Содержание

Четыре женщины, дарившие вдохновение Александру Блоку — Российская газета

28 ноября 1880 года родился Александр Блок. Он был поэтом-символистом, сыгравшим заметную роль в русской литературе Серебряного века. Первые свои стихи Блок написал в пять лет, в десять — он написал два номера журнала «Корабль». Первый громкий успех пришел в начале ХХ века с выходом цикла «Стихи о Прекрасной Даме».

Той Прекрасной Дамой стала Любовь Менделеева, дочь знаменитого русского химика. Любовь Дмитриевна была для Блока одновременно и Музой, и супругой. Однако, как ни была сильна любовь к супруге, Блок увлекался и другими женщинами. Сегодня «РГ» вспоминает тех, кто стал для поэта Музой.

Ксения Садовская

С Ксенией Михайловной Блок познакомился на немецком курорте Бад-Наугейме в 1897 году. Это была его первая любовь, оставившая глубокий след в творчестве поэта. Садовская была старше Блока на 22 года. Курортный роман был бурным, а затем перерос в длительные отношения; 16-летний юноша испытал весь спектр чувств мужчины к женщине — от пылкой влюбленности и неловкого смущения до ярости и ненависти.

Влюбленный Блок писал:

«В такую ночь успел узнать я,
При звуках ночи и весны,
Прекрасной женщины объятья
В лучах безжизненной луны».

Через двенадцать лет, когда до него дойдут слухи о кончине Садовской, поэт не лестно отзовется о своей первой любви: «Однако, кто же умер? Умерла старуха. Что же осталось? Ничего. Земля ей пухом».

Впрочем, несмотря на осадок, оставшийся после расставания, Блок в стихах нашел место и теплым чувствам:

«Жизнь давно сожжена и рассказана,
Только первая снится любовь,
Как бесценный ларец перевязана
Накрест лентою алой, как кровь.
И когда в тишине моей горницы
Под лампадой томлюсь от обид,
Синий призрак умершей любовницы
Над кадилом мечтаний сквозит».

Любовь Менделеева

Любовь Менделеева

Дочь знаменитого химика Дмитрия Менделеева в свои шестнадцать лет слыла красавицей. Знакомы они с Блоком были с детства, но новая встреча перевернула мир поэта — он встретил Музу, Прекрасную Даму, Любовь. И эти отношения были противоположностью его романа с Садовской.

Вхожу я в темные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцаньи красных лампад.

В тени у высокой колонны
Дрожу от скрипа дверей.
А в лицо мне глядит, озаренный,
Только образ, лишь сон о Ней.

О, я привык к этим ризам
Величавой Вечной Жены!
Высоко бегут по карнизам
Улыбки, сказки и сны.

О, Святая, как ласковы свечи,
Как отрадны Твои черты!
Мне не слышны ни вздохи, ни речи,
Но я верю: Милая — Ты.

Они поженились в 1903 году. Сперва Блок видел в своей Идеал, боготворил ее. И это было проблемой в их отношениях. Блок считал, что Муза должна оставаться Музой, и нет никакой необходимости в физической близости. Супруга была в смятении. Особенно учитывая увлечения Блока другими. Но и Любовь Дмитриевна не осталась без внимания: за ней ухаживали «коллеги по цеху» Блока — Соловьев и Белый. А чувства Блока вновь бурлят.

Наталья Волохова

Наталья Волохова

С актрисой труппы Веры Комиссаржевской Блок познакомился во время подготовки постановки пьесы «Балаганчик» (1906 год). Именно в этой драме описан конфликт между поэтом и Андреем Белым, претендовавшим на сердце Любови Дмитриевны. Отношения супругов к этому времени практически разладились…

Блок сходил с ума от эффектной брюнетки, посылал ей цветы и стихи, просиживал у нее в гримерке, встречал после спектаклей. Ходят слухи, что он готов был развестись ради Волоховой, но этот роман завершился вместе с циклом стихов «Снежная Маска».

«Я в дольний мир вошла, как в ложу.
Театр взволнованный погас
И я одна лишь мрак тревожу
Живым огнем крылатых глаз.

Они поют из темной ложи:
«Найди. Люби. Возьми. Умчи».
И все, кто властен и ничтожен,

Опустят предо мной мечи».

Любовь Андреева-Дельмас

Оперную певицу Блок повстречал в марте 1913 года. Их дома были по соседству, Блоки жили тогда в доходном доме на Офицерской улице. В течение нескольких месяцев они были неразлучны, даже выступали вместе — он читал стихи, она пела романсы.

«О да, любовь вольна, как птица,
Да, все равно — я твой!
Да, все равно мне будет сниться
Твой стан, твой огневой!

Да, в хищной силе рук прекрасных,
В очах, где грусть измен,
Весь бред моих страстей напрасных,
Моих ночей, Кармен!»

Однако они расстались в 1914 году, когда Блок затосковал по жене, которая не выдержав любовных метаний мужа отправилась санитаркой на фронт.

После возвращения Любови Дмитриевны Блок успокоился, более он не отпускал жену от себя и был ей верен до самой смерти в 1921 году. Любовь Дмитриевна пережила мужа на 18 лет.

Блок Александр Александрович — биография поэта и писателя, личная жизнь, фото, портреты, стихи, книги

Александр Блок написал свои первые стихи еще до гимназии. В 14 лет он издавал рукописный журнал «Вестник», в 17 — ставил пьесы на сцене домашнего театра и играл в них, в 22 — опубликовал свои стихотворения в альманахе Валерия Брюсова «Северные цветы». Создатель поэтичного и таинственного образа Прекрасной Дамы, автор критических статей, Блок стал одним из самых известных поэтов Серебряного века.

Юный издатель и драматург

Александр Блок родился 28 ноября 1880 года в Санкт-Петербурге. Его отец, Александр Блок — старший, — был дворянином и приват-доцентом кафедры государственного права Варшавского университета, а мать Александра — дочерью ректора Санкт-Петербургского университета Андрея Бекетова. После рождения сына родители Блока расстались. В 1883–1884 годах Александр Блок жил за границей, в Италии — с матерью, тетей и бабушкой. Официально брак родителей Блока был расторгнут Синодом в 1889 году. Тогда же мать повторно вышла замуж — за офицера гвардии Франца Кублицкого-Пиоттуха.

Мать поэта Александра Блок. 1880. Варшава. Фотография: wikipedia.org

Александр Блок с матерью и отчимом.1895. Петербург. Фотография: liveinternet.ru

Александр Блок в детстве. Фотография: poradu.pp.ua

В 1891 году Александра Блока отдали сразу во второй класс Введенской гимназии. К тому времени мальчик уже пробовал сочинять — и прозу, и стихи. В 1894 году Блок начал выпускать журнал «Вестник», и в его литературной игре участвовала вся семья. В редакцию входили два кузена, троюродный брат и мать. Бабушка Елизавета Бекетова писала рассказы, дедушка Андрей Бекетов иллюстрировал материалы. Всего вышло 37 номеров «Вестника». Помимо стихов и статей, Александр Блок сочинил для него роман в стиле Майн Рида: он выходил в первых восьми номерах журнала.

В 1897 году Блок отправился с матерью в Германию, в курортный город Бад-Наугейм. Здесь он впервые по-настоящему влюбился — в жену статского советника Ксению Садовскую. Блоку на тот момент было 17 лет, его возлюбленной — 37. Поэт посвятил Садовской стихотворение «Ночь на землю сошла. Мы с тобою одни», которое стало первым автобиографическим произведением в его лирике.

Их встречи были редкими: мать Блока была категорически против общения сына со взрослой замужней дамой. Однако страсть юного поэта не оставила и в Петербурге, где он несколько раз встречался со своей дамой сердца.

В 1898 году Александр Блок окончил гимназию, а в августе того же года поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Однако юриспруденция молодого поэта не привлекала. Он увлекся театром. Почти каждые каникулы Блок проводил в имении деда — Шахматово. В соседней усадьбе Боблово летом 1899 года он ставил спектакли — «Бориса Годунова», «Гамлета», «Каменного гостя». И сам же в них играл.

Стихи о прекрасной даме

Александр Блок и его жена Любовь Менделеева. Фотография: radiodacha.ru

Андрей Белый. Фотография: lifo.gr

Спустя три года Блок перевелся на историко-филологический факультет. Он начал знакомиться с петербургской литературной элитой. В 1902 году он подружился с Зинаидой Гиппиус и Дмитрием Мережковским. Валерий Брюсов поместил стихи Александра Блока в альманахе «Северные цветы».

В 1903 году Блок женился на Любови Менделеевой — Прекрасной Даме блоковской любовной лирики. Они были знакомы на тот момент восемь лет, около пяти лет Блок был влюблен. Вскоре в «Северных цветах» вышел цикл «Стихи о Прекрасной Даме» — название для него предложил Брюсов.

В 1904 году в Москве Блок познакомился с Андреем Белым (Борисом Бугаевым), который стал его «заклятым другом»: Белый был влюблен в Любовь Менделееву. Блок боготворил и превозносил жену, гордился их духовным родством. Однако это не мешало ему регулярно заводить романы — с актрисой Натальей Волоховой, оперной певицей Любовью Андреевой-Дельмас. С Андреем Белым поэт то ссорился, то вновь мирился. Они критиковали друг друга, взаимно восхищались творчеством и вызывали друг друга на дуэль.

В 1905 году Россию потрясла первая революция. Она отразилась и в творчестве Александра Блока. В его лирике появились новые мотивы — вьюги, метели, стихии. В 1907 году поэт закончил цикл «Снежная маска», драмы «Незнакомка» и «Балаганчик». Блока публиковали в изданиях символистов — «Вопросы жизни», «Весы», «Перевал». В журнале «Золотое руно» в 1907 году поэт начал вести критический отдел. Спустя год вышел третий блоковский сборник — «Земля в стихах».

Общество ревнителей художественного слова

Александр Блок в роли Гамлета. 1898. Боблово. Фотография: drug-gorod.ru

Любовь Менделеева в роли Офелии. 1898. Боблово. Фотография: liveinternet.ru

Александр Блок в роли короля Клавдия и Любовь Менделеева в роли Офелии в домашнем спектакле «Гамлет». 1898. Боблово. Фотография: liveinternet.ru

В 1909 году у Александра Блока умер отец и приемный сын — Любовь Менделеева родила его от актера Давидовского. Чтобы восстановиться после потрясений, поэт с женой уехали в путешествие по Италии и Германии. По впечатлениям из поездки Александр Блок написал цикл «Итальянские стихи».

После публикации цикла Блока приняли в «Академию стиха», она же — «Общество ревнителей художественного слова». Его организовал при журнале «Аполлон» Вячеслав Иванов, также туда входили Иннокентий Анненский, Валерий Брюсов.

В 1911 году Блок снова отправился в путешествие за границу — на этот раз Франция, Бельгия и Нидерланды. Во Франции поэту не понравилось.

«Неотъемлемое качество французов (а бретонцев, кажется, по преимуществу) — невылазная грязь, прежде всего — физическая, а потом и душевная. Первую грязь лучше не описывать; говоря кратко, человек сколько-нибудь брезгливый не согласится поселиться во Франции».

В этом же году вышел его очередной стихотворный сборник — «Ночные часы». Спустя год Александр Блок дописал пьесу «Роза и Крест» и составил из пяти своих сборников трехтомное собрание стихотворений. Еще при жизни поэта его переиздали дважды. Блок писал литературные и критические статьи, выступал с докладами, читал лекции.

В конце 1912 года Александр Блок взялся переписывать «Розу и Крест». Он закончил ее в январе 1913 года, в апреле читал в Обществе поэтов и лично Станиславскому. В августе драму напечатали в альманахе «Сирин». Однако поставили пьесу нескоро — лишь через несколько лет во МХАТе.

В декабре 1913 года Блок лично познакомился с Анной Ахматовой — она пришла к нему с визитом, принеся с собой блоковский трехтомник. Первые два тома поэт подписал «Ахматовой — Блок», в третий вписал заранее подготовленный мадригал, который позже вошел во все сборники его стихотворений — «Красота страшна — Вам скажут».

В 1916 году Блока призвали на службу, табельщиком в инженерную часть Всероссийского союза. Войска базировались в Белоруссии.

«Я озверел, полдня с лошадью по лесам, полям и болотам разъезжаю, почти неумытый; потом — выпиваем самовары чаю, ругаем начальство, дремлем или засыпаем, строчим в конторе, иногда на завалинке сидим и смотрим на свиней и гусей».

«Искусство и революция»

Александр Блок, Федор Сологуб и Георгий Чулков. 1908. Фотография: wikipedia.org

Александр Блок (второй справа) в составе Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. 1917. Фотография: arzamas.academy

Отношение к революции у Блока с течением времени менялось. Сначала он принял ее с восторгом, от эмиграции отказался. Блока взяли работать в «Чрезвычайную следственную комиссию для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданских, так и военных и морских ведомств» — на должность редактора. В начале 1918 года поэт написал поэму «Двенадцать» и «Скифы». Его статьи вышли отдельным сборником — «Искусство и революция». Блок делал доклады в Вольной философской ассоциации, готовил к переизданию свою трилогию, был членом Театрально-литературной комиссии и редколлегии издательства «Всемирная литература».

В феврале 1919 года Блока арестовали по обвинению в связи с левыми эсерами. Однако через два дня отпустили — стараниями Анатолия Луначарского. В августе того же года вышел новый сборник стихов — «Ямбы», а Блока назначили членом коллегии Литературного отдела Наркомпроса. Он много работал, сильно уставал. В одном из писем поэт писал: «Почти год как я не принадлежу себе, я разучился писать стихи и думать о стихах…» Здоровье Блока ухудшалось. Однако он продолжал писать и выступать, в 1920 году подготовил сборник лирики «Седое утро». 5 февраля 1921 года появилось стихотворение «Пушкинскому дому», а 11 февраля в Доме литераторов на вечере, посвященном Пушкину, Блок произнес знаменитую речь «О назначении поэта».

Весной 1921 года Александр Блок просил визу для лечения за границей, но ему отказали. Дальше разыгрывалась драма с огромным количеством действующих лиц, в центре которой оказался смертельно больной поэт. 29 мая Максим Горький написал Луначарскому письмо о необходимости выпустить Блока в Финляндию на лечение. 18 июня Блок уничтожил часть архивов, 3 июля — несколько записных книжек. Луначарский и Каменев выхлопотали разрешение на выезд 23 июля. Но состояние Блока ухудшилось, и 29 июля Горький вновь написал прошение — чтобы жене Блока позволили сопровождать его. 1 августа документы были подписаны, но Горький узнал об этом только спустя пять дней. Было поздно: утром 7 августа Александр Блок умер в своей квартире в Петрограде. Поэта похоронили на Смоленском кладбище.

Переписка из-под спуда

В самом конце 2017 года в Москве, в издательстве Института мировой литературы, вышел том, в ожидании которого прошла целая эпоха

, причем буквально: миновал советский застой, пришла и ушла перестройка с гласностью, развалилась страна, просвистели лихие и свободные 90-е, нефть взвивалась горлицей в поднебесье и черным камнем низвергалась к нашим ногам, из печати выходило все, что только может себе представить гуманитарное воображение. А злополучная переписка Александра Блока с женой, Любовью Дмитриевной, урожденной Менделеевой, все никак не могла дойти до читателя.

И вот почти 40 лет спустя после ощипанного, наполовину выхолощенного тома в «Литературном наследстве», появился этот том, томина в 700 страниц, где приведены все письма, без изъятия, как и полагается среди взрослых людей. Именно среди взрослых, потому что цензурные нравы прошлых лет держали нас всех за каких-то детей, за Petits filles modeles – героинь дистиллированных романов графини де Сегюр, урожденной Растопчиной.

Les malleurs de Блок и Менделеева завершены. Фундаментально комментированная книга перед нами. В нашем разговоре сегодня принимают участие филологи, подготовившие великолепное издание.

Мой первый звонок – в Кембридж Елене Чугуновой-Полсон, стоявшей у истоков издания.

