Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые
- Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые
- Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые
-
Из стихотворения «Цицерон» (1836) Федора Ивановича Тютчева (1803— 1873):
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
«Всеблагие» — боги, вершители судеб людей и мира.
Смысл выражения: жить в эпоху перемен непросто, но именно в такое время человек может полностью реализоваться, лично увидев и поняв ход исторических событий.
Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. — М.: «Локид-Пресс». Вадим Серов. 2003.
.
- Блажен, кто верует, тепло ему на свете!
- Блажен, кто смолоду был молод, / Блажен, кто вовремя созрел
Смотреть что такое «Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые» в других словарях:
Тютчев — Федор Иванович (1803 1873) один из крупнейших русских поэтов. Происходил из родовитой, но небогатой дворянской семьи. Получил уже в юности широкое гуманитарное, в частности литературное, образование (домашнее под руководством Раича, затем в… … Литературная энциклопедия
Тютчев, Федор Иванович — известный поэт, один из самых выдающихся представителей философской и политической лирики. Родился 23 ноября 1803 года в селе Овстуг Брянского уезда Орловской губ., в родовитой дворянской семье, зимою жившей в Москве открыто и богато. В доме,… … Большая биографическая энциклопедия
Марк Туллий Цицерон — В Википедии есть статьи о других людях с именем Марк Туллий. Марк Туллий Цицерон Marcus Tullius Cicero … Википедия
посетить — сещу, сетишь; посещённый; щён, щена, щено; св. кого что. 1. Прийти или приехать куда л., к кому л. на некоторое время, побывать где л., у кого л. П. выставку, музей. П. больного, знакомого. Вы должны п. врача. Недавно посетил родные места. *… … Энциклопедический словарь
посетить — сещу/, сети/шь; посещённый; щён, щена/, щено/; св. см. тж. посещать, посещаться, посещение кого что 1) Прийти или приехать куда л., к кому л. на некоторое время, побывать где л., у кого л. Посет … Словарь многих выражений
Пушкин Александр Сергеевич — (1799 1837) Российский поэт, писатель. Афоризмы, цитаты Пушкин Александр Сергеевич. Биография • Презирать суд людей нетрудно, презирать суд собственный невозможно. • Злословие даже без доказательств оставляет поти вечные следы. • Критики… … Сводная энциклопедия афоризмов
Коронавирус и апокалипсис. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые…»: agni_8 — LiveJournal
У каждого своя точка отсчета начала апокалипсиса.Если вообще есть осознание, что он начался. Большинство или не заметили, что процесс пошел, или просто никогда о нем не задумывались.
У меня она совершенно четкая: весна 2014.
Точнее, ожидание апокалипсиса возникло за 15 лет до того: в августе 1999. Тогда я читала тексты — не только эзотериков, но и геофизиков, о том, что вот-вот случится глобальная планетарная катастрофа. Тесно общалась с рерихавцеми — на их замечательном острове Тулон в Северной Ладоге. И август 99-го провела там. Они абсолютно не сомневались, что так и случится — при том, что сама дата, 9 число — никак не была выделена, ни в разговорах, ни в ритуалах.
Потом возникло некоторое напряжение в общественном сознании в преддверьи 21.12. 2012. Но к тому времени я освоила, в общих чертах, календарь майя, и почти не сомневалась, что эта дата — фейк, страшилка.
А весной 2014 началась война России с Украиной. Нечто абсурдное, страшное, не умещающееся в сознании. Небывапая вспышка ненависти, от которой затрясло всемирную паутину, разметало по разные стороны баррикады друзей, френдов, родственников. Для меня случившееся было однозначно: началось.
Нынешнюю же ситуацию с назревающей пандемией можно назвать точкой перегиба или экспонентой (на графике).
В мае 14 я написала пост, в котором размышляла над знаменитой строкой Тютчева. Что имел в виду поэт под блаженством рожденных в роковые времена? Сейчас потянуло перечитать (совсем не помню своих доводов), а затем и перепостить — поскольку актуально.
Известная строка из стихотворения Тютчева «Цицерон».
Полностью оно звучит так:
Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал — и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так!.. Но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый!..
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
Что имел в виду поэт? Ему-то выпало прожить долгую и достаточно успешную жизнь (за исключением личной драмы) во вполне вегетарианские времена.
Строчки звучат как вызов, как опровержение известного восточного проклятия — пожелания жить во времена перемен. В чем блаженство участников гражданских и мировых войн, пандемий, планетарных катаклизмов?
Думаю, Тютчев имел в виду не всех, но меньшинство. Основной массе людей роковые времена несут несчастья и гибель. Другое дело, пассионарии: политики, полководцы, творцы.
Историческое цунами может взнести на самый гребень, подарить и власть, и славу.
Мечтала ли о столь громкой славе плохонькая поэтесса Анастасия Дмитрук, выкладывая в сеть декларацию рифмованной ненависти? В мирное время о ней бы никто никогда не услышал, но подвернулись времена роковые, и рифмованные строки упали на благодатную почву и загремели набатом на две огромные страны.
Но это только первый срез, внешний. Думаю, весть Тютчева глубже: если встретить времена роковые с открытыми глазами и незамутненным (не зомбированным, не охваченным паникой) рассудком, всеблагие и впрямь пригласят тебя на свой пир, где в непринужденной беседе поделятся планами спасения (или, наоборот, гибели) человечества.
Рождение в роковые времена может отбросить далеко назад — если испугался, сфальшивил, сделал неверный выбор.(Впрочем, сфальшивить и струсить, и скатиться вниз по лестнице эволюции можно в любое время, даже самое мирное.)
И наоборот: жизнь в бурные времена идет за три. Можно многое успеть, многое сделать, многое понять.
И еще в такие времена происходит слом шаблонов.
Вот я, к примеру, в полном шоке: ни к черту и образование психолога, и многолетний опыт общения с самыми разными личностями. Ничегошеньки не понимаю в людях. Никак не ждала таких реакций на последние события ни от френдов (не случайных, а с кем активно общаюсь не один год), ни от «властителей дум», чье творчество вызывало искреннее уважение и восхищение.
«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые.»
Всего два раза у меня было ясное ощущение «роковых минут», движения истории. Первый раз – в феврале-марте 1987 года, когда шло массовое освобождение узников совести. Второй раз – 19-30 августа 1991 года. Надеюсь, что короткая хроника, которую я решился предложить читателям ПЛ, будет для них небезынтересной.
В понедельник 19 августа у меня был первый день отпуска. Накануне я возился в огороде, готовил картошку под копку. 19 августа мне нужно было подъехать на работу – согласовать новое штатное расписание бюро, которым я руководил, и все, можно отдыхать.
На даче нет ни телевизора, ни радио – у меня с детства идиосинкразия ко всем средствам массовой информации. Поэтому о путче я узнал только часов в 11, когда приехали жена, сын и мать. Первым прибежал Боря с криком: «Государственный переворот!» Я решил, что он меня разыгрывает. Но тут подоспели жена и мать с круглыми глазами, и я понял, что это не розыгрыш.
Хорошо помню первое чувство – безмерное удивление. Как они могли решиться? Это же совершенно противоестественно, сущий идиотизм! Второе чувство – ничего у них не выйдет, сорвется! Говорю об этом своим. – «Ну, ты всегда был клиническим оптимистом!» – отвечают. Подумал о самых близких друзьях в Москве – Ларисе Богораз, Сане Даниэле, Пашке Марченко – где они сейчас, что там происходит.
Мама с сыном остается на даче, пасти нашу собаку, которая опять родила кучу щенят (в прошлый раз ее угораздило родить накануне выборов в украинский парламент 11 щенков! – и мы с Генрихом Алтуняном в день выборов рано утром поехали на птичий рынок их продавать), а мы с женой едем в город.
Приезжаю на работу около двух. У всех без исключения черные лица, похоронное настроение. Никто не смотрит в глаза. Говорю своим коллегам в бюро – «Чего приуныли? Это на два-три дня, не больше! Ну, максимум, неделя!» Двое-трое оживились, заулыбались, остальные мрачно молчат.
Что же делать? Звоню Генриху, он ничего не знает, кроме дежурных объявлений по телевизору и радио. Никто ничего не знает. Сейчас в это трудно поверить, но тогда информацию о происходящем в стране получить даже органам власти было невозможно. В горсовете (я был тогда депутатом горсовета) тоже все подавлены, напуганы, никто ничего не знает.
Звоню в Москву, в «Экспресс-Хронику» и Агентство социальной информации. Здесь, напротив, все оживлены, настроение боевое. Рассказывают о происходящих событиях. Даю номер факса Алтуняна (вот молодец, любитель технических новшеств, успел обзавестись!), прошу сбросить информацию и бегу к нему. Получили простыню в три метра из обоих источников – сообщения о митингах протеста по всей стране, заявление Ельцина. Генрих с одной простыней поехал в горсовет, а я с другой в «Тяжпромавтоматику», где мой ХЭМЗ арендует ЕС-1060, благо это рядом с Алтуняном. Набрал и распечатал текст заявления Ельцина и – на митинг на центральной площади у выхода из метро «Университет». Он начался, говорят, часов в 11 и не прекращается. Народу человек 100. Много «демократов» в штатском. У них на лицах как будто печать, видны сразу.
Я вообще-то не любитель выступать на митингах, но тут уж никуда не денешься, надо. Тем более, что многие всегдашние ораторы отсутствуют.
Выступаю, передаю информацию о событиях, читаю заявление Ельцина. Все предельно внимательны, на многих лицах радость. Те, что в штатском, недоумевают. Неужели и для них это новости? Снова говорю, что ГКЧП – не больше, чем на несколько дней и на этом заканчиваю. Раздаю листочки с текстом Ельцина.
Звоню Генриху. Он рассказывает, что после получения информации в горсовете люди как-то поуспокоились. Евгений Кушнарев (он был тогда председателем горсовета), собрался, приобрел свой привычный вид и решил собрать экстренную сессию горсовета. Во вторник не успеваем – значит, в среду. Председатель облсовета Александр Масельский, наоборот, распустил намеченную заранее на 20 августа сессию – «Нам треба збирати хліб». Алтунян рассказывает, что Александр Степанович еще днем наотрез отказался разгонять митинг на площади. Словом, украинские власти действуют в духе заявления Кравчука.
Написал текст о харьковских событиях этого дня и продиктовал его по телефону в «Экспресс-хронику». Звоню Ларисе. Рассказывает, что и Санька, и Пашка – около Белого дома.
Весь следующий день проходит в тревожном ожидании: что там в Москве? Как поведет себя армия? Курсирую между алтуняновским факсом и митингом на площади, привожу информацию о событиях. Вечером мы с женой смотались на дачу – успокоить мать с сыном. Вернулись совсем поздно.
Утром узнаю о столкновении в Москве, о трех погибших. Тревожно. Иду на сессию. Несколько депутатов предлагают осудить действия ГКЧП. Два выступления против. Одно – заместителя начальника областного КГБ Переверзева. Он фактически поддерживает путч. Секретарь Червонозаводского райкома КПСС Григорьева говорит, что не нужно провоцировать молодежь и что надо ждать решений центральных органов.
Тем не менее, сессия принимает решение осудить незаконные действия ГКЧП. Против голосует фракция коммунистов.
Последующие два дня я помню хуже, хорошо помню только пьянящее чувство свободы, которое я тогда испытывал. Информационной блокады уже нет, все не отрываются от телевизоров. Кушнарев опять собирает экстренную сессию горсовета на понедельник, 26 августа. Станислав Гуренко на сессии Верховной Рады поклялся, что Компартия Украины ничего не знала о путче.
Часов в восемь утра в субботу звонит приятель (жаль, уже не помню, кто именно): скорей беги к обкому. Там жгут бумаги, собралась толпа, хочет его громить. Обком в 5 минутах ходьбы от моего дома. Сразу ноги в руки, прибегаю. Толпа человек 60, кто-то незнакомый говорит в мегафон. За запертыми дверями белые от ужаса лица милиционеров из службы охраны. Меня узнали в толпе, показывают: вон из окон четвертого этажа дымок. Действительно, что-то похожее на дымок. Думаю: если хотели что-то сжечь, давно уже могли это сделать. Беру в руки мегафон, предлагаю не пороть горячку, не ломать обкомовский вход, а избрать из присутствующих группу из пяти человек, которая прошла бы мирно внутрь и все проверила: что жгут, где жгут и т.д. Люди согласились, мы определились, кто пойдет. Прошу толпу отодвинуться от входа, стучусь в дверь, показываю свое депутатское удостоверение, прошу открыть и говорю о наших намерениях. Напуганные охранники говорят, что они не могут никого впускать без разрешения начальства и что они позовут первого секретаря обкома Анатолия Мялицу. Два работника обкома в стандартной форме – темный костюм, белая рубашка, галстук – выходят из здания, толпа встречает их улюлюканьем. Они с трудом пробиваются через толпу и убегают. Но, слава Богу, все обошлось без мордобоя.
Через некоторое время выходит Мялица. Люди обступили его, кричат, улюлюкают. Вступаю с ним в переговоры, излагаю нашу позицию. Он соглашается, но просит толпу отодвинуться, он, мол, не может разговаривать со всеми разом при таком крике. Прошу людей немного отойти. Отходят. Мы с Мялицей остаемся вдвоем, он начинает выворачиваться, крутить, возражать. Отменный демагог! Мы с ним спорили минут 40. Толпа, теряя терпение, приближается, он сразу соглашается на все, просит меня, чтобы люди отошли, а как только они отходят – снова начинает юлить. Тут вдруг подъезжает машина, из нее выходят Кушнарев и Алтунян, только что приехавшие из Киева. Кушнарев говорит: «Будем опечатывать обком – сейчас будет принято решение облисполкома. Евгений Ефимович, я прошу Вас войти в комиссию по опечатыванию. Возьмите еще двух депутатов». Он уходит, а Генрих задерживается и рассказывает, что ночью во Львове толпа ворвалась в обком партии и нашла там телеграмму ЦК КПУ в партийные органы Украины от 18 августа с описанием мер, которые должны принять партийные органы в соответствии с директивами ГКЧП. Обкомы надо опечатать, чтобы документы не пропали. Я предлагаю заняться опечатыванием Сереже Владимирову и Саше Новикову, коллегам-депутатам.
Мялица сереет и уже больше не спорит. Уходит в здание обкома. Через некоторое время к нам присоединяется депутат облсовета Александр Приймак, которого включили в комиссию от облсовета, и невозмутимый капитан милиции Бондаренко (он, по-моему, ни разу за все два с половиной часа не изменился в лице). Мы впятером приступаем к этой процедуре. Я впервые в здании обкома. Ковровые дорожки, мрамор, чистота. Обходим все комнаты на всех этажах, опечатываем их. С нами была фотокорреспондент Нина Бежина, она без устали все фотографирует. Сотрудники обкома покидают здание. Заметно выросшая с утра толпа встречает каждого улюлюканьем и свистом. Наконец, выходим на улице и опечатываем входную дверь. Я был самым высоким из всех, поэтому поднял бумажную ленту с печатью как можно выше и приклеил ее к двери. Толпа ревет от восторга. Шум неимоверный, крики, свист. Рядом Мялица, он с трудом запирает входную дверь большим ключом и вертит его в руках, как бы не зная, куда деть. Я выхватываю у него ключ из рук и говорю, что пусть он побудет у меня. Мялица протестует, я не отдаю. Толпа кричит. Тогда Мялица соглашается, но при условии: что я принесу ключ в понедельник к 8 утра. Я не возражаю, и Мялица под свист и крики ретируется.
Хорошо помню странное чувство, меня охватившее: вот у меня в руках ключ, которым не пользовались, наверное, с момента вселения обкома в здание после освобождения от немцев. Не хочется его отдавать в понедельник Мялице. Ко мне подошел худощавый седой красивый полковник, начальник управления охраны общественного порядка горотдела МВД. Фамилии его не помню, а звали его, кажется, Андрей Андреевич. «Слушай, – говорит, – а не мог быты с этим ключом исчезнуть, чтобы тебя никто не нашел?». И милиция их ненавидит. Нина Бежина предлагает сфотографировать меня с ключом от обкома. Я отказываюсь, мне неловко. Тогда она просит снять хотя бы сам ключ в руке – соглашаюсь. Потом это фото моей руки с ключом было во всех харьковских газетах.
Все воскресенье я думал, как бы не отдать этот ключ Мялице. Поздно вечером узнаю, что принято решение Президиума Верховной Рады о запрете компартии. Рано утром звоню Кушнареву домой, рассказываю об этом решении и предлагаю не отдавать ключ под этим предлогом. Он соглашается, обещает заехать к восьми к обкому. Заезжает, говорит Мялице о запрете КПУ, забирает у меня ключ. Далее обкомом и другими партийными зданиями и имуществом занималась ликвидационная комиссия.
На сессии единогласно принимаются все решения, почти все коммунисты голосуют «за», опустив головы и глядя в пол. Создаются комиссии по ликвидации партийных органов, по расследованию фактов исполнения незаконных приказов ГКЧП, площадь Дзержинского переименовывается в площадь Свободы, переименовываются улицы, станция метро. И только один раз коммунисты встрепенулись, подняли головы и проголосовали «против» – когда на голосование поставили предложение снять с площади Дзержинского памятник Ленину. Не хватило нескольких голосов, кажется, трех, и это решение сессии не прошло – единственное. Так этот памятник и стоит. Мирослав Маринович, впервые приехав в Харьков в ноябре 1993 года, сказал: «Як це символічно: памятник душителю свободи на площі Свободи!»
В перерыве во время сессии Кушнарев просит меня возглавить комиссию по расследованию фактов исполнения незаконных приказов ГКЧП. Я согласился войти в комиссию, но возглавить ее отказался.
В работе этой комиссии было много интересных деталей, но сейчас нет возможности об этом говорить. Скажу только, что я очень жестко возражал против того, чтобы комиссия рассматривала анонимные заявления, и мне удалось убедить коллег-депутатов. Работая в этой комиссии в течение недели, мне пришлось опечатывать несколько партийных зданий, беседовать с партийными руководителями разного ранга. Нам удалось найти ту же телеграмму от 18 августа и проследить, как ее выполняли. Чем дальше уходили эти указания от обкома, тем менее охотно действовали партийные работники. Райкомы разрабатывали меры по поддержке ГКЧП, передавали их в парткомы заводов и учреждений, а на уровне первичных партийных организаций все уже тонуло и терялось. Словом, никакой поддержки ГКЧП не получил. Его действия были настолько противоестественными, что были обречены на неудачу.
