Куприн, Александр Иванович — ПЕРСОНА ТАСС
Родился 7 сентября 1870 г. (26 августа по старому стилю) в г. Наровчате Пензенской губернии (ныне в одноименной области) в дворянской семье. Его отец, служивший мелким чиновником, скончался через год после рождения сына. Александра Куприна воспитывала мать — Любовь Алексеевна (1838-1910), урожденная княжна Кулунчакова, происходившая из обедневшего рода татарских князей. Из-за тяжелого финансового положения она вынуждена была поселиться с сыном в московском Вдовьем доме, а в 1876 г. определила его в Разумовский сиротский пансион.
В 1888 г. Александр Куприн окончил кадетский корпус, в 1890 г. — Александровское военное училище в Москве.
Служба в армии, начало творчества
В 1890-1894 гг. служил офицером в 46-м Днепровском пехотном полку, дислоцировавшемся в г. Проскурове Подольской губернии (ныне г. Хмельницкий, Украина).
В 1894 г. вышел в отставку в чине поручика. Жил в Киеве, где в качестве журналиста сотрудничал в местных газетах «Киевское слово», «Киевлянин» и др.: писал очерки, заметки, фельетоны. В поисках дополнительного дохода перепробовал множество профессий: работал землемером, лесным объездчиком, управляющим имением, суфлером в провинциальной актерской труппе, выращивал табак на продажу и др.
Начал писать художественную прозу еще в юнкерском училище. Первой публикацией Александра Куприна стал рассказ «Последний дебют», напечатанный в 1889 г. в «Русском сатирическом листке». В 1890-х гг. произведения писателя регулярно появлялись на страницах столичного журнала «Русское богатство». В частности, тогда была опубликована серия рассказов, отразивших впечатления Куприна от военной службы: «Дознание», «Куст сирени» (оба — 1894), «Ночлег» (1895), «Прапорщик армейский», «Брегет (оба – 1897). Литературный талант Александра Куприна высоко оценили писатели Николай Михайловский и Владимир Короленко.
В 1896 г. Куприн в качестве корреспондента совершил ряд поездок по заводам Донбасса. Итогом его впечатлений стало первое крупное литературное произведение – повесть «Молох» (1896). В 1896-1897 гг. вышли первые книги Александра Куприна – сборники очерков «Киевские типы» и рассказов «Миниатюры». Широкую известность писателю принесла повесть «Олеся» (1898) – о драматичной любви девушки, выросшей в глуши, и приехавшего из города начинающего писателя. Тогда же Куприным был написан цикл «полесских рассказов»: «В лесной глуши» (1898), «На глухарей» (1899), «Оборотень» (1901).
Жизнь и творчество в 1900-1910-х гг.
В 1901 г. Александр Куприн переехал в Санкт-Петербург, где вошел в редакцию журнала «Мир Божий». К этому времени он познакомился с писателями Иваном Буниным и Антоном Чеховым, стал участвовать в собраниях московского литературного кружка «Среда» Николая Телешова, который объединял авторов реалистического направления (его посещали Иван Бунин, Леонид Андреев, Викентий Вересаев и др.).
Значительное влияние на творчество Александра Куприна оказало его знакомство в 1902 г. с писателем-социалистом Максимом Горьким (Алексеем Пешковым). Куприн печатался в серии сборников книгоиздательского товарищества «Знание», основанного Горьким. С посвящением Горькому в 1905 г. вышла повесть Куприна «Поединок», изображавшая неприглядную картину армейского быта, с бессмысленной муштрой и жестокими порядками. В ее основу были положены впечатления Куприна от службы в Днепровском полку. Повесть широко обсуждалась в обществе, так как ее публикация совпала по времени с поражениями русской армии в войне с Японией 1904-1905 гг.
В 1900-1910-х гг. Александр Куприн опубликовал повести «На переломе (Кадеты)» (1900), «Яма» (1909-1915), рассказы «Болото», «В цирке» (оба — 1902), «Трус», «Конокрады» (оба — 1903), «Мирное житие», «Белый пудель» (оба — 1904), «Штабс-капитан Рыбников», Река жизни» (оба — 1906), «Гамбринус», «Изумруд» (оба — 1907), «Анафема» (1913), цикл очерков о рыбаках Балаклавы – «Листригоны» (1907-1911). Теме любви были посвящены его повесть «Суламифь» (1908), написанная по мотивам библейского сюжета, и рассказ «Гранатовый браслет» (1911) о безответном чувстве телеграфиста к супруге высокопоставленного чиновника. В 1910-х гг. Александр Куприн пробовал себя в жанре научной фантастики, в 1913 г. он написал повесть «Жидкое солнце», в 1917 г. — «Звезда Соломона».
В 1911 г. писатель поселился в Гатчине под Петербургом. В 1912-1915 гг. в издательстве Адольфа Маркса вышло его полное собрание сочинений в 9-ти томах, в 1908-1917 гг. в «Московском книгоиздательстве» — собрание сочинений в 11-ти томах. Помимо литературной работы, Куприн продолжал выступать в печати с очерками и публицистическими статьями.
В 1914 г., в начале Первой мировой войны, Александр Куприн написал одноактный водевиль «Лейтенант фон Плашке», высмеивавший немецкий милитаризм, и сонет «Рок», в котором говорилось об «очистительной силе» войны. В своем доме писатель организовал госпиталь для раненных солдат. Осенью 1914 г. как поручик запаса Куприн был призван в действующую армию, до мая 1915 г. командовал ротой ополчения в Финляндии, затем был демобилизован по состоянию здоровья.
Годы революции и Гражданской войны
Писатель приветствовал Февральскую революцию 1917 г.. После падения монархии публиковал статьи на политические темы в газетах «Петроградский листок», «Петроградский голос», «Вечернее слово», «Биржевые ведомости». По своим убеждениям был близок к эсерам. В мае — июне 1917 г. редактировал «новонародническую» газету «Свободная Россия».
Александр Куприн негативно отнесся к приходу к власти большевиков в октябре 1917 г. Некоторое время он сотрудничал в издательстве Горького «Всемирная литература», а также публиковался в издаваемых Горьким газетах. Кроме того, перевел с немецкого поэму Фридриха Шиллера «Дон Карлос». В июне 1918 г. в газете «Молва» Александр Куприн выступил со статьей, осуждавшей расстрел арестованного большевиками великого князя Михаила Александровича, за что был подвергнут аресту и кратковременному заключению. После освобождения его фамилия была внесена в списки заложников (лиц, подлежащих расстрелу без суда в качестве меры устрашения в случае поражения красных частей на фронтах Гражданской войны).
По предложению Горького Куприн подготовил проект издания непартийной газеты для крестьян, в связи с чем 25 декабря 1918 г. встречался с лидером большевиков Владимиром Лениным (Ульяновым). Однако проект не получил финансирования от властей и не был реализован.
В октябре 1919 г. Гатчину заняли части антибольшевистской Северо-Западной армии (СЗА) генерала от инфантерии Николая Юденича. Александр Куприн добровольцем вступил в СЗА и был назначен редактором армейской газеты «Приневский край». После поражения белых частей под Петроградом Куприн вместе с семьей выехал в Эстонию, затем — в Финляндию, откуда летом 1920 г. перебрался в Париж (Франция).
Эмиграция, возвращение в СССР
В 1920-1937 гг. писатель жил и работал в эмиграции во Франции. В начале 1920-х гг. он сотрудничал в газете Владимира Бурцева «Общее дело», а также в «Русской газете» и «Русском времени». Публиковал статьи о терроре большевиков, разгроме русской культуры, преследовании православной церкви в Советской России. В дальнейшем полностью посвятил себя литературной работе. Часть произведений Куприна 1920-х – первой половины 1930-х гг. была написана на материале из французской жизни: рассказ «Золотой петух» (1923), очерки «Юг благословенный» (1927), «Париж домашний» (1927), «Мыс Гурон» (1929), повесть «Жанетта» (1932-1933). Однако основной темой творчества писателя по-прежнему оставалась Россия. На сюжеты из русской истории были написаны рассказы «Однорукий комедиант» (1923), «Тень императора» (1928), «Царев гость из Наровчата» (1933). Куприн также публиковал очерки о цирковых артистах («Ольга Сур», 1929), рассказы о природе («Ночь в лесу», 1931; «Ночная фиалка», 1933, «Вальдшнепы», 1933). В 1928 г. в автобиографической повести «Купол св. Исаакия Далматского» он рассказал о событиях гражданской войны под Петроградом и своем вступлении в Северо-Западную армию.
В 1933 г. отдельной книгой вышло самое значительное произведение Александра Куприна – автобиографический роман «Юнкера» (в 1928–1932 гг. печатался по главам в парижской газете «Возрождение»). В нем писатель повествовал о годах своей юности в Александровском училище, о своей первой любви и первых литературных опытах, об атмосфере Москвы конца 1880-х гг. Куприн писал, что «Юнкера» — это мое завещание русской молодежи», призванное сохранить то «прошлое, которое ушло навсегда, наши училища, наши юнкеры, наша жизнь, обычаи, традиции».
Несмотря на активную творческую деятельность, Александр Куприн во Франции находился в тяжелом материальном положении. Финансовую помощь ему оказывал Иван Бунин, передавший писателю часть средств от Нобелевской премии по литературе. В 1934 г. Куприн тяжело заболел, были значительно нарушены его слух, речь, зрение, он потерял возможность писать.
В 1936 г. супруга писателя начала переговоры с советским посольством во Франции о возвращении на родину. 7 августа 1936 г. с соответствующим предложением к советскому лидеру Иосифу Сталину (Джугашвили) обратился полпред СССР во Франции Владимир Потемкин. 23 октября 1936 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение разрешить Александру Куприну въезд в СССР. 31 мая 1937 г. семья Куприных приехала в Москву. В 1937-1938 гг. в советской печати был опубликован ряд материалов за подписью Куприна, которые в действительности ему не принадлежали. Как установили современные исследователи, несколько статей были написаны журналистом Николаем Вержбицким, приставленным к писателю советскими властями.
Александр Иванович Куприн скончался 25 августа 1938 г. в Гатчине. Похоронен в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) на Литераторских мостках Волковского кладбища.
Награды, личные сведения
Лауреат Пушкинской премии (1909).
Писатель был дважды женат, имел трех дочерей. Его первой супругой в 1902-1909 гг. была соредактор журнала «Мир Божий» Мария Давыдова (Куприна-Иорданская, 1881-1966), второй в 1909-1938 гг. — Елизавета Куприна (урожденная Гейнрих, 1882-1942). Дочери: Лидия (1903-1924), Ксения (1908-1981, актриса, модель), Зинаида (1909-1912).
Произведения Александра Ивановича Куприна в художественных иллюстрациях XIX—XX веков
В 2020 году исполняется 150 лет со дня рождения выдающегося русского писателя Александра Ивановича Куприна. На площадке Мраморной лестницы Российской государственной библиотеки до 13 сентября работает выставка «Произведения А. И. Куприна в художественных иллюстрациях XIX—XX веков», приуроченная к этой дате.
Фото: Мария Говтвань, РГБ
7 сентября 1870 года родился Александр Иванович Куприн, русский писатель, занимавшийся также разносторонней деятельностью литератора — журналистикой, редактированием газет и журналов, переводами по заказу издательств.
Куприн прожил насыщенную жизнь. В его биографии переплелись радостные и трагические события, жизнь в России, затем в эмиграции, возвращение из Парижа на родину. Писатель оставил после себя большое творческое наследие.
Фото: Мария Говтвань, РГБ
Традиционно большинство изданий и в прессе, и в собраниях сочинений авторов конца XIX — начала XX веков выходило без иллюстраций. Творческий путь Александра Ивановича Куприна начался именно в этот период. В историю отечественной литературы он вошёл как автор повестей и романов «Молох» (1986), «Олеся» (1898), «На переломе (Кадеты)» (1900), «Поединок» (1905), «Яма» (1909—1915), «Юнкера» (1928), «Колесо времени» (1929).
Александр Иванович был удивительным мастером рассказа. Среди его произведений в этом жанре — «В цирке» (1902), «Штабс-капитан Рыбников» (1906), «Гамбринус» и «Изумруд» (1907), «Суламифь» (1908), «Гранатовый браслет» (1910), «Листригоны» (1907—1911) и рассказы для детей — «Белый пудель», «Чудесный доктор», «Слон», которые стали классикой детской литературы.
Фото: Мария Говтвань, РГБ
Иллюстрации к самим произведениям Куприна появились в первое десятилетие XX века, тогда как его рассказы, выходившие в самом конце XIX века отдельными книжками, привлекали внимание читателей к имени автора художественно оформленными обложками изданий. В дальнейшем известные русские художники-иллюстраторы обращались к Куприну постоянно и в журнальных публикациях, и при издании его произведений отдельными книгами.
Самыми популярными произведениями Куприна по числу художественного иллюстрирования стали «Гранатовый браслет», «Поединок», «Олеся» и детские рассказы.
Фото: Мария Говтвань, РГБ
На юбилейной выставке, посвящённой Александру Ивановичу Куприну, представлены книги из фондов Российской государственной библиотеки. Биографические материалы о писателе рассказывают посетителям о его сложной судьбе.
В экспозицию включены первые публикации произведений Куприна в журнале «Русское богатство» (1893—1898) и три тома его «Рассказов» (1903—1909), за которые в 1909 году он получил академическую Пушкинскую премию, разделив её с Иваном Алексеевичем Буниным.
Фото: Мария Говтвань, РГБ
В экспозиции можно увидеть одно из первых иллюстрированных изданий книги Куприна «Детские рассказы», вышедшее в Санкт-Петербурге в 1908 году с обложкой, оформленной Иваном Билибиным, и иллюстрациями художника Де-Пальдо в тексте.
Особое место уделено литературно-художественному альманаху «Шиповник» (1907), сборнику «Земля» (1908), «Летучим альманахам» (1913) и «Цветным сборникам» за 1913 год — в одном из них опубликована иллюстрация Василия Семёновича Сварога к рассказу Куприна «Кармен». Отдельно экспонируются номера «Синего журнала» за 1911 и 1912 годы, в которых помещены рисунки самого Куприна к его «Печальному рассказу» и иллюстрация Савицкого к рассказу «Мой полёт». Журнал «Аргус» за 1914 год знакомит с пьесой-фарсом Куприна «Лейтенант фон Пляшке» с иллюстрациями Джо-Катцеля. Широко известна дореволюционная серия иллюстрированных детских рассказов Куприна «Московского издательства», которые выполнил Михаил Исаакович Соломонов.
Фото: Мария Говтвань, РГБ
В России в 1920—1940 годы произведения Куприна, несмотря на его эмиграцию, продолжали издаваться и иллюстрироваться. На выставке экспонируются книги для детей, вышедшие в издательстве Гаврила Фомича Мириманова: «В недрах земли» (художник Анатолий Фёдорович Андронов, 1923), «Белый Пудель» (рисунки Алексея Никаноровича Комарова, 1926), «Скворцы» (художники Алексей Никанорович Комаров и Александр Данилович Топиков, 1927) и других издательствах — «Белый пудель» (художник Мария Петровна Гортынская, 1929), «Белый пудель» (художник Артур Владимирович Фонвизин, 1934), «Молох» (художник Николай Васильевич Кузьмин, 1949).
Фото: Мария Говтвань, РГБ
В этом разделе выставки также представлены русские эмигрантские издания Куприна этого времени, вышедшие в Париже: «Зелёная палочка» — детский журнал № 1 за 1920 год с рассказом Куприна «Козлиная жизнь» (художник Николай Владимирович Ремизов), сказка «Воробьиный царь» (художник Иван Иванович Мозалевский, 1922).
Фото: Мария Говтвань, РГБ
Наибольшее внимание изданию собраний сочинений Александра Ивановича Куприна и отдельных произведений с обязательным их иллюстрированием было уделено в 1960—1980 годы XX века. Этот период действительно можно назвать периодом художественной иллюстрации произведений Куприна, который представляют лучшие художники этого времени: Пётр Наумович Пинкисевич, Илья Сергеевич Глазунов, Давид Александрович Дубинский, Юрий Михайлович Игнатьев, Cергей Сергеевич Монахов, Савва Григорьевич Бродский, Борис Иванович Лебедев, Давид Борисович Боровский, Юрий Соломонович Гершкович, Татьяна Владимировна Шишмарёва, Герман Алексеевич Мазурин, Сергей Константинович Рудаков, Григорий, Александр и Валерий Трауготы, Анатолий Зиновьевич Иткин, Григорий Георгиевич Филипповский, Юрий Васильевич Копейко, Александр Фёдорович Таран, Владимир Михайлович Семоненко и другие.
Фото: Мария Говтвань, РГБ
В современных изданиях Куприна главной стала идея выпуска книги, которую можно положить в карман, поэтому важным стал только сам текст. К счастью, это не распространилось на детские издания, в которых появились новые интересные иллюстраторы: Михаил Фёдорович Петров, Марат Александрович Шестаков, Михаил Соломонович Майофис, Анатолий Григорьевич Слепков, Владимир Юрьевич Черноглазов, Анна Ремовна Бальжак, Владимир Александрович Дугин.
Фото: Мария Говтвань, РГБ
В экспозиции использованы материалы основного фонда РГБ, отдела изоизданий и центрального подсобного фонда, сотрудникам которых отдел выставочной деятельности приносит свою благодарность.
Выставка подготовлена сотрудниками отдела выставочной деятельности Светланой Завадской и Татьяной Новокрещёновой, оформление Михаила Полохова.
Фото: Мария Говтвань, РГБ
КУПРИН, АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ | Энциклопедия Кругосвет
КУПРИН, АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ (1870–1938), русский писатель. Родился 26 августа (7 сентября) 1870 в г.Наровчат Пензенской губернии. Происходил из небогатой дворянской семьи, окончил Александровское военное училище в Москве (воспоминаниями о нем навеян написанный в эмиграции роман Юнкера, 1933) и в 1890–1894 служил в полку, расположенном в Подольской губернии, на границах Российской империи. Как писатель дебютировал еще в училище, опубликовал несколько рассказов и повесть
Успех пришел к Куприну после появления повести Молох (1896), описывающей бесчеловечные порядки на гигантском заводе в Донбассе и трагедию героя, который не принимает окружающую жизнь из-за ее грубости и жестокости, однако сам становится жертвой мира, где нет ни сострадания, ни любви. Публикация поэтичной повести Олеся (1898) и близких ей рассказов, которые воссоздают дикую и прекрасную природу Полесья, воспевая людей, живущих вне сферы воздействия антигуманной цивилизации, сделала имя Куприна известным всей читающей России. Его славу упрочили первый том Рассказов (1903) и особенно повесть Поединок (1905), где, по замыслу писателя, переданы «ужас и скука военной жизни», а вместе с тем создан проникновенный гимн любви и устами героя, выражена твердая вера в победу человеческого духа.