Елена Чугунова-Полсон: Как известно, в тот самый первый том вошли только письма Блока, и вошли они не полностью, потому что они были очень сильно отцензурированы. Письма Любови Дмитриевны туда не вошли. То есть это была не двусторонняя переписка, это были только письма Блока. Над ними работала большая группа ученых из «Литературного наследства», ныне многие из них уже покойные, и это издание было приурочено к юбилею Блока, который должен был состояться через два года, в 1980 году. И для своего времени, для того, советского времени, это было огромное событие, потому что Блок – самый первый поэт эпохи революции, это голос революции, и, безусловно, этого издания ждали не только специалисты по Блоку, но и большой круг читателей тоже. И в свое время этот том произвел, конечно, сенсацию в читательских кругах и пролил свет на отношения между Блоком и его супругой. Но не полностью, конечно, а, как я уже сказала, письма Любови Дмитриевны сюда не вошли. Единственное, что в сносках, точнее, в ссылках к каждому письму, авторы этого советского тома пытались каким-то образом включить и отрывки из писем Любови Дмитриевны, чтобы дать читателю представление о том, как же все-таки эта переписка происходила, чтобы у читателей не было этого ощущения односторонности. Конечно, это было очень сложно, потому что цензурные комитеты этому препятствовали, однако они это сделали, и за это им огромное спасибо. Туда же вошли кусочки из автобиографии Любови Дмитриевны «И быль, и небылицы о Блоке и о себе». Но это отдельная большая история, ей нужно будет отдельно посвящать большую программу.

А.Блок. Письма к жене. Москва, Наука, 1978. Серия: Литературное наследство, т. 89.

После этого произошло много разных событий, потом произошла перестройка, потом случился 1991 год, потом произошло все то, что произошло, и по всему литературному полю, включающему в себя и Серебряный век, нужно было делать что-то, что это бы все тоже трансформировало и переоценивало. И, безусловно, письма Блока в этом смысле представляют и представляли собой уникальный объект для исследования. Конечно же, уже в 90-е годы, в конце 90-х годов, назрела существенная необходимость их полной публикации. Но поскольку были разные сложности с экспертами, со специалистами, со временем, безусловно, потому что это очень трудозатратный процесс, эти письма долгое время были востребованы просто для исследователей творчества Блока, которые их читали, работая в архиве. И, в конце концов, в 2005 году директор РГАЛИ Татьяна Михайловна Горяева решила, что все-таки пришел момент, когда нужно начинать этот процесс, нужно работать над тем, чтобы переписку издать. И тогда же стала формироваться первая заявка в Гуманитарный фонд для того, чтобы эти письма можно было публиковать, чтобы дали деньги на публикацию этих писем. И стал формироваться первый коллектив для публикации этих писем. Сразу скажу, что фонд Блока был между двумя крупными архивохранилищами. Первое – это Пушкинский дом, где находится основной корпус всех рукописей блоковских, и второй крупный корпус блоковских рукописей находится в Российском Государственном архиве литературы и искусства. Это Фонд №55, там несколько описей. И вот письма Блока к жене и ее ответные к Блоку находятся как раз в этом 55-м фонде. Они не были закрыты, с ними можно было ознакомиться, находясь в архиве, но это мог сделать только человек, который мог быть заинтересован в Блоке, то есть не обычный читатель, который просто хотел ознакомиться с этой перепиской, потому что она не была еще опубликована. И стал составляться план, по которому нужно было уже готовиться к публикации. Стали искать специалистов, которые могут заниматься этой работой. И с 2005 года, когда сформировался первый список и потом не получилось подать грантовую заявку (там были свои технические сложности), постепенно, к 2007 году, через полтора года после первого фактически начала этой чисто технической работы, уже сформировался первичный коллектив, куда вошла и ваша покорная слуга, и мы начали эту работу. Вошла в коллектив по работе над блоковским изданием Дина Махмудовна Магомедова, совершенно блестящий, уникальный эксперт по блоковедению и, наверное, самый главный сейчас из всех современных экспертов по Блоку и по Серебряному веку. Затем это Елена Валерьевна Глухова, благодаря которой это издание состоялось, потому что ее роль в публикации писем совершенно огромная, она невероятную работу сделала. Затем это Юлия Евгеньевна Галанина, искусствовед из Санкт-Петербурга, которая работала над письмами Любови Дмитриевны, поскольку она специалист по балетной и театральной критике, а, как мы знаем, Любовь Дмитриевна была актрисой, соответственно, по ее кругу театральному. Затем это была я, которая работала с письмами в архиве, и моя коллега Наталья Стрижкова, с которой мы эти письма расшифровывали. Затем подключилось еще несколько человек уже под конец работы над проектом, но это уже когда я уехала, они помогали на разных этапах работы. Но это – основной костяк, коллектив, который все это и сделал.

Полное издание переписки. Обложка книги.

Иван Толстой: Елена, не могли бы вы нашим слушателям, которые не занимаются текстологической подготовкой историко-культурных материалов, объяснить, почему одиннадцать лет? Ведь и с перестройки прошло уже скоро тридцать?

Елена Чугунова-Полсон: Вопрос человеку, не вовлеченному в этот процесс, наверное, покажется очень странным: действительно, почему так долго? Это же всего лишь письма. Их прочел, непонятные слова быстренько расшифровал, переписал, и все. Но дело в том, что это процесс, который занимает огромное количество времени. Когда мы начали только эту работу, мы даже не знали, во что вовлекаемся. Сам корпус писем совершенно невероятный, он занимает, по архивному говоря, в единицах хранения – несколько очень больших ящиков с письмами. И их там сотни, и каждое письмо нужно очень внимательным образом прочесть. А поскольку это рукописные источники начала 20-го века, со всеми нюансами почерка и особенностями того как Блок или Любовь Дмитриевна пишут, нужно было обязательно все это внимательным образом еще раз прочесть, расшифровать. И, самое главное, письма между ними – это не просто личная переписка. Там личного столько же, сколько общественного. Выражаясь слегка клишированным языком, это, конечно же, документ эпохи, и, безусловно, каждое письмо представляет из себя совершенно бесценный источник информации из жизни России эпохи Серебряного века, предреволюционного, революционного и постреволюционного периода. Все имена, все фамилии, все упоминания литературных изданий, периодических изданий, печатных изданий, которые там упоминаются даже в сокращенном виде, все это нужно было отработать, все эти источники нужно было расшифровать и донести до читателя, чтобы читатель знал, что же авторы имеют в виду, когда они обсуждают какого-то автора, какое-то литературное произведение, которое уже сейчас широкому читателю будет неизвестно. Нужно выяснить, что это, а для этого нужно обязательно посидеть в одной библиотеке, в другом архиве, еще в библиотеке… И все это занимает огромное количество времени. Поэтому неудивительно, что на это ушло огромное количество лет. И потом коллективы немножко меняются. Потом я уехала, потом пришли другие люди, которые включились в эту работу, нужно было им с нуля все это начинать, работая над этими рукописями. Все это очень времязатратный процесс. И при том, что существует уже книга, изданная в 1978 году, тот самый 89-й том «Литературного наследства», разница между ними совершенно колоссальная. И как раз она колоссальная именно потому, что все документы, все источники были перепроверены, проверены и найдены новые. Количество их совершенно огромное. Мы очень благодарны нашим предшественникам, людям, которые работали в очень тяжелых условиях, в условиях позднесоветского времени, очень цензурного, тому, что они все-таки подготовили этот том. Но он очень неполон по сравнению с тем, что вышел, это просто небо и земля. Желательно их иметь оба, чтобы иметь возможность сравнить.

Иван Толстой: Когда работаешь с историческими документами, особенно в таком их разнообразии, и нужно комментировать с самых разных сторон эти тексты, невольно возникают какие-то маленькие находочки, и ты как бы для себя внутреннюю карточку откладываешь в сторону – вот этим еще поинтересоваться, вас что-то наводит на какую-то мысль, и так далее. Было ли у вас при работе над перепиской Блока с женой нечто подобное? Открыли ли вы для себя некие идеи, которыми хорошо было бы заняться?

Елена Чугунова-Полсон: Конечно. Когда я делала свою часть работы, когда я работала особенно над письмами ранними, когда совсем молодой Блок писал тогда еще невесте Любови Дмитриевне о своем мироощущении, они очень сложные, очень философские. Для меня в свое время это было откровением, потому что моя диссертация в свое время была посвящена Блоку и его религиозным исканиям, но я даже не представляла себе, точнее, представляла, но не в полном объеме, насколько глубоким, сложным и по-настоящему рефлексивным был его поиск этих философем, мифологем, которыми он занимался, будучи совсем еще юным человеком. Как раз тогда он обращался к неоплатоникам, к Платону, к Владимиру Соловьеву, знаменитому русскому религиозному мыслителю. И обо всем этом он писал в любовных письмах своей будущей супруге. И писал так, что невольно думаешь, какая планка задается в переписке. Это совершенно уникальный документ не только для Серебряного века, но и для философской переписки двух людей, которые очень хорошо философски подкованы, подготовлены и образованы для того, чтобы оперировать очень сложными категориями. Для меня это было большим открытием. И любое упоминание каких-либо книг я себе всегда выписывала и потом старалась найти в библиотеке или в архиве. Так что у меня расширился мой собственный религиозно-философский словарь. Так что, безусловно, конечно. Когда работаешь с такими источниками, то твой собственный мир очень сильно экстенсивно и интенсивно расширяется.

Иван Толстой: Продолжаем разговор с филологами, подготовившими полное издание писем Александра Блока и Любови Менделеевой. Звонок в Москву Елене Глуховой. Чем отличается задача сегодняшнего комментатора писем Блока, полных писем, писем в обе стороны, от задач комментатора вчерашнего, то есть, условно говоря, Владимира Николаевича Орлова?

Любовь Менделеева, 1903

Елена Глухова: Конечно, разница огромная прежде всего потому, что прошло много лет. Предыдущее издание вышло в 1978 году, и с тех пор блоковедение далеко шагнуло вперед. Ведь у нас вышел пятитомник «Литературного наследства» Блока, обширные биографические материалы его были там опубликованы. Поэтому значительная часть литературного биографического блоковского контекста уже давно читателю известна. С другой стороны, в нынешнем издании мы должны были, безусловно, ориентироваться на читателя, который не был настолько привержен культу Блока, как это было в советские времена. Ведь если вы помните, триада, изучавшаяся в школе, – это Блок, Маяковский, Есенин, и Блок всегда был такой загадочной, мистической фигурой, его хотелось читать, читать его письма, и для многих читательниц и почитательниц Блока знакомство с его загадочным браком, его переписка с женой представляла несомненный интерес. И понятно, что сейчас другие времена, Блок не является культовой фигурой, многие из поэтов отошли на другой план, и тем не менее это издание ориентировалось на то, чтобы познакомить читателя с Блоком-человеком. Из его многочисленных переписок, опубликованных в пятитомном «Литературном наследстве», Блок предстает довольно сдержанной и постоянной фигурой, его темперамент, конечно, это не темперамент Андрея Белого. В этом смысле комментарии к нынешнему изданию должны были показать всю полноту его отношений с любимой супругой, а то, что это для него была очень важная женщина, это совершенно безусловно, несмотря на его и ее многочисленные романы. Это была такая константа в его жизни с 1901 года. И их отношения, пожалуй, являются очень странным примером того, какие могут быть отношения в семье между двумя и далекими, и очень близкими людьми. Исходя из этого, мы немножко изменили комментаторский контекст, постарались ввести то, что было, наверное, невозможно в 1978 году, показать романы и адюльтеры, и блоковские, и его жены, и на этом фоне все-таки проследить стабильность этих отношений, то, насколько они поддерживали друг друга в Первую мировую войну. В Первую мировую войну сначала уходит медсестрой на фронт Любовь Дмитриевна, затем Блок. И какие они пишут друг другу письма, как они друг о друге заботятся, они любят друг друга. Несмотря ни на что, несмотря на то что Блок в этот момент думает, не уйти ли ему к Дельмас, а она думает, не уйти ли ей к Кузьмину-Караваеву. И вот эта странная стабильность брака, сохранявшаяся на протяжении долгих лет до блоковской смерти, она очевидно наводит читателя на странные мысли. Потому что, ожидая, возможно, даже из комментария, встретить клубничку какую-то в этих отношениях, читатель видит Блока-человека, человека глубоко порядочного, очень сдержанного и очень страстного, очень ревнивого, потому что он безумно ревновал свою супругу. И мне, как комментатору, было безумно важно все это показать.

Иван Толстой: Елена Владимировна, а что, собственно говоря, запрещало выпустить полный корпус переписки в советские годы? Общее ханжество той эпохи?

Елена Глухова: Вероятно, да. Ведь вышедший в начале 1960-х восьмитомник Блока содержал, например, изрядные купюры в его дневниках. Темы были, естественно, понятные купированные. Это антисемитизм Блока, это его заболевание, которое он долгие годы лечил. Сейчас мы готовим полное собрание сочинений, где эти купюры будут сняты. Никаких особенных странных вещей, которые можно было бы найти в письмах Любови Дмитриевны к мужу, нет. То есть ханжеские взгляды бюрократии заключались в том, что, наверное, не стоит показывать адюльтеры, Блок должен быть такой стабильной, монументальной фигурой.

Л.Д.Блок. И быль, и небылицы о Блоке и о себе. Bremen, Kafka-Presse, 1977

Но на самом деле это все не так. Дело в том, что в конце 1950-х была издана переписка Маяковского с Лилей Брик, издание этой переписки вызвало сильную волну возмущения в вышестоящих кругах, и было принято решение об очень сильном цензурировании издания интимных переписок писателей, в том числе с женами, с какими-то дамами. Вероятно, этим было обусловлено. Потому что в 1978 году переписка Блока с Любовью Дмитриевной была подготовлена полностью. Письма жены готовила Лия Михайловна Розенблюм, то есть была подготовлена текстология, был подготовлен комментарий, и на последнем этапе Зильберштейн, курировавший «Литературное наследство», принял решение убрать полностью письма из двусторонней переписки и отправить их в комментарии. Это было, видимо, очень сложное решение, потому что за счет этого реально пострадал комментаторский аппарат. Ее воспоминания ушли в комментарии и там цитировались гигантскими кусками, так же, как и ее письма – они все ушли в комментарии. Впечатление создавалось достаточно странное, потому что все куски, которые могли хоть каким-то образом скомпрометировать Блока или их отношения, были убраны. К нашему величайшему сожалению, когда началась работа над подготовкой вот этого тома, мы не смогли найти в архивах «Литнаследства» этих писем. Тогда еще была жива Лия Михайловна, мы к ней обращались с просьбой разыскать свои материалы и черновые работы над письмами – они все пропали. Вот совершенная загадка, куда это делось. Мы не смогли это найти. Хотел бы и покойный Александр Юрьевич Галушкин нам помочь, и он желал бы видеть эту переписку, выпущенную в полном виде в «Литературном наследстве», но тут были свои издательские нюансы, потому что, в общем-то, не принято переиздание в «Литературном наследстве», такого прецедента еще не было. Поэтому том вышел в «Институте мировой литературы», так же как и прежний том, но, к сожалению, не в «Литературном наследстве». Но это уже ответ на другой вопрос. Так что история была сложная, поэтому мы начали говорить о том, почему не могла быть опубликована целиком и полностью, и, в общем-то, пришли к тому, что теперь мы ее опубликовали.

Иван Толстой: Какой же предстает теперь Любовь Дмитриевна из этой полной, появившейся, наконец, переписки? Что она была за фигура? Что читателю предстоит в ней понять?