Неудавшийся путч оказался катализатором процесса распада СССР. Коммунистическое большинство в Верховной Раде сдалось и поддержало Акт о провозглашении независимости, усмотрев в этом меньшее зло, чем экспорт революции из России. Украина неожиданно стала независимой, будучи к этому во многом не готовой.
Я часто думаю: могли ли бы мы добиться большего, действуй мы все иначе? Я не знаю ответа на этот нелегкий вопрос. История не терпит сослагательного наклонения. Мне кажется, что украинское общество было не готово к тому, чтобы провести процесс декоммунизации, отстранить от власти тех, кто участвовал в репрессиях против инакомыслящих, заменить номенклатуру. Не было критической массы людей, которые смогли бы все это осуществить, – общество было очень ослаблено непрекращающимися в течение 70 лет массовыми репрессиями. Не было взаимопонимания людей на Востоке и Западе. Недаром ведь 1 декабря украинский народ проголосовал за главного идеолога ЦК КПУ Леонида Кравчука, а не за бывшего диссидента Вячеслава Чорновола. Словом, на мой взгляд, быстрый старт, как в Польше, Чехии, Венгрии был у нас невозможен. Увы, мы были обречены на те тяжелейшие десять лет, которые мы прожили после Августа 1991 года, на то, чтобы медленно и тяжело переживать посттоталитарную депрессию, еще и отягощенную типично украинскими явлениями. Тем не менее, в этих годах бывали и светлые моменты, накапливались и позитивные изменения. Несмотря на все трудности и негатив, которых было в избытке, общий вектор изменений в стране, на мой взгляд, направлен к лучшему, и дальнейшие результаты будут зависеть в первую очередь от нас самих.
Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые: guy_gomel — LiveJournal
«Я всегда мечтал оказаться в эпицентре исторического события. А теперь готов отдать все, чтобы события не было,» — написал один из моих френдов, имея в виду начавшуюся сегодня в полночь реализацию шароновского плана размежевания. Его мечта мне показалась по крайней мере странной. Уж чего-чего…На прошлой неделе я отметил пятнадцатую годовщину своего перманентного пребывания в эпицентре исторического события, именуемого государством Израиль. Пятнадцать лет у бездны на краю. Пятнадцать достаточно благополучных — вопреки всякой логике и обстоятельствам — лет.
Август 90-го
Массовый исход евреев из СССР. В Бен-Гурионе приземляется по пять самолетов. Ежеутренне. За бортом — марсианская жара, усугубляющая шок от встречи с исторической родиной. В зале приема измотанные сотрудники иммиграционной службы. Растерянные лица репатриантов, плач детей. Очередь у подноса с апельсинами. Какой-то старик споткнулся об огромный баул, запричитал. Отчаянный крик женщины с маленькой девочкой на руках: «Куда я поеду? У меня нет родственников!»
Январь 91-го
Война в Заливе. Скады падают на Рамат-Ган. Тель-Авив вымер. Первая сирена. Нахаш цефа. Мокрая тряпка у двери. Бабушка не успевает надеть противогаз, пытаюсь помочь. Меня охватывает паника. Мне кажется, что я задыхаюсь от ядовитого газа, к горлу подступает тошнота.
Июнь 1992-го
Мои первые выборы в новой стране. Лечу бесплатным рейсом из Эйлата в Нагарию, дабы исполнить свой гражданский долг по месту прописки. Денег у партийных функционеров много. Все оплачено. Халява, сэр. «Израиль ждет Рабина!» Победа! Веселится и ликует весь «русский» народ. Ликуд наказан за прямую абсорбцию. Ура, товарищи.
Сентябрь 1993-го
Страна замерла у телеэкранов. Судорожная улыбка Рабина, с отвращением пожимающего руку вурдалака в полосатой куфье на лужайке у Белого Дома. О дивный новый ослиный мир.
Ноябрь 1995- го
Мы приехали на профсоюзном автобусе в Тель-Авив поучаствовать в демонстрации сторонников мира на площади Царей Израилевых. Но если честно — проветриться, на людей посмотреть, себя провинциальных показать. На трибуне толкают речи — политики, артисты всякие. Скукота. Только собрались прошвырнуться к морю. Вдруг — шум, суета, что-то произошло. Пронесся слух: «Стреляли то ли в Переса, то ли в Рабина!» Не может быть. Спустя час возвращаемся на север. Напряженно вслушиваемся в слова радиоведущего. Репортаж прерван, срывающийся голос Эйтана Хабера: «Правительство Израиля с прискорбием сообщает…» Шок. Галина ревет по-бабьи, в голос. Совсем как в России.
Сентябрь 2000-го
Здравствуй, Тель-Авив — город надежд. Новая работа. Поиски квартиры в самом разгаре. Решился, сумел. Открылось второе дыхание. Шарон взошел на Храмовую гору? Тоже мне новость. У меня тут очередной blind date, а вы со своим… Интифада Аль-Акса, развязанная палестинским упырем. Впереди линч в Рамалле, Дельфинариум, Парк-отель… Лишь через четыре года кровавое чудовище отбросит копыта в парижском госпитале.
* * *
Александр Кушнер
Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
Нет, чем клянчить и пенять.
Будто можно те на эти,
Как на рынке, поменять.
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; я в пять лет
Должен был от скарлатины
Умереть, живи в невинный
Век, в котором горя нет.
Ты себя в счастливцы прочишь,
А при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
Флорентийской и проказе?
Хочешь ехать в первом классе,
А не в трюме, в полутьме?
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; обниму
Век мой, рок мой на прощанье.
Время — это испытанье.
Не завидуй никому.
Крепко тесное объятье.
Время — кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки,
С нас — его черты и складки,
Приглядевшись, можно взять..
«Не дай вам бог» или «блажен, кто посетил»? (Судьба творческой личности в эпоху революции: Н. А. Тэффи)
Древнему китайскому философу Конфуцию приписывают изречение: «Не дай бог жить в эпоху перемен». Другой мыслитель, русский поэт и дипломат Ф. И. Тютчев, утверждал обратное, провозгласив: «Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые!» Кто же из них прав? Оказаться сопричастным в этом мире к «минутам роковым» — «не дай бог» или «блаженство»? В жизни писательницы Тэффи, пережившей три революции, воплотилось и то, и другое.
Творческая судьба Тэффи, урожденной Надежды Александровной Лохвицкой, складывалась очень счастливо. Щедро наделенная от природы талантом, она родилась и росла в семье, близкой к литературным кругам. Ее отец, видный адвокат, профессор криминалистики, был не чужд литературному творчеству. Старшая сестра, Мирра Лохвицкая, была известной поэтессой, дважды лауреатом престижной Пушкинской премии. Сама Тэффи, опубликовавшая свой первый рассказ в 1904 году, уже через четыре года становится ведущим сотрудником знаменитого сатирического журнала «Сатирикон», а ее юмористическими рассказами зачитывается вся Россия. Масштаб славы Тэффи в дореволюционной России сейчас даже трудно себе представить. По свидетельству И. В. Одоевцевой, ее обожали все — от самого маленького чиновника до русского царя. Известно, что в литературном юбилейном сборнике, посвященном трехсотлетнему царствованию династии Романовых, Николай II хотел видеть только Тэффи и «никого, кроме нее».
Как и вся либерально настроенная русская интеллигенция, Тэффи встретила революцию 1905 года с большим энтузиазмом. Ее привлекают идеи социалистического преобразования России, она участвует в революционных митингах, с упоением слушая речи революционеров, призывающих к ниспровержению монархического строя. Она даже участвует вместе с другими писателями самых разных политических убеждений в издании большевистской газеты «Новая жизнь», которой руководил В. И. Ленин и где она опубликовала несколько своих очерков и стихотворений.
Позже в своих мемуарах Тэффи со свойственным ей неподражаемым юмором высказалась о своих наивных революционных опусах и дала понять, что ее разрыв с большевистским изданием произошел скорее на творческой, чем на политической почве. Ей очень не понравился Ленин, которому, по ее наблюдению, «чувство прекрасного не было свойственно вообще» — он по возвращении из ссылки реорганизовал газету, в категорической форме отказавшись от статей об искусстве и культуре. Вполне возможно, это первое столкновение с Лениным заронило в ее душу неприязнь к большевикам, перешедшую после Октября 1917 года в открытую ненависть.
Тогда же, в годы первой русской революции, в творчестве писательницы определился ее главный герой — любимый русской литературой «маленький человек». У Тэффи он предстает в облике обычного, ничем не примечательного обывателя, сторонящегося политики, но постепенно вовлекаемого общественными катаклизмами в самый эпицентр политической бури. Ирония Тэффи над своим героем пронизана смеховым началом, но это смех, по преимуществу, не сатирический. С непринужденным остроумием она подтрунивает над человеческими слабостями, забавными замашками и смешными привычками своих героев.
Период между первой и второй революциями Тэффи воспринимает почти апокалиптически. В ее юморе укрепляется и усиливается печальная, даже трагическая нотка. Она как-то отметила: «Каждый мой смешной рассказ, в сущности, маленькая трагедия, юмористически повернутая». Много позже, с позиции прожитых лет Тэффи признавалась: «Анекдоты смешны, когда их рассказывают. А когда их переживают, это трагедия. И моя жизнь — это смешной анекдот, т. е. трагедия».
Ощущение трагедии, масштабно разворачивающейся в русской жизни, впервые со всей полнотой выразилось в ее последней предреволюционной книге «Неживой зверь», разноплановой по содержанию и отразившей, в частности, трагические последствия мировой войны в жизни самых обычных людей. Тэффи даже пришлось написать для этой книги специальное предисловие, где она предупреждала читателя о том, что в ней не стоит искать «смеха», что в книге он найдет «слезы — жемчуг моей души».
Как и подавляющее большинство творческой интеллигенции, Тэффи восторженно восприняла падение монархии в феврале 1917 года. Но через восемь месяцев пало и Временное правительство, не сумевшее найти опоры ни в народе, ни в армии, ни в интеллигенции. Время раскололось на «старорежимное прошлое» и «революционное настоящее». Старый мир (как пели в революционном гимне, «мир насилья»), обветшавший, но понятный и, несмотря ни на что, уютный и любимый, рушился на глазах. На его место заступал новый мир, отмеченный лихолетьем, ознаменованный, как отмечали писатели, сгруппировавшиеся вокруг «Сатирикона», пришествием Хама.
Мир Революции для Тэффи — это мир выскочившего на свет божий и от души заплясавшего «человека подполья»: «Революция — рев и свист. Выскочило подполье. Сбило с ног. Пляшет. Матрос с голой грудью и челкой-бабочкой обнялся с уличной девкой. А за ним спекулянт, нувориш… заскакали, заплясали. И сколько их! Весь мир загудел от их пляса» («Защитный цвет»). Разгул красного террора, провозглашенный после августовского покушения 1918 года на Ленина, закрепляет в ее душе чувство ненависти к большевикам, категорического неприятия их «черной практики». «Увиденная утром струйка крови у ворот комиссариата, медленно ползущая струйка поперек тротуара перерезывает дорогу жизни навсегда. Перешагнуть через нее нельзя. Идти дальше нельзя. Можно повернуться и бежать» («На скале Гергесинской»).
Новый мир поражает Тэффи своей алогичностью, здесь трагическое на глазах оборачивается комической стороной. Не надо сочинять анекдоты — они рождаются и витают в самой атмосфере этой новой, какой-то призрачной жизни. Вот два забавно и одновременно страшно перекликающихся призыва торговцев на одном из петроградских рынков: «Купите курицу. У меня товар свежий. Ночью зарежу, а днем продаю. — Купите сапоги, господин! У меня тоже товар свежий, я тоже… га-га-га!.. ночью зарежу, а днем и продаю» («В рынке»). А вот горько смешная острота господина «из бывших»: «Я … распродаю теперь свою коллекцию персидских ковров — этим и кормлюсь. Питаюсь, как моль, коврами» («Петроградский монолог»). Эта же новая жизнь порождает и новую трагикомическую этимологию знакомых слов: «Почему эта осьмушка называется ржаной — непонятно. Может быть, оттого, что ни одна лошадь при взгляде на этот хлеб не удержалась бы от веселого ржания, — так много в нем овсяной соломы» («Хлеб»).
Один за другим закрываются издания, с которыми сотрудничает Тэффи. В 1918 году закрывается «Сатирикон», с 1917 года ведущий активную антибольшевистскую кампанию. В мае того же года большевики окончательно прикрыли руководимую блистательным «королем фельетона» В. М. Дорошевичем газету «Русское слово», в которой Тэффи публиковала свои произведения с 1909 года. Из страшного, голодного Петербурга писательница перебирается в более благополучную Москву. Но жить и там все равно не на что, перспектив никаких, и, как многие известные русские деятели искусства и литературы, Тэффи осенью 1918 года принимает предложение антрепренера на литературное турне в Киев и Одессу, не подозревая, что впереди у нее полтора года скитаний по югу России, которые завершатся окончательным расставанием с Отчизной.
Спустя тринадцать лет, в Париже, выйдет книга воспоминаний Тэффи, где она описывает это путешествие, завершая свой рассказ эпизодом своего отплытия на корабле из Новороссийска. Куда? Очевидно, в Константинополь, откуда она потом с очередной волной русских беженцев отправится в Париж. Столице Франции и суждено будет стать ее последним жизненным пристанищем. Примечательно (и этот момент Тэффи специально подчеркивает в своем предисловии к «Воспоминаниям»), что в ее мемуарах не нашлось места «прославленным героическим фигурам». В центре ее внимания все тот же обычный, «неисторический» человек, русский «обыватель», волею трагических обстоятельств сорванный с родных мест и брошенный в водоворот событий. К этим же «неисторическим» людям Тэффи причисляет и себя, считая, что интерес к ее персоне со стороны читателей должен проистекать, прежде всего, оттого, что она часть этого огромного людского потока.
Для писателей-современников Тэффи революция, прежде всего, — это факты насилия, кровавые столкновения, разрушительный вихрь, обрушившийся на Россию. У Тэффи революция проявляется, в первую очередь, в гигантском тектоническом разломе быта, жизненного уклада русского человека. Отсюда ее пристальное внимание к незначительным, на первый взгляд, «вещным» деталям, к способности человека, чаще всего женщины, проявлять поразительную жизнестойкость, приспосабливаться к самым невероятным условиям. Ведь повседневная жизнь продолжается, надо есть и пить, как-то существовать и, главное, — не сойти с ума при виде, например, «комиссара искусств», как в дальнейшем выясняется, поклонника Тэффи, остановившего поезд с беженцами в глухом местечке на украинской границе. На этом маленьком, худеньком, кривоносом человечке огромная великолепная бобровая шуба с маленькой аккуратной дырочкой на спине, вокруг которой запеклась кровь.
Быт нового мира, увиденный глазами Тэффи, страшен, печален, смешон. Это хлеб последних московских дней перед отбытием в литературное турне, составленный то ли из опилок (он рассыпается, как песок), то ли из глины, такой он сырой, горький, зеленоватый. Это полные ужаса и отчаяния животные крики за окном, прерываемые сухими, деловитыми выстрелами, а люди в комнате при этом сидят с каменно-неподвижными лицами. Это свора собак, вырывающая друг у друга отгрызенную руку трупа. Это петербургская баронесса с благородно-лошадиным лицом, моющая обрывком кружева пол и брезгливо рассматривающая через бирюзовый лорнет плоды своих трудов. Это дама в парусиновых лаптях на голых ногах с младенцем на руках, говорившая с ним по-французски «с милым русским институтским акцентом» в ожидании трамвая в Новороссийске — надо же дать почувствовать рядом стоящей с ней Тэффи, что она «не кто-нибудь». Это платья из медицинской марли и нижнее белье из кальки, которыми хвастаются между собой женщины, концертное платье из бархатной занавески, заказанное Тэффи для своего литературного турне.
Символом происходящих перемен у Тэффи выступает совершенно неожиданный предмет — женская котиковая шубка, «знамя» и «эпоха» женского беженского пути. Ее надевают на себя еще летом, уезжая из России — ведь странствие, возможно, затянется, будет холодно. Потом в теплушках и на корабельных палубах она служит мягкой подстилкой, а в холод одеялом. Каждая метаморфоза котиковой шубки знаменует новую главу в жизни беженцев. Еще новенькая шубка, с ровным блестящим мехом, — время пребывания в Киеве и Одессе. Потертые обшлага и плеши на локтях — это Новороссийск, последняя пристань оставляемой России. В Константинополе шубка отсвечивает обмызганным воротником, а в Париже двадцатого года — протертой до черного глянца блестящей кожей. В двадцать четвертом году от нее остались «обрывки воспоминаний» на суконном манто в виде кусочков вокруг шеи и рукавов. А в двадцать пятом году «ласкового русского котика» съели своры «набежавших крашеных кошек». И вывод: «Удивительный зверь, этот котик. Он мог вынести столько, сколько не всякая лошадь сможет».
Жизнь в эмиграции у Тэффи, по сравнению со многими ее собратьями по перу, сложилась достаточно удачно. «Великая умница-остроумница» (так ее называл Бунин) была очень популярна в эмигрантской среде. Русские зарубежные издательства охотно публиковали ее произведения. Она сотрудничала со всеми крупнейшими эмигрантскими периодическими изданиями, была любимицей Парижа, Берлина, Шанхая, Харбина, ей рукоплескали везде, где были русские колонии. Тэффи активно занималась благотворительностью, регулярно организовывала сборы средств нуждающимся, устраивала «вечера помощи». В ее светлом таланте отчаянно нуждались, она была, пожалуй, самой востребованной писательницей русской эмиграции.