Поединок вышел с посвящением М.Горькому, к которому в эту пору своего творчества Куприн был близок, и, помимо высоких оценок критики, заслужил похвалу Л.Н.Толстого. Цикл рассказов 1905–1907, связанный с русско-японской войной и первой русской революцией (Штабс-капитан Рыбников, Река жизни, Гамбринус), побудил воспринимать Куприна как одного из самых ярких продолжателей реалистических традиций русской классики, выразившего крепнущую в обществе уверенность, что приближаются великие перемены. Его позиция остается последовательно антидекадентской. Она определяется твердой приверженностью писателя творческим заветам Толстого и А.П.Чехова, которых он считал своими учителями в литературе, а также его неискоренимым жизнелюбием.
Героев Куприна отличает духовная целостность и неподдельное нравственное величие. Далекие от интеллектуальных интересов, эти персонажи – балаклавские рыбаки (цикл новелл Листригоны, 1908–1911), цирковые артисты и борцы, летчики, люди богемы – обладают неиссякаемым запасом жизненных сил и твердой верой в высшую разумность мироздания, какими бы ущербными ни были порядки, установленные в обществе. Эту мысль и связанный с ней идеал бескорыстного служения высокому чувству Куприн воплотил и в нескольких рассказах о любви, по своей стилистике порою сближающихся со стихотворениями в прозе (Суламифь, 1908, Гранатовый браслет, 1911). Особый цикл составляют рассказы о животных, где выражена та же идея высшей красоты жизни и спасительности инстинктивного доверия к ней, вопреки всей жестокости будничных обстоятельств (Белый пудель, 1904, Изумруд, 1911).
В 1909 начинает печататься повесть Куприна Яма, оконченная шесть лет спустя. Отличаясь композиционной рыхлостью, оставшись скорее циклом очерков, нежели выстроенным единым произведением, Яма обличает язву проституции, которую Куприн считал «еще более страшным явлением, чем война, мор и т.д.». Повесть вызвала упреки за чрезмерную натуралистическую достоверность описания домов терпимости. Однако писавшие о Яме признавали, что по яркости человеческих типов, запечатленных на ее страницах, и по злободневности поднятых в ней проблем она занимает исключительное место в современной русской беллетристике.
С началом Первой мировой войны Куприн становится армейским инструктором, а его дом в Гатчине превращается в небольшой госпиталь. Ощущение нарастающего в стране кризиса выражено в некоторых рассказах этого периода (Папаша, Гога Веселов). Февральскую революцию писатель встретил с энтузиазмом, став редактором эсеровской газеты «Свободная Россия», однако к большевистскому перевороту относился враждебно, хотя и пробовал сотрудничать с новой властью (принимал участие в деятельности организованного Горьким издательства «Всемирная литература», обсуждал с В.И.Лениным проект выпуска газеты для крестьян, который так и не был осуществлен). Осенью 1919 Куприн стал редактором газеты «Приневский край», издаваемой штабом армии Юденича, пережил с этой армией разгром и бегство, очутился в Эстонии, затем в Гельсинфоргсе. Драма неудавшегося наступления на Петроград по личным воспоминаниям описана Куприным в повести
Эмиграцию Куприн с самого начала ощущал как личную трагедию, в одном из писем (1921) сравнив себя с лошадью, которую поднимают на пароход «на конце парового крана… Она висит и плывет в воздухе, сразу потерявшая всю свою красоту». Основным жанром Куприна в этот период творчества стала публицистика. Как постоянный сотрудник парижских газет «Общее дело», «Русская газета», «Русское время» он опубликовал многие десятки статей, разоблачающих большевистскую идеологию, торжество которой, по его словам, означало превращение России в «трехдневного Лазаря»: на родине теперь лишь «мертвые, опустошенные глаза и бескровные уста, запечатанные тайной вечной». Разгром русской культуры, надругательство над церковью, непростительный конформизм тех интеллигентов, кто выступил пособником новой власти, угроза распространения большевизма в Европе – постоянные темы выступлений Куприна в эмигрантской печати, продолжавшихся до начала 1930-х годов.
В лучших его рассказах оживают страницы русской истории (Однорукий комендант, 1923) или молодости самого Куприна, когда для него так много значили мир цирка и спорта (Пунцовая кровь, 1926). В романе Колесо времени (1930) рассказана история несчастной любви женщины, наделенной душевной широтой и способностью стать выше предвзятых мнений, к человеку, которому присущи многие пороки декадентской среды. Яркие картины московской жизни в годы царствования Александра III и светлые воспоминания о поре отрочества заполняют роман Юнкера. Роман Жанета (1934) описывает быт нищего парижского эмигранта, в прошлом профессора, жившего в России интенсивной духовной жизнью и окруженного любовью многих, кто ценил его выдающийся научный талант. Бесконечно одинокий, герой привязывается к встреченной им на улице маленькой бездомной девочке, но и эта радость оказывается для него недолговечной.
Тоска по России и предчувствие близкой смерти побудили Куприна хлопотать о советском гражданстве. К мысли вернуться на родину его еще больше склоняло чувство собственной вины за то, что он оказался вдали от нее в самые тяжелые минуты русской истории. Тяжело больным, утратившим способность писать Куприн вернулся в СССР в 1937. По возвращении напечатал Отрывки воспоминаний, где с большими умолчаниями рассказано об истории его отношений с Горьким, которого в эмиграции Куприн сурово осуждал за пособничество режиму, принесшему «ужас и рабство». Планы работы над киносценариями по собственным произведениям остались неосуществленными.
Умер Куприн в Гатчине 25 августа 1938, похоронен на мемориальном кладбище «Литераторские мостки» (Санкт-Петербург).
| Главная / Российские писатели / Куприн Александр Иванович / Куприн А.И. (Список изданий) /
В фондах ЛОДБ имеются следующие издания писателя:
Ссылка на OPAC ЛОДБ сделана 09.11.05 |
издания А. И. Куприна в фонде редких документов ПОУНБ. К 145-летию со дня рождения
Центр по работе с редкими и ценными документами Псковской областной научной библиотеки представляет вниманию читателей несколько изданий, связанных с именем и творчеством русского писателя Александра Куприна. В этом году исполняется 145 лет со дня его рождения.
«Мне нельзя без России»
А. И. Куприн
Имя Александра Ивановича Куприна (1870-1938) относится к самым громким именам первой четверти ХХ века. Автор вошедших в золотой фонд русской литературы произведений «Молох», «Поединок», «Гранатовый браслет», «Гамбринус» и других, Александр Иванович был чрезвычайно колоритной фигурой. Жадный до впечатлений, он вёл страннический образ жизни, пробуя разные профессии — от грузчика до дантиста. Автобиографический жизненный материал лег в основу многих его произведений.
Первым литературным опытом Куприна были стихи, оставшиеся неопубликованными. Первое произведение, увидевшее свет, — рассказ «Последний дебют» в журнале «Русский сатирический листок» (№ 48 за 1889 год).
На страницах литературных журналов в 1901-04 годов постоянно появлялись новые рассказы писателя: «Трус», «Болото», «В цирке», «Конокрады», «Хорошее общество», «Корь», «Жрец». В 1904 году вышло и несколько лирико-философских миниатюр: «Бриллианты», «Вечерний гость», «Пустые дачи».
В 1905 году повесть «Поединок» принесла ему громкую известность.
Куприн воспринял её как должное: не изменился ни круг его интересов, ни круг знакомых.
К. Арсеньев писал в своей рецензии на рассказы Куприна: «… он бережёт, согласно заветам Тургенева, русский язык и пишет с изящной простотою, исключающей деланность содержания и вымученность, манерность формы… Талант А. И. Куприна нуждается не в поощрении, а в признании…».
|
Арсеньев К. А. И. Куприн : рассказы. Т. 1 (изд. 3-е, 1907), т. 2 (изд. 1-е, 1906), т. 3 (изд. 2-е, 1907) : [рецензия]. — [СПб. : Типография Императорской Академии наук, 1910]. — 9, [1] с. – Отдельный оттиск из сб. Отд-ния рус. яз. и словесности Имп. АН, т. LXXXIX |
В 1909 году Иван Бунин и Александр Куприн были удостоены премии имени А. С. Пушкина, присуждавшейся Академией наук. Это было уже официальное признание.
В 1911 году Куприн продаёт право на издание своего Полного собрания сочинений в девяти томах издательству А. Ф. Маркса; стотысячный гонорар говорит об огромной популярности писателя.
В 1912 вышло в свет 9-томное Полное собрание сочинений А. И. Куприна. Это первое и единственное дореволюционное, прижизненное, полное собрание сочинений Александра Куприна, написанных на тот момент. Оно выходило в 1912-1915 годах в качестве приложения к журналу «Нива». Всего было издано 9 томов в 23-х книгах. В Псковской областной универсальной научной библиотеке хранится 7 из них в прекрасных кожано-ледериновых переплётах.
|
Куприн, Александр Иванович. Полное собрание сочинений : с портр. авт.: [в 9 т.] / А. И. Куприн. — С.-Петербург : Т-во А. Ф. Маркс, 1912 Т. 1. Молох [и др.]. — 336 стр., 1 л. портр.; |
В последний том входит повесть «Яма», законченная в 1914 году, после которой Куприн в течение двух лет работал преимущественно над небольшими рассказами.
Один из них – «Груня» — впервые был опубликован в журнале «Огонёк» 1916 года, в номере 26 от 26 июня, с иллюстрациями В. Сварога. Подготавливая рассказ для IX тома собрания сочинений «Московского книгоиздательства», А. И. Куприн внёс в него много стилистических исправлений. Он высказывал пожелание, чтобы IX том вышел с изображением на обложке героини рассказа – «простой русской девушки» (Письмо Д. М. Ребрика к художнику П. Е. Щербову, 1917, 25 февраля; ЦГАЛИ).
Экземпляр этого издания также хранится в нашей библиотеке.
|
Куприн, Александр Иванович Груня и другие сочинения / А. Куприн.- 1-е изд. — Москва : Московское книгоиздательство, 1917 — [8], 265 с. — (Собрание сочинений ; Т. 9). — Содерж.: Груня; Гога Веселов; Мысли Спасана; Гад; Фиалки; Сад Пречистой Девы; Два святителя; Сны; Папаша; Интервью; Неизъяснимое; Гоголь-моголь; Врачебная этика; Канталупы; Скворцы; Живым и ушедшим; Стихотворения |
К. Паустовский сказал о писателе так: «Мы должны быть благодарны Куприну за всё — за его глубокую человечность, за его тончайший талант, за любовь к своей стране, за непоколебимую веру в счастье своего народа». ( Шикман А. П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. — Москва, 1997.)
Похоронен А. И. Куприн в Санкт-Петербурге, на Литераторских мостках, рядом с могилой Тургенева.
Руководитель Центра по работе с редкими и ценными документами ПОУНБ Регина Денисова
Сто пятьдесят лет назад, родились В. И. Ленин, А. И. Куприн и И. А. Бунин
- Подробности
- Категория: События
- Опубликовано: 13 июня 2020
Среди памятных дат 2020 года есть три персональных юбилея, имеющих интересную общую составляющую. Сто пятьдесят лет назад, в 1870-м году, на свет появились Владимир Ильич Ленин (22 апреля), Александр Иванович Куприн (7 сентября), Иван Алексеевич Бунин (22 октября).
На первый взгляд, фигуры трудно сопоставимые – как с историко-культурной, так и с общеисторической точки зрения. «Вождь мирового пролетариата», «гений теории и практики революции», «основатель первого в мире государства рабочих и крестьян»… и два крупных, но всё же не толстовского масштаба писателя, чей общественный авторитет порой был довольно весом, но всегда оставался для них, художников слова, делом вторичным. Куприн и Бунин были товарищами и сотрудниками, получили на двоих Пушкинскую премию в 1909 году, их связывали тонкие нити творческой дружбы и соперничества. С Лениным у обоих не было личных отношений, а в своих текстах начала 1920-х годов они откровенно его демонизировали. И всё же, у этих трёх личностей обнаруживаются парадоксальным образом сближающие их черты. Первый ракурс, с которого попробуем взглянуть на наших героев, – поколенческий.
Конечно, поколение – понятие столь же древнее, сколь и условное. Но в недавнее время ему попытались придать прагматическое измерение два американских автора – Уильям Штраус и Нил Хау, авторы книг «Поколения» (1991) и «Четвёртое превращение» (1997). На материале американской истории они выработали стройную схему смены генераций в рамках повторяющихся циклов протяжённостью около 80–90 лет (saeculum, или естественный век). На протяжении цикла сменяются четыре фазы: Подъём – Пробуждение – Спад – Кризис; им соответствуют (с некоторым небольшим сдвигом1Поколение Пророков рождается к концу эпохи Кризиса, совершеннолетия достигает на пороге Пробуждения… и т.д. То есть появление нового поколения всегда предшествует смене эпох.) четыре идущих друг за другом в вечном историческом хороводе архетипа: Пророк – Странник (Кочевник) – Герой – Художник. Общими для каждого из этих поколенческих архетипов являются исторический и жизненный опыт, модели поведения, базовые отношения к семье, риску, культуре, ценностям и гражданской активности.
В последние годы предпринимались небезынтересные попытки адаптировать американскую теорию поколений для российских условий2См., напр.: Морозов Н.М. Поколение странников и его место в истории России в начале XX века //Вестник КемГУКИ 42/2018. С. 118-123.. Среди главных моментов здесь – иные хронологические рубежи поколений. Согласно одной из интерпретаций люди, родившиеся в России в 1870–1890 годах, – это Странники (в США – в 1883–1900 годах). Итак, наши герои – Странники, они же Кочевники. Как же трактует этот архетип «классическая» теория поколений Штрауса – Хау? Эта генерация появляется на свет в эпоху Подъёма (1860–1870-е годы), время социальных идеалов и духовных исканий, когда молодые люди яростно критикуют устоявшийся порядок. Не правда ли, вполне соответствует финалу Великих реформ, омрачённому жёстким противостоянием власти и народовольцев? Далее, странники растут в период Пробуждения и достигают совершеннолетия (время Александра III, когда интенсивное экономическое и социальное развитие на рельсах «консервативной модернизации» сочеталось c «закручиванием гаек» в политической сфере).
Последующие годы Спада – как это напоминает знакомые со школьной скамьи формулы о периодически наступавшем «спаде революционного движения»! – они встречают в качестве «отчужденных молодых людей». Их звёздный час – Кризис (в России примерно 1910 – 1920-е годы), когда Странники достигают вершины творческих способностей и становятся лидерами мнений. И если им посчастливится пережить Кризис, то они «встречают старость после этого периода с большим запасом жизненных сил».
Нетрудно заметить, что почти всё, сказанное выше, работает в биографиях трёх наших героев – включая «золотую осень» у Бунина, сохранившего до 80-летнего возраста ясность творческого ума, и Куприна, который, вопреки утверждениям советской пропаганды, в эмиграции активно работал, создал четыре романа, два десятка рассказов и очерков. Ленина, как известно, болезнь подкосила… (Представим, что мог бы ещё сделать «Старик», как называли его соратники, доживи он хотя бы до 1930-х…) «Отчуждённые молодые люди» – это, конечно, тоже про них в 1890-е годы: Куприн выходит в отставку в скромном чине поручика, не имея никакой гражданской профессии, берётся за любое ремесло, а потом пишет острокритические зарисовки жизни Империи. Вполне вроде бы благонамеренный Бунин близко общается с толстовцами и народниками… Про Владимира Ульянова и говорить нечего. Вот только первые двое свою «отчуждённость» преодолели в творчестве, а третий… обрушил тот мир, от которого был отчуждён.
И конечно, роднит их то самое странничество. Все трое – провинциалы по рождению (родина Ленина – Симбирск, Бунина – Воронеж, Куприна – маленький Наровчат). Все трое почти всю жизнь путешествовали, побывали эмигрантами. Александр Иванович вернулся на родину в 1937 году, за год до смерти; Иван Алексеевич скончался в изгнании в 1953 году, оставаясь человеком без гражданства с «нансеновским» паспортом («дело ведь не в моих документах, а в моих чувствах»).
Наградная медаль для рецензентов сочинений на соискание премии имени А.С.Пушкина
|
Надежда Крупская |
Владимир Маяковский |
Ольга Гзовская |
Правда, Куприн и Бунин в пору своего становления всё же больше следовали завету Гоголя «нужно проездиться по России». А Ленин 17 сентября 1920 года так отвечал на вопросы партийной анкеты: «Были ли за границей, когда и где: 1895; 1900–1905; 1907–1917 в эмиграции (Швейцария, Франция, Англия, Германия, Галиция). Какие местности России хорошо знаете: жил только на Волге и в столицах». Отвечал не совсем точно: и за рубежом, и в России он имел возможность изучить ещё несколько мест (например, то же замечательное по своей природе Шушенское!). Но определённый личностный вектор этот ответ всё же выявляет…
Вот любопытный штрих, рисующий чисто странническую непривязанность Куприна (вдвойне ценно, что об этом говорит Бунин): «Куприн, даже в те годы, когда мало уступал в российской славе Горькому, Андрееву, нёс её так, как будто ничего нового не случилось в его жизни. Казалось, что он не придает ей ни малейшего значения… Слава и деньги дали ему, казалось, одно – уже полную свободу делать в своей жизни то, чего моя нога хочет, жечь с двух сторон свою свечу…» Интересно, что сам Иван Алексеевич достигал того же «эффекта отстранённости» своим знаменитым холодноватым юмором, «дворянской» позой.
Вспомним и то, что наши герои были… коллегами! Сегодня мы, конечно, охарактеризовали бы род занятий Ленина как «политика», «общественная деятельность», «политтехнологии», наконец. Сам же Ильич в той же знаменитой анкете на вопрос «Какая основная профессия» отвечал: «литератор». И отмечал, что его «побочный заработок – литературный». Побочный, но значимый…
Три наши литератора достигли немалой известности к началу Серебряного века (Куприн и Бунин дебютировали в конце 1880-х, Ульянов позже, в 1894 году). Все они находились в оппозиции – идейной, моральной, эстетической – к модерну с его ценностями. Это, впрочем, не означает, что они не были затронуты веяниями эпохи. Давно известно: дух времени – такая тонкая субстанция, что «отфильтровать» её обычными средствами сложно. К примеру, Иван Алексеевич, который большую часть своей жизни заявлял себя ревнителем истинного канона русской классической литературы (на его взгляд, даже Достоевский не совсем отвечал этому канону), уже давно рассматривается литературоведами как «скрытый модернист». Любовь к экзотическому месту действия, психологизм с особым вниманием к теме смерти, особая «декадентская» интонация (которая из перспективы сегодняшнего дня воспринимается как вполне «классичная»)… Всё это характерно и для Бунина, и для Куприна.