Елена Глухова: Безусловно, это была сильная женщина, и думаю, что достойная дочь своего отца. Я недавно вспоминала судьбу ее родителей. Могу напомнить нашим слушателям, что отношения ее отца, Дмитрия Ивановича Менделеева, известного химика, к ее матери были исключительно страстными, он расстался со своей прежней женой и в порыве безудержной страсти женился на матери Любови Дмитриевны. И Люба была плодом этой безумной страсти. И думаю, что такая безудержность натуры всегда в ней сохранялась. Это была женщина, лишенная абсолютно каких бы то ни было комплексов, очень цельная, очень твердая, с таким железным внутренним стрежнем. Когда у Блока случился роман с Волоховой, то, по воспоминаниям ее приятельницы Веригиной, она пришла к нему и сказала: «Вы можете любить его как поэта, но вы не можете понять меня как жену поэта. Если вы хотите попробовать стать на мое место – пожалуйста, я вам это позволяю, но вы не захотите». И действительно, Волохова не захотела. Любовь Дмитриевна великолепно понимала свою роль жены поэта, это очень важно. При всех ее романах, она никогда не хотела от него уйти. Их отношения были очень странными с точки зрения обычного обывателя. Ну, какой это может быть брак? И у него, и у нее была любовь на стороне, романы были многочисленные, но они возвращались друг к другу. У них был очень трогательный домашний язык. Они, наверное, в своих отношениях были детьми. Об этом пишет Любовь Дмитриевна. Ее воспоминания, в общем-то, иногда даже двусмысленные, были опубликованы не так давно в двойной книжке, где были опубликованы и воспоминания об Андрее Белом его жены Клавдии Николаевны Бугаевой. Видно, что это две абсолютно разные женщины. Одна из них, Клавдия Николаевна – исключительно преданная мужу, до последней дрожи. Любовь Дмитриевна была гораздо более эгоистичной натурой. Не то чтобы самовлюбленной, но ей хотелось выразиться, и вот этот эффект самовыражения совершенно сводил Блока с ума. Ее любовь к театру, ее стремление быть актрисой, но она была плохой актрисой, она была актрисой второго ряда, Блок это великолепно понимал, его это дико злило. Его злили ее гастрольные поездки, раздражали. А она все равно с железной последовательностью гнула свое – она должна быть индивидуальностью, она должна, на фоне блестящего и блистающего мужа, добиться своего. Она такой и осталась до самых последних дней своей жизни, когда уже в советское время, после смерти Блока, она всерьез увлеклась балетом и написала, между прочим, замечательную книгу о русском балете. Я постаралась ответить на вопрос, какая она была. Это так, как мне представляется. Вы понимаете, это ведь странная вещь. Мы читаем эту переписку, над томом работала я и еще трое других моих коллег, и мы все видим по-разному их отношения. У Дины Магомедовой своя точка зрения, интереснейшая, в предисловии к этой переписке.У Юлии Евгеньевны Галаниной своя точка зрения, другая, в послесловии к переписке. И вот моя коллега, с которой мы комментировали переписку, Елена Чугунова-Полсон. Так что мое мнение может не совпадать с их мнением.

А.Блок. Стихи о прекрасной даме. 1905 (октябрь, 1904). Обложка первого издания.

Иван Толстой: Любовь Дмитриевна после смерти Блока (ведь она дожила почти до Второй мировой войны), как она осмыслила все то, что произошло? Что такое ее книжка «И быль, и небылицы о Блоке и о себе»? Чем она занималась в поздние годы? Расскажите, пожалуйста, об этом.

Елена Глухова: В поздние годы она занималась балетом, она преподавала и писала свою книгу. Она осталась близка к театральному окружению, у нее были свои ученики, она их очень любила. Что касается вот этой книги, это была книга самых последних лет ее жизни, буквально последний год-два она уселась писать эти мемуары, и она не успела их дописать. Эта книга очень сложная, и на первый взгляд может показаться, что она оговаривает Блока. Это не так. Это была книга, ориентированная на внутреннюю рефлексию, стремление понять, что произошло с ее жизнью. Ей уже было за пятьдесят, она осталась одна, без детей, без любимого человека рядом. Она поддерживала отношения с матерью (мать ее пережила), с сестрой, но у нее не было близких отношений с сестрой и с братьями. Ее воспоминания можно оценивать по-разному. Можно ее осуждать, но можно осуждать и Блока. Но следует посмотреть объективно и порадоваться, что мы не видим сусального Блока. Перед нами такой сложный, капризный человек, с целой, как мы сейчас бы сказали, системой комплексов, и, в общем-то, по-хорошему или по-плохому, но человек, разбивший ее жизнь. Ведь она до конца жизни не могла ему простить, что они не были близки, как бывают близки мужчина и женщина. Это тяжело пережить не только жене поэта, но вообще любой женщине. И при всем при том удивительно, что она сохранила к нему нежные и дружеские чувства. Думаю, что в этом ключе и следует оценивать ее воспоминания, не ценя ее как женщину, предавшую поэта – она его не предавала, она ему была верна всю жизнь, по-своему.

Иван Толстой: Действительно ли эмигрантское издание ее книги, вышедшее в Германии, в какой-то степени помешало выпустить полный корпус переписки в «Литературном наследстве»?

Елена Глухова: Я так не думаю, потому что «Литературное наследство» практически целиком цитирует эти воспоминания, но за каким-то исключением – там опущены такие интимные моменты, которые, по понятным причинам, не могли быть воспроизведены. Но уже в постсоветское время вполне это все было опубликовано. Другое дело, что по второй или третьей машинописи. И, возможно, эта книга требует переосмысления и переиздания в нормальном виде с хорошим научным комментарием. Но это уже проблематика женской прозы и женской психологии. Заниматься такого рода изданием следует человеку уровня Марины Михайловой, которая занимается женской прозой и проблематикой женского контекста в Серебряном веке.

Иван Толстой: Скажите, пожалуйста, а есть в наследии Блока, во всем корпусе его оставшихся сочинений, что-то – страница, абзац, строчка – которая никогда не может быть опубликована в его академическом издании?

Елена Глухова: Да нет, думаю, что нет. Я повторюсь, вернувшись к тому, что я уже говорила. В наше время раскрыты все цитаты и уже нет закавыченного Блока, да и не был он настолько закавыченным, чтобы прятать его от общего взора.

Иван Толстой: Петербургский исследователь Юлия Галанина – автор театральной биографии Любови Дмитриевны – не смогла, к сожалению. принять участие в записи. Я задал вопрос: какой предстает Любовь Дмитриевна по публикуемым письмам? Внесли ли письма какие-то коррективы в наше представление о ней? Стоило ли 40 лет утаивать ответы жены? И почему это все-таки делалось? Ответы Юлии Галаниной читает диктор:

Юлия Галанина: В 2009 году я попыталась сделать это на основе документальных материалов в своей книге «Любовь Дмитриевна Блок. Судьба и сцена». В вышедшем томе переписки Блока с женой опубликована моя статья о рисунках поэта, в которых, может быть, лучше всего отразилась их духовная взаимосвязь, скрытая от чужих глаз, и отражена та теплота, которой, несмотря ни на что, были наполнены их отношения. Главное – неоспоримое признание поэта о том, что «Люба – святое место души», а также то огромное место, которое Любовь Дмитриевна занимает в поэзии Блока. Анализировать отношения мужа и жены – занятие неблагодарное и неблагородное. Что может быть доступно пониманию третьего? Но, несмотря на отсутствие каких-либо феминистских склонностей, я все-таки взялась писать эту работу. И вот теперь дело дошло до ответственности за избранный сюжет. Самое сложное – преодоление широко распространенного негативного отношения к Любови Дмитриевне. Причина этого, безусловно, кроется в написанном ею тексте «И быль, и небылицы о Блоке и о себе», получившем широкое распространение, но до сих пор достаточно не откомментированном. Публикуемые письма помогут понять и объяснить ее судьбу и характер. Сказать, что письма Любови Дмитриевны утаивались, думаю, неверно. Утаивалась большая часть архива поэта, его дневники и записные книжки, опубликованные не полностью и содержащие записи и о «рабовладельце Ленине», и другие не менее выразительные характеристики. Письма Любови Дмитриевны, кажется, никогда не относились к архивным материалам, не подлежащим выдаче. Владимир Николаевич Орлов, печатавший предисловия ко всем изданиям Блока советского периода, для 89-го тома «Литературного наследства» в 1970-х годах готовил полный комплект двусторонней переписки. Текст хранится в петербургском музее Блока. Что произошло, почему отказались печатать письма Любови Дмитриевны и дали лишь выдержки из них в комментариях – можно лишь предполагать. Вероятно, об этом была осведомлена Лия Михайловна Розенблюм, редактор этого старого тома. Подозреваю, что причиной были именно мемуары Любови Дмитриевны Блок, напечатанные Лазарем Соломоновичем Флейшманом в 1977 году в ФРГ.

Иван Толстой: Так ответила Юлия Галанина на вопросы нашей программы. И теперь вопрос автору предисловия к тому переписки Дине Магомедовой. Звоним в Москву.

Дина, наверное, не было среди поэтов и прозаиков советской эпохи кого-то, кто не подвергся бы при издании цензуре. В какой степени вообще это справедливо для наследия Александра Блока?

Дина Магомедова: Я бы сказала так, что в наибольшей степени цензуре были подвергнуты как раз эго-документы. Он когда-то написал: «От цензуры я страдал немного». Это действительно так. Его стихи, как правило, цензурным преследованиям отнюдь не подвергались. Но был такой хитрый трюк, который они сделали, когда выпускали первый его сборник «Стихи о Прекрасной Даме» по совету Эмилия Метнера. Там сложность была в том, что Прекрасная Дама именовалась на «ты», и это «Ты» писалось с большой буквы – Ты, с Тобой, в Тебе, а это было законно, только если Ты – это Богоматерь. Так вот, либо опускать все личные местоимения, либо надо было что-то придумать. И после цензурного разрешения уже никаких нельзя было вносить исправлений в текст, только орфографические ошибки можно было править. Вот Метнер, который был тогда цензором этого сборника, и посоветовал дать все местоимения с маленькой буквы, а после цензурного разрешения изобразить это как орфографическую правку. Вот это единственная яркая цензурная история.

Иван Толстой: Но это все касается, конечно, дореволюционных времен? Высейчас говорите об издании первого сборника, то есть 1903 года, правда?

Дина Магомедова: Да. Что касается советских времен, то художественные тексты цензуре не подвергались, а вот нехудожественные… Тут трудно сказать, что это – цензура или кругозор редактора. Ну вот, скажем, когда Владимир Николаевич Орлов издавал переписку Блока и Белого, то для него мистические письма казались такой юношеской белибердой. Вот начитались молодые люди какого-то оккультного бреда и выпендриваются друг перед другом. Может быть, слово «выпендриваются» не произносят, но вот так они друг с другом играют. И поэтому, скажем, в одном из писем Блока мы читаем: «Объясните мне значение числа 4». На самом деле Белый очень обстоятельно в следующем ответном письме ему объясняет, что это может значить. Но для Орлова это просто такая мутная чепуха, и он это письмо не помещает. Теперь, благодаря усилиям Александра Васильевича Лаврова, вся переписка издана полностью, и судить о том, что есть мистическая белиберда и что действительно интересно и важно, будет читатель, а не редактор, который это издает.

Что касается его дневников, его записных книжек, то там четыре тематических блока, которые в советские времена были цензурованы. В первую очередь это, разумеется, политические высказывания Блока. Скажем, «один только Ленин верит в то, что из этого что-то выйдет. Другие тоже говорят о том, что происходит, но не веря, а Ленин – с верой в будущее». Вот это печатается. А, скажем, фраза, которую он через два года вписывает в дневник, – «вслед за рабовладельцем Лениным придет рабовладелец Милюков или другой», – этого уже нет. Словом, все негативные высказывания о большевиках – «глаза большевиков, как потом стало понятно, глаза убийц» – вот все это, разумеется, из дневников, из записных книжек, из писем вычищалось. Это – одна линия, по которой всегда шла правка.

Вторая – это то, что касалось личной жизни, потому что кто-то еще был жив, человека оберегали от того, чтобы высказывания Блока как-то его обижали. «То, что Мгебров подлец – доказано, а подлец ли Городецкий – это еще будет видно». И Мгебров, и Городецкий еще живы, поэтому там точечки.

И третье. У Блока были националистические высказывания. И, как правило, эти высказывания тоже были подвергнуты цензуре.

И наконец, то, что касалось его болезни. Болезнь тут вычищена из писем, из дневника, из записных книжек. Вот это четыре основных тематических линии, которые были подвергнуты довольно жесткой цензуре. Сейчас мы, готовя академическое собрание сочинений Блока, приняли решение печатать все.

Иван Толстой: Хорошо, то есть получается, что корпус переписки Блока с Любовью Дмитриевной – это, по существу, такая творческая единица в наследии поэта, которая полностью была подвергнута искажениям, цензурированию, сокращениям, и так далее. Я имею в виду ту часть, которая касается писем Любови Дмитриевны и ее воспоминаний. Это наиболее пострадавший корпус в наследии Блока, я правильно понимаю?

Дина Магомедова: Правильно. То, что касалось их личных взаимоотношений, особенно то, что писала Любовь Дмитриевна, все это действительно было подвергнуто очень основательной цензуре именно поэтому. Ведь поначалу, в 1970-х годах, был задуман иной проект – собирались издать все-таки не письма Александра Блока к жене, а переписку. А в результате пришли к тому, что будет не переписка, а письма Блока к жене с фрагментами ее писем в примечаниях. И очень не случайно на суперобложке этого издания орловского – портрет Блока, а не Блока и Любови Дмитриевны.

Иван Толстой: Да, помню, помню, стоит на полке. Дина, скажите, а о чем был сыр-бор, почему нельзя было опубликовать тогда все письма и со стороны Любови Дмитриевны, и, в качестве приложения, дать ее нашумевшие воспоминания «И быль, и небылицы о Блоке и о себе»? Что в основе этого лежало, кроме распространенного тогда, в советскую эпоху, ханжества?

Дина Магомедова: Именно оно и лежало, в первую очередь, ханжество, представление о степени табуированности тех или иных тем. В частности, о том, что между ними происходило в интимной сфере, это было совершенно непроизносимо. Орлов написал очень обстоятельную статью «История одной любви», но он ограничился такой фразой: «Дело в том, что Блок внес неестественность в их отношения». Что значит «внес неестественность»? Но это – непроизносимо. Более того, это не только для Орлова непроизносимо, но очень хорошо известно высказывание Корнея Ивановича Чуковского, что это такая грязь, что «для того, чтобы это прочитывать (это речь идет о ее воспоминаниях), нужно галоши надевать». И даже Ахматова, которая говорила: «Ну, подумать только! Она же могла на века остаться Прекрасной Дамой, ей надо было только промолчать». Вот представление о том, что о таких вещах не говорят, что такие вещи непроизносимы, отсюда вот эти огромные лакуны и, действительно, непроизносимость.

Иван Толстой: Получается, что многие современники знали текст воспоминаний Любови Дмитриевны, он ходил по рукам, это был самиздат довоенный?

Дина Магомедова: Активно не ходил. Любовь Дмитриевна сдала свой архив в архив Литературного музея, который был потом передан в РГАЛИ, но парочка машинописных копий осталась. И вот она-то, вот эта парочка, и размножалась, но очень немного. Я именно так прочла, мне в свое время это дал Дмитрий Евгеньевич Максимов, у него дома перепечатка была. И чем она отличалась? Там, где у Любови Дмитриевны вписаны слова на иностранном – на французском, на немецком, – там все это осталось либо совсем нераскрыто, то есть просто пробелы, либо вписано от руки и не всегда правильно прочитано. Вот сейчас, когда я сверяю настоящую рукопись, настоящий автограф, я вижу, сколько ошибок там было сделано, и эти ошибки, в общем, не поправлялись. Так что текст ходил, почему его так мало распространяли, мне трудно сказать, но кое у кого он был. Он был в домашнем архиве Владимира Николаевича Орлова, он был у Максимова, вероятно, еще у кого-то, причем, эти тексты, ходившие по рукам, они чуть-чуть даже отличались друг от друга. Сейчас изданный текст, которой сначала был издан в Бремене, а потом переиздан у нас, он тоже не по автографам издан, а тоже по таким самиздатовским машинописным копиям.

Иван Толстой: То есть бременский текст, который издан под редакций Лазаря Флейшмана в 1977 году, он все-таки текстологически не до конца корректен?

Дина Магомедова: Он совершенно некорректен, потому что он издавался по машинописной самиздатовской копии. РГАЛИ никого не допускал к этим рукописям. Не РГАЛИ, а именно ЦГАЛИ, потому что в свое время закрыли, причем, не пускали даже блокистов, не то что там какую-нибудь заинтересованную аспирантку, а уже профессиональных блокистов не подпускали к этим изданиям, к этим единицам хранения.