Но была ли счастлива Тэффи, оторванная от родины? Вряд ли. Трагическая тема потерянной России, пронизанная мотивами тоски и отчаяния, одиночества и смерти со временем стала сквозной в ее творчестве. Понимая, что надо не только выживать, но и помогать другим, она, тем не менее, осознавала всю неполноту, вымороченность жизни в вечной эмиграции. Ее эмигрантские рассказы, книга воспоминаний прорастают глубокой символической образностью, предсказывающей судьбу целого поколения русских, прибившихся к чужому берегу. «Говорят, океан несет утопленников к берегам Южной Америки. Там самое глубокое в мире место, и там на двух-трех-верстной глубине стоят трупы целыми толпами. Соленая, крепкая вода хорошо их сохраняет, и долгие-долгие годы колышутся матросы, рыбаки, солдаты, враги, друзья, деды и внуки — целая армия. Не принимает, не претворяет чужая стихия детей земли…»
Итак, «не дай вам бог…» или «блажен, кто посетил…»? Нет, прав все же старик Конфуций. Не дай нам бог пережить «минуты роковые» в этом мире…
Блажен, кто посетил сей мир…. Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые
Минуты роковые Мирская власть Когда великое свершалось торжество И в муках на Кресте кончалось Божество, Тогда по сторонам животворяща древа Мария-грешница и Пресвятая Дева, Стояли две жены, В неизмеримую печаль погружены. Но у подножия теперь Креста Честнаго, Как
автора Вейдле Владимир ВасильевичВновь я посетил… Мир меняется всё быстрей и быстрей, но какой это был бы скучный мир, если, вглядываясь в него, мы различали бы только перемены! В Италии изменилось многое, она одна из европейских стран, всего сильнее изменившихся за последние годы. Однако, и неизменного в
Из книги Сексуальные «катастрофы» и как их избежать автора Протов ВиталийЯ узнала, что мой муж посетил проститутку. Достаточное ли это основание для развода? Вполне достаточное. Также вполне достаточными основаниями для развода могут быть: неприятный запах изо рта, противная привычка не менять носки больше трех дней, обжорство, нежелание
ОРИГИНАЛ
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
…..
ПЕРЕВОД
Блажен, кто отмотал свой срок
В дни беспредела на кичмане!
Его призвали каторжане
В уютный воровской куток.
Они пригрели фраерюгу,
Он был допущен в их сходняк –
И босяки ему по кругу
Передавали чифирбак!
Комментарии
БЕСПРЕДЕЛ — крайняя несправедливость, нарушение всех прав. Надо отметить, что слово фактически вошло в русский литературный язык, используется в официальных документах.
КИЧМАН — здесь: тюрьма. А в самой тюрьме так величают карцер.
КАТОРЖАНИН – определение бывалых зэков, уважаемых людей. Обычные же зэки — арестанты, или пассажиры.
ВОРОВСКОЙ КУТОК — он же воровской угол: козырное место в камере или бараке, дальний угол у окна. Надзирателю в глазок его не увидеть. И дышать у окна легче, и вообще светлее. В воровском кутке располагаются босяки, бродяги, то есть отрицаловка, «идейные» преступники.
ФРАЕРЮГА — в данном контексте имеется виду масть в местах лишения свободы. Это в ГУЛАГе фраером, фраерюгой называли простачка, лопуха. Сейчас фраер -рядовой уголовник, основная масса босяков, которые не выслужились до верхов. Да и не дослужатся, не зря поговорка гласит: «Фраер никогда не будет вором». Потому что с пятнышками в биографии: в армии служил, или в комсомоле был, или еще что. Однако «козырный фраер» — очень авторитетный уголовник, вторая «масть» после вора.
СХОДНЯК — он же сходка: собрание уголовников. Воровской сходняк — собрание, где могут присутствовать только воры.
ЧИФИРБАК — кружка, консервная банка, кастрюлька, в ней заваривают чифир (крепкий прокипяченный чай) и пьют, делая глоток и передавая по кругу соседу.
Иллюстрация Даны Салаватовой
Рецензии
А у меня такая радость со слезами на глазах была несколько лет назад. Благодаря сайту «Мемориал» мы узнали судьбу моего деда по отцу. Он считался пропавшим без вести. Оказалось, в 1941 году он попал в плен, его отправили в концлагерь на территории Германии, где он умер в конце 1944-го…
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру — порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
О Тютчеве написано множество ученых и умных книг, однако вернее всех угадал тайну этой гениальной личности младший современник поэта Иван Тургенев: «О Тютчеве не спорят; тот, кто его не чувствует, тем самым доказывает, что он не чувствует поэзии». Сборник избранных стихотворений Федора Тютчева – подарок истинным ценителям русской поэзии.
- Блажен, кто посетил сей мир
* * *
Блажен, кто посетил сей мир
Ф. И. Тютчев.
Портрет маслом работы неизвестного художника. Начало 1820-х годов.
Федор Тютчев никогда не считал себя профессиональным литератором, стихи записывал на чем придется, порою на клочке газеты или полях казенной бумаги, чтобы тут же и потерять. Однажды, разбирая архив, сжег по рассеянности чуть ли не все свои юношеские рукописи… Да и семья, в которой он родился, была далека от литературных интересов. Старший зять Федора Ивановича, известный славянофил Иван Аксаков так описывает этот домашний круг, характерный для московского неслуживого дворянства первой четверти XIX века :
«…Федор Иванович был второй, или меньший, сын Ивана Николаевича и Екатерины Львовны Тютчевых и родился в 1803 г. 23 ноября, в родовом тютчевском имении, селе Овстуг Орловской губернии Брянского уезда. Тютчевы принадлежали к старинному русскому дворянству. В Никоновской летописи упоминается «хитрый муж» Захар Тутчев, которого Дмитрий Донской, пред началом Куликовского побоища, подсылал к Мамаю со множеством золота и двумя переводчиками для собрания нужных сведений, что «хитрый муж» и исполнил очень удачно. В числе воевод Иоанна III, усмирявших Псков, называется также «воевода Борис Тютчев Слепой». С тех пор никто из Тютчевых не занимал видного места в русской истории ни на каком поприще деятельности. Напротив, в половине XVIII века брянские помещики Тютчевы славились лишь разгулом и произволом, доходившими до неистовства. Однако же отец Федора Ивановича, Иван Николаевич, не только не наследовал этих семейных свойств, но, напротив, отличался необыкновенным благодушием, мягкостью, редкой чистотой нравов и пользовался всеобщим уважением. Окончив свое образование в Петербурге, в Греческом корпусе, основанном Екатериной в ознаменование рождения великого князя Константина Павловича, Иван Николаевич дослужился в гвардии до поручика и на 22 году жизни женился на Екатерине Львовне Толстой, которая была воспитана, как дочь, родной своей теткой, графиней Остерман».
И. Н. и Е. Л. Тютчевы, родители поэта.
Федор Иванович Тютчев и по внешнему виду (он был очень худ и малого роста), и по внутреннему духовному строю был совершенной противоположностью своему отцу; общего у них было разве одно благодушие. Зато он чрезвычайно походил на свою мать, Екатерину Львовну, женщину замечательного ума, сухощавого, нервного сложения, с наклонностью к ипохондрии, с фантазией, развитой до болезненности. Отчасти по принятому тогда в светском кругу обыкновению, отчасти, может быть, благодаря воспитанию Екатерины Львовны в доме графини Остерман, в этом, вполне русском, семействе Тютчевых преобладал и почти исключительно господствовал французский язык, так что не только все разговоры, но и вся переписка родителей с детьми и детей между собой, как в ту пору, так и потом, в течение всей жизни, велась не иначе как по-французски. Это господство французской речи не исключало, однако, у Екатерины Львовны приверженности к русским обычаям и удивительным образом уживалось рядом с церковнославянским чтением псалтырей, часословов, молитвенников у себя, в спальной, и вообще со всеми особенностями русского православного и дворянского быта.
Овстуг – родовое имение Тютчевых. Вид из окна.
Рисунок сделан с натуры другом Тютчева поэтом Яковом Полонским.
В этой-то семье родился Федор Иванович. С самых первых лет он оказался в ней каким-то особняком, с признаками высших дарований, а потому тотчас же сделался любимцем и баловнем бабушки Остерман, матери и всех окружающих. Это баловство, без сомнения, отразилось впоследствии на образовании его характера: еще с детства стал он врагом всякого принуждения, всякого напряжения воли и тяжелой работы. К счастью, ребенок был чрезвычайно добросердечен, кроткого, ласкового нрава, чужд всяких грубых наклонностей; все свойства и проявления его детской природы были скрашены какой-то особенно тонкой, изящной духовностью. Благодаря своим удивительным способностям, учился он необыкновенно успешно. Но уже и тогда нельзя было не заметить, что учение не было для него трудом, а как бы удовлетворением естественной потребности знания. В этом отношении баловницей Тютчева являлась сама его талантливость. Скажем, кстати, что ничто вообще так не балует и не губит людей в России, как именно эта талантливость, упраздняющая необходимость усилий и не дающая укорениться привычке к упорному, последовательному труду. Конечно, эта даровитость нуждается в высшем, соответственном воспитании воли, но внешние условия нашего домашнего быта и общественной среды не всегда благоприятствуют такому воспитанию; особенно же мало благоприятствовали они при той материальной обеспеченности, которая была уделом образованного класса в России во времена крепостного права. Впрочем, в настоящем случае мы имеем дело не просто с человеком талантливым, но и с исключительной натурой – натурой поэта».
Братья Тютчевы: Николай (вверху) и Федор.
Парные портреты работы неизвестного художника.
…Ему было почти девять лет, когда настала гроза 1812 года. Родители Тютчева провели все это тревожное время в безопасном убежище, именно в г. Ярославле; но раскаты грома были так сильны, подъем духа так повсеместен, что даже вдали от театра войны не только взрослые, но и дети, в своей мере, конечно, жили общей возбужденной жизнью. Нам никогда не случалось слышать от Тютчева никаких воспоминаний об этой године, но не могла же она не оказать сильного непосредственного действия на восприимчивую душу девятилетнего мальчика. Напротив, она-то, вероятно, и способствовала, по крайней мере в немалой степени, его преждевременному развитию, что, впрочем, можно подметить почти во всем детском поколении той эпохи. Не эти ли впечатления детства как в Тютчеве, так и во всех его сверстниках-поэтах зажгли ту упорную, пламенную любовь к России, которая дышит в их поэзии и которую потом уже никакие житейские обстоятельства не были властны угасить?
Иван Сергеевич Аксаков.
Из книги «Биография Федора Ивановича Тютчева»
Повезло будущему поэту с первым наставникам. Вернувшись «после француза» в Москву, собственный дом, к счастью, уцелел, Иван Тюпгчев, по совету добрых знакомых, пригласил к младшему сыну лучшего в городе учителя словесности Семена Раича. Талантливый педагог, к тому же поэт, Раич не только оказал благотворное влияние на «умственное и нравственное сложение» своего талантливого воспитанника, но и утвердил в нем литературное направление. Он же привил своему питомцу особую любовь к античной классике и вкус к переводу. По инициативе учителя четырнадцатилетний Тютчев перевел, а затем и прочел на одном из собраний Общества любителей российской словесности знаменитое стихотворение Горация «Послание к Меценату». Перевод был одобрен и вскоре напечатан. В том же 1818 году Тютчев поступил в Московский университет.
М. П. Погодин.
Рисунок неизвестного художника. Москва, 1820-е годы.
Живой и общительный, Тютчев легко заводил знакомства, но всерьез, на всю оставшуюся жизнь подружился лишь с Михаилом Погодиным, будущим известным историком. Воспоминания По година сохранили для нас образ юного беззаботного Тютчева:
«…Мне представился он в воображении, как в первый раз пришел я к нему, университетскому товарищу, на свидание во время вакации, пешком из села Знаменского, под Москвой, на Серпуховской дороге, в Троицкое, на Калужской, где жил он в своем семействе… молоденький мальчик, с румянцем во всю щеку, в зелененьком сюртучке, лежит он, облокотясь на диване, и читает книгу. Что это у вас? Виландов «Агатодемон». Или вот он, на лекции в университете, сидит за моею спиной на второй лавке и, не слушая Каченовского, строчит на него эпиграммы (они у меня целы)».
М. П. Погодин.
Из «Воспоминаний о Ф. И. Тютчеве»
Федору Тютчеву не было еще и восемнадцати лет, когда он успешно сдал последний университетский экзамен и получил кандидатскую степень. Диплом с отличием и родственные связи позволяли рассчитывать на блестящую карьеру, так, во всяком случае, считали родители, но сам кандидат о будущем не задумывался, он жил настоящим. Его первый биограф, уже известный нам Иван Сергеевич Аксаков, пишет:
«…Сам он весь отдался своему настоящему. Жаркий поклонник женской красоты, он охотно посещал светское общество и пользовался там успехом. Но ничего похожего на буйство и разгул не осталось в памяти об нем у людей, знавших его в эту первую пору молодости. Да буйство и разгул и не свойственны были его природе: для него имели цену только те наслаждения, где было место искреннему чувству или страстному поэтическому увлечению. Не осталось также, за это время, никаких следов его стихотворческой деятельности: домашние знали, что он иногда забавлялся писанием остроумных стишков на разные мелкие случаи, и только».
Из книги «Биография Федора Ивановича Тютчева».
Аксаков не совсем прав: и в ранней юности Тютчев писал не только остроумные стишки на случай. В университетские годы, например, создано стихотворение «К оде Пушкина на Вольность». При всем своем уважении к дивному гению семнадцатилетний дилетант решительно с ним не согласен, по его мнению, назначение поэта в том, чтобы смягчать, а не ожесточать сердца.
К ОДЕ ПУШКИНА НА ВОЛЬНОСТЬ
Огнем свободы пламенея
И заглушая звук цепей,
Проснулся в лире дух Алцея —
И рабства пыль слетела с ней.
От лиры искры побежали
И вседробящею струей,
Как пламень Божий, ниспадали
На чела бледные царей.
Счастлив, кто гласом твердым, смелым,
Забыв их сан, забыв их трон,
Вещать тиранам закоснелым
Святые истины рожден!
И ты великим сим уделом,
О муз питомец, награжден!
Воспой и силой сладкогласья
Разнежь, растрогай, преврати
Друзей холодных самовластья
В друзей добра и красоты!
Но граждан не смущай покою
И блеска не мрачи венца,
Певец! Под царскою парчою
Своей волшебною струною
Смягчай, а не тревожь сердца!
Ноябрь (?) 1820 МоскваКто из родителей поэта принял решение, неизвестно, но на семейном совете Федору было объявлено, что в Петербурге ему приготовлено приличное место в Государственной коллегии иностранных дел. Тютчев не возражал: Петербург так Петербург. Однако и двух месяцев не прошло, как дорога его жизни сделала новый и, как вскоре выяснилось, опять-таки роковой поворот.
В 1822 году Тютчев был отправлен в Петербург, на службу в Государственную коллегию иностранных дел. Но в июне месяце того же года его родственник, знаменитый герой Кульмской битвы, потерявший руку на поле сражения, граф А. И. Остерман-Толстой посадил его с собой в карету и увез за границу, где и пристроил сверхштатным чиновником к русской миссии в Мюнхене.
«Судьбе угодно было вооружиться последней рукой Толстого (вспоминает Федор Иванович в одном из писем своих к брату лет 45 спустя) , чтоб переселить меня на чужбину…»
В 1822 году переезд из России за границу значил не то, что теперь. Это просто был временный разрыв с отечеством. Железных дорог и электрических телеграфов тогда еще и в помине не было; почтовые сообщения совершались медленно; русские путешественники были редки. Отвергнутый от России в самой ранней, нежной молодости, когда ему было с небольшим 18 лет, закинутый в дальний Мюнхен, предоставленный сам себе, Тютчев один, без руководителя, переживает на чужбине весь процесс внутреннего развития, от юности до зрелого мужества, и возвращается в Россию на водворение, когда ему пошел уже пятый десяток лет. Двадцать два года лучшей поры жизни проведены Тютчевым за границей…
Иван Сергеевич Аксаков.
Из «Биографии Федора Ивановича Тютчева»
С ЧУЖОЙ СТОРОНЫ (Из Гейне)
На севере мрачном, на дикой скале
Кедр одинокий под снегом белеет,
И сладко заснул он в инистой мгле,
И сон его вьюга лелеет.
Про юную пальму все снится ему,
Что в дальных пределах Востока,
Под пламенным небом, на знойном холму
Стоит и цветет, одинока…
Не ранее апреля 1823–1824 МюнхенВ Мюнхене Тютчев познакомился и вскоре дружески сошелся с Генрихом Гейне. Гейне в ту пору еще учился в Боннском университете, но песни и романсы, написанные на его стихи, распевала вся молодая Германия.
Тютчев не только дружит с Гейне, но с увлечением переводит его стихи. Он вообще много переводит. Из Шекспира. Из Гёте. Из Байрона. И вот что интересно: через полтора десятка лет Лермонтов выберет для переложения на русский язык те же самые тексты! И из Гёте, и из Байрона!
В АЛЬБОМ ДРУЗЬЯМ (Из Байрона)
Как медлит путника вниманье
На хладных камнях гробовых,
Так привлечет друзей моих
Руки знакомой начертанье!..
Не позднее середины 1826ПЕСНЯ (Из Шекспира)
Заревел голодный лев,
И на месяц волк завыл;
День с трудом преодолев,
Бедный пахарь опочил.
Угли гаснут на костре,
Дико филин прокричал
И больному на одре
Скорый саван провещал.
Все кладбища, сей порой,
Из зияющих гробов,
В сумрак месяца сырой
Высылают мертвецов!..
Конец 20-х, начало 30-х гг.Мюнхен. Городская ратуша.
Гравюра К. Герстнера по рисунку Л. Хофмейстера
Из человека заурядного разлука с родиной, затянувшаяся на целых двадцать два года, могла сделать либо убежденного космополита, либо квасного патриота. Тютчев не стал ни тем, ни другим. Как сверхштатный чиновник он был достаточно свободен, чтобы не ограничить себя мюнхенским дипломатическим кругом.
