Герой нашего времени автор романа – Герой нашего времени — Википедия

Герой нашего времени — Википедия

Запрос «Бэла» перенаправляется сюда. На эту тему нужна отдельная статья. У этого термина существуют и другие значения, см. Герой нашего времени (значения).

«Герой нашего времени»
Герой нашего времени
Титульная страница первого издания
Жанр	психологический роман
Автор	Михаил Юрьевич Лермонтов
Язык оригинала	русский
Дата написания	1838—1840
Дата первой публикации	1840
Текст произведения в Викитеке
Цитаты в Викицитатнике
Медиафайлы на Викискладе

«Геро́й на́шего вре́мени» — первый в русской прозе лирико-психологический роман, написанный Михаилом Юрьевичем Лермонтовым в 1838—1840 годах. Классика русской литературы.

Впервые роман был издан в Санкт-Петербурге в типографии Ильи Глазунова и Кº в 1840 г. в 2 книгах. Тираж — 1000 экземпляров^[1].

Содержание

• 1 Структура романа
  • 1.1 Хронологический порядок глав
• 2 Сюжет
  • 2.1 «Бэла»
  • 2.2 «Максим Максимыч»
  • 2.3 «Тамань»
  • 2.4 «Княжна Мери»

ru.wikipedia.org

Герой нашего времени — Циклопедия

Аудиокнига. М. Ю. Лермонтов — Герой нашего времени Герой нашего времени (1 серия) (1965) Полная версия // RVISION Герой нашего времени (2 серия) (1965) // RVISION

Герой нашего времени — самый известный роман русского писателя М. Ю. Лермонтова, созданный им в период с 1837 по 1840 годы. Роман является первым психологическим романом в русской литературе и считается вершиной творчества Лермонтова и самым выдающимся его произведением.

[править] История создания

Впервые образ Печорина у Лермонтова появился в незаконченном романе «Княгиня Лиговская», над которым он работал в 1836 году. К работе над «Героем нашего времени» Лермонтов приступил в 1837 году после ареста и ссылки в связи со стихотворением «Смерть поэта», прервав написание «Княгини Лиговской» и так больше не вернувшись к этому роману.

О процессе создания «Героя нашего времени» известно немного: в дошедших до нас письмах Лермонтова не содержится никаких упоминаний о романе, а имеющиеся данные разнятся. Вероятно, самой первой была написана повесть «Тамань», черновую версию которой Лермонтов, по некоторым свидетельствам, написал осенью 1837 года, а вслед за ней был написан «Фаталист». По другим данным, «Тамань» напротив, была написана последней из всех повестей, но, по всей вероятности, «Тамань» в любом случае не была изначально частью замысла романа: в повести не упоминается имя Печорина, и она выглядит целостным законченным произведением.

Вероятно, окончательный замысел романа сложился у Лермонтова в 1838 году, и в первую редакцию входили только три повести (в следующем порядке): «Бэла», «Максим Максимыч» и «Княжна Мери», причём первые две имели подзаголовок «Из записок офицера». Уже тогда роман был разделён на две части: первая часть, представляющая собой записки офицера, показывала Печорина глазами другого человека, а вторая, состоящая из его дневника, описывала внутренний мир героя.

В 1839 году «Бэла» была опубликована в журнале «Отечественные записки», после чего Лермонтов занялся беловой редакцией остальных написанных на тот момент повестей, а также включил в роман повесть «Фаталист». Добавленная повесть была помещена в начало второй части, между «Максимом Максимычем» и «Княжной Мери», а роман получил рабочее название «Один из героев начала века». В конце 1839 года Лермонтов включает в роман «Тамань» и определяется с окончательной композицией произведения, а также даёт название запискам героя — «

Журнал Печорина». Лермонтов изменил концовку «Максима Максимыча», убрав из неё переход к дневникам Печорина и заменив её специально написанным предисловием к «Журналу». На этом этапе роман получает своё окончательное название, «Герой нашего времени». По всей видимости, Лермонтов окончил работу над романом в конце 1839 либо в самом начале 1840 года.

После «Бэлы» в 1839 году в «Отечественных записках» издаются ещё одна повесть, «Фаталист», а в 1840 году публикуется «Тамань». Первое отдельное издание романа целиком выходит в 1840 году (цензурная дата — 19 февраля 1840 года), а в 1841 году выходит второе издание, дополненное предисловием к роману, напечатанным перед второй частью (само предисловие было готово ещё в 1839 году).

[править] Художественные особенности

«Герой нашего времени» — первый опыт психологического романа в русской литературе.

cyclowiki.org

Автор и его герой (по роману «Герой нашего времени»)

Именем М. Ю. Лермонтова открывается новая страница русской литературы. Чтобы правильно понять характер поэта, необходимо знать полити­ческую обстановку, сложившуюся в России в 30-е годы XIX века, так как она оказала большое влияние на формирование Лермонтова как человека. Нико­лай I, расправившийся жестоко с декабристами, старался с корнем вырвать их идеи. Молодое поко­ление не могло выступить против царского режи­ма, но, несмотря на реакцию, лучшие люди 30-х го­дов продолжали бороться, и среди них первым был молодой поэт. Мотивы избранничества и жертвен­ности звучат почти во всех стихах Лермонтова, эту же тему он раскрывает и в «Герое нашего време­ни». Как часто и в лирике поэта, и в раздумьях его героя мы встречаем печальное признание того что люди их поколения — это тощие плоды, до времени созревшие, которые не радуют глаз. Мы говорим, что Печорин во многом типичный человек 30-х го­дов XIX века — значит, и в Лермонтове есть что-то от Печорина. Как перекликаются слова Печорина о том, что он презирает жизнь, с лермонтовскими словами: «Но судьбу я и мир презираю»! Безуслов­но, в «Герое нашего времени» мы так явственно слышим голос автора.

Печорин — это плод воображения самого авто­ра, и как любой творец, Лермонтов волей или не­волей через своего героя выражает свои сокро­венные мысли, свою жизненную позицию, если даже создает образ, далекий от своего мироощу­щения.

