кабаки шинками, и варят у них борщ с красненькими и с синенькими «такой вкусный, такой вкусный, что просто — ужас!»
Слушали мы, слушали, и вдруг всех нас осенила одна и та же мысль.
— А хорошо бы их поженить, — тихо сказала мне директорша.
Мы все почему-то вспомнили, что наш Беликов не женат, и нам теперь казалось странным, что мы до сих пор как-то не замечали, совершенно упускали из виду такую важную подробность в его жизни. Как вообще он относится к женщине, как он решает для себя этот насущный вопрос? Раньше это не интересовало нас вовсе; быть может, мы не допускали даже и мысли, что человек, который во всякую погоду ходит в калошах и спит под пологом, может любить.
— Ему давно уже за сорок, а ей тридцать… — пояснила свою мысль директорша. — Мне кажется, она бы за него пошла.
Чего только не делается у нас в провинции от скуки, сколько ненужного, вздорного! И это потому, что совсем не делается то, что нужно. Ну вот к чему нам вдруг понадобилось женить этого Беликова, которого даже и вообразить нельзя было женатым? Директорша, инспекторша и все наши гимназические дамы ожили, даже похорошели, точно вдруг увидели цель жизни. Директорша берет в театре ложу, и смотрим — в ее ложе сидит Варенька с этаким веером, сияющая, счастливая, и рядом с ней Беликов, маленький, скрюченный, точно его из дому клещами вытащили. Я даю вечеринку, и дамы требуют, чтобы я непременно пригласил и Беликова и Вареньку. Одним словом, заработала машина. Оказалось, что Варенька не прочь была замуж. Жить ей у брата было не очень-то весело, только и знали, что по целым дням спорили и ругались. Вот вам сцена: идет Коваленко по улице, высокий, здоровый верзила, в вышитой сорочке, чуб из-под фуражки падает на лоб; в одной руке пачка книг, в другой толстая суковатая палка. За ним идет сестра, тоже с книгами.
— Да ты же, Михайлик, этого не читал! — спорит она громко. — Я же тебе говорю, клянусь, ты не читал же этого вовсе!
— А я тебе говорю, что читал! — кричит Коваленко, гремя палкой по тротуару.
— Ах же, боже ж мой, Минчик! Чего же ты сердишься, ведь у нас же разговор принципиальный.
— А я тебе говорю, что я читал! — кричит еще громче Коваленко.
А дома, как кто посторонний, так и перепалка. Такая жизнь, вероятно, наскучила, хотелось своего угла, да и возраст принять во внимание; тут уж перебирать некогда, выйдешь за кого угодно, даже за учителя греческого языка. И то сказать, для большинства наших барышень за кого ни выйти, лишь бы выйти. Как бы ни было, Варенька стала оказывать нашему Беликову явную благосклонность.
А Беликов? Он и к Коваленку ходил так же, как к нам. Придет к нему, сядет и молчит. Он молчит, а Варенька поет ему «Виют витры», или глядит на него задумчиво своими темными глазами, или вдруг зальется:
— Ха-ха-ха!
В любовных делах, а особенно в женитьбе, внушение играет большую роль. Все — и товарищи, и дамы — стали уверять Беликова, что он должен жениться, что ему ничего больше не остается в жизни, как жениться; все мы поздравляли его, говорили с важными лицами разные пошлости, вроде того-де, что брак есть шаг серьезный; к тому же Варенька была недурна собой, интересна, она была дочь статского советника и имела хутор, а главное, это была первая женщина, которая отнеслась к нему ласково, сердечно, — голова у него закружилась, и он решил, что ему в самом деле нужно жениться.
— Вот тут бы и отобрать у него калоши и зонтик, — проговорил Иван Иваныч.
— Представьте, это оказалось невозможным. Он поставил у себя на столе портрет Вареньки и всё ходил ко мне и говорил о Вареньке, о семейной жизни, о том, что брак есть шаг серьезный, часто бывал у Коваленков, но образа жизни не изменил нисколько. Даже наоборот, решение жениться подействовало на него как-то болезненно, он похудел, побледнел и, казалось, еще глубже ушел в свой футляр.
— Варвара Саввишна мне нравится, — говорил он мне со слабой кривой улыбочкой, — и я знаю, жениться необходимо каждому человеку, но… всё это, знаете ли, произошло как-то вдруг… Надо подумать.