Иван Толстой: Да, да, это камешек в огород тех, кто ностальгирует по советским временам: можно было, в конце концов, без политической свободы, без экономической свободы, без географической свободы можно было заниматься своей профессией, запершись у себя дома или у себя в архиве. Нет, все-таки и здесь стояли серьезные барьеры.

Дина Магомедова: Разумеется. Больше того, я время от времени рассказываю историю, как Дмитрия Евгеньевича Максимова встретила его ученица случайно и сказала: «Дмитрий Евгеньевич, почему вы не придете к нам в спецхран (а она работала в Салтыковке) и не заберете у нас ваши книжки?» Он удивился: «Какие книжки? Я у вас ничего не заказывал». Оказывается, ему по почте приходили книги из-за границы, присланные его коллегами, учениками, знакомыми, но шли они не к нему домой, а шли они в Салтыковку и скапливались в спецхране. Он пришел, обнаружил, что действительно там десятка полтора книг, присланных ему, лежит. Он спросил: «А я могу эти книги забрать? Все-таки они мне присланы». И ему бодренько ответили: «Можете, если вы нам поможете». – «Как?» – «Пожалуйста, отметьте те страницы, которые не лояльны, для того, чтобы мы могли их вырезать. И после этого можете их забирать».

Иван Толстой: Очень интересно то, что вы рассказали. Это как раз пересекается с тем вопросом, который я очень многим задаю и, в частности, Александру Васильевичу Лаврову, которого вы недавно упомянули. Я с детства слышал, со своего отрочества, со второй половины 60-х годов: мой папа тайком привозил из-за границы эти полуакадемические издания русских классиков 20-го века – Мандельштама, Ахматову, Гумилева – всех, кого тогда возили, и ему кто-то сказал (а он рассказал дома нам, детям), что эти издания не являются антисоветскими, если в них вырезаны предисловия Струве и Филиппова, прежде всего, и, может быть, что-то в примечаниях. Вот я это запомнил: если вырезаны, то они не антисоветские. Вот почему папа не разрешал мне эти книги никому давать и выносить из дома. Так что о вырезанности, значит, это был не пустой слух. Интересно.

Дина Магомедова: Больше того, я работала с изданием «Катилины» (не в «Литпамятниках», а в издании «Академия») и там было вырезано предисловие. А вот там совсем интересно. Там было предисловие, подписанное «Троцкий». Но это был не Лев Давыдович, а это был профессор Тронский будущий, который был вынужден сменить фамилию именно потому, что все его работы, подписанные «Троцкий», автоматически шли в спецхран. Вы знаете, что он из-за этого поменял фамилию?

Иван Толстой: Да, мне об этом рассказывала сестра, которая училась на классическом отделении. И там, наверное, Аристид Иванович Доватур, или кто тогда был, все эти советские легенды рассказывал. Несчастье фамилии!

Дина Магомедова: Я помню, как сборник о Блоке 1929 года попал в спецхран. Мне он в свое время, еще юной такой, начинающей, был очень нужен, потому что там была статья Гольцева, которая потом не переиздавалась. У Дмитрия Евгеньевича (Максимова) дома она была, он мне потом дал посмотреть. Я заодно посмотрела весь сборник и спросила у него, почему вообще этот сборник оказался в спецхране. На что он мне ответил: «Там в библиографии несколько раз упоминается Троцкий».

Иван Толстой: Не писал бы Троцкий на общественно-культурные темы, и сборник был бы спасен. Дина, и самый важный, конечно, вопрос. Я понимаю, что на пять программ, наверное, ответ был бы ваш растянут, что совершенно неизбежно и культурно оправданно, тем не менее скажите нам, пожалуйста, коротко, в чем же заключалась драма взаимоотношений Блока и Любови Дмитриевны, которая привела в результате к таким фантастическим сокращениям в публикации переписки?

Дина Магомедова: Я могла бы сказать, прежде всего, что Блок, подобно Мережковским, подобно Сологубу (он был тут не единственный), может быть, не вполне адекватно истолковав Соловьева, решил, что вот такой подлинный софийный брак не предполагает плотских отношений. У Соловьева, кстати, было совсем не так, он отнюдь не отвергал плотский момент, он просто считал, что он не должен быть первым в зарождении отношений между мужчиной и женщиной. А Любовь Дмитриевна была молодой женщиной, совершенно нормальной физически и психологически, и, хотя она в какой-то момент и подчинилась, но в конечном счете… Блок ведь не отказался для себя от плотских отношений, просто речь шла о том, что их объектом была не Любовь Дмитриевна. А для Любови Дмитриевны это было тяжело и оскорбительно. Отсюда цепь романов, которые уже в свою очередь были совершенно непереносимы для Блока, и отсюда цепь взаимных измен, хотя брак они все-таки до конца жизни сохранили. Можно я еще о другом аспекте скажу?

Блок с женой на балконе свой квартиры. Снимок С.Алянского. 1919

Иван Толстой: Разумеется.

Дина Магомедова: А второй аспект, который я вижу, и который был не менее важной причиной такой драмы, – это трагедия жизнетворчества, когда сценарий будущих отношений, превращение жизни то ли в искусство, то ли в почти что религиозное действо, как это ни кощунственно звучит, когда сценарий пишет один человек, а другому предназначается некая роль. И вот это манипулирование другим человеком – это не меньший фактор драматических отношений. Я с этим сталкивалась и у Брюсова, когда он предписывал Нине Петровской, как она должна была бы себя вести и почему она не хочет себя вести вот так, а не эдак. «Ты могла бы покончить с собой», например, «ты могла бы самоотверженно посвятить всю жизнь мне». Упрекать человека в том, что он ведет себя не так, как ему предписывает чужая воля. Вот это манипулирование, я думаю, одна из самых трагических и самых бесчеловечных сторон символистского жизнетворчества. Отсюда – никогда жизнь не превращается в искусство, а жизнь превращается в череду разбитых душ, разбитых сердец.

Иван Толстой: Ну, и самое последнее. Воспоминания Любови Дмитриевны «И быль, и небылицы о Блоке и о себе», насколько можно понять из конструкции некоторых ваших фраз, все-таки готовятся к печати в академической форме, то есть с примечаниями. Я прав?

Дина Магомедова: Я надеюсь. Сейчас в моем распоряжении все источники, то есть и рукопись, и машинопись, и я очень надеюсь, что я быстро с этим сумею справиться.

Любовь без «химии». Странный брак Александра Блока и Любови Менделеевой | Персона | Культура

Стана ее не коснулся рукою,
Губок ее поцелуем не сжег…
Всё в ней сияло такой чистотою,
Взор же был темен и дивно глубок.

Эти стихи русский поэт Александр Блок посвятил своей будущей супруге Любови Менделеевой, старшей дочери знаменитого химика Дмитрия Ивановича Менделеева, создателя Периодической системы элементов. 

Саша и Люба были знакомы друг с другом буквально с детских лет, но сблизились летом 1895 года, отдыхая в подмосковных имениях, которые были у обоих уважаемых семейств. В ту пору у интеллигенции был в моде любительский театр. Постановка «Гамлета», где Блок играл принца, а Любовь Менделеева — Офелию, стала для них судьбоносной. К тому моменту юный поэт уже пережил страсть к 37-летней замужней многодетной даме Ксении Садовской, но, видимо, чувство любви к ней изжил не окончательно, поэтому в тот период у него появляются стихи с пометками, где значатся инициалы и его зрелой пассии, и юной девы. Блоку — 17, Менделеевой — 16. Идеальная пора для любви. Но после того дачного сезона молодые люди расстались. Обычная, казалось бы, история. Ну кто в этой жизни не переживал дачных романов? Но тут всё пошло по другому сценарию.

Позже в мемуарах «И были, и небылицы о Блоке и о себе» Любовь Дмитриевна напишет: «О Блоке я вспоминала с досадой. Я помню, что в моем дневнике, погибшем в Шахматове, были очень резкие фразы на его счет вроде того, что „мне стыдно вспоминать свою влюбленность в этого фата с рыбьим темпераментом и глазами…“ Я считала себя свободной». Но, когда в 1901 году они ненароком увидятся в Санкт-Петербурге, Любовь Дмитриевна напишет «Эта встреча меня перебудоражила». «Перебудоражила» она и Блока, так как с той встречи он начал посвящать Любочке прекрасные стихотворения и называть её Прекрасной Дамой, Вечной Женой, Таинственной Девой. Когда Блок сделает официальное предложение, и Люба, и всё семейство Менделеевых встретит его очень благожелательно.

Весной 1903 года пара обручилась, а 30 августа (по новому стилю) прошло венчание в церкви села Тараканово. Затем молодые отправились в квартиру Блока в Санкт-Петербурге. К сожалению, идеальным этот союз поэта и музы мог показаться только на момент ухаживаний. В первую брачную ночь Блок сообщил молодой супруге, что считает физическую любовь недостойной их высоких чувств и близости между ними не будет: не может же он на самом деле совокупляться с ней так, как совокупляются с какой-нибудь падшей женщиной. Юная супруга была в ужасе, она решила, что Сашура, как она его звала, её разлюбил. Но Блок заверил девушку, что, наоборот, слишком любит ее, но она для него почти святая, воплощение Вечной Женственности. И предаваться плотским радостям с ней кощунственно. 

Блок поцеловал жену в лоб и ушел спать в другую комнату. Девушка самыми разными средствами пыталась разбудить страсть мужа. В ход шли все женские хитрости, чья действенность проверена веками: красивые наряды, белье, свечи… Но Блок был непреклонен. И даже страдания молодой женщины его не смягчили . «Не могу сказать, чтобы я была наделена бурным темпераментом южанки. Я северянка, а темперамент северянки — шампанское замороженное. Только не верьте спокойному холоду прозрачного бокала, весь искрящийся огонь его укрыт лишь до времени», — писала Менделеева в воспоминаниях. 

Если бы тогда молодая знала, что эта «брачная ночь» — не помутнение рассудка разволновавшегося молодого супруга, а пытка, на которую она обречена на всю оставшуюся жизнь, может, сбежала бы назад в отцовский дом на следующий же день. Но она продолжала надеяться, что когда-нибудь соблазнит мужа. И в течение года после свадьбы оставалась девственницей. А вот молодой муж в плотских радостях с другими женщинами себе всё это время не отказывал. Они же не богини, что тут ограничивать себя? Через год ей всё же удалось завлечь мужа в постель. Особого удовольствия процесс не доставил ни ей, ни ему.

Позже в союзе Блока и Менделеевой появилось третье «слагаемое»: поэт Борис Бугаев, он же Андрей Белый. Вот он Любовь Дмитриевну любил именно как женщину. Этот «тройственный союз» продлился до 1907 г., после чего Блок-Менделеева разорвала отношения с Белым. Но чувств Блока к ней это практически не изменило.

К слову сказать, «Прекрасными Дамами» Блок называл и актрис Наталью Волохову, Любовь Дельмас, и своих почитательниц, и даже обычных проституток. Да и вообще он был феноменальным ходоком, в своих воплощенных в жизнь сексуальных фантазиях ни в чем себя не ограничивавшим. 

В конце концов интимные отношения с женой перестали быть для Блока такой уж редкостью. Вот только ей самой, по свидетельству Менделеевой, они уже были не в радость: «Редкие, краткие, по-мужски эгоистичные встречи». Продолжалась такая жизнь полтора года.

Биограф Блока Владимир Новиков утверждал: «Между супругами нет того, что составляет земную сторону брака. Блок убеждает Любовь Дмитриевну в том, что им не нужно „астартической“ любви. Он делает это вполне искренне, но в то же время не по свободному выбору, а вынужденно. Налицо некая психофизиологическая аномалия, которая препятствует обыкновенной телесной близости. По сути дела, предпринята попытка брака, состоящего исключительно в душевном и духовном единении супругов». 

Естественно, воздержание для молодой женщины было в тягость, и она начала заводить любовников. Первым был поэт Георгий Чулков, за ним последовали другие, часто это были актеры. О каждом новом любовнике Любовь Дмитриевна честно писала мужу и докладывала: «Люблю только тебя». 

Когда же женщина забеременела от артиста под псевдонимом Дагоберт, Блок это известие принял вполне благожелательно: «Будем растить». Своих детей поэт иметь не мог из-за перенесенного сифилиса. Но ребенок умер вскоре после рождения. 

С годами Блок понимает, что любовь всех проституток, танцовщиц и актрис не заменит ему чувств Любаши. Но к тому моменту женщина уже отдалилась от него, пробудившаяся женственность бросает её из одного бурного романа в другой. В конце жизни Блок окончательно осознает, что для него существует одна женщина, — Люба — называет её такой же красивой, как в юности… Хотя Анна Ахматова о жене Блока напишет следующее: «Она была похожа на бегемота, поднявшегося на задние лапы. Глаза — щелки, нос — башмак, щеки — подушки». Да и внутренне она, по признанию поэтессы, «была неприятная, недоброжелательная, точно сломанная чем-то». Но Блок, как утверждала Ахматова, и в конце жизни видел в Любови Дмитриевне ту девушку, в которую когда-то влюбился… И любил ее.

Любовь Дмитриевна переживёт мужа на 18 лет. После его смерти она замуж больше не выйдет. Последним ее словом будет «Сашенька».

Единственная Любовь Александра Блока — Год Литературы

Текст: Наталья Соколова/РГ

Обложка предоставлена издательством

В ИМЛИ вышел семисотстраничный том, в котором впервые опубликована переписка Александра Блока с женой Любовью Менделеевой*. Полнее сборника еще не было. Этот огромный труд, безупречно откомментированный, изданный на высочайшем уровне, — по-другому в ИМЛИ просто не умеют — появился совместно с РГАЛИ, в котором хранится основной корпус писем знаменитого поэта (а это почти 2500 единиц документов).

В 1978 году увидел свет том «Письма к жене» Блока в составе «Литературного наследства». Это 317 писем поэта сначала к невесте, а потом к жене — с 1901 по 1917 гг. Подготовкой издания занимался литературовед, искусствовед и коллекционер Илья Зильберштейн. Роль Ильи Самойловича в сохранении эпистолярного архива Блока огромна. Весной 1939 года он приобрел его у Любови Дмитриевны Блок для Государственного литературного музея. А в 1941-м рукописные фонды Литературного музея перешли в ЦГАЛИ, ставший в 1992 году РГАЛИ.

Издать полную переписку четы Блок было давней мечтой литературоведов. Но в 1978 году вышла не переписка, а только письма поэта, без ответов его Прекрасной Дамы, с большими изъятиями. Свод писем Любови Дмитриевны был готов к публикации, но по цензурным соображениям они отправились в комментарии. Цензоры руководствовались соображением: не мог Блок изменять жене, заводить интриги и романы на стороне, он — монументальная фигура. Тем не менее авторы в сносках, в комментариях пытались добавлять фрагменты писем Любови Дмитриевны, отрывки из ее автобиографии «И быль, и небылицы о Блоке и о себе». 

Идея нынешнего тома родилась еще в 2005 году, но из-за сложностей с подачей заявки на грант и просто кропотливой работы над научным комментированием писем книга была готова только в конце 2017 года. Кстати, вступительную статью к тому, «Роман в письмах», подготовила один из самых известных и авторитетных сегодня блоковедов Дина Магомедова. 

Будущие поэт и актриса познакомились в детстве. Их отцы знали друг друга. А их первое, совсем неосознанное знакомство произошло, когда няни Саши и Любы выгуливали их в колясках на набережной Невы. 

А осознанное знакомство произошло в подмосковной усадьбе Менделеева Боблово, где в домашнем театре ставили «Гамлета». Блоку — 17, он уже пережил бурную страсть к 37-летней Ксении Садовской, Любе всего 16. Любовь Дмитриевна вспоминала, что в их первую осознанную встречу Блок ей совсем не понравился. Он же увидел в ней ту самую Офелию, идеал, достойный поклонения поэта. 