Ни политической, ни дипломатической карьеры Тютчев не сделал, хотя современники и утверждают, что
«политика и история были любимым занятием его ума и жизни; опираясь на историю, он являлся убедительным, логичным и часто весьма строгим судьею времени и его событий и личностей; вдохновляясь заботами настоящего, любовью к человечеству и к своему народу в особенности, он вносил в это обсуждение событий ту свободу мысли, тот пыл и жар души, которые придавали его логике столько красноречия и с тем вместе столько прелести. Он любил спор и спорил, как мало людей умеют спорить: с смирением к своему мнению и с уважением к чужому, хотя узкий взгляд, предвзятое мнение и деспотическое своеволие мысли всегда заставляли его страдать».
В. П. Мещерский.
Из «Моих воспоминаний»
О том, что и этот проницательный ум, и эту удивительную жизнь не в меньшей степени, чем история и политика, вдохновляли волнения страсти, знали лишь самые близкие. Тютчев был не просто влюбчив, он был верноподданным женской прелести и красоты. За частую совершенно бескорыстным.
Любовь к женщине была для него не просто занятием, а тем таинственным источником поэтической энергии, при угасании которого жизнь становилась похожей на «подстреленную птицу»…
Страстность да редкостный в человеке интеллектуального склада дар – безоглядно влюбляться и любить всем напряжением душевных сил – видимо, и обеспечивали ему заинтригованное внимание даже светских «львиц»; его вообще, как это ни странно, обожали женщины. И прощали все, даже неказистую внешность (малый рост, худобу, некрасивость). Вторая жена поэта, умница и красавица, за глаза называла его не иначе, как «чаровник».
Твой милый взор, невинной страсти полный,
Златой рассвет небесных чувств твоих
Не мог – увы! – умилостивить их —
Он служит им укорою безмолвной.
Сии сердца, в которых правды нет,
Они, о друг, бегут, как приговора,
Твоей любви младенческого взора,
Он страшен им, как память детских лет.
Но для меня сей взор благодеянье;
Как жизни ключ, в душевной глубине
Твой взор живет и будет жить во мне:
Он нужен ей, как небо и дыханье.
Таков горе духов блаженных свет,
Лишь в небесах сияет он, небесный;
В ночи греха, на дне ужасной бездны,
Сей чистый огнь, как пламень адский, жжет.
23 ноября 1824ПРОБЛЕСК
Слыхал ли в сумраке глубоком
Воздушной арфы легкий звон,
Когда полуночь, ненароком,
Дремавших струн встревожит сон?..
То потрясающие звуки,
То замирающие вдруг…
Как бы последний ропот муки,
В них отозвавшися, потух!
Дыханье каждое Зефира
Взрывает скорбь в ее струнах…
Ты скажешь: ангельская лира
Грустит, в пыли, по небесах!
О, как тогда с земного круга
Душой к бессмертному летим!
Минувшее, как призрак друга,
Прижать к груди своей хотим.
Как верим верою живою,
Как сердцу радостно, светло!
Как бы эфирною струею
По жилам небо протекло!
Но ах, не нам его судили;
Мы в небе скоро устаем, —
И не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем.
Едва усилием минутным
Прервем на час волшебный сон,
И взором трепетным и смутным,
Привстав, окинем небосклон, —
И отягченною главою,
Одним лучом ослеплены,
Вновь упадаем не к покою,
Но в утомительные сны.
Не позднее осени 1825Осенью 1825 года Тютчев наконец-то получил законный отпуск. Роковой декабрь застал его в Москве. В городском родительском доме. В июле 1826-го были повешены зачинщики «возмущения», а в августе Федор Иванович написал свой знаменитый политический памфлет «14-ое декабря 1825».
Взгляд Тютчева и на само декабрьское восстание, и на декабристов резко отличается от типично либерального, однако и с консервативной точкой зрения не совпадает: он осуждает декабристов не за то, что осмелились поднять меч на помазанника Божия, то бишь царя, а за то, что они, «жертвы безрассудной и недозрелой мысли», не сообразили: ни кровь, пролитая за святое дело, ни жар их любви к несчастной отчизне не смогут растопить «вековую громаду льдов» – русский «вечный полюс» общественного холода.
Вас развратило Самовластье,
И меч его вас поразил, —
И в неподкупном беспристрастье
Сей приговор Закон скрепил.
Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена —
И ваша память от потомства,
Как труп в земле, схоронена.
О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!
Едва, дымясь, она сверкнула
На вековой громаде льдов,
Зима железная дохнула —
И не осталось и следов.
Не ранее августа 1826Н. И. Тютчев.
Ф. И. Тютчев.
Портрет работы неизвестного художника.
Парные портреты братьев Тютчевых были заказаны родителями неизвестному, видимо, крепостному, художнику осенью 1825 года, когда младший сын после трехлетней разлуки приехал наконец в отпуск и оба брата вновь оказались вместе, под крышей отчего дома.
Братья Тютчевы, несмотря на то, что трудно сыскать двух столь разительно непохожих людей, были невероятно дружны с самого раннего детства, благо разница в возрасте была незначительной. Николай Иванович, пошедший и характером, и внешностью в отца, – практичный, добрый, легкий в быту, относился к семье Федора как если бы это была его собственная семья. Основательный, крайне ответственный, он порой выходил из себя, в сердцах называя брата пустейшим человеком, но быстро успокаивался и снова тянул семейную лямку. К нему, а не к мужу обращалис ь в случае той или иной неотложной хозяйственной нужды и жены Федора Ивановича. Николай Иванович никогда не отказывал невесткам в помощи.
Эл. Ф. Тютчева.
Портрет работы неизвестного художника.
Мюнхен, середина 1820-х годов.
Вернувшись из России в Мюнхен (в самом начале 1826 года), Тютчев скоропалительно сблизился (зажил одним домом) с молодой вдовой Элеонорой Ботмер: у нее было трое маленьких сыновей от первого брака, и она была значительно старше своего «тайного супруга». Злые языки судачили: господин Тютчев сошелся с вдовушкой с досады. Дело в том, что почти сразу же по приезде в 1822 году в Мюнхен Федор Иванович романтически влюбился в красавицу Амалию, внебрачную дочь немецкого аристократа графа Лерхенфельда, в ту пору четырнадцатилетнюю девочку. За время отсутствия поэта бесприданница Амалия сделала удачную партию – вышла замуж за дипломата русской службы барона Крюденера.
Дочери Тютчева от первого брака. Слева направо: Анна, Дарья, Екатерина.
Рисунок А. Саломе. Мюнхен, 1843 г.
Брак Федора Тютчева (любовники в конце концов, после трех лет совместной жизни, обвенчались, как только Элеонора забеременела) оказался по чти удачным. Элеонора обожала мужа; чувство было столь всепоглощающим, что она отослала сыновей – на пожизненное воспитание – к родственникам умершего супруга; не слишком, похоже, занимали ее душу и дочери, рожденные от «Теодора» – русское имя своего мужа Элеонора не умела выговорить. Впрочем, и Тютчев долго был равнодушен к прелестной троице, пока девочки одна за другой не повзрослели.
CACHE-CACHE
Вот арфа ее в обычайном углу,
Гвоздики и розы стоят у окна,
Полуденный луч задремал на полу:
Условное время! Но где же она?
О, кто мне поможет шалунью сыскать,
Где, где приютилась сильфида моя?
Волшебную близость, как бы благодать,
Разлитую в воздухе, чувствую я.
Гвоздики недаром лукаво глядят,
Недаром, о розы, на ваших листах
Жарчее румянец, свежей аромат:
Я понял, кто скрылся, зарылся в цветах!
Не арфы ль твоей мне послышался звон?
В струнах ли мечтаешь укрыться златых?
Металл содрогнулся, тобой оживлен,
И сладостный трепет еще не затих.
Как пляшут пылинки в полдневных лучах,
Как искры живые в родимом огне!
Видал я сей пламень в знакомых очах,
Его упоенье известно и мне.
Влетел мотылек, и с цветка на другой,
Притворно-беспечный, он начал порхать.
О, полно кружиться, мой гость дорогой!
Могу ли, воздушный, тебя не узнать?
Не позднее 1828ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР
Уж солнца раскаленный шар
С главы своей земля скатила,
И мирный вечера пожар
Волна морская поглотила.
Уж звезды светлые взошли
И тяготеющий над нами
Небесный свод приподняли
Своими влажными главами.
Река воздушная полней
Течет меж небом и землею,
Грудь дышит легче и вольней,
Освобожденная от зною.
И сладкий трепет, как струя,
По жилам пробежал природы,
Как бы горячих ног ея
Коснулись ключевые воды.
Не позднее 1828Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,
И в оный час явлений и чудес
Живая колесница мирозданья
Открыто катится в святилище небес.
Тогда густеет ночь, как хаос на водах,
Беспамятство, как Атлас, давит сушу;
Лишь Музы девственную душу
В пророческих тревожат боги снах!
1828 – не позднее первой половины 1829БЕССОННИЦА
Часов однообразный бой,
Томительная ночи повесть!
Язык для всех равно чужой
И внятный каждому, как совесть!
Кто без тоски внимал из нас,
Среди всемирного молчанья,
Глухие времени стенанья,
Пророчески-прощальный глас?
Нам мнится: мир осиротелый
Неотразимый Рок настиг —
И мы, в борьбе, природой целой
Покинуты на нас самих;
И наша жизнь стоит пред нами,
Как призрак, на краю земли,
И с нашим веком и друзьями
Бледнеет в сумрачной дали;
И новое, младое племя
Меж тем на солнце расцвело,
А нас, друзья, и наше время
Давно забвеньем занесло!
Лишь изредка, обряд печальный
Свершая в полуночный час,
Порой оплакивает нас!
Не позднее 1829В горах Швейцарии.
Цветная акватинта Ф. Л. Линка, 1820-е годы.
УТРО В ГОРАХ
Лазурь небесная смеется,
Ночной омытая грозой,
И между гор росисто вьется
Долина светлой полосой.
Лишь высших гор до половины
Туманы покрывают скат,
Как бы воздушные руины
Волшебством созданных палат.
Не позднее 1829 Зальцбург (?)СНЕЖНЫЕ ГОРЫ
Уже полдневная пора
Палит отвесными лучами, —
И задымилася гора
С своими черными лесами.
Внизу, как зеркало стальное,
Синеют озера струи,
И с камней, блещущих на зное,
В родную глубь спешат ручьи.
И между тем как полусонный
Наш дольний мир, лишенный сил,
Проникнут негой благовонной,
Во мгле полуденной почил, —
Гор́е, как божества родные,
Над издыхающей землей
Играют выси ледяные
С лазурью неба огневой.
Не позднее 1829 ЗальцбургТы любишь, ты притворствовать умеешь, —
Когда в толпе, украдкой от людей,
Моя нога касается твоей —
Ты мне ответ даешь – и не краснеешь!
Все тот же вид рассеянный, бездушный,
Движенье персей, взор, улыбка та ж…
Меж тем твой муж, сей ненавистный страж,
Любуется твоей красой послушной.
Благодаря и людям и судьбе,
Ты тайным радостям узнала цену,
Узнала свет: он ставит нам в измену
Все радости… Измена льстит тебе.
Стыдливости румянец невозвратный,
Он улетел с твоих младых ланит —
Так с юных роз Авроры луч бежит
С их чистою душою ароматной.
Но так и быть! в палящий летний зной
Лестней для чувств, приманчивей для взгляда
Смотреть, в тени, как в кисти винограда
Сверкает кровь сквозь зелени густой.
Не позднее 1829ПОСЛЕДНИЙ КАТАКЛИЗМ
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Все зримое опять покроют воды,
И Божий лик изобразится в них!
Не позднее 1829«Еще шумел веселый день…»
Еще шумел веселый день,
Толпами улица блистала,
И облаков вечерних тень
По светлым кровлям пролетала.
И доносилися порой
Все звуки жизни благодатной —
И все в один сливалось строй,
Стозвучный, шумный и невнятный.
Весенней негой утомлен,
Я впал в невольное забвенье;
Не знаю, долог ли был сон,
Но странно было пробужденье…
Затих повсюду шум и гам,
И воцарилося молчанье —
Ходили тени по стенам
И полусонное мерцанье…
Украдкою в мое окно
Глядело бледное светило,
И мне казалось, что оно
Мою дремоту сторожило.
И мне казалось, что меня
Какой-то миротворный гений
Из пышно-золотого дня
Увлек, незримый, в царство теней.
Не позднее 1829Самый легкий намек вызывал в нем (Тютчеве – А. М. ) сочувственный отклик. К нему можно было применить без всякой натяжки истасканное сравнение души поэта с натянутыми струнами эоловой арфы, не пропускающей без отзыва ни малейшего движения в воздухе, откуда бы оно ни шло, с севера или юга, с запада или востока.
Ю. Ф. Самарин.
Из письма к И. С. Аксакову
Как тихо веет над долиной
Далекий колокольный звон,
Как шорох стаи журавлиной,
И в шуме листьев замер он.
Как море вешнее в разливе,
Светлея, не колыхнет день, —
И торопливей, молчаливей
Ложится по долине тень.
Не позднее 1829Лениво дышит полдень мглистый,
Лениво катится река,
И в тверди пламенной и чистой
Лениво тают облака.
И всю природу, как туман,
Дремота жаркая объемлет,
И сам теперь великий Пан
В пещере нимф покойно дремлет.
Не позднее 1829ВЕСЕННЯЯ ГРОЗА
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит.
С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам,
И гам лесной и шум нагорный —
Все вторит весело громам.
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.
Не позднее 1828Пускай орел за облаками
Встречает молнии полет
И неподвижными очами
В себя впивает солнца свет.
Но нет завиднее удела,
О лебедь чистый, твоего —
И чистой, как ты сам, одело
Тебя стихией божество.
Она, между двойною бездной,
Лелеет твой всезрящий сон —
И полной славой тверди звездной
Ты отовсюду окружен.
1828–1829«Ты зрел его в кругу большого света…»
Ты зрел его в кругу большого света —
То своенравно-весел, то угрюм,
Рассеян, дик иль полон тайных дум,
Таков поэт – и ты презрел поэта!
На месяц взглянь: весь день, как
об лак тощий,
Он в небесах едва не изнемог, —
Настала ночь – и, светозарный бог,
Сияет он над усыпленной рощей!
Декабрь 1829 – начало 1830«В толпе людей, в нескромном шуме дня…»
В толпе людей, в нескромном шуме дня
Порой мой взор, движенья, чувства, речи
Твоей не смеют радоваться встрече —
Душа моя! о, не вини меня!..
Смотри, как днем туманисто-бело
Чуть брезжит в небе месяц светозарный,
Наступит ночь – и в чистое стекло
Вольет елей душистый и янтарный!
1829 – начало 1830«Как океан объемлет шар земной…»
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь – и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ее: он нудит нас и просит…
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной
Таинственно глядит из глубины, —
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
Не позднее первых месяцев 1830КОНЬ МОРСКОЙ
О рьяный конь, о конь морской,
С бледно-зеленой гривой,
То смирный, ласково-ручной,
То бешено-игривый!
Ты буйным вихрем вскормлен был
В широком божьем поле;
Тебя он прядать научил,
Играть, скакать по воле!
Люблю тебя, когда стремглав,
В своей надменной силе,
Густую гриву растрепав
И весь в пару и мыле,
К брегам направив бурный бег,
С веселым ржаньем мчишься,
Копыта кинешь в звонкий брег
И – в брызги разлетишься!..
1830, не ранее мартаЗавтрак путешественников на почтовой станции.
Литография К. Кальмана. 1825 г.
Тютчев, казалось бы, настолько акклиматизировался в Европе, что почти не вспоминает о России… Лишь настойчивые просьбы родителей, которым не терпится увидеть невестку и внучек, заставляют его выписать отпускную подорожную не на блаженный Юг, а на почти позабытый Север…
Лишь кой-где бледные березы,
Кустарник мелкий, мох седой,
Как лихорадочные грезы,
Смущают мертвенный покой.
Конец мая 1830, По дороге из Мюнхена в РоссиюЭл. Тютчева, первая жена поэта.
Миниатюра И. Шелера, 1830-е годы.
Старикам Тютчевым пришелся по сердцу выбор сына; немецкая невестка была трогательна в своей преданности мужу, светский Петербург также благосклонно отметил романтическую, в духе времени и моды, внешность госпожи Тютчевой.
УСПОКОЕНИЕ
Гроза прошла – еще курясь, лежал
Высокий дуб, перунами сраженный,
И сизый дым с ветвей его бежал
По зелени, грозою освеженной.
А уж давно, звучнее и полней,
Пернатых песнь по роще раздалася,
И радуга концом дуги своей
В зеленые вершины уперлася.
Июль – август 1830Там, где с землею обгорелой
Слился, как дым, небесный свод, —
Там в беззаботности веселой
Безумье жалкое живет.
Под раскаленными лучами,
Зарывшись в пламенных песках,
Оно стеклянными очами
Чего-то ищет в облаках.
То вспрянет вдруг и, чутким ухом
Припав к растреснутой земле,
Чему-то внемлет жадным слухом
С довольством тайным на челе.
И мнит, что слышит струй кипенье,
Что слышит ток подземных вод,
И колыбельное их пенье,
И шумный из земли исход!..
1830Клотильда Ботмер, младшая сестра Элеоноры.
Портрет работы неизвестного художника. Начало 1830-х годов.
ДВУМ СЕСТРАМ
Обеих вас я видел вместе —
И всю тебя узнал я в ней…
Та ж взоров тихость, нежность гласа,
Та ж прелесть утреннего часа,
Что веяла с главы твоей!
И все, как в зеркале волшебном,
Все обозначилося вновь:
Минувших дней печаль и радость,
Твоя утраченная младость,
Моя погибшая любовь!
Июнь – сентябрь 1830Трудно утверждать наверняка, однако не исключено, что бледность и туманный вид очаровательной жены поэта могут быть объяснены тайной, невысказанной, от себя самой скрываемой ревностью к младшей сестре Клотильде, к юной прелести которой Тюпгчев был явно неравнодушен.