— Что же тут думать? — говорю ему. — Женитесь, вот и всё.
— Нет, женитьба — шаг серьезный, надо сначала взвесить предстоящие обязанности, ответственность… чтобы потом чего не вышло. Это меня так беспокоит, я теперь все ночи не сплю. И, признаться, я боюсь: у нее с братом какой-то странный образ мыслей, рассуждают они как-то, знаете ли, странно, и характер очень бойкий. Женишься, а потом, чего доброго, попадешь в какую-нибудь историю.
И он не делал предложения, всё откладывал, к великой досаде директорши и всех наших дам; всё взвешивал предстоящие обязанности и ответственность, и между тем почти каждый день гулял с Варенькой, быть может, думал, что это так нужно в его положении, и приходил ко мне, чтобы поговорить о семейной жизни. И, по всей вероятности, в конце концов он сделал бы предложение и совершился бы один из тех ненужных, глупых браков, каких у нас от скуки и от нечего делать совершаются тысячи, если бы вдруг не произошел kolossalischeSkandal. Нужно сказать, что брат Вареньки, Коваленко, возненавидел Беликова с первого же дня знакомства и терпеть его не мог.
— Не понимаю, — говорил он нам, пожимая плечами, — не понимаю, как вы перевариваете этого фискала, эту мерзкую рожу. Эх, господа, как вы можете тут жить! Атмосфера у вас удушающая, поганая. Разве вы педагоги, учителя? Вы чинодралы, у вас не храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке. Нет, братцы, поживу с вами еще немного и уеду к себе на хутор, и буду там раков ловить и хохлят учить. Уеду, а вы оставайтесь тут со своим Иудой, нехай вин лопне.
Или он хохотал, хохотал до слез, то басом, то тонким писклявым голосом, и спрашивал меня, разводя руками:
— Шо он у меня сидить? Шо ему надо? Сидить и смотрить.
Он даже название дал Беликову «глитай абож паук». И, понятно, мы избегали говорить с ним о том, что сестра его Варенька собирается за «абож паука». И когда однажды директорша намекнула ему, что хорошо бы пристроить его сестру за такого солидного, всеми уважаемого человека, как Беликов, то он нахмурился и проворчал:
— Не мое это дело. Пускай она выходит хоть за гадюку, а я не люблю в чужие дела мешаться.
Теперь слушайте, что дальше. Какой-то проказник нарисовал карикатуру: идет Беликов в калошах, в подсученных брюках, под зонтом, и с ним под руку Варенька; внизу подпись: «влюбленный антропос». Выражение схвачено, понимаете ли, удивительно. Художник, должно быть, проработал не одну ночь, так как все учителя мужской и женской гимназий, учителя семинарии, чиновники, — все получили по экземпляру. Получил и Беликов. Карикатура произвела на него самое тяжелое впечатление.
Выходим мы вместе из дому, — это было как раз первое мая, воскресенье, и мы все, учителя и гимназисты, условились сойтись у гимназии и потом вместе идти пешком за город в рощу, — выходим мы, а он зеленый, мрачнее тучи.
— Какие есть нехорошие, злые люди! — проговорил он, и губы у него задрожали.
Мне даже жалко его стало. Идем, и вдруг, можете себе представить, катит на велосипеде Коваленко, а за ним Варенька, тоже на велосипеде, красная, заморенная, но веселая, радостная.
— А мы, — кричит она, — вперед едем! Уже ж такая хорошая погода, такая хорошая, что просто ужас!
И скрылись оба. Мой Беликов из зеленого стал белым и точно оцепенел. Остановился и смотрит на меня…
— Позвольте, что же это такое? — спросил он. — Или, быть может, меня обманывает зрение? Разве преподавателям гимназии и женщинам прилично ездить на велосипеде?
— Что же тут неприличного? — сказал я. — И пусть катаются себе на здоровье.
— Да как же можно? — крикнул он, изумляясь моему спокойствию. — Что вы говорите?!
И он был так поражен, что не захотел идти дальше и вернулся домой.
На другой день он всё время нервно потирал руки и вздрагивал, и было видно по лицу, что ему нехорошо. И с занятий ушел, что случилось с ним первый раз в жизни. И не обедал. А под вечер оделся потеплее, хотя на дворе стояла совсем летняя погода, и поплелся к Коваленкам. Вареньки не было дома, застал он только брата.