Что же общего у Лермонтова с его героем Пе­чориным? Несомненно, что они были близки, ведь им пришлось жить в невероятно трудное и тяжелое время. Они жили в эпоху «безвреме­нья», породившую страшную болезнь, суть кото­рой состояла в том, что в условиях самодержав­но-полицейского государства «силы необъят­ные», дремавшие в молодом поколении, не могли найти себе достойного применения. Люди, ода­ренные от природы умом и волей живой, и свое­нравной головой, и сердцем, «пламенным и неж­ным», остро переживали эту трагедию. В раз­мышлениях Печорина навязчиво звучит мотив человека, прикованного к чиновничьему столу, вынужденного весь век оставаться титулярным советником. Вспомним, что уже в ранних стихах Лермонтова слышатся горькие жалобы на жизнь, «где стонет человек от рабства и цепей», а в зре­лые годы поэт вкладывает в уста бывалого солда­та, рассказывающего о героизме русских воинов при Бородине, горький упрек: «Богатыри — не вы», обращенный к сверстникам поэта. О них, о своих современниках Лермонтов писал:

Печально я гляжу на наше поколенье:

Его грядущее

иль пусто, иль темно.

Меж тем, под бременем познанья и сомненья

В бездействии состарится оно.

Лермонтов доказал, что он имеет право упре­кать свое поколение в бездействии, изобразив главного героя типичным представителем тех юношей, которые сначала вступили в конфликт с обществом, а потом уже и не пытались бороться против установившегося порядка.

Рисуя портрет Печорина, Лермонтов невольно в общих чертах изобразил себя. Иван Тургенев в своих литературных воспоминаниях о поэте пишет: «В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое, какой-то сумрачной и недоброй си­лой, задумчивой прозрительностью и страстью ве­яло от его лица, от его больших, неподвижно-тем­ных глаз. Их тяжелый взор странно не согласовы­вался с выражением почти детских нежных и выдававшихся губ». Почти такое же выражение бы­ло и у Печорина. Несоответствие глаз и рта — осо­бенность его внешнего облика.

Лермонтов, конечно, значительнее своего ге­роя. Тургенев верно разгадал причины тяжкой гру­сти, томившей поэта: «Внутренне Лермонтов ску­чал глубоко: он задыхался в тесной сфере, куда его втолкнула судьба». Печорин тоже скучает в светском обществе, оно его даже не забавляет. В чем суть трагедии Лермонтова и Печорина? Мне кажется, эту мысль хорошо выразил Герцен; он писал в своей книге «О развитии революционных идей в России»: «Нам дают обширное образова­ние, нам прививают желания, стремления, страда­ния современного мира и нам кричат: «Оставай­тесь рабами, немыми, бездеятельными, или вы погибли». Тот же крик души содержится и в стихо­творении Лермонтова «Монолог»: «К чему глубо­кие познанья, жажда славы, талант и пылкая лю­бовь свободы, когда мы их употребить не мо­жем?.. И нам горька остылой жизни чаша, и уж ничто души не веселит».

В статьях о Лермонтове, написанных после его смерти, много говорилось о его «демонизме», о то­ске, о печали, об отчаянии одинокой души. Тако­вым был и Печорин. Что-то демоническое и роко­вое ощущается в его натуре. Он несчастен, и сам приносит людям несчастье — это как заразная бо­лезнь, от которой никуда не уйти. Печориных было большинство в молодом поколении 30-х годов, од­нако мы не можем причислить к их числу самого Лермонтова. Лермонтов прошел через исключение из университета, его волю не сломили две ссылки, и лучшее доказательство этому — смелость, с ко­торой он бросал в лицо «свободы гения и славы па­лачей» свои стихи, наполненные злостью и горе­чью, и мужество, которое нужно было для создания «Героя нашего времени».

Николай I писал жене о книге Лермонтова: «По моему убеждению, это жалкая книга, обнаружива­ющая большую испорченность ее автора». Реакци­онные круги поспешили очернить поэта, заявив, что он в Печорине изобразил самого себя. Лер­монтову это было крайне неприятно. В предисло­вии к роману он язвительно высмеял попытки по­ставить знак равенства между автором и его геро­ем. Поэт подчеркнул, что в образе Печорина дан не портрет одного человека, а художественный тип, вобравший в себя черты целого поколения.

Однако, на мой взгляд, роман все-таки отчасти автобиографичен. Новиков, исследовавший жизнь Пушкина и Лермонтова, пишет в своей повести «О душах живых и мертвых» о том, что прообразом Веры из «Героя нашего времени» послужила Ва­ренька Бахметьева, которую Лермонтов страстно любил, а ее муж Бахметьев (старый ревматик) — прообраз мужа Веры.

Что давало Лермонтову силу, что помогало ему стать великим поэтом и писателем? Ведь одного, даже огромного, таланта мало для этого. Силу эту черпал он в родной земле, в своей «странной любви» в Родине. Если в дневнике Печорина, рас­сказывающем о его мыслях и чувствах за доволь­но долгий промежуток времени, нет и слова о России, то все мысли и стихи Лермонтова проник­нуты любовью к ней, чувством внутренней связи с народом. Эта высокая любовь озарила короткую жизнь Лермонтова, сделала его великим. Среди унылой толпы Печориных, прошедших без следа, «не бросивши векам ни мысли плодовитой…», нет М. Ю. Лермонтова. И если Печорин был жертвой своего времени, то Лермонтов — настоящим его героем.

lit-helper.com

Е.Л. Демиденко. Автор и герой в романе Лермонтова. Печорин как герой своего времени

Екатерина Демиденко. Автор и герой в романе Лермонтова. Печорин как герой своего времени.

«В публике существует мнение,  будто в «Герое нашего времени» Лермонтов хотел изобразить себя…»,  —  пишет  в  своих воспоминаниях А.П. Шан-Гирей;  «.. в лице Печорина он изобразил самого себя..»,  — подтверждает это высказывание обиженная равнодушием дальнего родственника Вера Анненкова; в своей гневной критической статье, посвященной роману, отождествляет Печорина с Лермонтовым редактор журнала «Маяк» С.О. Бурачок, и даже проницательный Белинский,  рассказывая  в  письме  к  В.П. Боткину 16—21  апреля 1840 года о своей встрече с арестованным поэтом, восклицает: «Печорин — это он сам, как есть».

Однако сам  автор  решительно  опроверг это мнение в Предисловии ко второму изданию романа.  Этот публичный отклик  на критику — единственный в творческой биографии Лермонтова и, по всей видимости, обусловлен принципиальностью авторской позиции в этом вопросе:  несовпадение автора и героя неоднократно подчеркивается в романе. Вводится фигура повествователя — издателя Журнала Печорина,  которая, при всей близости к Лермонтову, вряд ли тождественна ему:  и в самом деле,  стоит ли принимать на  веру,  что Михаил Юрьевич «для развлечения вздумал записывать рассказ Максима Максимыча о Бэле,  не воображая,  что  он будет первым звеном длинной цепи повестей…»?