Во всем, что опубликовано об отношениях Блока и Менделеевой, и филологи, и простые читатели всегда ищут истоки и причины их любовной драмы. Почему в их отношения постоянно вмешивался символистский миф о Прекрасной Даме, сделавший обоих, но в большей степени Любовь Менделееву, несчастной?


Идеальная Любовь Дмитриевна — плод воображения поэта или правда, сон или все-таки явь? 


В стихах адресат поэзии Блока — живая, цветущая, розовощекая Офелия, Прекрасная Дама, Владычица Вселенной, «Дева, Заря, Купина». Такая же она и в письмах: «Ты — мое солнце, мое небо, мое Блаженство. Я не могу без Тебя жить ни здесь, ни там. Ты Первая моя Тайна и Последняя Моя Надежда. Моя жизнь вся без изъятий принадлежит Тебе с начала и до конца. Играй ей, если это может быть Тебе забавой…» 

Но из них двоих играл как раз Блок, он превратил отношения с Любовью Дмитриевной в игру, как будто от начала и до конца написал за нее сценарий их отношений и их жизни. Постоянное расхождение с придуманным Идеалом, поэтическим образом и реальным человеком с живым сердцем, эмоциями, печалями — корень драмы отношений Блока и Менделеевой. Оба страдали от того, что Блок воспринимал Любовь Дмитриевну как божество. «Я была во всем покорной ученицей Саши; если я думала и чувствовала не так, как он — я была не права», — напишет потом Любовь Дмитриевна в своей нашумевшей автобиографии «И быль, и небылицы о Блоке и о себе». И как крик души:


«Я живой человек и хочу им быть, хотя бы со всеми недостатками; когда же на меня смотрят как на какую-то отвлеченность, хотя бы и идеальнейшую, мне это невыносимо, оскорбительно, чуждо…»

Во многом это особое отношение связано с тем, что Любовь Дмитриевна была дочерью исключительного человека, великого ученого, посвященного если не во все, то почти во все тайны Вселенной. Андрей Белый называл Менделеева «Темным хаосом», подслушавшим ритмы материи и начертавшим пред миром симфонию из атомных весов». С таким же пиететом к Менделееву относился весь Серебряный век.

Но важнее всего было то, как по-особому Блок истолковал брак с Любовью Дмитриевной: под влиянием исканий Владимира Соловьева (не совсем верно восприняв его учение) он решил, что в таком браке-служении не может быть плотских отношений. Но с другими они были. И это не могло не оскорблять Любовь Дмитриевну…

Любовь Дмитриевна постоянно искала себя, ей не хотелось быть просто женой известного поэта. Она играла в театре, снималась в кино, изучала историю балета, психологию, занималась переводами и редактурой, пыталась писать стихи. Блока это в некоторой степени раздражало. И, конечно, она хотела полноценных отношений. Отсюда бесконечные романы, взаимные измены. Несмотря на это, брак Любови Дмитриевны и Блока прервался только со смертью поэта. Запутанные, истязающие отношения. В опубликованной переписке — ключ к их разгадке. А в комментариях — подробности быта и бытия супругов: что читали, какой философией увлекались, что происходило в Петербурге и Москве — подробный контекст эпохи.

Кстати, том украшают редкие фотографии, открытки, автографы и рисунки Блока — шаржи на жену и самого себя. 

*А. А. Блок – Л. Д. Менделеева-Блок. Переписка 1901—1917 гг. Редкол. А. В. Лавров (научн.ред.), Е. В. Глухова, Е. В. Бронникова, В. А. Резвый; предисл. Д. М. Магомедова; послесл. Ю. Е. Галаниной; коммент. Ю. Е. Галаниной, Е. В. Глуховой, Е. Е. Чугуновой-Полсон; указат. сост. Е. Е. Чугуновой-Полсон.

НАГЛЯДНО

Л. Д. Менделеева А. А. Блоку

<25 декабря 1902. Петербург>

«…я могу, я должна и хочу жить только для тебя, что вне моей любви к тебе — нет ничего, что в ней мое единственное, возможное счастье и цель моего существования. Я повторяю, кажется, что писала прежде, но мне хочется говорить об этом, я так ясно сознаю, ощущаю это сегодня». 

КСТАТИ

В течение этого года ожидается допечатка к тиражу издания, так как том стал почти библиографической редкостью. 

Любовь Менделеева и Александр Блок. 100 историй великой любви

Любовь Менделеева и Александр Блок

Отношения великого русского поэта Александра Блока, в стихах которого женщина, как правило, являлась существом высшим, поднятой на недосягаемый пьедестал Прекрасной Дамой, с женщинами земными, из плоти и крови, всегда были более чем странными.

Александр Блок

С Любашей Менделеевой Блок был знаком с самого детства: имение его деда Шахматово находилось всего в восьми километрах от имения Дмитрия Менделеева, знаменитого русского химика. Домашний театр, посиделки на веранде под пение самовара, «живые картины», совместное разгадывание ребусов… Все это разом вспомнилось Александру, когда он снова встретил ту, которую не видел долгие годы.

Люба Менделеева играла Офелию в «Гамлете», и Блок был очарован как исполнением, так и самой девушкой, выросшей из пухлощекой молчуньи в статную красавицу. В свои восемнадцать Александр Блок уже пережил острое разочарование первой любви. Ксения Садовская, с которой у него случился захватывающий курортный роман и которая вдохновила его на многочисленные поэтические строки, была скучающей светской львицей. Они встретились на курорте в Южной Германии. Блоку было шестнадцать, Ксении – тридцать семь. Пылкий мальчик забавлял томящуюся даму, и та, не слишком задумываясь о последствиях, легко пустила его в свою постель.

Мать Блока, с которой он приехал на курорт, устроила пошлый скандал, ворвавшись к «гнусной совратительнице» в номер. Садовская была старше матери Саши на год – и та неистовствовала, грозя распутнице всеми карами небесными и даже каторгой… Садовская выставила мадам Блок за дверь, и та сорвала досаду на сыне: «Куда деться, Сашурочка, возрастная физика, и, может, так оно и лучше, чем публичный дом, где безобразия и болезни?»

В тот же день Блоки уехали домой. Александр не успел попрощаться со своей первой любовью, лишь положил под ее дверь красную розу… Однако они еще не раз свидятся – в Петербурге, где их сладкие тайные свидания будут разбавлять рутину ее скучной семейной жизни.

С появлением в его жизни Любы Менделеевой Блок совершенно остывает к Садовской: он наконец-то нашел свой идеал, чистую, прекрасную девушку, жизнь с которой можно начать с нового листа! Они встречались год, а затем Блок, совершенно уверенный в своих чувствах, сделал Менделеевой предложение. Была сыграна свадьба, и все предрекали паре долгую и счастливую семейную жизнь. Из этого сбылось только первое – их семейная жизнь была действительно долгой. Но счастливой, увы, назвать ее было невозможно…

Разумеется, поэты отчасти существа не от мира сего, но чтобы в первую брачную ночь объяснить трепещущей от любви и страсти невесте, что физической близости между ними быть никак не может, потому что это… помешает их духовному родству?! Люба плакала от стыда и унижения, но она как-никак была его Прекрасной Дамой, Таинственной Девой и Вечной Женой, и, возможно, это на время примирило ее с происходящим.

Блок не мог проделывать со своей женой в постели то, что позволял себе с уличными девками в публичных домах, куда он шел, чтобы выпустить пар и… снова писать о чистоте, женственности и белых одеждах! Однако если он, презирая все плотское, вовсю пользовался услугами доступных женщин, то бедная Люба даже помыслить себе не могла, что их брак, освященный церковью, превратится в такой балаган… Ее созревшее тело также требовало любви земной, настоящей, а не той условной близости, которую предлагал ей муж.

Между тем внимания Любы стало открыто добиваться другое литературное дарование – Андрей Белый. Красавец Белый настойчиво ухаживал за женой Блока, а она, бедняжка, не знала, что делать со всеми этими свалившимися на нее высокими чувствами: мистикой собственного мужа, который желал видеть ее как Неизреченную, и поклонением Белого, который также хотел от нее пламенного горения и полного слияния душ…

Люба была чудо как хороша: пытаясь совратить собственного мужа, она выписывала наряды из Парижа, пользовалась модными духами, но лучше всего был ее истомленный неразделенной страстью взгляд. Их физическая близость все же состоялась – через два года жене удалось затащить собственного мужа в постель, но… он заявил, что это была ошибка и больше такого не повторится! Правда, время от времени они с Блоком все же бывали близки, но особой радости в этом для бедной Любы не было.

Наконец она решилась принять навязываемые ей правила чужой игры и стать «свободной, как птица», допустив к своему телу других, раз уж мужу оно было совсем без надобности. Гастролируя с театром Мейерхольда по России, Люба честно писала Блоку о каждом новом любовнике, неизменно приписывая в конце: «Люблю тебя одного в целом мире».

Да, она несомненно любила его, иначе давно ушла бы к кому-нибудь из тех, кто восхищался ею и жаждал ее общения, понимания, страсти… Но сердце ее было навек отдано Блоку, как и его странное сердце навек принадлежало ей. На очередных гастролях Люба всерьез увлеклась актером Лавидовским и даже забеременела от него. Возвратившись домой, она рассказала о своей беременности мужу, и тот… обрадовался! «Пусть будет ребенок! Это еще больше сблизит нас, ведь это будет наш общий ребенок!»

Люба плакала от острой любви и жалости к мужу – Блок не мог иметь детей, переболев в юности сифилисом. Однако детей им иметь было не суждено – новорожденный мальчик скончался через восемь дней, повергнув обоих родителей в неизбывную печаль.

Возможно, только обладавшая ангельским терпением Любовь Блок могла вынести все странности и чудачества своего мужа. Когда тот, увлекшись красавицей актрисой Натальей Волоховой, даже стал думать о разводе, Люба сама пошла к Волоховой и… честно рассказала о поэте все. Что дед Блока умер в психиатрической лечебнице, а мать страдает эпилептическими припадками. Что жизнь с поэтом – это тяжелый груз, но… она, Люба, готова переложить этот груз на другие плечи. При условии, что Волохова действительно любит поэта так, что будет играть по его правилам и при этом забудет о собственной жизни.

Волохова, эта «Снежная королева», которой Блок посвятил цикл стихов, предпочла порвать с поэтом, оставив его жене. Но… Любочке от этого легче не стало. Ее Сашура тут же закрутил новый роман – на этот раз с оперной певицей. Поэту как воздух необходимо было постоянное впрыскивание в кровь сладкого яда влюбленности, а ей – крепкая семья, супружеское счастье, которого с Блоком у нее не было, да и не могло быть…

Началась Первая мировая, и Любовь Блок уехала на фронт санитаркой, разорвав тем самым круг непростых отношений с собственным мужем. Поэт безумно тоскует по жене, и когда она возвращается домой, не отпускает Любу от себя ни на шаг. Александр Блок, который все чаще прикладывался к бутылке дешевого вина и разменивал ее на таких же дешевых шлюх, наконец понял, в чем было его истинное счастье.

До самой смерти Блока они останутся вместе, несмотря ни на его по-прежнему тяжелый характер, ни на горькое разочарование в революции, которую он когда-то приветствовал. Здоровье поэта было подорвано той самой «истиной в вине» и мучительными поисками настоящей правды, которая открылась ему лишь в последние годы жизни: оказывается, счастье было совсем рядом, стоило лишь протянуть руку…

Блок умер вскоре после Октябрьской революции – в 1921 году. Большевики, на которых он согласился работать, взваливали на поэта непомерно большие нагрузки, заставляли бесконечно агитировать, председательствовать, кричать с трибуны… Блок жаловался жене: «Я чувствую, как будто меня выпили…» Блоки жили очень скромно, если не сказать в полной нищете. Смертельно больной поэт просил у новой власти разрешения на выезд за границу, но ему много раз отказывали. Когда же это разрешение наконец было получено, оно уже ничего не могло изменить – Александр Блок умер от болезни сердца.

Любовь Менделеева-Блок пережила мужа на восемнадцать лет и всю оставшуюся жизнь посвятила сохранению его наследия. Умерла она внезапно: открыв дверь двоим приятельницам, пришедшим за ее мемуарами о покойном муже, Люба вдруг сияющим взором уставилась на что-то за их спинами, произнесла: «Са-а-ашенька!» – и упала замертво.

В среде богемы долго ходили слухи о странной болезни Блока, как-то слишком быстро унесшей его в могилу, и о смерти его жены… Все сходились лишь в одном: ему надоело ждать свою Прекрасную Даму на перепутье параллельных миров, и он пришел к ее порогу сам…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Любовь Менделеева-Блок. 50 величайших женщин [Коллекционное издание]

Любовь Менделеева-Блок

ПРЕКРАСНАЯ ДАМА РУССКОЙ ПОЭЗИИ

Трудно через толщу прошедшего столетия разглядеть образ девушки, вызвавшей небывалый в русской поэзии поток песнопений. Если судить по фотографиям, красивой ее не назовешь – грубоватое, немного скуластое лицо, не очень выразительное, небольшие сонные глаза. Но когда-то она была полна юного обаяния и свежести – румяная, золотоволосая, чернобровая. В молодости любила одеваться в розовое, потом предпочитала белый мех. Земная, простая девушка. Дочь гениального ученого, жена одного из величайших русских поэтов, единственная настоящая любовь другого…

Родилась она 17 апреля 1882 года. Ее отец – Дмитрий Иванович Менделеев, талантливейший ученый. Судьба его, к сожалению, типична для многих талантливых людей. Он не был допущен в Академию наук, его выжили из Санкт-Петербургского университета и словно в ссылку отправили возглавлять организованную им Главную палату мер и весов. Он поражал всех, кто с ним сталкивался, блеском научного гения, государственным складом ума, необъятностью интересов, неукротимой энергией и причудами сложного и довольно тяжелого характера. После отставки из университета он большую часть времени проводил в своем имении Боблово. Там, в доме, выстроенном по его собственному проекту, он жил со своей второй семьей – женой Анной Ивановной и детьми Любой, Ваней и близнецами Марусей и Васей. По воспоминаниям Любови Дмитриевны, детство у нее было счастливое, шумное, радостное. Детей очень любили, хотя особо не баловали.

По соседству, в имении Шахматово, поселился со своей семьей старинный друг Дмитрия Ивановича – ректор Петербургского университета, профессор-ботаник Андрей Николаевич Бекетов. И он сам, и его жена Елизавета Григорьевна, и четыре их дочери были людьми очень одаренными, любили литературу, были знакомы со многими великими людьми того времени – Гоголем, Достоевским, Львом Толстым, Щедриным – и сами активно занимались переводами и литературным творчеством.

В январе 1879 года Александра Андреевна, третья дочь Бекетова, после бурного романа вышла замуж за молодого юриста Александра Львовича Блока. Сразу после свадьбы молодые уехали в Варшаву, куда Блок только что получил назначение. Брак оказался неудачным: у молодого супруга оказался ужасный характер, он бил и унижал жену. Когда осенью 1880 года Блоки приехали в Петербург – Александр Львович собирался защищать диссертацию, Бекетовы едва узнали в замученной, запуганной женщине свою дочь. Ко всему прочему, она была на восьмом месяце беременности… Муж вернулся в Варшаву один – родители Александру Андреевну не отпустили. Когда Блок, узнав о рождении сына Александра, приехал за женой, его со скандалом выставили из дома Бекетовых. С огромным трудом, с бурными объяснениями и даже драками, Александру с сыном оставили в доме отца. Развод она не могла получить несколько лет – пока Александр Львович сам не надумал снова жениться. Но через четыре года и вторая жена сбежала от него вместе с маленькой дочерью.

В 1889 году Александра Андреевна вторично вышла замуж – за поручика лейб-гвардии Гренадерского полка Франца Феликсовича Кублицкого-Пиоттух. Брак тоже не был удачным. Детей у Александры Андреевны больше не было.

Саша Блок жил в атмосфере полного обожания – особенно со стороны матери. Она всячески поощряла его увлечение поэзией. Именно она познакомила сына с сочинениями Владимира Соловьева, чьи идеи о земной и небесной любви, о Вечной Женственности сильно повлияли на мировоззрение Александра Блока. Свою роль сыграли в увлечении Соловьевым и родственные связи с известным философом: двоюродная сестра матери Блока была замужем за братом Владимира Соловьева Михаилом.