Так, по мнению А. Полонского, автора книги «Прогулки с Тютчевым по Мюнхену», стихотворение «Обеих вас я видел вместе…» (вольная вариация на тему стихотворения Гейне «Двум сестрам») наполнено личными переживаниями. Он убежден, что адресатами являются жена Федора Ивановича Элеонора и ее младшая сестра юная красавица Клотильда Ботмер и что Тютчев – «во власти сложных чувств к обеим». Клотильда в течение двенадцати лет, вплоть до смерти старшей сестры, жила в доме Тютчевых как крестная мать их дочерей. В нее многие были влюблены. В том числе и Генрих Гейне. Не было недостатка и в женихах. Но Клотильда отказывала решительно всем претендентам. Лишь после того, как Федор Иванович, овдовев, женился (вторым браком) на Эрнестине фон Дёрнбер г, тридцатилетняя девица Ботмер наконец-то приняла предложение давным-давно влюбленного в нее барона фон Мальтица. А. Полонский полагает также, что именно Клотильде посвящено знаменитое стихотворение Тютчева 1870 года «Я встретил вас – и все былое…». Об этом же косвенно свидетельствуют и воспоминания старшей племянницы Клотильды – Анны. Рассказывая дочери о молодости ее матери, о путешествиях, которые они предпринимали, Федор Иванович все время видит рядом с женой свояченицу.
СТРАННИК
Угоден Зевсу бедный странник,
Над ним святой его покров!..
Домашних очагов изгнанник,
Он гостем стал благих богов!..
Сей дивный мир, их рук созданье,
С разнообразием своим,
Лежит развитый перед ним
В утеху, пользу, назиданье…
Чрез веси, грады и поля,
Светлея, стелется дорога, —
Ему отверста вся земля,
Он видит все и славит Бога!
1830Сквозь лазурный сумрак ночи
Альпы снежные глядят;
Помертвелые их очи
Льдистым ужасом разят.
Властью некой обаянны,
До восшествия Зари
Дремлют, грозны и туманны,
Словно падшие цари!..
Но Восток лишь заалеет,
Чарам гибельным конец —
Первый в небе просветлеет
Брата старшего венец.
И с главы большого брата
На меньших бежит струя,
И блестит в венцах из злата
Вся воскресшая семья!..
1830«Сей день, я помню, для меня…»
Сей день, я помню, для меня
Был утром жизненного дня:
Стояла молча предо мною,
Вздымалась грудь ее волною,
Алели щеки, как заря,
Все жарче рдея и горя!
И вдруг, как солнце молодое,
Любви признанье золотое
Исторглось из груди ея…
И новый мир увидел я!..
1830Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал – и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так!., но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавой!..
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
Август – сентябрь 1830«Через ливонские я проезжал поля…»
Через ливонские я проезжал поля,
Вокруг меня все было так уныло…
Бесцветный грунт небес, песчаная земля —
Все на душу раздумье наводило.
Я вспомнил о былом печальной сей земли —
Кровавую и мрачную ту пору,
Когда сыны ее, простертые в пыли,
Лобзали рыцарскую шпору.
И, глядя на тебя, пустынная река,
И на тебя, прибрежная дуброва,
«Вы, – мыслил я, – пришли издалека,
Вы, сверстники сего былого!»
Так! вам одним лишь удалось
Дойти до нас с брегов другого света.
О, если б про него хоть на один вопрос
Мог допроситься я ответа!..
Но твой, природа, мир о днях былых молчит
С улыбкою двусмысленной и тайной, —
Так отрок, чар ночных свидетель быв
случайный,
Про них и днем молчание хранит.
Начало октября 1830«Песок сыпучий по колени…»
Песок сыпучий по колени…
Мы едем – поздно – меркнет день,
И сосен, по дороге, тени
Уже в одну слилися тень.
Черней и чаще бор глубокий —
Какие грустные места!
Ночь хмурая, как зверь стоокий,
Глядит из каждого куста!
Начало октября 1830 По дороге из Петербурга в МюнхенОСЕННИЙ ВЕЧЕР
Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть:
Зловещий блеск и пестрота дерев,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею,
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье – и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья.
Сентябрь – октябрь 1830MAL’ARIA
Люблю сей Божий гнев! Люблю сие, незримо
Во всем разлитое, таинственное Зло —
В цветах, в источнике прозрачном, как стекло,
И в радужных лучах, и в самом небе Рима.
Все та ж высокая, безоблачная твердь,
Все так же грудь твоя легко и сладко дышит,
Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет,
Все тот же запах роз, и это все есть
Как ведать, может быть, и есть в природе
Предвестники для нас последнего часа
И усладите ли последней нашей муки.
И ими-то Судеб посланник роковой,
Когда сынов Земли из жизни вызывает,
Как тканью легкою свой образ прикрывает,
Да утаит от них приход ужасный свой!
1830Пусть сосны и ели
Всю зиму торчат,
В снега и метели
Закутавшись, спят.
Их тощая зелень,
Как иглы ежа,
Хоть ввек не желтеет,
Но ввек не свежа.
Мы ж, легкое племя,
Цветем и блестим
И краткое время
На сучьях гостим.
Все красное лето
Мы были в красе,
Играли с лучами,
Купались в росе!..
Но птички отпели,
Цветы отцвели,
Лучи побледнели,
Зефиры ушли.
Так что же нам даром
Висеть и желтеть?
Не лучше ль за ними
И нам улететь!
О буйные ветры,
Скорее, скорей!
Скорей нас сорвите
С докучных ветвей!
Сорвите, умчите,
Мы ждать не хотим,
Летите, летите!
Мы с вами летим!..
Сентябрь – октябрь 1830ВЕСЕННИЕ ВОДЫ
Еще в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят —
Бегут и будят сонный брег,
Бегут и блещут и гласят…
Они гласят во все концы:
«Весна идет, весна идет!
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперед!»
Весна идет, весна идет!
И тихих, теплых, майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней.
Не позднее 1830SILENTIUM!
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими – и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими – и молчи.
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью – и молчи!..
Не позднее 1830«Как над горячею золой…»
Как над горячею золой
Дымится свиток и сгорает,
И огнь, сокрытый и глухой,
Слова и строки пожирает,
Так грустно тлится жизнь моя
И с каждым днем уходит дымом;
Так постепенно гасну я
В однообразье нестерпимом!..
О небо, если бы хоть раз
Сей пламень развился по воле,
И, не томясь, не мучась доле,
Я просиял бы – и погас!
Не позднее 1830«За нашим веком мы идем…»
За нашим веком мы идем, —
Как шла Креуза за Энеем:
Пройдем немного – ослабеем,
Убавим шагу – отстаем.
Не позднее 12 декабря 1830ВЕСЕННЕЕ УСПОКОЕНИЕ (Из Уланда)
О, не кладите меня
В землю сырую
Скроите, заройте меня
В траву густую!
Пускай дыханье ветерка
Шевелит травою,
Свирель поет издалека,
Светло и тихо облака
Плывут надо мною!..
Не позднее первых месяцев 1832«На древе человечества высоком…»
На древе человечества высоком
Ты лучшим был его листом,
Воспитанный его чистейшим соком,
Развит чистейшим солнечным лучом!
С его великою душою
Созвучней всех на нем ты трепетал!
Пророчески беседовал с грозою
Иль весело с зефирами играл!
Не поздний вихрь, не бурный ливень летний
Тебя сорвал с родимого сучка:
Был многих краше, многих долголетней,
И сам собою пал, как из венка!
После 22 марта 1832Рассказывая дочери Анне о ее матери и своей первой жене, Тютчев называет прожитые с ней годы прекрасными:
«Первые годы твоей жизни, дочь моя, которые ты едва помнишь, были для меня самыми прекрасными, самыми полными годами страстей… Мы были так счастливы! Нам казалось, что они не кончатся никогда, – так богаты, так полны были эти дни».
На самом деле, обстановка в его первой семье была отнюдь не безоблачной. Прелестная госпожа Тютчева отчаянно ревновала своего некрасивого мужа, ведь он постоянно был кем-то очарован, к тому же хронически не хватало денег даже на самое скромное существование, а главное, «Теодор» все чаще и чаще впадал в меланхолию… И тем не менее жизнь и вправду была почти сносной. До января 1833 года. 15 января этого года Федор Тютчев написал странные стихи и назвал их «Probleme»
PROBLÈME
С горы скатившись, камень лег в долине.
Как он упал? никто не знает ныне —
Сорвался ль он с вершины сам собой,
Иль был низринут волею чужой ?
Столетье за столетьем пронеслося:
Никто еще не разрешил вопроса.
15 января 1833Эрн. Ф. Тютчева, вторая жена поэта.
Портрет работы Ф. Дюрка. Мюнхен, 1840 г.
В январе 1833 года в жизнь Тютчева, словно камень, сброшенный с горы, – кем сброшенный – всесильным Роком или слепым Случаем? – ворвалась новая большая любовь к молодой и прелестной вдове Эрнестине фон Дёрнберг, а за ней – шлейф проблем…
В те январские дни в Мюнхен на традиционный зимний карнавал приехали барон и баронесса фон Дёрнберг. На балу в посольстве барону внезапно сделалось дурно. Заметив, что его Эрнестина оживленно разговаривает с каким-то крайне некрасивым русским, Карл Дёрнберг подошел, попросил баронессу не беспокоиться, он-де уедет один, а ее собеседнику сказал: «Поручаю Вам свою жену». Недомогание оказалось тифом. Падчерица Эрнестины, Дарья Тютчева, рассказывала со слов мачехи:
«Маменька… по возвращению домой застала мужа совсем больным… Когда он умер, она долго не могла прийти в себя от ужаса и недоумения. Вместе с братом она уехала из Мюнхена в Ратисбонн. Там ее брат заболел той же болезнью».
Брат Эрнестины Карл Пфеффель выздоровел, уже в марте вернулся в Мюнхен и писал нежно любимой сестре, что господин Тютчев крайне ею «интересуется». Эрнестина и сама знала, что произвела на русско го поэта сильное впечатление. Через год они пересеклись в Мюнхене и поняли, что созданы друг для друга.
«Что ты клонишь над водами…»
Что ты клонишь над водами,
Ива, макушку свою?
И дрожащими листами,
Словно жадными устами,
Ловишь беглую струю?..
Хоть томится, хоть трепещет
Каждый лист твой над струей…
Но струя бежит и плещет,
И, на солнце нежась, блещет,
И смеется над тобой…
Не позднее 1835«В душном воздухе молчанье…»
В душном воздухе молчанье,
Как предчувствие грозы,
апдейт_2012_Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые!?
Напомню: эти известные практически всем две строки написал Федор Иванович Тютчев. Что следует дальше, уверен, большинство не помнит — не помнил до недавнего времени и я. Привожу для ясности весь короткий стих:
Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал — и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так!.. Но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый!..
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
, начало 1830-х годов
Теперь с утверждением Федора Ивановича все ясно. Аргументацию «блаженства» он привел вполне правдоподобную. Есть здесь, правда, один скрытый момент: в русском языке слово «блаженный» имеет еще один смысл. Сошедший с ума, юродивый и т.п. Это неявное противоречие из области диалектики живого языка оставим на потом.
Тютчев, как поэт, известен многим, сложено много чарующих романсов на его слова. Но он еще и один их выдающихся русских мыслителей эпохи Пушкина. Об этом говорят многие его стихи: необычайная глубина философского постижения сущности явлений. Правда, в этом качестве он, насколько мне известно, славянским научным сообществом не признан. О западном вообще молчу.
А вот что тогда делать с прямо противоположным выражением, ставшим афоризмом, который тоже знают многие: древнекитайским проклятием «чтоб вам жить в эпоху перемен»?
Очевидно, они, по сути, противоречат друг другу. И ни одно из них нельзя списать в расход — оба подтверждены нелегкой человеческой историей. Давайте разбираться…
Вернусь к началу: зачем вообще эта статья? Не только для установления истины во вроде бы чисто философском споре, кто же прав — это может быть ценно для науки о познании, гносеологии. Но, думаю, не менее важно — с чисто «психотерапевтическими» целями. (Хотя, судя по откликам читателей на мои работы, некоторые заявляют, что не уполномочили меня на оказание им, как я ее называю, консультативно-информационной помощи. Ну да ладно, не собираюсь быть насильно милым, и сторонников себе не вербую. Кому нужно — предложенную помощь примет. Или же: было бы вам предложено…).
Ведь выжить в сегодняшней Украине очень трудно. И не только из-за бедности или откровенной нищеты подавляющего числа простых тружеников и тех, кто уже или еще не может заработать себе на жизнь. Об этом сейчас знают все, разве что кроме горстки разномастных фанатиков, которые окончательно и опустили народ. Очень многие люди, находясь долгое время под запредельным стрессом, поставлены за эти пять лихих лет на грань психического спазма, депрессии, помешательства, самоубийства. Вот им-то справедливо бы помочь — суровым, но лечащим словом.
Человеческая жизнь коротка, это мы знаем. Радостей в ней, как правило, мало, горестей — больше. Так устроен человеческий мир, и с этим спорить бесполезно. Можно задавать вопросы «за что» — только умнее оставить их детям. А взрослым пристало спрашивать «почему». И пытаться разобраться, по каким законам природы. И, возможно, увидеть хоть эту каплю позитива и в тяготах наших дней …
Действительно, сегодняшний мир, уже весь, вошел в эпоху перемен — больших перемен. Не только меняющих его видимое всем лицо. Начала меняться сама его сущность — а это нечасто бывало. И оттого насколько успешно люди сумеют воспользоваться этими переменами, зависит его судьба. Это если без апокалиптических предсказаний, которых с седой древности было предостаточно. Так что поэзия и искусствоведение здесь не причем — разговор, как обычно сквозит в моих работах, о проблеме глобального выживания. Ответственные руководители государств сегодня справедливо заявляют, что это общий шанс на улучшение жизни на планете. И импульс к укреплению национальных государств, да и для всех активных людей, стимулирующих развитие общества. Спорить с этим не будем — справедливо. Только подчеркнем: главное — в чьих интересах будет на деле проводиться это развитие. Если в интересах большинства человечества — тогда большинство землян будут «за». И тогда есть шансы. Если же ситуацией сумеют, как обычно бывало, воспользоваться те силы, которые из-за кулис управляют миром, тогда дело кончится плохо. Для всех, и для них тоже — только пяти миллиардам от того будет не легче.
Но мы-то здесь ведем речь только о том, как воспринимать то, что мы все попали в эту эпоху. Как блаженство, т.е., счастье — как минимум, удачу. Или как горести, несчастье.
Конечно, подавляющее большинство людей воспринимают это как несчастье — и они правы. Ничего, кроме сложностей и неприятностей, им это не приносит. Так что китайцы тоже были правы! Тем более, что любая мудрость, даже древняя, относится, как правило, ко всему человеческому роду.
Исключение составляет только малая часть этого самого рода. Это активные люди — с высокодинамичной психикой, способные воспользоваться большими переменами как импульсом для реализации своих идей и жизненных планов. В любом обществе их, по различным оценкам, порядка 10%. Примерно столько же, в силу своей психофизиологии, вообще не могут приспособиться к этим радикальным переменам — и, в самом общем смысле, переходят в широкую категорию маргиналов. Людей, вытесненных процессом перемен на периферию общества. Или вообще за его пределы. Остальные, примерно 80%, с большим или меньшим успехом приспосабливаются. Огромное значение при этом имеет возраст — по понятным причинам, молодости легче воспринимать перемены и адаптироваться к ним. Более пластичная психика.
Вот и весь расклад. В этом смысле Тютчев и отнес именно наиболее активных к сонму «вседержителей» т.е., участвующих в определении судеб мира. И как раз здесь скрытая диалектика русских слов. От такого блаженства с непривычки можно и разума лишиться. Стать чем-то вроде юродивого.
Вот какой широкий спектр приспособительных реакций человеческого рода — и все это обусловлено обьективными законами человеческой природы. Без разделения по социальному статусу, уровню образования, профессии.
Есть несколько категорий «блаженных». Среди них особенно много людей из бизнеса, искусства, политики. Понятно, что большие и резкие перемены открывают перед ними исключительные возможности. И многим из них удается их реализовать. Примеры каждый может найти в изобилии в современной истории — тем более на наших славянских землях, за последние четверть века. Это тянет даже на статистику больших чисел, то есть на достоверность.
Особую группу составляют люди науки. Для них тоже действует это исключение. Конечно, не для всех. Преимущественно, для работающих в ее новых, пограничных и стыковых отраслях. И особенно для занятых проблемами человеческой природы и общества. Такие времена для многих из них — подарок судьбы.
Действительно, это возможность приблизиться к пониманию сущности вещей, как говорил еще Шекспир. Скрытая в спокойной обстановке, она требует для познания труда в течение долгих лет. И раскрывается именно в такие периоды времени. Ведь тут дело не только в таланте, страсти и трудолюбии ученого — «неустанном 20-летнем думании», как сформулировал это Павлов. Важны еще благоприятные моменты — именно время больших перемен. Своеобразное «окно глубинного познания».
С их позиций, попасть в такую эпоху, конечно, редкая и большая удача. Можно даже с большой натяжкой сказать, счастье. Только тяжелое. Помните, как в песне: «…Это радость со слезами на глазах…». Что-то вроде этого.
Плата за такую «удачу», таким образом, высока. Но «Париж стоит мессы», как повторяют с давних времен. Об этом Тютчев, как человек глубокого философского ума, несомненно, знал, но умолчал. Убежден, не по вредности или хитрости — так уж вышло. Чтоб ненароком не испугать без нужды особо чувствительных.
Я убежденный материалист и, понятное дело, не могу чувствовать себя попавшим «к небожителям на пир». Но исключительность этого периода, в том числе и в своей жизни, чувствую давно — занимаясь проблемой глобального выживания. Особенно начиная с середины 2008 г., когда закономерно грянул финансово-экономический кризис. Наступил, наконец, момент истины для всей цивилизации. У которой спрятать, как бывало раньше, голову в песок уже не получится. История не позволит — а она дама очень своевольная
(если сухим языком науки, обьективная). Идти поперек ее железной логики слишком дорого себе выйдет.
Вот и вся суть предлагаемого разрешения этого противоречия между российской и древнекитайской мудростью. Оно явно диалектическое — и существует согласно одному из трех законов диалектики: о единстве и борьбе противоположностей. И косвенно, еще одному: о всеобщей взаимосвязи. Причем это справедливо для природы любых вещей и явлений в природе. Мы это как раз сейчас и наблюдаем не только в нашей личной жизни, а и на всей планете. В предельно обостренном виде.