Таким образом, как и всякий литературный персонаж,  повествователь, в отличие от автора, обладает определенной долей условности. Более того, при сравнении двух Предисловий можно отметить и некоторые  отличия в отношении издателя Журнала и автора романа к его главному герою:  «Хотя я переменил все собственные имена, но те, о которых в нем говорится,  вероятно себя узнают, и, может быть, они найдут оправдания поступкам, в которых до сей поры обвиняли  человека,  уже  не имеющего отныне ничего общего с здешним миром: мы почти всегда извиняем то, что понимаем» — это мнение повествователя. Автор же в Предисловии к роману не пытается оправдать героя, разрушает иллюзию подлинности событий: «.. другие  же  очень  тонко замечали,  что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых…  Старая и жалкая шутка!.. Герой Нашего Времени…  это портрет,  составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии».

Правда, в романе наблюдается некоторая общность повествователя и Печорина:  оба они  странствующие  офицеры  (исключая хронологически последнее появление героя),  оба владеют пером, и стиль их повествования схож:  в противовес романтической напыщенности он лаконичен, физиологически точен, совмещает в себе иронию и лиризм,  сближаясь до определенной степени с  пушкинским  «Путешествием  в Арзрум».  «Какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что  я так высоко над миром — чувство детское,  не спорю,  но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе,  мы  невольно  становимся  детьми», — так пишет повествователь,  а вот строки из печоринского дневника:  «Весело жить в такой  земле! Какое-то  отрадное чувство разлито во всех моих жилах.  Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо синё — чего бы,  кажется, больше?..»

Характерно, что заканчивается эта отрадная картина именно тогда, когда речь заходит об обществе:«Однако пора. Пойду к Елисаветинскому источнику: там, говорят, утром собирается всё водяное общество».  В.В. Виноградов  в статье   «Стиль   прозы   Лермонтова»   («Литературное наследство,  т.  43—44) подчеркивал сходный метод  изображения портрета у повествователя и Печорина: «от более внешнего и физиологического к психологическому, характеристическому, от типического к индивидуальному,  личностному» (ср. портреты Печорина в «Максим Максимыче» и ундины в «Тамани»). Порой издатель Журнала  и его автор обнаруживают общность восприятия действительности: «Как это скучно!» — восклицает повествователь после слов штабс-капитана о том,  что Печорин и Бэла были счастливы; похожая идея —  в  дневнике  Печорина:  «..я  часто,  пробегая мыслию прошедшее, спрашиваю себя: отчего я не хотел ступить на этот путь,  открытый мне судьбою,  где меня ожидали тихие  радости и спокойствие душевное?.. Нет, я бы не ужился с этой долею!..»

Другой пример: Печорин «довольно холодно,  хотя с  приветливой улыбкой, протянул руку» Максиму Максимычу, вместо того,  чтобы,  как ожидал штабс-капитан, распахнуть ему объятья; повествователь  замечает  о  нем же: «Мы встретились как старые приятели. Он не церемонился, даже ударил меня по плечу и скривил рот на манер улыбки. Такой чудак!»

Общность этих сцен даже в «статусе» Максима Максимыча:  «если вы захотите еще  немного подождать,  —  сказал  я,  — то будете иметь удовольствие увидаться  с   старым  приятелем» …  Исследователями  отмечалась  и сходство  размышлений о дружбе в Предисловии к Журналу и в записи самого Печорина от 13 мая. Наверное, справедливо было бы предположить,  что сходство этих образов  подтверждает авторскую мысль о том,  что Печорин действительно воплощает в себе черты своего поколения («… это тип, —  пишет Лермонтов в черновике Предисловия ко второму изданию, — вы знаете, что такое тип? Я вас поздравляю»). Нельзя поставить  знак равенства между образами повествователя и Печорина: скептицизм и эгоизм Печорина гораздо сильнее, ибо пороки эти взяты «в полном их развитии». Так, еще раз возвращаясь к описанию чувств, испытываемых повествователем на Крестовом  перевале,  можно  отметить строки,  которые вряд ли могли бы, наверное, занять место в дневнике Печорина: «… всё приобретенное  отпадает  от души,  и она делается вновь такою, какой была некогда и,  верно,  будет когда-нибудь опять».  Сочувственно,  с пониманием относится повествователь и к Максиму Максимовичу:  «Грустно видеть,  когда юноша теряет лучшие свои надежды  и мечты,  когда перед ним отдергивается розовый флёр, сквозь который он смотрел на дела и чувства человеческие, хотя есть  надежда,  что он заменит старые заблуждения новыми.  Но чем их заменить в  лета  Максима  Максимыча?  Поневоле  сердце очерствеет  и  душа  закроется…»  Печорин же страдания других воспринимает только в отношении к самому себе: «…слепой мальчик точно плакал,  и долго, долго… Мне стало грустно. И  зачем было судьбе кинуть  меня   в  мирный  круг  честных  контрабандистов…»  А  в последней строчке «Тамани»:  «Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих…» Даже  потеря  Веры, чувство  отчаяния  и  горя,  когда  всё его «хладнокровие» и «твердость» «исчезают как дым»,  его слезы обернутся в дневнике циничным замечанием:  «Всё к лучшему! это новое страдание, говоря военным словом, сделало во мне счастливую диверсию…».

Полному слиянию автора и героя, характерному для романтических произведений,  противопоставлена в «Герое нашего  времени» огромная дистанция между Лермонтовым и Печориным, отдаленность повествователя и  героя.  Отделившись  от  героя,  автор использует  возможность  объективной оценки его.  Не случайно, нарушая хронологию происходящих событий,  Лермонтов  подчиняет композицию  главной идее — постепенному раскрытию образа Печорина. Не случайно  впервые читатель узнает о нем даже не из уст повествователя,  а от простодушного и  бесхитростного  Максима Максимыча,  не  склонного к анализу внутреннего мира Печорина: «Такой уж был человек»,  — так всякий раз комментирует он противоречивость поведения своего сослуживца. Будущий издатель Журнала Печорина,  совершающий следующий шаг в раскрытии образа,  тоже человек «посторонний» — не друг, подобно повествователю в «Рыцаре нашего времени» Карамзина,  и даже не приятель.  Он пытается дать беспристрастный (насколько это возможно после услышанной истории) и подробный портрет героя,  сопровождая его почти лафатеровскими «физиогномическими» замечаниями и подчеркивая, тем не менее, индивидуальность своего восприятия:  «Все эти замечания пришли мне  на  ум,  может быть, только потому, что я знал некоторые подробности его жизни,  и,  может быть, на другого вид его произвел бы совершенно различное впечатление…».