То, насколько соловьевские идеи повлияли на юного Блока, проявилось уже в первом его увлечении: летом 1897 года на немецком курорте Бад Наугейм, куда он сопровождал свою мать, он познакомился с Ксенией Михайловной Садовской, женой статского советника и матерью троих детей – ему было 16, ей – 37. Он назначает ей свидания, увозит в закрытой карете, пишет ей восторженные письма, посвящает стихи, называет ее «Мое Божество», обращается к ней – «Ты», с прописной буквы. Так он и потом будет обращаться к своим возлюбленным. В Петербурге между ними возникает связь… и постепенно Блок охладевает к ней. Поэзия и проза жизни оказались для поэта-романтика несовместимы.

Любовь Менделеева с подругой в гимназии

С осознанием этого Блок начинает новый роман, переросший в главную любовь его жизни, – он знакомится с Любовью Дмитриевной Менделеевой.

Собственно говоря, знакомы они были давно: когда Менделеев и Бекетов вместе служили в университете, четырехлетнего Сашу и трехлетнюю Любу вывозили гулять вдвоем в университетский сад. Но с тех пор они не встречались – пока весной 1898 года Блок случайно не столкнулся на выставке с Анной Ивановной Менделеевой, которая пригласила его бывать в Боблове.

В начале июня семнадцатилетний Александр Блок приехал в Боблово – на белом коне, в элегантном костюме, мягкой шляпе и щегольских сапогах. Позвали Любу – она пришла в розовой блузке с туго накрахмаленным стоячим воротничком и маленьким черным галстуком, неприступно строгая. Ей было шестнадцать лет. Она сразу произвела впечатление на Блока, а ей он, наоборот, не понравился: она назвала его «позером с повадками фата». В разговоре, однако, выяснилось, что у них есть масса общего: например, оба они мечтали о сцене. В Боблове началась оживленная театральная жизнь: по предложению Блока поставили отрывки из шекспировского «Гамлета». Он играл Гамлета и Клавдия, она – Офелию. Во время репетиций Люба буквально заворожила Блока своей неприступностью, величием и строгостью. После спектакля они пошли прогуляться – впервые оставшись наедине. Именно эту прогулку оба вспоминали потом как начало их романа.

По возвращении в Петербург встречались уже реже. Любовь Дмитриевна стала постепенно отдаляться от Блока, становясь все суровее и неприступнее. Она считала унизительной для себя влюбленность в этого «низкого фата» – и постепенно эта влюбленность прошла.

Следующей осенью Блок уже считает знакомство прекратившимся и перестает бывать у Менделеевых. Любовь Дмитриевна отнеслась к этому безразлично.

В 1900 году она поступила на историко-филологический факультет Высших женских курсов, завела новых подруг, пропадала на студенческих концертах и балах, увлеклась психологией и философией. О Блоке она вспоминала с досадой.

Блок к тому времени был увлечен различными мистическими учениями. Однажды, будучи в состоянии, близком к мистическому трансу, он увидел на улице Любовь Дмитриевну, которая шла от Андреевской площади к зданию курсов. Он шел сзади, стараясь остаться незамеченным. Потом он опишет эту прогулку в зашифрованном стихотворении «Пять изгибов сокровенных» – о пяти улицах Васильевского острова, по которым шла Любовь Дмитриевна. Потом еще одна случайная встреча – на балконе Малого театра во время представления «Короля Лира». Он окончательно уверился в том, что она – его судьба.

Для любого мистика совпадения не являются просто случайностью, они – проявление высшего разума, божественной воли. В ту зиму Блок бродил по Петербургу в поисках Ее – своей великой любви, которую он назовет потом Таинственной Девой, Вечной Женой, Прекрасной Дамой… И случайно встреченная Любовь Дмитриевна естественно и таинственно слилась в его представлении с тем возвышенным образом, который он искал, переполненный идеями Владимира Соловьева.

Юный Блок в своей любви стал верным последователем соловьевского учения. Реальный образ любимой девушки был им идеализирован и слился с соловьевским представлением о Вечной Женственности. Это проявилось в его стихах, собранных потом в сборник «Стихи о Прекрасной Даме». Такое слияние земного и божественного в любви к женщине не было изобретением Блока – до него были трубадуры, Данте, Петрарка, немецкие романтики Новалис и Клеменс Брентано, да и сам Соловьев обращал свои стихи не только к мифологической Софии Премудрости, но и к реальной Софье Петровне Хитрово. Но только Блоку удалось действительно соединиться со своей возлюбленной – и на своем опыте понять, к какой трагедии это может привести.

Любовь Блок (в гамаке) в усадьбе Менделеевых Боблово

Любовь Дмитриевна была человеком душевно здоровым, трезвым и уравновешенным. Она навсегда осталась чужда всякой мистике и отвлеченным рассуждениям. По своему складу характера она была абсолютной противоположностью мятущемуся, в высшей степени тонко чувствующему Блоку. Она как могла сопротивлялась, когда Блок пытался привить ей свои понятия о «несказанном», повторяя: «Пожалуйста, без мистики!» Блок оказался в досадном положении: та, кого он сделал героиней и главным божеством своей религии и мифологии, отказывалась от предназначенной ей роли. Любовь Дмитриевна, уставшая от неустанного, утомлявшего ее экзальтированного поклонения, даже хотела порвать с ним всяческие отношения. Не порвала. Он хотел покончить с собой. Не покончил. Она постепенно вновь становится суровой, надменной и недоступной. Блок сходил с ума. Были долгие прогулки по ночному Петербургу, сменявшиеся периодами равнодушия и ссор. Так продолжалось до ноября 1902 года.

В ночь с 7 на 8 ноября курсистки устраивали в зале Дворянского собрания благотворительный бал. Любовь Дмитриевна пришла с двумя подругами, в парижском голубом платье. Как только Блок появился в зале, он не раздумывая направился к тому месту, где она сидела, – хотя она была на втором этаже и ее не было видно из зала. Они оба поняли, что это – судьба. После бала он сделал ей предложение. И она приняла его.

Свою помолвку они долго скрывали. Лишь в самом конце декабря Блок рассказал обо всем матери. 2 января он сделал официальное предложение семье Менделеевых. Дмитрий Иванович был очень доволен тем, что его дочь решила связать свою судьбу с внуком Бекетова. Со свадьбой, однако, решили повременить.

К этому времени Блок уже стал приобретать известность как талантливый поэт. Руку к этому приложил его троюродный брат, сын Михаила Соловьева Сергей. Александра Андреевна присылала в письмах к Соловьевым стихи сына – и Сергей распространял их среди своих друзей, членов кружка «аргонавтов». Особенное впечатление стихи Блока произвели на старинного друга Сергея Бориса Бугаева, сына известного профессора-математика, который прославился под псевдонимом Андрей Белый. 3 января Блок, узнав от Соловьевых, что Белый собирается написать ему, отправляет свое письмо – в тот же день, что и сам Белый. Разумеется, оба восприняли это как «знак». Переписка бурно развивается, и скоро все трое – Белый, Блок и Сергей Соловьев – называют друг друга братьями и клянутся в вечной верности друг другу и идеям Владимира Соловьева.

16 января произошла трагедия: скончался от воспаления легких Михаил Соловьев. Едва он в последний раз закрыл глаза, его жена вышла в соседнюю комнату и застрелилась.

Для Блока, который был очень близок с Соловьевыми, это стало важнейшей вехой: «Я потерял Соловьевых и приобрел Бугаева».

11 марта выходит подборка стихов Блока в журнале «Новый путь» – всего три стихотворения, но их заметили. Потом появилась публикация в «Литературно-художественном сборнике», а в апреле в альманахе «Северные цветы» – цикл под заглавием «Стихи о Прекрасной Даме».

Многие из окружения Менделеева негодовали, что дочь такого великого ученого собирается выходить замуж за «декадента». Сам Дмитрий Иванович стихи своего будущего зятя не понимал, но уважал его: «Сразу виден талант, но непонятно, что хочет сказать». Возникли разногласия и между Любой и Александрой Андреевной – виной этому были нервозность матери Блока и ее ревность к невесте сына. Но тем не менее 25 мая Блок и Любовь Дмитриевна обручились в университетской церкви, а 17 августа в Боблове состоялась свадьба. Шафером невесты был Сергей Соловьев. Любовь Дмитриевна была в белоснежном батистовом платье с длинным шлейфом. Вечером молодые уехали в Петербург. 10 января 1904 года они по приглашению Белого приезжают в Москву.

Они пробыли там две недели, но оставили о себе прочную память. В первый же день Блоки навещают Белого. Тот, впервые воочию увидевший своего названого брата, разочарован: по прочтении стихов Блока он ожидал увидеть болезненного, невысокого инока с горящими глазами. А перед ним появился высокий, немного застенчивый, модно одетый светский красавец, с тонкой талией, здоровым цветом лица и золотыми кудрями, сопровождаемый нарядной, немного чопорной пышноволосой молодой дамой в меховой шапочке и с огромной муфтой. Тем не менее уже к концу визита Белый был очарован и Блоком, и его женой – она покорила его своей земной красотой, золотыми косами, женственностью, непосредственностью и звонким смехом. За две недели Блоки обворожили все поэтическое общество Москвы. Блока все признали за великого поэта, а Любовь Дмитриевна своей красотой, скромностью, простотой и изяществом всех очаровала. Белый дарил ей розы, Соловьев – лилии. Символистское сознание «аргонавтов» безоговорочно увидело в Блоке своего пророка, а в его жене – воплощение той самой Вечной Женственности. Их свадьба была воспринята как священная мистерия, предвещавшая обещанное Владимиром Соловьевым мировое очищение.

Порой эта суета переходила все границы меры и такта. Блоки очень быстро устали от постоянных назойливых вторжений в их личную жизнь и почти бежали в Петербург.

Идеальный на первый взгляд союз поэта и музы был тем не менее далеко не таким счастливым. С ранней юности в сознании Блока образовался разрыв между любовью плотской, телесной, и духовной, неземной. Победить его он не смог до конца жизни. После женитьбы Блок сразу же стал объяснять своей молодой жене, что им не надо физической близости, которая лишь помешает их духовному родству. Он считал, что плотские отношения не могут быть длительными и что, если это произойдет, они в конце концов неизбежно расстанутся. Осенью 1904 года они тем не менее стали по-настоящему мужем и женой – но их физические отношения носили эпизодический характер и к весне 1906 года прекратились вовсе.

А весной 1904 года в Шахматове к гостившим там Блокам приехали Сергей Соловьев и Андрей Белый. Они постоянно ведут с Блоком философские беседы, а Любовь Дмитриевну просто преследуют своим экзальтированным поклонением. Каждому ее действию приписывалось огромное значение, все ее слова истолковывались, наряды, жесты, прическа обсуждались в свете высоких философских категорий. Сначала Любовь Дмитриевна охотно принимала эту игру, но затем это стало тяготить и ее, и окружающих. Блок тоже едва терпел. Отношения с Соловьевым он практически закончит через год. С Белым его свяжут на долгие годы совсем другие отношения.

В 1905 году поклонение Любови Дмитриевне как неземному существу, воплощению Прекрасной Дамы и Вечной Женственности сменилось у Андрея Белого, вообще склонного к аффектам и экзальтации, сильной любовной страстью – единственной его настоящей любовью. Отношения между ним и Блоками запутались неимоверно, в неразберихе были повинны все – и Блок, постоянно уходивший от объяснения, и Любовь Дмитриевна, не умевшая принимать твердых решений, и больше всех сам Белый, за три года доведший себя до патологического состояния и заразивший своей истерикой остальных.

Летом 1905 года Сергей Соловьев со скандалом – он поссорился с Александрой Андреевной – уехал из Шахматова. Блок взял сторону матери, Белый – Сергея. Он тоже уехал, но перед отъездом успел запиской объясниться Любови Дмитриевне в любви. Та рассказала обо всем свекрови и мужу. Осенью Блок и Белый обмениваются многозначительными письмами, обвиняя друг друга в изменах идеалам дружбы и тут же каясь в грехах. Любовь Дмитриевна пишет Белому, что остается с Блоком. Белый отвечает ей, что он порывает с ней, потому что понял, что в его любви не было «ни религии, ни мистики». Однако успокоиться он не может и 1 декабря приезжает в Петербург. В ресторане Палкина происходит встреча Блоков и Белого, закончившаяся очередным примирением. Вскоре Белый уезжает обратно в Москву, но возвращается оттуда злой: Блок опубликовал пьесу «Балаганчик», в которой осмеял и московских «аргонавтов», и сложившийся любовный треугольник, и самого себя. Новые письма, новые объяснения и ссоры… Особое негодование у Белого вызвала фигура Коломбины – в образе глупой картонной куклы Блок осмелился изобразить его Прекрасную Даму, Любовь Дмитриевну…

Сама Любовь Дмитриевна в то время чувствовала себя ненужной мужу, «брошенной на произвол каждого, кто стал бы за ней упорно ухаживать», как она сама писала. И тут вновь появляется Белый, который все настойчивее зовет ее бросить Блока и жить с ним. Она долго колебалась – и наконец согласилась. Даже поехала как-то к нему, но – Белый допустил какую-то неловкость, и она тут же оделась и исчезла. Белый говорит с Блоком – и тот отстраняется, предоставив решение жене. Она снова рвет с Белым, снова мирится, опять рвет… Белый пишет Блоку письма, в которых умоляет его отпустить Любовь Дмитриевну к нему, Блок писем даже не вскрывает. В августе 1906-го Блоки приезжают к Белому в Москву – в ресторане «Прага» происходит тяжелый разговор, закончившийся сердитым бегством Белого. Он все еще думает, что любим и что только обстоятельства и приличия стоят на его пути. Друг Белого, поэт и критик Эллис (Лев Кобылинский), подбил его вызвать Блока на дуэль – Любовь Дмитриевна пресекла вызов на корню. Когда Блоки из Шахматова переезжают в Петербург, Белый следует за ними. После нескольких тяжелых встреч все трое решают, что в течение года им не следует встречаться, чтобы потом попытаться выстроить новые отношения. В тот же день Белый уезжает в Москву, а затем – в Мюнхен.

Во время его отсутствия друзья Белого по его просьбе уговаривают Любовь Дмитриевну ответить на его чувства. Она же полностью избавилась от этого увлечения. Осенью 1907 года они несколько раз встречаются – и в ноябре расстаются окончательно. В следующий раз они встретятся лишь в августе 1916 года, а затем – на похоронах Блока.

В ноябре 1907 года Блок влюбился в Наталью Волохову – актрису труппы Веры Комиссаржевской, эффектную сухощавую брюнетку. Она играла Коломбину в блоковской пьесе «Балаганчик», и познакомились они на вечеринке после премьеры. Наталья попросила Блока написать для нее что-нибудь, что она могла бы читать со сцены… Ей было 28 (Блоку – 26). Блок посвятит ей циклы «Снежная маска» и «Фаина». Роман бурный, речь даже заходила о разводе Блока и браке с Волоховой. Любовь Дмитриевна переживала все это тяжело: еще не зажили раны после унизительного для нее расставания с Белым, как Блок приводит в их дом свою новую возлюбленную. Однажды Любовь Дмитриевна пришла к Волоховой и предложила взять на себя все заботы о Блоке и его дальнейшей судьбе. Та отказалась, таким образом признав свое временное место в жизни Блока. Любовь Дмитриевна даже подружится с нею – дружба эта пережила и роман, который длился всего год, и даже самого Блока.

Теперь Любовь Дмитриевна пытается самоутвердиться в жизни. Она мечтает о карьере трагической актрисы, чем раздражает Блока, не видевшего в ней никакого таланта. Найдя для себя новое дело – театр, она одновременно нашла и свое новое положение в мире. Постепенно она стала на тот путь вседозволенности и самоутверждения, которым так похвалялись в декадентско-интеллигентской среде и которым во многом следовал Блок. Он находил выход своим плотским желаниям в случайных связях – по его собственным подсчетам, у него было более 300 женщин, многие из которых – дешевые проститутки. Любовь Дмитриевна же уходит в «дрейфы» – пустые, ни к чему не обязывающие романы и случайные связи. Она сходится с Георгием Ивановичем Чулковым – другом и собутыльником Блока. Типичный декадентский болтун, он тем не менее легко добивается того, чего тщетно домогался Белый, – за что Белый смертельно его возненавидел. Сама Любовь Дмитриевна характеризует этот роман как «необременительную любовную игру». Блок относился к этому иронически и с женой в объяснения не вступал.