И снова о своем: ну а если говорить о нас, можно только с ужасом вспоминать о пяти пропащих годах жизни целой страны. Это, несомненно, только для не ведающих что творят, могло пахнуть блаженством. Но теперь, когда в Украине новый Президент, появились шансы на выживание. И появился смысл стараться, кто как может. И может, некоторая приятность (шучу) появится.
Одесса, Украина, планета Земля «под лучами звезды по имени Солнце»…
В Рождественский сочельник 1971 года, я, впервые в жизни, оказался в Лондоне, и впервые в Успенском Соборе на Эннисмор Гарденс. За шесть месяцев до того окончательно и, казалось тогда, бесповоротно покинул СССР.
Пойти на утреню в другую, не Патриаршую, церковь не приходило в голову. Я родился и провёл юность в Париже, а потом двадцать пять лет, поневоле, в стране Советов, где «оформился» сознательным и, по мере слабых сил, деятельным антикоммунистом. За те же годы стал безмерно любящим Русскую церковь прихожанином. Я обязан Церкви духовным выживанием как в последние годы бытия т. Сталина, так и позднее, когда пребывал в исправительно-трудовых лагерях, и после, в бескислородный «застой».
Моя любовь-благодарность к Русской церкви не была слепой: в шестидесятые годы устроилось так, что многое во внутренней жизни и настроениях тогдашнего церковного руководства и приходов мне было известно. Так что, если бы рассказ шёл об удручающем, даже о страшном в истории подсоветской РПЦ, то боюсь, пришлось бы нарастить память компьютера…
Владыку Антония (Блума) лично я тогда практически не знал, несколько раз видел в Москве, но издалека.
Церковь на Эннисмор Гарденс была полна русскими «первыми» эмигрантами в двух поколениях и «второй волной», тоже два поколения. Понятие «новый русский» тогда не существовало и могло вызвать в то время лишь недоумение, границы ведь на замке! А обращение в православие англичан лишь начиналось, присутствия «оглашенных» совсем не ощущалось. Для меня это было первое Рождество после выезда из Москвы, в бытовой неустроенности, вдали от родителей – увидимся ли ещё? – и о чём молиться искать не приходилось… А сами церковь и служба – будто стою в родном приходе на Якиманке, у Иоанна Воина!
К концу службы Владыка Антоний стал оглашать Рождественское Послание Патриарха Пимена. Со смыслом праздника авторы Послания разделались быстро, и когда с третьего абзаца, со всеми подробностями, речь пошла «о ядерном разоружении и положении на Ближнем Востоке», мной овладело недоброе отчаяние. Оказался ли я в Британии – прямо сказать через риск и опасность второго лагерного срока – для того, чтобы в радостный праздник в Храме Божьем, снова подвергнуться мякине постылой пропаганды? И даже сейчас стыдно вспомнить интенсивность негативных чувств во мне тогда взбурливших. Вот, подумал я, и здесь «они» меня нагнали, и всюду «они» есть, и в Британии устами такого священнослужителя вещают… После прочтения официального поздравления из Москвы Владыка Антоний сказал: «Добавлю несколько слов от себя».
О яркости его проповедничества, о блеске его ораторского дара – уже много написано и рассказано. Но в тот момент получилось, будто митрополит Антоний почувствовал, что стоит среди прихожан один человек и злится услышанному, что ждёт другого.
Он построил свое слово на «трагичности» Рождественской ночи, объяснил, в чём «трагичность» Рождества и продолжил: «И в этом году мы переживаем трагическую ночь: в России пока мы с вами молимся и празднуем, очень многие в духе и плоти своей страдают в советских политических лагерях, подвергаются фармакологическим пыткам в советских спецпсихбольницах… в особенности, я думаю о Владимире Буковском… Очень многие лишены вообще возможности в эту ночь пойти в храм ».
Оцепенение от таких слов в устах «московского архиерея» – это мало сказать о моём состоянии. Объяснять почему – не приходиться.
Такие подвижники как Владыка Антоний, как Владыка Василий Брюссельский, многие другие, по вере, мужеству и наитию пошли даже на то, чтобы среди собратьев-эмигрантов прослыть «продавшимися Советам», пошли они и на подневольное чтение в церкви по сути не церковных текстов потому, что предугадывали: своим личным присутствием в Русской Церкви, своим свидетельством на Западе о подлинной вере русского народа, поездками в страну, они являют прообраз будущей, свободной церкви и может быть, ускоряют момент её возрождения. Так оно и свершилось.
Этим Рождественским словом покойный Владыка Антоний навсегда стал мне близким.
Было с ним потом у меня несколько бесед, и ощущение, что различение духов было в нём настолько глубоким, что чувствовал я себя рядом с ним почти неловко. Один раз он сам крестил новорожденную русскую лондонку, а я был восприемником. В то время я пребывал в тяжёлых внутренних перипетиях и позволил себе об этом Владыке рассказать. Данный им ответ был как рецепт, и я его применил, и благодарен за постепенный выход из мрака.
В церкви Трёх Святителей в Париже, зимой 2006 года, была устроена содержательная конференция, посвящённая жизни и духовному наследию Владыке Антония. С пользой для себя я слушал интереснейший рассказ иеромонаха Нестора (Сиротенко) о парижской молодости Владыки, госпожи Кирилловой о всём сделанном Владыкой в Лондоне и Преосвященного Василия (Осборна) о современном церковном строительстве. Тогда Владыка Василий рассказал о том, как митрополит Антоний, уже будучи тяжело болен, воскликнул «Наконец!», услышав прочтённое ему Послание Святейшего Патриарха Алексия II от 1 апреля 2003 г с предложением создать в Западной Европе единую Митрополию.
А незадолго до кончины, митрополит Антоний, рекомендуя епископа Василия Святейшему Патриарху Алексию, писал: «У него верность пастве без ограничения и он будет служить верой и правдой нашей родной Церкви» (март 2003). А чуть позднее, в июне, тоже о владыке Василии: «Он делает очень большую и сложную работу по восстановлению единства Сурожской епархии и её верности Московской Патриархии…». Чуть выше я говорил о даре «различения духов» у приснопамятного митрополита Антония. В данном случае как же он просмотрел? Поистине лишь Господь всеведущ!
После недавнего Светлого Воскресенья, Пасхальные поступки, слова, письма, заявления владыки Василия (Осборна) погрузили парижских (да и не только парижских!) русских православных в состояние изумлённого удручения. Омрачить негаданную радость подаренной промыслительным и долгожданным сближением между двумя ветвями русской церкви Вл. Василий, конечно, не в состоянии…
Слова, документы и заявления, в изобилии поступающие из Лондона путаны и противоречивы: сначала заверения в верности Русской церкви, спустя две недели – стремление под Константинопольский омофор, и наконец – мало почтительный сумбурный «вопросник-анкета», направленный постскриптумом самому Святейшему….
Непросто вникнуть в мотивы и логику явно не спокойного сознания Владыки Василия, когда читаешь его слова: «Я бы хотел ясно дать понять, что я полностью поддерживаю единство Русской Церкви в Западной Европе и считаю, что нынешний шаг является наилучшим способом достигнуть этой долгосрочной задачи».
Уважение к священному сану у меня есть! Сочувствие к человеку, раздираемому чуждыми, наверняка ему самому, силами – тоже.
Но при изучении противоречивых заявлений, не могу не вспомнить любимых мной слов Кавторанга Цезарю Моисеевичу из Солженицинского «Одного дня Ивана Денисовича»: «Удивляюсь и проклинаю!»
Что же получается? При железном занавесе спокойнее жилось? В составе делегаций, безопасно кататься в Москву и Загорск? А ответная делегация не такая уж многочисленная и не требующая хлопот? И на службе в Елоховском – старушек православных поодаль держат, а то от них ритуализмом и суеверием попахивает… И скромный малотиражный церковный календарь с Чистого переулка присылают! Сплошная тишь да гладь, и Потёмкину самому такие церковные деревни не мерещились!
А как стены берлинской с Куроедовской конторой не стало, тут неожиданно в Лондон старушек понаехало, девушек неприкрытых, и молодых мужчин с тяжёлыми золотыми крестами на груди, пиджак нараспашку… Тут по аглицки псалма спокойно не спеть, не поймут ни Флоренского, ни Бердяева.
Выходит освобождение России, обретение мощей преподобного Серафима, открытие монастырей, расцвет народной веры, православного книгоиздания, свободный приезд русских и не только их – всё пошло только на вред Церкви и в нарушение комфортной тёплой обжитости лондонцев и парижан? Не лучше ли вам, господа, досточтимые отцы, вспомнить о ваших предках погибших в Кубани, на Перекопе, и в подвалах чекистских…
А уж если говорить «о миссии», то, как её пришлось выполнять десяткам тысяч русских эмигрантов, шахтёрам в Лотарингии, тысячам русских офицеров загнанных в тропический Парагвай, в Тунис и Шанхай?
Не пройдёт и поколения как «новые русские», шокирующие нынешние «интеллигентские» приходы в странах Европейского Союза приведут к русскому православию своих однокурсников и соседей по Оксфорду.
Епископ Василий (Осборн)
Владыка Василий, по Ленину, предлагает «разъединиться, чтобы лучше объединиться»: «Вы, русские со своими обычаями по себе, а мы (как бы белая кость) – в Стамбул… (интервью Би-Би-Си 17-ого мая: «Нет, им /т.е. русским/ просто следует оставаться под юрисдикцией Московского Патриархата, у которого есть всё необходимое, чтобы окормлять эту паству – финансовые ресурсы, священники из России»).
Но ведь Владыка Василий и есть Московская Патриархия! Мне всегда казалось, что миссия пастыря не в завлечении овец «со стороны», а в содержании «своих» вместе!
Мне довелось быть заключённым в одном политлагере с будущим митрополитом Корнилием Таллинским и Эстонским (тогда молодым вологодским батюшкой). Не так давно, в Таллине, он мне рассказывал о мытарствах пережитых русской православной Церковью в Эстонии: с Божьей помощью закончилось объединительно.
«Блажен, кто посетил сей мир…» – Будем молиться, о том чтобы «лихие повороты» свершаемые сегодня Владыкой Василием (Осборном) закончились, и чтобы его маршрут вернулся бы на магистраль Москва – Сергиев Посад и Русское Православие, а мытарства Сурожские и Команские завершились тем, что свершится пожелание, выраженное Святейшим Патриархом 1-го апреля 2003 г. – Общеевропейской митрополией православных церквей русской традиции. Да сбудется!
Рекомендуем также
«Блажен, кто посетил сей мир…»
Либеральные витии призывают нас выдавливать из себя по капле Сталина. Коммунисты Новосибирска выдавили из себя «каплю Сталина», превратили эту каплю в сталинский бюст и поставили его во внутреннем дворике обкома партии.
Владыка Иларион выдавил из себя Сталина, а вместе с ним выдавил из себя весь Советский Союз. В результате получил автокефалию на Украине. Правозащитники «Мемориала» ставят по всей России памятники репрессированным, закидывая костями саму идею государства Российского в её нынешнем хрупком исполнении. Берцовыми костями мучеников они, как битами, забивают насмерть саму идею русского государства. Благородные русские мужи на канале «Спас» обсуждают реформы Петра Столыпина, который стремился предотвратить революцию в России, переселяя крестьян за Урал и развешивая революционеров на фонарных и верстовых столбах.
Всполошённый Интернет следит за дебатами Анастасии Волочковой и Ксении Собчак, которые рассказывают нам об их общих любовниках, показывают подаренные ими лифчики, пусть и разных размеров, но доставшиеся им от одних и тех же дарителей. Они начинают делать шпагаты. Если кто-то из вас не видел, как делают шпагаты стареющие женщины, на это следует обратить внимание. Перед тем, как сделать шпагаты, обе выпивают по четыре литра кваса, чтобы квас размягчил суставы и жилы. Потом они садятся рядом на пол и раздвигают ноги. При этом отчётливо слышен хруст костей и скрежет (скрип) жил, а также хлюпанье: это хлюпает в них обоих квас. Всё это вместе взятое должно убедить нас в несостоятельности Советского Союза, в окончательном завершении красной сталинской эры.
Однако сталинская красная эра продолжает, подобно птице, лететь над Россией, как неистребимая русская мечта. Она всё та же, лишь меняется цвет её оперения. Бессильны те, кто стремится ощипать мечту, бессильны те, кто хотел бы её расчленить. Можно расчленить Советский Союз, расчленить народ, но мечту расчленить нельзя.
В течение моей продолжительной и многотрудной жизни на моём пути встречались великие советские мечтатели, окрылённые восхитительной русской мечтой.
Адмирал Горшков, создатель советского океанского флота, крутил в своём кабинете огромный глобус, показывал мне, молодому писателю, движение кораблей и подводных лодок в Индийском и Тихом океанах, под полярными шапками и у мыса Доброй Надежды. Направлял меня на Тихоокеанский флот, где авианосец «Минск» поднимал со своей палубы штурмовики вертикального взлёта, стрелял за сотни километров могучими ракетами «море — море». Ему вторил идущий параллельным курсом ракетный крейсер, направляя в синеву океана свои огненные смерчи. Всплывала подводная лодка, обстреливая мишени ракетными залпами. В небе рокотал могучий ракетоносец, направляя смертоносные удары туда, где мишени имитировали американский авианосный ордер.
Маршал ракетных войск и артиллерии Толубко на космодроме Плесецк вёл меня на смотровую площадку, где конструкторы тяжёлых ракет готовились к испытанию очередного ракетного комплекса. И когда среди лесов загорелось раскалённое пламя, и ракета ушла в небеса, превращаясь в крохотную мерцающую звезду, все эти высоколобые мужи кинулись ко мне и стали качать, отвинчивали с моего пальто пуговицы, потому что они как дети верили в чудо, полагали, что удачный пуск связан с моим появлением, рассматривали мои пуговицы как амулеты для следующих удачных пусков.
Великий Шолохов пригласил меня в Вёшенскую на своё рождение. Мне довелось чокнуться с ним хрустальной рюмочкой. Глядя на этого хрупкого, маленького седого человека, поражался его могучему притяжению, которое заставляло двигаться вокруг него тучных секретарей крайкомов и обкомов, командующих округами и армиями, секретарей Союза писателей и высших чиновников Центрального комитета партии. Потому что этот маленький человек с голубыми детскими глазами был солнцем, вокруг которого вращались планеты советской страны.
Я был знаком с великим русским скульптором Цаплиным, который принимал меня в своём доме на Тверской, а потом водил в мастерскую, где стояли его изумительные каменные и деревянные скульптуры, составлявшие цвет молодой советской культуры так же, как проза Платонова и архитектура Мельникова, музыка Прокофьева и живопись Петрова-Водкина. Помню, как Цаплин, мёртвый, лежал на своей домашней кушетке, закрыв тяжёлые веки, и его огромный лоб казался беломраморным.
Я стоял у операционного стола вместе (рядом) с великим кардиохирургом Бакулевым и видел, как он поднимает из разъятой груди пациента больное красно-фиолетовое медленно ухающее сердце, оперирует его, а потом снова опускает в грудь, как опускают в море рыбу, чтобы та продолжала плавать в пучинах.
На воронежском авиационном заводе я встречался с Туполевым, который создал восхитительный сверхзвуковой пассажирский самолёт Ту-144, похожий на белого остроносого журавля. Я ласкал приборную доску зелёного малахитового цвета. Смотрел, как из туманного сумрачного цеха сквозь открытые ворота тягач вывозит самолёт на взлётное поле, и он, попадая на солнце, начинает трепетать, полыхать, как воплощение божественной небесной мечты.
Несравненный Бакланов-космический привёз меня на Байконур, и я на лифте поднимался вдоль грандиозного белого столпа ракеты «Энергия», на которую, как на белоснежный цветок, присела баснословная бабочка «Бурана». Когда в рёве огня и света ракета ушла в небеса, а потом через час «Буран» приземлился в казахстанской степи, и я трогал его остывающие крылья, вдыхал космическую гарь, я видел ликующее лицо Бакланова, который не ведал тогда, в свой счастливый миг, об унылой судьбе ГКЧП.
На Оби, у Самотлора, мне удалось пожать руку Салманову, открывателю западносибирской нефти. В те дни по реке причаливали к берегу сухогрузы, и с них сгружали целые города, целые улицы, электростанции, бетонные дороги — сгружали целую нефтяную цивилизацию, которая дала разбег советской стране.
Я видел этих великих мечтателей. Иным пожимал руки, других обнимал. Они одаривали меня своим светом, своей поднебесной русской мечтой. Мальчиком в колонне демонстрантов я шёл по Красной площади и из толпы ликующих взрослых людей сквозь транспаранты, знамёна, разноцветные шары видел на Мавзолее Сталина. Он был удалён от меня. Вокруг него, казалось, дышало прозрачное розово-синее облако. Он был как видение. И это видение я несу в себе по сегодняшний день. И не намерен выдавливать его из себя, ибо то видение превратилось в мою огромную, многотрудную жизнь, сквозь которую летела и продолжает лететь великая русская мечта.