— Садитесь, покорнейше прошу, — проговорил Коваленко холодно и нахмурил брови; лицо у него было заспанное, он только что отдыхал после обеда и был сильно не в духе.
Беликов посидел молча минут десять и начал:
— Я к вам пришел, чтоб облегчить душу. Мне очень, очень тяжело. Какой-то пасквилянт нарисовал в смешном виде меня и еще одну особу, нам обоим близкую. Считаю долгом уверить вас, что я тут ни при чем… Я не подавал никакого повода к такой насмешке, — напротив же, всё время вел себя как вполне порядочный человек.
Коваленко сидел, надувшись, и молчал. Беликов подождал немного и продолжал тихо, печальным голосом:
— И еще я имею кое-что сказать вам. Я давно служу, вы же только еще начинаете службу, и я считаю долгом, как старший товарищ, предостеречь вас. Вы катаетесь на велосипеде, а эта забава совершенно неприлична для воспитателя юношества.
— Почему же? — спросил Коваленко басом.
— Да разве тут надо еще объяснять, Михаил Саввич, разве это не понятно? Если учитель едет на велосипеде, то что же остается ученикам? Им остается только ходить на головах! И раз это не разрешено циркулярно, то и нельзя. Я вчера ужаснулся! Когда я увидел вашу сестрицу, то у меня помутилось в глазах. Женщина или девушка на велосипеде — это ужасно!
— Что же собственно вам угодно?
— Мне угодно только одно — предостеречь вас, Михаил Саввич. Вы — человек молодой, у вас впереди будущее, надо вести себя очень, очень осторожно, вы же так манкируете, ох, как манкируете! Вы ходите в вышитой сорочке, постоянно на улице с какими-то книгами, а теперь вот еще велосипед. О том, что вы и ваша сестрица катаетесь на велосипеде, узнает директор, потом дойдет до попечителя… Что же хорошего?
— Что я и сестра катаемся на велосипеде, никому нет до этого дела! — сказал Коваленко и побагровел. — А кто будет вмешиваться в мои домашние и семейные дела, того я пошлю к чертям собачьим.
Беликов побледнел и встал.
— Если вы говорите со мной таким тоном, то я не могу продолжать, — сказал он. — И прошу вас никогда так не выражаться в моем присутствии о начальниках. Вы должны с уважением относиться к властям.
— А разве я говорил что дурное про властей? — спросил Коваленко, глядя на него со злобой. — Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я честный человек и с таким господином, как вы, не желаю разговаривать. Я не люблю фискалов.
Беликов нервно засуетился и стал одеваться быстро, с выражением ужаса на лице. Ведь это первый раз в жизни он слышал такие грубости.
— Можете говорить, что вам угодно, — сказал он, выходя из передней на площадку лестницы. — Я должен только предупредить вас: быть может, нас слышал кто-нибудь, и, чтобы не перетолковали нашего разговора и чего-нибудь не вышло, я должен буду доложить господину директору содержание нашего разговора… в главных чертах. Я обязан это сделать.
— Доложить? Ступай, докладывай!
Коваленко схватил его сзади за воротник и пихнул, и Беликов покатился вниз по лестнице, гремя своими калошами. Лестница была высокая, крутая, но он докатился донизу благополучно; встал и потрогал себя за нос: целы ли очки? Но как раз в то время, когда он катился по лестнице, вошла Варенька и с нею две дамы; они стояли внизу и глядели — и для Беликова это было ужаснее всего. Лучше бы, кажется, сломать себе шею, обе ноги, чем стать посмешищем; ведь теперь узнает весь город, дойдет до директора, попечителя, — ах, как бы чего не вышло! — нарисуют новую карикатуру, и кончится всё это тем, что прикажут подать в отставку…
Когда он поднялся, Варенька узнала его и, глядя на его смешное лицо, помятое пальто, калоши, не понимая, в чем дело, полагая, что это он упал сам нечаянно, не удержалась и захохотала на весь дом:
— Ха-ха-ха!
И этим раскатистым, заливчатым «ха-ха-ха» завершилось всё: и сватовство, и земное существование Беликова. Уже он не слышал, что говорила Варенька, и ничего не видел. Вернувшись к себе домой, он прежде всего убрал со стола портрет, а потом лег и уже больше не вставал.