Начиная с «Тамани», наблюдение «извне» сменяется самораскрытием Печорина,  но ни одна из повестей не дает исчерпывающей характеристики образа: они дополняют друг друга, создавая психологический портрет героя.  «История души человеческой,  хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и полезнее истории целого народа». Жанр дневниковых  записей,  ассоциирующийся  у   читателя прежде всего с сентиментальной литературой,  служит не для передачи чувствительных порывов,  а для глубокого самоанализа.  Романтических героев с пламенными страстями заменяет рефлектирующий Печорин.  Всего четыре года отделяет «Героя нашего времени»  от  незаконченного лермонтовского романа «Вадим»,  но как далек Печорин от «неистового» горбуна («Вадим ломал руки, скрежетал зубами…»,  «его волосы стояли дыбом,  глаза разгорались как уголья,  и рука,  простертая к Ольге,  дрожала  на  воздухе…»)!

Несмотря на  типологическую связь с героями ранних произведений Лермонтова («Странный человек»,  «Маскарад», «Два брата»,  «Люди  и  страсти»),  которым  свойственно разочарование, усталость от жизни,  горькие раздумья о несбывшемся предназначении, сменившие «исполинские замыслы», Печорин — принципиально новый герой.  Переосмысление метода художественного изображения связано прежде всего с новой художественной задачей Лермонтова. Романтические ситуации  снижаются,  наполняются  бытовыми деталями.  Так,  например,  единственная мотивировка похищения Бэлы — реплика Печорина:  «Да когда она мне нравится?..»;  романтическое приключение в «Тамани» заканчивается тем, что слепой  мальчик  обокрал  героя,  «а  восемнадцатилетняя   девушка чуть-чуть не утопила». «Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот, кто думает целую  жизнь  ими  волноваться».  Поколение страстных мечтателей сменяется разочарованным,  склонным  к рефлексии поколением («Я давно уже живу не сердцем,  а головою.  Я взвешиваю,  разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия.  Во мне два человека;  один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его…»). О том же идет речь в «Думе». Поколение Печорина  унаследовало от предков непоколебимую волю (не случайно в романе нет человека, способного нравственно  противостоять Печорину) и жажду действия («Я,  как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига;  его  душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится»). Необъятные силы и пустые страсти… 

В «Герое нашего времени показана трагедия человека вообще,  не нашедшего применения своему уму,  способности,  энергии,  и в этом смысле он  — вневременной  герой.  Но  Лермонтов не показывает возможностей применения этих сил. Напротив, чем бы ни был увлечен герой, он обречен  на разочарование:  не оправдывает себя «экзотический» сюжет романтической литературы — любовь цивилизованного  человека и «дикой» горянки («..любовь дикарки не многим лучше любви знатной барыни;  невежество и простосердечие одной  так  же надоедают,  как и кокетство другой»), таинственная ундина оказывается контрабандисткой, неоправданно жестокой и бесполезной оказывается дуэль с Грушницким:  «У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло,  лучи его меня не грели». Героя не спасают ни «перемена мест»,  ни «перемена личностей». И в этом смысле чрезвычайно важным в заглавии становится  слово  «нашего». Можно ли быть героем в то время, когда героика в принципе невозможна?  Не случайно  Лермонтов  противопоставляет  своему времени  героическое  прошлое:  в стихотворении «Бородино»,  в «Песне .. про купца Калашникова»; не случайно в Предисловии ко второму изданию говорит о «болезни» общества.

О подобной участи молодых людей 40-х годов 19 века — эпохи безвременья после подавления восстания  декабристов —  говорится в «Былом и думах» Герцена, письмах В.Г. Белинского Боткину. Охлажденной душе, лишенной страстей и не находящей применения  своим  внутренним  силам,  необходимы сильные жизненные впечатления, которых ищет Печорин:  «Завязка есть! — закричал я в восхищении,  — об развязке этой комедии мы похлопочем.  Явно судьба заботится о том,  чтоб мне было не скучно».  Каждого, с кем сталкивает Печорина судьба, он вольно или невольно испытывает,  испытывая при этом себя самого.  Каждый раз он подчиняется собственной игре, как будто готовый поверить в истинность ее, и каждый новый эксперимент приносит ему страдание: «если я сам причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив»… Протест Печорина выражается в том, что он, стремясь к самоутверждению,  к свободе собственной личности,  бросает вызов миру, переставая считаться с ним, его индивидуализм — ответ на «давление обстоятельств».  «Столкновение воли одного с правами многих»  ставит,  по  мнению Е. Михайловой («Проза Лермонтова»), в романе проблему индивидуализма и гуманизма. Связи с миром рвутся,  смешиваются понятия  добра  и  зла («ни в ком зло не бывает так привлекательно»,  — говорит о Печорине Вера).  «Наш век…  это век… разъединения, индивидуальности, век личных страстей и интересов»,  — пишет Белинский в 1842 году. Печорин одинок.  Не случайна  противопоставленность его Грушницкому — герою-двойнику,  пародии,  порожденной временем.

Обреченность на бездействие ставит проблему предопределения,  фатализма,  которой  посвящена последняя повесть романа. Особое значение в ней приобретает размышление Печорина о судьбе  своего поколения — о потере веры и тщетных поисках «назначения высокого».  Проблема фатализма так и не решена до конца, и  рассуждения Печорина отражают еще одну важную черту поколения — сомнение («Я люблю сомневаться во всем…») как  отголосок «бремени познанья и сомненья» в «Думе». Шевырев в своем отклике на «Героя..» обвинял Лермонтова в ориентации на западноевропейский роман Виньи, Мюссе, Бернара, Констана,  героев которых,  безусловно можно считать предшественниками Печорина (об этом см. Родзевич С.И. «Предшественники Печорина во французской литературе»),  однако, как убедительно доказал  Ю.М. Лотман,  Печорин воплощает в себе черты « русского европейца»:  «Однако Печорин — не человек Запада,  он  человек русской европеизированной культуры <…> Он совмещает в себе обе культурные модели». Образ «сына века», почерпнутый Лермонтовым из европейской литературы, обогатил образ Печорина, подчеркивая в то же время его типичность.  В  отличие  от  «психологически близкого  к  простонародному» типу Максима Максимыча или «типа европеизированной черни «водяного  общества»  и  Грушницкого», «европеизация» «печоринского типа» проявилась «в приобщении…к ушедшей в прошлое исторической эпохе, полной деятельного героизма».  Поэтому Печорин «в ссоре со своим временем», — пишет Лотман. Неудовлетворенность действительностью,   отразившаяся   в лермонтовском романе,  черты реализма в художественном  методе Лермонтова усилили его общественное звучание:  полемика вокруг«Героя нашего времени»,  возникшая сразу после выхода  романа, вспыхивает с новой силой в 60-е годы. Именно в это время Печорин («лишний» человек) сближается в глазах народнической  критики  с  образом  пушкинского Онегина.  Однако еще Белинский в статье,  посвященной «Герою..», говорил о несходстве этих образов.  Конечно, можно отметить духовное родство Печорина и Онегина; их общая черта — резкий охлажденный ум , но если для Онегина допустима «мечтам невольная преданность», то Печорин оставил мечтательность в далекой поре своей  ранней  молодости.  Мысль:  «уж  не  пародия ли он», —  по отношению к Печорину вряд ли может возникнуть у какой-нибудь героини лермонтовского романа. Это скорее можно сказать о Грушницком. По наблюдению Б.М. Эйхенбаума, «от  Онегина  Печорин  отличается глубиной мысли, силой воли, степенью осознанности себя, своего отношения к миру… Сама по себе рефлексия не недуг, а необходимая  форма  самопознания,  болезненные формы она принимает в эпоху безвременья…»  Назвав своего героя Печориным, Лермонтов одновременно подчеркивал связь его с литературной традицией и в известной степени полемизировал с  Пушкиным,  показывая человека «совсем другой эпохи».

 

 

«Литература», 1997, № 10

sobolev.franklang.ru

ОБРАЗ АВТОРА В РОМАНЕ “ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ”

Мне жизнь все как-то коротка. И все боюсь, что не успею я свершить чего-то. (Лермонтов “Монолог”)
Именем М. Ю. Лермонтова открывается новая страница русской литературы. Чтобы правильно понять характер Лермонтова, необходимо знать политическую обстановку, сложившуюся в России в 30-е годы XIX века, так как она оказала
Большое влияние на формирование Лермонтова как Человека. Николай
1, расправившийся жестоко с декабристами, старался с корнем вырвать их идеи. Молодое поколение не могло выступить против царского режима, но, несмотря

на реакцию, лучшие люди 30-х годов продолжали бороться, и среди них первым был Лермонтов. Мотивы избранничества и жертвенности звучат почти во всех стихах Лермонтова, эту же тему он раскрывает и в “Герое нашего времени”. Как часто в лирике Лермонтова и в раздумьях Печорина мы встречаем печальное признание того, что люди их поколения – это тощие плоды, до времени созревшие, которые не радуют глаз. Мы говорим, что Печорин – типичный герой 30-х годов, значит и в Лермонтове есть что-то от Печорина. Как перекликаются слова Печорина о том, что он презирает жизнь, с лермонтовскими словами: “Но судьбу я и мир презираю”, поэтому-то в “Герое нашего времени” мы так явственно слышим голос автора.
Что общего у Лермонтова с его героем Печориным? Несомненно, что они были близки, ведь им пришлось жить в невероятно трудное и тяжелое время. Они жили в эпоху “безвременья”, породившую страшную болезнь. Болезнь эта состояла в том, что в условиях самодержавно-полицейского государства “силы необъятные”, дремавшие в молодом поколении, не могли найти себе достойного применения. Люди, одаренные от природы умом и волей живой, и своенравной головой, и сердцем, пламенным и нежным”, остро переживали эту трагедию. В размышлениях Печорина навязчиво звучит мотив человека, прикованного к чиновничьему столу, вынужденного весь век оставаться титулярным советником. Вспомним, что уже в ранних стихах Лермонтова слышатся горькие жалобы на жизнь, “где стонет человек от рабства и цепей”, а в зрелые годы поэт вкладывает в уста бывалого солдата, рассказывающего о героизме русских воинов при Бородине, горький упрек: “Богатыри – не вы”, обращенные к сверстникам поэта. О них, о своих современниках Лермонтов писал: Печально я гляжу па наше поколенье: Его грядущее иль пусто, иль темно. Меж тем, под бременем познанья и сомненья В бездействии состарится оно.
Лермонтов доказал, что он имеет право упрекать свое поколение в бездействии, изобразив главного героя типичным представителем тех юношей, которые сначала вступили в конфликт с обществом, а потом уже не пытались бороться против установившегося порядка, они выдохлись и не имели достаточно сил, чтобы бороться.
Печорин – это плод воображения самого автора, а как любой автор, волей. или неволею через своего героя выражает свои сокровенные мысли, свою жизненную позицию, если даже взгляды их расходятся. Изображая портрет Печорина, Лермонтов невольно в общих чертах дал свой собственный портрет. Иван Тургенев в своих литературных воспоминаниях пишет о Лермонтове: “В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое, какой-то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его лица, от его больших, неподвижно-темных глаз. Их тяжелый взор странно не согласовывался с выражением почти детских нежных и выдававшихся губ”. Почти такое выражение было и у Печорина. Противоречие глаз и рта – особенность его внешнего облика.
Лермонтов был выше и глубже своего героя. Тургенев верно разгадал причины тяжкой грусти, томившей поэта: “Внутренне Лермонтов скучал глубоко: он задыхался в тесной сфере, куда его втолкнула судьба”. Печорин тоже скучает в светском обществе, оно его даже не забавляет. В чем суть трагедии Лермонтова и Печорина? Мне кажется, эту мысль хорошо выразил Герцен, он писал в своей книге “О развитии революционных идей в России”: “Нам дают обширное образование, нам прививают желания, стремления, страдания современного мира и нам кричат: “Оставайтесь рабами, немыми, бездеятельными, или вы погибли”. Тот же крик души содержится и в стихотворении Лермонтова “Монолог”: “К чему глубокие познанья, жажда славы, талант и пылкая любовь свободы, когда мы их употребить не можем?… И нам горька остылой жизни чаша, и уж ничто души не веселит”. В статьях о Лермонтове, написанных после его смерти, много говорилось о его “демонизме”, о тоске, о печали, об отчаянии одинокой души. Таковым был и Печорин. Что-то демоническое и роковое ощущается в его натуре. Он несчастен, и сам приносит людям несчастье, это как заразная болезнь, от которой никуда не уйти. Печориных было большинство в молодом поколении 30-х годов, однако мы не можем причислить к их числу самого Лермонтова. Ведь его не согнула полицейская дубинка, не запугали ссылки и угрозы. Лермонтов прошел через исключение из университета, его волю не сломили две ссылки, и лучшее доказательство этому – смелость, с которой он бросал в лицо “свободы гения и славы палачей” свои стихи, облитые злостью и горечью, и мужество, которое нужно было для создания “Героя нашего времени”. Николай 1 писал жене о книге Лермонтова: “По моему убеждению, это жалкая книга, обнаруживающая большую испорченность ее автора”. Реакционные круги поспешили очернить Лермонтова, заявив, что он в Печорине изобразил самого себя. Лермонтову это было крайне неприятно. В предисловии к роману Лермонтов язвительно высмеял попытки поставить знак равенства между автором романа и его героем. Поэт подчеркнул, что в образе Печорина дан не портрет одного человека, а, художественный тип, вобравший в себя черты целого поколения молодых людей начала века. Однако, на мой взгляд, роман, все-таки был отчасти автобиографичен. Новиков, исследовавший жизнь Пушкина и Лермонтова, пишет в своей повести “О душах живых и мертвых” о том, что прообразом Веры из “Героя нашего времени” послужила Варенька Бахметьева, которую Лермонтов страстно любил, а ее муж Бахметьев (старый ревматик) – прообраз мужа Веры.
Что давало Лермонтову силу, что помогало ему стать великим поэтом и
Писателем? Ведь одного, даже огромного, таланта мало для этого. Силу
Эту черпал он в родной земле, в своей “странной любви” в Родине. Если
В дневнике Печорина, рассказывающем о его мыслях и чувствах за
Довольно долгий промежуток времени, нет и слова о России, то все мысли и стихи Лермонтова проникнуты любовью к ней, чувством внутренней связи с народом. Эта высокая любовь озарила короткую жизнь Лермонтова, сделала его великим. Среди унылой толпы
Печориных, прошедших без следа, “не бросивши векам ни мысли плодовитой…”, нет М. Ю. Лермонтова. И если Печорин был жертвой своего времени, то Лермонтов – настоящим его героем.

rus-lit.com

Герой нашего времени — WiKi

Запрос «Бэла» перенаправляется сюда. На эту тему нужна отдельная статья.

«Геро́й на́шего вре́мени» — первый в русской прозе лирико-психологический роман, написанный Михаилом Юрьевичем Лермонтовым в 1838—1840 годах. Классика русской литературы.

Впервые роман был издан в Санкт-Петербурге в типографии Ильи Глазунова и Кº в 1840 г. в 2 книгах. Тираж — 1000 экземпляров^[1].

Структура романа

Роман состоит из нескольких частей, хронологический порядок которых нарушен. Такое расположение служит особым художественным задачам: в частности, сначала Печорин показывается глазами Максима Максимыча, а только затем мы видим его изнутри, по записям из дневника.

• Предисловие
• ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  • I. «Бэла»
  • II. «Максим Максимыч»
• «Журнал Печорина»
  • Предисловие
  • I. «Тамань»
• ЧАСТЬ ВТОРАЯ («Окончание журнала Печорина»)
  • II. «Княжна Мери»
  • III. «Фаталист»

Хронологический порядок глав

1. «Тамань»
2. «Княжна Мери»
3. «Бэла»
4. «Фаталист»
5. «Максим Максимыч»
6. Предисловие к «Журналу Печорина»

Между событиями «Бэлы» и встречей Печорина с Максимом Максимычем на глазах у рассказчика в «Максиме Максимыче» проходит пять лет.

Также в некоторых научных изданиях «Бэла» и «Фаталист» меняются местами.

Сюжет

«Бэла»

Представляет собой вложенный рассказ: повествование ведёт Максим Максимыч, который рассказывает свою историю неназванному офицеру, встретившемуся ему на Кавказе. Скучающий в горной глуши Печорин начинает свою службу с кражи чужого коня (благодаря помощи пятнадцатилетнего Азамата) и похищения Бэлы, любимой дочери местного князя (также при помощи Азамата (Бэла была его старшей сестрой) в обмен на коня Казбича), что вызывает соответствующую реакцию горцев. Но Печорину нет до этого дела. За неосторожным поступком молодого офицера следует обвал драматических событий: навсегда покидает семью Азамат; от руки Казбича погибает Бэла, а также её отец.

«Максим Максимыч»

Эта часть примыкает к «Бэле»; самостоятельного новеллистического значения не имеет, но для композиции романа целиком важна. Здесь читатель единственный раз встречается лицом к лицу с Печориным. Встреча старых приятелей не состоялась: это скорее мимолетный разговор с желанием одного из собеседников (Печорина) поскорее его закончить.

Повествование построено на контрасте двух противоположных персонажей — Печорина и Максима Максимыча. Портрет даётся глазами офицера-рассказчика. В этой главе высказывается попытка разгадать «внутреннего» Печорина через внешние «говорящие» черты.

«Тамань»

Повесть рассказывает не о рефлексии Печорина, а показывает его с активной, деятельной стороны. Здесь Печорин неожиданно для себя становится свидетелем бандитской деятельности. Он поначалу думает, что человек, приплывший с другого берега, рискует жизнью ради чего-то действительно ценного, но, на самом деле, это всего лишь контрабандист. Печорин очень разочарован этим и жалеет, что нарушил жизнь «честных» контрабандистов. Это подтверждают слова главного героя: «И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг „честных“ контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошёл ко дну!»

«Княжна Мери»

  Печорин и княжна Мери. Худ. В. А. Поляков, ок. 1900 г.

Повесть написана в форме дневника. По жизненному материалу «Княжна Мери» ближе всего к так называемой «светской повести» 1830-х годов, но Лермонтов наполнил её иным смыслом.

Повесть начинается с прибытия Печорина в Пятигорск на лечебные воды, где он знакомится с княгиней Лиговской и её дочерью, называемой на английский манер Мери. Кроме того, здесь он встречает свою бывшую любовь Веру и приятеля Грушницкого. Юнкер Грушницкий, позёр и тайный карьерист, выступает контрастным персонажем к Печорину.

За время своего пребывания в Пятигорске Печорин влюбляет в себя княжну Мери и ссорится с Грушницким. Он убивает Грушницкого на дуэли и отказывает княжне Мери. По подозрению в дуэли его вновь ссылают — на этот раз в крепость, где он знакомится с Максимом Максимычем.

«Фаталист»

Дело происходит в казачьей станице, куда приезжает Печорин. Он сидит в гостях, компания играет в карты. Вскоре им это надоедает и завязывается беседа о предопределении и фатализме, в который некоторые верят, некоторые нет. Завязывается спор между Вуличем и Печориным: Печорин говорит, что видит явную смерть на лице у Вулича. В результате спора Вулич берёт пистолет и стреляет в себя, но происходит осечка. Все расходятся по домам. Вскоре Печорин узнаёт о смерти Вулича: его зарубил шашкой пьяный казак. Тогда Печорин решается испытать судьбу и поймать казака. Он прорывается к нему в дом, казак стреляет, но мимо. Печорин хватает казака, приезжает к Максиму Максимычу и всё ему рассказывает.

Основные действующие лица

Печорин

Печорин — петербуржец. Военный, как по своему чину, так и в душе. В Пятигорск он приезжает из столицы. Его отъезд на Кавказ связан с «какими-то похождениями». В крепость, где происходит действие «Бэлы», он попадает после дуэли с Грушницким, в возрасте двадцати трёх лет. Там он находится в чине прапорщика. Вероятно, он был переведён из гвардии в армейскую пехоту или армейские драгуны.

Встреча с Максимом Максимычем происходит через пять лет после истории с Бэлой, когда Печорину уже 28.

Фамилия Печорина, происходящая от названия реки Печоры, имеет семантическую близость с фамилией Онегина. Печорин является естественным продолжателем Онегина, но Лермонтов идёт дальше: как р. Печора севернее р. Онеги, так и характер Печорина более индивидуалистичен, чем характер Онегина.

Образ Печорина

Образ Печорина — одно из художественных открытий Лермонтова. Печоринский тип поистине эпохален, и прежде всего потому, что в нём получили концентрированное выражение особенности последекабристской эпохи, когда на поверхности «видны были только потери, жестокая реакция», внутри же «совершалась великая работа… глухая и безмолвная, но деятельная и беспрерывная …»^[4]

Печорин — личность неординарная и спорная. Он может жаловаться на сквозняк, а через некоторое время скакать с шашкой наголо на врага. Внутренняя противоречивость выражается как во внешности героя, так и в его поведении. На первый взгляд лицо Печорина кажется моложавым, но при лучшем рассмотрении можно заметить следы морщин, в улыбке же его присутствует что-то детское. Показательно, что глаза героя не смеялись, когда он смеялся.

Образ Печорина по главе «Максим Максимыч»: «Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов, не побеждённое ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными…»

Публикация

Роман появлялся в печати по частям с 1838 г. Первое полное издание вышло в 1840 г.

• «Бэла» была написана в 1838 г. Первая публикация — в «Отечественных записках», март 1839, т. 2, № 3.
• «Фаталист» был впервые опубликован в «Отечественных записках» в 1839 г., т. 6, № 11.
• «Тамань» была впервые напечатана в «Отечественных записках» в 1840 г., т. 8, № 2.
• «Максим Максимыч» впервые появился в печати в 1-м отдельном издании романа в 1840 г.
• «Княжна Мери» впервые появилась в 1-м издании романа.
• «Предисловие» было написано в Санкт-Петербурге весной 1841 г. и впервые появилось во втором издании романа.

Иллюстрации

Истоки и предшественники

Примыкающие произведения Лермонтова

• «Княгиня Лиговская» (1837) — раннее незаконченное произведение Лермонтова^[7], приквел к «Герою нашего времени». Место действия романа — Петербург 1833-х годов, высший свет (чиновники, офицеры, дворяне). Судя по тексту, действие романа происходит до описываемых в «Герое нашего времени» событий. В основу романа положены отношения гвардейского офицера Печорина и его бывшей возлюбленной, княгини Лиговской, а также конфликт между Печориным и бедным чиновником из дворян Красинским.
• «Кавказец» — очерк, написанный Лермонтовым спустя год после окончания романа. Жанр — физиологический очерк. Описанный офицер чрезвычайно напоминает Максима Максимыча, перед читателем предстает типичная история жизни подобного «кавказца».
• Драма «Два брата», в которой фигурирует Александр Радин, ближайший предшественник Печорина.

География романа

Действие романа происходит на Кавказе. Основное место — Пятигорск. А также некоторые герои находятся в Кисловодске.

Кавказские народы в романе

Лермонтов, будучи офицером русской армии, ведшей боевые действия на Кавказе, весьма близко был знаком как с армейской жизнью, так и с бытом и обычаями местного населения. При написании романа эти знания были широко использованы писателем, картина жизни на Кавказе в 1830-е годы воспроизведена весьма подробно, как с помощью описания традиций местного населения, так и отношений между русскими и кавказцами. Уже в начале «Бэлы» Максим Максимыч проявляет характерный взгляд русского офицера на местное население, как на «азиатов-плутов, которые дерут деньги на водку с проезжающих». Кабардинцы и чеченцы определяются Максим Максимычем как «разбойники и голыши, зато отчаянные башки», при этом они противопоставляются осетинам, которых штабс-капитан характеризует как «преглупый народ, неспособный ни к какому образованию, у которого даже порядочного кинжала ни на ком не увидишь».

Более подробно в «Бэле» Лермонтов останавливается на жизни черкесов; фактически этому посвящена почти вся эта глава.

Экранизации

Примечания

Ссылки

ru-wiki.org

«Автор и герой в романе Лермонтова «Герой нашего времени»»

В предисловии ко второму изданию романа Лермонтов называет Печорина «портретом, составленным из пороков всего нашего поколения». Автор не отделяет себя от своего поколения, и между ним и Печориным действительно есть сходства, и их немало. Тем не менее, Печорин – это не Лермонтов, и чтобы в этом убедиться, обратимся к лирике Лермонтова, а точнее – к его лирическому герою.

Известно, что Лермонтов на протяжении всей своей жизни оставался романтиком. И хотя в поздней лирике много стихотворений сугубо реалистических (например, «Бородино» 1837 г.), очевидно, что романтическое восприятие мира так или иначе повлияло на все, что создавал поэт. И, соответственно, его лирический герой несет в себе романтические настроения, с которыми связаны мотивы, характерные для романтического творчества.

Характер лирического героя Лермонтова, одинокого и гордого, незаурядного человека, определился уже в ранней лирике. Ему нет места в обществе, он не находит понимания среди друзей, любовь приносит ему лишь одни страдания. С этим связан основной мотив в поэзии Лермонтова – мотив трагического одиночества:

Как странно жизни сей оковы

Нам в одиночестве влачить.

Делить веселье – все готовы –

Никто не хочет грусть делить.

Эти слова перекликаются со словами Печорина: «Вот люди! Все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, – а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности».

Мотив одиночества в полной мере проявился в любовной лирике. Примечательно, что у Лермонтова практически нет стихотворений, посвященных взаимному чувству, тогда как Печорин сам не в состоянии любить: «Как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, – прости любовь! Мое сердце превращается в камень и ничто его не разогреет снова».

Лирический герой Лермонтова чаще всего человек, страстно желающий любви, но ее не получающий. Показательно в этом отношении стихотворение «Нищий»:

Так я молил твоей любви

С слезами горькими, с тоскою;

Так чувства лучшие мои

Обмануты навек тобою.

Однако невозможно до конца понять Печорина, который, несмотря ни на что, ничуть не меньше хочет быть любимым: ведь о его прошлом практически ничего не известно. Можно лишь предположить, что он подавил в себе способность любить, подобно лирическому герою Лермонтова в стихотворении «Я не унижусь пред тобою…». Там это определяется как ответ на измену:

Начну обманывать безбожно,

Чтоб не любить, как я любил, –

Иль женщин уважать возможно,

Когда мне ангел изменил?

Мотив одиночества звучит и в лирике, посвященной дружбе. Дружеские отношения кажутся Лермонтову чем-то ненадежным, недолговечным:

«До лучших дней!» – перед прощаньем,

Пожав мне руку, ты сказал;

И долго эти дни я ждал,

Но был обманут ожиданьем.

Тем не менее, он страстно желает настоящей дружбы так же, как и любви: встретив человека достойного, он вновь готов верить:

Я думал: в свете нет друзей!

Нет дружбы нежно-постоянной,

И бескорыстной, и простой;

Но ты явился, гость незваный,

И вновь мне возвратил покой.

В этом и состоит различие между ним и Печориным, которому незачем верить, потому что он давно уже «разгадал» формулу дружбы: «Мы друг друга скоро поняли и сделались приятелями, потому что я к дружбе не способен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается…». Подобное скептическое отношение к дружбе свойственно людям, уже совершенно в ней разочаровавшимся, к коим и принадлежит Печорин. Однако нельзя сказать наверняка, что подобная участь не ждет и лирического героя Лермонтова.

Мотив одиночества у поэта часто по-разному интерпретируется. Так, например, он может проявиться как мотив тюрьмы. Существует целый «тюремный цикл», в который входят такие стихотворения, как «Узник», «Сосед», «Соседка», «Пленный рыцарь» и другие. Стихотворения «тюремного цикла» часто перекликаются с социальной лирикой. Чувство несвободы, духоты и одиночества – вот, что их объединяет. В толпе, где «некому руку подать», ничуть не лучше, чем в тюрьме.
Ведь там
При шуме музыки и пляски

При диком шепоте затверженных речей,

Мелькают образы бездушные людей,

Приличьем стянутые маски.

Конфликт Печорина с обществом также очевиден. Его одиночество в социальной среде связано в первую очередь с тем его особым положением, которое он в ней занял: в «Герое нашего времени», пожалуй, нет ни одного человека, который мог бы встать на один уровень с Печориным. Все кажутся слабее, мельче его; он парирует любые замечания, с достоинством отвечает на самые неожиданные угрозы, выглядит человеком решительным, способным отвечать за свои поступки, чего многим из других персонажей явно не хватает.

Это и не удивительно: Печорин изображен как истинный романтик, то есть в какой-то мере «сверхчеловек». Но именно это и осложняет взаимоотношения героя с другими людьми, они оказываются просто не в состоянии его понять. Впрочем, и ему самому далеко не все в себе понятно: «Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь?»

Но в любом случае, превосходство Печорина над другими имеет непосредственное отношение к одному из основных романтических мотивов – мотиву избранности, который также находит свое выражение в лирике Лермонтова. По сути, все остальные романтические мотивы являются следствием именно этого качества личности романтика. Например, одиночество лирического героя Лермонтова вполне закономерно объяснить его ощущением своей избранности, о чем сам он неоднократно говорит:

Нет, я не Байрон, я другой,

Еще неведомый избранник,

Как он гонимый миром странник,

Но только с русскою душой.

Это стихотворение 1832 года примечательно во многих отношениях. Во-первых, в нем мотив одиночества сопрягается еще и с мотивом странничества, также характерным для романтизма в целом и для Печорина, в частности. Во-вторых, из этого стихотворения видно, что у лирического героя Лермонтова есть то, что напрочь отсутствует у Печорина, а именно чувство Родины.

Патриотическое начало есть одно из основных отличий между Лермонтовым и Печориным. «Странная любовь» поэта к Отчизне – это все-таки любовь, тогда как Печорин вообще не произносит этого слова. Для него характерно всеобъемлющее, поистине демоническое отрицание всего, а потому положительное отношение к чему бы то ни было просто невозможно.

Для Лермонтова демонизм – одна из постоянных доминант его творчества, недаром над поэмой «Демон» он работал почти всю жизнь. И все же в позднем творчестве он «от него отделался – стихами», как сказано в незаконченной «Сказке для детей», что и дало возможность для появления новых мотивов, таких, как мотив примирения, согласия с мирозданием:

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе, –

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога…

Ничего этого не дано Печорину, а потому его мятущаяся душа нигде не находит себе места. Для Лермонтова же мотив странничества имеет ярко выраженную связь с патриотическим мотивом и мотивом изгнанничества, вынужденного разрыва с Родиной, как в стихотворениях «Дубовый листок оторвался от ветки родимой…», «Тучи» и других.

И все же Печорин «бешено гонится за жизнью», как сказал о нем Белинский, и потому мотив действия – это еще одно связующее звено между автором и героем. Лермонтовский «деятельный гений» не раз проявлялся в его стихах:

Мне нужно действовать, я каждый день

Бессмертным сделать бы желал, как тень

Великого героя, и понять

Я не могу, что значит отдыхать.

И может быть, главное отличие автора от его героя в том, что поэт находит свое дело, свой способ действовать – это и есть его творчество. У Печорина такого дела в жизни не оказывается, а потому возникает чувство обреченности, неизбежности бесславного конца, того, что жизнь его проходит зря: «Зачем я жил? Для какой цели я родился? А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные… Но я не угадал этого назначения».

Для ранней лирики Лермонтова тоже очень характерен мотив обреченности, ощущение неразгаданности своего предназначения. Но в зрелом творчестве его жизненный путь определяется темой пророческого служения, продолжающей пушкинскую линию в раскрытии темы поэта и поэзии. Лермонтовский Пророк уверен в своем предназначении, но он слишком хорошо знает, как тяжела эта миссия, а потому трагизм его существования в мире остается неразрешенным:

Провозглашать я стал любви

И правды чистые ученья:

В меня все ближние мои

Бросали бешено каменья.

Трагизм существования в мире определяет и судьбу Печорина, и это объединяет не только автора и героя, но и является характерной чертой всего поколения 30-х годов ХIХ века в России. Это черта времени, героем которого стал Печорин, а наиболее ярким воплощением в жизни – Лермонтов.

Таким образом, мы видим, что, нарисовав в лице Печорина портрет всего поколения, Лермонтов, являясь его частью, имеет много общего со своим героем. Однако между ними нет и не может быть знака равенства, поскольку личность автора богаче и шире, и ему было дано во многом определить дальнейшие пути не только русской литературы, но русского общественного сознания.

www.allsoch.ru