Гончаров обломов смысл произведения – Смысл романа Обломов Гончарова, смысл финала и анализ названия для урока по роману

роман И.А. Гончарова «Обломов»

«Обломов» — роман русского писателя И.А.Гончарова, который писался с 1848 по 1859 год. Впервые полностью был опубликован в 1859 году в журнале «Отечественные записки». Роман входит в трилогию с другими произведениями И.А.Гончарова: «Обыкновенная история» и «Обрыв».

Роман «Обломов» появился на стыке двух эпох, и современники, озабоченные критикой окружавшей их действительности, не увидели в этом произведении ничего, кроме попытки автора сатирически обличать извечную российскую лень, крепостнические порядки, патриархальный уклад и т.п. и т.д. Ведущие литературные критики того времени (Добролюбов, Салтыков-Щедрин, Писарев и др.) разразились разгромными статьями об «обломовщине» как явлении. Голоса других, быть может, менее модных, но более внимательных критиков романа (Дружинин) так и не были услышаны широкой литературной общественностью.

Впоследствии именно добролюбовская «обличительная» нота в трактовке романа И.А. Гончарова прочно утвердилась в русском, а позднее в советском литературоведении. «Обломов» был включён в школьную программу, и образ Ильи Ильича долгие годы выступал в качестве наглядной «страшилки» для неисправимых лентяев и двоечников.

Между тем, роман И.А.Гончарова «Обломов» — одно из самых мудрых, глубоких, неоднозначных и до конца непонятых произведений русской литературы XIX века. На наш взгляд, на примере образа Ильи Ильича Обломова автором сделана вполне удачная попытка философски осмыслить вечные проблемы, стоящие перед человечеством. Это и проблема взаимоотношений общества и отдельного индивида, и смысл существования человека, и проблема добра и зла.

Сегодня нельзя не признать, что многие мысли, высказанные писателем Гончаровым полтора века назад, до сих пор актуальны и интересны не только в контексте понимания русского национального характера, но и в общегуманитарном аспекте. Одним из главных занятий человечества по-прежнему является поиск ответов на те самые, «вечные» вопросы и решение «вечных» проблем взаимодействия быта и Бытия…

История создания романа

В 1838 году И.А. Гончаров написал юмористическую повесть под названием «Лихая болесть», в которой шла речь о странной эпидемии, зародившейся в Западной Европе и попавшей в Петербург: пустые мечты, воздушные замки, «хандра». Многие критики считали эту «лихую болесть» – прообразом «обломовщины». Но в романе Гончаров трактует это явление совершенно иначе. Он видит в «обломовщине» не просто привнесённое зло. Её корни уходят глубоко в русскую почву, в национальный характер, образ мыслей, исторические условия, и сам автор очень далёк от того, чтобы однозначно назвать «обломовщину» злом.

В 1849 году в «Современнике» была опубликована одна из центральных глав «Обломова» – «Сон Обломова». Сам Гончаров назвал эту главу «увертюрой всего романа». И уже в «увертюре» автор задаётся вопросом: что такое «обломовщина» – «золотой век» или гибель? Ответа нет и во всём последующем тексте романа.

В «Сне…» преобладают мотивы статичности и неподвижности, застоя, но при этом чувствуется глубокая симпатия автора, добродушный юмор, а вовсе не сатирическое отрицание, присущее «Лихой болести».

Как позднее утверждал Гончаров, в 1849 году готов был план романа «Обломов» и закончен черновой вариант первой его части. «Вскоре, – писал Гончаров, – после напечатания в 1847 году в «Современнике» «Обыкновенной истории» – у меня уже в уме был готов план Обломова». Летом 1849 года, когда был готов «Сон Обломова», Гончаров совершил поездку на родину, в Симбирск, быт которого сохранял отпечаток патриархальной старины. В этом небольшом городке писатель увидел немало примеров того «сна», которым спали обитатели вымышленной им Обломовки.

Работа над романом была прервана в связи с кругосветным путешествием Гончарова на фрегате «Паллада». Лишь летом 1857 года, после выхода из печати путевых очерков «Фрегат “Паллада”», Гончаров продолжил работу над «Обломовым». Летом 1857 года он уехал на курорт Мариенбад, где в течение нескольких недель закончил три части романа. В августе того же года Гончаров начал работать над последней, четвёртой, частью романа, заключительные главы которой были написаны в 1858 году.

«Неестественным покажется, – писал Гончаров одному из своих друзей, – как это в месяц человек кончил то, чего не мог закончить в года? На это отвечу, что если б не было годов, не написалось бы в месяц ничего. В том и дело, что роман выносился весь до мельчайших сцен и подробностей и оставалось только записывать его».

Об этом же вспоминал Гончаров в статье «Необыкновенная история»: «В голове у меня был уже обработан весь роман окончательно – и я переносил его на бумагу, как будто под диктовку…»

Однако, готовя роман к печати, И.А. Гончаров в 1858 году заново переписал «Обломова», дополнив его новыми сценами, и произвёл некоторые сокращения.

Герои и прототипы

Обломов

По воспоминаниям очевидцев, И.А.Гончаров относился к писательской работе очень серьёзно. Над каждым своим произведением он работал тяжело и долго. Конечно, автор «Обломова» не жил литературным трудом. В разные периоды жизни он служил на государственной службе, и служебные обязанности отнимали много времени. Кроме того, по своему характеру Гончаров был сибарит, любил безмятежный покой, ибо только в часы такого покоя его и посещала литературная муза.

Иллюстрация К. Тихомирова

В путевом дневнике «Фрегат «Паллада»» Гончаров признавался, что во время путешествия большую часть времени проводил в каюте, лёжа на диване, не говоря уже о том, с каким трудом вообще решился на кругосветное плаванье. В дружеском кругу Майковых, относившихся к писателю с большой любовью, Гончарову присвоили многозначное прозвище – «принц де Лень»

Поэтому у исследователей творчества И.А.Гончарова возникли все основания полагать, что многие черты Ильи Ильича Обломова отчасти автобиографичны. Сам автор с большой симпатией и глубоким пониманием относится к своему герою, хотя нередко иронизирует над ним.

Вопрос о том, существовали ли реальные прототипы персонажей «Обломова», и о том, является ли Обломовка слепком какой-либо определенной местности, возник у исследователей творчества Гончарова далеко не сразу.

Б.М.Энгельгардт в своей монографии «Путешествие вокруг света И. Обломова» указывал, что отождествление писателя и его героя началось после знакомства широкой публики с книгой «Фрегат “Паллада”», когда, приняв «за чистую монету его рассказ о плавании, читатель и критика приняли данную в этом рассказе „литературную маску” за достоверное изображение автора. Именно с этого времени в критике при разборе произведений Гончарова начинают широко применяться ссылки на конкретную личность писателя и возникает традиционный легендарный образ Гончарова-человека.

Сам Гончаров много раз подчёркивал (и мысль эта перешла из личных бесед и частной переписки в «Необыкновенную историю»), что Обломов — не портрет конкретного лица. При изучении рукописей «Обломова» выяснилось, что на первоначальном этапе работы над романом Гончаров пользовался наблюдениями над конкретными людьми, записывал эти наблюдения, намереваясь придать соответствующие черты романным персонажам, но впоследствии сознательно отказался от этого. В статье «Лучше поздно, чем никогда» (1879) он декларировал, что Обломов «был цельным, ничем не разбавленным выражением массы»; в письме к Ф.М. Достоевскому от 11 февраля 1874 года пояснял, что пользовался методом типизации, согласно которому явления и лица складываются «из долгих и многих повторений или наслоений где подобия тех и других учащаются в течение времени и наконец устанавливаются, застывают и делаются знакомыми наблюдателю».

Несмотря на эти авторские признания, современные Гончарову исследователи посвятили немало страниц роману «Обломов», то отождествляя, то разводя личность автора с созданным им образом. В переписке Гончаров нередко был вынужден оправдываться за «обломовщину» перед друзьями и знакомыми, указывая на недопустимость сращения литературной маски с образом автора. Но современники, увы, его так и не услышали.

Тема отождествления личности И.А. Гончарова с героем его знаменитого романа плавно перекочевала в советское литературоведение.

Итоговым для советского этапа изучения связи биографии автора и его творчества можно назвать вывод Ю.М. Лощица, который отметил в образе Обломова «необыкновенно высокую степень приращения к личности писателя», но тут же добавил, что Гончаров ни в коем случае не тождествен своему герою:

«…Обломов — не автопортрет писателя, тем более не автошарж. Но в Обломове творчески преломилось очень много от личности и жизненной судьбы Гончарова — факт, от которого нам не уйти . Вот в этом-то, пожалуй, и состоит главная личностная подоплека „феномена Обломова” — в том, что Гончаров, „не пощадив живота своего”, заложил в своего героя громадную часть автобиографического материала. Но, уяснив для себя это обстоятельство, мы тем самым исподволь подвигаемся к уяснению корневых особенностей реализма Гончарова, к уяснению его писательской этики. Реализму Гончарова свойственна высокая концентрация исповедальности. Гончаров болеет болезнями своего Обломова, и если тут перед нами реализм критический, то и самокритический одновременно».

(Лощиц Ю.М. Слушание земли. М., 1988. С.214)

И.Ф.Анненский, С.А.Венгеров и другие биографы писателя, напротив, полагали, что, не Обломов, а «может быть, Адуев-дядя и Штольц были некоторой душевной болью самого Гончарова. В них отразились вожделения узкого филистерства, которым заплатил дань наш поэт: он переживал их в департаментах, в чиновничьих кругах, в заботе об устройстве своего одинокого угла, в погоне за обеспечением, за комфортом, в некоторой черствости, пожалуй, старого и хозяйственного холостяка» («Обломов» в критике. С. 228).

Зарубежный исследователь М. Эре проследил, как во мнении современников, в том числе критиков, возник образ «двух Гончаровых» (типа Обломова и типа Петра Адуева): «Ученые предыдущих поколений, которые отождествляли критическое исследование с исследованием биографии, старались определить, кем был Гончаров — принадлежал ли он к типу Обломова или к типу Петра Адуева. Мнения его современников разделились. Тучность писателя, медлительность и отстраненный взгляд, иногда являвшийся у него, напоминали одним Обломова; другие, и таковые были в большинстве, думали, что видят Петра Адуева в его элегантности, ироничной сдержанности, иногда дидактизме, прозаической рассудительности, которые разрушали образ артиста, владевший более идеалистично настроенными соотечественниками…» (См. Ehre M. Oblomov and his Creator: The Life and Art of Ivan Goncharov. P. 37.)

Штольц

Приезд Штольца к Обломову. В.А.Табурин, 1898 г.

Штольц — антагонист Обломова, по утверждению Гончарова, не был списан им с какого бы то ни было конкретного лица. Так же как в Обломове слились наблюдения над характерами русских людей, так и Штольц, по словам писателя, «неспроста подвернулся под руку». Гончаров обращал внимание на «ту роль, какую играли и играют до сих пор в русской жизни и немецкий элемент, и немцы», а также на тип «родившегося здесь и обрусевшего немца и немецкую систему неизнеженного, бодрого и практического воспитания» («Лучше поздно, чем никогда»).

А.Б.Муратов считал, что при создании образа Штольца автору «Обломова» помогли впечатления, полученные во время работы в Департаменте внешней торговли, и характер деятельности героя мог быть подсказан содержанием дел, проходивших через руки Гончарова.

Только однажды была предпринята попытка связать образы Штольца-отца и Штольца-сына с реальным лицом. Исследовательница-краевед Ю.М. Алексеева в своей статье «был ли Андрей Карлом?» (Народная газета, Ульяновск, 1992. № 69 (162). 17 июня) утверждала, что имя Карл не случайно появилось в черновой рукописи романа. Брат писателя, Николай Александрович, был женат на дочери симбирского врача Карла Фридриха Рудольфа Елизавете. По архивным материалам исследовательница восстановила основные этапы биографии Рудольфа. Сын медицинского чиновника, он обучался в Германии, в 1812 году вступил в Рязанское ополчение, участвовал в походах и сражениях, в 1817 году определён в Симбирскую Александровскую больницу, в 1831 году за борьбу с холерой награждён орденом Св. Анны, дававшим право на потомственное дворянство. В городе, по воспоминаниям А.Н. Гончарова, Рудольфа с полным основанием называли «местный доктор Гааз». Значительное имение Рудольф получил за женой. С биографией Штольца-отца здесь совпадает только то, что герой попадает из Саксонии в Россию, а с биографией Штольца-сына — приобретение богатства и высокого общественного положения: «Сбылась мечта матери Андрея Штольца: немец из Саксонии стал богатым русским дворянином».

Неоднократно высказывалось мнение, что Штольц унаследовал черты самого писателя. Те исследователи, которые придерживались этого мнения, основывались на служебном прилежании Гончарова, достаточно успешной его карьере, на аккуратности и скрытности (до тех пор пока не началась публикация писем, считалось, что оборотной стороной этих качеств могла быть расчетливость).

Выше уже упоминалось, что И.Ф. Анненский называл Штольца «некоторой душевной болью самого Гончарова». Е.А. Ляцкий находил, что, создавая Штольца, так же как Петра Адуева и Аянова, Гончаров анализировал собственные романтические юношеские порывы и отказывался от них в пользу практических подходов, необходимых в частной жизни и на службе.

Ольга Ильинская

Образ Ольги Ильинской во многом собирателен. Для его создания Гончаров, несомненно, использовал самые свежие жизненные впечатления. Впоследствии читателями и критиками были выдвинуты три основных прототипа Ольги Ильинской: Е. П. Майкова, Е.В. Толстая и А.А.Колзакова.

В дневнике Е.А. Штакеншнейдер – общей знакомой Гончарова и Майковых — неоднократно отмечалось: автор «Обломова» прямо говорил друзьям, что писал Ольгу с Екатерины Павловны – жены Вл.Н. Майкова, в которую был влюблён.

Знакомство Гончарова с Екатериной Павловной произошло перед самым ее замужеством в 1852 году, и непосредственно перед отбытием Гончарова в плавание на «Палладе».

Судя по словам тех, кто знал Майкову в этот период, она была в высшей степени незаурядной особой: «Катерина Павловна совсем исключительное создание. Она вовсе не красавица, невысокого роста, худенькая и слабенькая, но она лучше всяких красавиц какой-то неуловимой грацией и умом. Главное, не будучи кокеткой, не обращая особого внимания на внешность, наряды, она обладает в высшей степени тайной привлекать людей и внушать им какое-то бережное поклонение к себе праздник, светлый праздник». ( Штакеншнейдер Е.А. Дневник и записки. (1854—1886)

В письме к И.И. Льховскому от 1(13) августа 1858 года Гончаров писал: «Старушка (прозвище Майковой в дружеском кругу) показалась мне бодрой, резвой, так что я прозвал ее юнкером: она рассердилась, сочтя это покушением бросить камень в ее женственную красоту. А в самом деле она — прелесть! Будь мне 30 лет и не имей она мерзкой привычки любить Старика (прозвище Вл. Н. Майкова) — я бы пал пред ней на колени и сказал: “Ольга Ильинская, это ты!”».

О культе семейного очага, исповедуемом Майковой, писала и Штакеншнейдер: «У Екатерины Павловны прежние идеалы веры, добра, как его понимали прежде, семьи . Главное Володя, он выше всего…».

Версия о Е.В.Толстой как прототипе Ольги Ильинской возникла после публикации П.Н. Сакулиным серии писем И.А.Гончарова, адресованных этой женщине. Исследователь считал, что отношения Толстой и Гончарова (вплоть до некоторых нюансов) полностью продублированы в отношениях Ильинской и Штольца. Пара Обломов – Ильинская возникает в творческом воображении писателя, и Гончарову приходится выступать одновременно в двух, прямо противоположных друг другу образах. Сакулин выделил в своей статье те черты внешности и характера Е. В. Толстой, которые сближают её с Ольгой Ильинской, и главные из этих черт — красота и способность озарить «тусклое существование дряхлеющего холостяка».

Что же касается Августы (Авдотьи) Андреевны Колзаковой, которой И.А.Гончаров также был увлечён в 1850-1852 годах, то их роман закончился довольно быстро, уже к моменту ухода Гончарова на «Палладе» состоялся разрыв. Впоследствии Гончаров очень иронично отзывался о своей любви к Колзаковой в письмах к друзьям. По мнению некоторых исследователей, писатель использовал мотив разрыва с Августой в сцене разрыва Обломова с Ольгой Ильинской.

Критики о романе «Обломов»

Появление романа «Обломов» на беду совпало со временем острейшего общественно-политического кризиса конца 1850-х начала 1860-х годов. В стране назревала революционная ситуация. Произошёл знаменитый «раскол» в редакции «Современника». Никто из ведущих литераторов уже и не помнил, что роман «Обломов» был начат автором ещё в 1840-е годы, создавался им вне политических разногласий современной России и отнюдь не на «злобу дня».

Гончаров так писал о своем герое: «У меня был один артистический идеал: это – изображение честной и доброй симпатичной натуры, в высшей степени идеалиста, всю жизнь борющегося, ищущего правды, встречающего ложь на каждом шагу, обманывающегося и впадающего в апатию и бессилие».

Автор вовсе не ставил себе целью обличать или бичевать недостатки помещика Обломова. Напротив, он создавал некий совершенный идеал, который слишком хорош, чтобы подстраиваться, меняться, отказываться от себя ради порядков несовершенного и чуждого ему общества. И если Александр Адуев (герой «Обыкновенной истории») в конечном итоге изменяет себе, повинуясь обстоятельствам, то Обломов просто впадает в анабиоз – естественное состояние для абсолютного идеала. На зло он не способен по определению, а творить активное добро ему, как и всякой идеальной субстанции, не положено. Ведь ни Илья Ильич, ни сам Гончаров, ни кто-либо из живущих на свете не в силах предугадать, чем его «доброе» деяние может обернуться для окружающих.

После появления романа «Обломов» молодые, социально активные критики крепостнических порядков тут же ухватились за образ апатичного, неспособного к деятельности помещика, выросшего и воспитанного в патриархальной обстановке барской усадьбы. Они решили, что произведение Гончарова — ни что иное, как злободневный призыв к ликвидации старого помещичьего уклада, борьбе с косностью и застоем.

Н.А. Добролюбов

Ведущий критик «Современника» Н.А. Добролюбов в своей статье «Что такое обломовщина?» (1859), дав высокую оценку роману, однозначно охарактеризовал «обломовщину» как сугубо отрицательное явление. Собственно, сам образ главного героя критика вообще не интересовал. Добролюбов видел в нём только очередного «лишнего человека», порождённого порочной помещичье-дворянской средой и несовершенством общества:

«Гнусная привычка получать удовлетворение своих желаний не от собственных привычек, а от других – развила в нем апатическую неподвижность и повергла в жалкое состояние нравственного рабства. Рабство это так переплетается с барством Обломова, так они взаимно проникают друг в друга и одно другим обуславливается, что, кажется, нет ни малейшей возможности провести между ними какую-нибудь границу. Это нравственное рабство Обломова составляет едва ли не самую любопытную сторону его личности… Он раб каждой женщины, каждого встречного…»

(Н.А. Добролюбов. «Что такое обломовщина?»)

Тогда ещё совсем молодой, начинающий критик Д.И.Писарев в своей довольно путаной статье «Обломов. Роман И.А.Гончарова» попытался рассмотреть «обломовщину» не только как социальное явление, но и как явление национальное и даже психологическое:

«Мысль г. Гончарова, проведенная в его романе, принадлежит всем векам и народам, но имеет особое значение в наше время, для нашего русского общества. Автор задумал проследить мертвящее, губительное влияние, которое оказывают на человека умственная апатия, усыпление, овладевающее мало-помалу всеми силами души, охватывающее и сковывающее собою все лучшие, человеческие, разумные движения и чувства. Эта апатия составляет явление общечеловеческое, она выражается в самых разнообразных формах и порождается самыми разнообразными причинами; но везде в ней играет главную роль страшный вопрос: «зачем жить? к чему трудиться» – вопрос, на который человек часто не может найти себе удовлетворительного ответа. Этот неразрешенный вопрос, это неудовлетворенное сомнение истощают силы, губят деятельность; у человека опускаются руки, и он бросает труд, не видя ему цели…»

Здесь следует заметить, что активно цитировавшаяся в советское время статья Писарева впервые была опубликована в журнале наук, искусств и литературы для взрослых девиц «Рассвет» (№10, 1859). Ожидать от начинающего автора более глубокого понимания текста романа и его обстоятельной критики в журнале для взрослых девиц было бы несколько наивно. В последующие годы к анализу «Обломова» Писарев не возвращался.

М.Е. Салтыков-Щедрин

Известен также эпистолярный отклик М.Е. Салтыкова-Щедрина на журнальную публикацию первой части романа. В письме к П.В. Анненкову от 29 января 1859 года он с раздражением говорил, что ему не понравился ни сам роман, ни его главный герой: «…прочел Обломова и, по правде сказать, обломал об него все свои умственные способности. Сколько маку он туда напустил! Даже вспомнить страшно, что это только день первый! и что таким образом можно проспать 365 дней! Бесспорно, что „Сон” — необыкновенная вещь, но это уже вещь известная, зато все остальное что за хлам! что за ненужное развитие Загоскина! Что за избитость форм и приемов! Но если нам, читателям, делается тяжко провести с Обломовым два часа, то каково же было автору проваландаться с ним 9 лет! И спать с Обломовым, и есть с Обломовым, и все видеть перед собой этот заспанный образ, весь распухший, весь в складках, как будто на нем сидел антихрист! Ведь сон-то мог и не Обломов видеть, зачем же было такую прелестную вещь вставлять в такой океан смрада?».

Очень грубо Щедрин высмеял и попытку представить Обломова своего рода русским Гамлетом: «Замечательно, что Гончаров силится психологически разъяснить Обломова и сделать из него нечто вроде Гамлета, но сделал не Гамлета, а жопу Гамлета».

Крайне раздражённый характер суждений сатирика был вызван литературным спором между Обломовым и сторонником «реального направления в литературе» Пенкиным, мастерски переданным автором ироническим подтекстом этой сцены. Позднее полемические выпады забылись, «раздражение» прошло, но большого расположения к роману у Щедрина все же не возникло. Щедрин воспринимал роман сквозь призму идей литературно-политического манифеста Н.А.Добролюбова.

Примерно такого же мнения придерживался явно не расположенный к Гончарову Д.В. Григорович, полагавший, что «из всего написанного Гончаровым остается «Сон Обломова» — действительно прекрасное литературное произведение…» (Григорович Д.В. Литературные воспоминания. М., 1987. С.106).

Из критиков-современников, пожалуй, только А. Дружинин рассматривал роман Гончарова вне социально-политического и обличительно-сатирического контекста. Не случайно в названии его критической статьи вовсе отсутствует слово «обломовщина» (кстати, в оригинальном тексте романа это слово употреблено автором всего 16 раз). Дружинин рассматривает роман «Обломов» как роман об Илье Ильиче Обломове, а не об абстрактном социальном, психологическом или даже психопатическом явлении. Ныне совершенно забытый А.Дружинин, как известно, также был ведущим критиком некрасовского «Современника» (до его «раскола») и личным другом А.И. Гончарова. Он являлся противником засилья сатирического реализма в художественной литературе второй половины XIX века, не соглашался с представителями современных ему «прогрессивных» течений, отрицавших значение творчества Пушкина и Лермонтова. Поэтическое литературное дарование Гончарова Дружинин сопоставляет как раз с дарованием Пушкина; в Обломове видит едва ли не опоэтизированного национального героя, а в «обломовщине» — духовное достояние русского народа:

«Обломова изучил и узнал целый народ, по преимуществу богатый обломовщиной, — и мало того, что узнал, но полюбил его всем сердцем, потому что невозможно узнать Обломова и не полюбить его глубоко. Напрасно до сей поры многие нежные дамы смотрят на Илью Ильича как на существо достойное посмеяния. напрасно многие люди с чересчур практическими стремлениями, усиливаются презирать Обломова и даже звать его улиткою: весь этот строгий суд над героем показывает одну, поверхностную и быстропреходящую придирчивость. Обломов любезен всем нам и стоит беспредельной любви — это факт, и против него спорить невозможно. Сам его творец беспредельно предан Обломову, и в этом вся причина глубины его создания…»

Дружинин отмечает, что такой человек как Илья Ильич Обломов может раскрыть свои лучшие качества только в любви к другому человеку:

«Нежная, любящая натура Обломова вся озаряется через любовь – и может ли быть иначе, с чистою, детски ласковой русской душой, от которой даже ее леность отгоняла растление с искушающими помыслами. Илья Ильич высказывался вполне через любовь свою, и Ольга, зоркая девушка, не осталась слепа перед теми сокровищами, что перед ней открылись…» (А.В. Дружинин. «“Обломов”. Роман И.А. Гончарова»)

Дружинин придаёт большое значение образу Ольги Ильинской, и тому, как мастерски переданы автором все нюансы её трогательной любовной истории с Обломовым. На этом фоне Штольц как противоположность Обломова во многом проигрывает и кажется «лишним» персонажем. В общении с ним Обломов не раскрывается. Напротив, на примере Штольца автор показывает читателю лишь отрицательные черты так называемых «деловых людей» своего времени: от настойчивого желания «причесать всех под одну гребёнку» до всепоглощающего эгоизма, безразличия к чужой судьбе.

Советские литературоведы часто рассматривали статью Дружинина как блистательную, даже поэтическую апологию личности Обломова, идущую вразрез с традиционным взглядом на этого героя.

Впрочем, сам И.А.Гончаров был вполне удовлетворён статьёй Добролюбова об «Обломове». П.Анненкову он писал:

«Взгляните, пожалуйста, статью Добролюбова об Обломове; мне кажется об обломовщине — т. е. о том, что она такое, уже больше ничего сказать нельзя. Он это должно быть предвидел и поспешил напечатать прежде всех. После этого критику остается, чтоб не повториться — или задаться порицанием, или, оставя собственно обломовщину в стороне, говорить о женщинах».

Остальная критика, также удовлетворившись статьёй Добролюбова, «Обломова» вовсе не заметила. Передовую общественность того времени больше интересовали ответы на вечные русские вопросы «что делать?» и «кто виноват?». Гончаров не предлагал готовых рецептов общественного переустройства. Прежде чем думать о счастье всего человечества, он призывал каждого человека заглянуть в самого себя, понять мотивы и истоки своих желаний, поступков, стремлений, постичь всю неоднозначность человеческой натуры, задуматься об истинном её предназначении.

Анализ произведения

Центральное место в романе «Обломов» занимает образ его главного героя Ильи Ильича. Всё внимание автора сосредоточено исключительно на этом образе. Остальные персонажи лишь дополняют его, позволяя герою раскрыться в той или иной жизненной ситуации, в общении или более характерном для Обломова «соприкосновении» с окружающим миром.

Образ Обломова в некоторой степени является авторским развитием образа Александра Адуева – героя «Обыкновенной истории». Провинциальный романтичный юноша, как и Обломов, приезжает в Петербург, дабы реализовать свои таланты на достойном поприще. В начале молодой Адуев находит в себе силы сопротивляться несовершенному и глубоко чуждому ему общественному порядку, но, пережив несколько глубоких разочарований, он сдаётся, приспосабливается, изменяется и становится «как все».

Иллюстрация Н. Щеглова

Обломов – такой же прекраснодушный, добрый, открытый миру идеалист, в аналогичной ситуации находит для себя другой выход. Не вступая ни в какие открытые конфликты с внешним, враждебным ему миром, он остаётся таким, каким был. При этом он не пытается что-то изменить или исправить в окружающих, навязать им свои взгляды или идеалы. Обломов полностью уходит в себя. Бессмысленной суете, приспособленчеству, неискреннему веселью и глупости окружающих Илья Ильич предпочитает одинокие размышления, красивые мечты, сон на собственном диване. Обломов чувствует себя комфортно и свободно в мире собственных грёз и большего ему не нужно. Что же в этом плохого? Казалось бы – человек почти достиг совершенства, сведя к абсолютному минимуму все свои желания и потребности, ушёл в свой, глубоко интимный, прекрасный мир воспоминаний, грёз, размышлений. Когда люди уходят с такой целью в какой-нибудь дальний монастырь или поселяются в одинокой келье в глухом лесу – это считается подвигом отшельничества. В любой восточной культуре подобное поведение вызывает уважение, ибо путь познания самого себя – один из самых достойных для мыслящего человека.

Но в центре Петербурга это считается почти преступлением!

Обломов отторгает ненужный ему внешний мир, внутренне протестуя против его нелепости. Он стремительно теряет связи с этим миром. Герою никто не нужен, но он, Илья Ильич Обломов, лежащий на диване в халате, почему-то нужен всем.

В первой части романа посетители идут в квартиру Обломова стройной вереницей. Каждый из них на свой манер пытается разрушить идеальное состояние покоя, которое им, по тем или иным причинам, совершенно недоступно. Как это ни странно, но всё разнообразие образов посетителей Обломова напоминает собой толпу паломников, идущих поклониться святым мощам или другому какому-то артефакту, который вызывает их любопытство, удивляет, быть может, успокаивает, даёт надежду. Есть среди них и откровенные стяжатели – Тарантьев. Но и такие идут в храм именно тогда, когда им что-то нужно попросить для себя. И бывает, что не обманываются в своих ожиданиях…

Штольц – тоже один из «паломников», но он возвращается к Обломову, скорее, по привычке. Автор неоднократно говорит о том, как Штольц любит и ценит Илью Ильича, но природа их отношений не имеет ничего общего с дружеским взаимопониманием или союзом духовно близких людей. Обломов для Штольца – живое воплощение его памяти о детстве, о родительском доме, о том хорошем, что давно прошло и теперь совершенно недостижимо. Сам Обломов Штольцу непонятен и неинтересен. Они не просто антиподы. Это люди с разных планет. Как и всякий рационально мыслящий, не верящий и не верующий «деловой» человек, Штольц считает путь Обломова неправильным и гибельным. Более того, он искренне полагает, что может «спасти» Илью Ильича, навязав ему свои представления о жизни, о счастье, даже о добре и зле. Штольц считает состояние Обломова беспробудным сном души, пытается тормошить, будить его, выводя из оцепенения. Именно с целью «расшевелить» душевные порывы Штольц знакомит друга с умной, незаурядной девушкой — Ольгой Ильинской. Однако хитроумному Штольцу, который привык заранее просчитывать каждый свой шаг, даже не приходит в голову, что Обломов способен молниеносно, едва ли не с первого взгляда, влюбиться в Ольгу. Для человека со спящей душой такой поступок противоестественен. Следовательно, душа Обломова не спала. Илья Ильич полюбил Ольгу так, словно давно готов был полюбить: искренне, нежно, самозабвенно. Его любовь очень скоро вызывает в душе девушки столь же искреннее ответное чувство.

На первый взгляд, Ольга изо всех сил старается «будить» и призывать Обломова к активной жизни. На самом же деле, именно Илья Ильич разбудил в душе Ильинской способность к первому, настоящему чувству. Никому из её прежних её поклонников, в том числе и Штольцу, это оказалось не под силу.

Любовь и одновременно взятая на себя ответственность за чувства другого человека выводят Обломова из привычного равновесия. Душа и тело утрачивают идеальное состояние покоя. Лишённый внутренней гармонии, самодостаточности, он болезненно воспринимает соприкосновение с окружающим миром. Ольга, как часть этого мира, требует постоянной активности, суеты, устройства быта (поездки в имение, приведения в порядок финансовых дел), не понимая, что тем самым уничтожает Бытие любимого человека. Она не способна понять, что для Обломова любовь к ней, как и сама возможность дальнейших взаимоотношений, тождественны смерти и новому рождению. Только в результате этого рождения на свет появится уже не Илья Ильич Обломов, а какой-то другой человек, который, возможно, ей не понравится.

Показателен и тот момент, что Ольга Ильинская выходит замуж за Штольца, но не может забыть Обломова. Она понимает: краткое общение с этим человеком в духовном плане дало ей гораздо больше, чем способен дать размеренный, «деловой» брак со Штольцем за всю оставшуюся жизнь. Обломов нарушил сон её души, указал путь, по которому нужно идти, и, подобно актёру, отыгравшему свою роль, ушёл со сцены. Ольга осталась одна и сдалась. Отдавшись на милость житейским заботам, бесплодной суете, всему, что составляет быт абсолютного большинства людей, она приняла, как должное определённые обществом «нормы» поведения. Лишь память о первом чувстве к Обломову иногда тревожила сон её души, вызывая беспричинное беспокойство, тоску, сожаления…

Штольц и Ильинская считали, что Обломов безвозвратно погиб, увязнув в отношениях с недостойной его, малообразованной женщиной. Им и в голову не приходило, что Агафья Матвеевна Пшеницына могла быть вполне осознанным выбором Ильи Ильича и выбором более чем достойным. Если Ольга Ильинская требовала от Обломова решительных перемен, отказа от себя самого, то Агафья Матвеевна искренне любила Обломова таким, какой он есть, не требуя ни перемен, ни перерождений, ни действий, ни денег, ни даже его любви. Обломов стал для неё абсолютным идеалом, воплощением её личного Бога в тесной квартирке на Выборгской стороне. И «божество» сполна вознаградило искренне верующую адептку, даже оставило ей потомство — Андрюшеньку, почитаемого и навсегда отделённого матерью от других её детей.

Обломов – быть может, единственный герой во всей русской литературе, чьё существование никогда не исчерпывается принятой на себя ролью. Ему, как и всякой идеальной субстанции, нечем и главное – незачем цепляться за других. Он не способен расщепить свою совершенную личность на роль мужа, отца, помещика, чиновника. Илья Ильич не согласен с любым определением, которое могут дать ему окружающие. Вспомним, как возмущает Обломова то, что его станут называть «жених», если он посватается к Ильинской. Он не хочет служить, потому что занимаемая должность нивелирует личность человека, подменяя её общественным статусом. Обломов говорит о себе: «Я – барин». В условиях современной ему России такое определение сродни понятию просто свободного человека, обладающего всеми правами, но не связанного никакими обязанностями ни с обществом, ни с государством, ни с существующей властью. Обломов свободен и волен делать всё, что он хочет, но он также свободен и волен не делать ничего, если ему хочется именно этого.

Феномен Обломова завораживает окружающих, привлекает, заставляет служить ему. Ведь не из жалости или личной выгоды расчётливый человек-автомат Штольц берётся поправлять дела в Обломовке, а затем принимает под своё покровительство осиротевшего Андрюшу. Не из жалости вдова Пшеницына в трудные для Обломова времена несёт закладывать в ломбард свои последние ценности. Не из одной рабской покорности верно служит своему барину незадачливый Захар. Все они любят Обломова, не ожидая ничего взамен, чувствуя в нём, и только в нём недостижимый для них духовный идеал. Даже Тарантьев и Мухояров – персонажи глубоко отрицательные, и те творят своё зло в отношении Ильи Ильича вовсе не от отвращения или неприятия его личности. Напротив, они завидуют Обломову, подсознательно ощущая в нём присутствие того, чего лишены сами. Целью Мухоярова и Тарантьева было не просто разорить Илью Ильича, чтобы он умер в нищете. Наибольшее удовлетворение недоброжелателям принесло бы лишение Обломова его внутренней свободы. Если бы прекраснодушный Илья Ильич встал со своего дивана, отправился служить, брать взятки, суетится, лгать, т.е. уподобился всем Тарантьевым и Мухояровым на свете – это было лучшей местью, доказательством их правоты.

Рисунок Бориса Куликова

Быть просто свободным человеком в несовершенном мире непросто. И в данном случае не мир отторгает Обломова, а он отторгает от себя этот мир, сознательно отказываясь от всяких контактов и «соприкосновений» со своим прошлым, с тем, что когда-то имело для него значение.

Последнее свидание с Обломовым в доме Пшеницыной лишний раз доказывает, насколько разошлись теперь пути Ильи Ильича со Штольцем и Ольгой. За Ольгу принимает решения Штольц. Она приезжает к домику Пшеницыной, чтобы увидеть дорогого ей человека. Но её муж решил, что незачем, и когда-то решительная, самостоятельная в поступках Ольга, подчинилась, не вышла из кареты. Однако принимать решения за Обломова ни Ольге, ни Штольцу никогда не удавалось, не удалось и теперь.

Завершив своё земное существование, Илья Ильич Обломов тихо умирает во сне свободным и любимым. Разве не этого, в конечном итоге, желает каждый человек?..

Широкова Елена

Использованы материалы:

Дружинин А. В. «Обломов». Роман И.А. Гончарова //Литературная критика — М..: Сов. Россия, 1983. (Б-ка рус. критики).

Калюжная Л. Критика о романе «Обломов»

Писарев Д.И. Роман И.А.Гончарова «Обломов»

Обломов: Примечания