Дня через три пришел ко мне Афанасий и спросил, не надо ли послать за доктором, так как-де с барином что-то делается. Я пошел к Беликову. Он лежал под пологом, укрытый одеялом, и молчал; спросишь его, а он только да или нет — и больше ни звука. Он лежит, а возле бродит Афанасий, мрачный, нахмуренный, и вздыхает глубоко; а от него водкой, как из кабака.
Через месяц Беликов умер. Хоронили мы его все, то есть обе гимназии и семинария. Теперь, когда он лежал в гробу, выражение у него было кроткое, приятное, даже веселое, точно он был рад, что наконец его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет. Да, он достиг своего идеала! И как бы в честь его во время похорон была пасмурная, дождливая погода, и все мы были в калошах и с зонтами. Варенька тоже была на похоронах и, когда гроб опускали в могилу, всплакнула. Я заметил, что хохлушки только плачут или хохочут, среднего же настроения у них не бывает.
Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие. Когда мы возвращались с кладбища, то у нас были скромные постные физиономии; никому не хотелось обнаружить этого чувства удовольствия, — чувства, похожего на то, какое мы испытывали давно-давно, еще в детстве, когда старшие уезжали из дому и мы бегали по саду час-другой, наслаждаясь полною свободой. Ах, свобода, свобода! Даже намек, даже слабая надежда на ее возможность дает душе крылья, не правда ли?
Вернулись мы с кладбища в добром расположении. Но прошло не больше недели, и жизнь потекла по-прежнему, такая же суровая, утомительная, бестолковая, жизнь, не запрещенная циркулярно, но и не разрешенная вполне; не стало лучше. И в самом деле, Беликова похоронили, а сколько еще таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!
— То-то вот оно и есть, — сказал Иван Иваныч и за курил трубку.
— Сколько их еще будет! — повторил Буркин.
Учитель гимназии вышел из сарая. Это был человек небольшого роста, толстый, совершенно лысый, с черной бородой чуть не по пояс; и с ним вышли две собаки.
— Луна-то, луна! — сказал он, глядя вверх.
Была уже полночь. Направо видно было всё село, длинная улица тянулась далеко, верст на пять. Всё было погружено в тихий, глубокий сон; ни движения, ни звука, даже не верится, что в природе может быть так тихо. Когда в лунную ночь видишь широкую сельскую улицу с ее избами, стогами, уснувшими ивами, то на душе становится тихо; в этом своем покое, укрывшись в ночных тенях от трудов, забот и горя, она кротка, печальна, прекрасна, и кажется, что и звезды смотрят на нее ласково и с умилением и что зла уже нет на земле и всё благополучно. Налево с края села начиналось поле; оно было видно далеко, до горизонта, и во всю ширь этого поля, залитого лунным светом, тоже ни движения, ни звука.
— То-то вот оно и есть, — повторил Иван Иваныч. — А разве то, что мы живем в городе в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт — разве это не футляр? А то, что мы проводим всю жизнь среди бездельников, сутяг, глупых, праздных женщин, говорим и слушаем разный вздор — разве это не футляр? Вот если желаете, то я расскажу вам одну очень поучительную историю.
— Нет, уж пора спать, — сказал Буркин. — До завтра!
Оба пошли в сарай и легли на сене. И уже оба укрылись и задремали, как вдруг послышались легкие шаги: туп, туп… Кто-то ходил недалеко от сарая; пройдет немного и остановится, а через минуту опять: туп, туп… Собаки заворчали.
— Это Мавра ходит, — сказал Буркин.
Шаги затихли.
— Видеть и слышать, как лгут, — проговорил Иван Иваныч, поворачиваясь на другой бок, — и тебя же называют дураком за то, что ты терпишь эту ложь; сносить обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и всё это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинишка, которому грош цена, — нет, больше жить так невозможно!
— Ну, уж это вы из другой оперы, Иван Иваныч, — сказал учитель. — Давайте спать.
