Композитор чуковский биография: Корней Чуковский – биография, фото, личная жизнь, сказки, книги

Корней Иванович Чуковский (Николай Васильевич Корнейчуков) (1882 – 1969) – писатель, поэт, переводчик, критик.

Родился Николай 31 марта 1882 года в Санкт-Петербурге. Под псевдонимом Корней Чуковский в своей биографии писатель работал с начала литературной деятельности. Позже добавил ненастоящее отчество Иванович. В 1901 году Чуковский начал заниматься журналистикой, а спустя два года стал лондонским корреспондентом.

Вернулся на родину Чуковский в 1905. Под впечатлением от революционных событий стал публиковать журнал «Сигнал». Но всего четыре выпуска сатирического издания увидели свет – вскоре Чуковского арестовали. Благодаря адвокату Грузенбергу оправдали.

Десять лет, начиная с 1906 года, Чуковский в своей биографии прожил в поселке Куоккала. Там же завел дружбу с Репиным, Маяковским. Корней Чуковский постепенно становится все более известным и влиятельным. Критикует статьи, защищает футуристов.

В 1916 году отправляется в Англию. После революции талант критика все больше расцветает в Чуковском. Но постепенно, если рассматривать краткую биографию Корнея Чуковского, он отходит от этого рода деятельности. С 1917 по 1926 год работал над книгой о Некрасове, также писал о других выдающихся литературных деятелях.

Должное внимание в своей биографии Корней Иванович Чуковский уделял детским произведениям.

Его первая сказка вышла в 1916. За ней последовали «Мойдодыр», «Тараканище». Также Чуковский занимался переводами, пересказал Библию для детей.

Скончался писатель 28 октября 1969 года от гепатита.

Другие варианты биографии:

***

***

***

Детям о Чуковском

ПРЕЗЕНТАЦИИ

Презентация для второклассников

Детство и юность Чуковского

Для родителей «Ток-шоу» о Чуковском

***

Петр Ильич Чайковский: фото, биография, фильмография, новости

Петр Ильич Чайковский — великий русский композитор, дирижер, пианист, автор десяти опер и трех балетов: «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Щелкунчик». Его произведения регулярно входят в число самых часто исполняемых во всем мире.

Петр Ильич Чайковский родился 25 апреля 1840 года в селе неподалеку от нынешнего города Воткинска в Удмуртии в семье инженера, директора Камско-Воткинского завода Ильи Петровича Чайковского. Предки композитора происходили из казачьего рода Чаек, получивших свое прозвище от вида казачьей лодки. Фамилию Чайковский взял дед Петра Ильича — Петр Федорович, медик и военный, получивший дворянское звание и дослужившийся до поста городничего. Отец композитора после учебы в Петербурге поступил на службу в Департамент горных и соляных дел. Его второй женой и матерью композитора стала 20-летняя Александра Андреевна Ассиер. Прадедом Чайковского по материнской линии был французский скульптор Мишель-Виктор Асье (Michel Victor Acier). Его дед Андрей Михайлович Ассиер в 1800 г. стал гражданином России.

Петр был вторым из шести детей в семье Чайковских. У него был старший брат Николай и младшие сестра Александра и братья Ипполит, Анатолий и Модест.

Мать Петра хорошо играла на фортепиано и пела, в доме звучали произведения Моцарта, Россини, Беллини, Доницетти, что повлияло на становление будущего композитора. В возрасте пяти лет Петр начал учиться играть на фортепиано.

В 1849 году Чайковские переехали в город Алапаевск на Урале, где отец семейства возглавил местный и Нижнекамский заводы. На следующий год Петр вместе с матерью отправился в Петербург, где его приняли в Императорское училище правоведения. Спустя два года семья воссоединилась в результате назначения Ильи Петровича на пост директора Технологического института.

Несмотря на то, что родители прочили ему юридическую карьеру, Петр не оставил занятий музыкой. В 16 лет он стал брать уроки у итальянца Луиджи Пиччоли, в 1955 стал учеником Рудольфа и Августа Кюндингеров. В 1954 году, после смерти матери, Петр впервые задумался о создании оперы.

Музыка Петра Ильича Чайковского

В 1859 году Петр Ильич Чайковский окончил училище и в чине титулярного советника приступил к работе в Министерстве юстиции. В 1861 году в качестве переводчика Чайковский посетил Берлин, Гамбург, Антверпен, Брюссель, Лондон, Париж. Вернувшись, он поступил на отделение композиции в Музыкальные классы РМО, вскоре ставшие Петербургской консерваторией. Некоторое время он совмещал службу с учебой, но затем сделал окончательный выбор, несмотря на неодобрение своей семьи. В то же время он принимал участие в концертах в качестве аккомпаниатора.

В 1865 году Петр Ильич Чайковский окончил консерваторию с большой серебряной медалью и переехал в Москву, где получил место профессора в недавно открытой консерватории. В том же году состоялся его дебют в качестве дирижера.

В 1866 году Чайковский написал свою первую симфонию и начал работу над оперой «Воевода» — ее премьера состоялась в 1869 году. В 1868 году публикуются его первые критические статьи. С 1871 по 1876 он был штатным музыкальным критиком «Современной летописи».

В 1873-м — премьера «Снегурочки» Островского на музыку Чайковского в Малом театре в Москве. В 1875-м в Большом поставили оперу Чайковского «Опричник».

В 1877 году на сцене Большого театра состоялась премьера балета «Лебединое озеро».  В 1878 году Чайковский бросил работу в консерватории и уехал за границу. К тому времени его имя уже было известно музыкальному миру, его симфонии исполнялись в США. Спустя год в Москве была поставлена опера «Евгений Онегин», с 1881 года постановка идет в Большом театре.

В 1884 году Чайковскому присуждают за увертюру-фантазию «Ромео и Джульетта» премию им. Глинки.

В 1885 году Чайковский поселился в селе Майданово рядом с Клином, где профинансировал открытие школы.

В 1888 году Петр Ильич Чайковский дал серию концертов в Лейпциге, Гамбурге, Берлине, Праге, Париже, Лондоне, дирижируя собственные произведения. Помимо высоких оценок в прессе, турне принесло ему знакомство с великими современниками — Григом, Штраусом, Малером, Дворжаком, Гуно. Спустя год гастроли продолжились в Кельне, Франкфурте-на-Майне, Дрездене, Берлине, Женеве, Гамбурге, Лондоне, Париже. В 1891 году Чайковский ездил с концертами в США.

В 1890 году состоялась премьера балета «Спящая красавица» в Мариинском театре, Чайковский приступил к сочинению оперы «Пиковая дама». В 1892 году в Петербурге прошли премьеры оперы «Иоланта» и балета «Щелкунчик».

В 1892 году Чайковский стал членом-корреспондентом парижской Академии изящных искусств, в 1893-м — почетным доктором Кембриджского университета.

Личная жизнь Петра Ильича Чайковского

В 1868 году Петр Ильич познакомился с французской певицей Дезире Арто. Он посвятил ей Романс op. 5 и сделал предложение руки и сердца, однако в 1869 году Арто вышла замуж за испанского певца Мариано Падилью-и-Рамоса.

С 1876 по 1890 год Чайковский состоял в дружбе по переписке с вдовой железнодорожного магната, известным меценатом Надеждой фон Мекк. Хотя лично они никогда не встречались, фон Мекк оказывала композитору моральную и материальную поддержку, что позволило Чайковскому оставить пост в консерватории и сосредоточиться на сочинении музыки. Он посвятил фон Мекк 4-ю симфонию.

В 1877 году Чайковский неожиданно, поскольку о его нетрадиционной сексуальной ориентации было известно многим, женился на 20-летней выпускнице Консерватории Антонине Милюковой. Брак фактически распался спустя несколько недель, Чайковский уехал за границу, и в дальнейшем супруги жили раздельно.

Смерть Петра Ильича Чайковского

Осенью 1893 года Петру Ильичу в ресторане на Невском подали некипяченую холодную воду. Это стало причиной страшного заболевания — холеры, от которой Чайковский скоропостижно скончался спустя несколько дней, 25 октября 1893 года, в квартире своего брата Модеста.

Похороны композитора были оплачены Александром III, на отпевании в Казанском соборе присутствовали принц Ольденбургский и Великий князь Константин Константинович. Петр Ильич Чайковский похоронен в Александро-Невской лавре.

В 1895 году в Клину был открыт Дом-музей Чайковского. Также музеи композитора были созданы в Воткинске и Алапаевске.

В наше время одним из самых престижных исполнительских конкурсов является Международный конкурс имени П. И. Чайковского, который проводится в Москве с 1958 года раз в четыре года.

В честь композитора назван город Чайковский в Пермском крае, улицы во многих городах бывшего СССР, кратер на Меркурии. Имя Чайковского носит Московская государственная консерватория.

Премьера «Мойдодыра» в Большом — Ведомости

Парковка перед Большим театром оказалась размером с небольшое кладбище. «Поровнее станьте», – напутствовал меня режиссер автомобильного балета. Я встал как можно ровнее. Потом еще раз встал. В этот вечер я вообще был готов на все – лишь бы попасть на репетицию двухактного балета «Мойдодыр» (Новая сцена, вход с угла, подъезд № 5). Во-первых, премьера назначена на 21 декабря, а значит, создатели балета не только не боятся конца света, но и бросают ему вызов. Во-вторых, детских балетов Большой театр не ставил уже тридцать пять лет. В-третьих, и в главных, я читал либретто «Мойдодыра», вывешенное на сайте театра. Даже заучил некоторые отрывки наизусть. Например: «Все в восхищении от прекрасной девочки, а с мальчиком-грязнулей никто не хочет разговаривать. Только Крокодядя относится к нему с пониманием, поэтому Замарашка видит в нем своего друга. Делая вид, что на девочку не обращает внимания, сорванец бравирует своей чумазостью».

Я вошел в служебный подъезд № 5 и остановился между двумя металлоискателями. Пока размышлял, какой выбрать, мимо пролетела группа школьников, причем один все время танцевал, даже внутри рамки. Я пошел за ним.

Встреча с хореографом-постановщиком балета Юрием Смекаловым проходила в служебном буфете. Глядя на красиво жующих, широкоплечих людей, я подумал, что это явно заслуженные, а то и народные артисты. Один зычно попросил у буфетчицы каши. «Остались только вторые блюда», – ответила та с ударением на последний слог.

Юрий Смекалов пластично пил чай и рассказывал, на каких условиях он согласился приехать из Петербурга в Москву и ставить балет.

– Мне предложили постановку. Я прочитал либретто и сказал: «Странная история». Мне кажется, для сегодняшних детей, выросших на «Гарри Поттере» и «Властелине колец», она не совсем актуальна. Сегодняшние дети по-другому воспринимают советскую поэзию… В общем, я послушал музыку и сказал: «Я согласен, только если я сам перепишу либретто, сделаю свою сказку». Позвонил композитору, Ефрему Подгайцу, и говорю: «У вас такая классная музыка, могу ли я переписать либретто?» И он сказал: «Давайте попробуем».

Нового «Мойдодыра» Юрий писал целое лето. В результате получилось то, что сам он называет «молодежным триллером». Сценарий наводнили персонажи со сложными именами: Генерамылиус, Дождекаплики, Котобенок (кот-ребенок), Грязнуля-Толстуля и т.д. Впрочем, Юрий говорит, что лишь гиперболизировал суть стихотворения. Было видно, что он искренне восхищается автором.

– Чуковский – выдающаяся личность, которая сформировала сознание многих детей и их родителей. «Мойдодыр» – произведение, в котором отразилась и биография самого Чуковского. Что мы о нем знаем? Отец бросил семью до рождения сына, мать – полтавская крестьянка… Заметьте, что в «Мойдодыре» у мальчика нет папы, там есть Крокодил и Мойдодыр, в которых как бы проявляется образ отца. Крокодил – образцовый отец, – продолжал Смекалов. – Помните, там за героем мочалка гонится? Так он ведь ее сначала проглотил, то есть спас мальчика, а потом уже на него зарычал.

Впрочем, это детали. Главное, что Смекалов в своей трактовке «Мойдодыра» шагнул значительно дальше гигиенической морали.

– Когда у мальчика в 7-9 лет прорезаются творческие задатки, иногда хочется идти против правил, – объяснял он. – Главный герой балета Замарашка идет против социума. Он не умывается, это его протест.

Все, однако, меняет встреча с девочкой Чистюлей в Таврическом саду.

– Он предлагает ей дружбу, – увлеченно рассказывал Смекалов. – Но она в демонстративной форме отказывает. А он же с позицией! Снова протягивает ей руку. А она: «Ты что! С таким грязным? С ума сошел! Иди умойся!»

В дело включается Мойдодыр, благодаря которому Замарашка становится чистым и красивым. Протест, таким образом, проваливается, зато Чистюля протягивает герою руку.

– У вас получается либо любовь, либо нонконформизм, – заметил я.

– А в жизни так и бывает. Просто не каждый это понимает.

Мы отправились на репетицию. Шли бесконечными коридорами – то ли подземными, то ли надземными, понять невозможно. Прошли дверь с надписью «Раздевалка ЦО и ЭОС ХПЧ». По дороге спор продолжался. Я сказал, что Нуреев и Нижинский выбрали путь Замарашки и снискали мировую известность. Юрий возразил, что Нуреев умер от СПИДа, а Нижинский сошел с ума. Так что еще неизвестно, были ли они счастливы. И вообще, заключил хореограф: лучшее в жизни – это дети. А если ты не познакомишься с хорошей девочкой, их у тебя не будет. Такой вот балет.

Наконец мы пришли в зал. Оркестранты уже были в яме. Во втором ряду сидели худрук балетной труппы Сергей Филин и художник-постановщик Андрей Севбо. По проходу сосредоточенно прогуливался композитор Ефрем Подгайц с толстой партитурой под мышкой.

Свет погас. Дирижер взмахнул палочкой, и оркестр двинул мелодию – таинственное арпеджио: гонги, вибрафон, контрабасы. За занавесом оказался полупрозрачный экран, по которому мчались какие-то длинные белые нити. «Отличный видеоконтент», – сказал кто-то в темноте.

После видеоконтента открылись виды. Дело действительно происходило в Таврическом саду. Замарашка с родителями (отец – фотограф, мать – домохозяйка) пришел на прогулку. Мальчик был одет в матроску и белые штаны. Некоторое время он прыгал и вертелся, пока под нежную музыку на сцену не выплыла Чистюля. Ее тут же обступили восхищенные «прохожие». «Обалдели! – командовал из зала Юрий. – Рты раскрыли! Шире! Эрик, рот открой! Не стесняйся! Еще шире! Молодцы!»

Я смотрел на сцену и размышлял, что на месте постановщика добавил бы балету современных черт. Скажем, Грязь у меня бы появлялась завернутой в американские флаги. А по Таврическому саду прогуливались бы Уго Чавес и депутат Госдумы Екатерина Лахова.

Во второй картине на сцене возникла комната Замарашки – с перекошенными, непропорциональными стенами, гигантской кроватью, печкой и каким-то помостом. Из разных углов комнаты полезли, пробужденные к жизни, предметы. Проснулись Свечка и Самовар. Промчались через сцену гигантские Брюки. Из оркестровой ямы выскочил резиновый контрабас и, мелко семеня, побежал куда-то в кулисы. «Нет, давай еще раз! Сеня, еще раз!» – кричал контрабасу Смекалов, но тот, видимо, не слышал, потому что не вернулся. В довершение на сцену вывалился громадный Медведь и стал крутить головой, вызывая неуемное веселье в зале.

– За кулисами все лежат! – сообщил худрук балетной труппы, возникая у меня за спиной. – Это просто конец света. Главное только, чтобы до премьеры ничего этого в фейсбуках не появилось. А то за что люди пять тысяч платят? Каждый раз на те же грабли наступаем: все в сеть выкладывается, и начинают критиковать. Ты на премьеру приди, а потом уже скажи, что это плохо.

На сцене в это время кружились в танце Совок и Веник. Однако Смекалов остался ими недоволен. А тут еще куда-то задевалась Наволочка от Подушки. «Ну и где Наволочка?» – страдал Юрий.

– В «Икее», – тихо ответил худрук.

Мойдодыра выкатили из маминой спальни, в соответствии с каноническим текстом. Выглядел он, примерно как летательный аппарат из фильма «Кин-дза-дза», только сверху у него был приделан громадный душ с подсветкой. Композитор Ефрем Подгайц шепнул, что установил дома такой же. У Мойдодыра двигались руки и ноги – когда чтец в оркестровой яме произнес: «Если топну я ногою», гигиенический аппарат взмахнул всеми конечностями сразу. В зале зааплодировали.

В разгар репетиции оркестр вдруг в полном составе встал и вышел. Я принял это за находку постановщика, но выяснилось, это у них официальный перерыв, согласно профсоюзным нормативам.

– Ефрем Иосифович, – попросили композитора, – может, вы поиграете пока?

Подгайц залез в яму по узкой лест­нице, сел за пианино и заиграл. Играл он лихо, музыка, которая лилась из ямы, не имела ничего общего с нерешительным исполнением оркестра. Это была жесткая музыка со сложными размерами, синкопами и диссонансами. Ничего детского в ней не было, скорее это напоминало совместную работу Римского-Корсакова и Прокофьева, если бы оба вдруг наслушались Гершвина.