20 января 1907 года скончался Дмитрий Иванович Менделеев. Любовь Дмитриевна была сильно подавлена этим, и ее роман плавно сошел на нет. В конце весны она – одна – уезжает в Шахматове, откуда шлет Блоку нежные письма – словно ничего и не произошло. Тот отвечает ей не менее нежно.

Зимой Любовь Дмитриевна поступает в труппу Мейерхольда, которую тот набирает для гастролей на Кавказе. Выступала она под псевдонимом Басаргина. Таланта актрисы в ней не было, но она очень много работала над собой. Пока она была на гастролях, Блок расстался с Волоховой. А у Любови Дмитриевны завязывается новый роман – в Могилеве она сходится с начинающим актером Дагобертом (Константином Давидовским), на год моложе ее. Об этом увлечении она немедленно сообщает Блоку. Они вообще постоянно переписываются, высказывая друг другу все, что у них на душе. Но тут Блок замечает в ее письмах какие-то недомолвки… Все разъясняется в августе, по ее возвращении: она ждала ребенка. Любовь Дмитриевна, ужасно боявшаяся материнства, хотела избавиться от ребенка, но слишком поздно спохватилась. С Дагобертом она к тому времени давно рассталась, и Блоки решают, что для всех это будет их общий ребенок.

Сына, родившегося в начале февраля 1909 года, назвали в честь Менделеева Дмитрием. Он прожил всего восемь дней. Блок переживает его смерть гораздо сильнее своей жены… После его похорон он напишет знаменитое стихотворение «На смерть младенца».

Оба были опустошены и раздавлены. Чтобы хоть как-то успокоиться, примириться, Блоки решают поехать в Италию. На следующий год снова путешествуют по Европе. Любовь Дмитриевна пытается вновь наладить семейную жизнь – но хватило ее ненадолго. Она постоянно ссорится с матерью Блока – сцены проходят так бурно и часто, что Блок даже подумывает съехать от них обеих в отдельную квартиру. Весной 1912 года образуется новое театральное предприятие – «Товарищество актеров, художников, писателей и музыкантов». Любовь Дмитриевна была одним из инициаторов и спонсоров этого предприятия. Труппа поселилась в финских Териоках. У нее снова роман – со студентом-юристом, на 9 лет моложе ее. Она уезжает за ним в Житомир, возвращается, снова уезжает, просит Блока отпустить ее, предлагает жить втроем, умоляет помочь ей… Блок тоскует без нее, она скучает вдали от него, но остается в Житомире – роман идет тяжело, ее возлюбленный пьет и устраивает ей сцены. В июне 1913 года Блоки, договорившись, вместе едут во Францию. Она постоянно просит его о разводе. А он понимает, что любит ее и нуждается в ней, как никогда… В Россию они возвращаются порознь.

В январе 1914-го Блок влюбляется в оперную певицу Любовь Александровну Андрееву-Дельмас, увидев ее в роли Кармен, – он посвятит ей цикл стихов «Кармен». В любви к ней он наконец смог соединить земную и духовную любовь. Именно поэтому Любовь Дмитриевна восприняла этот роман мужа спокойно и не ходила объясняться, как в случае с Волоховой. Страсть прошла быстро, связь тянулась еще несколько месяцев, но дружеские отношения Блока и Дельмас продолжались почти до самой смерти Блока.

Любовь Дмитриевну никак нельзя назвать женщиной заурядной. В ней чувствовался человек нелегкого, крайне замкнутого характера, но, бесспорно, очень сильной воли и очень высокого представления о себе, с широким кругом духовных и интеллектуальных запросов. Иначе почему Блок, при всей сложности их отношений, неизменно обращался к ней в самые трудные минуты своей жизни?

Блок всю жизнь расплачивался за сломанную им семью – сознанием вины, терзаниями совести, отчаянием. Он не переставал любить ее, что бы с ними ни происходило. Она – «святое место души». А с нею все было гораздо проще. Она не испытывала серьезных душевных мук, смотрела на вещи трезво и эгоистично.

Целиком уйдя в свою личную жизнь, она в то же время постоянно взывала к жалости и милосердию Блока, утверждая, что, если он оставит ее, она погибнет. Она знала его благородство и верила в него. И он принял на себя эту тяжелую миссию.

Биарриц, 1913 г.

Начавшаяся война и последовавший за ней революционный разброд нашли свое отражение в творчестве Блока, но мало повлияли на его семейную жизнь. Любовь Дмитриевна по-прежнему пропадает на гастролях, он тоскует без нее, пишет ей письма. Во время войны она стала сестрой милосердия, потом возвращается в Петроград, где изо всех сил налаживает разваленный войной и революцией быт – достает продукты, дрова, организует вечера Блока, сама выступает в кабаре «Бродячая собака» с чтением его поэмы «Двенадцать». В 1920 году она поступает на работу в театр Народной комедии, где у нее вскоре завязывается роман с актером Жоржем Дельвари, он же – клоун Анюта. Ей «страшно хочется жить», она все время проводит в обществе своих новых друзей. А Блок окончательно понимает – в его жизни были и будут «только две женщины – Люба и все остальные». Он уже тяжело болен – врачи не могут сказать, что это за болезнь. Постоянно высокая температура, которую нельзя было ничем сбить, слабость, сильные боли в мышцах, бессонница… Ему советовали уехать за границу, а он отказывался. Наконец согласился уехать, но тянули с разрешением на выезд. Ленин категорически был против его отъезда. Ни просьбы Луначарского, ни просьбы Горького не действовали на него. Несколько месяцев обсуждался этот вопрос в Кремле. Он умер в тот день, когда прибыл заграничный паспорт, – 7 августа 1921 года. Газеты не выходили, и о его смерти было сообщено лишь в рукописном объявлении на дверях Дома писателей. Хоронил его весь Петербург.

В пустой комнате Любовь Дмитриевна и Александра Андреевна вместе плакали над его гробом.

Они, постоянно ссорившиеся при жизни Блока, после его смерти будут жить вместе – в одной комнате уплотненной, ставшей коммунальной, квартиры. Жизнь будет тяжелая: Блока вскоре почти перестанут издавать и денег почти не будет. Любовь Дмитриевна отойдет от театра и увлечется классическим балетом. Александра Андреевна проживет еще два года. После ее смерти Любовь Дмитриевна устроится с помощью своей подруги Агриппины Вагановой на работу в Хореографическое училище при Театре оперы и балета им. Кирова – бывшем Мариинском, где будет преподавать историю балета. Теперь училище носит имя Вагановой. Любовь Дмитриевна станет признанным специалистом в теории классического балета, напишет книгу «Классический танец. История и современность» – она будет издана через 60 лет после ее смерти. Личной жизни после смерти Блока она практически не ведет, решив стать вдовой поэта, которому так и не смогла стать женой. О своей жизни с ним она тоже напишет – назовет книгу «И быль и небылицы о Блоке и о себе». Умерла она в 1939 году – еще нестарая женщина, в которой почти невозможно уже было увидеть Прекрасную Даму русской поэзии…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Муж описывает ужасную ночь, в которую стреляли его жену на вечеринке 4 июля в Санта-Розе — CBS, Сан-Франциско

САНТА-РОЗА (KPIX) — Муж невиновного прохожего рассказывает об ужасной ночи, когда его жена была ранена выстрелом во время 4-го числа Июльская вечеринка. Четыре человека были застрелены и один мертвый, по мнению полиции, стрельба была связана с преступной группировкой.

Полицейское управление Санта-Росы все еще рассматривает возможность того, что все жертвы в этом случае были невиновными прохожими.Сержант. Кристофер Махурин говорит, что банды бросили вызов, и именно тогда вечеринка 4 июля стала смертельной.

ПОДРОБНЕЕ: Cal Fire использует передовые технологии для борьбы с Western Blazes

По данным полиции, более 20 патронов были обменены сразу после полуночи 5 июля, когда серебристая Honda Accord проезжала по кварталу 1500 по Бичвуд Драйв.

«После первого залпа произошла вторая перестрелка. Тогда и была застрелена 4-я жертва.29-летняя женщина », — говорит сержант. Кристофер Махурин.

Эта 29-летняя жертва — Миган Джонс. Мать 4-летнего ребенка, она только что вернулась в дом в этом районе, чтобы забрать обувь своего сына, которую он оставил. Ее муж Джонатон Джонс подумал, что это была жестокая шутка, когда ему позвонили, что Миган застрелили.

«Сначала я не принял его, но дал пару секунд, и он сработал. А потом все упало», — сказал он.

Он пробился через полицейскую ленту, чтобы добраться до своей жены.Он смог увидеть ее всего несколько минут, прежде чем парамедики увезли ее вместе с другим пациентом в той же машине скорой помощи. Затем власти заблокировали больницу, и только позже этим утром он узнал, что случилось с его женой.

ПРОЧИТАЙТЕ БОЛЬШЕ: Медицинские работники Ист-Бэй борются с дезинформацией о вакцине против COVID, нерешительностью

«Он попал в верхнюю часть брюшной полости. Он прошел через ее кишечник, и им пришлось сделать операцию », — говорит Джонс.

Миган Джонс перенесла две операции с раннего утра понедельника и находится в критическом состоянии.Но во вторник ей наконец удалось пожать руку мужа.

Джонс говорит: «К счастью, мы определенно получили от нее ответы. Это была самая большая проблема, о которой мы беспокоились. Кажется, она выживет и все будет в порядке.

Их сын Купер до сих пор не знает, что случилось с его мамой. Семья пытается сохранить все в порядке, и ждать, пока Миган выйдет из отделения интенсивной терапии, чтобы воссоединиться со своим сыном.

«Сохранять счастливое лицо для 4-летнего ребенка очень сложно.Притворись, будто ничего не происходит », — добавляет Джонс.

Он создал сайт GoFundMe, чтобы помочь семье своей жены в это трудное время.

БОЛЬШЕ НОВОСТЕЙ: Двое убитых и четверо раненых в центре Сан-Рафаэля Ночная стрельба

Что касается других пострадавших, полиция сообщает, что 16-летний мальчик выписан из больницы, а 17-летняя девочка остается в больнице в критическом состоянии. Никаких арестов по этому делу не производилось.

Мужчина из Алабамы обвиняется в убийстве жены и мамы в попытке самоубийства

ВЕТУМПКА — Шериф округа Элмор расследует двойное убийство, в котором мужчина якобы застрелил свою жену и мать, прежде чем направить пистолет на себя, сказал шериф Билл. Франклин.

Уильям Джеффрис, 64 года, был доставлен в больницу Монтгомери в тяжелом состоянии с опасными для жизни травмами, сказал Франклин. Съемки произошли около 13:15. Суббота в доме Джеффриса в квартале 6100 шоссе 143 в Шпигнер, некорпоративном сообществе, примерно в 10 милях к северо-западу от Ветумпки

«Мистер Джеффрис застрелил свою 62-летнюю жену Сьюзан в одной из комнат дома», Франклин сказал. «Он пошел в другую комнату, где его дочь была со своими маленькими детьми. Он сказал своей дочери:« Я только что застрелил твою маму, я собираюсь застрелить твою бабушку, а потом я застрелю себя ».

«Он вошел в комнату своей матери и выстрелил в Джойса Джеффриса, которому 84 года. Затем он выстрелил себе в голову из пистолета 0,380-го калибра. Все это произошло примерно в 30 футах от дома».

Обе женщины были объявлены мертвыми на месте происшествия, а Уильям Джеффрис был доставлен в больницу.

Бывший охранник тюрьмы Алабамы: Бывший охранник тюрьмы Алабамы осужден за неспособность остановить избиение сотрудником заключенного

Убийства в Монтгомери: Полиция произвела аресты в двух из последних убийств Монтгомери

Франклин пытался определить мотив.

«Они хорошие люди, мы никогда с ними не контактировали», — сказал шериф. «Они только что купили этот дом около года назад. В разговоре с дочерью она сказала, что мистер Джеффрис очень расстроился, потому что у его матери диагностировали слабоумие. Это единственное, что у нас есть как возможный мотив прямо сейчас».

Только два убийства в округе Элмор в этом году были убиты. Однако в более крупном районе округа Три-Каунти это второй случай за неделю, связанный с расстрелом женщины, партнер которой затем направил пистолет на себя.

Во вторник вечером полиция Пратвилля отреагировала на убийство в 600-м квартале Шэдоу-лейн. 53-летняя Лори Энн Маги была найдена мертвой в доме, подтвердил помощник коронера округа Отога Уит Монкриф.

Начальник полиции Марк Томпсон заявил, что есть свидетельства того, что парень Маги выстрелил в нее, а затем застрелился.

Мужчина жил за городом, и его имя не разглашается, поскольку власти продолжают искать и уведомлять его ближайших родственников или другую семью о его смерти, сказал Томпсон.

Монтгомери Репортер рекламодателя Мелисса Браун внесла свой вклад в этот отчет.

Подача налоговой декларации при вступлении в брак с иностранцем. Гражданин

Представьте, что вы проходите практику в музее в Париже. Любовь витает в воздухе. Во время одной из выставок, за сборкой которой вы потратили бесчисленные часы, вы встречаетесь с очаровательной парижской художницей и влюбляетесь. Поэтому, когда музей предлагает вам работу на полный рабочий день, вы с радостью соглашаетесь. Год спустя этот очаровательный артист падает на одно колено и просит вас пожениться.Прежде чем вы это узнаете, вы счастливы в браке и живете в Париже!

Хотя не каждый союз настолько романтичен, всегда есть налоговые последствия, которые следует учитывать при заключении брака с негражданином США.

Выбор статуса налоговой декларации должен быть сделан осторожно, поскольку в конечном итоге это может повлиять не только на ваши налоговые ставки, но и на то, какие дополнительные вычеты вы можете требовать. Правильным решением может быть разница между медовым месяцем, проведенным в охваченной комарами лачуге, и медовым месяцем на пятизвездочном курорте.

Вы вступаете в брак или состоите в браке с иностранцем-нерезидентом? Информация о статусе подачи

IRS полагается на закон штата или иностранного государства, чтобы определить, состоят ли вы в действительном браке. В большинстве случаев брак в другой стране действителен для целей налогообложения США.

«Могу ли я подать заявление, не состоящее в браке с иностранцем-нерезидентом?»

Как правило, нет, вы не можете подать заявление холостым, если состоите в браке с иностранцем-нерезидентом. Лицам, состоящим в браке, не разрешается подавать документы в соответствии со статусом единой подачи, и если вы состоите в браке с иностранцем-нерезидентом (называемым супругом-нерезидентом), вы также не можете подать совместную декларацию, если для этого не будут проведены отдельные выборы. так.

Вот варианты, когда вы состоите в браке с негражданином США. Вам следует внимательно рассмотреть варианты, поскольку каждый из них по-разному влияет на ваши налоговые требования и требования к отчетности.

1 — Подача заявления о браке отдельно

Статус регистрации по умолчанию для гражданина США, состоящего в браке с иностранным супругом, не проживающим в стране, — это отдельно подача документов в браке (MFS). Хотя статус регистрации MFS не создает каких-либо дополнительных препятствий для упрощения подачи вашей декларации, за это приходится платить.

Самым большим недостатком раздельной регистрации брака для супруга-резидента или гражданина США является потеря некоторых потенциальных налоговых льгот и вычетов, а также общие более высокие налоговые ставки. Если вы состоите в браке с супругом-нерезидентом и у вас нет иждивенцев, на которые можно претендовать, это может быть единственным доступным для вас статусом подачи документов.

2 — Заведующий домохозяйством

Более выгодный вариант, доступный, если у вас есть иждивенец, — это подать заявление, используя статус регистрации главы домохозяйства.Чтобы подать заявление в качестве главы домохозяйства, у вас должно быть лицо, отвечающее критериям главы домохозяйства и отвечающее критериям для использования статуса главы домохозяйства.