И минут через десять Буркин уже спал. А Иван Иваныч всё ворочался с боку на бок и вздыхал, а потом встал, опять вышел наружу и, севши у дверей, закурил трубочку.
litra.pro
| / Характеристики героев / Чехов А.П. / Человек в футляре / Беликов БЕЛИКОВ — герой рассказа А.П.Чехова «Человек в футляре» (1898), учитель греческого языка. Образ Б. стал символом боязни жизни, олицетворением сакраментального «как бы чего не вышло». Не имеющий в рассказе имени-отчества, он — один из галереи чеховских «нелюдей» (Жмухин из «Печенега», или унтер Пришибеев). На киноэкране образ Б. воплотил Н.П.Хмелев в фильме 1939 г. Добавил: TEAMCASPER / Характеристики героев / Чехов А.П. / Человек в футляре / Беликов | Смотрите также по произведению «Человек в футляре»: Мы напишем отличное сочинение по Вашему заказу всего за 24 часа. Уникальное сочинение в единственном экземпляре. 100% гарантии от повторения! |
www.litra.ru
Человек в футляре — Википедия
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 22 июня 2017; проверки требуют 3 правки. Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 22 июня 2017; проверки требуют 3 правки.«Челове́к в футля́ре» — рассказ Антона Павловича Чехова, написан в мае — июне 1898 года. Впервые был опубликован в журнале «Русская мысль», 1898 год, № 7. Первая часть «маленькой трилогии»[1].
История создания[ | ]
Замысел о создании этой серии возник у Чехова летом. Серия «Маленькая трилогия», состоящая из трёх рассказов: «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», не должна была оканчиваться рассказом «О любви». Во время написания рассказов произошёл спад активности творчества, а позднее Чехова отвлекло заболевание туберкулезом.
Над рассказом Чехов работал в мае — июне 1898 года в Мелихове. В начале июня 1898 года рассказ готовился к печати, а 15 июня 1898 года рукопись была отправлена в журнал.
Чехов писал об этом рассказе в записных книжках[2]:
«Человек в футляре: всё у него в футляре. Когда лежал в гробу, казалось, улыбался: нашёл свой идеал»
— А. П. Чехов
Прототип[ | ]
Мемориальная доска в Таганроге на доме, в котором жил А. Ф. ДьяконовТочный прототип Беликова неизвестен. Некоторые современники (в том числе В. Г. Богораз и М. П. Чехов) считали, что прототипом «человека в футляре» стал инспектор таганрогской гимназии Александр Фёдорович Дьяконов, другие же описывали черты характера Дьяконова, опровергающие мнение первых. Так, П. П. Филевский отмечал щедрость Дьяконова и писал: «Я же положительно утверждаю, что между „Человеком в футляре“ и А. Ф. Дьяконовым ничего общего нет и в этом произведении А. П. Чехова никакого местного колорита найти нельзя»[3].
Ю. Соболев полагал, что вероятным прототипом чеховского героя мог стать известный публицист M. О. Меньшиков. Чехов в одном из своих дневников писал о нём:
«М. в сухую погоду ходит в калошах, н
encyclopaedia.bid
Человек в футляре — это… Что такое Человек в футляре?
- Человек в футляре
- Человек в футляре
-
Название рассказа (1898) Антона Павловича Чехова (1860—1904).
Главный герой — провинциальный учитель Беликов, боящийся любых новшеств, поступков, не разрешенных «начальством», как и реальной действительности вообще. Отсюда его любимое выражение: «Как бы чего не вышло…» И, как пишет автор, у Беликова «наблюдалось постоянное и неодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний».
Как понятие нарицательное это выражение стал употреблять уже сам его автор. В письме к своей сестре М. П. Чеховой он писал (19 ноября 1899 г.): «Ноябрьские ветры дуют неистово, свистят, рвут крыши. Я сплю в шапочке, в туфлях, под двумя одеялами, с закрытыми ставнями — человек в футляре».
Шутливо-иронически: человек робкий, боящийся непогоды, сквозняков, неприятных внешних воздействий.
Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. — М.: «Локид-Пресс». Вадим Серов. 2003.
- Человек в футляре
Так называют человека, боящегося всяких новшеств, крутых мер, очень робкого, подобного учителю Беликову, изображенному в рассказе А.П. Чехова «Человек в футляре» (1898). Беликов «был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате…Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо: – Оно, конечно, так-то так, все это прекрасно, да как бы чего не вышло».Интересно отметить, что выражение «человек в футляре» шуточно употребил сам Чехов; в письме к М.П. Чеховой от 19 ноября 1899 г. он писал: «Ноябрьские ветры дуют неистово, свистят, рвут крыши. Я сплю в шапочке, в туфлях, под двумя одеялами, с закрытыми ставнями – человек в футляре».