А что же Ильич? Круг его чтения мы знаем неплохо. Кстати, читал Ленин удивительно быстро: спонтанно овладев техникой скорочтения, приводил в изумление соратников. Известно, что вождь большевиков любил русскую классику и не любил всяческих модернистов – как символистов, так и футуристов. Под бунинскими оценками произведений властителей дум Серебряного века («Вальпургиева ночь!», «гнусности», «утомительный, нудный вздор, пошлый своей высокопарностью» и т.п.) Ильич, думается, охотно подписался бы.
Но предельно чёткая ориентация Ленина на возможность, необходимость и даже неизбежность воплощения в жизнь самой фантастической из социальных утопий, конечно, созвучна модерну как времени с особым вкусом к реализации невозможного. О грядущем грезили и пророчили тогда очень многие и очень разные люди: в роли пифии выступали Блок и Хлебников, Маяковский и Есенин, Брюсов и Клюев… Можно сказать, что тяга к эсхатологии, апокалиптике, футурологии, утопии – знаковые признаки модерна как стиля культуры3Об этом см.: Утопия и эсхатология в культуре русского модернизма / Сост. и отв. ред. О.А. Богданова, А.Г. Гачева [сборник материалов международной научной конференции в ИМЛИ РАН] — М.: «Индрик», 2016..
Интересен и такой момент. Как известно, Ленин не сильно жаловал Маяковского. Вот несколько анекдотичная картинка, запечатленная в воспоминаниях Н.К. Крупской: «Однажды [в 1918 году] нас позвали в Кремль на концерт, устроенный для красноармейцев. Ильича провели в первые ряды. Артистка Гзовская декламировала Маяковского: «Наш бог – бег, сердце – наш барабан» и наступала прямо на Ильича, а он сидел, немного растерянный от неожиданности, недоумевающий, и облегчённо вздохнул, когда Гзовскую сменил какой-то артист, читавший «Злоумышленника» Чехова». Во время дружеского чаепития после концерта Ленин сказал Гзовской (по её же воспоминаниям): «Я не спорю, и подъем, и задор, и призыв, и бодрость – всё это передаётся. Но всё-таки Пушкин мне нравится больше, и лучше читайте чаще Пушкина». Правда, Ленин счёл полезным стихотворение Маяковского «Прозаседавшиеся» (1922 г.): «Не знаю, как насчёт поэзии, а насчёт политики, ручаюсь, что это совершенно правильно».
ЛЕНИН
Я говорю о Ленине. Ему ничего не нужно. Он умерен в пище, трезв, ему все равно, где жить и на чем спать, он не женолюбец, он даже равнодушно хороший семьянин, ему нельзя предложить в дар чистейший бриллиант в тридцать каратов, не навлекая на себя самой язвительной насмешки…
Люди без воображения не могут не только представить себе, но и поверить на слово, что есть другой соблазн, сильнейший, чем все соблазны мира, — соблазн власти. Ради власти совершались самые ужасные преступления, и это о власти сказано, что она подобна морской воде: чем ее больше пить, тем больше хочется пить. Вот приманка, достойная Ленина…
Красные газетчики делают изредка попытки создать из Ленина нечто вроде отца народа, этого доброго, лысого, милого, своего «Ильича». Но попытки не удаются (они закостеневают в искательных, напряженных, бесцельных улыбочках). Никого лысый Ильич не любит и ни в чьей дружбе не нуждается. По заданию ему нужна – через ненависть, убийство и разрушение – власть пролетариата. Но ему решительно все равно: сколько миллионов этих товарищей-пролетариев погибнет в кровавом месиве. Если даже, в конце концов, половина пролетариата погибнет, разбив свою голову о великую скалу по которой в течение сотен веков миллиарды людей так тяжко подымались вверх, а другая половина попадет в новое неслыханное рабство, он – эта помесь Калигулы и Аракчеева – спокойно оботрет хирургический нож о фартук и скажет: – Диагноз был поставлен верно, операция произведена блестяще, но вскрытие показало, что она была преждевременна. Подождем еще лет триста…
Текст: Фрагменты статьи А.И. Куприна в газете «Общее дело» № 87 за 1920 год от 10 сентября
МИССИЯ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ
(Речь, произнесенная в Париже 16 февраля 1924 года)
Соотечественники.
Наш вечер посвящен беседе о миссии русской эмиграции.
Мы эмигранты, – слово «emigrer» к нам подходит, как нельзя более. Мы в огромном большинстве своем не изгнанники, а именно эмигранты, то есть люди, добровольно покинувшие родину. Миссия же наша связана с причинами, в силу которых мы покинули ее. Эти причины на первый взгляд разнообразны, но в сущности сводятся к одному; к тому, что мы так или иначе не приняли жизни, воцарившейся с некоторых пор в России, были в том или ином несогласии, в той или иной борьбе с этой жизнью и, убедившись, что дальнейшее сопротивление наше грозит нам лишь бесплодной, бессмысленной гибелью, ушли на чужбину.
…
И если все это соединить в одно — и эту матерщину и шестилетнюю державу бешеного и хитрого маньяка и его высовывающийся язык и его красный гроб и то, что Эйфелева башня принимает радио о похоронах уже не просто Ленина, а нового Демиурга и о том, что Град Святого Петра переименовывается в Ленинград, то охватывает поистине библейский страх не только за Россию, но и за Европу: ведь ноги-то раскорячиваются действительно очень далеко и очень смело.
Текст: Фрагменты речи И.А. Бунина «Миссия русской эмиграции»
Итак, будучи человеком консервативных, во многом пуританских вкусов, Ленин предпочёл бы Пушкина, Чехова, Бетховена «новомодным» ниспровергателям. Однако вот как виделась его деятельность современникам (Фёдор Степун, «Бывшее и несбывшееся»): «Монументальность, с которой неистовый Ленин… принялся за созидание коммунистического общества, сравнима разве только с сотворением мира, как оно рассказано в книге Бытия… Да будут солдаты дипломатами и да заключат они на собственный риск и страх перемирие с неприятелем… Да будут бедняки хозяевами земли… Да будут художники глашатаями будущего. Да здравствуют футуристы, ломающие старые формы искусства, как революция ломает формы старого быта».
Разумеется, ничего из последнего предсовнаркома не провозглашал. Но несомненна стилистическая близость – на пике революции – Ленина (как политического художника) и «левых» модернистов. В равной степени были они увлечены пафосом разрушения, высвобождением дремлющих энергий. И, возможно, прав Бунин, писавший в «Окаянных днях», что «…шёл тогда у нас пир на весь мир, и трезвы-то на пиру были только Ленины и Маяковские». Но очень скоро оказалось необходимым вводить разбуженную стихию в новые, в том числе и культурные рамки. И тогда Маяковский понадобился уже не как певец порыва к неведомым мирам, а как автор утилитарных агиток или «созидательных» поэм.
Бунин с Куприным, в принципе, тоже могли бы прийтись новой власти ко двору. К Ивану Алексеевичу как писателю, кроме его выраженной брезгливой антисоветчины, у большевиков претензий не было. Но он, как известно, уже в июне 1918- го отбыл на белый Юг, а затем – в эмиграцию. Куприн же, как представляется, человек гораздо более терпимый и добродушный, вполне добросовестно пытался «коллаборировать» с большевиками, даже попал в 1918 году на приём к Ленину с идеей основать новую просветительскую газету для сельских жителей. Предсовнаркома идею в принципе поддержал, но в итоге дело закончилось ничем.
Зато остался написанный уже в эмиграции очерк Куприна «Ленин. Моментальная фотография» (1921), где есть несколько любопытных штрихов: «У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги; так ходят кривоногие, прирожденные всадники… Но эта наружная неуклюжесть не неприятна: такая же согласованная, ловкая неуклюжесть чувствуется в движениях некоторых зверей, например, медведей и слонов… И весь он сразу производит впечатление телесной чистоты, свежести и, по-видимому, замечательного равновесия в сне и аппетите. Ни отталкивающего, ни величественного, ни глубокомысленного нет в наружности Ленина. Есть скуластость и разрез глаз вверх, но эти черточки не слишком монгольские… Разговаривая, он делает близко к лицу короткие, тыкающие жесты… Но на глаза его я засмотрелся… От природы они узки; кроме того, у Ленина есть привычка щуриться, должно быть, вследствие скрываемой близорукости, и это, вместе с быстрыми взглядами исподлобья, придает им выражение минутной раскосости и, пожалуй, хитрости».
Пожалуй, этот очерк – лучшее из купринской «ленинианы». А всего писателем написано пять статей – конечно, преимущественно ради заработка в белоэмигрантских газетах. Они полны дурных анекдотов и, разумеется, рисуют негативный образ вождя. Но всё же, до такой ненависти к Ленину, как Бунин в своей речи «Миссия русской эмиграции» (1924), Куприн никогда не доходил. А собрат его гремел анафемами: «Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее; он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек – и всё-таки мир уже настолько сошел с ума, что среди бела дня спорят, благодетель он человечества или нет?». Нет, всё-таки не стоило возвращаться Ивану Алексеевичу в «страну заветов Ильича»…
…Жизненные пути трёх наших странников пересекались, но не переплетались. А маршруты их странствий по дорогам Истории, думается, будут интриговать ещё не одно поколение.
Поколение Пророков рождается к концу эпохи Кризиса, совершеннолетия достигает на пороге Пробуждения… и т.д. То есть появление нового поколения всегда предшествует смене эпох.
См., напр.: Морозов Н.М. Поколение странников и его место в истории России в начале XX века // Вестник КемГУКИ 42/2018. С. 118- 123.
Об этом см.: Утопия и эсхатология в культуре русского модернизма / Сост. и отв. ред. О.А. Богданова, А.Г. Гачева [сборник материалов международной научной конференции в ИМЛИ РАН] — М.: «Индрик», 2016.
Текст: Георгий Сергеев, культуролог
- Подробности
- Просмотров: 6482
Межмузейный выставочный проект «Чехов, Бунин, Куприн. Судьбы скрещенья»
Дом Любощинских — ВернадскихДоходный дом Любощинских — Вернадских (Москва)
22 октября 2020 — 4 апреля 2021
Программа мероприятий
Онлайн-материалы к выставке
22 октября 2020 года в центральном здании Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля — отделе «Доходный дом Любощинских — Вернадских» на Зубовском бульваре — открывается выставка «Чехов, Бунин, Куприн. Судьбы скрещенья», приуроченная к трем юбилейным датам: 150-летию со дня рождения И. А. Бунина и А. И. Куприна и 160-летию со дня рождения А. П. Чехова. Встреча трех классиков русской литературы в едином экспозиционном пространстве дает возможность по-новому осветить многие аспекты их биографии и литературного наследия.
А. П. Чехову принадлежала важнейшая роль в личной и творческой судьбе И. А. Бунина и А. И. Куприна: на протяжении всей жизни он оставался для них не только одним из самых любимых писателей, но и учителем. В свою очередь, дружеское отношение Чехова к Бунину и Куприну было связано не только с его вниманием к молодым талантам, но и с тем, что по направлению своей писательской работы и ее приемам они были ему ближе других младших современников.
В жизни трех писателей было немало совпадений и сближений. Все трое начинали свой путь в литературе с работы в газете, что не могло не отразиться на их творчестве. В 1900-е годы и Бунин, и Куприн вошли в тот литературно-художественный круг, к которому принадлежал Чехов, печатались в либеральных и демократических изданиях, сотрудничали в сборниках товарищества «Знание».
Пути Бунина и Куприна постоянно пересекались: их жизни пришлись на эпоху грандиозных исторических катаклизмов в России, в результате которых оба оказались в вынужденной эмиграции. Писателей сближала общая литературная школа — преклонение перед Чеховым и Толстым. Оставаясь друзьями и во многом единомышленниками, Бунин и Куприн были соперниками. Они жили и творили с оглядкой друг на друга — и на Чехова, который был для них строгим, но справедливым рефери в этом затянувшемся творческом поединке.
Опорные точки экспозиции — пересечения жизненных и творческих траекторий трех классиков: Москва, Ялта, работа в одних и тех же изданиях, жизнь в эмиграции. Разделы выставки, посвященные обозначенным темам, относят к знаковым произведениям писателей: «Поединок», «Окаянные дни», «На чужбине», «Последние могиканы». Вниманию посетителей представлены живописные и графические портреты, шаржи и карикатуры, фотографии и личные вещи, рукописи, документы, письма, книги из собрания Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля, а также Российского государственного архива литературы и искусства, Российской государственной библиотеки, Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына, Орловского объединенного государственного литературного музея И. С. Тургенева.
Юбилейный проект объединяет регионы: передвижные варианты выставки откроются 27 октября в Ефремовском Доме-музееИ. А. Бунина (Тульская область) и 21 ноября в Елецком городском краеведческом музее (Липецкая область).
Межмузейный выставочный проект организован при участии Фонда поддержки и развития детского образования Минзали Ишмуратовой.
Для посетителей выставка откроется 22 октября в 15:00
Куратор: Эрнест Орлов
Художник: Филипп Виноградов, лауреат премии «Золотая Маска» (2012)
Автор концепции: Ольга Залиева
Контакты для СМИ: Юлия Глотова, +7 903 964-30-20, [email protected]
Информационный центр: +7 495 695-53-08, [email protected]
Доходный дом Любощинских — Вернадских
Зубовский бульвар, 15, стр. 1
+7 495 695-53-08
СМИ о выставке
Выставка «Чехов, Бунин, Куприн. Судьбы скрещенья» открылась в Москве (ТАСС)
Чехов, Бунин, Куприн — герои новой выставки в Литературном музее (Телеканал «Россия-Культура»)
«Собутыльники и состульники». Историк литературы Эрнест Орлов — о том, как скрестились судьбы Чехова, Бунина и Куприна («Известия»)
В Москве открылась выставка к 150-летию со дня рождения Бунина (Телекомпания «МИР 24»)
Открылась выставка о Чехове, Куприне и Бунине (Московский комсомолец)
Открывается выставка «Чехов, Бунин, Куприн. Судьбы скрещения» (Дилетант. Media)
Выставка «Чехов, Бунин, Куприн. Судьбы скрещенья» откроется в день 150-летия писателя (Год Литературы)
Выставка «Чехов, Бунин, Куприн. Судьбы скрещенья» к 150-летиюИ. А. Бунина (Радио «Маяк»)
Выставка к юбилеям Чехова, Бунина и Куприна открылась в Москве (Информационный портал «Русский мир»)
В России сегодня отмечают 150 лет со дня рождения И. А. Бунина (Михаил Сеславинский. Личный сайт библиофила)
Чехов, Бунин, Куприн. Судьбы скрещенья (Культобзор)
Гашение памятной марки, приуроченной к 150-летию со дня рождения И. А. Бунина, и открытие выставки «Чехов, Бунин, Куприн. Судьбы скрещенья» (Вестник образования России)
Вержбицкий Г. Написано: 1960; Когда я однажды спросил Куприна, в чем причина его бессмертной любви к цирку, он без колебаний ответил: «Ну, видите ли, я потомственный дрессировщик.Мой дядя, мелкий наровчатский помещик, прославился на всю Пензенскую губернию умением ломать полудиких башкирских лошадей. Он был татарином по происхождению и любил скачки, борьбу и любые другие виды сабантуй, , то есть любые народные праздники с танцами, ходьбой по канату или стрельбой из лука, где самые сильные, самые умелые и хитрые награждаются призами. Увы, все художественные начинания дяди закончились ничем, и он умер бедным человеком. Я, наверное, тоже умру нищим. Но меня это не пугает, потому что, даже если я проголодаюсь, у меня останется много хороших воспоминаний.Вы знаете сказку о гальке на пляже? » «Нет, похоже, не припомню». «Это очень короткая, но убедительная история. Я слышал ее в Тифлисе. Чрезвычайно богатый человек потерял все свои сокровища за один день. Затем он отправился жить в рыбацкую хижину на берегу моря. Он часами сидел на пляже, наблюдая за волнами, перебирая камешки, вспоминая его бриллианты и жемчуг. «Это тоже камни, — размышлял он. — Они тоже созданы природой. Многие из них очень красивы. красиво, но, что самое главное, моя душа спокоена, потому что никто не отнимет их у меня, никто не будет завидовать мне за то, что они у меня есть.'» «По ту сторону», рассказ, в котором Куприн вспоминает свои собственные приключения, рассказывает о младшем лейтенанте по имени Александров, который ради забавы садится на хромую старую одноглазую лошадь и поднимается по лестнице в ресторан на Второй этаж. Находясь в седле, он выпивает стакан бренди и снова едет вниз, где его встречает толпа восторженных зевак. «Можно сказать, что это был просто трюк скучающего офицера. Неужели это был просто трюк? Если вы так думаете, попробуйте научить одноглазую лошадь карабкаться по лестнице и тоже спуститься вниз! Цирк знакомые мне тренеры и райдеры говорят, что это один из самых сложных трюков.« Когда Куприн был юношей в кадетском корпусе, а затем в Юнкерской военной академии, он был известен как гимнаст и танцор и преуспел в построении. Куприну было шесть лет, когда одиннадцатилетний мальчик постарше приехал к родственникам в дом на Кудринке в Москве, где он жил со своей матерью. Мальчик, знавший различные цирковые трюки, вырос известным клоуном и дрессировщиком Анатолием Дуровым. Маленький Анатолий отвел Сашу Куприна в задний коридор, чтобы их никто не видел, и показал ему, как он может прыгать, делать сальто, гримасничать и изображать себя.Когда через несколько лет Куприн был в интернате, он всегда ходил в цирк или зоопарк по воскресеньям, предпочитая проводить день, наблюдая за животными и наблюдая за их привычками, чем играть со своими друзьями дома. Когда ему было десять лет, в Румянцевском доме Куприна захватила фантастическая идея, что он может летать, если очень быстро перепрыгнет через скакалку. Он решил проверить, сработает ли эта идея, и залез на шест в спортзале, перевернул веревку и перепрыгнул через нее.Увы, он не умел летать! Когда Куприн был мужчиной средних лет, он внезапно увлекся жонглированием. Если бы кто-то ужинал с ним в это время, он был бы удивлен, увидев, что Куприн внезапно с большой точностью швырнет пустую тарелку через стол; там его довольно искусно подобрал с воздуха один из его гостей, который, естественно, оказывался профессиональный жонглер. В Киеве Куприн познакомился со знаменитым борцом Иваном Поддубным, который в то время был всего лишь борцом.Куприн уговорили его заняться классической борьбой, и позже Поддубный стал чемпионом мира, титул, который он сохранил на многих международных турнирах. Куприн принимал участие в организации Киевского атлетического общества и как борец в легком весе встречался со многими грозными соперниками. Позже Куприн познакомился с Иваном Лебедевым, организатором соревнований чемпионата мира по борьбе в Петербургском Современном Цирке. Куприн часто был судьей на этих матчах. Много раз в трудных или загадочных ситуациях шумные и требовательные балконные фанаты протестовали против решения Лебедева.Кричали: «Купирин! Куприн судья! « Тогда знаменитый писатель вставал и говорил, указывая на Рефери: «Друзья мои, не кричите! Он прав!» И шум утихнет. Иван Заикин был красивым, сильным цирковым силачом. Он начал свою карьеру с работы с гирями, разрывая железные цепи и сгибая стальные ломы на шее. Куприн также уговорил его попытать счастья в классической борьбе. Кроме того, он заинтересовал Заикина авиацией.В Одессе Куприн и Заикин одними из первых в России взлетели на биплане. Он пролетел около полукилометра и затем рухнул на земля. С тех пор Куприн стал заядлым фанатом авиации. В 1910 году, как он смотрел первый нон-стоп Петербург-Москва. В начале полета в России он с гневом отметил, что это замечательное дело было отдано в руки людей, которые не считали авиацию большим национальным значением, а просто новым поводом для развлечения. «Авиация стала стильной», — писал он. «Так же, как спиритизм, лицемерие, ложный интерес к спорту и, главным образом, к спорту одежда стала стильной. Позолоченные идиоты нашли необходимо ухватиться за это грандиозное предприятие ». В то время итальянский клоун и гимнаст Джакомино впервые выступал в Современном цирке. Вскоре он стал частым гостем в Зеленом доме Куприна в Гатчине. Он пытался уговорить писателя поехать в Италию и обещал быть там его проводником.Наконец Куприн отправился в Италию, но когда он приехал, друга уже не было. Жакомино только что уехал на неожиданную помолвку в Париж. Не все было потеряно, ведь результатом этой поездки стали замечательные путевые заметки Куприна « Лазурный берег». Вряд ли какой-либо другой писатель в мире уделял цирку столько внимания. Первый рассказ Куприна «Аллез» о гордой любви молодого циркового акробата появился в 90-х годах и вызвал восторженный отклик у Льва Толстого. Пребывая с Чеховым в Ялте в 1901 году, Куприн написал «В цирке», который с энтузиазмом встретил и Толстой, и Чехов. Ниже приводится отрывок из письма Куприна своей подруге Л. Елпатьевской. «Тема не слишком запутанная, но какая в ней широта действия: цирк днем, на репетициях, вечером, во время представления, арго, обычаи, костюмы, борьба, натяжка. мускулы и красивые позы, азарт толпы и т. д.Когда я вчера впервые подумал об этом, мои руки похолодели от счастья. Я танцевал по комнате с пением: «Я напишу, я напишу, я напишу!» « В письме к Чехову от 1903 года Куприн писал: «В наше просвещенное время считается постыдным признаться в любви к цирку, но у меня хватит смелости сделать это». В «Белом пуделе» Куприн пишет о маленьком бродячем цирке, который состоял из старого шарманщика, мальчика-акробата и дрессированного пуделя.Это история с глубоким социальным содержанием, написанная с трогательной простотой. Это одна из самых любимых историй детей всего мира. «Белый пудель» пережил бесчисленное количество печатных изданий и переводов. Три других знаменитых цирковых рассказа Куприна — это «Ольга Сур», «Легче воздуха» и «Малиновая кровь». Куприн мечтал о русском цирке, о школе русских артистов цирка с репертуаром, который характеризовал бы смекалку и мудрость народов, населяющих Россию. «Доживу ли я когда-нибудь до того дня, — сказал он, — когда на афише цирка вместо иностранных и часто выдумываемых имен будут найдены имена Иванов, Гебитуллин, Дадвадзе и Сидоренко? Я знаю, что они создадут репертуар не хуже, а уж точно намного лучше и оригинальнее, чем у иностранцев, потому что наши мускулы сильнее, судьба не обошла нас мужеством, а у нас хватит терпения и смеха! О, мы можем смеяться лучше всех в мире мир, потому что наш смех очень особенный.« |
Яма Яма Роман в трех частях Куприна Александр
Александр Куприн
Опубликовано Случайный дом: современная библиотека
Доступное количество: 1
Об этом предмете: Случайный дом: Современная библиотека.Твердый переплет. Состояние: хорошее. Без пиджака. На страницах могут быть заметки / выделение. На позвоночнике могут быть признаки износа. ~ ThriftBooks: читайте больше, тратьте меньше. Инвентарный номер продавца № GB00117h5RSI3N00
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 1.