Илл. Алексея Беляева-Гинтовта
Новая международная версия « Хвала Господу Богу Израилеву за то, что Он пришел к Своему. людей и искупили их. New Living Translation «Слава Господу, Богу Израилеву, за то, что Он посетил и искупил Свой народ. English Standard Version « Благословен Господь Бог Израилев, ибо Он посетил и искупил Свой народ » Библия «Благословен Господь, Бог Израилев, потому что Он посетил и искупил Свой народ.Berean Literal Bible «Благословен Господь, Бог Израиля, , потому что Он посетил и совершил искупление на Своем народе, Библия Короля Иакова Благословен быть Господом Богом Израилевым, ибо Он посетил и искупил свой народ, Новый король Джеймс, версия «Благословен — это Господь Бог Израиля, Ибо Он посетил и искупил Свой народ, Новая американская стандартная Библия « Благословен быть Господом Богом Израиля, Ибо Он посетил » нас и совершил искупление для Своего народа, NASB 1995 «Благословен Господь Бог Израиля, ибо Он посетил нас и совершил искупление для Своего народа», NASB 1977 «Благословен Господь Бог Израиля, Ибо Он посетил нас и совершил искупление для Своего народа, Расширенная Библия «Благословен (хвала, прославлен) Господь, Бог Израиля, За то, что Он посетил нас и принес искупление Своему народу, Христианская стандартная Библия Благословенна» Господь, Бог Израиля, потому что он посетил и обеспечил искупление для своего народа.Holman Christian Standard Bible Слава Господу, Богу Израилеву, за то, что Он посетил Свой народ и дал ему искупление. Американская стандартная версия Благословен Господь, Бог Израиля! Ибо он посетил и совершил искупление для своего народа, Арамейская Библия на простом английском «Благословен ГОСПОДЬ ИЕГОВА, Бог Израилев, посетивший его народ и совершивший для него искупление». Contemporary English Version Слава Богу. Господи, Бог Израиля! Он пришел спасти свой народ.Библия Дуэ-Реймса Благословен Господь Бог Израилев; потому что он посетил и совершил искупление своего народа: English Revised Version Благословен Господь, Бог Израиля; Ибо он посетил свой народ и совершил искупление, Good News Translation «Славим Господа, Бога Израилева! Он пришел на помощь своему народу и освободил его. GOD’S WORD® Translation » Слава Богу. Господь Бог Израиля! Он пришел позаботиться о своих людях и освободить их.Международная стандартная версия «Благословен Господь Бог Израилев! Он позаботился о своем народе и освободил его. Буквенная стандартная версия « Благословен [есть] Господь, Бог Израиля, за то, что Он смотрел и творил » искупление для Своего народа, NET Bible «Благословен Господь Бог Израилев, потому что Он пришел на помощь и искупил Свой народ. New Heart English Bible «Благословен Господь, Бог Израилев, ибо он посетил и совершил искупление для своего народа; Веймутский Новый Завет « Благословен Господь, Бог Израиля », — сказал он, — потому что Он не забыл Свой народ, но совершил для него искупление, World English Bible «Благословен Господь, Бог Израиля, ибо он посетил и совершил искупление для своего народа; Буквальный перевод Янга Благословен Господь, Бог Израиля , Потому что Он смотрел и искупил Свой народ, Дополнительные переводы… Контекст Песня Захарии67 Тогда его отец Захария был исполнен Святым Духом и пророчествовал: 68 «Благословен Господь, Бог Израилев, потому что Он посетил и искупил Свой народ. 69Он воздвиг рог спасения для нас в доме раба Своего Давида,… Cross References Genesis 24:27говоря: «Благословен Господь, Бог господина моего Авраама, Который не отказался от милости Своей и верность от моего господина. Что касается меня, Господь привел меня в путь в дом родственников моего господина.1-я Царств 25:32 И сказал Давид Авигеи: благословен Господь Бог Израилев, пославший тебя навстречу мне сегодня! 1 Царств 1:48 говоря: благословен Господь, Бог Израиль! Сегодня Он поставил человека, который сядет на престоле моем, и глаза мои видели это ». 3 Царств 8:15 и сказал:« Благословен Господь, Бог Израилев, Который собственноручно исполнил то, что Он сказал. устами Своими к отцу моему Давиду, говоря: Псалом 41:13 Благословен Господь, Бог Израилев, от века до века.Аминь и Аминь. Псалом 72:18 Благословен Господь Бог, Бог Израилев, Который один творит чудеса. Псалом 106: 48 Благословен Господь Бог Израилев от века до века. Пусть все люди скажут: «Аминь!» Аллилуйя! Сокровищница Священного Писания Благословен Господь Бог Израилев! ибо он посетил и искупил свой народ, Благословенных. Бытие 9:26 И сказал: благословен Господь Бог Сима! и Ханаан будет его рабом. Genesis 14:20 И благословен Бог Всевышний, предавший врагов твоих в руку твою. И он дал ему десятину из всего. 1 Kings 1:48 И так сказал царь: благословен Господь Бог Израилев , который дал один , чтобы сесть на престоле моем в этот день, даже глаза мои видят это . га. Luke 7:16 И объял всех страх: и прославили Бога, говоря: великий пророк восстал между нами; и, что Бог посетил Свой народ. Luke 19:44 и положат тебя на землю, и сыновей твоих в тебе; и не оставят в тебе камня на камне; потому что ты не знал времени посещения твоего. Исход 3: 16,17 Пойди, собери старейшин Израилевых и скажи им: Господь Бог отцов ваших, Бог Авраама, Исаака и Иакова явился мне и сказал: Я, конечно, посетил вас, и видел , что творится с вами в Египте:… (68) Благословен Господь Бог Израилев.- Весь гимн, как и Magnificat, имеет преимущественно еврейский характер, почти каждая фраза имеет свой аналог в Псалме или Пророке; и, подобно этому, занял видное место в религиозных обрядах западных церквей. Его первое появление в таком виде произошло в Галлии при Цезарии Овна.Посетил .— Лучше, посмотрел, посмотрел. Четыре столетия, прошедшие со времени последнего из пророков, считаются временем, в течение которого «лик Господа» был отвернут от Израиля.Теперь Он снова посмотрел на это, не для того, чтобы навестить их (как мы чаще используем это слово) за их проступки, а чтобы избавить их. Искупил свой народ. — Лучше совершил искупление для Своего народа. Существительное образовано от слова, переведенного как «выкуп» в Матфея 20:28, где см. Примечание. Его появление здесь заметно, поскольку показывает, насколько важной была мысль об избавлении через выкуп во всех мессианских ожиданиях того времени. (Ср. Луки 2:38.) Прошедшее время (по-гречески аорист) используется Захарией как в радости пророческого предвидения, когда он видит конец начатого.Следующий стих показывает, что он ожидал, что это искупление придет не через рожденного у него ребенка, а через еще не рожденного Сына Марии. Стихи 68, 69. — Он посетил и искупил … и воскрес. Времена глаголов, используемых в этих выражениях, показывают, что в сознании Захарии, когда он произносил слова своего гимна, Воплощение и славное избавление, начавшееся в этом грандиозном акте милосердия, принадлежало прошлому. Он посетил; то есть после четырехсот лет молчания и отсутствия Святой Израилев снова пришел к своему народу.Прошло около четырех столетий с тех пор, как был услышан голос Малахии, последнего из пророков. Рог спасения. Метафора, известная в классических произведениях (см. Овидия, Art. Am., 1: 239; Her., Od., 3. 21. 18), и часто используемая фигура в еврейской литературе (см. Среди другие отрывки, Иезекииль 29: 21; Плач 2: 3; Псалом 132: 17; 1 Царств 2:10). Речь идет не о рогах жертвенника, за которые обычно держались преступники, ищущие убежища; ни рогам, которыми воины украшали свои шлемы; но с рогами быка, в которых заключена главная сила этого животного.Эта фигура была особенно известна среди земледельцев, таких как израильтяне. «Один раввинский писатель говорит, что есть десять рогов — рога Авраама, Исаака, Иакова, Иосифа, Моисея, рог Закона, священства, храма и Израиля, а также некоторые рога Мессии. все было возложено на головы израильтян до тех пор, пока они не согрешили, а затем они были отсечены и отданы язычникам »(Schottgen, Hor. Hebr., цитируется д-ром Фарраром). В доме своего слуги Давида. Очевидно, Захария смотрел на Марию, как на ангел (стих 32), как на принадлежащую к царскому дому Давида.Параллельные комментарии …Греческий «БлагословененΕὐλογητὸς (Eulogētos) Прилагательное — именительный падеж Единственного числа Стронга 2128: (используется только Богом), благословен (имеет право на получение благословения от человека), достоин похвалы. От евлогео; восхитительный. [the] Lord, the Бог Израиля, , потому что Он посетил и выкуплено Его чел. Перейти к предыдущему Выполнено Благословенно Осуществлено Забытый Свободный Израиль Похвала Искуплено Посещено Работал СделаноПерейти к следующему Выполнено Благословенно Реализовано Забытый Свободный Израиль Похвала Искуплено Посещено Выполнено ВыполненоСсылки Луки 1:68 NIVЛуки 1:68 NLT Луки 1:68 ESV Луки 1:68 NASB Луки 1:68 KJV Луки 1:68 BibleApps.com Луки 1:68 Библия Паралела Луки 1:68 Китайская Библия Луки 1:68 Французская Библия Луки 1:68 Цитаты Кликса NT Gospels: Луки 1:68 Благословен Господь Бог (Луки Луки Lk) |
Лука 1:68 Захария исполнился Духом Святым и пророчествовал, Благословен Господь Бог Израилев! он пришел и освободил свой народ. Он поставил силу спасения в центр нашей жизни, и в «Благословен Господь Бог Израилев, Ибо Он посетил нас и совершил искупление для Своего народа «Слава Господу, Богу Израилеву, потому что он посетил и искупил свой народ.Благословен Господь Бог Израилев! Ибо он посетил и искупил свой народ «Славим Господа Бога Израилева, потому что он пришел помочь своему народу и дал им свободу. Благословен Господь Бог Израилев! Ибо он посетил Свой народ и совершил искупление «Хвала Господу Богу Израилеву! потому что он пришел к своему народу и искупил его. «Благословен (хвала, прославлен) Господь, Бог Израилев, Потому что Он посетил нас и принес искупление Своему народу «Хвала Господу Богу Израилеву возвышенному! ибо он видел нас глазами благодати, и он приходит как наш Бог-Герой, чтобы освободить нас! «Благословен Господь Бог Израилев, ибо он посетил и искупил свой народ
Тогда Захария исполнился Святым Духом и пророчествовал, Благословен Господь Бог Израилев! он пришел и освободил свой народ.Он поставил силу спасения в центр нашей жизни, и в самом доме Давида, раба его, Как он и обещал давным-давно через проповедь его святых пророков: Избавление от наших врагов и всякая ненавистная рука; Милосердие к отцам нашим, как он помнит, как сделать то, что он сказал, В чем он клялся нашему отцу Аврааму — чистое спасение из вражеского лагеря, Чтобы мы могли поклоняться ему без заботы в мире, освящены перед ним, пока мы живы. А ты, дитя мое, «Пророк Всевышнего», пойдет впереди Мастера, чтобы подготовить его пути, Представьте предложение спасения его народу, прощение их грехов.По сердечной милости нашего Бога, Восход Божий коснется нас, Сияющий на тех, кто в темноте, сидящие в тени смерти, Затем показывая нам путь, шаг за шагом, по пути мира.
Что такое посещение Пресвятой Девы Марии?
Посещение Пресвятой Девы Марии — это визит Марии с Елизаветой, записанный в Евангелии от Луки (Лк 1: 39-56). Это также название христианского праздника, посвященного этому визиту, который отмечается 31 мая на Западе (2 июля в календарях периода 1263-1969 годов и в современном региональном календаре Германии) и 30 марта на Востоке.
Маркс Рейхлих, Визит, Мюнхен-1485Мария навещает свою родственницу Елизавету; они обе беременны. Мария беременна Иисусом, а Елизавета беременна Иоанном Крестителем. Мария покинула Назарет сразу после Благовещения и пошла «в гористую местность… в город Иудейский» (Луки 1:39), чтобы сопровождать свою кузину Елизавету. Есть несколько вариантов того, какой именно город это был, в том числе Хеврон, к югу от Иерусалима, и Эйн-Карем. Путешествие длилось около 100 миль, и Елизавета была за шестой месяц до прихода Марии (Луки 1:36).Мэри оставалась там три месяца и уехала незадолго до рождения Джона.
Католики считают, что целью этого визита было принести божественную благодать как Елизавете, так и ее будущему ребенку. Хотя он все еще находился в утробе матери, Джон осознал присутствие своего Божественного Спасителя; он прыгнул от радости, когда был очищен от первородного греха и исполнен божественной благодати. Елизавета также ответила и узнала присутствие Иисуса. Таким образом, Мария впервые стала посредником между Богом и человеком.
Елизавета замечает Марии: «И она заговорила громким голосом и сказала: благословенна ты среди женщин и благословен [есть] плод чрева твоего. И откуда это мне, что пришла ко мне Мать Господа моего? Ибо вот, как только голос твоего приветствия прозвучал в моих ушах, младенец прыгнул в мое чрево от радости. И блаженна [будет] уверовавшая: ибо будет исполнение сказанного ей от Господа (Луки 1: 42-55) ».
Здесь же, в ответ на замечание Елизаветы, Мария провозглашает Магнификат (Моя душа возвеличивает Господа) (Луки 1: 46-55), по этой причине эта песня традиционно была сохранена для этого праздника.
Счастлив посетить это святое место — Обзор храма Гуруваюр, Гуруваюр, Индия
В небольшом городке Гуруваюр, который находится примерно в 30 км от Тричура, популярной достопримечательностью является Храм Господа Кришны. Гуруваюр хорошо связан автомобильным транспортом — до него можно добраться автобусами KSRTC, частными автобусами, личным транспортом. Он также связан железнодорожным транспортом, хотя экспрессы ходят реже. Для подключения нужно спуститься на станции Тричур.
Храм расположен на огромной территории, а на прилегающих территориях расположены магазины, торгующие сувенирами, сладостями и т. Д.Также существует множество отелей и ресторанов. Вход в храм разрешен только «индуистам». Вход также через проходы с правой стороны восточной нада. На даршан 21 ряд примерно по 200 человек в каждом. Для дам тоже есть отдельная очередь. Мужчинам нельзя носить рубашку, баньян, штаны, нужно носить «мунду» и «шарф». Следует отметить, что сотовый телефон, фотоаппараты, музыкальные плееры, чаппал, обувь не допускаются в храм. Внутри нужно идти босиком.
Время посещения храма важно, чтобы не стоять в огромных очередях у проходов. . Утром храм открывается в 3 часа ночи, в 3 часа ночи Нирмальям. — 3:30 утра, Вакачарту 3:30 — 3:45 утра, Аланкарам 3:45 — 4:15 утра, уша Пуджа, Даршанам 4:30 -6: 45 утра, Севели 6:45 — 7:15 утра, Даршанам 7:15 — 9:00, Уша Пуджа 11:30 — 12:30, Нада закрывается в 12:30. Днем в 16:30 открывается Нада, Севели Даршанам 16:30 — 18:15, Дипарадхана 18:15 — 18:45, Аттаза Пуджа, Дарсаханам 18:45 — 20:15, Севели 8:30 — 21:00, 21:15 Нада (храм) закрывается.
Важным моментом является то, что с 3:00 до 9:00 и с 16:30 до 21:00 можно с комфортом поклоняться богу. На прилавках внутри можно получить прасад, такой как сахар, масло, пайасам, масло, банан, кака-ветчина. Также можно молиться. Айаппан, Ганапати, Бхагавати и т. Д., Не считая Шри Кришны. Атмосфера внутри похожа на то, что вы совершаете паломничество в божественное место. . Доставляет огромное удовлетворение после поклонения. . Также можно увидеть множество браков перед специально сделанным мандапамом.Перед Храмом есть хорошая мельпатурская аудитория, где люди поднимают кадхакали, оттантуллал, танцы, песни и т. Д. Рекомендовано
«Блажен, посетивший этот мир в судьбоносные моменты …»
Август 1991 года: краткая хроника событий
Светлой памяти Генриха Алтуняна
В понедельник 19 августа 1991 года у меня был первый день отпуска. Накануне я ковырялся в своем саду, готовил картошку к перекопке.19 августа мне пришлось пойти на работу — утвердить новое штатное расписание бюро, которым я руководил, и это был шанс отвлечься.
С детства был неповторимым ко всем масс-медиа, поэтому на даче не было ни телевидения, ни радио. Поэтому я узнал о путче только в 11 часов, когда приехали жена, сын и мама. Первым прибыл Боря с криком: «Государственный переворот!». Я думал, что он шутит надо мной. Но потом пришли жена и мама с широко открытыми глазами, и я понял, что это не шутка.
Хорошо помню первое чувство — безмерное удивление. Как они могли решить? Это совершенно неестественно, полнейший идиотизм! Второе ощущение — не получится, проиграют! Рассказываю об этом своим родственникам. — они отвечают: «Ну, вы всегда были клиническим оптимистом!». Я думал о своих близких друзьях в Москве — Ларисе Богораз, Сане Даниле, Пашке Марченко — где они сейчас, что там происходит.
Моя мама и мой сын остаются на даче, чтобы ухаживать за нашей собакой, которая в очередной раз родила много щенков (в прошлый раз она успела родить перед выборами в Верховную Раду Украины 14 щенков! — А в день выборов досрочно утром мы с Генрихом Алтуняном пошли на рынок продавать), а мы с женой едем в город.
Я прихожу в офис около 14:00. у всех мрачные лица, настроение как на похоронах. Никто не смотрит в глаза. Я говорю своим коллегам по бюро: «Почему ты такой синий? Это продлится всего два-три дня, больше не будет! Максимум неделя! ». Двое или трое улыбнулись, другие мрачно молчат.
Что делать? Звоню Генриху, он ничего не знает, кроме объявлений по телевидению и радио. Никто ничего не знает. Сейчас в это сложно поверить, но тогда информацию о том, что происходит в стране, было сложно получить даже властям.В горсовете (я тогда был депутатом горсовета) все мрачные, напуганные, никто ничего не знает.
Звоню в Москву, в «Экспресс Хроника» и Агентство социальной информации. Там все бодры, боевой дух поднялся. Они рассказывают мне о происходящих событиях. Даю номер факса Алтуняна (молодец, технические новинки нравятся, ему удалось его получить!), Прошу прислать информацию и бегу к нему. Мы получили по два трехметровых «одеяла» из обоих источников — сообщения о митингах протеста по всей стране, заявление Ельцина.Генрих с одним «одеялом» пошел в горсовет, я пошел в офис, где у меня был таймшерный доступ к мэйнфрейму, хорошо, что это недалеко от Алтуняна. Я набрал и распечатал текст заявления Ельцина и пошел на митинг на центральной площади у входа в метро «Университет». Говорят, это началось около 11 утра и не прекращается. Всего около 100 человек. Многие «демократы» в штатском. Как будто у них на лицах печать, они выделяются.
Вообще-то, я не любитель выступать на митингах, но выхода не было, пришлось.кроме того, отсутствовали многие обычные динамики.
Итак, я говорю, дайте информацию о событиях, читайте заявление Ельцина. Все очень внимательны, некоторые выражают радость. Те, кто в штатском, удивлены. Это новость даже для них? Я еще раз говорю, что Комитет по чрезвычайным ситуациям продлится не более нескольких дней, и на этом я заканчиваю. Раздаю листовки с текстом заявления Ельцина.
Я звоню Генриху. Он рассказывает, что после получения информации в горсовете люди успокоились.Евгений Кушнарев (тогда он был главой горсовета) преодолел страх, собрался, приобрел свой привычный — достойный и гордый — вид и решил созвать экстренное заседание горсовета. Мы не можем сделать это во вторник, поэтому сделаем это в среду. Глава облсовета Александр Масельский, напротив, отменил запланированное на 20 августа заседание — «Нам нужно собирать хлеб». Алтунян рассказывает, что Александр Степанович днем категорически отказался разгонять митинг на площади.Словом, украинские власти действуют в духе заявления Кравчука.
Написал текст о событиях того дня в Харькове и продиктовал по телефону «Экспресс Хронике». Звоню Ларисе. Она говорит, что оба солнца, Саня и Пашка, рядом с Белым домом. Поздно вечером успокаиваю товарищей-депутатов, которые приходили к нам домой, чтобы узнать, что известно. Они весь день провели дома, боясь выйти на улицу.
Следующий день проходит в тревожном ожидании: что происходит в Москве? Как армия отреагирует? Я бегаю между факсом Алтуняна и митингом на площади, сообщаю информацию о событиях.Вечером мы с женой приехали на дачу, чтобы успокоить маму и сына. Мы вернулись очень поздно.
Утром узнаю о боестолкновении в Москве, трех погибших. Я волнуюсь. Я иду на встречу. Ряд депутатов предлагают осудить действия CSE. Двое выступают против. Одно заявление замглавы краевого КГБ Переверезева. Он практически поддерживает путч. Секретарь Червонозаводского райкома КПСС Григорьева говорит, что провоцировать молодежь не нужно и нужно дождаться решений центральной власти.
Однако собрание решает осудить незаконные действия CSE. Фракция коммунистов голосует против.
Следующие два дня помню хуже. Хорошо помню только то пьянящее чувство свободы, которое у меня было тогда. Информационной блокады больше нет, все приклеены к телевизору. Кушнарев снова созывает экстренное заседание горсовета в понедельник, 26 августа. Станислав Гуренко на заседании Верховной Рады поклялся, что Коммунистическая партия Украины ничего не знала о путче.
Около 8 утра в субботу мне звонит друг (жаль, не помню, кто именно): спешите в обком. Жгут бумаги, собралась толпа, хочет взорвать. Обком в пяти минутах ходьбы от моего дома. Я сразу прибегаю. Там толпа около 60 человек, кто-то незнакомый пользуется громкоговорителем. За закрытыми дверями белые от ужаса лица полицейских из службы безопасности. Меня узнали в толпе, мне показывают: из окон третьего этажа идет дым.Действительно, есть что-то похожее на дым. Я думаю: если бы они хотели что-то сжечь, они бы это сделали давно. Беру громкоговоритель и предлагаю не опрометчиво, не ломать вход в обком, а выбрать группу из пяти человек из присутствующих, которые мирно войдут и проверит, что горит, где и т. Д. Народ согласился. , мы решили, кто пойдет. Прошу толпу отойти от входа, стучу и показываю депутатское удостоверение, прошу открыть и заявить о своих намерениях.Напуганные охранники заявляют, что никого не могут впустить без руководства и что они собирались вызвать первого секретаря обкома Анатолия Мялицу. Два сотрудника обкома в обычной форме — темном костюме, белой рубашке, галстуке выходят из здания, толпа встречает их улюлюканьем. Им с трудом удается пройти сквозь толпу и убежать. Слава богу, драки не было.
Через некоторое время выходит Мялица.Люди окружают его, кричат и улюлюкают. Я вступаю с ним в дискуссию, высказываю наши намерения. Он соглашается, но просит толпу отойти, потому что он не может говорить со всеми сразу такими криками. Прошу людей немного отойти. Они это делают. Мы с Мялицей остаемся вместе, он начинает вертеться и возражать. Отличный демагог! Я спорил с ним минут 40. Подходит толпа, теряя терпение, он сразу на все соглашается, просит сказать людям, чтобы они отошли, и как только они это сделают — снова начинает вертеться.Вдруг подъезжает машина, из нее выходят Кушнарев и Алтунян, они только что приехали из Киева. Кушнарев говорит: «Мы будем опечатывать обком — в ближайшее время будет принято решение облисполкома. Евгений Ефимович, прошу вас присоединиться к комиссии по опечатыванию. Возьмите еще двух заместителей ». Он уходит, а Генрих остается и рассказывает, что ночью во Львове толпа ворвалась в обком партии и обнаружила там телеграмму ЦК Коммунистической партии Украины от 18 августа, адресованную партийным органам Украины. , с описанием мер, которые должны быть приняты партийными органами в соответствии с директивами CSE.Региональные комитеты должны быть опечатаны, чтобы документы не исчезли. Предлагаю Сергею Владимирову и Саше Новикову, коллегам-заместителям, продолжить опечатывание.
Мялица седеет и больше не спорит. Он заходит в здание обкома. Спустя некоторое время к нам присоединились депутат облсовета Александр Приймак, вошедший в комиссию от облсовета, и невозмутимый капитан милиции Бондаренко (думаю, выражение его лица не менялось за все два с половиной часа).Пятеро из нас начинают процедуру. Я впервые захожу в здание обкома. Ковры, мрамор, чистота. Обходим все комнаты на всех этажах, герметизируя их. Нас сопровождала фотокорреспондент Нина Бежина, она все без устали фотографировала. Сотрудники обкома выходят из здания. Толпа, значительно увеличившаяся с утра, встречает каждого сотрудника свистом и улюлюканьем. Наконец, выходим из здания и закрываем входную дверь. Я был самым высоким, поэтому поднял полоску бумаги с печатью как можно выше и приклеил ее.Толпа радостно ревет. Шум невероятный, крики, свист. Рядом со мной Мялица, он изо всех сил пытается запереть входную дверь большим ключом и возится с ней, как будто не зная, что с ней делать. Я беру ключ из его рук и говорю, что будет лучше, если он останется у меня. Мялица протестует, я не отдаю. Кричит толпа. Тогда Мялица соглашается, но с одним условием: я принесу ему ключ в понедельник в 8 утра. Я согласен, и Мялица уходит под свист и крик.
Я хорошо помню странное чувство, которое охватило меня: я держу ключ, который, вероятно, не использовался с того дня, как областной комитет вошел в здание после его освобождения от вермахта. Не хочу в понедельник возвращать Мялице. Ко мне подходит красивый стройный седовласый полковник, начальник отдела охраны общественного порядка ГУ МВД.Фамилию не помню, думаю, звали его Андрей Андреевич. Он мне говорит: «Послушай, а ты мог бы исчезнуть с этим ключом, чтобы тебя никто не нашел?». Полиция их тоже ненавидит. Нина Бежина предлагает сфотографировать меня с ключом обкома. Я отказываюсь, чувствуя себя неловко. Потом просит хоть ключ сфотографировать в моих руках, согласен. Позже это фото ключа в моих руках было во всех харьковских газетах.
Все воскресенье я размышлял, как бы не отдать этот ключ Мялице.Поздно вечером узнаю, что Президиум Верховной Рады принял решение о запрете КПРФ. Рано утром звоню Кушнареву домой, сообщаю ему об этом решении и предлагаю под этим предлогом ключ не отдавать. Согласен, обещает заехать в обком к восьми. Въезжает, рассказывает Мялице о запрете Коммунистической партии Украины, берет у меня ключ. После этого обкомом и другими партийными зданиями и имуществом занималась ликвидационная комиссия.
На собрании все решения принимаются единогласно, почти все коммунисты голосуют «за», опустив голову и глядя себе в ноги. Созданы комиссии по ликвидации партийных органов, по расследованию фактов исполнения незаконных приказов ЕГЭ, площадь Дзержинского переименована в площадь Свободы, переименованы улицы, метро … И только один раз коммунисты пожали плечами, подняли голову и проголосовали «Против» — когда на голосование было поставлено предложение убрать памятник Ленину с площади Дзержинского.Голосов не хватило, я думаю, трех или около того, и решение не принято — единственное. Так что памятник остается [1]. Мирослав Маринович, впервые прибывший в Харьков в ноябре 1993 года, сказал: «Как это символично: памятник душителю свободы на площади Свободы!»
В перерыве встречи Кушнарев просит меня возглавить комиссию по расследованию фактов исполнения незаконных приказов КГП. «Вы знаете наших« демократов », они сейчас столько глупостей наделают!».Я согласился войти в комиссию, но отказался ее возглавить. Я предложил, чтобы его возглавил Александр Новиков. Кушнарев согласился. Собрание проголосовало, и в тот же день комиссия приступила к работе.
Было много интересных деталей, но я не могу сейчас об этом говорить. Могу только сказать, что я очень категорически возражал против рассмотрения анонимных заявлений комиссией, и мне удалось убедить своих товарищей по депутатам. За неделю работы в этой комиссии мне пришлось опечатать несколько партийных зданий, поговорить с главами партий разного ранга.Нам удалось найти эту телеграмму от 18 августа и проконтролировать, как она была реализована. Чем дальше шли эти инструкции из обкома, тем менее охотно партийные работники их выполняли. Райкомы выработали меры поддержки ЕГЭ, передали их партийным комитетам заводов и предприятий, а на уровне первичных партийных организаций все затонуло и потеряно. Словом, поддержки CSE не получил. Его действия были настолько неестественными, что были обречены на провал.
Неудавшийся путч стал катализатором распада СССР. Коммунистическое большинство в Верховной Раде сдалось и поддержало Закон о Декларации независимости, считая это меньшим злом, чем экспорт революции из России. Украина внезапно обрела независимость, по большей части не готовая к этому.
Я часто думаю: могли бы мы добиться большего, если бы все действовали по-разному? Я не знаю ответа на этот сложный вопрос. История не терпит сослагательного наклонения.Мне кажется, что украинское общество было не готово к отмене коммунистической идеологии, не готово отстранить от власти тех, кто участвовал в репрессиях против диссидентов, заменить номенклатуру. Не было критической массы людей, которые могли бы все это реализовать, — общество было очень ослаблено постоянными репрессиями, длившимися 70 лет. Между людьми Востока и Запада не было взаимопонимания. Недаром 1 декабря украинский народ проголосовал за главного идеолога ЦК Коммунистической партии Украины Леонида Кравчука, а не за бывшего диссидента Вячеслава Черновола.Одним словом, на мой взгляд, быстрый старт, как в Польше, Чехии, Венгрии, у нас был невозможен. Увы, мы были обречены на те трудные десять лет, которые прожили после августа 1991 года, чтобы медленно и мучительно пройти через посттоталитарную депрессию, к тому же отягощенную типичными украинскими явлениями. Тем не менее, в эти годы были и яркие моменты, и накапливались положительные изменения. Несмотря на все трудности и негатив, которых было в избытке, общий вектор изменений в стране, на мой взгляд, направлен в лучшую сторону, и дальнейшие результаты будут зависеть в первую очередь от нас самих.
Я написал это в августе 2001 года и, думаю, не ошибся.
Фотографии предоставлены Харьковским литературным музеем
[1] Снесен в 2014 году.
библейских стихов о посещенных — 23 отрывка
23 стихов о посещенных из 15 книгИ посетил Господь Сарру, как Он сказал, и Господь сделал с Саррой, как Он сказал.
Пойдите, соберите старейшин Израилевых и скажите им: Господь Бог отцов ваших, Бог Авраама, Исаака и Иакова явился мне и сказал: истинно Я посетил вас и [ видели], что творилось с вами в Египте:
И уверовал народ; и когда они услышали, что Господь посетил сынов Израилевых и что Он увидел их бедствия, то они склонили головы и поклонились.
Если эти люди умрут общей смертью всех людей, или если их посетят после посещения всех людей; [тогда] Господь не послал меня.
Но спустя некоторое время, во время жатвы пшеницы, Самсон посетил свою жену с ребенком; Он сказал: я войду к жене моей в комнату. Но отец ее не допустил, чтобы он вошел. давая им хлеб.
И посетил Господь Анну, и она зачала и родила трех сыновей и двух дочерей. И рос младенец Самуил перед Господом.
Но теперь, поскольку [это] не [так], он посетил в гневе своем; но он не знает [этого] в большой степени:
Ты испытал сердце мое; ты посетил [меня] ночью; ты испытал меня, [и] ничего не найдешь; Я намерен [что] не преступить уста мои.
Страх Господень [стремится] к жизни, и [имеющий его] останется довольным; он не будет посещен злом.
И соберутся они вместе, [как] узники будут собраны в яме, и будут заключены в темницу, и по прошествии многих дней будут посещены.
[Они] мертвы, они не будут жить; [они] умерли, они не воскреснут: за то Ты посетил и истребил их, и истребил всю память их.
ГОСПОДЬ! В беде посетили Тебя, возлили молитву, [когда] наказание Твое [было] на них.
Господь Саваоф будет наказан тебе громом, землетрясением и великим шумом, бурей и бурей и пламенем огня всепожирающего.
Ибо так сказал Господь Саваоф: рубите дерева и бросайте гору против Иерусалима: это город, который надлежит посетить; она [есть] полное угнетение посреди нее.
Посему так говорит Господь Бог Израилев о пастырях, пасущих народ Мой; Вы разогнали Моё стадо и прогнали их, и не посетили их: вот, Я посетлю на вас зло ваших дел, говорит Господь.
По прошествии многих дней ты посетишь: в последние годы ты войдешь в землю, [то есть] освобожденную от меча, [и собранную] из многих народов против гор Израилевых, которые были всегда опустошение: но выведено из народов, и все они будут жить безопасно.
Я воспламенился гневом на пастырей, и Я наказал козлов, потому что Господь Саваоф посетил стадо Свое в доме Иудин и сделал их хорошими конями Своими в битве.
Обнаженный, и вы одели меня; я был болен, и вы посетили меня; я был в темнице, и вы пришли ко мне.
Я был пришелец, и вы не приняли меня; нагого и не одели; больной и в темнице, и вы не посещали меня.
Благословен [будет] Господь Бог Израилев! ибо он посетил и искупил Свой народ,
По нежной милости Бога нашего; и посетил нас рассвет свыше,
И объял всех страх: и прославляли Бога, говоря, что великий пророк восстал между нами; и, что Бог посетил Свой народ.
Благословенны быть благословением
В 1973 году мы с Нилом поженились. Мы оба приняли Христа как своего Спасителя, но выросли в разных церквях. После того, как мы поженились, мы начали искать церковь, частью которой мы могли бы стать и наслаждаться как пара. Мы посетили несколько церквей, но не нашли подходящего места. Мы хотели, чтобы церковь была недалеко от дома, чтобы мы могли посещать ее регулярно, а наша семья могла расти в нашем хождении с Богом.В феврале 1981 года родилась наша вторая дочь Трейси, и наши молитвы о церкви были услышаны.Однажды пришел сосед и рассказал нам о новой церкви в Юконе. Церковь была настолько новой, что святилище еще не достроили. У нас было служение в том, что сейчас является залом для общения. Когда я впервые сидел в этой церкви, я знал, что на наши молитвы был дан ответ и что мы нашли свой церковный дом. Мы присоединились к церкви два года спустя.
Итак, как нам выглядят 40 лет?
В 1982 году мы переехали в святилище с ярко-красной ковровой дорожкой. С тех пор Бог благословил CCC на возможность отремонтировать многие части нашего здания.
Наши дочери выросли в CCC. Бог работал в их жизнях через воскресную школу, студенческое служение Авана и ИСТИНА. Оба они приняли Христа и крестились. Мы так благодарны Богу за то, что обе девочки превратились в благочестивых женщин и вместе со своими мужьями рассказывают своим детям об Иисусе.
Бог милостиво благословил нас на протяжении этих сорока лет, когда мы участвовали в возможностях для общения в небольших группах по изучению Библии, в общественных группах и на различных церковных собраниях и мероприятиях.
Почему 40 лет в церкви Сообщества Завета?
Во-первых, это учение. Первое, что я понял, когда мы приехали в CCC, — это важность ежедневного спокойного времяпровождения. Это изменило то, как мы с Нилом ежедневно взаимодействуем с Богом, и помогло нам построить прочные отношения с Иисусом.
Для меня самое важное в обучении в CCC — это то, что Слово Божье — это истина. Его не добавляют, не вычитают, не покрывают сахаром и не разбавляют водой, чтобы вписаться в повседневную культуру.Это абсолютное Слово Божье. Я узнал, что если я чувствую себя некомфортно или борюсь с чем-то, представленным в то утро в церкви, мне нужно помолиться и исправить то, где я нахожусь в моем хождении с Иисусом. Это неприятное чувство подсказывает мне, что Бог работает надо мной. Я никогда не покидал эту церковь в воскресенье утром, не узнав что-то новое или не поняв стих с новой точки зрения. Я приветствую воскресное утро с нетерпением относительно того, что я узнаю и что добавлю к моему пониманию Слова Божьего.
Во-вторых, это люди. На протяжении многих лет мы с Нилом были благословлены людьми, которых Бог привел в это тело. Мы многому научились благодаря служению Джека и Джоди Хаф, Майка и Томи Сью Фишер и многих других.
Люди CCC — это наша церковная семья. Они наши братья и сестры во Христе, которые молятся за нас, ободряют нас и строят с нами отношения. Они любили нас и в хорошие, и в тяжелые времена.
Я изучаю, что означает, что мы благословлены быть благословением, когда я вижу, как это тело протягивает руку, чтобы приготовить и подать еду для тех, кто болен или потерял любимого человека, наблюдая, как люди служат в сообществе и выходят чтобы помочь удовлетворить потребности.Несколько лет назад мы встретили девушку, которая пришла в нашу церковь с программой Bike & Build. Она была серьезно ранена во время поездки на велосипеде. Эта церковная семья обратилась к своей семье и действительно благословила их в трудную минуту. Эта барышня полностью выздоровела и снова катается на велосипеде.