– Ваша музыка не похожа на дет­скую, – сказал я, когда объявили общий перерыв и композитор вылез из ямы.

– А что такое вообще детская музыка? – возразил Подгайц. – Для меня детские композиторы – это Бах, Моцарт, Шуман, Прокофьев. Потому что дети слушают и играют их с удовольствием. Я много работал с детским хором, знаю, что любят шестилетние дети: яркие, контрастные вещи. У меня в этом балете много необычных инструментов, – продолжал композитор, – два саксофона, например. Они играют в дуэте Трубочиста и Замарашки. Большая группа ударных – целых пять человек. Есть цуг-флейта, сирена, губная гармошка. А еще я очень люблю контрафагот. Прекрасный инструмент – совершенно непонятно, что он играет, но окраска замечательная! Вот сегодня выяснилось, что вариации для Самовара не хватает. Я потом допишу пару ноток, как раз для контрафагота.

Подгайц рассказал, что «Мойдодыра» начал придумывать еще в 1989 году – по заказу детского балетного театра. Наброски пролежали в столе до 2008 года, пока Большой театр и Союз театральных деятелей не объявили конкурс на лучшее произведение для детей и юношества. В результате «Мойдодыр» победил среди 89 представленных работ. Интересно, что в первом варианте либретто был любовный треугольник: Девочка, Замарашка и Чистюля (тоже мальчик). Девочка предпочла его Замарашке, но Чистюля оказался трусом.

После перерыва на сцену вылетел кордебалет Мочалок в розовых трико – да так, что зал застонал. «Может, нам написать на программках 16+?» – предложил Подгайц. Мочалки заулыбались, одна подмигнула. На авансцене трепетала главная Мочалка – заслуженная артистка РФ Екатерина Шипулина. Ею Смекалов остался очень доволен.

Впереди было еще много интересного – судя по либретто, на сцене должны были появиться Зубы, Волосы, Пожилой художник Репин, а также Поэт-Футурист и Молодая поэтесса. Подразумевалось, что это Маяковский и Ахматова. Смекалов объяснял мне, что в персонажах, помимо всего прочего, хотел воссоздать окружение Чуковского в 1920-е годы.

– Все-таки «Мойдодыр» довольно странный выбор для вашего театра, вам не кажется? – спросил я на следующий день у Анатолия Иксанова, генерального директора Большого.

Иксанов ответил, что вовсе не странный. Выбор произведения – продуманный шаг в развитии творческой политики театра.

– Это вопрос восполнения зрительской аудитории, – сказал Иксанов. – Мы должны растить и готовить юную публику.

И правда. Побывав на встрече штанов с художником Репиным, публика будет готова к чему угодно.

Биография Корнея Чуковского — биография Чуковского К.И.

Корней Иванович Чуковский – русский, советский поэт, писатель, писал детские произведения, публицист, критик, журналист, литературовед, переводчик.

Николай Корнейчуков был рожден в марте 1882 в Санкт-Петербурге в семье крестьянки и потомственного почетного гражданина Эммануила Левенсона. Мать работала прислугой в семье отца, формально их брак не был зарегистрирован, потому что отец был некрещеным.

Пони прожили вместе 3 года, потом расстались. Левенсон уехал в Баку, женился, открыл Первое типографское товарищество. Мать переехала в Одессу, где и прошло детство мальчика. Также они жили в Николаеве.

В 5 лет был отдан в детский сад, там познакомился с Жаботинским. Сначала учился во второй одесской гимназии, затем в пятой, его одноклассником был будущий писатель Эитков. Из 5 класса его отчислили, за низкое происхождение. Это впоследствии было отражено в повести Серебряный герб.

До революции не имел отчества, ему дали Васильевич – по крестному отцу, у сестры было отчество Мануиловна. После революции Корней Иванович Чуковский стало его официальным ФИО.

С 1901 писал статьи в Одесских новостях, в 1903 самостоятельно изучил английский и выехал с молодой женой в Лондон в качестве корреспондента. Писал в Одесские новости, Южное обозрение и киевские газеты. Высокий гонорар, ради которого он поехал, вскоре иссяк.

Беременную жену пришлось отправить в Россию. Сам Корней переписывал каталоги в Британском музее, в оригинале читал Диккенса. В конце 1904 вернулся в Одессу, в 1905 посетил броненосец Потемкин, принимал письма восставших моряков.

В Петербурге стал издавать сатирический журнал Сигнал, в который также писали Куприн, Сологуб, Тэффи. После 4 номера его арестовали за оскорбление императора, но адвокат сумел добиться освобождения – Чуковский просидел всего 9 дней.в 1906 стал жить в Репино, познакомился с художником Репиным и писателем Короленко. Там жил 10 лет, вел рукописный юмористический альманах Чукоккала. В 1907 публикует переводы Уитмена, получил известность в литературной среде, был критиком, защищал футуристом, был знаком с Маяковским.

В 1916 с делегацией Думы вновь посетил Лондон, в 1917 под редакцией Чуковского вышла книга ПаттерсонаС еврейским отрядом в Галлиполи. После революции писал критические статьи, но советская власть не позволяла ему развивать свой талант. В 1908 писал очерки о писателях, в 1917 стал работать над трудом о Некрасове, закончил в 1926. В 1953 монография увидела свет, а в 1962 за нее он получил Ленинскую премию. Занимался биографиями Чехова, Достоевского.

В 1916 стал заниматься детской литературой – по настоянию Горького. Издал сборник Елка, написал сказку Крокодил, в 1923 вышли Мойдодыр и Тарканище, в 1924 – Бармалей. Сказки были выпущены большим тиражом, но подверглись критике, в частности Крупской. В 1930 в Сталинграде устанавливают фонтан по мотивам Бармалея.

В 1933 изучает психику детей и пишет труд От двух до пяти. В 1930-е занимается переводами, в 1936 пишет книгу Искусство перевода, переводит Твена, Киплинга, Уайльда. Пишет мемуары, во время Великой отечественной эвакуируется в Ташкент, его младший сын Борис погибает на фронте. В 1943 издает книгу Одолеем Бармалея, она подвергается критике.

В 1960-е задумывает писать библию для детей. В 1968 вышел сборник Вавилонская башня, но по требованию цензуры тираж был уничтожен. Книга была вновь опубликована только в 1990. В последние годы жизни дружил с Солженицыным, Литвиновыми, жил на даче в Переделкино. В 1966 подписал письмо против реабилитации Сталина. В октябре 1969 умер от вирусного гепатита.

Достижения Корнея Чуковского:

• Самый издаваемый в России автор детской литературы (на 2015 год)
• Ленинская премия
• Орден Ленина, 4 ордена Трудового красного знамени
• Доктор литературы Оксфордского университета

Даты из биографии Корнея Чуковского:

Март 1882 – рождение
1901 – первые публикации в газете
1903-1904 — корреспондент в Лондоне
1905 – основание журнала Сигнал
1907 – первое издание переводов
1912 – жизнь в Репино
1916 – руководство детским отделением издательства Парус
Октябрь 1969 – смерть

Интересные факты Корнея Чуковского:

• Его настоящее имя Николай Васильевич Корнейчуков
• Его дети Николай и Лидия также стали писателями, младшая дочь Мурочка умерла
• Его имя носят улицы по всему бывшему СССР, астероид, род и вид мух
• Имел старшую сестру Марию

На его творческом счету более ста работ в Краснодарском краевом театре кукол, двадцать пять спектаклей в Творческом объединении «Премьера». Это принесло ему заслуженное признание, в 2009 году Валентин Петрович, как композитор и автор музыки, стал  лауреатом первой премии им. Леонарда Гатова «За многолетнюю плодотворную работу».

 Музыка композитора Демина звучит в спектаклях в ближнем и дальнем зарубежье: в Киеве и Ливане, в Польше и Италии, а также во многих городах России: в Краснодаре, Тюмени, Екатеринбурге, Иваново, Томске, Иркутске, Ростове-на-Дону.

 С 1993 года Валентин Петрович работает заведующим музыкальной частью Краснодарского академического театра драмы им. М. Горького.

 Валентин Петрович написал музыку к спектаклям «Золушка» (2005 г.), «Горячее сердце» (2006 г.), «Три поросенка» (2006 г.), «Пеппи Длинный чулок» (2009 г.) в Новом театре кукол.

 Музыка Демина звучит в спектаклях «Игрушечный побег» (2005 г.), «Снежный цветок» (2006 г.), «Дюймовочка» (2007 г.), «Тряпичная кукла» (2009 г.)  в Краевом театре кукол.

 Для Творческого объединения «Премьера» Валентин Демин написал музыку к «Новогодним фантазиям» (2005-2009 г.), а также к спектаклю «Ночь перед Рождеством» (2008 г.).  

 Как театральный композитор, за последние несколько лет в Краснодарском академическом театре драмы Валентин Петрович Демин написал музыку к спектаклям «Полет над гнездом кукушки» (2005 г.), «Стеклянный зверинец» (2005 г.), «Доходное место» (2006 г.), «Маугли» (2006 г.), «Последняя ночь Дон Жуана» (2006г.), «Гарольд и Мод» (2007 г.), «Мещанин во дворянстве» (2007 г.), «Тектоника чувств» (2008 г.), «Наша Чукоккала» (2009 г.)  «Легенда о Великом Инквизиторе» (2010 г.)

 Валентин Петрович пишет музыку для спектаклей всех театров Краснодара. Также произведения этого композитора звучат в театрах г. Новый Уренгой, спектакль «Трактирщица» (2005 г.), в Тюмени, спектакль «Слуга двух господ» (2006 г.), в Железногорске, спектакль «Золушка» (2005 г.), в Челябинске, спектакль «Тектоника чувств» (2009 г.), в Нижневартовске, спектакль «Золотой цыпленок» (2010 г.)

 Валентин Петрович Демин является лауреатом премии администрации Краснодарского края в области культуры за 2003 год.

В.А. Гаврилин — Вологодская областная филармония имени В.А. Гаврилина

В 2019 году выдающемуся композитору, нашему земляку Валерию Александровичу Гаврилину исполнилось бы 80 лет, и уже 20 лет, как он ушел из жизни.

Валерий Александрович Гаврилин (1939-1999 гг.)

Валерий Гаврилин родился 17 августа 1939 года в Вологде, в семье педагогов. Вскоре после рождения мальчика перевезли в г. Кадников, где его мать работала директором детского дома. Не прошло и двух лет, как началась Великая Отечественная война, и отец будущего композитора погиб на фронте. Маленький Валерий с матерью и сестрой переехали в деревню Перхурьево Вологодской области. Мать, Клавдия Михайловна, начала работать директором детского дома в соседнем селе, Воздвиженье, а мальчик учился в начальной школе.

В 1950 году Клавдия Михайловна была арестована по ложному обвинению, и Валерия перевезли в детский дом в селе Ковырино, под Вологдой. Здесь и начал проявляться музыкальный дар юного Гаврилина: он пел в хоре, играл в оркестре народных инструментов, а в 1951 г. начал обучаться игре на фортепиано в Вологодской музыкальной школе №1 под руководством педагога Т. Д.Томашевской. Еще толком не постигнув музыкальной грамоты, талантливый ученик начал сам писать музыку: польки, вальсы, песни, романсы на стихи Г. Гейне.

В 1953 году в Вологду приезжает педагог Ленинградской консерватории, доцент И.М. Белоземцев, который, прослушав 14-летнего Валерия, рекомендовал отправить его в Ленинград, в специальную музыкальную школу-десятилетку при консерватории. В школе открылся композиторский класс педагога С.Я. Вольфензона, и Валерий сразу же перешел в этот класс. Одновременно Валерий активно занимался по классу фортепиано и теоретическим предметам, добившись заметных успехов и в сочинении.

Из-под его пера выходят струнный квартет №1, прелюдии для фортепиано, сонатина для фортепиано.

Окончив школу с отличием по специальным предметам, в 1958 г. Валерий поступает в консерваторию на отделение композиции в класс доцента О. А. Евлахова. В 1959 году состоялась его первая фольклорная экспедиция по Псковщине. В 1962 году он сочиняет свой первый вокальный цикл на стихи Г. Гейне «Немецкая тетрадь». Летом того же года едет во вторую фольклорную экспедицию, по Ленинградской области.

На третьем курсе консерватории Гаврилин переводится на музыковедческий факультет, на отделение народного творчества под руководством ученого-фольклориста Ф. А. Рубцова и начинает активно изучать фольклор. Решение было не случайным: любовь к народной музыке красной нитью проходит через все творчество композитора. Занимаясь глубоко фольклором, он не перестает сочинять. На последних курсах Валерий написал сюиту для двух фортепиано «Метро», сюиту для симфонического оркестра «Тараканище» по К. Чуковскому, диптих «Памяти павших» и «Людям мира», 2 струнных квартета.

В 1964 году после успешной сдачи государственных экзаменов по музыковедению и композиции и сдачи экзамена в аспирантуру (по рекомендации О. А. Евлахова) Валерий был принят в аспирантуру. В том же году он начинает преподавать в музыкальном училище при Ленинградской консерватории.

В 1965 году Валерий Гаврилин сочинил вокальный цикл на народные тексты «Русская тетрадь», с которым был принят в Союз композиторов СССР в апреле того же года. Премьера цикла состоялась в Доме композиторов в октябре 1966 года. В том же 1966 году в Москве состоялся V пленум Союза композиторов СССР, где его впервые услышали Д.Шостакович и Г. Свиридов. Сочинение произвело сильное впечатление, молодого композитора стали называть «музыкальным Есениным», а в 1967 году за цикл «Русская тетрадь» Гаврилин получил Государственную премию РСФСР им. М. И. Глинки, став самым молодым ее лауреатом.

В 1965 году Валерий был вынужден оставить учебу в аспирантуре по состоянию здоровья. Он продолжает много сочинять, в том числе – музыку к спектаклям Ленинградских театров (Театра имени Ленсовета, Малого драматического театра и др.), а также к кинофильмам студии «Ленфильм». Кроме того, Гаврилин сочиняет много фортепианных пьес (64) и песни.

В 1968 году состоялось знакомство Валерия Гаврилина с поэтессой Альбиной Шульгиной, положившее начало их многолетнему творческому союзу. На стихи А. Шульгиной композитор написал много песен, вокальных циклов, кантат, в том числе вокально-симфоническую поэму «Военные письма», вокальный цикл «Вечерок», песню «Мама», «Шутка».

В 1969 году Валерий Александрович становится редактором издательства «Советский композитор», но проработал там только год, сделав выбор в пользу творчества. Среди наиболее значимых его работ конца 1960-х – вокальный цикл «Времена года», симфоническая сюита «Театральный дивертисмент», концертное рондо для хора «Дон капитан».

1970-е годы принесли композитору немало горя (умерла сначала его крестная, а позднее родная мать), однако в творческом плане они стали очень плодотворными. Он заканчивает   вторую редакцию «Скоморохов», работает над оперой «Моряк и рябина», пишет вокальный цикл «Немецкая тетрадь № 2», а затем начинает работать над «Немецкой тетрадью № 3» на стихи Г. Гейне, сочиняет вокальный цикл «Вечерок», вокально-инструментальный цикл «Земля», вокально-симфоническую поэму «Военные письма». Гаврилин по-прежнему много пишет для театральных спектаклей.

В 1979 году Валерию Александровичу Гаврилину было присвоено звание «Заслуженный деятель искусств». В 1980 году присуждена премия Ленинского комсомола за вокально-симфоническую поэму «Военные письма», вокально-инструментальный цикл «Земля» и песню «Два брата».

В 1981 году вышел телефильм «Композитор Валерий Гаврилин», впервые  познакомивший широкую аудиторию с творчеством композитора.

1982 год ознаменован выходом фильма-балета «Анюта» по рассказу А.П.Чехова «Анна на шее», который имел триумфальный успех, завоевав любовь миллионов зрителей. В 1983 году фильму был присужден «Золотой приз» X Всесоюзного телевизионного фестиваля, а в 1986 году балет был поставлен в Неаполе на сцене театра «Сан-Карло» и назван лучшим спектаклем года в Италии.

В 1985 году композитору Валерию Гаврилину присвоили звание Народного артиста РСФСР и присудили Государственную премию СССР за хоровую симфонию-действо «Перезвоны», над которой он работал 7 лет.

В 1982 и 1987 годах вышли первые авторские сборники фортепианных пьес В.Гаврилина. С 1967 по 1990 годы были изданы почти все фортепианные пьесы и 4-х ручные ансамбли, вокальные циклы, симфонические сюиты балетов, «Перезвоны» и другие произведения В.А. Гаврилина. В настоящее время издательство «Композитор» выпустило полное собрание его сочинений и монографию А. Т. Тевосяна «Перезвоны: жизнь, творчество, взгляды Валерия Гаврилина».

В 1988 году вышли фильмы о композиторе «Пишу свою музыку» и «Жила-была мечта».

В 1989 году состоялась премьера телефильма «Женитьба Бальзаминова».

В 1990-е годы из-под пера Гаврилина выходят новые произведения, в том числе музыка к фильму «Провинциальный бенефис» (1993). С конца 70-ых годов композитор дает авторские концерты в С-Петербурге, Москве, в городах Прибалтики, на Украине, в Узбекистане и в Вологде. В 1998 году он дал на своей родной земле, в Вологде, последнее интервью.