Словарь крылатых слов. Plutex. 2004.
.
- Чего ни хватишься, ничего нет!
- Человек есть общественное животное
Смотреть что такое «Человек в футляре» в других словарях:
ЧЕЛОВЕК В ФУТЛЯРЕ — ФУТЛЯР. ЧЕЛОВЕК В ФУТЛЯРЕ. В рассказе Чехова «Человек в футляре»: «У этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних… … История слов
ЧЕЛОВЕК В ФУТЛЯРЕ — «ЧЕЛОВЕК В ФУТЛЯРЕ», СССР, СОВЕТСКАЯ БЕЛАРУСЬ, 1939, ч/б, 84 мин. Драма. По одноименному рассказу А.П.Чехова. В ролях: Николай Хмелев (см. ХМЕЛЕВ Николай Павлович), Михаил Жаров (см. ЖАРОВ Михаил Иванович), Ольга Андровская (см. АНДРОВСКАЯ Ольга… … Энциклопедия кино
Человек в футляре — У этого термина существуют и другие значения, см. Человек в футляре (значения). Человек в футляре (истинное происшествие) … Википедия
Человек в футляре — Ирон. (Человек), живущий своими узкими интересами; отгородившийся от людей, от жизни; косный и замкнутый. Вы человек в футляре, картонная душа, папка для дел! (Б. Лавренёв. Рассказ о простой вещи). Он напоминает ей чем то чеховского человека в… … Фразеологический словарь русского литературного языка
Человек в футляре — крыл. сл. Так называют человека, боящегося всяких новшеств, крутых мер, очень робкого, подобного учителю Беликову, изображенному в рассказе А. П. Чехова «Человек в футляре» (1898). Беликов «был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую… … Универсальный дополнительный практический толковый словарь И. Мостицкого
Человек в футляре — Разг. Неодобр. О человеке, который замкнулся в кругу узких обывательских, мещанских интересов, отгородился от реальной жизни, боится нововведений и перемен. /em> По названию рассказа А. П. Чехова (1898 г.). БМС 1998, 619; БТС, 1470; ФМ 2002, 609; … Большой словарь русских поговорок
человек в футляре — о том, кто замкнулся в кругу узких, мещанских интересов, отгородился от реальной жизни, боится нововведений и перемен. Выражение восходит к одноименному рассказу А. П. Чехова. Главный герой этого произведения – учитель древних языков Беликов,… … Справочник по фразеологии
человек в футляре — О том, кто замкнулся в кругу узких, обывательских интересов, боится всяких нововведений От названия рассказа А.П. Чехова … Словарь многих выражений
«Человек в футляре» — ЧЕЛОВЕК В ФУТЛЯРЕ рассказ А. П. Чехова (1898), гл. герой к рого боится жизни и пытается спрятаться от нее в футляр , скорлупу предписаний и стереотипов … Российский гуманитарный энциклопедический словарь
Человек в футляре (фильм) — У этого термина существуют и другие значения, см. Человек в футляре. Человек в футляре … Википедия
dic.academic.ru
Человек в футляре (рассказ) Википедия
«Челове́к в футля́ре» — рассказ Антона Павловича Чехова, написан в мае — июне 1898 года. Впервые был опубликован в журнале «Русская мысль», 1898 год, № 7. Первая часть «маленькой трилогии»[1].
История создания
Замысел о создании этой серии возник у Чехова летом. Серия «Маленькая трилогия», состоящая из трёх рассказов: «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», не должна была оканчиваться рассказом «О любви». Во время написания рассказов произошёл спад активности творчества, а позднее Чехова отвлекло заболевание туберкулезом.
Над рассказом Чехов работал в мае — июне 1898 года в Мелихове. В начале июня 1898 года рассказ готовился к печати, а 15 июня 1898 года рукопись была отправлена в журнал.
Чехов писал об этом рассказе в записных книжках[2]:
«Человек в футляре: всё у него в футляре. Когда лежал в гробу, казалось, улыбался: нашёл свой идеал»
— А. П. Чехов
Прототип
Мемориальная доска в Таганроге на доме, в котором жил А. Ф. ДьяконовТочный прототип Беликова неизвестен. Некоторые современники (в том числе В. Г. Богораз и М. П. Чехов) считали, что прототипом «человека в футляре» стал инспектор таганрогской гимназии Александр Фёдорович Дьяконов, другие же описывали черты характера Дьяконова, опровергающие мнение первых. Так, П. П. Филевский отмечал щедрость Дьяконова и писал: «Я же положительно утверждаю, что между „Человеком в футляре“ и А. Ф. Дьяконовым ничего общего нет и в этом произведении А. П. Чехова никакого местного колорита найти нельзя»[3].