Александр Куприн
Опубликовано Случайный дом: современная библиотека, январь 1932 г. (1932)
Доступное количество: 1
Об этом предмете: Random House: The Modern Library Январь 1932, 1932.Твердый переплет. Состояние: хорошее. Инвентарный номер продавца № 262087
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 2.
КУПРИН, Александр
Опубликовано Частное издание, Нью-Йорк (1927)
Доступное количество: 1
Об этом объекте: Privately Printed, New York, 1927.Твердый переплет. Состояние: очень хорошее. Очень хороший переплет. Края страниц коричневые, текст чистый. Паспортная табличка на внутренней стороне передней крышки. Углы на крышке затерты. Концы позвоночника выбиты. 1/1555. Эта копия — одна из 55 зарезервированных для прессы; он пронумерован редакционным. Обратите внимание: эта книга была перенесена в Between the Covers из другой базы данных и может не соответствовать нашим обычным стандартам. Пожалуйста, запрашивайте более подробную информацию о состоянии. Инвентарный номер продавца № 121109
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 3.
Куприн, Александр
Опубликовано Напечатано только для подписчиков, Нью-Йорк (1922)
б / у
Твердый переплет
Первое издание
Доступное количество: 1
Об этом объекте: Отпечатано в частном порядке только для подписчиков, Нью-Йорк, 1922 год.Твердый переплет. 1-й. Лимитированный № 206 из 1225 экземпляров. 8vo. 406pp. Перевод с русского оригинала Бернар Гильбер Герни. Зеленый кожаный корешок и угловые наконечники поверх более светлых зеленых бумажных досок; 5 выпуклых полос и позолоченная надпись на корешке; форзацы под мрамор. Состояние прекрасное. Первоначально написанный между 1909 и 1915 годами в трех частях, это первое переведенное издание обвинительного заключения русского писателя о жизни и пороках проституции. Яма Яма — это захудалый участок на окраине Одессы.Все внутренние заказы полностью отслеживаются — изображения доступны по запросу. Инвентарный номер продавца № 11900
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 4.
Куприн, Александр; Пер.Бернар Гильбер Герни
Опубликовано Частное издание, Нью-Йорк (1922)
Доступное количество: 1
Об этом объекте: Privately Printed, NY, 1922. Твердая обложка. Состояние: хорошее. Без пиджака. Доски умеренно изношенные, загрязненные, потемневшие по корешку.На переднем форзаце надпись карандашом. № 328 из 1225 экз. Текст на английском. Инвентарный номер продавца № 25026
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 5.
Куприн, Александр; Бернар Гильбер Герни [Переводчик]
Опубликовано Бернар Гильбер Герни (1929)
Доступное количество: 1
Об этом объекте: Бернар Гильбер Герни, 1929 г.Твердый переплет. Состояние: хорошее. Твердый переплет. Черная ткань поверх досок с красным иллюстративным тиснением на передней обложке и корешке. Титульный лист не датирован. Страница авторского права от 1929 года. 447 страниц. В хорошем состоянии. На обложках есть легкое выцветание и потертость, но в целом красный отпечаток руки, выходящей из земли, и красные буквы остаются четкими и яркими. Голова и стопа позвоночника слегка выбиты. Немного задран. Страницы грубого вырезания. Передние и задние желоба треснуты, но переплет остается надежным, и страницы отсутствуют.Текст на английском. Фронтисписный портрет автора Александра Куприна. Страницы без следов или разрывов. Инвентарный номер продавца № 9-2785
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 6.
Куприн, Александр.
Опубликовано (Нью-Йорк: частная печать для Subsc (1922)
Доступное количество: 1
Об этом объекте: (Нью-Йорк: частная печать для подписки, 1922 г. Твердый переплет. Состояние: хорошее. Обложка изношена, все страницы чистые. Инвентарный номер продавца # mon0001563995
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 7.
Куприн, Александр
Опубликовано Bernard Guilbert Guerney Pub, Нью-Йорк (1929)
Доступное количество: 1
Об этом объекте: Bernard Guilbert Guerney Pub, New York, 1929.Твердый переплет. Состояние: Удовлетворительное. Без пиджака. 447 страниц. Содержит вперед; вступление; записка переводчика; три части и авторский постскриптум. Страницы плотные; пожелтевшие; пятна на форзацах. Края страницы грубые и затемненные. Внутренняя складка корешка ослаблена, но страницы целы. Произведение Александра Куприна на русский язык перевел Бернар Гильбер. В книге рассказывается о жизни в российском доме дурной славы. ВИНТАЖНЫЕ РАБОТЫ. Инвентарный номер продавца № S44mp-B784-5183
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 8.
Куприн, Александр.
Опубликовано (Нью-Йорк: частное издание только для подписчиков, 1922 г.). (1922)
б / у
Твердый переплет
Первое издание
Доступное количество: 1
Об этом объекте: (Нью-Йорк: частная печать только для подписчиков, 1922 г.)., 1922. Высокий 8vo, простая ткань, этикетка на корешке бумаги с принтом, 406pp. Напечатано №194 из 1225 экземпляров. Вероятно, самое известное художественное произведение Куприна, роман реализма, описывающий обычную жизнь проституток. Первое американское издание (в том же десятилетии появилось еще несколько англоязычных изданий). Очень хороший экземпляр. Инвентарный номер продавца № C164 / 410
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 9.
Изображение продавца
АЛЕКСАНДР КУПРИН
Опубликовано ОТПЕЧАТАНО ТОЛЬКО ДЛЯ ПОДПИСЧИКОВ, НЬЮ-ЙОРК, штат Нью-Йорк (1922)
Доступное количество: 1
Об этом объекте: НАПЕЧАТАНО ТОЛЬКО ДЛЯ ПОДПИСЧИКОВ, НЬЮ-ЙОРК, штат Нью-Йорк, 1922 год.Твердый переплет. Состояние: ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ. Состояние суперобложки: ОТСУТСТВИЕ ПЫЛЕВОЙ КУРТКИ. ПЕРВОЕ АМЕРИКАНСКОЕ ОГРАНИЧЕННОЕ ИЗДАНИЕ. XIII + 17 — 406 СТРАНИЦ. НАПЕЧАТАНО С ТИПА НА БУМАЖНОМ СТАРИНЕ БЕРКЛИ И ПРИВЛЕКАТЕЛЬНО переплетен на ДОСКИ ИТАЛЬЯНСКОГО ФАБРИАНО. ЗАДНЯЯ ЧАСТЬ ИЗ ЛЬНЯНОЙ ТКАНИ С СИНЕЙ БУМАЖНОЙ ПОКРЫТИЕМ. НАЗВАНИЕ БУМАЖНОЙ ЭТИКЕТКИ НА ПОЗВОНОЧНИКЕ. ЭТО НАСТОЯЩЕЕ ПЕРВОЕ АМЕРИКАНСКОЕ ИЗДАНИЕ ОГРАНИЧЕНО 1225 КОПИЙ, ИЗ КОТОРЫХ ЭТО НОМЕР 989. ГРОМКО ОБРЕЗАННЫЕ ВЕДУЩИЕ КРАЯ. МАЛЕНЬКИЙ НИК ТКАНИ НА ВЕРХНЕМ ПОЗВОНОЧНИКЕ И БУМАЖЕНИЕ С ИЗНОСОМ ТКАНИ ПЕРЕДНЕГО НИЖНЕГО УГЛА.КНИГА НАСТОЯЩАЯ И ЧИСТА, И БЕЗ МАЛЕНЬКИХ ДЕФЕКТОВ СЧИТАЕТСЯ В ПРЕВОСХОДНОМ СОСТОЯНИИ ДЛЯ 90-ЛЕТНЕЙ КНИГИ. АВТОРСКОЕ ПРАВО ЗАПИСАНО А. КОРЕНОМ, 1922 ГОД. ВСТАВЛЕННЫЙ НЕБОЛЬШОЙ БУКЛЕТ ДЛЯ ЗАКАЗА С ЧЕТЫРЕ СТРАНИЦАМИ, ОТПРАВЛЕННЫЙ БУКСЕЛЛЕРОМ ГАРРИ Ф. МАРКСОМ, ИНК. ИЗ НЬЮ-ЙОРКА, В 1927 ГОДУ. ЦЕНА НА КНИГИ БЫЛА 10 долларов. БУКЛЕТ ГОВОРИТ «КУПРИН ПОКАЗЫВАЕТ ЖИЗНЬ ПРОСТИТУТКИ ВО ВСЕЙ ЧУДОВЕРСКОЙ ПРОСТОТЕ И ПОВСЕДНЕВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. ЭТО БЕСПЛАТНАЯ КНИГА, БЕСПЛАТНАЯ БЕСПЛАТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ О ДВИЖЕНИИ ЖЕНСКОЙ ФЛАЗЫ И ПРОСТИТЕ ПРОСТРАНСТВА ПРОСТРАНСТВА. НА.ЧТО ОН ПОКАЗЫВАЕТ, ТАКЖЕ ЕЖЕДНЕВНЫЕ, ПРИВЛЕЧЕННЫЕ ТРИФЛЕМЫ, ЭТИ БИЗНЕС-ПОДОБНЫЕ, ЕЖЕДНЕВНЫЕ КОММЕРЧЕСКИЕ ОБЗОРЫ, ЭТО ТЫСЯЧИЛЕТНЯЯ НАУКА ЛЮБИТЕЛЬНОЙ ПРАКТИКИ, ЭТО ПРОЗАИНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ, ОПРЕДЕЛЕННОЕ ВРЕМЯ СВОИМИ СЛОВАМИ КУПРИНА «ОСТАЕТСЯ СУХАЯ ПРОФЕССИЯ, ДОГОВОР, СОГЛАШЕНИЕ, ОЧЕНЬ ЧЕСТНАЯ НЕБОЛЬШАЯ ТОРГОВЛЯ, НЕ ЛУЧШЕ, НЕ ХУЖЕ, ГОВОРЯТ, ЧЕМ ТОРГОВЛЯ ПРОДУКТАМИ. УЖАС ТОЛЬКО В ЭТОМ, ЧЕМ НЕТ. ФИЛЬМ УЖАСОВ.» ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ БЫЛО ЛЮБИМЫМ НЕЛЬСОНА ОЛГРЕНУ. ТРИ ЧАСТИ КНИГИ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ ПОЯВИЛИСЬ В 1909, 1914 И 1915 ГГ.ОЧЕНЬ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ КОПИЯ ЭТОГО КЛАССИЧЕСКОГО РОМАНА. Размер: 6 3/8 «X 9 7/16». ПРОСТИТУЦИЯ — ФИКЦИЯ. Инвентарный номер продавца № 002610
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 10.
Изображение продавца
«)
Александр Куприн с переводом с русского Бернара Гильбера Герни
Опубликовано Отпечатано в частном порядке (1922)
Доступное количество: 1
Об этом объекте: Частное издание, 1922 г.Твердый переплет. Состояние: очень хорошее. Ограниченный выпуск. Синяя бумага по серым доскам. Бумажная этикетка названия к корешку. 406pp. Английский текст. Это # 370 из 1225 экземпляров. Обвязка тугая. Некоторое трение края бумажной этикетки. Роман проституции. Переводчик Бернар Герни владел книжным магазином Blue Fawn в Манхэттене в 1920-х годах. Инвентарный номер продавца № 57521
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 11.
Изображение продавца
КУПРИН АЛЕКСАНДРА
Опубликовано БЕРНАРД ГИЛБЕРТ ГЕРНИ, НЬЮ-ЙОРК, штат Нью-Йорк (1929)
б / у
Твердый переплет
Первое издание
Доступное количество: 1
Об этом объекте: BERNARD GUILBERT GUERNEY, NEW YORK, NY, 1929.ТВЕРДЫЙ ПЕРЕПЛЕТ. Состояние: ОЧЕНЬ ПРЕВОСХОДНОЕ СОСТОЯНИЕ. Состояние суперобложки: ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ СОСТОЯНИЕ. ПЕРВОЕ АМЕРИКАНСКОЕ ИЗДАНИЕ, ТИП ЧЕТВЕРТЫЙ. xviii + (1) + 21-447 СТР. КНИГА В ОЧЕНЬ ХОРОШЕМ СОСТОЯНИИ. ЕСТЬ НЕБОЛЬШИЕ СКОЛЫ ОТ ИЗНОСА ПОЛКИ ДО ВЕРХНЕЙ И НИЖНЕЙ ОБРАЗЦА ПЫЛЬНОЙ КУРТКИ, В противном случае КУРТКА БУДЕТ СЧИТАЕТСЯ В ПРЕВОСХОДНОМ СОСТОЯНИИ. КРАСНЫЕ ИЗДАТЕЛИ В ПЯТНАХ КРАЙ. НЕОРЕЗАННЫЕ ВЕДУЩИЕ КРАЯ. К ЗАДНЕЙ КРЫШКЕ И ЗАДНЕЙ КРЫШКЕ НА ПЫЛЬНОЙ КУРТКЕ НЕСКОЛЬКО КРИТИЧЕСКИХ КОММЕНТАРИЙ. ПЫЛЬНАЯ КУРТКА ЗАЩИТНАЯ МИЛАРОВАЯ ОБЕРТКА.В КНИГУ ВСТАВЛЕН ОБРЕЗАННЫЙ ОБЗОР ГАЗЕТНОГО КРИТИКА 1929 г. НА ВНУТРИ ПЕРЕДНЕЙ КРЫШКИ НАХОДИТСЯ ТАБЛИЦА ПРЕДЫДУЩЕГО ВЛАДЕЛЬЦА. ЭТА ЧЕТВЕРТАЯ ПЕЧАТЬ НАМНОГО МЕНЬШЕ, ЧЕМ ОРИГИНАЛЬНОЕ ПЕРВОЕ АМЕРИКАНСКОЕ ИЗДАНИЕ. ОЧЕНЬ КРАСИВАЯ КОПИЯ КЛАССИЧЕСКОГО ОТКРОВЕНИЯ «ПРОСТОЙ» ЖИЗНИ РОССИЙСКИХ ПРОСТИТУТОВ КУПРИНА. ОЧЕНЬ КРАСИВАЯ КОПИЯ ЭТОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ СКАЗКИ О ПРОСТИТУЦИИ. ВСТАВЛЕН АНОНИМНЫЙ ОБЗОР ГАЗЕТНОЙ КНИГИ. Куприн заявляет: «ВСЕ УЖАСЫ ТОЛЬКО В ЭТОМ, ЭТОМ НЕТ УЖАСА.»Размер: 5 3/4″ x 8 7/8 «. ПРОСТИТУЦИЯ — ФИКЦИЯ. Инвентарный номер продавца № 001611
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 12.
Изображение продавца
«)Куприн, Александр
Опубликовано NY.1929. Издатель Бернарда Гильберта Герни (1929)
б / у
Твердый переплет
Первое издание
Доступное количество: 1
Об этом объекте: NY. 1929. Издательство Бернарда Гильберта Герни, 1929.Твердый переплет. Состояние: очень хорошее. 1-е издание. черно-красная иллюстрированная ткань в твердом переплете 8vo. (октаво). нет пылесоса. починил копию в vg cond. переплет квадратный и плотный. чехлы чистые. передняя внутренняя петля отремонтирована петлевой лентой из шелка Brodart. содержимое без маркировки. хорошая чистая копия. без библиотечной маркировки, торговых марок, наклеек, экслибрис, без имен, чернил, подчеркивания, остатков маркировки и т. д. ~. первое издание (NAP) этого издания. палубный корм. 447п. ~ «2 августа 1929 г. Париж. Этот перевод Ямы, опубликованный г.Bernard Guilbert Guerney — это версия на английском языке, содержащая дополнительные материалы, ранее не публиковавшиеся, это также единственное законное издание на английском языке, опубликованное по специальной договоренности со мной и с моего прямого и исключительного разрешения. Александр Куприн ». ~ Предисловие ~« Те, кто не может читать работы Александра Куприна по-русски, должны быть благодарны Бернару Гильберту Герне за перевод YAMA. В книге рассказывается о жизни в российском доме дурной славы. Это реально и трагично.Он хорошо посвящен Куприным «Матери и молодежи». Никакое зло нельзя встретить, закрывая его из виду. Со временем мир узнает, что столкновение с фактами — это начало прогресса. Невежество — величайшее зло. Фанатизм никогда не оправдан. Пришло время, чтобы читающая публика имела некоторый интеллект и чтобы проверкой книги была ее реальная ценность, ее искренность и честность, а не ее обращение к невежественным, порочным и склонным к чувственным чувствам. Книги сегодня запрещены из-за их воздействия на этот класс, который все равно редко читает книги.». Опись продавца № 5172005
Подробнее об этом продавце | Связаться с этим продавцом 13.
Куприн Александр Васильевич Продажа картин и произведений искусства
Лот 4: * КУПРИН, АЛЕКСАНДР (1880-1960) Сумеречный пейзаж. Река Чурук-Су, Бахчисарай
Дата аукциона: 04.06.2014
Эстимейт: £ 150,000 — £ 200,000
Описание: * КУПРИН, АЛЕКСАНДР (1880-1960)
Сумеречный пейзаж.Река Чурук-Су, Бахчисарай
, подп.
Холст, масло. 89 х 125 см.
Выполнено c. 1927-1928 гг.
Происхождение: Частное собрание, Турция.
Подлинность работы подтверждена экспертом Петровым В.
Выставлено: Выставка картин и скульптуры общества московских художников ОМХ, ЦПКиО, Москва, июнь 1929 года, № 149.
Шестая выставка «Крым и Кавказ-Россия», Зал . Московский Союз художников, Москва, 1931.
Художники РСФСР за XV лет (1917-1932), Государственный исторический музей, Москва, 1933, № 412 или 414.
XIXa Esposizione Biennale Internazionale d’Arte, La Biennale di Venezia, Венеция, 1934, No. 30 (этикетка на обороте).
Литература: Каталог выставки, Выставка картин и скульптуры общества московских художников ОМХ, Москва, 1929, с. 16, № 149, числится Семеречный [sic] peizazh.
Художники РСФСР за XV лет (1917-1932) Живопись, Москва, Всекохудожник, 1933, с.20, No. 412 или 414.
Каталог выставки, XIXa Esposizione Biennale Internazionale d’Arte, Venice, Carlo Ferrari, 1934, p. 320, № 30, внесен в список.
В. Никольский, Куприна Александра Васильевича, Москва, Всекохудожник, 1935, с. 43, проиллюстрировано; п. 104, перечисленных под работами 1928 года.
Александр Куприн был одним из основателей группы Бубновый валет в начале 20 века и одним из самых выдающихся советских художников. Он представлен здесь на этом знаковом полотне из крымского периода « Сумеречный пейзаж».Река Чурук-Су, Бахчисарай, датируется концом 1920-х гг.
Куприн — выпускник Московского училища живописи, ваяния и зодчества, ученик Константина Юона и Коровина, один из самых страстных адептов французских авангардных экспериментов. Свой первый визит в Крым художник посетил в 1907 году, откуда написал в письме жене Анастасии Полозанцевой, что материала здесь достаточно, чтобы прослужить художнику не одну, а несколько жизней.
Однако только в конце 1920-х Куприн создал свои лучшие крымские пейзажи, характерные своей внутренней гармонией и выразительной формой.Как писал искусствовед Виктор Никольский в своей монографии о Куприне 1935 года, с 1926 по 1930 год художник совершал ежегодные паломничества в Бахчисарай и не уставал от творческой любви к этому заброшенному уголку Крыма.
Пейзажи Куприна того времени отличаются выразительностью и свободой живописи. Они наилучшим образом демонстрируют умение художника передать ощущение объема и ритма архитектурных форм. Но если раньше формалистические эксперименты занимали центральное место в творчестве Куприна, то в пейзаже Бахчисарая конца 1920-х годов обнаруживается глубоко лирический подход к своему предмету.Здесь, как никогда, мы видим, как Куприна заворожила беззаботная атмосфера того, что Никольский называл этим ленивым, сонным южным городком.
Сумеречный пейзаж. Река Чурук-Су. Бахчисарай — единственное произведение Бахчисарайского цикла Куприна, остающееся в частных руках. Остальные издавна были гордостью российских музейных собраний: Бахчисарай. Чурук-Су. Вечер (1930) в собрании Третьяковской галереи в Москве и Бахчисарая. Чурук-Су.Полдень (1927) висит в Русском музее в Санкт-Петербурге.
…
Расположение: London, LDN, UK
Аукционный дом: MacDougall’s
Дополнительная информация
Куприн Александр | Литературный портал
Александр Иванович Куприн (7 сентября 1870 года в селе Наровчат Пензенской области — 25 августа 1938 года в Ленинграде) — русский писатель, летчик, исследователь и авантюрист, который, пожалуй, наиболее известен своим рассказом «Дуэль» (1905).Среди других известных работ — «Молох» (1896 г.), «Олеся» (1898 г.), «Младший капитан Рыбников» (1906 г.), «Изумруд» (1907 г.) и «Гранатовый браслет» (1911 г.) (по которому снят фильм 1965 г.)
Куприн был сыном Ивана Ивановича Куприна, государственного чиновника. Его мать Любовь Алексеевна Куприна, как и многие другие дворяне в России, потеряла большую часть своего состояния в 19 веке. Большинство его предков — этнические русские, но один из его далеких предков был волжским татарином.
В 1871 году 37-летний Иван Куприн умер от холеры, а через три года Александр вместе с матерью переехал в Вдовий дом в Кудрино, Москва (период, отраженный в его сказке «Белая ложь», 1914).В 1876 году он поступил в благотворительную школу-интернат Разумовского, что вызвало у него много того, что он позже назвал «детскими обидами», но также вызвало его буйный характер и сделало его популярным среди сверстников как прекрасного рассказчика.
В 1880 году, вдохновленный победой России в русско-турецкой войне, он поступил во Вторую Московскую военную среднюю школу, преобразованную в Кадетский корпус в 1882 году. Эти воспоминания остались с ним навсегда; он вернулся к ним в автобиографических рассказах «На переломе» (1900), «Река жизни» (1906), «Леночка» (1910).«Воспоминание о рожках в кадетском корпусе осталось со мной на всю жизнь», — писал он незадолго до смерти. Но именно там он заинтересовался литературой и впервые начал писать, в основном стихи. Большинство его тридцати юношеских стихотворений относятся к 1883–1887 гг., Четырем годам его службы в кадетском корпусе. В этот период Куприн также сделал несколько переводов иностранных стихов (среди них «Ирондели» Беранжера и «Лорелей» Гейне). По словам ученого Николаса Люкера, «пожалуй, самым интересным из ранних стихотворений Куприна является политическая пьеса« Сны », написанная 14 апреля 1887 года, за день до того, как был вынесен приговор террористам, которые планировали убить Александра III в марте того же года.«
Осенью 1888 года Куприн покинул кадетский корпус и поступил в Александровскую военную академию в Москве. Летом 1890 года он окончил Академию в звании младшего лейтенанта и был направлен в 46-й Днепровский пехотный полк (выбранный им наугад), дислоцированный в Проскурове (ныне Хмельницкий). Здесь он провел следующие четыре года, всю свою армейскую службу.
В 1889 году Александр Куприн познакомился с Лиодором Пальминым, признанным поэтом, который организовал публикацию в «Русской сатирической листовке» своего дебютного рассказа «Последний дебют», основанного на реальном жизненном происшествии — самоубийстве путем отравления на сцене певицы Евлали. Кадмина в 1881 году, трагедия, которая также вдохновила Ивана Тургенева на сказку «Клара Милич».Между появлением «Последнего дебюта» и публикацией его второй сказки «Психея» в декабре 1892 года прошло около трех лет. Как и последовавшая за ней «В лунную ночь», пьеса показывала отклонения психического расстройства, исследуя тонкая грань между фантазией и реальностью.
За несколько лет службы в армии Куприн опубликовал несколько сказок, в том числе «В темноте» (1893 г.), которая, по сути, была небольшим романом, и искусные исследования ненормальных состояний ума («Славянская душа», «Безумие» и «Забытый поцелуй», все 1894 г.), в котором автор охарактеризовал себя как «собиратель редких и странных проявлений человеческой души.Только «Расследование» (1894 г.), его первая публикация, вызвавшая критические комментарии, касалось армии. Помимо растущего недовольства армейской жизнью, предстоящая публикация «Следствия», вероятно, была главной причиной отставки Куприна в лето 1894 года. «Допрос» положил начало серии рассказов на русскую армейскую тематику: «Место для сна» (1897), «Ночная смена» (1899), «Прапорщик» (1897), «Миссия». »(1901 г.), результатом которого стало его самое известное произведение« Дуэль ».
После ухода с военной службы в 1894 году, без каких-либо определенных планов на будущее или «каких-либо знаний, академических или практических» (согласно «Автобиографии»), Куприн отправился в пятилетнее путешествие по Юго-Западу. страны, занимаясь многочисленными работами … Он пробовал много видов работы, включая стоматологическую помощь, землеустройство, актерское мастерство, артист цирка, певец псалмов, врач, охотник, рыбак и т. д., все это впоследствии отражалось в его художественной литературе. Все это время он занимался самообразованием и много читал, Глеб Успенский с его этюдами стал его любимым автором.
Летом 1894 года Куприн приехал в Киев и к сентябрю начал работать в местных газетах «Киевское слово», «Жизнь и искусство», а затем «Киевлянин» (Киев). В конце 1890-х работал управляющим имением на Волыни, затем на Полесье в Южной Белоруссии, где помогал выращивать махорку. Он считал, что для хорошего журналиста необходимы «безумное мужество, смелость, широта взглядов и потрясающая память», которыми он сам обладал в полной мере.Часто путешествуя по Юго-Западу России, он сотрудничал с газетами в Новочеркасске, Ростове-на-Дону, Царицыне, Таганроге и Одессе.
Наряду с фельетами и летописями Куприн писал небольшие зарисовки, исследуя определенные среды или изображая людей определенных занятий или обстоятельств, которые позже собирались в коллекцию. В марте 1896 г. восемь таких очерков были опубликованы в небольшом издании «Киевские типы» — первой книге Куприна. В октябре 1897 года вышел его второй сборник «Миниатюры», один из самых известных его цирковых рассказов «Аллез!», Получивший высокую оценку Льва Толстого.В 1905 году Куприн охарактеризовал миниатюры как «первые детские шаги по пути литературы»; тем не менее, как и его «Киевские типы», они были частью его киевского опыта и, как указывает Люкер, ознаменовали дальнейший этап его становления как писателя. Некоторые из его «Индустриальных этюдов», сделанных в 1896–1899 годах после его посещения Донбасса, сделали то же самое.
В 1896 году в журнале «Русское Богатство» был опубликован «Молох», первый крупный труд Куприна, критикующий стремительно растущий русский капитализм и отражающий растущие промышленные волнения в стране.С тех пор Куприн лишь дважды ненадолго возвращался к теме (в «Мутне» 1897 г. и «В недрах земли» 1899 г.). «На этом основании можно сделать вывод, что его забота о промышленном рабочем в Молохе была не более чем преходящей фазой», — полагает Люркер.
Несколько месяцев 1897 года Куприн провел на Волыни. «Там я впитал свои самые сильные, благородные, обширные и плодотворные впечатления … и познал русский язык и пейзажи», — вспоминал он в 1920 году. Три рассказа его незаконченного «Полесского цикла» — «Глубокая глушь», много нашумевший роман о любви Олеси и страшилка «Оборотень» — вышли между 1898 и 1901 годами.Молох и Олеся очень много помогли Куприну построить литературную репутацию. В сентябре 1901 года он был приглашен редактором популярного петербургского ежемесячного журнала «Журнал для всех» Виктором Миролюбовым в свой штат и в декабре начал работать в столице.
В Петербурге Куприн оказался в центре русской культурной жизни. Он подружился и регулярно переписывался с Антоном Чеховым до самой смерти последнего в 1904 году, часто обращаясь к нему за советом. Дружба Куприна с Иваном Буниным продлилась почти сорок лет, продолжаясь, пока оба были в эмиграции.Он сблизился с ученым и критиком Федором Батюшковым из «Мира Божия». Они часто переписывались друг с другом, и 150 сохранившихся писем — лишь часть их переписки. Позже Куприн с большой благодарностью вспомнил руководство Виктора Миролюбова, который, как и Максим Горький, оказал сильное влияние на карьеру Куприна. «Он не только искренне и внимательно относился ко мне и моей работе, но и — заставлял меня думать о вещах, о которых я раньше не думал», — писал Куприн годы спустя.
В 1901 году Куприн вступил в Московское литературное общество «Среда», основанное в 1899 году Николаем Телешовым и состоящее в основном из писателей-реалистов молодого поколения, среди которых были Горький, Бунин и Леонид Андреев.
В феврале 1902 года Куприн женился на Марии Карловне Давыдовой, приемной дочери Александры Давыдовой, вдовы директора Петербургской консерватории. После смерти мужа в 1889 году Александра Давыдова стала редактором либерального петербургского ежемесячника «Мир Божий». Когда она умерла в 1902 году, Мария Карловна взяла на себя издание, а позже в том же году Куприн покинул «Журнал для всех» и возглавил художественный отдел журнала своей жены.
В феврале 1903 года основанное Горьким «Знание» опубликовало сборник из восьми сказок Куприна, среди которых «Допрос» и Молох.«Приятно выходить на свет под таким флагом», — отметил он в письме Чехову. Толстой похвалил сборник за яркий язык, критики почти единодушно одобрили его, указав на близость Куприна по темам и технике к Чехову и Горькому. Ангел Богданович из «Мира Божий» (который в 1897 году нелестно писал о Молохе) теперь хвалил компактный стиль Куприна и его способность передать чувство искрометной жизнерадостности. Сам Горький, писавший Телешову в марте 1903 года, поставил Куприна на третье место после Чехова и Андреева.
Несмотря на литературный успех, первые годы Куприна в Петербурге были напряженными. Работа в журнале оставляла ему мало времени для собственного писательского мастерства, а когда его работы действительно появились в «Мир Божий», по слухам, он обязан своим успехом своим семейным связям. «Жизнь тяжелая, — писал он другу в Киеве, — скандал, сплетни, зависть, ненависть … Мне очень одиноко и грустно».
Куприн в период с 1902 по 1905 год написал меньше, чем в провинции, но, по словам Люкера, «если количество его сочинений сократится — всего около двадцати сказок, — его качество будет несравненно выше… Теперь, более осознавая явные контрасты, царящие в российском обществе, он обратил свое внимание на бедственное положение «маленького человека», следуя лучшим традициям русской литературы. «Среди наиболее заметных рассказов был« В цирке »(1902 г.) ), получивший высокую оценку как Чехова, так и Толстого, «Болото» (1902 г.), тематически связанный с циклом «Полесье» и «Еврейка» (1904 г.), демонстрирует глубокую симпатию Куприна к этому преследуемому меньшинству в российском обществе во времена погромов. были регулярными явлениями в юго-западных регионах Российской империи.Другие темы прозы Куприна этого периода включают лицемерие («Спокойная жизнь», 1904; «Хорошая компания», 1905 г.), фанатизм («Корь», 1904 г.) и вырождение праздного класса («Первосвященник», 1905 г. ).
В 1904 году Куприн начал интенсивную работу над романом «Дуэль», рассказывающим об «ужасах и скуке армейской жизни», задуманном на втором году его службы в армии. был опубликован 3 мая 1905 года. Создание этого романа, тесно связанного с периодами юности Куприна, было для него катарсическим опытом.«Я должен освободиться от тяжелого груза впечатлений, накопленных за годы военной службы. Я назову этот роман Дуэлью, потому что это будет моя дуэль … с царской армией. Армия калечит душу, уничтожает все «Я должен написать обо всем, что знал и видел. И своим романом я вызову царскую армию на дуэль», — сообщил он жене в письме.
Дуэль стала литературной сенсацией года.В 1905 году было продано около 45,5 тысяч экземпляров, огромное количество для начала 1900-х годов. Роман вызвал споры, которые продолжались до 1917 года. Критики левых приветствовали «Дуэль» как «еще один гвоздь в гроб самодержавия», в то время как их консервативные коллеги осуждали ее как «вероломное нападение на правящий порядок». Один офицер даже вызвал Куприна на дуэль через петербургскую газету. С другой стороны, летом 1905 года группа из двадцати офицеров написала автору, выражая благодарность за роман.По словам Люкера, дуэль ознаменовала «вершину карьеры Куприна … обеспечив ему бессмертие в анналах русской литературы».
На протяжении всей своей жизни Куприн был человеком неопределенных политических взглядов, но события 1905 года заставили его занять твердую критическую позицию по отношению к режиму. Куприн установил связи с моряками Черноморского флота в Севастополе и даже попытался записаться на боевой корабль «Потемкин», поднявший мятеж в июне 1905 года. Будучи политически неблагонадежным, он был помещен под наблюдение тайной полиции.В «Событиях в Севастополе» он описал гибель крейсера «Очаков», свидетелем которого Куприн стал в Балаклаве. Его роль в этом деле не ограничивалась ролью разгневанного журналиста. Его более поздний рассказ «Гусеница» (1918) показывает, что он помог спасти нескольких моряков, сбежавших с пылающего крейсера. Адмирал Григорий Чухнин, командующий Черноморским флотом, предположительно ответственный за трагедию, приказал Куприну покинуть Севастополь в течение 48 часов и возбудил дело о клевете.В июне 1906 года Чухнин был убит, но через два года дело все еще слушалось, и Куприн был приговорен к штрафу и десяти дням домашнего ареста в Житомире в августе 1909 года.
Среди его наиболее известных рассказов середины 1900-х годов были «Сны», «Тост», «Искусство» и «Убийца», последний поднимал тему насилия, охватившего Россию в то время. «Младший капитан Рыбников» (1906), повествовавший о японском шпионе, выдавшем себя за русского офицера, получил высокую оценку Горького.По словам Люкера, много обсуждались «Оскорбление» (1906) и «Гамбринус» (1907), эмоциональное обобщение многих мотивов его письма после 1905 года, перекликающееся с декламационным тоном «событий в Севастополе».
С 1905 года Куприн снова стал активным во многих нелитературных сферах. Он выдвинул себя выборщиком первой Государственной Думы города Петербурга. В 1909–1910 годах он совершил полет на воздушном шаре с известным спортсменом Сергеем Уточкиным, отправился в глубины Черного моря в качестве водолаза и сопровождал летчика Ивана Заикина в его авиапутешествиях.
В 1908 году Куприн выехал из Знанья. Его ухудшившимся отношениям с Горьким не помогла публикация в 1908 году «Морской болезни», рассказа, рассказывающего об изнасиловании героини социал-демократа и показывающего ее революционного мужа в неблагоприятном свете, что Горький расценил как преднамеренное оскорбление СД. Вечеринка. Откровенно аполитичными были «Изумруд» (1907 г.), самая известная из его сказок о животных, ода «вечной любви» «Суламифь» (1908 г.), основанная на «Песне песней», автобиографическая «Леночка» (1910), и «Гранатовый браслет» (1911), его самая известная история о «обреченном романтизме», где безнадежная любовь находит свой тихо трагический апофеоз.«Лестригоны» (1907–11) — очерки о рыбаках Балаклавы — лирическая песнь простой жизни и эпическое прославление добродетелей ее простого народа. В октябре 1909 года Куприн был удостоен Пушкинской премии совместно с Буниным.
В 1908 году Куприн приступил к работе над своим самым масштабным и неоднозначным произведением «Яма». Первая часть этого романистического исследования проституции появилась в 1909 году, вторая — в 1914 году, а третья — в 1915 году. Часть I, как она вышла, вызвала широкую полемику, части II и III были встречены почти всеобщим безразличием.Куприн, который, по-видимому, не мог решить, должен ли его роман быть документальным или художественным, либо колебался между ними, либо пытался искусственно их соединить. «Он более успешен в документальном ключе, и поэтому Часть I с подробностями жизни в борделе, безусловно, лучшая», — утверждает Люкер. Роман подвергся критике со стороны некоторых российских критиков и авторов (в том числе Льва Толстого) за чрезмерный натурализм, но многие восхищались им, в том числе юная Нина Берберова.
«Яма» была последней крупной работой Куприна, и для многих она знаменовала упадок его творческих способностей.Большая часть произведений Куприна в период с 1912 года до начала Первой мировой войны считается второстепенной, за исключением «Черной молнии» и «Анафемы». Поездка Куприна на юг Франции в период с апреля по июль 1912 года породила «Лазурный берег», двадцать эскизов, образующих цикл впечатлений от путешествий. В 1911 году он переехал с семьей в Гатчину, недалеко от Санкт-Петербурга.
Когда разразилась Первая мировая война, Куприн открыл военный госпиталь в своем доме в Гатчине, а затем посетил города на западном фронте.К концу 1914 года он обратился через прессу с просьбой о деньгах для раненых, а в декабре отказался от празднования 25-летия своей литературной карьеры. В качестве офицера запаса он был призван в ноябре 1914 г. и командовал пехотной ротой в Финляндии до мая 1915 г., когда был уволен по состоянию здоровья. По этой причине он не смог стать военным корреспондентом, к чему он стремился во время русско-японской войны 1904–1905 годов. Среди немногих рассказов, отражающих войну, наиболее заметными были его сатиры («Гога Веселов», «Канталупы», «Папа», «Груня»), в которых критиковались циники, сколотившие состояние на недовольстве народа.
Февральская революция застала Куприна в Хельсинки, куда он обратился за медицинской помощью. Вернувшись в Гатчину, он выразил энтузиазм по поводу краха царизма в серии статей и в мае начал редактировать газету партии социалистов-революционеров «Свободная Россия», сотрудничая также с «Вольностью» и «Петроградским листом» (Петроградский листок). . Приветствуя свободу, принесенную Февральской революцией, он предвидел крайности, которые могут принести дальнейшие потрясения, и предостерег против того, чтобы Россия погрузилась в оргию кровопролития.
Октябрьская революция мало прояснила политическую позицию Куприна. В статьях, которые он участвовал в рассылке различных газет до середины 1918 года — среди них «Петроградское эхо», «Вечернее слово» и «Заря», — его отношение к новому режиму оставалось двойственным. Он признал историческое значение большевистской революции и восхищался Лениным как «честным и мужественным человеком», заявляя, что «большевизм представляет собой великое, чистое, бескорыстное учение, неизбежное для человечества.Тем не менее, работая в течение короткого времени с Максимом Горьким в издательстве «Мировая литература», он критиковал продразверстку и политику военного коммунизма, утверждая, что большевики угрожают русской культуре и что их недостаточное знание страны принесло страдания. В июне 1918 года Куприн был ненадолго арестован за статью в газете «Молва» (Слух), критикующую режим. Один из его рассказов 1918 года («Гусеница») восхвалял героизм женщин-революционерок, другой (» Призрак Гатчины ») был антибольшевистским рассказом о тирании новых хозяев России.
В конце 1918 года Куприн составил подробный план Земли — газету, предназначенную специально для крестьян. Предложенная им программа заключалась в оказании помощи правительству в радикальном преобразовании сельской жизни в направлении, не противоречащем принципам коммунизма. Поддержанный Горьким и одобренный самим Лениным на встрече с Куприным 25 декабря 1918 года проект так и не был реализован.
16 октября 1919 года Гатчина была взята Белой армией под командованием генерала Николая Юденича.Две недели Куприн редактировал газету «Приневский край», издававшуюся штабом армии Юденича. В октябре, когда белые отступили на запад, Куприн поехал с ними в Ямбург, где присоединился к своей жене и дочери. Через Нарву семья достигла Ревеля в Эстонии, а в декабре уехала в Финляндию. Через полгода в Хельсинки они отплыли во Францию и прибыли в Париж в начале июля 1920 года.
Следующие семнадцать лет в Париже были отмечены упадком творческих способностей Куприна и его склонностью к алкоголизму.Опечаленный разлукой с Россией, он стал одиноким и замкнутым. Бедность семьи усугубляла положение. «Я остался голым … и нищим, как бездомный старый пес», — писал Куприн Ивану Заикину, старому другу. Все это вместе помешало ему писать. «Чем талантливее человек, тем труднее ему без России», — сказал Куприн репортеру в 1925 году.
Ностальгия Куприна объясняет ретроспективное качество его работы в эмиграции. Он вернулся к знакомым темам из его более ранних работ и остановился на личном опыте, связавшем его с родиной, которую он потерял.Его визит на юго-запад Франции в 1925 году вдохновил на создание «Багровой крови» (1926), красочного рассказа о корриде в Байонне, за которым в 1927 году последовали «Благословенный Юг», четыре зарисовки о Гаскони и Верхних Пиренеях. Затем последовали преимущественно городские зарисовки, сделанные в Югославии — результат визита Куприна в Белград в 1928 году для участия в конференции русских писателей-эмигрантов. Три главных произведения парижских лет Куприна: «Колесо времени» (13 эскизов, стилизованных под роман, 1929 г.), автобиографические «Юнкерс» (1932 г.) и романтическая «Жанетта» (1933 г.), описывающая привязанность пожилого профессора к роману. маленькая девочка в его районе.
К 1930 году семья Куприных была в бедности и в долгах. Его литературные гонорары были скудными, его парижские годы преследовали пьянство, после 1932 года его зрение начало ухудшаться, а почерк ухудшился. Попытки его жены открыть переплетный магазин и библиотеку для эмигрантов обернулись финансовыми катастрофами. Возвращение в Советский Союз было единственным решением материальных и психологических проблем Куприна. В конце 1936 года он наконец решил подать заявление на визу. 29 мая 1937 года, провожаемый только дочерью, Купрен покинул Северный вокзал и направился в Москву.Когда 31 мая Куприны прибыли в Москву, их встретили представители писательских организаций и разместили в гостинице «Метрополь». В начале июня они переехали на дачу Советского Союза писателей в Голицыно под Москвой, где Куприн получил медицинскую помощь и отдыхал до зимы. В середине декабря они с женой переехали на квартиру в Ленинграде.
лет в Париже подорвали его здоровье и превратили в старика. Трагическую перемену заметил писатель Николай Телешов, его друг начала 1900-х годов.Посетив Куприна вскоре после его приезда, Телешов нашел его растерянным, бессвязным и жалким. «Он уехал из России … физически очень крепкий и сильный, — писал он позже, — но вернулся исхудавшим … немощным, безвольным инвалидом. Это уже не Куприн, этот выдающийся талантливый человек — это было что-то. .. слабый, грустный и явно умирающий «. В конце концов он вернулся в Москву 31 мая 1937 года, всего за год до своей смерти, в разгар Великой чистки. С возвращением Куприна его произведения были опубликованы в Советском Союзе, но после этого он практически не написал ничего нового.В июне 1937 года, к первой годовщине со дня смерти Горького, в июне «Известия» опубликовали «Фрагменты воспоминаний» Куприна. В октябре вышел скетч «Моя Родная Москва». Общая реакция писателя на происходящее вокруг была далека от эйфории. В своем рассказе о последних месяцах жизни Куприна дочь Лидия Норд нарисовала разочаровавшегося старика, который чувствовал себя чужим в своей родной стране.
Январь 1938 г. принес с собой ухудшение здоровья Куприна. К июлю его состояние было тяжелым; уже страдая заболеванием почек и склерозом, он заболел раком пищевода.Хирургия мало помогла. Александр Куприн умер 25 августа 1938 года и через два дня был похоронен рядом со своими товарищами по писательству на Литературных мостках на Волковском кладбище в Ленинграде.
В феврале 1902 года Куприн женился на Марии Карловне Давыдовой, приемной дочери Александры Давыдовой, вдовы директора Петербургской консерватории. После смерти мужа в 1889 году Александра Давыдова стала редактором журнала «Мир Божий». Когда она умерла в 1902 году, Мария Карловна заняла его, и вскоре Куприн стал заведующим художественным отделом дневника своей жены.Их дочь Лидия родилась в 1903 году.
В 1907 году Куприн развелся с первой женой и женился на Елизавете Морицовне Гейнрих (1882–1943), сестре милосердия, гувернантке Лидии и хорошей подруге Александры. В 1908 году у них родилась дочь Ксения. Мать Куприна умерла в 1910 году.
По словам Николая Люкера, положение Куприна в истории русской литературы весьма значимо, если не уникально. Родился в эпоху, омраченную великим русским романом, достигшего своего апогея в 1860-х годах.он обратился к рассказу как к жанру, соответствующему как его буйному темпераменту, так и разнообразным занятиям его поколения … Со своими современниками Чеховым, Горьким и Буниным. он довел жанр рассказа до расцвета, не имеющего аналогов в русских буквах. То, что он уступал сдержанности Чехову, убежденности Горькому и тонкости Бунину, Куприн компенсировал темпом повествования, построением сюжета и богатством темы. Эти последние качества в сочетании с его неизменным интересом к человеческой душе делают его очень читабельным и сегодня.
Прославленный благодаря роману «Дуэль» (1905), Куприн получил высокую оценку со стороны других писателей, включая Антона Чехова, Максима Горького, Леонида Андреева, лауреата Нобелевской премии Ивана Бунина и Льва Толстого, которые признали его настоящим преемником Чехова. Хотя он жил в эпоху, когда писатели были увлечены литературными экспериментами, Куприн не искал новшеств и писал только о том, что пережил сам, а его герои — следующее поколение после чеховских пессимистов. Владимир Набоков назвал его «русским киплингом» за рассказы о жалких искателях приключений, которые зачастую «невротичны и ранимы».«На протяжении всего ХХ века Александр Куприн оставался« одним из самых читаемых классиков русской литературы »со многими фильмами, основанными на его произведениях, отчасти благодаря« его ярким историям из жизни простых людей и несчастной любви, его описанию военные и публичные дома, что сделало его писателем на все времена и во все времена ».
Малая планета 3618 Куприн, открытая советским астрономом Николаем Степановичем Черных в 1979 году, названа его именем.
Дуэль Александра Куприна: 9781935554523
О дуэли
Об этой книге
Ее горе было почти прижато к его, и ее слова были похожи на быстрые, поспешные поцелуи: «Вы обязательно должны закончить дуэль завтра.
Эта заново открытая жемчужина крупного, но забытого писателя — здесь представлена в великолепном новом переводе — представляет собой увлекательный рассказ о последних днях царской России.
Увлекательная сага о жестокости военной жизни над собственными солдатами. Оказавшись на далекой заставе, молодой Ромашов вынужден драться на дуэли — из-за чего он понимает, что это бессмысленно. По мере того как роман стремительно приближается к поразительному завершению, он оказывается ярким изображением конца эпохи.
This Is A Melville House «HybridBook»
HybridBooks — это объединение печатных и электронных средств массовой информации: покупатели этого печатного издания также получают Illuminations — дополнительный отобранный материал, который расширяет мир новеллы Куприна с помощью текста и иллюстрации — без дополнительной оплаты.
Чтобы получить Иллюминацию для Дуэль от Александра Куприна , просто отсканируйте QR-код (или перейдите по URL-адресу), который находится на обратной стороне печатной книги, что приведет к странице, где вы можете скачать файл для своего предпочтительное электронное устройство для чтения.
«Иллюминации» содержит сочинения Льва Толстого — Федора Достоевского — Александра Пушкина — Редьярда Киплинга — Авраама Ярмолинского — Ивана Тургенева — Антона Чехова — Антона Чехова — Михаила Лермонтова — Александра Дюма — Томаса Харди — Эмили Эмикинсон — Дикинсона и рассказы О. Анри, Ги де Мопассана и Александра Куприна.
Иллюстрации включают: Виктор Адамс — Этьен Проспер Берн-Белькур — Валерий Иванович Якоби — Эжен Делакруа и другие.
Также прилагается Приложение к дуэлянту — «Другая дуэль: беллетристика и поэзия о дуэлях »
Александр Куприн — SKETCHLINE
Александр Куприн был русским, а затем советским художником и педагогом. Мастер натюрморта и городского пейзажа. Один из учредителей выставочно-творческого объединения «Бубновый валет».
Александр родился в семье учителя местной школы. С детства увлекался музыкой (написал несколько фуг) и рисованием.В результате длительного ученичества он изучил петербургскую и московскую традиционные школы рисунка и живописи, а также получил хорошую творческую практику непосредственно во Франции.
Почти полвека Куприн вел активную педагогическую деятельность. Он был членом-корреспондентом Академии художеств СССР (с 1954 г.), получил звание Заслуженного художника России (в 1956 г.). Многие из его учеников стали выдающимися художниками.
Ключевые идеи:
— Будучи студентом Московского училища живописи, ваяния и зодчества, Александр Куприн был впечатлен новой французской живописью и с энтузиазмом начал искать чистое и открытое звучание цвета.Практически первым его опытом была картина, на которой он нарисовал модель чистым желтым цветом. Выразительность цвета так понравилась молодому художнику, что навсегда осталась его пламенной страстью.
— Еще одна ключевая идея, которую воспринял Куприн, — лаконичность сочетаний форм и цветов, которая позже была заменена хобби кубизмом. Александр стремился совместить цветовые решения и, обнаружив их внутреннюю структуру в визуальных формах предметов, раскрыть внутренний узор. Так создавались многочисленные натюрморты.В них ставилась двоякая цель: найти выразительные цветовые решения и четко выстроить обобщенные геометрические формы.
— В работах преобладали жесткие объемы, не совпадающие по форме и размеру предметов, а также их естественному цвету. Художник создавал натюрморты из рукотворных моделей цветов и фруктов, подчиняя композицию собственной логике.
— Желание создать глубокую художественную концепцию привело Куприна к индивидуальному стилю даже в самых традиционных темах.Наполняет натюрморты культурно значимыми объектами: трубками, скульптурами. Иногда он использует череп лошади и другие экзотические предметы.
— С другой стороны, художник изображает природу осязаемую, живую, изменчивую и полную движения — она появляется, например, в крымских пейзажах. Здесь в натюрмортах и сюжетных картинах приближается цветовой тон, сохраняется декоративная насыщенность. Куприн не изменял этим правилам, равно как и культуре целостного видения, даже в ряде индустриальных типов: месторождениях, заводах, металлургических заводах.
Александр Куприн — Болото. Переведено с русского | Сесили Лоулесс | Переводы Сесили | Апрель, 2021
Летний вечер угасал. В лесу воцарилась безмолвная тишина. Высота высоких рядов сосен все еще казалась алой от нежного отражения палящего заката, но внизу было темно и сыро. Резкий, горячий, сухой аромат смолистых ветвей ослаб, но сквозь него шел более сладкий запах дыма, который весь день тянулся сюда из далекого лесного пожара.Мягкая северная ночь тихо и быстро спускалась на землю. Птицы замолчали, когда солнце село. Только несколько дятлов все еще отбивали свой глухой, монотонный ритм, лениво, как во сне.
Частный землемер Жмакин и его ученик Николай Николаевич, сын Сердюковой, бедной помещичьей вдовы, возвращались с геодезии. Дорога к дому Сердюковки была поздняя и долгая: сегодня им предстоит переночевать в выделенной государством части леса у знаменитого лесничего Степана.Между деревьями вилась узкая оленьая тропа, исчезающая в двух шагах впереди. Высокий худой землемер шел, сгорбившись и низко опустив голову, случайными, приседающими, но широкими шагами, которые крестьяне, охотники и геодезисты делают по знакомой и длинной дороге. Его коротконогий, миниатюрный и толстый ученик с трудом мог угнаться за ним. Он вспотел и тяжело дышал с открытым ртом; его белая шляпа была сбита с ног; спутанные рыжеватые волосы падали ему на лоб; его очки упали на влажный нос.Его ноги скользили и расходились по прошлогодней тугой сосновой игле, и он с ворчанием цеплялся за узловатые корни, тянувшиеся вдоль дороги. Геодезист все это четко видел, но сознательно не сбавлял оборотов. Он был усталым, злым и голодным. Трудность, с которой столкнулся его ученик, доставила ему зловещее удовлетворение.
По приглашению барышни Сердюковки землемер Жмакин делал упрощенную схему ведения редкого, изношенного скота и падших крестьян на ее лесных участках.Николай Николаевич добровольно вызвался ему помочь. Он был прилежным и разумным помощником, и его характер составлял очень подходящую компанию: яркую, ровную, нелепую и нежную, только в нем все еще было что-то детское, что выражалось с некоторой наивной поспешностью и энтузиазмом. С другой стороны, землемер был старым, одиноким, подозрительным и несимпатичным человеком. Всему округу было известно, что он подвержен тяжелым длительным выпивкам, поэтому его редко приглашали на работу и платили мало.
Днем ему удалось поладить с молодым Сердюковым. Но по вечерам геодезист обычно уставал от ходьбы и шума, кашлял, становился мелочным и вспыльчивым. Затем ему снова стало казаться, что студент только делал вид, что заинтересован в опросе и разговоре с крестьянами во время перерывов, но на самом деле он стал его помощником по секретному приказу, чтобы посмотреть, пил ли инспектор на работе. . А то, что студент освоил все тонкости съемки астролябии, вызвал ревнивую и оскорбленную зависть у Жмакина, который трижды провалил экзамен частного геодезиста.Безудержная болтовня Николая Николаевича раздражала старика, как и его свежая, здоровая молодость, аккуратная опрятность в одежде и мягкая, вежливая покорность, но самым болезненным для Жмакина было осознание собственной жалкой старости, грубости, жалости. и его слабый, несправедливый гнев.
Чем ближе подходил к концу рабочий день, тем более сварливым и резким становился геодезист. Он резко указывал на ошибки Николая Николая и отрезал его на каждом шагу. Но в студенте была такая бездна юной неиссякаемой доброты, что он явно не был способен обидеться.Он с чуткой готовностью извинялся за свои ошибки и отвечал на резкие всплески Жмакина ревущим смехом, отголоски которого долго прокатывались по деревьям. Он задавал геодезисту анекдоты и вопросы, как будто не замечая его мрачного настроения, с той же счастливой, немного неловкой и немного навязчивой доброжелательностью, с которой веселый щенок играет с ухом большой, старой, угрюмой собаки.
Геодезист шел, тихо и серьезно. Николай Николаевич пытался пройти рядом с ним, но так как он заблудился в деревьях и споткнулся о вещи, ему часто приходилось скакать, чтобы догнать своего товарища.В то же время, несмотря на одышку, он говорил громко и горячо, с оживленными жестами и неожиданными криками, от которых грохотал по спящему лесу.
«Я не давно живу в деревне, Егор Иваныч, — сказал он, стараясь придать своему голосу задушевный характер, и крепко прижал руку к груди. — И я согласен, я полностью согласен с вами насчет того, что я не знаю деревни. Но все, что я видел до сих пор, так трогательно, глубоко и мило … ну да, конечно, вы возразите, что я молод, что я увлекся … Я готов согласиться и с этим, но упорная практика, взгляни на крестьянскую жизнь с философской точки зрения… »
Геодезист презрительно пожал плечами, криво и язвительно ухмыльнулся, но продолжал молчать.
«Посмотрите, уважаемый Егор Ивананич, какая ужасная историческая древность присутствует во всей ткани деревенской жизни. Деревянные плуги, бороны, дачи, телеги — кто их придумал? Ни один. Никто. Весь народ вместе. Две тысячи лет назад эти объекты выглядели точно так же, как и сейчас. Тогда люди сеяли, пахали и строили, точно так же. Две тысячи лет назад!… Но когда же это, в какое чертовски далекое время сформировался этот циклопический стиль жизни? Мы не можем даже думать об этом, уважаемый Егор Иваныч.Здесь мы с тобой падаем в бездонную пропасть веков. Мы почти ничего не знаем. Как и когда люди вспомнили о первых телегах? Сколько сотен, может быть, тысяч лет прошло с момента этого творения! Черт знает! » Студент внезапно вскрикнул в полный голос и быстро снял фуражку с затылка прямо на глазах. «Я не знаю, и никто не знает… Итак, все, к чему можно прикоснуться — одежда, посуда, лапти, лопаты, прялки, решетки!… Действительно, поколения за поколениями миллионов людей по очереди ломали голову над своим изобретением.У народа есть свое лекарство, его поэзия, его общая мудрость, его великолепный язык, и тем не менее — заметьте — ни одного имени, ни одного автора! И хотя все это жалко и скудно по сравнению с линкорами и телескопами, простите меня — я все равно несравненно больше удивляюсь и люблю вилы! »
«Ту-ру-ру, ти-лёо-лёоо», — наперебой пел Жмакин, поворачивая руку, подражая шарманщику. «Приехали машины. Я удивлен, что это не утомляет тебя: каждый день одно и то же? »
«Нет, Егор Иваныч, ради бога!» студент ответил быстро.«Просто послушай, просто послушай меня. Крестьянин, куда бы он ни смотрел, на что бы он ни смотрел, всюду окружен старой и древней, седой и мудрой правдой. Все записано в попытках предков, все просто, понятно, практично. И самое главное — в полезности работы нет никаких сомнений. Возьмите врачей, судей, литературу. Как много спорного, относительного и скользкого в их профессиях! Возьмите учителей, генералов, бюрократов, священников… »
« Я прошу вас не привносить в это религию », — громким басом заметил Жмакин.
«Да не в том дело, Егор Иваныч», — раздраженно сказал Сердюков, медленно звеня в руках. «Взять, наконец, прокуроров, художников, музыкантов. Я ничего не говорю, это все достойные люди. Но каждый из них, наверное, хоть раз задумывался: действительно ли моя работа, дай бог, так необходима человечеству, как кажется? Но для мужика все на редкость элегантно и понятно. Если сеять весной, зимой будет достаточно. Накорми лошадь, и она тебя накормит.Что может быть правдивее или проще? А затем этот практичный мудрец берется за воротник, удаляется из центра его понятной жизни и сталкивается лицом к лицу с цивилизацией. «Силой такой-то статьи и на основании постановления кассационной инстанции с таким-то номером крестьянин Иван Сидоров нарушил интересы землевладения и осужден» и т. Д. Иван Сидоров отвечает на это вполне резонно: «Ваша честь, но наши отцы и прадеды вспахали эту иву, а пень от нее остался.Но тут на место прибывает геодезист Егор Иванич Жмакин.
«Пожалуйста, не навязывайте мне это», — грубо прервал Жмакин.
«Ну, тогда, допустим, приезжает геодезист Сердюков, если хотите, и заявляет: линия AB, граничащая с участком Ивана Сидорова, идет по компасу на сорок градусов тридцать минут». Очевидно, что Иван Сидоров, как и его дед и его прадед, пахали чужую землю. И вот Иван Сидоров попадает в тюрьму, совершенно правильно по всем статьям приговора и наказания, но все равно почти ничего не понимает и глаза у него подергиваются.Что для него значит ваш компас с сорока градусами, если он с молоком матери поверил, что на планете не существует чужой земли, но что вся земля принадлежит Богу? »
«Какова цель этого примера? — угрюмо спросил Жмакин.
«Или другой пример: Ивана Сидорова заставляют служить в армии, — страстно продолжал Сердюков, не слыша геодезиста, — а его командир учит его:« Поверни приклад винтовки, втяни живот, делай — внимание ». ! Иди вперед всем телом… »Но позволь мне сказать, Господь! Я сам два месяца служил отечеству и готов верить, что эти шалости нужны на военной службе.Но все это чистая абракадабра для мужика, колокольня в уксусе, всмятку! Как хотите, взрослый человек, оторванный от простой, серьезной и понятной жизни, не может поверить вашему слову о том, что этот фокус-покус действительно необходим и имеет под собой разумное основание. И, наконец, он смотрит на тебя, как овца смотрит на новые ворота ».
«На сегодня мало, Николай Николаевич?» сказал геодезист. «Если честно, мне эта сурьма уже надоела. Хочешь изобразить себя чем-то, но у тебя ничего не получается.Вы изображаете из себя своего рода Дон Жуана! И я не понимаю, о чем весь этот разговор ».
Студент побежал догнать геодезиста, обогнув куст.
«Ну, вы сегодня утром сказали, что крестьянин глуп, что мужик ленив, что мужику нужно бить, что он балуется. Вы сказали это с ненавистью, и поэтому это было более несправедливо, чем должно было быть. Но поймите, Егор Иваныч, что у нас с крестьянином другие измерения: третье он понимает с трудом, а мы уже начинаем предвосхищать четвертое.Сказать, что мужик глуп! Послушайте, как он говорит о погоде, о лошадях, о сенокосе. Замечательно: просто, точно, красноречиво, каждое слово взвешено и выбрано … Но послушайте мужика, когда он рассказывает о том, как он ездил в город, ходил в театр, проводил время в трактире с автомобилем … какие грубые выражения, какие Глупые, избитые слова, какой гнусный, раболепный язык. Сэр, не делайте этого! » — воскликнул глупец, повернувшись к открытому пространству и раскинув руки, как будто весь лес был полон слушателей.«Ну да, я знаю, что мужик бедный, невежественный, грязный… но дай ему вздохнуть. У него грыжа от бесконечных усилий — историческая, социальная грыжа. Накормите его, исцелите, научите грамматике, но не ударяйте его своим четвертым измерением. Потому что я твердо верю, что до тех пор, пока вы не обучите людей, все ваши решения кассационной инстанции, степеней, нотариусов и сервитутов будут для него мертвыми словами четвертого измерения! »
Жмакин вдруг резко остановился и повернулся к студенту.
«Николай Николаевич! Прошу вас наконец! » — воскликнул он плачущим женским голосом. «Вы так много говорите, что мое терпение лопнуло. Я не могу больше этого иметь; Я не хочу этого! Вроде умный человек, но элементарных вещей не понимаешь. Что ж, вы можете поговорить дома или с друзьями. А что я за друг, спрашиваю? У тебя свой путь, у меня свой … и мне не нужны эти разговоры. Имею полное право… »
Николай взглянул на Жмакина сбоку, сквозь очки.Лицо геодезиста было необычным: спереди оно было узким, длинным и резким, как карикатура, но широким и плоским, если смотреть в профиль — лицом без черт, только с одним профилем и грустным опущенным носом. И в мягких, отчетливых оттенках позднего вечера ученик увидел такое скучающее, тяжелое и злобное отношение к жизни, что сердце его заболело от мучительной жалости. Сразу же с какой-то проницательной болезненной ясностью он понял и ощутил в себе всю мелочность, ограниченность и бесцельную злобу, наполнявшую скудную, одинокую душу этого несчастного человека.
«Но не сердитесь, Егор Иваныч», — сказал он смиренно и примирительно. «Я не хотел вас обидеть. Как вы раздражительны! »
«Раздражительна, раздражительна», — с тупым гневом повторил Жмакин.
«Вы станете совершенно раздражительным. Я не люблю эти разговоры … вот в чем дело … и вообще, какая я для вас компания? Вы образованный человек, аристократ, а я что? Серое вещество — и не более того ».
Студент разочарованно замолчал.Ему всегда было грустно, когда он сталкивался в жизни с грубостью и несправедливостью. Он отступил от геодезиста и молча пошел за ним, глядя ему в спину. И даже эта согнутая, узкая, тугая спина словно говорила без слов с мучительной выразительностью о нелепой и жалкой приостановке жизни, о бесконечной череде подлых ударов судьбы, о горьком и упорном самолюбии … В лесу стало совсем темно, но его глаза, привыкшие к постепенному переходу от света к темноте, различали расплывчатые призрачные силуэты деревьев вокруг.Был тихий сонный час между вечером и ночью. В лесу не было ни звука, ни шороха, и в воздухе доносился стойкий медовый запах травы, доносящийся из далеких полей. Дорога пошла вниз. На повороте дороги студент вдруг почувствовал запах чего-то вроде глубокого подвала, сырого холода.
«Осторожно, здесь болото», — коротко сказал Жмакин, не оборачиваясь.
Николай Николаевич только сейчас заметил, что его шаги тихие и мягкие, как по ковру.Справа и слева от тропинки росли короткие спутанные кусты, а вокруг него, цепляясь за ветви, блуждали сломанные тускло-белые клочки тумана. Неожиданно по лесу разнесся странный звук. Он был длинным, низким, печально мелодичным и, казалось, шел из-под земли. Студент сразу остановился и тут же задрожал от страха.
«Что это было, что это было?» — спросил он дрожащим голосом.
«Выпь», — коротко и мрачно сказал геодезист.«Поехали, пошли. Это плотина.
Теперь ничего не было видно. Справа и слева туман теперь висел толстыми мягкими белыми пеленами. Студент почувствовал его влажное, цепляющее прикосновение к своему лицу. Впереди равномерно трепыхалось темное нисходящее пятно: это была спина геодезиста, идущего впереди. Дороги не было видно, но болото ощущалось с обеих сторон. От него исходил тяжелый запах гнилых водорослей и сырых грибов. Почва плотины вздымалась и дрожала под ногами, и на каждом шагу, где-то в сторону и далеко внизу, появлялись маслянистые брызги просачивающегося ила.
Геодезист внезапно остановился. Лицо Сердюкова прижалось к его спине.
«Тихо. Черт тебя подери!» Жмакин сердито ответил. «Подожди, я поплачу по дровосеку. Продолжай пробираться через это проклятое болото, пожалуйста.
Приставил руки ко рту, как труба, и долго кричал:
«Step-a-an!»
Когда он выходил из мягкой бездны тумана, его голос казался слабым и бесцветным, как будто он был влажным от влажных паров болота.
«Ой, только Бог знает, куда здесь идти!» — сердито пробормотал геодезист, стиснув зубы.«Тебе придется ползти, чтобы поместиться. Шаг-а-ан! » — воскликнул он снова раздраженным, пронзительным голосом.
«Степан!» — добавил студент приглушенный бас.
Они долго кричали, по очереди, пока на ужасающем расстоянии от них туман не засветился в одном месте большим желтым бесформенным сиянием. Но это облачное сияющее пятно, казалось, не приближалось к ним, а медленно качалось влево и вправо.
«Степан, это ты?» крикнул геодезист в этом направлении.
«Хоп-хоп!» — ответил сдавленный голос с бесконечного расстояния. «Это никогда не Егор Иваныч?»
Облачная точка света в одно мгновение приблизилась и увеличилась, и весь туман вокруг внезапно озарился дымным светом, и огромная тень кого-то заколебалась в сияющем пространстве, а из темноты появился маленький человечек с оловянная лампа в его руках всплыла.
«Верно, то же самое», — сказал дровосек, поднимая лампу на уровень своего лица. «А это кто с тобой? Никогда не сердюковский господин? Желаю Вам здоровья, Николай Николаич.Возможно, вы проведете ночь. Я просил тебя. И я думал про себя: кто плачет? Я на всякий случай принес с собой винтовку.
В желтом свете лампы лицо Стефана резко и отчетливо выделялось из темноты. Все это заросло светло-каштановыми мягкими вьющимися волосами его бороды, усов и бровей. Только голубые глаза смотрели из этого леса, окруженные лучами мелких морщинок, которые давали ему постоянное выражение нежной, усталой и все же детской улыбки.
«Тогда пошли», — сказал Степан и, повернувшись, внезапно исчез, растворившись в тумане.Большой желтый свет его лампы низко покачивался над землей, освещая участки узкой тропы.
«Ну что, Степан, тебя еще трясет?» — спросил Жмакин, идя за лесником.
«Еще трясется, господин Егор Иваныч», — ответил издалека голос невидимого Степана.
«Днем мы немного поправляемся, но как только наступает вечер, толчки возвращаются. Право, Егор Иваныч, тут ничего не поделаешь… мы привыкли ».
«А Марье не лучше?»
«Как она могла быть лучше? Жена и дети больны, это очень плохо.И, конечно, есть ребенок, но его, конечно, не тронет … А мальчика, вашего крестника, на прошлой неделе увезли в Никольское. Это третий, кого похоронят … Простите, Егор Иваныч, я дорогу освещу. Будьте осторожны здесь ».
Хижина дровосека, как успел заметить Николай Николаевич, стояла на сваях, так что между полом и землей оставалось свободное пространство, два аршина высотой . К крыльцу вела крутая неровная лестница, и Степан ее осветил, подняв над головой фонарь, и, пройдя мимо, студент заметил, что дровосек весь трясется легкой, дрожащей дрожью, съеживаясь в свой служебный серый кафтан и спрятав голову в плечи.
Через открытую дверь проникал теплый запах гниющего крестьянского дома, а также кислый запах шкур шуб и печеного хлеба. Геодезист первым перешагнул порог, низко наклонившись под перемычкой.
«Здравствуйте, хозяйка!» — сказал он дружелюбно и весело.
Высокая худощавая женщина, стоя у открытой горловины печи, слегка повернулась к Жмакину, поклонилась небрежно и молча, не глядя на него, и вернулась к печке. Дача Степана была большой, но покрытой копотью, пустой и прохладной, и поэтому производила впечатление заброшенного, безлюдного места.Вдоль двух темных бревенчатых стен, сходившихся в переднем углу, стояли высокие узкие дубовые скамейки, непригодные для лежания или сидения. Передний угол был заполнен огромным количеством полностью черных изображений, а справа и слева висели знаменитые лубочные гравюры, приклеенные к стене хлебными крошками: страшный судья с множеством зеленых демонов и белых ангелов с овечьей мордой, притча о богатом Лазаре, шаги человеческой жизни, русский хоровод. Весь противоположный угол (тот, что теперь был слева от входа) был занят большой печью, занимавшей треть коттеджа.С нее смотрели головы двух детей, с такими белыми, выжженными солнцем волосами, какие есть у деревенских детей. Наконец, у задней стены была широкая двуспальная кровать с красным ситцевым балдахином. На кровати, далеко от пола, сидела девочка лет десяти. Она покачивала скрипучей люлькой и смотрела на пришельцев большими светлыми глазами.
В углу перед иконой стоял пустой стол, а над ним на металлическом стержне висел жалкий светильник со стеклом, черным от копоти.Студент сел возле стола и сразу почувствовал себя таким скучным и утомленным, как если бы он уже провел здесь много-много часов в томлении и вынужденном молчании. Из лампы выходил керосиновый дым, и его запах вызывал смутное, далекое воспоминание, как сон, в сознании Сердюкова. Где и когда это было? Он сидел один в пустой, сводчатой, пустой комнате, похожей на коридор; стоял горький запах дыма керосиновой лампы; за стеной доносился успокаивающий звук капли за каплей, падающей на чугунную печь, и в душе Сердюкова таилась такая затяжная серая терпеливая скука.
«Заведи самовар, Степан, яичницу-болтунью», — Жмакин.
«Я сейчас на нем, господин Егор Иваныч, — сказал Степан, начиная суетиться. — Марья, — нерешительно повернулся он к жене, — самовар не попробуешь? Джентльмены будут пить чай.
«Очень хорошо. — Не дави, толкатель, — недовольно ответила Марья.
Она ушла за навес. Землемер перекрестился у иконы и сел за стол. Степан нашел место немного поодаль от геодезиста, на том же углу скамейки, где стояло ведро с водой.
«И я подумал, кто так плачет?» Степан начал добродушно. «Это теперь не наш лесник? Нет, подумал я, куда поедет ночью — ночью дороги не найдет. У нас есть странный дворянин. Его дровосеки должны содержать свои винтовки в отличном состоянии, как это делают солдаты. Это его главное удовольствие. Вы выходите с винтовкой и, конечно же, докладываете: «Ваша светлость, все идет хорошо в вверенном мне обходе Чернятинского леса…» Ну, в любом случае, он в порядке, честный человек.И какое это имеет значение, что он дурачится с девушками, ну это, конечно, не наше дело… »
Он замолчал. Было слышно, как рядом, на крыльце, Марья кладет угли в самовар, а дети громко дуют на печь. Колыбель продолжала скрипеть жалобно и однообразно. Сердюков внимательно посмотрел в лицо девушки, сидящей на кровати, и оно поразило его мучительной красотой и необычным, невоспроизводимым выражением. Черты его лица, несмотря на некоторую припухлость на щеках, были такими нежными и нежными, что казалось, будто они нарисованы без теней и без пигментов на прозрачном фарфоре, и среди них выделялись неестественно большие, сияющие, красивые глаза на всем протяжении ярче, глядя с задумчивым и невинным удивлением, как глаза Пресвятой Богородицы на картинах прерафаэлитов.
«Как тебя зовут, красотка?» — мягко спросил студент.
Большеглазая девушка закрыла лицо руками и быстро спряталась за занавеской.
«Она боится. Ну что это, дурак? — сказал Степан, как бы извиняясь за дочь. Он неловко и ласково улыбнулся, так что все его лицо исчезло в бороде и выглядело, как ёжик, свернувшийся в клубок. «Ее зовут Варя. Ну чего ты боишься, глупый, господин добрый, — успокоил он девушку.
«И она тоже больна?» — спросил Николай Николаевич.
«Что?» — спросил Степан. Густые волосы на его лице разделились, и снова посмотрели добрые усталые глаза. «Она больна, спросите вы? Мы все здесь больны. Моя жена, и эта, и те, что на плите. Все. Во вторник мы похоронили двоих детей. Конечно, это сырое место, что немаловажно. Мы дрожим, и ведьма суббота!… »
« Я хочу, чтобы ты исцелился », — сказал студент, качая головой. «Приходи ко мне как-нибудь в Сердюковку, я дам тебе иезуитский лай.
«Спасибо, Николай Николаич, дай Бог здоровья. Мы пытались вылечиться, но ничего не вышло », — сказал Степан, безнадежно заламывая руки. «Трое из моих умерли … великая сила здесь — отсыревание, болото и воздух делает все тяжелым, ржавым».
«Почему бы тебе не переехать отсюда в другое место?»
«Что? Да, вы говорите, в другое место? » — снова спросил Степан. Казалось, он сначала не понимал, что ему говорят, и с явным усилием, как будто стряхивая с себя дрожь, обратил внимание на Сердюкова.«Что может быть лучше, чем переезд, сэр? Но все равно здесь кто-то должен жить. Дача, конечно, аграрная и без дровосека не обойтись. Если не мы, то еще кто-нибудь. До меня в этом же домике жил лесник Халактион, человек трезвый, независимый… ну конечно, сначала он похоронил двоих детей, потом жену, а потом и сам умер. И поэтому я думаю, Николай Миколаич, что неважно, где ты живешь. Господь, Царь Небесный, он лучше всех знает, кому принадлежит, где и что им следует делать.
Марья вышла с самоваром, открывая и закрывая за собой дверь локтями. «Садитесь, у дрона нет мёда!» — крикнула она Степану. «Хотя бы чашку поставь! ..»
Она поставила самовар с такой силой, будто хотела его бросить. Лицо у нее было преждевременно состарившееся, измученное, землистого цвета: под коркой щек было много мелких морщинок, горящих нездоровым кирпично-красным цветом, а глаза сияли неестественно ярко. С таким сердитым взглядом она бросила на стол чашки, блюдца и буханку хлеба.
Сердюков отказался от чая. Он сидел расстроенный, сбитый с толку, печальный из-за всего, что он видел и слышал сегодня. Мелкая, слегка едкая неприязнь землемера, тихая покорность Степана своей загадочной и жестокой жене, тихое раздражение жены, взгляд детей, медленно, один за другим, умирающих от болотной лихорадки, — все это в совокупности одно мрачное впечатление, подобное тошнотворному, колючему, виноватому жалости, которое мы испытываем, когда внимательно смотрим в глаза умной больной собаки или в глаза идиота, которое берет на себя управление нами, когда мы слушаем или читаем о добром, узком … мыслящие, обманутые люди.И теперь Сердюкову показалось, что в этой бедной, узкой и унылой жизни было какое-то зло и несправедливый обман.
Геодезист молча пил чашку за чашкой и жадно ел хлеб, впиваясь в него большими полукруглыми надкушками. Когда он ел, под его щеками появлялись линии сухожилий, похожие на клубки веревки, покрытые тонким слоем кожи, а глаза выглядели безразличными и тусклыми, как глаза жующего животного. Из всей семьи только Степан после долгих уговоров согласился выпить чаю.Он пил его долго и громко, дуя на блюдце, вздыхая и шумно покусывая сахар. Когда он допил чай, он перекрестился, перевернул чашку и осторожно положил оставшийся в руках крошечный кусочек сахара обратно в жестяную коробку, окруженную мухами.
Время тянулось медленно и вяло, и Сердюков думал о том, сколько еще долгих скучных вечеров ждет впереди в этом душном коттедже, затерянном как единственный остров в море серого ядовитого тумана. Самовар, который перестал гореть, вдруг зазвенел воющим голосом, в котором слышалось обычное безнадежное отчаяние.Люлька больше не скрипела, а в углу за печкой монотонно, через равные промежутки времени плакала, засыпая, как сверчок. Девушка, сидящая на кровати, опустила руки между колен и задумчиво, как завороженная, смотрела на огонь в лампе. Ее большие глаза с неземным выражением лица стали еще больше, а голова склонилась набок с бессознательной и скромной грацией. О чем она думала, что чувствовала, так пристально глядя на пламя? Временами ее тонкие руки тянулись в долгой, ленивой истомке, а потом ее глаза на мгновение вспыхивали странной, еле заметной улыбкой, в которой было что-то лукавое, нежное и выжидательное: как будто она знала, одна из всех другие люди о каком-то сладком, болезненном благословении, ожидавшем ее в тишине и тьме ночи.И в голову студенту пришла странная, тревожная, почти суеверная мысль о таинственной власти болезни над семьей. Глядя на необычные глаза девушки, он подумал, что, может быть, обычной повседневной жизни для нее не существует. Для нее проходит долгий день, медленно и равнодушно, с его однообразными заботами, с его раздражающим шумом и суетой, с его мешающим светом. Но наступает вечер, и вот, обратив глаза к пламени, девочка летит на ночь в нетерпеливом ожидании.А ночью дух неизлечимой болезни, преодолевая ее слабое детское тело, овладевает ее маленьким разумом и окутывает его дикими, мучительно-радостными сновидениями…
Где-то давным-давно Сердюков увидел гравюру известного художника. Эта картина получила название «Малярия». На краю болота, у воды, где цвели белые кувшинки, лежала девушка с широко раскрытыми во сне глазами. Но из болота вместе с туманом, теряя в нем легкую сладкую одежду, в дыму показался тонкий, смутный призрак женской фигуры с большими дикими глазами и медленно, ужасно медленно потянулся к ребенку.Сердюков вдруг вспомнил этот забытый образ и сразу почувствовал, что мистический ужас ползет по его спине холодной кистью, от затылка до основания позвоночника.
«Ну, в Америке есть такой обычай: они сидят, они сидят, а потом спят», — сказал геодезист, вставая со стула. «Пойдем спать, Марья».
Все встали со своих мест. Девушка заложила сцепленные пальцы своей головы под голову и вытянула во многом все свое тело.Она зажмурилась, но губы ее радостно и мечтательно улыбнулись. Зевая и потягиваясь, Марья принесла две большие охапки сена. Гневное выражение исчезло с ее лица, ее сияющие глаза стали более мягкими, и в них было то же странное выражение нетерпеливого и томного ожидания.
Пока она передвигала скамейки и клала на них сено, Николай Николаевич вышел на крыльцо. Но ни впереди, ни по бокам ничего не было видно, кроме густого серого влажного тумана, и высокое крыльцо, кажется, плыло в нем, как лодка в океане.А когда он вернулся в хижину, его лицо, волосы и одежда были холодными и мокрыми, как будто он был пропитан горьким туманом болота.
Студент и геодезист лежали на скамьях, положив головы под иконы и расставив ноги. Степан поставили на полу возле печи. Он выключил лампу, и они долго слышали, как он шепчет свои молитвы и с ворчанием прячет себя в постели. Потом, откуда-то приходя, Марья проскользнула в кровать, бесшумно наступив босиком.В коттедже было тихо. Только сверчок постоянно издавал монотонное, убаюкивающее щебетание каждые пять секунд, а мухи бились о стекла окон и настойчиво жужжали, как будто повторяли одно и то же, утомленное, бесконечное причитание.
Сердюков, несмотря на усталость, не мог заснуть. Он лежал на спине с открытыми глазами и прислушивался к резким ночным звукам, которые в темноте, во время бессонницы, приобретали такую странную силу.
Геодезист заснул практически мгновенно.Он дышал с открытым ртом, и казалось, что при каждом вдохе в его горле лопается тонкая пленка, через которую захваченный воздух быстро и внезапно выходит. Девушка, лежащая на кровати рядом с мамой, внезапно произнесла торопливую, непонятную длинную фразу … Двое детей на плите дышали часто и тяжело, словно пытаясь сдуть с губ изнуряющий лихорадочный жар … Степан долго, тихий стон при каждом вдохе.
«Ма-а-а-а-а, я хочу расслабиться», — потребовал детский голос, угрюмо и сонно.
Марья послушно вскочила с кровати и босиком зашагала к ведру. Ученик слышал плеск воды о железный черпак и то, как ребенок долго и жадно пил, громкими глотками, останавливаясь, чтобы отдышаться. И снова все затихло. Тонкая пленка равномерно лопалась в груди геодезиста, мухи жалко бились о стекло, и очень часто детские груди дышали, как маленькие паровозы. Самая старшая девочка внезапно проснулась и села на своей кровати.Она долго пыталась найти, что сказать, но не могла, и ее зубы просто стучали от ужасного холода. «Я крутой», — наконец услышал Сердюков прерывистыми, заикающимися звуками. Марья со вздохами и нежным шепотом завернула ребенка в дубленку, но ученик еще долго слышал сухое и частое дрожание ее зубов в темноте.
Сердюков тщетно пытался использовать все свои методы для засыпания. Он считал до ста и более, он повторял знакомые стихи и jus римского права, он пытался вообразить сияющую точку и волнение вершин морей.Но средства, которые он попробовал, не помогли. Больные груди вокруг него часто и горячо дышали, и в душной тьме казалось таинственное присутствие кровожадного и невидимого духа, который проклятием поселился в хижине лесничего.
Ребенок плакал возле кровати. Его сонная мать раскачивала колыбель и, сама борясь со сном, спела старинную колыбельную под заунывный скрип струн:
«О-о-о!
Все люди спят
И все звери тоже спят… »
Эта грустная колыбельная лениво и устрашающе нарушала тишину, переходя от полутона к полутону и чего-то древнего, чудовищного. издалека просачивалось из этой грубой, невинной мелодии.Казалось, именно так загадочные и несчастные люди на заре человечества пели бы, хотя и без слов, далеко за пределами истории. Умирая, подавленные ночными ужасами и своим бессилием, они сидели обнаженными в пещерах на берегу моря, у первобытных костров, глядя в таинственное пламя, и, сложив руки на костлявых коленях, раскачивались взад и вперед под звуки звуков Унылая, бесконечно долгая, воющая песня.
Кто-то постучал в окно извне, по самой голове студента, который от удивления дернулся.Степан встал с пола. Он долго стоял на одном месте, прикусил губы и, словно желая расстаться с дрожью, лениво почесал грудь и голову. Потом, внезапно проснувшись, подошел к окну, прижался к нему лицом и закричал в темноту:
«Кто там?»
«Ууууу», — беззвучно промурлыкал голос через стекло.
«На Кислинскую?» — вдруг спросил Степан невидимому человеку. «А, я тебя слышу. Путешествуйте с Богом, я иду сейчас ».
«Что? В чем дело, Степан? » — в тревоге спросил студент.
Степан наугад возился с печкой в поисках спички.
«О… я должен идти», — сказал он с сожалением. «Ну, тут ничего не поделаешь… Огонь, видите ли, перекинулся на нас в доме Кислинской, и поэтому лесник приказал всем лесникам выгнать его… Теперь егерь приехал верхом».
Вздыхая, стоная и зевая, Степан зажег лампу и оделся. Когда он вышел на крыльцо, Марья быстро и легко перешла с кровати и пошла закрывать за ним дверь.С крыльца в отапливаемую комнату ворвался холод, точно какое-то ядовитое дыхание, тухлый, тошнотворно-сладкий запах тумана.
«Можешь взять с собой лампу», — сказала Марья в дверь.
«Почему? С лампой дорогу тем более теряешь, — беззвучно, точно из-под земли, ответил спокойный голос Степана.
Степан прижался лицом к стеклу, опершись подбородком о подоконник. Снаружи было темно от ночи и серо от тумана. Резкие тонкие струйки холодного воздуха вливались в отверстия, остававшиеся между оконной рамой и плохо прилипшим стеклом.Под окном слышались быстрые тяжелые шаги Степана, но его самого не было видно — его поглотили туман и ночь. Без возражений, без жалоб, разбитый лихорадкой, он встал посреди ночи и вошел в эту влажную тень, в эту ужасную, таинственную тишину. В этом было что-то совершенно непонятное для ученика. Он вспомнил тропу, по которой шел этим вечером, тускло-белые пелены тумана по сторонам плотины, мягкую неустойчивость почвы под его ногами, низкий, протяженный крик выпи — и он был невыносимо, по-детски испуганный.Какая загадочная, невероятная жизнь роилась в этом большом, густом, иногда бездонном болоте по ночам? Какие уродливые создания свертывались и скользили по нему между мокрым тростником и кривыми ветвями ивы? И теперь Степан шел по этому болоту совершенно один, спокойно повинуясь судьбе, без страха в душе, но дрожа от холода, от сырости и лихорадки, разъедавшей его, от той же лихорадки, которая унесла троих его детей. в могилу, и, вероятно, заберет остальных.А его простодушное лицо с ежовой бородой и кроткими усталыми глазами теперь было для Сердюкова непонятно и почти жутко.
Но ученика застала тяжелая, острая забывчивость. Он видел бледные, расплывчатые образы лиц и предметов, и в то же время, когда он знал, что он спал, он сказал себе: «Это действительно сон, это только кажется …» Его смутные и печальные сны смешивались с впечатления, которые он испытал за день: охота в ароматном сосновом бору, под палящим солнцем, узкая лесная тропа, туман по сторонам плотины, дача Степана и Степан с женой и детьми.Сердюкову тоже приснилось, что он до боли в сердце спорил с геодезистом. «В чем смысл этой жизни?» — спросил он со слезами на глазах. «Кому нужна его жалкая нечеловеческая растительность? Какой смысл в болезни и смерти милых детей, ни в чем не виноватых, чью кровь высасывает чудовищный болотный вампир? Какой ответ, какое оправдание судьба может дать их страданиям? » Но землемер вздрогнул от раздражения и отвернулся.Ему давно наскучил этот философский разговор. Но Степан стоял и снисходительно улыбался. Он тихо покачал головой, как будто ему было жаль этого доброго невротичного юношу, который не понимал, что человеческая жизнь одинока, печальна и неприятна, и что все равно, умираете ли вы на войне или за границей, дома или в гнилой. тремор болота?
И когда Сердюков проснулся, ему показалось, что он не спал, а просто думал об этих вещах, упорно и рассеянно.На дворе утро уже началось. Как и прежде, в тумане ничего не было видно, но он уже был белого, молочного цвета и медленно покачивался, как тяжелый занавес, готовый к подъему.
Сердюков внезапно, голодный до мучений, захотел увидеть солнце и подышать ясным чистым воздухом летнего утра. Он быстро оделся и вышел на крыльцо. Влажные волны густого горького тумана, вливавшиеся в его рот, заставляли его кашлять. Низко наклонившись, чтобы разглядеть дорогу, Сердюков пересек плотину и быстрыми шагами пошел вверх.Туман оседал на его лице, намочил брови и ресницы, он чувствовал его на губах, но с каждым шагом дышать становилось все легче и легче.