28 января 1999 года Валерия Александрович ушел из жизни, не дожив до 60 лет. Похоронен он в Санкт-Петербурге на Литераторских мостках Волхова кладбища.

Валерий Александрович Гаврилин является автором 4 балетов, 4 симфонических сюит, нескольких ораторий, вокально-хоровых, камерно-вокальных и вокально-симфонических произведений, песен, романсов, фортепианных пьес. Среди особенно выдающихся его произведений – оратория-действо «Скоморохи» и симфония-действо «Перезвоны».

Гаврилин писал музыку к спектаклям московского театра им. Вахтангова, а также ленинградских театров: имени Ленсовета, Малого драматического театра, Ленинградского ТЮЗа, театра им. Ленинского Комсомола, Театра комедии, Большого Драматического театра им. Горького, Государственного театра драмы им. Пушкина, а также к фильмам киностудии Ленфильм.

Сочинения В.А. Гаврилина исполняли выдающиеся музыканты: народные артистки СССР Зара Долуханова, Ирина Богачева, народные артистки России Наталья Герасимова и Людмила Сенчина, народные артисты России Владимир Чернов, Сергей Лейферкус, Сергей Яковенко, народный артист РСФСР Эдуард Хиль; дирижеры: народный артист СССР Владимир Федосеев, народный артист России Станислав Горковенко, художественный руководитель Московского камерного хора народный артист СССР Владимир Минин, художественный руководитель Капеллы им. Глинки народный артист СССР Владиславом Чернушенко, заслуженный фортепианный дуэт Латвии Нора Новик и Раффи Хараджанян. Он работал с режиссером,  народным артистом СССР Георгием Товстоноговым, народным артистом СССР Михаилом Ульяновым, народным артистом России Александром Белинским, танцовщиками и балетмейстерами народными артистами СССР Владимиром Васильевым и Екатериной Максимовой.

О его творчестве высоко отзывались его современники. Георгий Васильевич Свиридов, его единомышленник и друг, отзывался о его творчестве так: «Музыка Гаврилина вся, от первой до последней ноты, напоена русским мелосом, чистота её стиля поразительная. Органическое, сыновнее чувство Родины — драгоценное свойство этой музыки, её сердцевина. Из песен и хоров Гаврилина встаёт вольная, перезвонная Русь. Но это совсем не любование экзотикой и архаикой, не музыкальное «штукарство» на раритетах древнего искусства. Это — подлинно. Это написано кровью сердца. Живая, современная музыка глубоко народного склада, и — самое главное — современного мироощущения, рождённого здесь, на наших просторах».

Несмотря на то, что большая часть жизни Валерия Гаврилина прошла в Северной Столице, он никогда не забывал свою малую родину и не раз посещал Вологодскую землю, где прошли его детские и отроческие годы. Здесь проходили его авторские концерты, последний из которых состоялся в 1997 году в Воскресенском соборе Вологодского кремля.

Валерий Александрович писал музыку к спектаклям Вологодского драматического театра: «Над светлой водой» по пьесе В. Белова и «Черемуха» по пьесе В. Астафьева, сотрудничал с выдающейся вологодской поэтессой Ольгой Фокиной, на стихи которой написал песни «Черемуха» и «Я не знаю» (обе к спектаклям), являлся председателем жюри Областного конкурса композиторов-любителей, участвовал в областной фольклорной конференции.

Начиная с 1999 года, в Вологде и Череповце проводится музыкальный Гаврилинский фестиваль с участием артистов мирового уровня, который в 2004 году получил статус международного. С 2001 года в Вологде проводится Губернаторский международный юношеский конкурс им. В.А. Гаврилина. В конце января в Вологде ежегодно проходят Дни памяти Гаврилина. Гаврилинские фестивали проходят и в Санкт-Петербурге.

Имя Валерия Гаврилина присвоено Вологодской областной филармонии. В 2000 году Российской академией наук малой планете № 7369 присвоено имя GAVRILIN. Его имя носят школа-интернат №1 для детей-сирот г. Вологды, Международный детский конкурс «Я – композитор».

Большая заслуга в сохранении творческого наследия композитора принадлежит его вдове Наталии Евгеньевне Гаврилиной. 

Извините, Россия, но Чайковский определенно был геем

Эта статья из архива нашего партнера.

Историки не сомневаются в том, что Петр Чайковский был геем, но будущий биографический фильм, снятый в его родной стране, будет. Юрий Арабов заявил российской газете, что его экранизация жизни композитора XIX века не будет сосредоточена на его сексуальности, потому что «это далеко не факт, что Чайковский был гомосексуалистом», — сообщает газета The New York Times .

Арабов также сказал, что фильмы, которые «рекламируют» гомосексуальность, находятся «вне сферы искусства», и что только «обыватели» думают, что композитор был геем.В свете недавнего российского законодательства, направленного против геев, это можно рассматривать как еще одну попытку стереть гей-историю страны. Что ж, извините, Россия, но Чайковский — вместе с десятками других икон русской культуры — был геем, что с готовностью подтвердят многие ученые.

Пётр Чайковский (композитор)

Чайковский написал два наиболее типично русских балета — «Лебединое озеро» и «Щелкунчик» . И, как описал Кристофер Харрити в The Advocate , сексуальность Чайковского была хорошо известна, а также хорошо задокументирована в его собственных письмах.Харрити пишет (выделено автором):

История гомосексуализма Чайковского была подавлена ​​в России Советским Союзом, и лишь недавно она стала широко известна в постсоветской России. писем и дневников Чайковского, а также письма его брата Модеста, который также был геем, ясно показывают его ориентацию. […] Многие из самых интимных отношений Чайковского были гомосексуальными: слуга Чайковского Алексей Софронов и его племянник Владимир «Боб» Давыдов.Веселый писатель Е.М. Форстер ссылается на Чайковского и Давыдова в своей истории любви Морис, , написанной в 1913-1914 годах и опубликованной в 1971 году: «… Чайковский влюбился в своего племянника и посвятил свой шедевр [ Symphonie pathetique ] Для него.»

И, как сообщал The Independent в 2009 году, биография Роланда Джона Уайли нашла неопровержимые доказательства сексуальности:

Этой осенью была опубликована новая биография Роланда Джона Уайли, и Майкл Черч на этих страницах с восторгом отозвался о ней; он утверждает, что некоторые из этих загадок — не более чем мифы.Например, Уайли отмечает, что Чайковский всю свою жизнь был открытым геем, до такой степени, что он феминизировал имена молодых людей, с которыми общался, и даже свое собственное — подписал письмо своему брату (который также был геем) «Петролина» «.

Николай Гоголь (автор)

Писатель 19 века, наиболее известный по книге Dead Souls и его рассказам, также был гомосексуалистом. Сексуальный лабиринт Николая Гоголя , сочиненный русским геем Саймоном Карлинским, утверждал, что доказательства гомосексуальности Гоголя можно найти в его произведениях.В своем обзоре книги для The New York Review of Books Хелен Мучник изложила аргумент Карлинского следующим образом:

Вкратце его тезис состоит в том, что Гоголь, неспособный быть самим собой в мире, где гомосексуальность был запрещен, скрывал свои склонности, пытался подавить свои эмоции, бессознательно проецировал свою скрытность в обманах, мистификациях и символах своих рассказов и пьес. , и в конечном итоге сломался от напряжения, разрушив свое искусство и разрушив себя.

Здесь и здесь, среди прочего, есть упоминания о сексуальности Гоголя.

Биография Дмитрия Шостаковича — Msrblog

Биография Дмитрия Шостаковича

Дмитрий Шостакович — российский композитор и пианист.

Имя: Дмитрий Дмитриевич Шостакович

Дата рождения: 25 сентября 1906 г.

Место рождения: Санкт-Петербург, Россия

Дата смерти: 9 августа 1975 г.

Место Смерти: Москва, Россия

Род занятий: Композитор, Пианист

Отец: Дмитрий Болеславович Шостакович

Мать: София Васильевна Кокулина

Супруга / Ex: Ирина Антоновна М. Шостакович1962–1975), Маргарита Каинова (М. 1956–1960), Нина Васильевна Варзар (М. 1932–1954)

Дети: Максим Шостакович, Галина Дмитриевна Шостакович

Ранняя жизнь

Дмитрий Шостакович Русский композитор, наиболее известный своими многочисленными произведениями, включающими несколько опер, 15 симфоний, многочисленные камерные произведения и концерты, родился 25 ^{сентября 1906 года в Санкт-Петербурге, Россия. Он добился известности в Советском Союзе под патронатом главы советской администрации Михаила Тухачевского, но позже у него были сложные и непростые отношения с правительством.Тем не менее он получил награды и государственные награды, служил в Верховном Совете РСФСР (1947 г.) и Верховном Совете Советского Союза (с 1962 г. до своей смерти).}

С уполномочением Иосифа Сталина свобода художников и композиторов была ограничена, и они были вынуждены прекратить писать музыку. Шостакович был одним из них. Его опера «Леди Макбет Мценского уезда» изначально была принята, но позже подверглась критике, поскольку Сталин не одобрял ее. В произведениях Шостаковича освещены сложные вопросы, выходящие за рамки музыки.Его работы также пролили свет на роль художника и дилемму человечества перед лицом войны и несчастного состояния угнетения в течение самого несправедливого века.

Полистилист, Шостакович разработал гибридный голос, объединив в своих произведениях множество различных музыкальных приемов. Для его музыки характерны резкие контрасты, элементы гротеска, амбивалентная тональность; на композитора также сильно повлиял неоклассический стиль, пионером которого был Игорь Стравинский, и (особенно в его симфониях) поздний романтизм Густава Малера.

Его оркестровые произведения включают 15 симфоний и шесть концертов. Его камерный выход включает 15 струнных квартетов, фортепианный квинтет, два фортепианных трио и две пьесы для струнного октета. Его сольные фортепианные произведения включают две сонаты, ранний набор прелюдий и более поздний набор из 24 прелюдий и фуг. Среди других работ — три оперы, несколько песенных циклов, балеты и значительное количество музыки из фильмов; особенно известен «Второй вальс», соч. 99, музыка к фильму «Первый эшелон» (1955–1956), а также сюиты к фильму «Овод».

Шостакович был крайне скромен и никак не комментировал свою музыку. Он в основном очень нервничал, что могло быть связано с ужасами, с которыми он столкнулся при жизни. Его работы олицетворяют классические формы двадцатого века, поскольку его стиль эволюционировал от юмора к более замкнутой меланхолии и патриотической преданности, а затем и к депрессивному настроению на последних этапах его жизни.

Детство, семья, образование

Дмитрий Дмитриевич Шостакович, полностью Дмитрий Дмитриевич Шостакович, родился 12 сентября (сентябрь.25, Новый стиль), 1906, Санкт-Петербург, Россия. Он был вторым из троих детей Дмитрия Болеславовича Шостаковича и Софии Васильевны Кокулиной. Дед Шостаковича по отцовской линии, первоначально звали Шостакович, был польско-римско-католического происхождения (его семейные корни уходят в район города Вилейка в сегодняшней Беларуси), но его ближайшие предки были из Сибири.

Шостакович начал уроки игры на фортепиано со своей матерью в 9 лет. Он был невероятно одаренным музыкантом и в 13 лет поступил в Петроградскую (Санкт-Петербургскую) консерваторию.Его занятия по композиции были началом его навязанного государственного руководства: его учителя пытались повлиять на его творчество в классическом русском стиле, как Бородин, Риски-Корсаков, Мусоргский, Куй и Балакирев. Вместо этого Шостакович отдавал предпочтение работам Прокофьева и Стравинского, что противоречило предпочтительному стилю композиции. Шостакович также посещал уроки истории музыки Александра Оссовского. Стейнберг пытался направить Шостаковича по пути великих русских композиторов, но был разочарован, увидев, что он «растрачивает» свой талант и подражает Игорю Стравинскому и Сергею Прокофьеву.Шостакович также страдал из-за своего кажущегося отсутствия политического рвения и сначала провалил экзамен по марксистской методологии в 1926 году.

Его первым крупным музыкальным достижением была Первая симфония (премьера 1926 года), написанная как его выпускное произведение в возрасте 19 лет. Работа привлекла к нему внимание Михаила Тухачевского, который помог Шостаковичу найти жилье и работу в Москве и отправил водителя на «очень стильном автомобиле» отвезти его на концерт.

Он участвовал в Международном конкурсе пианистов имени Шопена в Варшаве в 1927 году и получил почетную награду, но не предпринимал последующих попыток продолжить карьеру виртуоза, ограничивая свои публичные выступления в качестве пианиста исполнением собственных произведений.

Личная жизнь

В 1927 году Дмитрий Шостакович вступил в отношения с Иваном Соллертинским, который был его близким другом. Однако дружба прервалась с ее смертью в 1944 году. Соллертинский познакомил Шостаковича с музыкой Густава Малера, которая сильно повлияла на его музыку, начиная с Четвертой симфонии. В 1932 году Шостакович женился на Нине Варзар, но отношения, похоже, не складывались. Таким образом, в 1935 году их отношения закончились, что привело к разводу, но вскоре они снова поженились, и Нина родила их первенца.

У Шостаковича было двое детей Максим и Галина. Интересно, что Максим продолжил семейное дело и стал пианистом и дирижером, а сын Максима Дмитрий тоже пианист. Шостакович был нервным, тревожным и (возможно) одержимым человеком. Он часто болел, нервничал. Он также стремился доставить удовольствие, что делает его колебания от критического признания к осуждению, одобрению, осуждению и, наконец, снова восхищению.

Шостакович был во многих смыслах одержимым человеком: по словам дочери, он был «помешан на чистоте».Он синхронизировал часы в своей квартире и регулярно присылал себе карточки, чтобы проверить, насколько хорошо работает почтовая служба. В книге Элизабет Уилсон «Шостакович: воспоминания о жизни» (издание 1994 года) содержится указатель 26 упоминаний о его нервозности. Михаил Друскин вспоминает, что композитор еще в молодости был «хрупким и нервно подвижным». Юрий Любимов комментирует: «То, что он был более уязвимым и восприимчивым, чем другие люди, несомненно, было важной чертой его гения». В более поздней жизни, вспоминал Кшиштоф Майер, «его лицо было мешком тиков и гримас.

Карьера и творчество

Первая симфония Шостаковича (премьера 1926 г.) была воспринята критиками как успех во время ее исполнения, особенно с учетом того, что он сочинил ее в 19 лет как выпускное произведение Петроградской консерватории. Его следующие две симфонии были менее встречены критиками из-за их более экспериментальной гармонической природы. Музыка Шостаковича была в равной степени классической, сатирической и гротескной, как мы увидим позже. Эта работа привлекла к нему внимание Михаила Тухачевского, который помог Шостаковичу найти жилье и работу в Москве и отправил водителя на «очень стильной машине» отвезти его на концерт.

Шостакович устроился на работу пианистом и композитором после окончания учебы, но не смог впечатлить публику своей сухой манерой игры. Он был удостоен «почетной награды» на Первом международном конкурсе пианистов имени Фредерика Шопена в 1927 году в Варшаве. Были и другие оценки, которые пришли к Шостаковичу, как, например, у Леопольда Стокского, который представил свою первую запись в США. Бруно Вальтер, дирижер, также был впечатлен сочинением Шостаковича «Первой симфонии», которое дирижировал в Берлине в том же году.Таким образом, Шостакович больше сосредоточился на композиции и исполнял только свои произведения.

Его стиль превратился из дерзкого юмора и экспериментального характера его первого периода, примером которого являются оперы «Нос» и «Леди Макбет из Мценска», в более интровертную меланхолию и националистический пыл его второй фазы (Симфонии № 5 и № 7, «Ленинград»), и, наконец, в вызывающее и мрачное настроение его последнего периода (примером могут служить Симфония № 14 и Квартет № 15).

В 1927 году Шостакович написал Вторую симфонию (с подзаголовком «Октябрь»), патриотическое произведение с большим просоветским хоровым финалом.Из-за своей экспериментальной природы, как и в случае с последующей Третьей симфонией, она не была встречена критиками с энтузиазмом, данным Первой. Во время написания Второй симфонии Шостакович начал работу над сатирической оперой «Нос» по повести Николая Гоголя. В июне 1929 года, вопреки собственному желанию композитора, опера была поставлена ​​в концертном исполнении; он подвергся яростным нападкам со стороны Российской ассоциации пролетарских музыкантов (РАПМ). Его сценическая премьера 18 января 1930 года вызвала в целом плохие отзывы и всеобщее непонимание среди музыкантов.

Первая опера Шостаковича называлась «Нос» и была плохо воспринята критиками. «Леди Макбет Мценского уезда» (1934) была второй оперой Шостаковича и стала важным переломным моментом в карьере Шостаковича как композитора. В частности, в 1936 году оно подверглось критике со стороны партийного руководства в государственной газете «Правда» в статье «Путаница вместо музыки». По иронии судьбы, до этого момента композиция рассматривалась как социалистический успех, образец социалистического реализма.Похоже, что Сталин и другое партийное руководство, присутствовавшее на представлении, были поражены громким звуком духовых и ударных. Это осуждение привело к «добровольному изъятию» его четвертой симфонии (добровольно, например, сделайте это, или мы сделаем это за вас…). Позже мы рассмотрим, что сделало его музыку слишком авангардной для государства.

С 1928 года, когда Иосиф Сталин провозгласил свой первый пятилетний план, железная рука держалась за советскую культуру, а в музыке требовался прямой и популярный стиль.Авангардная музыка и джаз были официально запрещены в 1932 году, и какое-то время даже стилистически беспроблемный Чайковский был в немилости из-за его квазиофициального статуса в царской России. Шостакович не испытал немедленного официального недовольства, но когда оно пришло, оно было разрушительным. Говорят, что гнев Сталина на то, что он услышал, когда он присутствовал на представлении «Леди Макбет» в Мценском районе в 1936 году, спровоцировал официальное осуждение оперы и ее создателя.

В конце 1920-х — начале 1930-х годов Шостакович работал в пролетарском молодежном театре «ТРАМ». Хотя он мало работал на этом посту, он оградил его от идеологических атак. Большая часть этого периода была потрачена на написание оперы «Леди Макбет из Мценского уезда», которая впервые была исполнена в 1934 году. Она сразу же имела успех как на народном, так и на официальном уровне. Ее описывали как «результат общего успеха социалистического строительства, правильной политики партии» и как оперу, которую «мог бы написать только советский композитор, воспитанный в лучших традициях советской культуры».

Он подвергся резкой критике в официальной прессе, и и опера, и все еще не исполненная Симфония № 4 (1935–36) были отозваны. Следующим крупным произведением композитора стала его Симфония № 5 (1937), которую пресса назвала «ответом советского художника на справедливую критику». Можно было ожидать тривиальной, послушно «оптимистичной» работы; то, что возникло, было составлено в основном из серьезной, даже мрачной и элегической музыки, представленной с неотразимой прямотой, которая сразу же завоевала успех как у публики, так и у властей.

Пятой симфонией (1937) Шостакович вернулся в благосклонность государства. Произведение во многом мелодичное и консервативное. Критики утверждали, что он учился на своих ошибках. Можно утверждать, что он просто научился еще больше скрывать свои намерения. Так или иначе, его музыка снова стала популярной в государстве, и ему больше не нужно было опасаться за свою жизнь. К сожалению, это длилось недолго. В течение 1936 и 1937 годов, чтобы сохранить как можно более низкий профиль между Четвертой и Пятой симфониями, Шостакович в основном сочинял музыку для фильмов, жанр, который предпочитал Сталин и не имел опасного личного выражения.

Публикация передовой статьи «Правды» совпала с сочинением Четвертой симфонии Шостаковича. Работа ознаменовала собой большой сдвиг в стиле из-за значительного влияния Малера и ряда элементов западного стиля. Симфония доставила Шостаковичу композиционные трудности, поскольку он пытался преобразовать свой стиль в новую идиому. Композитор был в восторге от работы, когда появилась статья в «Правде». Он продолжал сочинять симфонию и запланировал премьеру в конце 1936 года.Репетиции начались в декабре того же года, но после ряда репетиций Шостакович по причинам, которые до сих пор обсуждаются, решил изъять симфонию от публики. Ряд его друзей и коллег, таких как Исаак Гликман, предположили, что на самом деле это был официальный запрет, который Шостаковича убедили представить как добровольный выход.

Пятая симфония Шостаковича в 1937 году была названа «Ответ советского художника на справедливую критику». Позже, в 1941 году, Шостакович, вдохновленный немецким вторжением в Россию, написал «Седьмую симфонию» с подзаголовком «Ленинград».Эта работа была хорошо принята и оценена во всем мире, а его фотография появилась на обложке журнала Times. Поэтому было очень обидно, когда эта работа окончательно ушла в безвестность.

Немецкое вторжение в Россию в 1941 году вдохновило композитора на Седьмую симфонию с подзаголовком «Ленинград». Впечатленные эпико-героическим характером симфонии, Тосканини, Кусевицкий и Стокский боролись за премьеру в Западном полушарии; партитуру нужно было записать на микрофильм, доставить самолетом в Тегеран, перевезти в Каир и улететь.Работа имела огромный успех во всем мире, но в конце концов стала безвестной. Тем не менее композитор на время стал всемирной знаменитостью, его картина даже появилась на обложке Time.

В 1937 году Шостакович стал преподавателем композиции в Ленинградской консерватории, и нападение Германии на Советский Союз в 1941 году застало его еще в этом городе. Он написал свою Симфонию № 7 (1941) в осажденном Ленинграде во второй половине того же года и закончил ее в Куйбышеве (ныне Самара), куда он и его семья были эвакуированы.Произведение быстро приобрело известность как из-за квазиромантических обстоятельств его композиции, так и из-за его музыкального качества. В 1943 году Шостакович поселился в Москве преподавателем композиции в консерватории, а с 1945 года преподавал также в Ленинградской консерватории.

Девятая симфония (1945), напротив, была намного светлее по тону. Гавриил Попов писал, что он «великолепен своей жизнерадостностью, весельем, блеском и остротой !! Но к 1946 году он тоже стал предметом критики.Исраэль Нестев спросил, подходящее ли время для «легкой и забавной паузы между значительными творениями Шостаковича, временного отказа от больших, серьезных проблем ради игривых, филигранно отделанных мелочей». Нью-йоркская телеграмма World-Telegram от 27 июля 1946 года была столь же пренебрежительной: «Русскому композитору не следовало так по-детски выражать свои чувства по поводу поражения нацизма». Шостакович продолжал сочинять камерную музыку, особенно свое Второе фортепианное трио (соч.67), посвященная памяти Соллертинского, с горько-сладким финалом тотентанса на еврейскую тематику. В 1947 году композитор стал депутатом Верховного Совета РСФСР.

Произведения Шостаковича, написанные в середине 1940-х годов, содержат некоторые из его лучших произведений, особенно Симфонию № 8 (1943), Фортепианное трио (1944) и Концерт для скрипки № 1 (1947–48). В 1948 году в Москве на печально известной конференции под председательством Андрея Жданова, выдающегося советского теоретика, ведущие деятели советской музыки, включая Шостаковича, подверглись нападкам и опозориванию.В результате в следующие несколько лет качество советской композиции резко упало.

С изданием в 1948 году печально известного постановления ЦК Коммунистической партии карьера Шостаковича затмилась. Он обвинял Шостаковича, Прокофьева и многих других известных композиторов в «формалистических извращениях». После этого какое-то время он предавался творчеству, прославлявшему советскую жизнь или историю. В 1959 году он был назначен первым секретарем Союза композиторов СССР.

В 1954 году Шостакович написал «Праздничную увертюру», опус 96; он использовался в качестве музыкальной темы для летних Олимпийских игр 1980 года. (Его «Тема из фильма« Пирогов, Opus 76a: Finale »была разыграна во время зажигания котла на летних Олимпийских играх 2004 года в Афинах, Греция.) В 1959 году он появился на сцене в Москве в конце концертного исполнения спектакля. его Пятая симфония, поздравляющая Леонарда Бернштейна и Нью-Йоркский филармонический оркестр с их выступлением (часть концертного турне по Советскому Союзу).Позже в том же году Бернштейн и Нью-Йоркский филармонический оркестр записали симфонию в Бостоне для Columbia Records.

Его личное влияние уменьшилось после прекращения преподавательской деятельности в Московской и Ленинградской консерваториях. Тем не менее, он не был полностью напуган, и в своем струнном квартете № 4 (1949) и особенно в своем квартете № 5 (1951) он дал великолепный ответ тем, кто хотел, чтобы он полностью отказался от своего стиля и музыкальной целостности. Его Симфония No.10, сочиненная в 1953 году, в год смерти Сталина, бросила вызов ждановщине, но, как и его Симфония № 5, написанная 16 годами ранее, вызвала признание своим качеством и прямотой.

Шостакович снова вступил в конфликт с правительством в 1948 году, когда ЦК Коммунистической партии издал печально известный указ, обвинявший Шостаковича, Прокофьева и других выдающихся композиторов в «формалистических извращениях». Некоторое время он писал в основном произведения, прославляющие советскую жизнь или историю.Художественные репрессии уменьшились в постсталинской России, но любопытно, что Шостакович все еще рисовал в своих модернистских рогах до Тринадцатой симфонии «Бабий Яр», произведения 1962 года, основанного на стихах Евгения Евтушенко. Работа вызвала серьезные споры из-за темы своего первого движения: российское угнетение евреев.

И все же Шостаковича это не испугало, и его глубоко впечатляющая Симфония № 14 (1969), представленная в виде цикла из 11 песен на тему смерти, не была той работой, которая могла бы понравиться официальным кругам.Композитор посетил Соединенные Штаты в 1949 году, а в 1958 году он совершил расширенное турне по Западной Европе, включая Италию (где он уже был избран почетным членом Национальной академии Санта-Чечилия, Рим) и Великобританию, где он получил почетную степень доктора музыки в Оксфордском университете.

В 1964 году Шостакович написал музыку к русскому фильму «Гамлет», получившую положительную оценку в газете «Нью-Йорк Таймс»: «Но отсутствие этой звуковой стимуляции красноречивых слов Шекспира в какой-то мере компенсируется великолепной и волнующей музыкой Дмитрия. Шостакович.В этом есть большое достоинство и глубина, а иногда и уместная дикость или легкомыслие ».

В 1965 году Шостакович возвысил голос в защиту поэта Иосифа Бродского, приговоренного к пяти годам ссылки и каторжных работ. Шостакович подписал протесты вместе с Евтушенко и другими советскими художниками Корнеем Чуковским, Анной Ахматовой, Самуилом Маршаком и французским философом Жан-Полем Сартром. После протестов приговор смягчили, и Бродский вернулся в Ленинград.

Шостакович опубликовал свой «Второй концерт для виолончели» в 1966 году, произведение, которое было нацелено на более высокий уровень, чем его первое, но не привлекло внимания публики.

В том же году у Шостаковича обнаружили серьезное заболевание сердца. Он продолжал сочинять, его произведения становились все менее насыщенными и мрачными, а тема смерти становилась все более заметной. Его Четырнадцатая симфония (1969), на самом деле сборник песен на тексты Лорки, Аполлинера, Кюхельбекера и Рильке, является одержимым смертью произведением, вызывающим значительный диссонанс и мало уважающим социалистический реализм, все еще востребованный государством.

Последним произведением Шостаковича была его Соната для альта, которая была впервые исполнена 28 декабря 1975 года, через четыре месяца после его смерти.Его музыкальное влияние на более поздних композиторов за пределами бывшего Советского Союза было относительно невелико, хотя Альфред Шнитке подхватил его эклектизм и контраст между динамикой и статикой, а часть музыки Андре Превена демонстрирует четкую связь со стилем оркестровки Шостаковича. Его влияние также можно увидеть у некоторых северных композиторов, таких как Ларс-Эрик Ларссон.

Дмитрий Шостакович считался решительным сторонником коммунализма. Это понятие оставалось неизменным до публикации «Свидетельства Соломона Волкова: Воспоминания Дмитрия Шостаковича» Соломона Волкова, которая вышла после его смерти.Большинство взглядов, выраженных в книге Волкова, были признаны достоверными, и поэтому предмет политических убеждений Шостаковича продолжает подвергаться сомнению.

Награды и награды

Дмитрий Шостакович был удостоен «почетной грамоты» на Первом международном конкурсе пианистов имени Фредерика Шопена в 1927 году в Варшаве.

В 1966 году Шостакович был награжден Золотой медалью Королевской филармонии.

Смерть и наследие

Дмитрий Шостакович умер от рака легких 9 августа 1975 года.Состоялись гражданские похороны. Еще до его смерти он был отмечен присвоением имени полуострову Шостаковича на острове Александра в Антарктиде.

Дмитрий Шостакович похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве со всеми государственными почестями. Его называли верным коммунистом и провозглашали «героем народа». Его музыка раскрывала не только его страдания, но и боль окружающих его людей.

В начале его карьеры в его музыке проявилось влияние Прокофьева и Стравинского, особенно в его потрясающей и очень успешной Первой симфонии.Он мог эффективно передать меланхолическую глубину и глубокое чувство тоски, которые можно услышать во многих его симфониях, концертах и ​​квартетах. Соломон Волков в своем неоднозначном «Свидетельстве: Воспоминания Дмитрия Шостаковича» объясняет кажущуюся напыщенность композитора искусной сатирой над помпезностью советского государства, указывая на «вынужденное ликование» финала Пятой симфонии. Типичные черты стиля Шостаковича включают короткие, повторяющиеся мелодические или ритмические фигуры, мотивы с одной или двумя тонами или интервалами, а также мрачное и маниакальное письмо на струнах.

Несмотря на присущую его музыке задумчивость, которая может указывать на интровертную личность, Шостакович был известен своей общительностью. После смерти Прокофьева в 1953 году он стал бесспорным руководителем русской музыки. После его собственной смерти его музыка была предметом яростных споров между теми, кто придерживался советского взгляда на композитора как искреннего коммуниста, и теми, кто рассматривал его как закутанного диссидента.

Источник информации:

1. britannica.com
2. allmusic.com
3. study.com
4. thefamouspeople.com
5. wikipedia

Григорий Гладков — факты, биография, карьера, чистая стоимость

За год до окончания института, в 1983 году, Гладков переехал в Москву. Этому событию предшествовал успех мультфильма «Пластилиновая ворона» (1981), созданного режиссером-аниматором Александром Татарским. Музыка к нему написана Григорием Гладковым на стихи Александра Кушнера («Песня картин»), Овсея Дриза в переводе Романа Сефа («Игра»), Эдуарда Успенского («Может быть, ворона»).

Татарский первым перебрался в столицу из Киева, а затем пригласил Гладкова из Ленинграда. В удачном тандеме они создают новую работу «Прошлогодний снег» (1983), также снятую в стиле «пластилиновой» анимации. Но если «Ворона» оказался забавным детским мультфильмом, то «Снег» стал культовой сатирической сказкой для взрослых, текст которой разошелся в кавычках. К Гладкову пришла колоссальная популярность.

Одно из них — приглашение сниматься в кино. В 1984 году на экраны вышел музыкальный фильм «Сказки старого волшебника» по произведению Шарля Перро о спящей принцессе.Гладков не только выступил в роли композитора картины, но и исполнил роль менестреля, а также исполнил собственные вокальные партии.

В 1986-1988 годах композитор написал музыку к серии кукольных мультфильмов «О Вере и Анфисе», полюбившейся всем советским детям. Звуковыми дорожками любимых мультфильмов стали песни на стихи Эдуарда Успенского «Обезьяна Анфиска», «Что детям нужно больше всего».

Еще один яркий мультфильм-хит Григория Гладкова «В ящике с карандашами» был написан для тележурнала для школьников «Рубик» (1986) режиссера Александра Татарского.

Среди последних работ в тандеме с Татарским было написание музыки к известному мультсериалу о братьях Колобок (персонажей, придуманных Эдуардом Успенским в книге «Похищение белого слона»), затем переименованных в братьев Пилотов.

Смерть коллеги и близкого друга Александра Татарского в 2006 году стала для Гладкова поистине тяжелой утратой. В 2010 году Григорий Васильевич снялся в документальном фильме «Александр Татарский. Властелин пластилиновых ворон », в которой очень тепло вспоминает товарища, с именем которого связаны самые яркие работы в мультипликации.

Творчество Гладкова наполнено не только анимированными саундтреками. Его музыка звучит в десятках детских спектаклей: «Буратино», «Трям, здравствуй!», «Винни-Пух», «Красная шапочка» и многих других. Композитор много и плодотворно работает на радио и телевидении. С 1995 по 1997 год в рамках проекта Every Day Holiday вел цикл Musical Lounge на канале РТР, где в игровой форме рассказывал детям о разных жанрах музыки.

С 1998 года в течение 5 лет ведет программу «Спокойной ночи, малыши», пишет песни и исполняет под гитару к каждому выпуску.Музыкальные заставки, написанные талантливым композитором, звучали в таких программах, как «Будильник», «В мире животных», «Выставка собак» и других.

Первая государственная награда в биографии художника появляется в 2004 году: Гладкову присвоено звание «Заслуженный артист Российской Федерации». В следующем году он стал постоянным членом жюри детского «Евровидения» от России.

Григорий Гладков не только работает на детских фестивалях и конкурсах, гастролирует по стране и за рубежом, но и пишет тексты для взрослых.В 2014 году мастер выпустил альбом, посвященный любимому городу («Прогулки по Петербургу под аккомпанемент гитары и дождя»), в который вошли песни и романсы на стихи Вадима Шефнера, Александра Кушнера, Иосифа Бродского, а также собственное авторство («Ленинградская блокада» и «На улице Росси»). Обложку диска украсила забавная фотография композитора, бегущего по лужам Петербурга с зонтиком.

В 2016 году вышел альбом «Новогодние песни композитора Григория Гладкова», в который вошли песни для детей, написанные в разные годы и исполненные ансамблями «Непоседы», «Дилижанс», «Радуга».Григорий Гладков остается самым продаваемым детским композитором страны.

Пантеон

• Визуализации
• Рейтинги
  • Люди
  • Места
  • Профессии
• Профили
  • Люди
  • Места
  • Страны
  • Данные
    • Разрешения
    • Скачать
    • API
  • Ежегодник
  • Дом
  • Визуализации
  • Рейтинги
  • Профили
    • Люди
    9024
    • Eras
  • О
  • Данные
    • Разрешения
    • API
  • Ежегодник
  • API
  • Поиск
  • Оставить отзыв
  • Цитирование использования

  страница не найдена.

  Вместо этого вы можете попробовать новый поиск или эти страницы:

  • Isaac Newton

    Physicist

    United Kingdom

    Rank 6

  • Walt Disney

    Producer

    United States

    Роджер Федерер

    Теннисист

    Швейцария

    Ранг 124

  • Гонщик

    Ранг профессии 16

    665 человек

    Спортивный домен

  • Агнез Мо

  • Лаози

    Философ

    Китай

    Рейтинг 157

  • Винсент Ван Гог

    Художник

    Нидерланды

    Рейтинг 20

  35000

  Место 20

  • Дизайнер моды 905

  • Васко да Gama

    Explorer

    Португалия

    Рейтинг 99

  • Знаменитость

    Профессия 40

    142 Физические лица

    Public Figure Domain

  • Место Marie Curie

  • Изучите
    • Визуализации
    • Рейтинги
  • Профили
    • Люди
    • Места
    • Страны
    • Профессии
    • Занятия / Страны
  • Политика конфиденциальности
  9024 Условия службы
• Данные
  • Разрешения
  • Загрузить
  • API
• Приложения
  • Ежегодник

• Кларенс Браун · Каждый камешек · LRB 25 мая 1995 г.

  В конце пятидесятых, в пыльном лабиринте манхэттенской квартиры, композитор Артур Сергеевич Лурье отвечал на мои вопросы о своем друге Осипе Мандельштаме, которого, как он полагал, был то время безвозвратно забыто.Я неожиданно оказался у его двери, ведомый статьей, которую он опубликовал в эмигрантском журнале. Он не мог решить, что было более поразительным: замысловатые вопросы об исчезнувшем поэте или сам задающий вопрос, молодой американец, говорящий на армейском русском языке: «Кто-то, — сказал он, проводя меня, — должен написать о вам . ‘

  Я верю, что сейчас я косвенно не выполняю это предписание, если вспомню некоторые из моих встреч с великим поэтом, о котором Лидия Чуковская и Анатолий Найман оставили записи полноты и интимности, с которыми мои немногие воспоминания вряд ли могут соперничать.Но рост Ахматовой был таков, что каждый малейший камешек, придающий силу всему ее посмертному памятнику, должен казаться ценным.

  Кто бы ни вознамерился написать о ней в ближайшее время, желает, чтобы английский лексикон был богаче синонимами слова «царственный». После «королевского» и «величественного» осталось не так много всего, что подходило бы для этого случая. «Земной», если вы хотите описать ту другую сторону ее натуры, которая открывается только тем, кто знал ее в домашних условиях, еще больше нуждается в приблизительно родственных терминах.Я полагаю, что лучше беспомощно подчиниться и повторить то, что говорили более ранние и более благоприятные свидетели: что она произвела на большинство людей, знавших ее, противоречивый эффект, будучи одновременно неприступно удаленными, так что измена могла только подглядывать, что это будет, а также готова ослабить бдительность и немедленно погрузиться в измену.

  Записки, на которых я основываю свои воспоминания о ней, были сделаны в спешке в поездах и в гостиничных номерах, а затем, поскольку само их существование подвергало опасности и ее, и меня, были быстро отправлены из страны.Это были начало и середина шестидесятых. Бродского отправляли за «тунеядство» прозябать в деревне под Архангельском; ее опасно неверный Реквием издавался в Мюнхене; Синявского разоблачили как Абрама Терца и отправили в лагерь; и ее половинчатая реабилитация после эффектного доноса Жданова сразу после войны была в лучшем случае шаткой. Я отложил записи и забыл о них. Написание тогда об Ахматовой поставило бы под угрозу не только ее, но и человека, к которому я был гораздо ближе и чье дело было несравненно более опасным, — Надежды Мандельштам.Ее рукопись, еще не озаглавленную « Надежда против надежды », я прочитал за ее кухонным столом и затем, с ее благословения, отправил на Запад. Было не время для воспоминаний.

  Лурье был моим входом в Ахматову. Примерно через год после интервью на Манхэттене меня арестовало видение алых носков, покрывающих хрупкие белые икры под вздымающимися шортами-бермудами: в то время это не было частью ожидаемой сцены на Нассау-стрит в Принстоне. Это был Артур Сергеевич, теперь переехавший из Нью-Йорка, чтобы жить на Линден-лейн, на средиземноморской вилле, предоставленной философом Жаком Маритеном, навсегда переехавшим во Францию.Каждый дюйм внутренней стены был покрыт фресками молодого французского художника, на фоне которых Лурье, наконец, выглядел как дома.

  Некоторое время он был одним из «мужей» Ахматовой. Слабое общение не уменьшило их эмоциональной привязанности. «Все ваши фотографии смотрят на меня весь день», — писал он ей в 1960 году в письме, которое сейчас находится у Чуковской. Некоторое время он был ленинским комиссаром по музыке, но он также обратился в свой пылкий католицизм до (на этом он настаивал), когда покинул Советский Союз в 1922 году для своего длительного изгнания во Франции и Америке.Он был болезненно осторожен в поддержании некоторых связей с Ахматовой, опасаясь, что любой контакт усугубит ее многочисленные проблемы.

  11 июля 1962 года я нелегально проехал по трассе электричка из Ленинграда в Комарово, где, как утверждается, Ахматова находилась на даче, предоставленной ей Литфондом, не имея другого оправдания, кроме своего незнания. Песчаный трек, на котором он находился, получил громкое название Лейк-стрит. Три пешехода, не все из которых могли быть сотрудниками КГБ, исчерпали три возможных акцента прилагательного ozernaya («озеро»), прежде чем я его обнаружил.Она вышла на крыльцо, привлеченная именем Лурье, которое принесла молодая женщина, ответившая на мой стук. Это было то же крыльцо, изображенное на фотографии в книге Наймана, и я был в его идентичной позиции, глядя на фигура, которая могла казаться чем-то более чем смертным только глазам, изучавшим ее в смутных репродукциях. Спустилась рука. Я поцеловал это. Она быстро прижала его к горлу, быстро посмотрела на занавес из кустовых сосен и пригласила меня войти.

  Сначала мы сидели на маленькой застекленной веранде.Она сразу сказала мне, что поэт Георгий Иванов виноват во многих клевете в ее адрес. Неправда, как он писал, что после развода с Гумилевым и отказа от участия во второй группе акмеистов она потеряла благосклонность молодых читателей. Совсем наоборот. После того, как мы вошли в ее маленькую гостиную, как и вскоре, ее разговор был настолько сосредоточен исключительно на Мандельштаме, лишь изредка упоминая о себе, что эта увертюра поразила меня, когда я позже просмотрел свои записи, как единственный раз. когда она казалась хоть немного примадонной, завидующей ее репутации в глазах публики.

  Примерно четыре года спустя я узнал от Надежды Мандельштам, вдовы поэта, о которой я пришел поговорить с Ахматовой, что она была тайным свидетелем остальной части интервью. Никто не был готов к внезапному появлению в Комарово, закрытого для иностранцев, американского писателя о Мандельштаме. Таким же апломбом Ахматова встретила бы белого кролика с космического корабля. Она говорила торопливо и весело, как будто готовилась к моему приезду. Моя мономаниакальная одержимость Мандельштамом, а не ею, должно быть, казалась приятным изменением.Все, что писал Георгий Иванов, было ложью. Он и Адамович были моложе акмеистов, всегда были в некотором роде чужаками и к тому же вскоре ушли в эмиграцию. К Адамовичу она относилась более доброжелательно; он не писал того, чего не знал. Но Иванов придумал. У Осипа никогда не было дочери. Была жена. До свадьбы ее звали Хазина. (Само существование Надежды было неизвестно даже Глебу Струве и Борису Филиппову, редакторам « Сочинения » Мандельштама в США.)

  Был ли еще жив Страховский (еще один мемуарист)? Да? Очень жаль. Он мог и дальше лгать о Мандельштаме. Он тоже написал о ней чушь. Он уехал в 1918 году, и все, чему он после этого притворялся очевидцем, было чистой выдумкой. Почему люди на Западе не использовали свою свободу для написания правды, а не лжи? Влиятельный поэт Брюсов однажды сознательно оскорбил Мандельштама, сказав, что ему нравятся его стихи, а затем процитировал что-то Маккавейского.(Подразумевается, что преднамеренное оскорбление предпочтительнее тайной клеветы тех, кто фигурирует в ее списке лжецов.)

  Она присутствовала при первом аресте Мандельштама в 1934 году. Второй раз был 1 мая. 1938. Эренбург ошибался: правильная дата смерти — 27 декабря 1938 года. Наде даже прислали письмо, что было очень необычно. Еще у нее было письмо от Оси из лагеря. (Этот клочок бумаги сейчас находится в нескольких сотнях ярдов от того места, где я сижу, в архиве Мандельштама библиотеки Принстонского университета.) В последнее время стихи тиражировались тиражом; люди даже зарабатывали деньги, копируя их.

  Мандельштам ни в коем случае не был таким непривлекательным физически, как его изображают. «Почти все, что я видел о нем, не соответствует действительности. Он был, конечно, чудак ». (« Он был, правда, чудак ».) Она показала мне то, что впоследствии станет известной фотографией молодого симпатичного Мандельштама в компании Корнея Чуковского и Бенедикта Лившица. Она ничего не внесла в его стихотворение о Бетховене; больше галлюцинаций Иванова.Знал ли я, что сталось с князем Мирским? «На Колыме его утопили. Да, утонул. Лодки с заключенными просто потопили ». Стихотворение« Одна звезда »в издании Струве ее собрания сочинений было написано кем-то другим. Неужели уже никто не узнает грамматический знак мужского рода?

  Письма Осипа к Наде существовали и распространялись во многих экземплярах, хотя у нее не было ни одного. «Это, — сказала она, — совершенно уникальный документ ХХ века». Она продиктовала мне три эпиграммы, написанные на нее Мандельштамом.Ее версия (или моя транскрипция) несколько отличалась от текстов, напечатанных в издании Струве. Значит, Харджиев вас не увидит? Значит, он боится. Сообщается, что один американец написал о ней диссертацию и даже был в СССР, но не приехал к ней. ‘Жалость. Я мог бы сказать ему много полезного ». Надежда Мандельштам, по всей вероятности, была бы очень рада меня видеть — я бы хотел усилить драматизм этих заметок, сказав, что в этот момент она нервно взглянула на экран, за которым испытуемый этого предложения сидел и слушал — хотя было ли это рискованно — другой вопрос.

  Среди моих торопливых каракулей около двадцати квадратных сантиметров штукатурки упало со стены позади меня и рассыпалось в порошок на полу. (Ахматова назвала эту дачу «хижиной» — budka — и это подходило больше.) Она мимолетно одарила меня долгим взглядом, который спустя годы я истолковал как означающий: большая осторожность », — и продолжала вспоминать о Мандельштаме.

  Не все из них были точными.По ее словам, она сама побывала в Италии, но у Мандельштама был «чисто неземной Рим». Это была «страна ума, только Данте». Кажется, ему действительно удалось провести там несколько дней. Мирский, автор эксцентрично великолепной английской истории русской литературы, вернулся в Москву убежденным ленинцем и действительно погиб в лагерях, хотя, вероятно, встретил более сухую смерть.

  Ее увлеченность моими вопросами о Мандельштаме скорее отодвинула на второй план любые разговоры о Лурье, к которому она, казалось, проявляла меньший интерес, чем я ожидал.Но она почти не забыла его. Карандашный набросок Лурье художника Митуриха был виден поверх мантии в ее гостиной-спальне. Я должен был в любом случае сказать ему, что Надя осталась очень довольна его статьей об Осипе в Воздушных путях . Помимо этого, он писал свои мемуары? Я сказал, что умолял Артура Сергеевича сделать это, но он отказался, сказав, что до тех пор, пока он не пишет, воспоминания остаются его. «Скажи ему, чтобы он написал», — сказала она. «Скажи ему» — это с улыбкой и театральной пышностью, — «что я командую ».(«Скажите, что я велела».) Она дала мне для Лурье репродукцию ее портретного рисунка Тишлера. Его брат был мертв, но его сестра Клара все еще была жива. Артур ничего не сказал мне ни о какой сестре. — Лучше ей не звонить, — сказала Ахматова. Я собирался спросить, почему, но она отмахнулась от этой темы.

  Я слышал, что Виктор Жирмунский, великий литературовед и школьный друг Мандельштама, тоже имел поблизости дачу. Ахматова тут же взяла лист бумаги из письменного стола, за которым она сидела, и нарисовала мне примерную карту, показывающую, как идти пешком от ее дома к Жирмунскому.В рамке, теперь на стене рядом со мной висит моя единственная Ахматова голограмма. В нем больше линий, чем в знаменитом ее портретном эскизе Модильяни, и, на мой взгляд, он не хуже с эстетической точки зрения.

  Я уехал со своей картой. У двери ее мысли вернулись к Лурье. Я должен был передать ему еще одно сообщение, которое, очевидно, пришло к ней, когда она обдумывала его оправдание за то, что он не писал. «Скажи ему, — сказала она, — что только то, что мы даем, действительно наше».

  Моя следующая встреча с Ахматовой произошла в Лондоне в 1965 году.Годом ранее ей разрешили поехать в Италию для получения премии, а теперь она должна была получить почетную степень Оксфорда. Я видел ее в ее комнате в «Президент-отеле» на Рассел-сквер. Присутствовала Аня Каминская, «внучка», которая сопровождала ее повсюду в последние годы, и покойная Аманда Хейт, автор первой и до сих пор лучшей английской биографии. Я продолжал задавать Ахматову вопросы, и она отвечала с таким же интересом и весельем, как и раньше. У меня в Комарово не было магнитофона, но теперь он был.Хотела бы я, чтобы она что-нибудь прочитала? Она взяла микрофон и прочитала стихотворение. На следующий день с балкона Шелдонианского театра я наблюдал за ней в сопровождении Ани, пока гудело ораторское искусство. Когда это было сделано и Аня помогла ей встать, чтобы пройти несколько шагов, необходимых для получения капюшона (она отказалась носить шляпу), мой микрофон зарегистрировал одно русское слово как код для всей латыни: Kuda («Куда? ? ‘).

  В 1966 году я был в Москве, чтобы прочитать ряд лекций по набоковскому изданию «Евгений Онегин » и якобы исследовать советские теории перевода.Моя настоящая цель для баланса года, которую в то время не могли предвидеть, заключалась в том, чтобы завершить свое исследование для книги о Мандельштаме, который все еще оставался человеком. Я был официально аккредитован в Институте иностранных языков Мориса Тореза, хотя жил в Московском университете и проводил дни и вечера в квартире Надежды Мандельштам, которая служила семинаром, салоном и культурным центром для интеллектуальной элиты того времени. .

  Примерно 26 февраля Анна Ахматова через друзей передала мне, что хочет меня видеть.Юлия Марковна Живова позвонила и сказала, что встретит меня перед многоквартирным домом на Большой Ордынке, где остановилась Ахматова, как всегда в Москве, с семьей Ардовых. Уже неделю шел снег. Когда я в назначенное время подъехал на такси, на тротуаре ждала Юлия Марковна, но новость была неутешительной. Ахматова меня не видела. Я знал, что она только что вернулась из длительного пребывания в больнице после самого серьезного из серии сердечных приступов, так что это не было большим сюрпризом.Доктора пришлось вызвать поздно вечером. Он не заказывал посетителей. Это было то. Я предложил Юлии Марковне подвезти домой на такси. Пока мы пробирались по узким улочкам из этого старого района Москвы, такси несколько раз едва не затонуло в огромных сугробах.

  2 марта Юлия Марковна снова позвонила мне и сказала, что Ахматовой стало лучше, и снова попросила меня приехать. Это должно было быть в тот день, потому что на следующее утро она уезжала в деревенский санаторий, где она месяц отдохнет и наберется сил перед возвращением в Ленинград.На этот раз, встретив мою такси, она провела меня через лабиринтный двор старого дома, поднялась по небольшой лестнице и в квартиру, где жила Ахматова, Аня Каминская встретила нас у дверей.

  Ахматова сидела за большим круглым столом в комнате в конце короткого коридора. Знаменитая шаль была у нее на плечах. Она казалась не намного хуже после долгих испытаний в больнице (она сказала мне, что пробыла там ровно 100 дней), хотя выглядела изможденной, несколько худой и говорила гораздо медленнее, чем на Рассел-сквер или в Оксфорде.В частности, у нее ухудшился слух. Хотя я сидел практически у ее локтя, мне приходилось говорить очень громко.

  Я ожидал довольно грустной встречи. Однако она была в прекрасном настроении, даже в приподнятом настроении. Это было самое восхитительное время, которое я когда-либо проводил с ней. Ни в Комарово, ни в Лондоне разговор не был таким веселым и непринужденным. Ей легко дался смех. В своих мемуарах Надежда описывает встречи Ахматовой и Мандельштама как невероятно смешные.

  Глеб Струве просил меня задать ей два вопроса. В ответ на первый она сказала, что не возражает против получения части денег, заработанных ее публикациями за границей, если это делается открыто. Она посоветовалась бы с Сурковым (видным и опасным мошенником, в то время главой Союза писателей, чье замечание: «Я последний акмеист», — цитирует Найман с должным отсутствием комментариев). К моему легкому удивлению, она сказала: «Он меня боготворит» («Он обожает меня») и засмеялась над абсурдом.

  Второй вопрос касался ее письма, которое попало в распоряжение Струве. Оно было написано 30 ноября 1917 года и отправлено Николаю Гумилеву в Париж, но он уже уехал, и письмо было отправлено в Российскую военную миссию в Лондоне, в архивах которого оно недавно обнаружилось. На это она сказала, что никогда не была в Лигово и никогда не работала на Красный Крест, и она ничего не знает о каких-либо коллекциях картин, которые, как предполагалось, были у Гумилева в Париже.

  Глеб Струве ее обожал. Мне было жаль слышать ее почти пренебрежительные комментарии, сделанные в тонах забавной насмешки, по поводу его издания ее произведений. В нем она нашла еще одно стихотворение «Закят», которое ей не принадлежало. Ей особенно не понравился комментарий, потому что он находил его не только слишком скудным и полным ошибок, но и полностью неверно направленным на политику.

  Она описала начало своей последней болезни. Она участвовала в вечере, посвященном Данте, и читала строфы из той части Commedia , где Верджил уходит, и Данте видит скрытую фигуру своего нового проводника, которым окажется Беатрис.Присутствовал и Джанфранко Контини, известный ученый-Данте, получивший степень Оксфорда одновременно с Анной Андреевной. Она злобно изобразила мелкие мелкие движения безмолвных аплодисментов, которыми он демонстрировал свое одобрение ее выступления. В этот момент приступ начался со стреляющей боли в груди и плече.

  Я рассказал ей о встрече с Аркадием Райкиным в Оксфорде сразу после вручения диплома. Райкин был самым известным из всех комиков советского мюзик-холла. Я встретил его в поезде, возвращающемся в Лондон, и показал ему первый том собрания сочинений Мандельштама , который я только что получил от Струве.Райкин был так поражен этим и тем фактом, что держал его в руках, что в порыве русской щедрости, совершенно чуждой моей натуре, я отдал его ему. Она со смехом одобрила мой жест, а затем весело подражала Райкину, который, встретившись с ней после церемонии, расплакался.

  Она приняла брошь, которую я привез из Лурье, но слегка поморщилась от ее простоты и тут же протянула ее через стол Ане, которая слепила ее для нее. Не последней из величественных манер Ахматовой было то, что она любезно принимала все, что ей преподносили, а затем немедленно передавала это своему помощнику.Я сказал, что в Лондоне она сделала то же самое с шалью, которую я привез из Лурье. Аня засмеялась и сказала, что Анна Андреевна никогда не держала подарок долго. Я не мог предвидеть, как скоро она получит это.

  Она ненавидела переводы Мандельштама Лоуэллом, и ее английский был вполне достаточен, чтобы вынести суждение по этому поводу. Перевод вообще был для нее отвратителен, так как это была рутинная работа, которая обеспечивала ей средства к существованию в течение последнего десятилетия ее жизни. Как сообщает Найман, ей и в голову не приходило переводить кого-либо, кроме посредственных, отклоняя все предложения перевести Бодлера или Малларме, но она выполняла повседневную рутинную работу с чувством долга перед искусством стиха.Умышленное неверное толкование Лоуэлла она считала непростительным.

  Она показала мне книгу своих переводов, вышедшую в прошлом году — вещей, которых она искренне желала никогда не появляться ни в одном собрании ее собственных работ. Она назвала эту книгу «животными», чтобы отличить ее от своей последней коллекции, Полет времени , которую она назвала «людьми». Она взяла первый том американского издания Мандельштама и посмотрела на заключительные слова моего Введения, которые были взяты из того, что она сказала мне в Комарово четырьмя годами ранее, слов, которые я процитировал в точности, хотя в 1964 году это не было Можно было назвать ее источником: «Не волнуйтесь, если у вас нет всего Мандельштама.Если бы мы говорили о каком-нибудь маленьком поэте, были бы серьезные основания опасаться, что вы никогда не найдете всего. Но мы говорим об Осипе Эмильевиче Мандельштаме. Он один из величайших поэтов нашего времени. Все, абсолютно все — стихи, проза, письма — все будет опубликовано ».

  Читая мои английские слова, она переводила их, одобрительно кивая, обратно на свой русский (опыт, равный которому я не надейся встретить в этой жизни).Здесь ее голос дрогнул, и она слегка склонилась над книгой. Я боялся, что она может плакать или что на нее нахлынули приступы слабости, и она хотела уйти, но она пришла в себя и попросила меня, что казалось большой искренностью, остаться еще на полчаса. Я напомнил ей об обмене мнениями в Лондоне. Потом я сказал что-то о том, что боялся переутомить ее. «Просто попробуйте, — сказала она, внезапно приняв манеру крепкой советской девушки из патриотического фильма, — у вас не получится!» Теперь, сказала она, это было далеко не невозможно.

  На следующее утро ее отвезли на такси в санаторий в Домодедово, примерно в шестидесяти километрах от Москвы. Температура несколько повысилась, но проезжие части все еще были забиты мокрым снегом и холмами старого льда. Надежда сказала мне, что Ахматова не хотела ехать. По дороге сломалось такси, и ее пришлось пересадить в другое. Утром 5 марта, сразу после того, как была сделана кардиограмма, у нее случился последний приступ, и она постепенно опустилась, разговаривая и находясь в полном сознании до конца.

  После смерти Ахматовой я с командного пункта стал свидетелем того, что квартира Надежды Мандельштам сразу превратилась в необычайную культурно-спасательную операцию. Все из ближайшего окружения Ахматовой принялись лихорадочно записывать ее стихи то, что до того момента; было слишком опасно доверять бумаге. Они стали ячейками одной великой коллективной памяти, разделяя, соотнося и корректируя усилия друг друга спасти от забвения слова, источник которых теперь исчез навсегда.

  Лидия Корнеевна Чуковская, по отчеству, дочь того самого Корнея Чуковского, сидящего рядом с молодым Мандельштамом на фото, которое я уже описала. Его имя было известно не только каждому русскому интеллектуалу, но и в каждой русской семье, поскольку он был одновременно выдающимся литературоведом и самым известным детским писателем в стране на протяжении большей части этого столетия. Надежда Мандельштам, которой за семьдесят, рассказывала мне, что маленькой девочкой она шепеляла его стишки.

  Среди писателей, о которых писал Чуковский, была Анна Ахматова. Когда он узнал, что его дочь подружилась с поэтом, он умолял ее сохранять каждое свое высказывание, что она и сделала, в меру своих замечательных способностей. Первый из трех томов, русское название которого просто «Записки об Ахматовой», хорошо переведен на английский язык и охватывает годы с 1938 по 1941 год — от начала их дружбы до эвакуации из блокадного Ленинграда в Ташкент.Остальное — позже.

  Чуковская — свидетельница, посланная с небес. Выдающаяся писательница сама по себе, она также является опытным редактором и женщиной блистательного мужества, ума и моральных качеств. Как и многие россияне, она настолько привержена национальному культу памяти, что ее способности близки к полному воспоминанию. Однако ни одно из этих качеств не имело бы значения, если бы у нее не было еще и этой невыразимо русской страсти, своего рода личного завета с … с чем? Беспомощно возвращаешься к таинственной, но незаменимой фразе — Русскому Слову.

  Ахматова была личным другом, женщиной, чья знакомая катастрофа — ее муж и сын были арестованы, как и муж Чуковской — свела их вместе. Но она была бесконечно большим, чем-то вроде светского воплощения Русского Слова. Для Чуковской, как и для миллионов других россиян, Ахматова воплотила в своих стихах и в своей личности все, что касалось их самих как народа, благодаря которому имело смысл противостоять внешнему врагу, вторгающемуся с Запада, и внутреннему врагу, восседающему на троне Кремля.

  Рассказ Чуковской о творчестве и днях Ахматовой несентиментален, скрупулезен и утомителен местами, как это обычно бывает в обычной жизни, но ее стремление запечатлеть и сохранить правду о том, как одному из величайших писателей этого века на самом деле удалось остаться в живых и Вменяемый обеспечит ее книге место среди величайших биографий. Это началось как обычная запись ее собственной жизни, но вскоре превратилась (и мы узнаем, когда это происходит) записью одной только Ахматовой, а сама автор представляет собой не более чем вымышленный прием, точку зрения.Она прилагает небольшую антологию стихов, хорошо переведенных Питером Норманом, которые она считает необходимыми для понимания своего повествования.

  Анатолий Найман, поэт и драматург, вместе с Иосифом Бродским и Дмитрием Бобышевым входил в группу молодых писателей, которых Ахматова сделала своими духовными детьми. Он познакомился с ней в 1959 году, а в 1962 году стал ее литературным секретарем и более или менее членом домашнего хозяйства, если можно использовать этот термин для обозначения любого, по существу, бездомного, каким всегда была Ахматова.Не имея строгих хронологических рамок книги Чуковской, его Вспоминая Анну Ахматову представляет собой довольно хаотичное собрание записей. Тем не менее, это бесценный домашний отчет о жизни и методах работы поэта. Найман — хороший писатель с чувством времени и деталей, он почти так же скромен, как и Чуковская, а его литературные суждения остры и иногда бросаются в глаза.

  Он отмечает, например, что в некотором смысле Реквием является «идеальным воплощением советской поэзии , которую описывают все теоретики.Герой этой поэзии — народ … весь народ, каждый из которых участвует в происходящем, с той или иной стороны. Это поэзия, которая говорит от имени народа, где поэт — о людях и для людей. Его язык — почти простой язык газеты; оно доступно людям ». Несомненно, именно этот аспект стихотворения заставил Лурье отвергнуть его, когда я ему его принес. «Анна не могла этого написать», — сказал он. «Это не ее голос.«Ничто иное, — продолжает Найман, — не квалифицирует Requiem как советское». Его глубоко личный, антигероический и специфически христианский тон, не говоря уже о игнорировании всех официальных табу, делает его опасно антисоветским и в то время совершенно непубликационным.

  Сейчас вышло очень много книг воспоминаний Ахматовой. Книга Константина Поливанова, опубликованная в Москве в 1991 году и теперь доступная на английском языке, во многом типична. Он содержит около пятидесяти страниц ее автобиографических очерков, всегда странно эллиптических и дразнящих, а также сборник воспоминаний ее современников и более молодых знакомых.Среди них Найман, Борис Анреп, Лидия Гинзбург, Эмма Герштейн и В.В. Иванов, одно имя которого гарантирует, что в книге есть что-то ценное; но тем, кто не умеет обращаться к русскому языку, следует остерегаться, поскольку эта английская версия принадлежит к этому необычному новому жанру, почти неотредактированной сырой рукописи, хорошо напечатанной и переплетенной. Датой смерти Мандельштама является 1937 год, хотя на странице это всего в нескольких дюймах от правильной даты, 1938 года, в следующем эссе Ахматовой. Его первая книга, Stone , обозначена как Green Stone , причем русскоязычный оригинал ссылается на цвет переплета своего первого издания.Знаменитый итальянский славист Ло Гатто — это Логатто, Модильяни — это Амедея. Лурье появляется как Лурье, поскольку, как объясняется в предисловии, имена «не были англизированы, потому что это привело бы к потере еще большей части русского ума». На самом деле большая часть русского ума полностью испарилась из этого. ненадежная, безобразно отредактированная версия.

  Краткая биография Роберты Ридер — это скорее компендиум, чем биография, если последняя используется для обозначения формы искусства. Читатели, ищущие факты из жизни Ахматовой, смогут найти их здесь, но метод книги, неуклонно кумулятивное соединение длинных отрывков из источников, делает чтение утомительным.Каждый раздел начинается с определенной «исторической справки», которую можно найти в альманахах, переходит к мозаике цитат и заканчивается отрывком стихов, написанных в течение рассматриваемого периода. Большинство переводов стихов Ахматовой принадлежит Джудит Хемшемейер и взяты из недавнего сборника под редакцией Редера. Они в целом надежны по содержанию. Сама Ридер переводила много других вещей, обычно с неприятными, а иногда и с гротескными результатами.

  Книга Бет Холмгрен на первый взгляд может показаться о двух женщинах, названных в подзаголовке, но иллюстрация на обложке — лучшее руководство.За врезанными фотографиями Надежды Мандельштам и Лидии Чуковской вырисовывается смутное изображение Анны Ахматовой, которая оказывается планетой, вокруг которой вращаются остальные. Проект Холмгрен, как она пишет, был адресован исключительно феминистской аудитории, поэтому неудивительно, что яркие портреты двух основных субъектов в значительной степени психологичны по тону и терминологии. Иногда сбивает с толку столкновение «сценариев», «гендерных назначений», «опекунов», «доминирующих мужчин», «предусмотрительных подруг-подруг» и так далее.Я только с опозданием осознал, что повторяющаяся фраза «искусственно созданная» была уничижительной. Как ясно видно из названия «Женские работы», во всем акцент делается на коллективность женщин, их взаимную поддержку друг друга против всего, что входит в понятие «сталинские времена» — этот явно рукотворный период. Холмгрен характеризует сталинизм как «силовик» и, следовательно, «стереотипно мужской». В случае с Ахматовой это приводит к тщательному исследованию того, в какой степени «Поэма без героя» фактически было составлено ее и ее кругом.Это согласуется с показаниями многих других свидетелей. Я менее уверен, что прекрасную биографию Аманды Хейт следует описывать как «совместные усилия» автора и автора.

  Раздел о Чуковской начинается с главы, озаглавленной «Отец и дочь», и раздела о Надежде Мандельштам с «Мужем и женой», но Холмгрен не позволяет танцу категорий в своей книге затенять человеческие фигуры ее главных героев. Она слишком поздно познакомилась с Надеждой Мандельштам, но у нее были обширные интервью с Лидией Чуковской, и ее великолепный портрет этой замечательной женщины искупает любую доктринерскую засушливость, угрожающую исказить ее книгу.Я также считаю, что ее мнение о второй книге Надежды Мандельштам, Надежда Брошенная , в которой автор осмелился рассматривать Ахматову как ошибочную женщину из плоти и крови, которую знал Мандельштам, было мудрой и широко мыслящей, в чем некоторые бывших друзей самого Мандельштама быть не в состоянии.

  «Жить и работать с Репиным!» ПО СЛЕДАМ МАСТЕРА: ЖИЗНЬ И ИСКУССТВО МАЙКЛА ВЕРБОФА

  Художник Михаил Александр Вербов (1896–1996) начал свою творческую жизнь учеником Ильи Репина.Покинув Россию в ходе первой волны эмиграции, его карьера процветала сначала во Франции, а затем в Америке: он продолжал писать портреты многих выдающихся личностей мировой культуры, а также видных общественных деятелей, в том числе королей и президентов. 1] Даже получив признание на Западе, Вербов остался верен традициям русского реалистического искусства, в частности, влиянию Репина как своего наставника и духовного отца.

  
  Илья РЕПИН. Портрет Михаила Вербова. 1915
  Бумага, окурок, перо. Из альманаха «Чукоккала»

  В 1960 году Вербов писал Корнею Чуковскому: «Прошло 46 с половиной лет с того вторника, 5 января 1914 года, когда вы и мой покойный дядя буквально толкнули меня в двери Пенаты. В тот день решилась моя судьба. Следующие три года неразрывно связаны с вами — с Куоккалой и в гостях у вас и Репина »[2]

  Михаил Вербов [3] родился 27 ноября 1896 года [4] в Екатеринославе (ныне Днепр, бывший Днепропетровск, Украина) в семье меломанов, основным источником доходов которых было акционерное общество «Сулюктинский уголь».Werboff and Co. ». Детство он провел в Ташкенте, Туркестане (на территории современного Узбекистана), где на школьных уроках живописи развил интерес к портретной живописи. Он« понял, что нет ничего интереснее для художника, чем картина. человеческое лицо »[5]. Его первым учителем рисования был художник-пейзажист Сергей Юдин, выпускник Императорской Академии художеств. Вербофф также интересовался пением, а позже выступал в качестве бас-баритона на концертах, в том числе на легендарной сцене нью-йоркского Карнеги-холла в 1955 году.Он сказал, что у него было два великих учителя: в области живописи Илья Репин и в области вокального искусства Титта Руффо. [6]

  Вербов впервые приехал в Пенаты учеником старшей гимназии по рекомендации Корнея Чуковского, друга и соседа Репина. Его дядя, журналист из Санкт-Петербурга, знал Чуковского, и молодой человек хотел показать его работы ведущему российскому художнику, чтобы убедиться, что заниматься искусством будет для него правильным выбором.Позже он вспомнил опыт своей первой встречи с Репиным, как он от нервного возбуждения заколебался у входной двери: Чуковскому пришлось его втиснуть внутрь. Но исход встречи был благоприятным: Репин посоветовал ему учиться в Академии художеств. Однако по настоянию отца Вербов в 1915 году стал студентом юридического факультета Петроградского университета, хотя так и не закончил этот курс обучения.

  Чуковский вспоминал, что произошло дальше: «После смерти Натальи [7] Репин стал приходить ко мне по воскресеньям с Вербовым и однажды зарисовал его в [рукописном альманахе Чуковского]« Чукоккала ».[8] Вербов был очень энергичным молодым человеком, амбициозным, упрямым, сообразительным в повседневных делах, и Репин в своем стремительном очерке очень ярко выразил эти черты своей личности »[9]

  .

  Вербов начал привозить свои работы Пенатам, когда он посещал там еженедельные «сборища по средам», и Репин должным образом поставил перед ним другую задачу: Вербов считал полученный портрет Репина, созданный на даче Чуковского 17 мая 1915 года, началом Его творческая деятельность Этот рисунок, а также портрет театрального режиссера и драматурга Николая Евреинова (1915) и два портрета Чуковского (1915, 1924) вошли в альманах «Чукоккала».

  
  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет Ильи Репина. 1915
  Бумага, графитный карандаш. Из альманаха «Чукоккала»

  Лето 1915 года он провел в Куоккале и был на даче Чуковского в тот день, когда Владимир Маяковский впервые прочитал свое стихотворение «Облако в штанах». Вербова можно увидеть на групповой фотографии того же года в столовой Пенаты вместе. с Репиным, Чуковским, Евреиновым и Маяковским (сегодня его можно увидеть на знаменитой прялке в Музее Пенаты Ильи Репина в Репино).

  Год спустя в альманахе Чуковского появилась знаменательная запись: «Сегодня, 2 июля 1916 года, один из самых счастливых дней в моей жизни: Репин пригласил меня к себе в Пенаты. Сбывается то, о чем я даже не смел мечтать. Живем и работаем с Репиным! Да, что может быть лучше этого? С величайшим счастьем и радостью пишу эти строки дорогому Корнею, задумчивому свидетелю всех моих переживаний и встреч с Репиным. Миша Вербов »[10]. Летом 1916 года Антон Комашка, ученик Репина, помогавший по хозяйству, был призван на военную службу, в результате чего у студента появилась возможность жить в имении. .

  В Пенатах Михаил занимался составлением альбомов рисунков Репина по его многочисленным наброскам; он попросил мастера подписать каждую и, как он помнил, организовал их в 73 тома. Именно тогда Вербов и Репин обменялись рисунками. Михаил подарил своему учителю по просьбе Репина портрет лоцмана судна, набросанный им во время плавания по Волге: Репин воспринял это произведение как почти изображение «типажа» из его собственной картины «Бурлаки на Волге». «.Картина была опубликована в журнале «Солнце России» в 1916 году и висела в гостиной Пенат до 1940 года. Взамен Репин предложил Вербову портрет Антона Комашки.

  В сентябре 1916 года по рекомендательному письму Репина Вербов поступил в Высшее художественное училище при Императорской Академии художеств, не зачисленный в школу, в мастерскую Дмитрия Кардовского, педагогическая система которого базировалась на уверенное владение академическим рисунком. Михаил продолжал посещать «средовые посиделки» Репина в Пенатах, а позже в своих мемуарах «Сердце мое в России» напишет о времени, проведенном в труппе Репина: «Каждый день, работая бок о бок с великим мастером, любимый учитель — такая замечательная удача! Я всю жизнь помнил его уроки, и всем, чему я научился, я обязан Репину.»[11]

  Но в июне 1917 года произошел весьма неприятный инцидент. По словам Чуковского, «Миша Вербов явился [в одну из« сред »- IM], везде объявлял себя учеником Репина и все такое, и Репин бросил его на глазах у всех и пришел в ярость. «[12] В тот вечер Чуковский записал в дневнике, что Репин был не в духе, а также выразил свое недовольство художником Павлом Хмаровым и певицей Аделаидой фон Скилондз: те, кто был близок Репину, всегда отмечали его характер.Интересно, что Антон Комашка в своих воспоминаниях о Репине называл Вербова одним из тех людей, которые утомляли пожилого хозяина: «Михаил Вербов … часто приезжал в Пенаты на« среды »… Он особенно беспокоил Репина своими речами. об искусстве »[13]. Следует, однако, отметить, что Комашка завидовал расположению другого ученика к учителю, а сам Вербов вспоминал о Комашке:« Он был никчемным, всегда пытался меня уговорить. спорить с Репиным »[14]. Охлаждение Репина по отношению к ученику было вызвано еще и тем, что с января по сентябрь 1917 года Вербов не посещал Академию художеств.

  Кто-то другого характера, после того как его так публично уволил его любимый учитель, мог бы разочароваться, но Вербов оказался упрямым. Ни Октябрьская революция, ни Гражданская война не могли удержать его от заветной цели стать художником. Он взял временный отпуск из Академии и переехал из бедного Петрограда в Ташкент, где жили его родители. Несмотря на молодость, он стал директором городского художественного музея (ныне Музей искусств Узбекистана), который открылся в 1918 году в бывшем дворце великого князя Николая Романова (1850-1918).Там он составил опись коллекции великого князя, а также нарисовал его портрет углем (это было последнее изображение, когда-либо сделанное с его предметом, и сейчас оно хранится в Бахметьевском архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке).

  В ноябре 1920 года Вербов вернулся в Петроград, чтобы продолжить учебу, но был разочарован тем, что обнаружил. Позже он писал: «Академия все эти годы переживала ужасный крах, так как футуристы и им подобные были ответственны» [15]. Он определенно унаследовал от Репина свое неприятие радикальных отклонений от реалистического изображения природы.Вскоре он последовал за своим учителем Кардовским в Москву и учился в его мастерской во ВХУТЕМАСе, Высшем художественном училище, в 1922-1923 годах.

  В Петрограде Вербов присутствовал на вечере, посвященном Репину, который Чуковский организовал 12 декабря 1921 года в «Доме искусств», где старшая дочь художника Вера читала последние письма отца, и собравшиеся должным образом откликнулись. с собственным «коллективным письмом» Репину. Вскоре Майкл решил написать своему учителю отдельно, чтобы положить конец их неблаговидной ссоре, это письмо от 31 января 1922 г .:

  «Уважаемый Репин! Несколько слов обо мне в Вашем последнем письме Вере Ильиничне доставили мне большую радость.Как ты мог подумать, что я могу сердиться на тебя, которого я буду вечно любить и почитать. На наших последних встречах в 1917 году меня мучило ваше резко изменившееся отношение ко мне, которое еще больше усугублялось моим полным незнанием того, что я мог сделать, чтобы вызвать это, поскольку я не осознавал своей вины. Все эти годы я продолжал искренне и глубоко любить тебя и с бесконечной благодарностью вспоминал время, проведенное с тобой. Поэтому вы поймете, какой радостью были для меня эти несколько слов, они дали мне моральный покой и право еще раз сказать вам, что все это время я ни на секунду не переставал глубоко уважать и любить вас, и просить прощения, если я как-то невольно вас обидел.Слава богу, ваши слова дают мне надежду на то, что вы простили мне неизвестную вину, и я снова могу попросить вашего благословения на нелегком пути искусства »[16]. Именно в это время Вербов помог Вере получить паспорт. , [17] а также попросил разрешения на выезд за границу для продолжения своего художественного образования, как он упомянул в этом письме.

  Переписка, начавшаяся между Вербовым и Репиным, продолжалась до самой смерти последнего в 1930 году. Михаил рассказал своему учителю о своих планах и успехах, о художественной жизни Петрограда, Москвы и Парижа, и в ответ получил письма, которые он назвал « чудесный, ласковый »,« согревающий душу, с нетерпением ожидаемый, как праздник ».[18] Он много раз писал Репину о том, как он надеется приехать в Куоккалу, чувство, выраженное в одном письме от 1924 года: «Я так хотел увидеть вас, услышать вашу критику моих работ, ваш мудрый совет относительно дальнейшей работы. , чтобы нарисовать ваш портрет и поговорить, поговорить, поговорить … «[19]

  После переезда в Москву Вербов получил заказ на создание портрета директора Малого театра Александра Сумбатова-Южина к 40-летию творческой карьеры актера. Ранее, в 1921 году, Вербов приступил к работе над портретом Владимира Давыдова, известного актера Александринского театра, который вскоре переехал в Москву, где попал в труппу Малого театра (и он, и Сумбатов-Южин получили звание актера Александринского театра). Народный артист РСФСР).Именно он рекомендовал Вербова как портретиста Южину, и два портрета Сумбатова-Южина и Давыдова положили начало карьере молодого художника; они экспонировались в фойе Малого театра, рядом с работами Валентина Серова и Репиным портретом актера Михаила Щепкина. Затем Вербов продолжил свою работу в Малом театре, создав эскизы актеров труппы в их нынешних ролях [20].

  В 1922 году ему позировал знаменитый тенор Леонид Собинов, первый директор Большого театра в советское время (Вербов сказал бы, как сильно он любил Собинова).Художник участвовал в 18-й (заключительной) выставке Союза художников России со своим портретом Мстислава Добужинского (1923 г., местонахождение неизвестно). По просьбе Сумбатова-Южина и в честь столетия Малого театра он написал портрет Марии Ермоловой, одной из величайших актрис в истории русского театра (1924 г., местонахождение неизвестно).

  Как и многие советские художники, Вербов должным образом работал над образом Владимира Ленина, с которым он столкнулся, когда советский лидер выступал в Колонном зале Дома Союзов в 1922 году.По этим эскизам он создал портрет, долгие годы висевший в Доме ученых в Москве (настоящее местонахождение неизвестно).

  Незадолго до отъезда из России за границу Вербов закончил свой портрет Ильи Остроухова, которого он изобразил на фоне новгородской школьной иконы 15 века «Снятие с креста» (1924, ГТГ). Он написал, что работал над ним. это произведение «с большим волнением и трепетом», поскольку Остроухов, пейзажист, коллекционер и попечитель Третьяковской галереи, был в кругу друзей Репина.[21]

  В 1924 году Вербов помог Репину увидеться с его младшей дочерью Татьяной Репиной-Язевой после долгой разлуки (она жила с семьей в имении Здравнево под Витебском).

  Чтобы облегчить этот визит, он получил аудиенцию у Феликса Дзержинского, комиссара внутренних дел, и продолжил писать свой портрет. Он с радостью сообщил Репину: «Мне просто нужно было показать ваше письмо Феликсу Дзержинскому, в котором вы пишете о своем желании увидеть Татьяну, и он немедленно дал телеграфное указание на скорейшую и беспрепятственную выдачу паспорта дочери Репина.[Татьяна] вспоминает, что нам понадобилось всего два с половиной часа, чтобы получить паспорт в Минске! »[22] Вербов проводил Татьяну до пограничной станции Белоостров, которая вместе с внуком Валентином ехала праздновать ее. Отцу исполнилось 80 лет и пробыл в Куоккале два месяца. Об усилиях Репина поблагодарить его упоминается в письме 1925 года, которое Вербов отправил своему учителю из Парижа: «К сожалению, я не видел акварели, которая находится в доме моей сестры. … [23] но только известие о твоем подарке уже глубоко тронуло меня и доставило мне огромную радость.Как мог ты, дорогой, любимый Репин, даже подумать о том, чтобы попытаться отблагодарить меня за поездку Татьяны к тебе …? Я был так счастлив, что могу отчасти поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали »[24]

  В 1927 году Репин прислал Вербову свою фотографию с надписью: «Михаилу Александровичу Вербову, доблестному рыцарю, во имя вечных добродетелей — щедрости и самоотверженности. Илья Репин. Простой человек из Куоккалы »[25]. В следующем году Репин прислал ему еще одну открытку, где написал:« Дорогой Михаил Александрович.Мы вспоминаем вас каждый день, а у Веры столько историй из Парижа [26] и отсюда тоже. Что с портретом Таси [27] и в целом, вы оставили нам столько воспоминаний о себе. Спасибо, большое вам спасибо. Я желаю вам успеха от всего сердца, и я уверен, что он сохранит вас и не откладывает, чтобы выделиться ». [28] Вербов бережно сохранил все эти подписанные послания от Репина, назвав их своим« моральным паспортом ». . В письме другу Татьяна упомянула Вербова как человека, который «устроил» ее «поездку к папе» и который «искренне и искренне обожает папу».[29]

  В ноябре 1924 года художник навсегда уехал из России: он рассказал, что ему помогал один из его коллекционеров, австрийский дипломат. В Берлине Вербов получил паспорт Лиги Наций для лиц без гражданства и в начале 1925 года поселился в Париже.

  «Париж — лучшее место в мире для художника, развивающего свое художественное восприятие. Это чудесный город, пропитанный разнообразными вкусами и разными видами искусства », — писал он Репину вскоре после прибытия туда [30]. Каждый день он думал о том,« как быть замеченным в этой бурной 40-тысячной волне художников ». , и «что правда.в искусстве, и что такое ложь »[31]. Он искал ответы на эти вопросы во время встреч с богемным миром города в кафе Монпарнаса, на выставках современного искусства и в залах Лувра, где он изучал произведения старых мастеров.

  Еще в первые месяцы своей жизни в Париже Вербов отмечал, что «карьера и успех художника теперь могут определяться множеством факторов, но не его талантом», а скорее его «связями и знакомствами» среди дилеров.«Маршан и позаботятся обо всем — о прессе и рекламе, и о клиентах …, которые следуют за модой художника, модой, созданной самим маршаном и . Все построено на рекламе », — писал он Репину. [32] Он был активным участником выставок, наладил контакты в высшем обществе и быстро нашел богатых покровителей. Коллекционер и галерист Йозеф Гессель регулярно приглашал Вербова в свое имение. где по воскресеньям собирались сливки французской интеллигенции.Первым известным натурщиком Вербоффа стал юрист Жозеф Поль-Бонкур, будущий премьер-министр Франции: художник получил заказ на этот портрет благодаря знакомству с балериной Александрой Балашовой, муж которой знал Поля-Бонкура. Портрет Поля-Бонкура (1925, местонахождение неизвестно) понравился принцу Румынии Каролю, будущему королю Каролю II, который заказал несколько портретов у Вербова.

  В 1925 году Вербов создал выразительный портрет своего оперного кумира Федора Шаляпина в роли Бориса Годунова (Коллекция Метрополитен-опера, Нью-Йорк): великий певец позировал ему в крыльях Гранд-оперы в Париже.Три года спустя он написал портрет Нины Кошец, певицы с блестящей сценической способностью, которая также выступала в Гранд Опера (1928, местонахождение неизвестно).

  В 1927 году король Швеции Густав V позировал Вербову. Портрет (местонахождение неизвестно) был написан в посольстве Швеции в Париже по заказу председателя железнодорожной компании Дэвида Коэна. Еще одним успехом художника стал его портрет писателя Жоржа Куртелина в стиле древнерусского искусства (1928, местонахождение неизвестно).Изображения этих работ он отправил в Куоккалу, как и с портретом Шаляпина. Выражая свою благодарность, Репин писал 2 марта 1930 года: «А что-нибудь еще? Испорть меня. Всегда искренне любящий тебя и ждущий от тебя большего, Илья Репин »[33]

  Такая переписка с Репиным и общение с другими русскими эмигрантами заменили для Вербова прямую связь с родиной. Поздравляя Репина с 85-летием со дня рождения в 1929 году, он писал: «Дорогой, любимый Репин! … Я вам многим обязан! Ваш пример, ваше искусство, общение с вами, ваши советы были и всегда были огромной моральной поддержкой на нелегком пути художественного роста и особенно в хаосе искусства в наши дни, когда так легко сбиться с пути от серьезного. искусство и впадете в страсть к дешевому эффекту.»[34]

  В письмах Репину он также резюмировал свои творческие поиски, написав в 1926 году: «Я … пришел к выводу, что правда приходит в искренности. Если картина сделана искренне, она почти всегда убедительна. Я перестал думать о разных направлениях в живописи — я смотрю на природу, я пытаюсь понять и передать ее ». [35] Вербов каждый раз находил новый художественный язык, соответствующий образу: в своем портрете утонченной красавицы Глории Морган Вандербильт. (1930, частное собрание, Лондон), например, он совмещал свой опыт изучения живописи эпохи Возрождения с предметами в стиле ар-деко.

  В январе 1933 года Вербов отправился в Нью-Йорк в поисках новых заказов. Сначала он считал, что покинул Францию ​​только временно, но, учитывая экономическую и политическую ситуацию в Европе, он стал американским гражданином в 1941 году. В Нью-Йорке Вербов чувствовал себя одиноким художником: его подход к живописи, который он назвал « Репина », отличался от большинства своих американских коллег. Постепенно он добился значительного благосостояния, что принесло удачную возможность путешествовать по миру, и многие из его клиентов были из международной элиты; он особенно гордился своим 1951 годом. портрет 17-го герцога Альбы, который он подарил Прадо.

  По собственной инициативе Вербов создал портреты своих знаменитых соотечественников, памятуя о продолжении портретной галереи этих «дорогих народу», начатой ​​Павлом Третьяковым. [36] Таким образом, в 1951 году он убедил Ивана Бунина, что лауреат Нобелевской премии по литературе, сесть за него (частное собрание, Нью-Йорк).

  Мастерская Вербова была чем-то вроде оазиса русской культуры в США. С 1955 года каждый год в свой день рождения он устраивал «день открытых дверей», на который собирались художники, актеры и музыканты.Художник и критик Сергей Голлербах назвал его «последним представителем древнерусского Нью-Йорка», «всегда остававшимся русским в плане образования, языка и верности традициям своей юности» [37]. «Русский по своей природе таков, что он не может окончательно сблизиться с чужой страной. Какие бы успехи он ни имел в жизни, его душа остается дома, в России. Я знаю это по собственному опыту «, — сказал художник в интервью в 1977 году. [38]

  Только в 1974 году Вербов снова смог побывать на родине.В Москве его больше всего поразила Третьяковская галерея: он долго смотрел работы Репина, особенно портреты Модеста Мусоргского и Алексея Писемского, и снова почувствовал себя учеником великого мастера [39]. Находясь в Ленинграде, он, конечно же, посетил музей-усадьбу «Пенаты»: сегодня там висит один из самых ранних рисунков Вербова — его карандашный портрет Репина 1915 года.

  В 1977 году он вернулся в Москву по приглашению Министерства культуры СССР и был с честью принят в Третьяковской галерее.Он передал в дар российским музеям два своих рисунка — портрет писателя Сергея Гусева-Оренбургского и «Крестьянин в Мадриде», а также рисунок Репина «Савва Мамонтов с дочерью» (местонахождение неизвестно).

  17 октября 1995 года Президент Российской Федерации Борис Ельцин подписал указ о награждении Вербова Орденом Дружбы. На официальной церемонии награждения в Постоянном представительстве Российской Федерации при ООН в Нью-Йорке Вербов произнес короткую речь: «Я призываю молодых российских художников следовать наставлениям моего учителя Ильи Репина и не заниматься этой абстракцией. .«[40] Последняя выставка Вербова открылась в его 99-й день рождения в том же месте, но его мечта показать свои работы в« новой России »так и не осуществилась.

  Художник скончался 4 апреля 1996 года. У него не было близких родственников, и он завещал свое наследство сыну своего умершего друга, гражданина США. [41] Однако в интервью газете «Правда» в 1991 году Вербов выразил надежду, что его портреты Федора Шаляпина (1925, акварель), Ивана Бунина (1951) и композитора Александра Гречанинова (1947) со временем будут возвращены. в Россию.[42] Он также говорил о своем другом желании: «Почему я так сильно хочу, чтобы моя выставка в России состоялась? … Она воссоединит меня с русским искусством: это самое важное из всех». [43]

  1. Вербов написал портреты короля Швеции Густава V, короля Испании Альфонсо XIII, президента Финляндии Урхо Калева Кекконена и двух премьер-министров Индии, Индиры Ганди и Раджива Ганди. Подробнее см .: Медведева И.Ю. «ХХ век Михаила Александровича Вербова» // «Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома за 2015 год».Санкт-Петербург, 2016. Стр. 238-262; Медведева, И.Ю. «Уходя от Пенаты. О судьбе художника Михаила Александровича Вербова // Карельский перешеек. Страницы истории ». Книга 1. Санкт-Петербург. 2017. С. 83-101.
  2. «Чукоккала. Рукописный альманах Корнея Чуковского ». Москва, 1979. С. 114.
  3. Михаил Исаакович Вербов. 27 ноября 1914 года он принял православие, став известным как Михаил Александрович. Российский государственный исторический архив. F. 789. Op. 13.1916. Д. 143.
  4. Свой день рождения Вербов отметил 10 декабря по Новому календарю.
  5. Мейла, М. «Эвтерпа, это ты? Художественные заметки. Разговор с русскими художниками в изгнании и в митрополии ». Т. 2. Москва, 2011. С. 595.
  6. В 1932 году Вербофф брал уроки пения у итальянской оперной певицы Титты Руффо.
  7. Наталья Борисовна Нордман-Северова (1863-1914), гражданская жена Репина, писательница.
  8. «Чукоккала», рукописный альманах, составленный Корнеем Чуковским с 1914 по 1969 год.Название представляет собой сочетание слов «Чуковский» и «Куоккала».
  9. Чуковский, К. «Репин в« Чукокка-ля »» // «Репин. Художественное наследие». Vol. 1. Москва; Ленинград, 1948. С. 290.
  .
  10. «Чукоккала. Рукописный альманах Корнея Чуковского. Москва, 1979. С. 116.
  .
  11. «Мое сердце в России. Воспоминания художника М.А. Вербова // в газете «Голос Родины». 1974. № 94. Лист 6. Здесь и далее — Сердце мое в России.
  12. Чуковский, К. «Дневник». Т. 1. Москва, 2011. С. 209.
  .
  13. Комашка, А. «Три года с Репиным» // Репин. Художественное наследие ». Т. 2. М., Ленинград, 1949. С. 290.
  .
  14. Власов, С. Долгая дорога домой // Наше наследие. 1990. № 6. С. 139. Далее — Власов.
  .
  15. Научный архив Российской академии художеств (СА РАХ). F. 25. Op. 2. Ред. арка. 123. Лист 2. Далее — СА РАА.
  16. Там же. Лист 1.
  17. Вера Репина смогла покинуть Россию и поехать в Финляндию в апреле 1922 года.
  18. SA RAA. Лист 14.
  19. Там же. Лист 8.
  20. Рисунки находятся в Музее Малого театра, Государственном архиве литературы и искусства и Музее-заповеднике Александра Островского, Щелково.
  21. SA RAA. Лист 10.
  22. Там же.
  23. Нина Александровна Вербова (1897-1981), певица, впоследствии профессор Московского музыкально-педагогического института им. Гнесиных; она побывала в Пенатах в 1916 году.
  24. SA RAA. Лист 14.
  25. Мое сердце в России. № 95. С. 6.
  26. Вера Репина познакомилась с Вербовым, когда приехала в Париж.
  27. Татьяна Николаевна Дьяконова, внучка Ильи Репина.
  28. Вербов М. «Я не бизнесмен, я художник». Интервью с Б. Езерской // Время и мы. 1983. № 71. С. 164. Здесь и далее — Werboff.
  29. Доронченков, И. «Семья И.Я. Репина в письмах Т. Репина-Язева // «Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома за 1991 год».Санкт-Петербург, 1994. С. 279.
  .
  30. SA RAA. Лист 16.
  31. Там же.
  32. Там же. Лист 13.
  33. Мое сердце в России. № 94. Лист 6.
  34. SA RAA. Лист 22.
  35. Там же. Лист 20.
  36. Первоначально эту знаменитую фразу Павел Третьяков написал в письме к Илье Репину.
  37. Голлербах С. Памяти художника (М. А. Вербов) // Русская мысль. Париж, 1996. № 4125. С. 17.
  38. «Звонкое слово — русское»: интервью Г. Евдокимовой с М.А.Вербовым // «Голос Родины». 1977. № 46. С. 11. 1974. № 94.
  .
  39. Власов. С. 140.
  40. Gollerbach, S. ‘New York Notepad. Серия очерков »//« Новый журнал ». Нью-Йорк, 2011. № 265.
  .
  41. Завещание Вербова обнаружил Михаил Никитич Толстой (Санкт-Петербургский институт истории РАН) в 2016 году с помощью Ива Франкьена (Музей русской культуры, Сан-Франциско).
  42. Вербов. С. 159.
  43. Линник В. «Любовь к Родине — неизлечимое чувство …» // Газета «Правда». 1991. 16 декабря. № 293. С. 5.
  .

  Иллюстрации

  Михаил Вербов
  Фотография с подарочной надписью: «Любимому Илье Ефимовичу Репину от искренне преданного Михаила Вербова. 6.VIII.1929 »Париж, 1929 г.
  © Научный архив Российской академии художеств, Санкт-Петербург

  В мастерской на Пенатах
  На первом плане Илья Репин; слева направо: Антон Комашка, Петр Нерадовский, Михаил Вербов, певица Александра Молас; справа ее внучка Татьяна Брусиловская (Муромцева).1916 г.
  Фотография. Частный архив. Воспроизводится по: Брусиловская (Муромцева), Т.С. «Встреча с Ильей Репиным» // «Арт-Панорама», № 4. Москва, 1981

  .

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет Корнея Чуковского . 1915
  Бумага, цветной карандаш. Из альманаха «Чукоккала»

  Майкл ВЕРБОФФ. Лоцман речного судна
  Бумага, графитный карандаш. Местоположение неизвестно. Репродуцировано в журнале «Солнце России» за 1916 год. № 49

  .

  Григорий Гнесин.Ода Николаю Евреинову с рисунка Михаэля Вербова. 2 февраля 1915 г.
  Бумага, графитный карандаш. Из альманаха «Чукоккала»

  В столовой «Пенаты»: стоят, справа налево: вторая фигура, Маргарита Берсон, Владимир Маяковский, Корней Чуковский, Вера Репина, Николай Евреинов, Аделаида Андреева-Шкилондз, Михаил Вербов, Илья Репин, Н. Чуковская, Евгений Чириков и другие. 1915
  Фотография
  © Музей Пенаты Ильи Репина, Репино

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет Владимира Давыдова. 1922
  Холст, масло. 101,4 × 66 см
  © Музей Малого театра, Москва. Первая публикация

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет Александра Сумбатова-Южина. 1922
  Холст, масло. 89 × 68,2 см
  © Музей Малого театра, Москва. Первая публикация

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет Леонида Собинова. 1922
  Холст, масло. 117 × 88 см
  © Музей Большого театра, Москва. Первая публикация

  Михаил Вербов и Леонид Собинов.1922 г.
  Фотография
  © Музей Большого театра, Москва

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет Корнея Чуковского
  С подарочной надписью: «Великому президенту Великой Чукоккалы. С любовью умоляю вас принять. Народный артист Чукоккалы Михаил Вербов, 17.VIII.24 »,« Михаил Вербов 1924, август. Сестрорецк ». Бумага, итальянский карандаш. Из Альманаха «Чукоккала»

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет Ильи Остроухова. 1924
  Холст, масло.114,5 х 89. Третьяковская галерея

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет Александры Яблочкиной в роли королевы Елизаветы в опере Фридриха фон Шиллера «Мария Стюарт» . Малый театр, Москва, 1923
  Бумага, графитный карандаш. 61 × 49 см
  © Музей Малого театра, Москва

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет Прова Садовского в роли Мизгири в опере Александра Островского «Снегурочка». Малый театр, Москва, 1922
  Бумага, итальянский карандаш. 57 × 44 см
  © Музей Малого театра, Москва

  Майкл ВЕРБОФФ. Федор Шаляпин в роли Бориса Годунова в опере Мусоргского «Борис Годунов». 1925
  Холст, масло. Метрополитен-опера. Коллекция, Нью-Йорк. Фотография. Научный архив Российской академии художеств, Санкт-Петербург

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет короля Швеции Густава V. 1927
  Холст, масло. Местоположение неизвестно. Фотография. Научно-исследовательский архив Российской академии художеств. Первая публикация

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет писателя Жоржа Куртелина. 1928
  Холст, масло. Местоположение неизвестно. Фотография. Научно-исследовательский архив Российской академии художеств. Первая публикация

  Майкл ВЕРБОФФ. Уильям Черч Осборн. 1945
  Холст, масло. 101,6 х 76,2. Фотография
  © Метрополитен-музей
  Уильям Черч Осборн (Восьмой президент Метрополитен-музея, Нью-Йорк)

  Майкл ВЕРБОФФ. Портрет Хакобо Фитц-Джеймса Стюарта, семнадцатого герцога Альбы. 1951
  Холст, масло.77 × 63 см
  © Музей Прадо, Мадрид

  Каталог портретов Майкла Вербоффа с его «Портретом Ивана Бунина» (1951) на обложке, опубликованный для персональной выставки Вербоффа 1982 года в Историко-художественном музее Каюга, Оберн, Нью-Йорк, США

  Майкл Вербов. Фотография с его портретом Ивана Бунина. Начало 1970-х
  Архив Валерия Матисова

  Майкл Вербов в Москве. Фотография напротив Третьяковской галереи в Москве. Печатается в газете «Голос Родины».1977

  Дмитрий Шостакович

  1,7. Биография. Донос второй. (Второй донос)

  В 1948 году Шостакович, как и многие другие композиторы, был снова осужден за формализм в указе Жданова. Председатель Верховного Совета Андрей Жданов обвинил композиторов, в том числе Сергея Прокофьева, Арама Хачатуряна, в написании неуместной и формалистической музыки.Это было частью продолжающейся кампании антиформализма, направленной на искоренение всех западных композиционных эффектов и любых возможных «нерусских» на выходе. На конференции была опубликована резолюция ЦК «Об опере В. Мурадели Великая дружба», адресованная всем советским композиторам и требовавшая писать только «пролетарскую» музыку или музыку для масс. Обвиняемые композиторы, в том числе Шостакович, были вызваны для принесения публичных извинений Комитету. Большая часть работы Шостаковича была запрещена, а его семье сняты льготы.Юрий Любимов говорит, что в это время «он ждал своего ареста ночью на лестничной площадке у лифта, так что, по крайней мере, его семья не беспокоится».

  Последствия правления композиторов были суровыми. Шостакович был в числе отчисленных из консерватории в целом. По его словам, потеря денег, возможно, самый большой удар. Остальные до сих пор в Зимнем саду царила подозрительная атмосфера. Никто не хотел, чтобы его творчество воспринималось как формалистическое, поэтому многие стали обвинять своих коллег в написании или исполнении антипролетарской музыки.

  В последующие несколько лет Шостакович написал три категории работ: музыку к фильму для оплаты аренды, служебные работы, направленные на официальную реабилитацию, и серьезные работы «на ящик». К последним относятся Концерт для скрипки № 1 и цикл песен из еврейской народной поэзии. Цикл был написан в то время, когда уже идет послевоенная антисемитская кампания, с массовыми арестами, в том числе Добрушина и Идицкого, составителей книги, из которой Шостакович взял свои тексты.

  Ограничения на музыку Шостаковичей и условия жизни были ослаблены в 1949 году, когда Сталин решил, что Советам необходимо послать представителей искусства на Всемирный культурный и научный Конгресс в Нью-Йорке, и что Шостакович должен быть среди них. Для Шостаковича это было унизительным опытом, кульминацией которого стала пресс-конференция в Нью-Йорке, на которой ему предстояло зачитать заранее подготовленную речь. Николас Набоков, присутствовавший в зале, стал свидетелем того, как Шостакович начал читать «нервный и дрожащий голос», прежде чем ему удалось прерваться, «и речь продолжилась на английском учтивом радиобаритоне».Полностью осознавая, что Шостакович не может свободно выражать свое мнение, Набоков публично спросил его, поддерживает ли он недавнее разоблачение музыки Стравинского в СССР. Большой поклонник Стравинского, на которого повлияла его музыка, Шостаковичу ничего не оставалось, кроме как ответить утвердительно. Набоков без колебаний пишет, что это продемонстрировало, что Шостакович был «не свободным человеком, а послушным орудием своей власти». Шостакович никогда не простил Набокову этого публичного унижения. В том же году ему пришлось сочинить кантатную песню о лесах, в которой Сталин восхвалялся как «великий садовник».»

  Смерть Сталина в 1953 году стала самым большим шагом на пути к реабилитации Шостаковичей как творческого артиста, отмеченной его Десятой симфонией. Она включает в себя ряд музыкальных цитат и кодов, в частности мотивы DSCH и Эльмиры, от Эльмиры Назировой до быть пианистом и композитором, который учился у Шостаковича за год до его увольнения из Московской консерватории, значение которой до сих пор обсуждается, в то время как дикая вторая часть, согласно свидетельствам, задумывалась как музыкальный портрет Сталина.Десятый ряд с пятой и седьмой как одно из самых популярных произведений Шостаковича. В 1953 году состоялась нить премьера произведений «Коробка».

  В сороковые и пятидесятые годы Шостакович имел близкие отношения с двумя своими учениками, Галиной Уствольской и Эльмирой Назировой. На заднем плане все, что оставалось Шостаковичами в первую очередь, — открытый брак Варзар Нины до самой его смерти в 1954 году. Он преподавал Уствольскую с 1937 по 1947 год. Природа их отношений далеко не ясна: Мстислав Ростропович назвал их «нежными».«Уствольская отклонила его предложение руки и сердца после смерти Нинаса. Дочь Шостаковича, Галина, вспоминала, как отец советовался с ней и Максимом по поводу возможности того, что Уствольская станет их мачехой. Каждый Уствольский Виктор Суслин сказал, что она« глубоко разочарована »в Шостаковича к моменту его завершения в 1947 году. Отношения с Назировой, кажется, были односторонними, что выражается в основном в его письмах к ней и может быть датировано примерно 1953-1956 годами. Он женился на своей второй жене, комсомольской активистке Маргарите Каиновой. в 1956 году пара была неоднородной и через пять лет развелась.

  В 1954 году Шостакович написал Праздничную увертюру, опус 96, которая стала темой летних Олимпийских игр 1980 года.

  В 1959 году Шостакович выступил на сцене Москвы в конце концертного исполнения своей Пятой симфонии, поздравляя Леонарду Бернштейну и Нью-Йоркской филармонии за работу в рамках концертного турне по СССР. Позже в том же году Бернштейн и Филармония записали Симфонию в Бостоне, Колумбия.