Ю. Соболев полагал, что вероятным прототипом чеховского героя мог стать известный публицист M. О. Меньшиков. Чехов в одном из своих дневников писал о нём:
«М. в сухую погоду ходит в калошах, носит зонтик, чтобы не погибнуть от солнечного удара, боится умываться холодной водой, жалуется на замирание сердца[4]»
Впрочем, сходство между Меньшиковым и Беликовым можно отметить только внешнее[3]. Сам же Чехов писал и о своём брате И. П. Чехове:
«Он, то есть Иван, немножко поседел и по-прежнему покупает всё очень дёшево и выгодно и даже в хорошую погоду берёт с собой зонтик»[5].
Из всех этих фактов, можно сделать вывод, что образ учителя греческого языка Беликова является собирательным[3].
Теперь выражение «Человек в футляре» стало нарицательным в русском языке, означающее одинокого человека, который закрывается от всего мира, создавая вокруг себя оболочку, «футляр».
Персонажи
Герои «Маленькой трилогии»:
Герои рассказа Буркина:
- Беликов — учитель греческого языка. Работал вместе с Буркиным в гимназии. Любимая его фраза: «Как бы чего не вышло»
- Повар Афанасий — старик 60 лет. Нетрезвый и полоумный слуга Беликова.
- Михаил Саввич Коваленко — учитель истории и географии. Молодой, смуглый, высокий мужчина, родом из Малоросии (Украины).
- Варенька — возлюбленная Беликова 30 лет. Сестра Коваленко. Высокая, стройная, чернобровая, краснощёкая девушка.
Сюжет
Рассказ начинается с описания ночлега двух охотников: Ивана Иваныча Чимша-Гималайского и Буркина. Они остановились в сарае старосты села и рассказывали друг другу разные истории. Разговор зашёл на тему людей «одиноких по натуре, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу». Буркин рассказывает историю о неком Беликове, недавно умершем в его городке.
Беликов и был «Человеком в футляре». Он даже в самую тёплую погоду выходил в пальто, в галошах и с зонтиком. И у зонтика его был футляр, и у часов, и у перочинного ножика. И само его лицо, казалось, было в чехле, он постоянно прятал его за воротником. У этого человека было непреодолимое стремление создать себе оболочку, за которой он бы спрятался от реальности. Даже самое малое нарушение или отклонение от правил заставляли его волноваться. На педагогических советах он угнетал всех своей мнительностью и осторожностью. Своими вздохами и нытьём он давил на всех и все ему уступали. Все его боялись. Была у Беликова странная привычка — ходить по квартирам учителей. Он приходил, садился и молчал. Так он «поддерживал добрые отношения с товарищами».
Как-то в гимназию назначили нового учителя истории и географии, а приехал он не один, а с сестрой Варенькой. Она очаровала всех на именинах у директора, даже Беликова. И тогда все решили их поженить. Варенька была не прочь выйти замуж. Но Беликов сомневался, он постоянно говорил о Вареньке, о семейной жизни и о том, что брак — это шаг серьёзный.
Брат Вареньки возненавидел Беликова с первого дня их знакомства. Он даже название Беликову дал «глитай абож паук»[6].
Однажды кто-то нарисовал карикатуру на Беликова: идёт Беликов, а под руку с ним Варенька и внизу надпись: «Влюблённый антропос». Эту карикатуру получили все учителя и чиновники. Беликов еще не отошёл от случая с карикатурой, а тут выезжает Варенька на велосипеде со своим братом. Беликов цепенеет и бледнеет, ему кажется неприличным катание на велосипеде. На следующее утро он приходит к Коваленко и начинает говорить ему о том, как неприлично ездить на велосипеде. Их встреча заканчивается ссорой. Коваленко спускает Беликова с лестницы. Тут заходит Варенька и видит помятого Беликова. Она думает, что он упал с лестницы сам, и начинает хохотать. Этим смехом всё завершилось: и сватовство, и жизнь Беликова. Беликов уходит к себе домой, ложится и больше не встаёт. Через месяц Беликов умер. Хоронили его все, а после похорон испытывали не грусть, а облегчение.
В конце рассказа приятели рассуждают о людях в футляре и ложатся спать.
Критики о рассказе
Рассказ получил большой отклик как у критиков, так и у простого народа.
Одним из первых своим мнением о рассказе поделился А. А. Измайлов, который написал:
«Начатая с улыбкой на устах комическая история, — писал Измайлов о рассказе, — досказывается серьёзным голосом, в котором слышится лёгкое дрожание. Самый фон картины становится сумрачным и торжественно-величавым»[7]
— «Биржевые ведомости»[8]
Критика смущало соединение комедийного карикатурного персонажа и серьёзности взгляда Чехова, серьёзности фона.
Н. Виленкин считал, что это противоречие связано с мастерством писателя. Даже Скабичевский, не питавший «особой любви к Чехову» и считавший его безыдейным писателем[9], назвал Беликова «замечательным художественным откровением Чехова» и поставил образ «человека в футляре» в одну линию с Обломовым и Чичиковым[7][10]. В октябре 1898 года рассказ Чехова анализирует критик и публицист Богданович, который его высоко оценивает, замечает мастерство создания портрета Беликова. Богданович считает, что Беликов и есть сама общественная жизнь, «житейская тина», а потому критикует Чехова за безысходность финала и отсутствие надежды[7][11]. Тем не менее, несмотря на всеобщие положительные оценки, К. П. Медведский в журнале «Московские ведомости» высказал достаточно грубое мнение о рассказе и творчестве писателя в целом:
«Рассказ бессодержателен, плох, но обойти его молчанием нельзя, потому что в нём с чрезвычайною ясностью раскрываются основные недостатки писателя, умеющего воспроизводить лишь внешние стороны житейских явлений»[7]
— «Московские ведомости»[12]
«В зазоре между Беликовым из рассказа Буркина и Беликовым из рассказа Чехова — Пустота. Пустота — одно из имён Человека в футляре, его тайна, его загадка. Гипертрофированно-унылое социально-культурное при немощи естественного, гротескное тело политического, его злая пародия, вдруг превратившийся в шпиона шут с важным донесением. Если следовать логике мифа, сообщение Беликова должно быть действительно важным»[13]
— А. Л. Бокшицкий
Влияние образа
Современные психологи рассматривают образ Беликова как пример описания тревожного расстройства[14].
Памятник героям рассказа установлен в Южно-Сахалинске, в сквере у Сахалинского международного театрального центра в 2013 году.
Экранизация
Примечания
- ↑ Российская государственная библиотека Архивировано 20 марта 2017 года.
- ↑ Паперный З. С. Записные книжки Чехова — Москва: Советский писатель, 1976, с. 389
- ↑ 1 2 3 Человек в футляре. Примечания
- ↑ Ю. Соболев. Чехов. Статьи. Материалы. Библиография. М., 1930, стр. 163—165
- ↑ Письмо Ал. П. Чехову, 22 или 23 сентября 1895 г.
- ↑ «Глитай, або ж павук» (укр.) («Мироед, или паук») — название пьесы Марка Кропивницкого.
- ↑ 1 2 3 4 Человек в футляре. Примечания
- ↑ «Биржевые ведомости», 1898, № 200, 24 июля
- ↑ «Г. Чехов — писатель безыдейный; это у нас решено и подписано. Тем не менее, когда выходит новый рассказ г. Чехова, он первый разрезается в книжке журнала, прежде всего читается и производит такое сильное впечатление на читателя, так настраивает его, подымая в нём ряд новых мыслей и соображений, как не действуют многие из так называемых идейных произведений…»
- ↑ «Сын отечества», 1898, № 238, 4 сентября
- ↑ «Мир божий», 1898, № 10, отд. II, стр. 6
- ↑ К. Медведский. Литературные заметки. Нечто о г. Чехове и «футлярах». — «Московские ведомости», 1898, № 215, 7 августа
- ↑ А. Л. Бокшицкий. Наивный антропос (А. П. Чехов и «человек в футляре»)
- ↑ gorky.media. «Человек в футляре» — тревожное расстройство, а созависимость изучаем на примере «Душечки» (рус.) (23 сентября 2016). Проверено 27 сентября 2016.
Литература
wikiredia.ru