Чтобы использовать этот статус регистрации, вы должны:

  • Считаться не состоящими в браке, а
  • Поддерживать в качестве дома домашнее хозяйство соответствующего лица более полугода, или
  • Поддержите дом для своего родителя, на которого вы можете претендовать как на иждивенца. Вашему родителю не обязательно жить с вами.

Вы не можете заявить права на своего супруга, проживающего за границей, в качестве иждивенца, но вы можете требовать права других людей, которые являются U.Граждане S., граждане США, или резиденты США, или жители Канады или Мексики. Соответствующее лицо должно соответствовать всем правилам, в противном случае статус главы семьи недоступен.

Во многих случаях это наиболее выгодный статус, доступный, когда вы состоите в браке с супругом-нерезидентом, поскольку он сопровождается более низкими налоговыми ставками и дополнительными вычетами. Просто помните, что этот статус также требует, чтобы у вашего иждивенца был действующий номер социального страхования или ITIN.

3 — Подача заявки на регистрацию в браке

Последний вариант — сделать выбор, чтобы относиться к вашему супругу-нерезиденту как к U.С. резидент для целей налогообложения. Этот выбор позволяет вам и вашему супругу подать налоговую декларацию, подающую совместно (MFJ). Подача MFJ позволит вам воспользоваться более низкими налоговыми ставками и вычетами, которые в противном случае недоступны для подателей MFS. Тем не менее, это также облагает весь доход вашего супруга налогом в США и, возможно, подвергнет вашего супруга другим требованиям к отчетности. Если вы подаете MFJ, требуется заполнение FBAR и формы 8938.

С практической точки зрения, этот статус наиболее выгоден, если ваш супруг (а) не получает никакого дохода или иным образом имеет счета или инвестиции, которые могут вызвать негативные налоговые последствия для США.С. сбоку.

Еще одним препятствием для выбора этого варианта будет требование для вашего супруга (-и) получить индивидуальный идентификационный номер налогоплательщика (ITIN), если они не имеют права на получение номера социального страхования. Таким образом, оба супруга должны иметь либо SSN, либо ITIN. (Для подачи заявления на получение ITIN вам потребуется собрать дополнительную документацию, которую необходимо отправить в IRS. Это также может вызвать задержки в обработке вашего возврата.)

Женитьба на неамериканском Гражданин? Получить помощь

Надеюсь, вопросы типа «Могу ли я потребовать свою жену, которая живет за границей?» и другие сложные налоговые вопросы о браке с негражданкой.С. гражданин отвечает в этом посте. Но, прежде чем подавать налоговую декларацию, обсудите с налоговым консультантом наилучший статус подачи для вашей конкретной ситуации. Эксперты H&R Block Expat Tax Services могут помочь вам с этим решением. Чтобы настроить бесплатную консультацию, посетите www.hrblock.com/expats .

Жилой дом и дуплекс North Bondi, принадлежащие покойному пережившему Холокост и его жене, имеют надежды на 30 миллионов долларов

«Две маленькие жемчужины» на Брайтонском бульваре 154 и 156.


Жилой дом и дуплекс North Bondi, купленный покойным пережившим Холокост Нафтали «Нефф» Кирш и его покойной женой Роуз, более 50 лет назад, ориентировочно оцениваются в 30 миллионов долларов.

Их дочь Соня рассказала курьеру Wentworth Courier, что ее родители «приехали ни с чем», когда они прибыли в Сидней 70 лет назад, в вдохновляющей истории из грязи к богатству.

Нефф, польский еврей, был интернирован в нацистском концентрационном лагере Берген-Бельзен, а Роза была без гроша и без гражданства как еврей, изгнанный из Египта.

БОЛЬШЕ: Захватывающий дух особняк Воклюз продается за безумную сумму

Дом автосалона продан за 25 млн долларов

Они говорили на восьми языках, но не на английском.

Тем не менее, благодаря упорному труду — сначала Нефф рыла траншеи для правительства, а позже стала водопроводчиком, а Роуз работала портнихой и продавщицей в Энтони Хордерне — им удалось наскрести 50 000 фунтов стерлингов для коттеджа, который первоначально стоял под номером 154 в 1965 году, заменив его. с квартирами четыре года спустя.

«Моя мама хотела жить на пляже, поэтому мы жили в верхнем доме с видом на пляж», — вспоминает Соня.

Роза и Нафтали (Нефф) Кирш в день свадьбы в марте 1953 года.


Затем, когда в 1971 году дуплекс выставили на продажу по соседству, в доме № 156, они купили и его. «Я помню, как папа отвез нас на запад, в Босли-парк, чтобы заключить сделку», — смеется она.

Рейн и Хорн, директор Дабл-Бэй / Бонди-Бич Рик Серрао и Лэйнг и Стивен Зеллнер из Simmons Double Bay строят блок из шести квартир на 154 Brighton Boulevard и дуплекс на No.156 на предстоящий аукцион.

Они предлагаются вместе в одну линию или могут быть приобретены отдельно по цене 15 миллионов долларов за штуку.

«Это самый популярный рынок за последние 30 лет в самом модном пригороде Бонди, а в Бен Баклере у нас есть эти две маленькие жемчужины короны», — сказал Серрао.

«Есть несколько интересных имен, вызывающих интерес.

«У нас есть инвесторы: один человек хочет перестроить дом на квартиры в один этаж, а другая семья рассматривает возможность строительства дома.”

Соня сказала, что жизнь была невероятной борьбой, когда ее родители впервые приехали в Австралию —

Нефф из Германии в 1949 году и Роза из Каира в 1952 году.

154 и 156 Брайтон-Бульвар, Северный Бонди — это первоклассные отели Бена Баклера.


Они построены прямо на скалах.


Нефф решила приехать в Австралию одна, чтобы сбежать из охваченной войной Европы.

«Он был слишком напуган, слишком напуган, чтобы вернуться в Польшу, потому что он не думал, что он думает, что когда-нибудь выйдет живым», — сказала Соня.

«Он потерял своих родителей, двух братьев и так много тетушек и дядей — более 25 человек в его семье были убиты и только пятеро выжили.

«Он приехал сюда один — у него здесь не было никакой семьи.

«И он не получил образования, потому что в детстве часто крутил школу».

Роза, которая прибыла на лодке со своей сестрой, первоначально арендовала в Марубре, и встретила Нефф на македонском танце.

Они поженились в 1953 году, первоначально жили в Бэнкстауне, но переехали в Бонди в 1958 году после того, как Нефф объединилась с мужем сестры Роуз, чтобы купить ветхий коттедж на Брайтон-Бульвар, 142, Северный Бонди.

Вид на океан из квартир.


Они построили дуплекс и жили там вместе до возможности купить квартиры на той же улице в 1965 году.

Соня не может вспомнить, сколько стоил второй дуплекс по соседству с квартирами в 1971 году, хотя Нефф «пришлось занять деньги у пресвитерианской церкви, чтобы купить его».

«Ему приходилось работать много часов — рано утром и поздно вечером домой», — сказала она.

Тем не менее, они продолжали использовать возможности по мере их появления.

«Поскольку он работал водопроводчиком у агентов по недвижимости, он видел много объектов», — вспоминает она.

Среди умных покупок был блок из шести магазинов на Митчелл-стрит, Бонди.

«В 1975 году он заплатил 150 000 долларов», — сказала она.

Ее родители продолжали жить в дуплексе на Брайтонском бульваре, перебравшись на нижний этаж в последние годы своей жизни, а остальную собственность сдавали в аренду.

Нефф скончалась в 2015 году, а Роза — годом позже.

Речь идет о звездах «На блоке» и «Селена»?

Время от времени, будь то в реальной жизни или на телевидении, мы обнаруживаем, что нас до смешного привлекает тот, кто нам не нужен.В случае с Netflix On My Block , этот фанатик — не кто иной, как татуированный лидер банды Оскар «Жуткий» Диас (Хулио Масиас), которого мы встречаем в первом сезоне, как только он выходит из тюрьмы.

За последние три сезона наша проблемная любовь только увеличилась. В то время как Оскар призвал своего брата Сезара присоединиться к банде Сантоса в первом сезоне и даже показал зрителям более нежную и защищающую сторону Призрака, второй сезон был немного более сложным.

Это потому, что Оскар, по сути, предпочел свою банду своему брату после того, как Сезар не подошел, чтобы стрелять в Латрелла.Это приводит к тому, что Сезар остается бездомным большую часть сезона, но к концу всего этого братья помирились, и Оскар Хулио Масиаса снова стал еще более привлекательным. Вздох.

Итак, чтобы побаловать себя, продолжайте читать, чтобы узнать о личной жизни Хулио Масиаса, в том числе о том, одинок ли он и над чем он будет работать дальше.

Хулио Масиас холост или у актера уже есть жена?

Перво-наперво, Хулио совсем не похож на персонажа, которого он играет. Мол, есть сверхъестественные трансформации макияжа (см. Актерский состав This Is Us ), а затем есть работа по надеванию костюмов, которую сделали Хулио, чтобы превратить его в Призрака.

Без массивной тату на шее, лице, волос на лице и бритой головы вы едва ли узнаете актера, стоящего за ролью.

Продолжение статьи под рекламным объявлением

Честное слово, мы сделали не один двойной дубль, когда увидели, как Хулио убирается перед красной ковровой дорожкой. А поскольку актер ведет свою страницу в Instagram относительно профессионально (читайте: съемочные и актерские фотографии, а также подробное сотрудничество посла с кафе каннабиса в Лос-Анджелесе Lowell Farms), он мало публикует о своей личной жизни.

Источник: getty

Продолжение статьи под рекламой

Мы не можем сказать, удивительно ли это (так как мы можем продолжать давить на него, не опасаясь, что его заберут), или абсолютно ужасно (есть ли у него подруга и она ревнивая?), но мы, безусловно, уважаем ее.

Тем не менее, мы скажем следующее: Хулио был сфотографирован на нескольких красных дорожках с некой Шеннон Шоддер, хотя нам не удалось найти никакой информации о ней в Интернете или в социальных сетях.

В чем еще находится Хулио Масиас?

В наши дни Хулио продвигает новый сезон On My Block и дразнит People en Español , что «есть много изменений, много исследований того, кем являются люди и кем они неизбежно станут. »

«В эту новую банду добавлены две новые шахматные фигуры», — продолжает он. «Встречи со старыми членами семьи — это тяжело».

Продолжение статьи ниже рекламного объявления

«Написание невероятно умное и очень забавное», — добавляет он.«Это заставляет задуматься о серьезных проблемах и заставляет задуматься не только о своей жизни, но и о ком-то, кто живет через улицу от вас. Это делается ощутимым образом с помощью комедии. В конце дня вам нужно найти способ улыбнуться и побороть «.

Но поймите: Хулио также готовится к работе над одним из самых ожидаемых проектов десятилетия (по крайней мере, в наших книгах): Селена: Серия . 29-летний мужчина должен сыграть Пита Астудилло, певца и автора песен, который также был танцором и певцом группы Селены Los Dinos.

Продолжение статьи под рекламой

«Это прекрасная дань уважения Селене», — сказал он People . «Она так быстро стала такой иконой, а потом ее забрали у нас. Хвала Джей Ло и всем, кто снял этот первый фильм, но это был всего лишь краткий обзор всего, чем была Селена, а история Селены обо всех Кинтанильях. »

Что ж, мы не знали, что можем быть еще взволнованы этой предстоящей серией, которая должна быть выпущена в какой-то момент в 2020 году, но теперь мы определенно так.

Поймайте нашего парня Хулио Масиаса в третьем сезоне сериала On My Block , который сейчас транслируется на Netflix, и обратите внимание на его роль в Selena: The Series позже в этом году.

Седьмая печать (1957) — Инга Ландгре в роли Карин, жены Блока

Антониус Блок : Из нашей тьмы мы взываем к Тебе, Господь.Помилуй нас, потому что мы маленькие, напуганные и невежественные.

Йенс : [горько] В темноте, где вы должны быть, где, вероятно, все мы… В темноте вы не найдете никого, кто мог бы слушать ваши крики или быть затронутым вашими страданиями. Вымойте слезы и отразите себя в своем безразличии.

Антониус Блок : Боже, Ты, кто где-то должен быть где-то, помилуй нас.

Йенс : Я мог бы дать тебе лекарство, чтобы избавить тебя от забот о вечности. Теперь, кажется, уже слишком поздно. Но в любом случае ощутите безмерный триумф этой последней минуты, когда вы все еще можете закатить глаза и пошевелить пальцами ног.

Карин, жена Блока : Тихо, тихо.

Йенс : Я буду молчать, но протестую.

Противная жена

В этом блоке также есть несколько треугольных квадратов. (Треугольные квадраты, диагональные полуквадраты или полуквадратные треугольники. Это одно и то же, только разные названия.) Вы можете использовать любой метод, который вам нравится, это мой любимый.

Сначала мы сделаем два синих и белых треугольных квадрата, вам понадобится четыре. Тщательно проведите линию от угла к углу (по диагонали) через белые квадраты размером 2 7/8 дюйма. Когда вы закончите, это будет линия разреза.Соедините красный и белый 2 квадрата 7/8 дюйма лицевыми сторонами вместе. Если на вашей машине установлена ​​лапка толщиной 1/4 дюйма, вы можете шить по обе стороны от нарисованной линии.

Если нет, вам придется провести вторую линию с обеих сторон, точно на 1/4 дюйма от первой линии. Они будут вашими швейными строчками. После того, как вы наложите швейные линии, по 1/4 дюйма с каждой стороны от угла до угла к линии, вы разрежете этот квадрат пополам по нарисованной линии отреза. Обрежьте углы, как показано.

Теперь у вас есть два треугольных квадрата, которые должны иметь размер точно 2 1/2 дюйма.Вам нужно еще два.

Сделайте две такие строки

и одну такую.

Затем соедините их так, чтобы закончить блок.
& nbsp & nbsp & nbsp Вы знаете, что происходит, когда старая дева выходит замуж? Она становится противоположной женой. Не совсем, но когда вы объединяете два блока, вы получаете красивое лоскутное одеяло. Из этого получится красивое лоскутное одеяло (слева), но когда вы объедините «Противную жену» и «Загадку старой девы», я думаю, вы получите симпатичное одеяло (справа).
& nbsp & nbsp & nbsp & nbsp & nbsp & nbsp

Вот разрезы, необходимые для изготовления блока Contrary Wife разных размеров (меньшего и большего):
& nbsp & nbsp & nbsp Если вы разрежете квадраты на 1 1/2 дюйма (1 7/8 для треугольников), вы получите готовый блок размером 3 дюйма. .
Нарезав квадраты на 2 дюйма (2 3/8 для треугольников), вы получите готовый блок размером 4 1/2 дюйма.
Нарезая квадраты на 2 1/2 дюйма (2 7/8 для треугольников), вы получите готовый блок размером 6 дюймов.
Нарезав квадраты на 3 дюйма (3 3/8 для треугольников), вы получите готовый блок размером 7 1/2 дюймов.
Нарезая квадраты на 3 1/2 дюйма (3 7/8 для треугольников), вы получите готовый блок размером 9 дюймов.
Нарезав квадраты на 4 дюйма (4 3/8 для треугольников), вы получите готовый блок размером 10 1/2 дюймов.
Нарезав квадраты 4 1/2 дюйма (4 7/8 для треугольников), вы получите готовый блок размером 12 дюймов.
Нарезая квадраты 5 1/2 дюйма (5 7/8 для треугольников), вы получите готовый блок 15 дюймов.
Нарезав квадраты 6 1/2 дюймов (6 7/8 для треугольников), вы получите готовый блок размером 18 дюймов.
Готово означает после того, как блок вшит в лоскутное одеяло.

Contrary Wife Delaware Quilts Январь 2000 г.
Содержание этих страниц, включая текст и изображения, является исключительной собственностью Delaware Quilts и не может быть использовано или воспроизведено каким-либо образом без согласия.Все права защищены.

Обновлено 4 июня 2020 г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *