Содержание

Журнал «Родина» был первым, кто опубликовал стихи Ивана Бунина — Российская газета

Зимой 1887 года, узнав, что умер один из его литературных кумиров — поэт Семён Надсон, 17-летний Иван Бунин отправил в журнал «Родина» несколько стихотворений. Одно из них, «Над могилой С.Я. Надсона», было опубликовано в февральском номере. Другое, «Деревенский нищий» — в майском.

Бунин считал это отправной точкой своего пути в большую литературу.

Первая рецензия

Примечательно, как юный поэт узнал о своей первой публикации. Вот что пишет об этом жена Ивана Алексеевича Вера Николаевна Муромцева-Бунина в своих воспоминаниях «Жизнь Бунина»: «На мосту, когда он шёл от Пушешниковых к Туббе, его нагнал кучер Бахтеяровых, ездивший на почту, и протянул журнал «Родина» со словами:

— Он — Иван Алексеевич, а ничего!

Это была первая рецензия человека из народа. Грамотный кучер просмотрел по дороге журнал».

Сам Бунин описывает это событие в романе «Жизнь Арсеньева»: «А вечером, когда, уже отупев от слёз и затихнув, я опять зачем-то брёл за реку, обогнал меня тарантас, отвозивший Анхен на станцию, и кучер, приостановившись, подал мне номер петербургского журнала, в который я, с месяц тому назад, впервые послал стихи. Я на ходу развернул его и точно молнией ударили мне в глаза волшебные буквы моего имени…»

Позже писатель вспоминал: «Утро, когда я шёл с этим номером… рвал по лесам росистые ландыши и поминутно перечитывал своё произведение, никогда не забуду».

Перечитаем и мы.

Над могилой С.Я. Надсона

Угас поэт в расцвете силы,

Заснул безвременно певец,

Смерть сорвала с него венец

И унесла под свод могилы.

В Крыму, где ярки неба своды,

Он молодые кончил годы.

И скрылись в урне гробовой

Его талант могучий, сильный,

И жар души любвеобильной,

И сны поэзии святой!..

Он мало жил, но благородно

Служил искусству с детских лет,

Он был поэт, душой поэт,

А не притворный, не холодный;

Могучей силой песнопенья

Он оживлял мечты свои;

В нем сердце билось вдохновеньем

И страстью истинной любви!

Корысть и ненависть глубоко

Он благородно презирал…

И, может быть, удел высокий

Его в сей жизни ожидал!..

Но ангел смерти быстрокрылый

Его уста оледенил,

И камень с надписью унылой

Его холодный труп сокрыл.

Умолк поэт… Но вечно будет

Он жить в преданиях времен,

И долго, долго не забудет

Отчизна лиры его звон!

Она должна теперь цветами

Гробницу юноши повить

И непритворными слезами

Его могилу оросить!

«Спи ж тихим сном!» — скажу с тоскою

И я, вплетая лепесток

Своей неопытной рукою

В надгробный лавровый венок.

1887

Деревенский нищий

В стороне от дороги, под дубом,

Под лучами палящими спит

В зипунишке, заштопанном грубо,

Старый нищий, седой инвалид;

Изнемог он от дальней дороги

И прилег под межой отдохнуть…

Солнце жжет истомленные ноги,

Обнаженную шею и грудь…

Видно, слишком нужда одолела,

Видно, негде приюта сыскать,

И судьба беспощадно велела

Со слезами по окнам стонать…

Не увидишь такого в столице:

Тут уж впрям истомленный нуждой!

За железной решеткой в темнице

Редко виден страдалец такой.

В долгий век свой немало он силы

За тяжелой работой убил,

Но, должно быть, у края могилы

Уж не стало хватать ему сил.

Он идет из селенья в селенье,

А мольбу чуть лепечет язык,

Смерть близка уж, но много мученья

Перетерпит несчастный старик.

Он заснул… А потом со стенаньем

Христа ради проси и проси…

Грустно видеть, как много страданья

И тоски и нужды на Руси!

1887

Полвека спустя в «Парижской тетради» Бунина появятся строки, так перекликающиеся с давними, чуть наивными, но такими искренними стихами семнадцатилетнего юноши:

Твой труд переживет тебя, поэт,

Переживут творца его творенья,

Живого не утратит выраженья

С тебя когда-то писаный портрет —

И станешь ты, незримый, бестелесный,

Мечтою, мыслью, сказкою чудесной.

Бродя по залам чистым и пустым,

Спокойно озаренным бледным светом,

Твой дальний друг перед

твоим портретом

Замедлит шаг, забудется — томим

Какой-то сладкой завистью, тоскою

О давней жизни, прожитой тобою!

Портрет писателя, выполненный рукой его брата Евгения.

А еще спустя 82 года в одном из залов Дома-музея И.А. Бунина в городе Ефремове (в 140 километрах от Тулы) посетители останавливаются перед портретом писателя, выполненного рукой его брата Евгения…

Брат писателя и автор его портрета Евгений Алексеевич Бунин.

Новости за 2016 год

9 Марта 2020

Подготовила: Крутова Нина Владимировна — сектор редких фондов

Литературное окружение Бунина

Посвящается 150-летию И.А. Бунина

В год юбилея И.А. Бунина сектор редких фондов и истории библиотек представляет виртуальную выставку с кратким обзором творческой деятельности писателя, проиллюстрированным редкими изданиями центральной библиотеки им. В.Н. Татищева.

Ива́н Алексе́евич Бу́нин  (1870 – 1953) – русский писатель, поэт и переводчик. В 1903 году получил Пушкинскую премию за книгу «Листопад» и перевод «Песни о Гайавате»; в 1909 году был повторно удостоен этой награды за 3-й и 4-й тома Собрания сочинений. В 1909 году избран почётным академиком по разряду изящной словесности Императорской Санкт-Петербургской академии наук. В 1920 году эмигрировал во Францию. Автор романа «Жизнь Арсеньева», повестей «Суходол», «Деревня», «Митина любовь», рассказов «Господин из Сан-Франциско», «Лёгкое дыхание», «Антоновские яблоки», дневниковых записей «Окаянные дни» и других произведений. В 1933 году Иван Бунин стал лауреатом Нобелевской премии по литературе за «строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». Скончался в 1953 году, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Бунин и Надсон

И.А. Бунин рано начал самостоятельную жизнь, в юношеские годы работал в газетах, канцеляриях, много странствовал. Начало литературной деятельности Бунина традиционно связывают с именем С. Надсона. Зимой 1887 года, узнав, что умер один из его литературных кумиров — поэт Семён Надсон, Иван Алексеевич отправил в журнал «Родина» несколько стихотворений. Одно из них, озаглавленное «Над могилой С. Я. Надсона», было опубликовано в февральском номере.

Бунин и Толстой

Имя Л.Н. Толстого для Бунина было известно с детства. Великий писатель жил рядом в соседней губернии. О нем постоянно говорили в семье. В юности Бунин увлекся идеями Толстого и даже несколько раз встречался с ним. Уже будучи в эмиграции, на протяжении долгого времени Бунин писал большой труд «Освобождение Толстого».

Бунин и Горький

В течение десятилетий имя Бунина часто упоминалось в одном ряду с Горьким.  Их отношения были разными ─ от постепенного сближения до полного разрыва.

Знакомство писателей произошло  в 1899 году. Широко известна фраза Горького: «Вы же последний писатель от дворянства, той культуры, которая дала миру Пушкина и Толстого».  Чувствуя растущую симпатию к Алексею Максимовичу, Бунин посвятил ему свою поэму «Листопад».Начиная с 1902 года,  имена Горького и Бунина нередко стояли рядом: писатели считались представителями одной и той же литературной группы.Но Октябрьская революция 1917 года сначала охладила отношения классиков, а затем и вообще развела их по разные стороны баррикад. Последняя встреча Бунина и Горького состоялась в апреле 1917 года в Петрограде. Позже Бунин заявил, что считает «отношения с ним навсегда конченными»

Бунин и Чехов

Бунин написал несколько очерков о А. П. Чехове, включил в свои «Воспоминания» отдельную главу об Антоне Павловиче и планировал подготовить посвящённую ему большую работу. По воспоминаниям Муромцевой, в 1950-х годах её муж сумел приобрести Полное собрание сочинений Чехова, выпущенное Гослитиздатом, а также книгу, в которой были опубликованы его письма: «Мы их перечитывали… В бессонные ночи Иван Алексеевич… делал заметки на обрывках бумаги, иногда даже на папиросных коробках — вспоминал беседы с Чеховым».В мемуарах Бунин признавался, что ни с кем из коллег-литераторов у него не было столь тёплых отношений, как с Чеховым. Антон Павлович придумал для своего товарища шутливое прозвище — «Господин маркиз Букишон» (иногда просто «Маркиз»). Перед смертью Чехов просил передать Бунину, чтобы тот «писал и писал»: «Из него большой писатель выйдет. Так и скажите ему от меня. Не забудьте

».

Литературный кружок «Среда»

«Среда» — московский литературный кружок, существовавший в 1899 — 1916 годах. Члены этого кружка первоначально собирались по средам у писателя Н.Д.Телешова. В своей книге «Записки писателя» Николай Дмитриевич так вспоминает Бунина, входившего в состав «Среды»: «Бунин представлял одну из интересных фигур на «Среде». Высокий, стройный, с тонким умным лицом, всегда хорошо и строго одетый, любивший культурное общество, хорошую литературу, хорошее вино, много читавший и думающий, настойчивый в работе и острый на язык, он врожденное свое дарование отгранил до высокой степени. Литературные круги… все одинаково признавали за Буниным крупный талант, который с годами все рос и креп. Наши собрания Бунин не пропускал никогда и вносил своим чтением, а также юмором и товарищескими остротами много оживления». В течение литературных вечеров беседы бывали деловые и серьезные, но допускались и шутки, и смех. Были в ходу всякие прозвища. Бунина за острословие, от которого иным приходилось несладко, называли «Живодерка».

Высказывания русских классиков о И. А. Бунине

«Выньте Бунина из русской литературы, и она потускнеет, лишится радужного блеска и звёздного сияния его одинокой страннической души».

М. Горький

«Тихая, мимолётная и всегда нежно-красивая грусть, грациозная, задумчивая любовь, меланхолическая, но лёгкая, ясная «печаль минувших дней» и, в особенности, таинственное очарование природы, прелесть её красок, цветов, запахов – вот главнейшие мотивы поэзии г. Бунина. И надо отдать справедливость талантливому поэту, он с редкой художественной тонкостью умеет своеобразными, ему одному свойственными приёмами передавать своё настроение, что заставляет впоследствии и читателя проникнуться этим настроением поэта и пережить, перечувствовать его».

А. И. Куприн

«Мастерство Бунина для нашей литературы чрезвычайно важный пример – как нужно обращаться с русским языком, как нужно видеть предмет и пластически изображать его. Мы учимся у него мастерству слова, образности и реализму».

А. Н. Толстой

Иван Бунин. Жизнь замечательных людей


БУНИН • Большая российская энциклопедия

  • В книжной версии

    Том 4. Москва, 2006, стр. 347-348

  • Скопировать библиографическую ссылку:


Авторы: М. В. Козьменко

БУ́НИН Иван Алек­сее­вич [10(22).10.1870, Во­ро­неж – 8.11.1953, Па­риж], рус. пи­са­тель. Из древ­не­го дво­рян­ско­го ро­да. Дет­ст­во и от­ро­че­ст­во про­вёл в не­боль­ших по­ме­сть­ях Ор­лов­ской губ., где жи­ла его всё бо­лее ра­зо­ряв­шая­ся се­мья (от­сю­да – дос­ко­наль­ное зна­ние реа­лий мел­ко­по­ме­ст­ной и кре­сть­ян­ской жиз­ни). Учил­ся в Елец­кой гим­на­зии (1881–86), об­ра­зо­ва­ние про­дол­жил до­ма, под рук. стар­ше­го бра­та. Пер­вая пуб­ли­ка­ция – стих. «Над мо­ги­лой Над­со­на» (газ. «Ро­ди­на», 22.2.1887). Ус­пеш­но де­бю­ти­ро­вав как по­эт (уже в 1888 его сти­хи пе­ча­та­лись в по­пу­ляр­ных «Книж­ках «Не­де­ли»»), Б. был при­гла­шён к со­труд­ни­че­ст­ву в газ. «Ор­лов­ский вест­ник» (осень 1889), в ка­че­ст­ве при­ло­же­ния к ко­то­рой в 1891 вы­шла его пер­вая кн. «Сти­хо­тво­ре­ния 1887–1891 гг.». С 1895 жил ис­клю­чи­тель­но лит. тру­дом. Из­вест­ность при­нес­ли про­за­ич. сб. «»На край све­та» и дру­гие рас­ска­зы» (1897), сб. сти­хо­тво­ре­ний «Под от­кры­тым не­бом» (1898), а так­же от­ме­чен­ные в 1903 Пуш­кин­ской пр. Пе­терб. АН пе­ре­вод по­эмы Г. Лонг­фел­ло «Песнь о Гай­а­ва­те» (1896) и по­этич. сб. «Лис­то­пад» (1901). Осе­нью 1909 Б. при­су­ж­де­на вто­рая Пуш­кин­ская пр.

В рас­ска­зах 1900-х гг. на­ча­ли вы­яв­лять­ся ха­рак­тер­ные осо­бен­но­сти бу­нин­ско­го ху­дож. ви­де­ния, свя­зан­но­го с реа­ли­стич. тра­ди­ци­ей (И. С. Тур­ге­нев, Л. Н. Тол­стой, А. П. Че­хов), но од­но­вре­мен­но во мно­гом сбли­жаю­ще­го­ся с мо­дер­ни­ст­ски­ми вея­ния­ми эпо­хи: не­уст­ра­ни­мый тра­гизм, вы­зван­ный осоз­на­ни­ем брен­но­сти че­ло­ве­че­ско­го су­ще­ст­во­ва­ния, ут­верж­де­ние ме­та­фи­зич. при­ро­ды со­ци­аль­ных про­ти­во­ре­чий и при­ори­те­та «ро­до­во­го», на­цио­наль­но-пси­хо­ло­ги­че­ско­го над со­ци­аль­но-клас­со­вым (общ­ность «сла­вян­ской ду­ши» у му­жи­ков и дво­рян в его про­из­ве­де­ни­ях, по­свя­щён­ных рус. де­рев­не и про­вин­ции), прин­ци­пи­аль­ной ир­ра­цио­наль­но­сти лич­но­сти; свое­об­раз­ный па­нэ­сте­тизм. Вме­сте с тем Б. был яро­ст­ным по­ри­ца­те­лем край­но­стей мо­дер­ни­ст­ско­го иск-ва (речь на юби­лее газ. «Рус­ские ве­до­мо­сти», 1913; «Вос­по­ми­на­ния», 1950). Чер­ты «мо­дер­но­сти» (как вы­ра­жал­ся позд­нее сам Б.) уси­ли­ва­ют­ся в его про­из­ве­де­ни­ях 1910-х гг. Ши­ро­кий об­ществ. ре­зо­нанс твор­че­ст­во Б. по­лу­чи­ло по­сле вы­хо­да по­вес­тей «Де­рев­ня» (1910), «Су­хо­дол» (1911), «пу­те­вых по­эм» – ли­рич. рас­ска­зов 1907–11 (со­б­ра­ны в цик­ле «Храм солн­ца», 1915, пе­ре­из­дан с до­пол­не­ния­ми под назв. «Тень пти­цы» в 1931), ове­ян­ных ми­фо­ло­ги­ей Вет­хо­го За­ве­та, му­сульм. пре­да­ний, а так­же рас­ска­зов «Гос­по­дин из Сан-Фран­ци­ско», «Бра­тья», «Сны Чан­га» и др. В по­пыт­ке рас­крыть бы­тий­ные пра­ос­но­вы жиз­ни Б. сбли­жа­ет­ся с «нео­реа­ли­сти­че­ски­ми» тен­ден­ция­ми в про­зе (С. Н. Сер­ге­ев-Цен­ский, А. Н. Тол­стой, М. М. При­швин и др.). Его по­эзия зре­ло­го пе­рио­да не­ред­ко ока­зы­ва­ет­ся со­звуч­ной по­ис­кам рус. пост­сим­во­ли­стов (ак­меи­стов, ран­не­го В. Ф. Хо­да­се­ви­ча и др.) с их «не­оклас­си­ци­ст­ски­ми» и «пар­нас­ски­ми» уст­рем­ле­ния­ми.

Ок­тябрь 1917 Б. вос­при­нял как тра­ге­дию рос. на­цио­наль­ной куль­ту­ры и крах тра­диц. ци­ви­ли­за­ции; с 1920 жил в эмиг­ра­ции. Впе­чат­ле­ния от ре­во­лю­ции на­шли от­ра­же­ние в цик­ле ста­тей «Ока­ян­ные дни» (пуб­ли­ко­ва­лись в пе­рио­ди­ке с 1925, впер­вые со­б­ра­ны в 1935). Не­из­мен­но от­ри­ца­тель­но от­но­сил­ся к боль­ше­ви­кам и сов. пра­ви­тель­ст­ву – да­же в кон­це жиз­ни, ко­гда от­вер­гае­мые Б. ми­ни­маль­ные ком­про­мис­сы мог­ли су­ще­ст­вен­но об­лег­чить его тя­жё­лое ма­те­ри­аль­ное по­ло­же­ние.

В 1928–39 час­тя­ми пуб­ли­ко­вал­ся ро­ман «Жизнь Ар­сень­е­ва» (пол­но­стью в 1952), ко­то­рый стал но­вым эта­пом в раз­ви­тии рус. пси­хо­ло­гич. про­зы. Уни­вер­саль­ная роль па­мя­ти сбли­жа­ет его с ро­ма­на­ми М. Пру­ста, од­на­ко у Б. «уте­рян­ное вре­мя» вос­соз­да­ёт­ся по­сред­ст­вом не ра­цио­наль­но-ана­ли­ти­че­ско­го, а ин­туи­тив­но-ме­та­фи­зич. по­сти­же­ния за­га­док под­соз­на­ния, а че­рез них – са­мо­го фе­но­ме­на бы­тия. По­ка­за­тель­но от­ри­ца­ние ав­то­ром ав­то­био­гра­фич­но­сти (в об­ще­при­ня­том смыс­ле) это­го ро­ма­на, по­стро­ен­но­го на ма­те­риа­ле собств. жиз­ни.

Сво­им вер­шин­ным дос­ти­же­ни­ем сам Б. счи­тал кн. «Тём­ные ал­леи» (1943; 2-е, до­пол­нен­ное изд., 1946) – рас­ска­зы о люб­ви, для ко­то­рых ха­рак­тер­ны не­обы­чай­ная сжа­тость сю­же­та, вир­ту­оз­ная при­хот­ли­вость ком­по­зи­ции, ост­ро­та в ото­бра­же­нии на­пря­жён­ных ду­шев­ных пе­ре­жи­ва­ний ге­ро­ев.

От­вер­гая воз­мож­ность по­стичь тай­ны бы­тия по­сред­ст­вом ка­кой-ли­бо кон­крет­ной ре­лиг. или фи­лос. док­три­ны, Б. в сво­ём твор­че­ст­ве явил не­кий ми­ро­воз­зренч. син­тез: он рас­ши­рил го­ри­зон­ты ми­ро­чув­ст­во­ва­ния пу­тём об­ра­ще­ния к буд­диз­му (осо­бен­но яв­ст­вен­но в кн. «Ос­во­бо­ж­де­ние Тол­сто­го», 1937), дао­сиз­му и др. вос­точ­ным уче­ни­ям. Ор­га­ни­че­ски уко­ре­нён­ный в тра­диц. рус. куль­ту­ре Б. од­но­вре­мен­но су­мел при­вне­сти в неё ряд идей­но-эс­те­тич. но­ва­ций, не­осоз­нан­но сбли­жа­ясь с «фи­ло­со­фи­ей жиз­ни» А. Берг­со­на, фе­но­ме­но­ло­ги­ей Э. Гус­сер­ля, эк­зи­стен­циа­лиз­мом. Но­бе­лев­ская пр. (1933).

биография и творчество последнего классика русской литературы

Главное

Иван Алексеевич Бунин — последний классик русской литературы, последний ее кудесник. Прозаик, поэт, переводчик, тонкий знаток любви, лауреат Нобелевской премии по литературе. После своей смерти стал самым издаваемым в СССР писателем «первой волны».

История

Иван Бунин родился в 1870 году в Воронеже. В четырёхлетнем возрасте Бунин вместе с родителями переехал в родовое поместье на хутор Бутырки Елецкого уезда. Он получил хорошее домашнее образование. Как вспоминал сам писатель, настоящая его учеба началась с появлением в доме студента Ромашкова, оказавшего на него огромное влияние: с ним Бунин прочел впервые стихи английских поэтов и Гомера, после чего ему захотелось писать самому. Сам Бунин не запомнил, когда и как выучился читать, но свои первые стихи он написал в семилетнем возрасте.

С 1881 по 1886 год Бунин обучался в Елецкой мужской гимназии. Учёба в гимназии завершилась для него зимой 1886 года. Уехав на каникулы к родителям, перебравшимся в своё имение Озерки (ныне Липецкая область) он решил не возвращаться в Елец. Педсовет исключил Бунина из гимназии за неявку «из рождественского отпуска».

Обучение в Озерках продолжил его старший брат Юлий, талантливый и образованный радикал, отсидевший в тюрьме как народник-чернопеределец, который, чувствуя литературные способности младшего брата, познакомил его с русской классической литературой. В 17 лет Бунин начал печататься («Над могилой Надсона» и «Деревенский нищий»).

Ради заработка он в 1889 г. по приглашению издательницы Семеновой переехал в Орел и устроился работать корректором в газету «Орловский вестник», где постепенно «вырос» до театрального критика.

Первый его брак – с Анной Цакни, дочерью греческого революционера, был недолгим. После смерти их единственного ребенка писатель развелся и вскоре вступил в гражданский брак с Верой Муромцевой, дочерью первого председателя Первой Государственной думы. Уже в эмиграции оформил брак официально.

Первый том стихов Бунина вышел в свет в 1891 г. в приложении к одному из литературных журналов. Классические по стилю, его стихи насыщены образами природы – черта, характерная для всего поэтического творчества писателя. В это же время он уже писал рассказы, которые стали появляться в популярных в то время литературно-политических журналах: «Русское богатство», «Северный вестник», «Вестник Европы». С 1895 г. он жил в Петербурге, затем в Москве, где вошел в литературную среду, сдружился с Чеховым, Михайловским, Брюсовым, Бальмонтом, Сологубом. Позже в символистском издательстве «Скорпион» вышел сборник лирики Бунина «Листопад». После чего Бунин изменил свое отношение к модернизму. Писатель выступал как «последний классик», отстаивающий заветы великой литературы перед лицом «варварских» соблазнов Серебряного века.

К 30-м годам Бунин уже стал известным писателем. Окончательно литературное признание пришло к писателю после выхода в свет рассказов «На хуторе», «Вести с родины» и «На краю света». Свой первый сборник он также назвал «На краю света». Самостоятельно выучив английский язык, Бунин перевел и издал в 1896 г. поэму Лонгфелло «Песнь о Гайавате». Эта работу сразу оценили как одну из лучших в русской переводческой традиции, и за нее в 1903 г. Российская академия наук присудила Бунину Пушкинскую премию. В 1909 г. он был избран и стал самым молодым академиком по разряду изящной словесности. В 1902–1909 гг. издательство «Знание» выпустило его первое собрание сочинений в 5 томах. Писатель был избран почетным академиком и почетным членом Общества любителей российской словесности. В 1900 г. Бунин впервые отправился в заграничное путешествие. Никогда не имевший собственного дома (после ухода из-под родительского крова он провел всю жизнь в отелях, чужих домах и съемных квартирах) и не желавший его иметь, он постоянно путешествовал – по Европе, Азии, и Африке, но никогда не прекращал писать. В 1915 г. вышло в свет его «Полное собрание сочинений» в 6 томах в издательстве А.Ф. Маркса. В 1915–1916 гг. были изданы «Чаша жизни» и «Господин из Сан-Франциско» – одни из лучших вещей, написанных им в дореволюционной России.

Первую мировую войну, а затем Февральскую революцию Бунин воспринял как предзнаменование страшного всероссийского крушения. Октябрьские события рассматривал как «кровавое безумие». В 1918–1920 гг. Бунин был в Одессе. Не принимавший ни социализма, ни коллективизма, он решил уехать и в 1920 г. вместе с женой покинул Россию, уехав в Константинополь. Эмигрантская жизнь Бунина была связана главным образом с Францией, в которой он прожил более 30 лет, но которая так и не стала для него родной. Здесь им были написаны 10 новых книг прозы. Свою ненависть к большевистскому режиму Бунин выразил в дневнике «Окаянные дни». В 20-е годы он пишет повесть «Митина любовь», рассказы «Роза Иерихона» и «Солнечный удар».

В 1927–1933 гг. он создал свое самое крупное произведение – роман «Жизнь Арсеньева» (полностью издан в Нью-Йорке, 1952 г.), за который получил Нобелевскую премию по литературе – «за правдивый артистичный талант, с которым он воссоздал в художественной прозе типичный русский характер». Лауреатов Нобелевской премии во время церемонии приветствуют национальным флагом его государства. Когда в 1933 г. эту премию получал Бунин, его как «изгнанника» приветствовали на церемонии шведским флагом и представили как «лицо без гражданства, родившееся в Воронеже». Премию он, по собственному признанию, всю истратил на дрова в холодную и голодную зиму.

Во время Второй мировой войны и оккупации Франции Бунин отказался сотрудничать с нацистами, прятал скрывавшихся евреев. В 1937–1945 гг. жил в крайней бедности, писал рассказы, объединенные в книгу «Темные аллеи», которую сам он считал «самой совершенной по мастерству». Трудно поверить, что этот самый известный сборник новелл о любви он написал в 73 года – настолько чувственно, остро и свежо описаны там любовные переживания.

Приветствуя победу СССР над фашизмом и мучаясь от разлуки с Родиной, Бунин никогда не смирился с тем общественным строем, который был установлен в России. В последние годы писал воспоминания, приводил в порядок архив и пытался работать. В 1950 г. в Париже вышли «Воспоминания» Бунина.

Состояние

Будучи эмигрантским писателем, Иван Бунин получил в XX веке больше мировое признание, чем славу на Родине. Выбирая из русского зарубежья фигуру наиболее авторитетного литератора, Нобелевский комитет остановился в 1933 году на Иване Бунине, заочно соревновавшемся с Иваном Шмелевым, Александром Куприным, Дмитрием Мережковским.

Поскольку основная волна присвоения имен собственных улицам населенных пунктов пришлась в нашей стране на советские времена, улиц Бунина немного — в Орле, Липецке, Ельце, Абакане, Одессе. В Ельце также имеется сквер Бунина, его имя носит Елецкий университет.

Памятники великому писателю также не слишком распространены — известны в Москве, Воронеже, Орле и Грасе, а также в Ельце, где сразу два памятника появились к 125-летию со дня рождения писателя. в ельце отметили открытием 2 памятников: в сквере по улице Свердлова (напротив фонтана) и в городском парке. На одном из них писатель изображен сидящим в раздумье на скамье, на другом представлен образ Бунина в его гимназические годы.

Однако в национальном референдуме “Имя Россия” Иван Бунин вошел в число 50 наиболее выдающихся личностей в российской истории.

В 2000 году Алексей Учитель снял фильм “Дневник его жены”, главным героем которого стал И.А. Бунин.

Впечатления

Наиболее включенно о жизни и творчестве великого писателя можно узнать в музеях И.А. Бунина, открытых в Орле (в старинном особняке в районе орловского периода его жизни) и в доме брата Ивана Бунина в городе Ефремове Тульской области. В Ельце для музея был выбран дом, где будущий нобелевский лауреат прожил более трех лет в годы учебы в Елецкой мужской гимназии. В музее востановлена комната, где жил гимназист Ваня Бунин, демонстрируются личные вещи, принадлежавшие писателю, переданные в дар музею.

Ежегодно в сентябре в Ельце проходит Межрегиональный туристский событийный фестиваль «Антоновские яблоки» (названный по одному из рассказов Бунина), одно из главных событий в культурной жизни города. В его основе — жизнь и творчество великого русского писателя Нобелевского лауреата Ивана Алексеевича Бунина.

Приезжая в Елец в дни фестиваля, можно попасть в эпоху конца XIX — начала XX века. Увидеть темы и персонажи великих литературных творений Ивана Алексеевича, почувствовать запах свежевыпеченных пирогов и аромат спелых осенних яблок, услышать вальсы в исполнении медного полкового оркестра. На фестивале присутствует и сам писатель. На праздничном открытии, литературном конкурсе, показе современных модельеров, среди ярмарочных рядов, на танцевальной площадке, просто гуляющий по дорожкам городского сада или старинным елецким улочкам — Иван Бунин!

В Москве писателю посвящена часть экспозиции Музея Серебряного века на проспекте Мира (филиал Государственного литературного музея), именем Ивана Бунина также названа библиотека.

Бахчисарайская тайна Бунина

Внимание людей всегда притягивает таинственное и загадочное. Много тайн скрыто в истории. Немало загадок в литературе. Достаточно вспомнить споры о реальном существовании Шекспира и Гомера, ореол тайны вокруг гибели М. Лермонтова и С. Есенина… Литературные тайны носят разнообразный характер: это могут быть высказывания писателей, случаи, связанные с созданием произведений, факты биографии.

В этом отношении представляет интерес жизнь и творчество И.А. Бунина. Изучая воспоминания о писателе, я обратил внимание на рассказ Г.Н. Кузнецовой (близко знавшей Ивана Алексеевича) об одной из бесед с ним: «Как странно, что, путешествуя, вы выбирали все места дикие, окраины мира, — сказала я.

— Да, вот дикие! Заметь, что меня влекли все Некрополи, Кладбища мира! Это надо заметить и распутать».

Со страниц книги писатель предложил «распутать» одну из его загадок. Ивана Алексеевича влекло к себе то, что скрыто во времени, погибло, исчезло с лица земли — усыпальницы людей, руины древних городов, памятники былой архитектуры. Все это не просто манило к себе, но понуждало его отправиться в путь, порождало желание увидеть все своими глазами. И было бы несправедливо не обратить внимание на проблему, поставленную писателем перед читателями.

И.А. Бунин — это вечный странник, никогда не имевший своего угла. Как ушел он из родного дома в девятнадцать лет, так и скитался всю жизнь по съемным квартирам, гостиницам и жилищам своих друзей. Первая дальняя поездка юного писателя была совершена на Крымский полуостров. Этим местам Бунин посвятил множество своих произведений. Уже в первую поездку он обошел и исколесил почти весь Крым, и позже не раз здесь бывал.

Из дневниковых записей следует, что вечером 1 июня 1896 года Иван Бунин отправился из Александровска (Запорожья) в Бахчисарай по железной дороге. Из Бахчисарая он верхом выехал в монастырь Чуфут-Кале. В Крыму, в Бахчисарае и его предместьях, находятся старые кладбища, большинство среди которых татарские. Одно из них как раз в крепости Чуфут-Кале. Именно с ней, по-нашему мнению, связано бунинское стихотворение «Тут покоится хан…», которое представляет интерес с точки зрения поиска ответа на поставленный писателем вопрос. Это стихотворение таит в себе немало тайн. Достаточно сказать, что точное время написания этого стихотворения неизвестно. Оно датировано 1895-1907 годами.

Казалось бы, время написания стихотворения не совпадает со временем отмеченного нами пребывания писателя в Крыму. Но литературовед Татьяна Двинятина в одной из работ справедливо указывает на то, что датировки некоторых стихов Бунина исправлялись, а некоторые указаны неверно. Так она утверждает, что «правка в современные издания Бунина не внесена» и «что во всех случаях, когда авторская датировка в прижизненных собраниях сочинений (как типографских, так и личных экземплярах Бунина) отличается от даты первой публикации текста, у нас, в принципе, есть основания сомневаться в точности бунинской датировки. Рукописное наследие поэта сохранилось настолько фрагментарно, что далеко не всегда возможно перепроверить это по автографам. В таких случаях остается принять авторскую версию, помня, однако, что она может оказаться «позднейшей вставкой». По всей видимости, первая дата, указанная в стихотворении, ошибочна, а вторая указывает время завершения работы над этой миниатюрой. Помимо прочего стоит отметить, что в этот период писатель объехал полмира — побывал в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке, что наложило свой отпечаток и на столь длительно шлифовавшееся стихотворение «Тут покоится хан…».

«Я обречен познать тоску всех стран и всех времен», — написал Бунин в одном из стихотворений. Страсть к путешествиям и тяга к прошлому, чувство родства с предшествующими поколениями привели Бунина на Восток. В 1903 году он посетил Турцию. В 1907-м совершил путешествие по странам арабского Востока (Египет, Сирия, Палестина, Алжир, Тунис, Ливан, Судан). В 1910-1911 годах писатель побывал на острове Цейлон. Эти поездки сыграли важную роль в постижении культурного мира азиатских стран и оставили неизгладимый след в душе и творчестве И.А. Бунина. Все путешествия нашли свое отражение в произведениях тех лет.

«Ах, если бы перестать странствовать с квартиры на квартиру! Когда всю жизнь ведешь так, как я, особенно чувствуешь эту жизнь, это земное существование как временное пребывание на какой-то узловой станции!» (запись в дневнике от 9 сентября 1924 года). Ощущение конечности человеческой жизни, быстротечности времени — вот основная мысль приведенных строк. Но понимание этого, как видим, приходит с приобретением жизненного опыта.

Бунин еще в раннем детстве пережил два трагических события, оставившие в его сердце ужас от ощущения смерти: несчастный случай, приведший к гибели пастушонка, сорвавшегося с лошадью в «провал» — глубокий заполненный водой овраг, и кончина внезапно заболевшей сестры Саши. В юности тяжелое впечатление оставила смерть молодого поэта Надсона, личность которого вызывала во многом наивное восхищение Бунина. Рано ушедшему из жизни поэту было посвящено одно из первых стихотворений. «Над могилой Надсона» — лирическое произведение, проникнутое мыслями о смерти и вечности. В стихотворении выражено отношение молодого поэта к смерти собрата:

Умолк поэт. Но вечно будет

Он жить в преданиях времен

И долго, долго не забудет

Отчизна лиры его звон!

Уже в зрелые годы Бунин потерял двух друзей — А.П. Чехова и В.П. Куровского1, памяти которых посвятил стихотворения «Художник» и «Памяти друга». В связи с этим уместно вспомнить событие, характеризующее близкие дружеские отношения двух писателей. На торжественном заседании, посвященном памяти А.П. Чехова, состоявшемся 17 января 1910 года, присутствовали многочисленные представители московской художественной интеллигенции, актеры, родные и близкие великого писателя. Происходило это событие в зале Художественного театра. Иван Алексеевич выступил с воспоминаниями о Чехове. Бунин читал со сцены свои разговоры с Антоном Павловичем и передавал слова друга его голосом. Это произвело трогательное впечатление на родных покойного: мать и сестра плакали. Память на несколько мгновений возродила образ живого Чехова. Кстати, артистический талант Ивана Алексеевича был развит настолько мощно, что К.С. Станиславский неоднократно предлагал ему место в труппе МХАТа.

В стихотворении «Художник», написанном в 1908 году, через несколько лет после смерти А.П. Чехова, представлен особый взгляд на проблему «художник и вечность». Стихотворение позволяет определить отношение Бунина к вечным темам жизни и смерти. Герой стихотворения грустит о том, что его скоро не станет, а мир будет все так же прекрасен, и, хотя человек и исчезнет — окружающее его будет существовать в своем постоянстве и неизменности. Мысль о неизбежности расставания со всем, что так дорого человеку, вызывает скорбь, но чувство это порождает не страдание, а состояние умиротворенности. Именно память, а точнее воображение, позволяют видеть то, что будет впереди, но взгляд этот обращен не из настоящего в будущее, а будто из будущего в прошлое — герой видит будущую смерть в предметно-чувственном обрамлении сегодняшнего дня: журавль, которого «художник» наблюдает в данный момент, окажется и на похоронах, т.е. в ситуации «после смерти».

Хрустя по серой гальке, он прошел

Покатый сад, взглянул по водоемам,

Сел на скамью… За новым белым домом

Хребет Яйлы и близок и тяжел.

 

Томясь от зноя, грифельный журавль

Стоит в кусте. Опущена косица,

Нога — как трость… Он говорит: «Что, птица?

Недурно бы на Волгу, в Ярославль!»

 

Он, улыбаясь, думает о том,

Как будут выносить его — как сизы

На жарком солнце траурные ризы,

Как желт огонь, как бел на синем дом.

 

«С крыльца с кадилом сходит толстый поп,

Выводит хор… Журавль, пугаясь хора,

Защелкает, взовьется от забора —

И ну плясать и стукать клювом в гроб!»

 

В груди першит. С шоссе несется пыль,

Горячая, особенно сухая.

Он снял пенсне и думает, перхая:

«Да-с, водевиль… Все прочее есть гиль».

В стихотворении «Художник» образ героя узнаваем по характерным деталям его портрета и симптомам болезни: «В груди першит. С шоссе несется пыль, // Горячая, особенно сухая. // Он снял пенсне…», — которые не оставляют сомнений в том, что речь идет о Чехове. Но не только внешность позволяет идентифицировать лирическое «я» стихотворения, этому способствуют мысли о близкой смерти и фраза, звучащая из уст героя: «Да-с, водевиль… Все прочее есть гиль». Чехов, восторгаясь лермонтовской «Таманью», как-то сказал, что если бы написать такую повесть, «да еще водевиль хороший», тогда можно спокойно умирать. Бунин обыграл его фразу в этом лирическом произведении.

Стихотворение называется «Художник», и мы видим, что развернутая перед нами картина сродни живописному полотну, представляющему А.П. Чехова на скамье, но и картина, развернутая в воображении писателя полна красок: «как сизы // На жарком солнце траурные ризы, // Как желт огонь, как бел на синем дом». Легко узнаваема в стихах ялтинская дача А.П. Чехова. У Антона Павловича в Крыму часто гостил Бунин…

 

Итак, Крым. Переместимся в Бахчисарай. Проходим «на жарком солнце» в старую часть города. Создается ощущение, будто находишься на Востоке — песчаная пыль, солнечный зной и атрибуты азиатской архитектуры: узорная резьба, арочные окна, дерево темного или красноватого оттенков, нависающие над домами крыши. Бахчисарай всегда был типичным восточным городком с узкими кривыми улочками. И до сих пор дома тесно примыкают друг к другу. Прежде на первых этажах размещались лавки и мастерские, сейчас тут маленькие магазинчики восточных сувениров. Как и встарь здесь стоят кофейни — где огромный выбор восточных сладостей, разнообразных сортов чая и кофе. Из окон — вид на горы. Незабываемые впечатления оставляет неповторимый аромат юга: запах реликтовых можжевеловых рощ, виноградников и садов. Двигаясь по обрывистому каньону реки Чурук-Су, выходим в одно из предместий города.

Тут соединяются четыре ущелья. Татарское название этого места — Салачик. Наш путь лежит в открывающееся справа ущелье Марьям-Дере. Здесь на ограниченной территории расположены — мавзолей, медресе и кладбище мусульман. На дне ущелья можно увидеть мусульманский мавзолей, так называемое «дюрбе». Это усыпальница основателя Крымского ханства — Хаджи-Гирея и его сына. Сын — Менгли-Гирей — распорядился о постройке дюрбе в 1501 году. В таком месте легко «познать тоску всех стран и всех времен»:

«Тут покоится хан, покоривший несметные страны,

Тут стояла мечеть над гробницей вождя:

Учь толак бош ослун! Эти камни, бурьяны

Пахнут мускусом после дождя».

 

И сидел я один на крутом и пустом косогоре.

Горы хмурились в грудах синеющих туч.

Вольный ветер с зеленого дальнего моря

Был блаженно пахуч.

Наши доводы в пользу того, что стихотворение создано в Бахчисарае основываются на следующих фактах:

1) Бахчисарай и его предместья: Салачик, Эски-Юрт, Азис, Чуфут-Кале — священные места крымских мусульман. Во время посещения этих мест Буниным усыпальницы, славившиеся изысканностью украшения, стояли в запустении, заросшие травой. Гробницы были вырыты из земли, завалены кучами надгробных камней. Надписи на многих надгробиях начинались со слов: «Тут покоится…»;

2) Фраза «учь толак бош ослун» является клятвой крымских татар, и переводится: «да оскудеют все три моих печени», что значит — «да лишусь возможности иметь жен и детей», т.е. лишусь всего. Эта фраза является самой страшной клятвой мусульман.

3) Рассказ Бунина «Темир-Аксак-Хан» на идейно-тематическом уровне имеет много общего со стихотворением «Тут покоится хан…» Действие рассказа происходит именно в крымской кофейне.

Темир-Аксак-Хан буквально значит «железный хромец» — это легендарный Тамерлан. По-видимому, Бунин сознательно взял прототипом героя песни самого великого из монголо-татарских властелинов. В рассказе речь идет о тщете земной славы и богатства, эфемерности человеческой жизни. Строки песни нищего певца вызывают аллюзии на стихотворение «Тут покоится хан…»:

«Не было во Вселенной славнее хана, чем Темир-Аксак-Хан. Весь подлунный мир трепетал перед ним, и прекраснейшие в мире женщины и девушки готовы были умереть за счастье хоть на мгновение быть рабой его. Но перед кончиною сидел Темир-Аксак-Хан в пыли на камнях базара и целовал лохмотья проходящих калек и нищих, говоря им:

— Выньте мою душу, калеки и нищие, ибо нет в ней больше даже желания желать!

И когда господь сжалился наконец над ним и освободил его от суетной славы земной и суетных земных утех, скоро распались все царства его, в запустение пришли города и дворцы, и прах песков замел их развалины под вечно синим, как драгоценная глазурь, небом и вечно пылающим, как адский огонь, солнцем…».

Во время междоусобиц, сопровождавших борьбу крымских ханов за отделение от Золотой Орды, город-крепость Чуфут-Кале служил резиденцией хана. В середине XV века было образовано независимое Крымское ханство, столицей которого стал основанный в XV веке Бахчисарай. Образ железного хромца — Тамерлана — связан и с судьбой Гиреев. Хаджи-Гирей является основателем династии, он сумел создать независимое от Золотой Орды государство крымских татар, после поражения и распада Золотой Орды от войск Тамерлана (железного хромца).

 

«Как смешно преувеличивают люди, принадлежащие к крохотному литературному мирку, его значение для той обыденной жизни, которой живет огромный человеческий мир, справедливо знающий только Библию, Коран, Веды!» (20 февраля 1911 года). В этой фразе писатель указал священные книги различных народов, устанавливающие основополагающие принципы бытия: философские и нравственные критерии жизни. Бунин всегда защищал реалистические принципы творчества, но говорил не столько о гражданском назначении литературы, сколько об актуальных общемировых, «вечных» вопросах.

Именно об этом он пишет в стихотворении «Тут покоится хан…» Две поэтические строфы стихотворения несут в себе глубокий философский и символический смысл. Сюжет стихотворения строится на мысленном воспроизведении лирическим субъектом надписи на древней могиле и передаче своих ощущений. Стихотворение состоит из двух блоков: первая строфа — это мысли об увиденном и воспринятом чувственно; вторая — картина действительности, непосредственно окружающая субъекта лирического повествования. И если первая строфа погружает воображение повествователя в прошлое, то вторая возвращает к реальности. Поводом к воспоминанию становится надпись на могильной плите, а символом памяти — запах мускуса. В стихотворении подспудно звучит мысль о суете, призрачности устремлений человека, мимолетности жизни, хотя лирический сюжет строится только на внешней изобразительности:

Тут покоится хан, покоривший несметные страны,

Тут стояла мечеть над гробницей вождя:

Учь толак бош ослун! Эти камни, бурьяны

Пахнут мускусом после дождя.

Смысл стихотворения кроется в подтексте. Несколькими фразами поэт рисует величие непобедимого вождя. И клятва — «учь толак бош ослун» — является дополнительным подтверждением былого могущества древнего хана. Время стерло с поверхности земли последние свидетельства былой славы и силы великого владыки крымских татар, оставив заросшие травой развалины. Но пропитанные дождем камни источают впитанный в дни процветания великого государства аромат ханского дворца.

Мускус был известен на Востоке еще в древности. Арабы считали, что мускус противостоит чарам злых духов и потому использовали его при строительстве дворцов и мечетей. Запах мускуса становится символом некогда непобедимой империи, богатства и роскоши покоев правителя. Одним словом, передавая запах, поэт воскрешает жизнь древнего ханства. Перед глазами лирического субъекта восстают дворцы и гаремы, пески и фонтаны, людные базары и бедные хижины исчезнувшего государства. Поэт говорит, что за простыми чувствами человека всегда кроется невероятная глубина и значительность.

Вторая строфа стихотворения рисует лирического субъекта сидящим на склоне горы. И теперь не мысли героя, а внешний мир выдвигается на первый план. Неподвижное положение на возвышенном над всем остальным пространством месте создает панорамное обозрение:

И сидел я один на крутом и пустом косогоре.

Горы хмурились в грудах синеющих туч.

Вольный ветер с зеленого дальнего моря

Был блаженно пахуч.

(Курсив мой — О.Ф.)

И вновь запах моря напоминает о древнем вожде: этот запах наполнен ароматом мускуса. Фраза «блаженно пахуч» не может относиться к морскому воздуху, эпитетом которого должно быть не блаженный, а скорее свежий. Щепетильность Бунина по отношению к каждой поэтической фразе подтверждает предыдущее предположение. В стихотворении запах мускуса не столько ассоциация, сколько символ ханских дворцов и мечетей. Только хорошее знание поэтом истории, культуры, обычаев и быта татар позволяет связать запах мускуса с воспоминанием о погибшей империи.

Главная мысль этого стихотворения заключается в том, что все в мире подвержено смерти и тлению, и лишь память способна сделать людей и все, что с ними связано, бессмертными. И если после великого хана и его могущественного государства остался только запах мускуса, какая память останется на земле о нас?

Молчат гробницы, мумии и кости, —

Лишь слову жизнь дана:

Из древней тьмы, на мировом погосте,

Звучат лишь Письмена

 

И нет у нас иного достоянья!

Умейте же беречь

Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,

Наш дар бессмертный — речь.

В своих произведениях Бунин искал ответы на вопросы об извечных началах исторической и духовной жизни человечества. Интерес ко «всем Некрополям и Кладбищам мира» объясним ощущением мимолетности, ограниченности и тленности жизни. Могилы и кладбища — места памяти. Уже в детстве испытав ужасную силу смерти, Бунин желал найти средство, позволяющее достичь бессмертия. И нашел. Это средство — память. Именно память связует живых и мертвых, позволяет продолжить существование в воспоминаниях будущих поколений. В памяти писателя навсегда остались его маленькая сестра, А.П. Чехов и «хан, покоривший несметные страны». Память И.А. Бунина нашла свое воплощение в слове. И все это ответ на вопрос, поставленный Буниным в разговоре с Г.Н. Кузнецовой. Однажды М.М. Пришвин заметил и замечание это очень верное: «Есть люди такие, как Ремизов или Бунин, о них не знаешь, живы ли, но их самих так знаешь, как они установились в себе, что не особенно и важно узнать, живут они здесь с нами или там, за пределами нашей жизни, за границей ее».

 

—————————————-

Олег Николаевич Фенчук родился в 1970 году в городе Воронеже. Окончил филологический факультет и аспирантуру Воронежского государственного университета. Служил в Военно-космических силах РФ, в ОМОНе при ГУВД Воронежской области. Ветеран боевых действий на Северном Кавказе. Автор многих научных статей о творчестве И.А. Бунина. Живет в г. Ба­рановичи (Республика Беларусь).

Иван Бунин К 150-летию писателя

 Литературный мир торжественно отмечает 150-летие выдающегося писателя –
первого русского лауреата Нобелевской премии

 

      Поэт, писатель, мемуарист, переводчик… Иван Алексеевич Бунин в своем литературном творчестве развивался стремительно. Первое произведение – стихотворение «Над могилой С.Я. Надсона» – он опубликовал в 17 лет, а уже через три года вышел его первый сборник стихов. Дебют Бунина как прозаика состоялся в 1893 году: петербургский журнал «Русское богатство» напечатал рассказ молодого писателя «Деревенский эскиз», позже получивший название «Танька». В 1903-м Бунин был удостоен Пушкинской премии за книгу «Листопад» и перевод «Песни о Гайавате» Генри Лонгфелло, в 1909-м был повторно награжден этой премией за 3-й и 4-й тома Собрания сочинений. В том же 1909 году Бунин был избран почетным академиком по разряду изящной словесности Императорской Санкт-Петербургской академии наук.

И.А.Бунин. Москва. Ок. 1910

 

      О Бунине написано много, очень много. Среди исследователей его творчества видные литературные критики русского зарубежья Г. Адамович, князь Д. Мирский, выдающийся философ И. Ильин, слависты Г. Струве, С. Крутицкий, поэты, писатели. Первому русскому Нобелевскому лауреату посвящена монография Джеймса Б. Вудворда. Начиная с 50-х годов о Бунине заговорили и на родине. В 1965 году появилось эссе А. Твардовского, ставшее затем предисловием к девятитомнику Бунина, а вслед за ним – серьезнейшие работы А. Бабореко, А. Волкова, О. Михайлова…

      Аристократ духа, гордившийся своими древними корнями и пророчески предсказавший в своем дореволюционном творчестве крушение милых его сердцу дворянских усадеб, патриархальных отношений, и наступление бездуховности, Бунин не мог принять Октябрьский переворот. Из революционного Петрограда, Бунин уехал в Москву, а оттуда 21 мая 1918 года – в Одессу, где был написан дневник «Окаянные дни». 26 января 1920 года он отплыл в Константинополь и в конце марта прибыл в Париж. Бунины поселились в небольшой скромной квартире в Пасси, а с 1923 по 1945 постоянно жили в Грассе, на Вилле «Бельведер», бывая в Париже наездами…

      В одном из очерков о Бунине исследователь его творчества О.Н. Михайлов писал: «В сомнениях и твердости своей, в отчаянии и надежде, в счастливой “осенней” поре конца 20-х и начала 30-х годов, и наконец, в окаянном одиночестве, которое надвигалось на него – вместе с болезнями, старостью, бедностью – “страшное чувство” России только и спасало Бунина. Ведь все его эмигрантское творчество – это монолог о России».

***

     Чем больше я читаю Бунина, тем яснее становится, что Бунин почти неисчерпаем. Во всяком случае, нужно много времени, чтобы узнать все, им написанное, и узнать бунинскую бурную, несмотря на элегичность автора, неспокойную, стремительную в своем движении жизнь.
     Часть своей жизни Бунин рассказал сам (в “Жизни Арсеньева” и во многих других рассказах, которые почти все в той или иной мере связаны с его биографией), часть рассказала его жена Вера Николаевна Муромцева-Бунина – очень ценный свод воспоминаний и материалов о Бунине.
     Жизнь Бунина вся до последних лет была отдана скитаниям и творчеству. Недаром Бунин написал рассказ о матросе Бернаре с мопассановской яхты “Милый друг”. Бернар, великолепный моряк, умирая, сказал: “Кажется, я был неплохим моряком”. Бунин писал о себе, что он был бы счастлив, если бы в свой смертный час мог бы повторить по праву слова Бернара и сказать “Кажется, я был неплохим писателем”.
     Бунин был смел, прям, честен в своих убеждениях. Он один из первых в своей “Деревне” развенчал сладенький миф о русском крестьянине-богоносце, созданный кабинетными народниками.
     У Бунина, кроме блестящих, совершенно классических рассказов, есть необычные по чистоте рисунка, по великолепной наблюдательности и по ощущению далеких стран путевые очерки об Иудее, Малой Азии, Турции, Греции и Египте.
     Бунин – первоклассный поэт чистой, если можно так выразиться, “кастальской” школы. Его стихи до сих пор не оценены. Среди них есть подлинные шедевры по выразительности и передаче трудноуловимых вещей.
     Всю жизнь Бунин ждал счастья, писал о человеческом счастье, искал путей к нему. Он нашел его в своей поэзии, прозе, в любви к жизни и к своей родине и сказал великие слова о том, что счастье дано только знающим.
     Бунин прожил сложную, иногда противоречивую жизнь. Он много видел, знал, много любил и ненавидел, много трудился, иногда жестоко ошибался, но всю жизнь величайшей, нежнейшей, неизменной его любовью была родная страна, Россия. 

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет – Господь сына блудного спросит:
“Был ли счастлив ты в жизни земной!”

И забуду я все – вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав –
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным коленам припав.

Константин Паустовский (из очерка «Бунин»)
                    Январь 1961 года. Таруса

   

ЛИТЕРАТУРНЫЙ МИР О ТВОРЧЕСТВЕ БУНИНА

 

В. Брюсов – К. Бальмонту, 8 февраля 1898

<…>В «Мире Божьем» есть стихотворение И. Бунина, – клянусь, – интересное, первое из его стихотворений.<…>

 

М. Горький – А. Чехову, между 12 и 19 сентября 1900

<…> Знаете – Бунин умница. Он очень тонко чувствует все красивое, и когда он искренен – то великолепен. Жаль, что барская неврастения портит его. Если этот человек не напишет вещей талантливых, он напишет вещи тонкие и умные. <…>

 

А. Чехов – А. Амфитеатрову, 13 апреля 1903

<…> Сегодня читал «Сборник» изд. «Знания», между прочим горьковского «Человека», очень напомнившего мне проповедь молодого попа, безбородого, говорящего басом, на о, прочел и великолепный рассказ Бунина «Чернозем». Это в самом деле превосходный рассказ, есть места просто на удивление, и я рекомендую его Вашему вниманию. <…>

 

А. Амфитеатров – М. Горькому, 20 декабря 1910

<…> Бунин прислал мне «Деревню». Как его адрес? Надо мне ему ответить. Вещь любопытная, хотя признаюсь, по Вашему отзыву я ждал большего. Напишу о ней в связи с Ал. Толстым и «Серебряным голубем» А. Белого. <…>

 

М. Горький – Е. Ляцкому, 25 ноября 1912

<…> Приехал Бунин. Просить у него стихов? Есть прекрасные! Он, вероятно, проживет здесь всю зиму, будет работать. Хорошо бы взять у него рассказ в «Современник», но – это дорогой автор! <…>

 

Из дневника Б. Юрковского, ноябрь 1915

<…> Сегодня у Алексея Максимовича [Горького] был Бунин. Мои предположения оправдались. Я его представлял именно таким: замкнутым, вежливым, державшимся в стороне и с холодком. Он симпатичен, редко симпатичен, Тонкие черты лица, глубокие-глубокие глаза. В лице есть нечто жесткое. Одет просто, изысканно просто. Черный сюртук. Зеленый галстук. Говорит образно, спокойно, чувствуется, что каждое слово взвешено, обдумано и не вырывается зря. Корректен. Немного сух. <…>

 

К. Бальмонт – Д. Шаховской, 30 ноября 1922

<…>Собираюсь сделать набег на братьев-писателей, с которыми не вижусь совсем. Куприн погибает от бедности, Мережковские с Буниными обделывают тайком свои делишки, в свою единоличную пользу. И в то время как я бесплатно читаю в пользу комитета писателей, они организовывают в свою пользу французский вечер, после разговоров иного свойства. Мелкая душа этот Мережковский, а Бунин хитрец. <…>

 

М. Цветаева – Л. Шестову, 8 февраля 1926

<…> Вы дружите с Буниным? Мне почему-то грустно. Может быть, от тайного и сильного сознания, что с ним, Буниным, ни Вам, который его знает десять лет (?), ни мне, которая его видела раз, никому – никогда – до последней правды не додружить. Человек в сквозной броне, для виду, – может быть худшая броня. <…>

 

М. Горький – А. Халатову, 24 января 1931

<…> Нужно бы издать «Деревню» Бунина, – ничего, что он – барин, белогвардеец, дореволюционную деревню он изобразил жестоко правильно. <…>

 

М. Цветаева – А. Тесковой, 24 ноября 1933

<…> Премия Нобеля. 26-го буду сидеть на эстраде и чествовать Бунина. Уклониться – изъявить протест. Я не протестую, я только не согласна, ибо несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобразнее, и нужнее – Горький. Горький – эпоха, а Бунин – конец эпохи. <…> Бунина еще не видела. Я его не люблю: холодный, жестокий, самонадеянный барин. Его не люблю, но жену его – очень. <…>

 

И. Шмелев – И. Ильину, 13 апреля 1934

<…> Посылаю Вам заказной бандеролью Ваши лекции о Бунине <…> И первое – горячо благодарю Вас за дружеское доверие. И второе – за то богатство – мир мысли и чудесного слова, которым одарили. <…> Ничего подобного еще не читывал – да и никому не снилось создать подобное! Вы нашли, открыли Бунина, показали – и доказали. Да что слова эти, мои… – они ни-че-го не выражают. Вы и мне показали Бунина, а я-то его знал прилично. <…>

 

М. Цветаева – А. Тесковой, 28 декабря 1935

<…> Вы, м.б., знаете, что у Бунина – лет 10 как молодая любовь (приемная дочь? роман? – любовь) – бывшая пражская студентка. Галина Кузнецова. Живет с ними, ездила с ними в Швецию, ихняя. Вера стерпела – и приняла. Все ее судят, я – восхищаюсь: Бунин без нее, Веры, не может, значит – осталась: поступила как мать.
С Галиной я – вежлива.
С Буниным у нас дружественные отношения, без близости…

 

Из дневника А. Афиногенова, 13 июля 1936

<…> Откуда у Бунина такая проникновенная наблюдательность? Человек едет на пароходе случайно, и перед ним возникла притча или повесть, и слепцы, нищие, мужики проходят со своими жизнями рядом, становятся близки, начинаешь понимать, что познание себя и своих ощущений есть только самая первая и необходимая ступень роста. За ней идет познание других людей, – а сам как наблюдатель – в стороне. Это уже большое искусство – уметь стоять в стороне и подмечать, как движутся, живут и думают люди. <…> Как он сумел развить в себе чувство мелочей и почему никогда его описания закатов, времен года, дороги, изб и лесов не повторяются, а всегда находит он особый образ, запомнившийся, как неожиданно сказанное в тишине слово. <…>

 

Из дневника Вс. Вишневского, 1 марта 1945

<…> Читал Бунина «Окаянные дни». Это сильно, злобно, талантливо: Москва в начале 1918-го, Одесса в 1919-м. (Вспомнил свои переживания в те годы!) Да, Бунин талантлив, но обывательски злобен до предела, и за всем этим – боль, любовь к России, проникновенность. <…>

 

Д. Кленовский – о. Иоанну Шаховскому, 9 ноября 1952

<…> На книгу мою продолжаю получать теплые отклики, как от малых, так и от великих мира сего. В свое время меня отговорили послать «След жизни» Бунину, уверяя, что он – озлобленный эгоист и не признает никаких поэтов, кроме самого себя. Теперь я послал ему сразу обе книги. И вот недавно получил от него очень сердечное письмо с лестным отзывом о моих стихах и обещанием прислать книгу. <…>

                                                               Использованы материалы из сб.: Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве И.А. Бунина. М., Книжница – Русский путь, 2010

 

 

В день церемонии вручения И.А. Бунину Нобелевской премии. Стокгольм, 10 декабря 1933
Слева направо: Г.Н.Кузнецова, А. Седых, В.Н.Бунина, неизв., И.А.Бунин, артистка А. Берг в роли св. Лютеции.

 

 

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О БУНИНЕ

 Андрей СЕДЫХ

 9 ноября 1933 года И.А. Бунин сидел на дневном сеансе в кинематографе Грасса. Шла какая-то «веселая глупость» под названием «Бэби», и Бунин смотрел с особенным удовольствием, – играла хорошенькая Киса Куприна, дочь Александра Ивановича. Вдруг в темноте загорелся свет ручного фонарика. Л.Ф. Зуров тронул писателя за плечо и сказал:

– Телефон из Стокгольма. Вера Николаевна очень волнуется и просит поскорее прийти домой.

Первое, что подумал Бунин: жаль, так и не узнаю, что стало с Кисой в конце фильма. Отправились домой. По дороге Бунин начал расспрашивать, что, собственно, сказали.

– Непонятное что-то. Премия Нобеля… Ваш муж…

– А дальше?

– А дальше не разобрали.

– Не может быть. Вероятно, еще какое-нибудь слово было. Например, не вышло, очень сожалею…

Так сразу оборвалась его прежняя жизнь. Бунин получил Нобелевскую премию по литературе.

Примерно час спустя я вызвал Ивана Алексеевича по телефону из Парижа. Соединение было плохое, голос звучал глухо и отвечал он на вопросы как-то неохотно, казался растерянным. А через три дня, приехав в Париж, Иван Алексеевич рассказывал мне уже с юмором, как нахлынули в этот вечер в его «Бельведер» журналисты и фотографы, как вспыхивал и ослеплял магний, и как потом газеты всего мира обошла фотография «какого-то бледного безумца». И еще признался он, что в доме в этот вечер не было денег и что нельзя было даже дать на чай мальчикам, приносившим поздравительные телеграммы.

Позже, при всякой встрече мы вспоминали сумасшедшие дни, последовавшие за присуждением премии. Я стал на время секретарем Бунина, принимал посетителей, давал за Бунина автографы на книгах, устраивал интервью. Приезжал я из дому в отель «Мажестик», где остановился Бунин, рано утром и оставался там до поздней ночи. К концу дня, выпроводив последнего посетителя, мы усаживались в кресла в полном изнеможении и молча смотрели друг на друга.

С утра надо было разбирать почту. Письма приходили буквально со всех концов мира. Было, конечно, немало странных посланий и просьб о помощи. Сумасшедшая из Дании написала открытку:

«Ради Спасителя соединяйтесь с Римом! Спасем мир!»

Другое письмо вызвало у нас много веселья. Какой-то матрос просил в спешном порядке прислать ему 50 франков и, чтобы расположить к себе лауреата, писал: «Я уверен, что Бог поможет Вам. Если пришлете мне эти 50 франков, то и на будущий год, наверно, получите премию Нобеля!»

(Из книги воспоминаний «Далекие и близкие» 1979)

  

 

Чествование И.А.Бунина в редакции газеты «Возрождение». Париж, 16 ноября 1933
На первом плане слева направо: А.О.Гукасов, И.А.Бунин, А.И.Куприн, С.В.Яблоновский и др.

 

 

Борис ЗАЙЦЕВ
Речь на чествовании И.А. Бунина 26 ноября 1933 г. в Théȃtre des Champs Elysées

 

…Девяностые годы прошлого века, вот литературное начало Бунина. Время, когда господствовало чистое интеллигентство типа «Русского богатства» и появлялся символизм.

Бунин писал тогда стихи и маленькие рассказы. Для толстых журналов лирические и поэтические очерки его, особенно же стихи, не были достаточно «идейными». Он считался «эстетом». Его ценили и печатали, но он не был «свой».

Не свой оказался и у только что явившихся символистов. Для этих слишком он реалист, слишком любит видимость, жизнь, воздух, краски. Он был сам по себе.

Двух станов не боец,
Но только гость случайный.

Так вступил Бунин на одинокий путь свой, иногда трудный и неблагодарный, но всегда воспитывающий: требующий выдержки, твердости, веры.

Литературное развитие его шло медленно – подобно росту органическому. Цветение, завязь, плод. Как у всякого истинного художника, это совершалось в глуби – и в молчании.

Наступил новый век, в нем шумели Горький, Андреев, сборники «Знания», «Шиповник», символисты, «сексуалисты» (Арцыбашев и др.) – много было оживления и даже как бы кипения в литературной жизни России предвоенной: Бунин занимался не шумом, а искусством. Вес его креп не от погони за модой, а от внутреннего созревания и совершенствования артистического.

Бессюжетный лирический рассказ типа «Тишины», «Надежды», очаровательного «У моря» – с ясным и чистым рисунком, в изящной, но еще с оттенком женственности манере, сменяется «Астмой» и «Суходолом», в особенности же «Деревней» – первой большой и очень «солоно» написанною вещью.

Тут задача чисто изобразительная, описательная – раздолье для бунинского глаза, памяти, раздолье и для языковой щедрости. «Деревня» очень горькое и очень смелое произведение. Горька она сумрачным подходом к России, тяжким, почти беспросветным ее изображением. Говорят, Толстой в конце жизни очень тосковал, что народ «испортился». Похоже на правду! Народных фигур «Войны и мира», «Записок охотника» или лесковской галереи – в начале нашего века что-то не видать. Может быть, и сохранились Платоны Каратаевы, Лукерьи из «Живых мощей», Несмертельные Голованы – но уже где-то в подполье. Никак не они задавали тон жизни, подготовлявшей русскую трагедию. Народолюбческое же настроение и некоторая идеализация крестьянства удержались еще в просвещенном русском слое ко времени появления «Деревни».

Бунин не побоялся сказать горькую правду о деревне – ни с кем и ни с чем не считался, кроме своего глаза и своего понимания. «Так вижу, так изображаю». (В этом верный ученик Толстого.)

Он подвергся известным упрекам за «односторонность» – и прошел мимо них.

Но в «Деревне» смелость состояла не в одном этом. Смелость художника заключалась в том, чтобы и в самом строении вещи не считаться с читателем, не играть на внешней занимательности, слагать пласты повествовательные и описательные так, как это самому нравится, за легким успехом не гоняясь.

В своей прямоте и мужественности Бунин лишь выиграл. Победа оказалась медленной, но основательной. «Деревня», первая крупная вещь писателя полосы начинавшейся зрелости, прочно осела в литературе – осталась. (А сколько мы видали других побед, блестящих и дешевых, с тою же легкостью, как и пришли – ушедших!)

 * * *

«Деревня» написана около 1910 года. Время отсюда до революции – первая полоса шедевров Бунина. За эти годы он много странствовал. Побывал в Константинополе и Палестине, Египте, Индии, не говоря уж о Европе. (Был в Италии, живал на Капри.) Мир очень раздвигался. И теперь это уж именно мир, а не только елецкое или воронежское, московское. «Господин из Сан-Франциско» живет не на Арбате. Небольшой рассказ вместил большую тему, вылился суровой и прекрасно-музыкальной прозой. Это удача бурного и шумного характера. Успех «Господина из Сан-Франциско» был огромный. Более в стороне сдержанно-спиритуальные «Сны Чанга». Удивительны «Братья» и «Воды многие» – морской дневник, где чрезвычайной силы и значительности достигает слово, зрительная изобразительность доведена до предела: читатель почти галлюцинирует. (Замечательна любовь «сухопутного» и степного даже Бунина к морю и особенная его удача при изображении моря.)

«Господин из Сан-Франциско» давно и по достоинству прославлен. Менее знали и ценили стихи Бунина, в сущности недооцененные и поныне. Думаю, причина та, что стихи эти расходились особенно по духу с господствовавшим направлением и жизнеощущением в стихотворчестве русском: с символизмом и его производными.

Действительно, Блок и Бунин – два мира, плохо уживающиеся. В одном смутная и туманная пена неких душевных состояний, музыка, неопределенный, иногда обольстительный, иногда ядовитый хмель. В другом крепость, пластика, изобразительность. Элемент музыки второстепенен. Но огромно дыхание, простор, воздух… Слово всегда точно, сдержанно и безошибочно.

Наивысший расцвет стихов Бунина – 1916 год. Самые сильные, мрачные, полновесные пьесы написаны накануне гибели той России, которая его родила и чью гордость он сейчас составляет. Из двухсот (приблизительно) стихотворений, помещенных в недавно вышедшем томе «Избранных стихов» – это стихи за всю жизнь! – пятьдесят помечены последним годом прежней России (1916). Их общее настроение – трагедия, надвигающаяся туча, – хотя говорят они и о самом родном. Среди них есть перлы.

 * * *

Нередко говорят, что писатель вне родины чахнет. Он оторван, не знает быта, жизни, ему будто бы не о чем писать. Этим корили в свое время Тургенева. Этим травят сейчас эмигрантов.

Если понимать литературу в малом стиле – как фотографический аппарат, защелкивающий беглую современность, тогда это верно. Если брать в ней только внешность, обходя сердце, тогда тоже верно. И тогда придется счесть литературой всякий «очеркизм» – подменить литературу журналистикой.

Если же принимать ее в высоком смысле (но ведь только так и интересно говорить о ней) – как поэзию, некое духовное излучение, тогда центр интереса перемещается из внешнего во внутреннее. Если душа жива, растет и зреет, если дрожат внутренние волны, то всегда будет о чем писать.

Бунин покинул Россию в 19-м году. Значит, четырнадцать лет провел он вне Родины. Увял ли он?

Лишь невежество и недобросовестность могут утверждать, что увял. Не только людям, давно и верно Бунина любящим и следящим за его развитием, но и каждому, кто хоть бегло просмотрел бы произведения его после 1919 года, станет ясно, что как раз в изгнании Бунин поднялся еще на ступень, вошел в полосу закрепленной зрелости.

Изгнание даже пошло ему на пользу. Оно обострило чувство России, невозвратности, сгустило и прежде крепкий сок его поэзии.

Художник поселился в Грассе. Кто знает это прекрасное, чистое и тихое место, безмерный в красоте своей и в благородстве провансальский пейзаж – с морем на горизонте и внизу лежащим сухим, коричневым, с флорентийским оттенком городком Грассом, тот сразу поймет, что отсюда видение мира, как и видение России, должно было принять особенный характер. Русская литература может поклониться Грассу.

Здесь написаны «Несрочная весна», «Цикады», «Митина любовь». Здесь же и «Жизнь Арсеньева» – еще не законченная.

Бунин довольно давно отошел от стихов. Но поэзия еще сильней напитывает его теперешнюю прозу, чем раньше. Далеко в прошлом юная поэтичность ранних произведений (иным стало слово, закалившееся и окрепшее, иной длина волны во фразе, шире дыхание). Не так близка Бунину нашего времени и острая зрительная изобразительность, предметность среднего его периода (время «Деревни», путешествий).

Восторг и страсть, горечь и прелесть жизни, любовь и ревность, чрезвычайной силы как бы мифологическое переживание прошлого (Россия) – вот чем полны «Солнечный удар», «Митина любовь», «Жизнь Арсеньева». Бунин всегда был великим жизнелюбцем – религия священной жизни для него всегда была близка: теперь выступило это с особой силой.

«Жизнь Арсеньева» есть как бы capo lavoro автора. Детские годы в деревне, Россия Ельца и Орла, Малороссия, юг, порывы души созревающей, переходящей из отрочества в юность, в любовь, с жаждой вобрать в себя весь мир, с внезапными скитаниями, бурными, иногда резкими порывами сердца и темперамента – все это взято сквозь (волшебную) призму поэзии. Все – в некоем мифологическом, очень тонком и легком тумане. В нем отчасти меняются очертания. Действительность смешивается с воображением – и наоборот. Совсем ли такой был молодой Арсеньев и насколько портретна молодая женщина, с которой он впервые испытал жизнь страстей, неважно. Важно, как рассказано о них, как они изображены. Важно, что они живут в некоем мире, не совсем повторяющем обычный, будничный.

Поэзия есть ощущение мира с волшебным оттенком. Потому и мир, создаваемый поэтом, несет оттенок мифизма.

«Жизнь Арсеньева» не закончена. Но и в теперешнем виде она показывает как бы всего, цельно-собранного Бунина. Уже по ней одной можно сказать, что все творчество его есть хвала источнику жизни, Творцу. Бог-Отец, вот его ипостась.

 * * *

В эти дни ко всему тому, чем был для нас Бунин, прибавилась еще черта: триумф.

Бунин увенчан не впервые. Трижды он получал в России Пушкинскую премию. 1 ноября 1909 г. был избран академиком по разряду изящной словесности (в заседании Академии, посвященном Кольцову). Ясно помню тот день, вечер в московском ресторане «Прага», где мы в малом кругу праздновали избрание Ивана Алексеевича академиком, «бессмертным»… Вряд ли и он забыл ноябрьскую Москву, Арбат. Могли ли мы думать тогда, что через четверть века будем на чужой земле справлять торжество беспредельно-большее – не гражданами великой России, а безродными изгнанниками?

Значит, так надо было. Надо было Ивану Алексеевичу пережить войну и революцию, перестрадать острою болью крушение той России, которая его породила, – и оказаться на Западе чуть ли не беспаспортным.

Он не поддался и не сломился. Искусству, Родине, своему пониманию жизни остался верен. В нелегких условиях жил, трудился, рос. Дожил до огромного торжества.

Все русские на чужбине, так уставшие, столь много видевшие бед, неудач, иногда пренебрежительно-высокомерного к себе отношения, радостно взволнованы победой Бунина – победой чистой и духовной, достигнутой лишь талантом и трудом. Радость их понятна.

И она еще больше у тех, кто долгие годы знал Ивана Алексеевича, чьи жизни прошли рядом с ним и его близкими. Кто любил его еще молодым человеком и ценил его дар еще тогда, когда он не был всемирно признан.

От лица этих приношу лауреату свой восторг.

  

И.А.Бунин. 1937
«Русскому культурно-историч. Музею в Праге. Ив. Бунин 12.XII.1937. Paris»

 

Зинаида ШАХОВСКАЯ

На своей книге «Воспоминания», изданной «Возрождением», Иван Алексеевич Бунин сделал мне в 1950 г. такую надпись: «Дорогая Зинаида Алексеевна, когда Ваше Сиятельство будет писать свои Воспоминания, не браните меня так, как я тут бранюсь». Но, конечно, и без такой надписи мне бы и в голову не пришло бранить Ивана Алексеевича – не только потому, что я многому научилась, читая его книги, не только потому, что нечастые встречи мои с ним были мне дороги, но и просто из благодарности. Ко мне и мужу моему Иван Алексеевич высказывал неизменно-сердечное расположение, особенно ценное именно потому, что не так уж легко он сближался с людьми. Человек Бунин был сложный и в какой-то мере трудный, но, конечно, по калибру своему он совсем не нуждался в слащавых «агиографических» воспоминаниях о нем. Любил он уважение, но не терпел лести и остался в моей памяти умным, талантливым, беспредельной честности писателем, работавшим, несомненно, безо всякой оглядки на читателя, хотя славу и почет ценил очень, а в деньгах нуждался почти всю жизнь.

<…> Каким умным, талантливым собеседником был Бунин, и как убеждалась я, слушая его, что никакое образование не может заменить ум, безо всякой ученой подготовки способный к восприятию всего, что существует в мире. Как быстро, как точно понимал И.А. то, что он видел, то, что он слышал, да и всю таинственность человеческой природы. Регистр его был широк – и академизм прекрасно уживался в нем с самой простонародной зоркостью, как и высокий стиль – с крепким черноземным словом. <…>

Как и другим писателям его поколения, Бунину не нравился ни один из «молодых». И правда, племя молодое не собиралось стать учениками, продолжателями и подражателями никого из писателей старшего поколения, что им казалось обидным.

– «А Сирин?» – спросила я.

– «Этот-то? Чудовище! Но настоящий писатель», – сразу отозвался Бунин. Я написала об этом отзыве Сирину, и когда на юге он встретился с Буниным, сообщил мне, что он «Лексеевичу нобелевскому» припомнил это «чудовище».

Меня как-то трогало и поражало, что такой умный человек, как Бунин, был чрезвычайно уязвим и страдал от давних, и все еще не изжитых комплексов. Самый молодой русский академик, первый русский писатель, получивший Нобелевскую премию, гордость эмиграции – до признания внутри СССР не дожил – даже дальнее прошлое Бунин тяжело переживал. <…> Современник и Толстого, и Набокова, он всю жизнь оставался вне всяких течений и создал свою особую бунинскую «рапсодию». Массового читателя у него здесь не могло быть. После премии все его хвалили и им гордились, но читали его не так уж много. Иностранцем же остался, после первых недель нобелевской славы, неизвестным. В Россию-СССР он пробился только посмертно – вначале под строгой цензурой, за которую я упрекала Паустовского, когда он был в Париже – но ведь он был не виноват.

   (Из книги очерков «Отражения» 1975)

      Казалось, что Бунин имел в жизни все, что человек на земле может желать: долголетие, талант, красоту, славу <…> и имея все это, и смиряясь, и не сдаваясь, оставался он вместе с нами, в нашей нищете и изгнании.
     Он много знал, много страдал и многое возлюбил.
     Был он Поэт и, пытаясь возвышать и преображать жизнь, платил за все дорогою ценой.

                                                   Владимир Смоленский. 1953

 

Могила И.А.Бунина на кладбище Сент-Женевьев-де Буа

 

 

 

 

 

Читать онлайн электронную книгу Том 1. Стихотворения — Поэзия И.А. Бунина бесплатно и без регистрации!

Поэзия Ивана Алексеевича Бунина, этого архаиста-новатора, верного литературным традициям XIX века и вместе с тем шагнувшего вперед в освоении новых художественных средств, являет нам пример движения русской лирики в ее коренных, национальных основах. Оставаясь на протяжении всей своей долгой, почти семидесятилетней творческой жизни натурой исключительно цельной, повинуясь внутреннему велению таланта, Бунин в то же время, в пору дореволюционного творчества, пережил заметную эволюцию, раскрывая на различных перепадах русской общественной жизни новые грани своего дарования.

Детство и юность Бунина прошли на природе, в нищающей дворянской усадьбе. В его формировании как художника сказалось противоборство сословно-дворянских и демократических, даже простонародных традиций. С одной стороны, завороженность былым величием столбового рода, милым миром старины, с другой — искренняя, хотя и поверхностная увлеченность гражданской поэзией. Характерно в этом смысле, что дебютом Бунина было длинное стихотворение «Над могилой Надсона», написанное с горячим пиететом и сочувствием к поэту-демократу. Правда, стилистически, всем художественным строем С. Надсон был все же далек семнадцатилетнему стихотворцу из Елецкого уезда. В демократической литературе XIX века его привлекала не, условно говоря, ее «городская линия», к которой принадлежал Надсон, а «крестьянско-мещанская», представленная, скажем, творчеством И. Никитина. Так, совершенно «никитинским» по звучанию выглядит второе опубликованное бунинское стихотворение — «Деревенский нищий». Никитинские стихи, простые и сильные, очень рано запомнились Бунину. Однако было бы ошибкой представить себе молодого Бунина наследником демократических заветов Никитина или Кольцова. Жизнь в скудеющем имении, поэтизация усадебного быта, дремлющие сословные традиции — все это вызывало у молодого Бунина чувство нежности и говорило о его двойственности — об одновременном тяготении и отталкивании от дворянских традиций.

Итогом юношеских опытов Бунина явилась книга стихов вышедшая в 1891 году в Орле. Сборник этот трудно назвать удачей молодого автора. Двадцатилетний поэт еще не достиг власти над словом, он только чувствовал магию ритмичности и музыкальности. В этом (в целом несовершенном) сборнике очень ясно тем не менее прозвучала одна-единственная тема: русская природа, разомкнувшая строй выспренних, надуманных стихов. Таковы, скажем, отрывки из дневника «Последние дни» («Все медленно, безмолвно увядает… // Лес пожелтел, редеет с каждым днем…»). Строчки бунинского стиха лишены метафор, они почти безобразны в отдельности, однако в целом создано осеннее настроение — умирает природа, напоминая поэту о разрушенном, умершем счастье. Бунин не включил это, как и большинство других стихотворений первого сборника, в последующие книги лирики. И все же след этого стихотворения мы находим: оно послужило строительным материалом для более поздней, великолепной лирической пьесы «В степи».

Сборники Бунина «Под открытым небом» (1898), «Стихи и рассказы» (1900), «Полевые цветы», «Листопад» (1901) знаменуют собой постепенный выход поэта к рубежам зрелого творчества. Однако если ранние опыты Бунина-поэта заставляют вспомнить имена Никитина и Кольцова, то стихи конца 90-х и начала 900-х годов выдержаны в традициях Фета, Полонского, Майкова, Жемчужникова. Влияние этих поэтов оказалось прочным и стойким — именно их стихи переводили на язык искусства те впечатления, какие получал юный Бунин. Быт семьи, обычаи, развлечения, катания ряженых на святках, охота, ярмарки, полевые работы — все это, преображенное, вдруг «узнавалось» в стихах певцов русской усадьбы. И конечно, любовь, навеянная на молодого поэта в первую очередь Полонским.

Но насколько отлично положение Бунина от условий, в которых творили Полонский, Майков, Фет! Для Бунина предметом поэзии стал сам быт уходящего класса. Не только «холодок покорных уст», но и обыденное занятие помещика (теперь ставшее редкостным) в ретроспективном восприятии поэта приобретает новое, эстетически остра не иное звучание: «И тени штор узорной легкой сеткой // По конскому лечебнику пестрят…» («Бегут, бегут листы раскрытой книги…»).

На рубеже XX века, когда уже пробивались первые ростки пролетарской литературы, а также «нового», символистского направления в поэзии, бунинские стихи могли бы показаться живым анахронизмом. Недаром иные стихи Бунина вызывают справедливые и весьма конкретные ассоциации, заставляют вспомнить малых и больших, но всегда старых поэтов:

Перед закатом набежало

Над лесом облако — и вдруг

На взгорье радуга упала,

И засверкало все вокруг.

Едва лишь добежим до чащи —

Все стихнет… О, росистый куст!

О, взор, счастливый и блестящий,

И холодок покорных уст!

Дата под стихотворением (1902) доказывает, что написано оно в пору, когда период подражания для Бунина давно прошел. Однако общее настроение, картина летнего дождя, как она выписана, обилие восклицаний (эти знакомые «о») — все заставляет вспомнить: Фет. Но, однако, в сравнении с Фетом Бунин выглядит строже. Фетовский импрессионизм, раздвинувший пределы поэтической выразительности и вместе с тем уже содержащий в себе черты, подхваченные затем модернизмом, Бунину чужд так же, как чужда ему и смелая фетовская реализация метафор.

Приверженность к прочным классическим традициям уберегла стихи Бунина от модных болезней времени и одновременно сократила приток в его поэзию впечатлений живительной повседневности. В своих стихах поэт воскресил, говоря словами Пушкина, «прелесть нагой простоты». На месте зыбких впечатлений и декоративных пейзажей символистов, на месте «прозрачных киосков», «замерзших сказок», «куртин красоты» — точные лаконичные эскизы, но в пределах уже великолепно разработанной системы стиха. В них нет брюсовского произвола в создании фантастических миров, но нет и мощных бронзовых строф, дыхания городской улицы, которое принес Брюсов в поэзию, предваряя Маяковского. В них нет эмоционального соллипсизма молодого Блока, но нет и кровоточащей правды, которая заставляет героя немедленно, сейчас же разрешить неустроенность жизни, а пережив неудачу — разрыдаться, облить стих слезами и гневом. Блок перерос символизм, и это было связано со вступлением поэта в родственное и скорбное царство реальности. Бунин ограничил себя какой-то одной стороной реального под бесстрастным девизом:

Ищу я в этом мире сочетанья

Прекрасного и вечного…

Правда, у Бунина оставалась подвластная ему область — мир природы. В этой области Бунин сразу достиг успеха и затем лишь Укреплял и очищал свой метод.

Образ природы, родины, России складывается в стихах исподволь, незаметно. Он подготовлен уже пейзажной лирикой, где крепкой закваской явились впечатления от родной Орловщины, Подстепья, среднерусской природы. Разумеется, они были лишь родником, давшим начало большой реке, но родником сильным и чистым. И в отдельных стихотворениях поэт резко и мужественно говорит о родной стране, нищей, голодной, любимой («Родине» «В стороне далекой от родного края…», «Родина» и т. д.). Осень зима, весна, лето — в бесконечном круговороте времени, в радостном обновлении природы черпает Бунин краски для своих стихов. Его пейзажи обретают удивительную конкретность, растения, птицы — точность обозначений. Иногда эта точность даже мешает поэзии:

В сизых ржах васильки зацветают,

Бирюзовый виднеется лен,

Серебрится ячмень колосистый,

Зеленеют привольно овсы…

(«На проселке»)

Бунин оставался в основном во власти «старой» образной системы и ритмики. Ему приходилось поэтому внешне банальными средствами добиваться небанального. Поэт вскрывает неизведанные возможности, заложенные в традиционном стихе. Не в ритмике, нет, — чаще всего это чистый пяти- или шестистопный ямб. И не в рифме — «взор» — «костер», «ненастье» — «счастье», «бурь» — «лазурь» и т. д.; она банальна, как у Д. М. Ратгауэа. Но Бунин уверенно выбирает такие сочетания слов, которые, при всей своей простоте, порождают у читателя волну ответных ассоциаций. «Леса на дальних косогорах, как желто-красный лисий мех»; «звезд узор живой»; «седое небо»; вода морская «точно ртутью налита». Составные части всех этих образов так тесно тяготеют друг к другу, словно они существовали вместе извечно. Осенние степи, конечно, «нагие»; дыни — «бронзовые»; цветник морозом «сожжен»; шум моря — «атласный». Только бесконечно чувствуя живую связь с природой, поэту удалось избежать эпигонства, идя бороздой, по которой шли Полонский, А. К. Толстой, Фет.

В противовес беззаботному отношению к природе поэтов народнического толка или демонстративному отъединению от нее декадентов, Бунин с сугубой дотошностью, реалистически точно воспроизводит ее мир. Всякая поэтическая условность, переступающая границы реально-возможного, воспринимается им как недопустимая вольность, безотносительно к жанру. Вспомним слова Юлия Бунина о брате: «Все абстрактное его ум не воспринимал». И не только абстрактное в смысле — логическое, противоположное образному, но и «абстрактное», то есть лишенное внешнего правдоподобия, условно-романтическое. Он чувствует кровную связь с природой, с жизнью каждой ее твари (будь то олень, уходящий от преследования охотников, — «Густой, зеленый ельник у дороги…» и «седой орленок», который «шипит, как василиск», завидев диск солнца, — «Обрыв Яйлы. Как руки фурий…»). И, скажем, герой маленькой бунинской поэмы «Листопад», в первом издании посвященной М. Горькому, «просто лес», его отдельное, красочное и многоликое бытие…

Если на рубеже века для бунинской поэзии наиболее характерна пейзажная лирика в ясных традициях Фета и А. К. Толстого, то в пору первой русской революции и последовавшей затем общественной реакции Бунин все больше обращается к лирике философской, продолжающей тютчевскую проблематику. Личность поэта необычайно расширяется, обретает способность самых причудливых перевоплощений, находит элемент «всечеловеческого» (о чем говорил, применительно к Пушкину, в своей известной речи Достоевский):

Я человек: как бог, я обречен

Познать тоску всех стран и всех времен.

(«Собака», 1909)

Жизнь для Бунина — путешествие в воспоминаниях, причем не только личностных, но и воспоминаниях рода, класса, человечества. Поверхностный атеизм («Каменная баба», 1903–1906; «Мистику», 1905) сменяется пантеистическим восприятием мира и своего рода метафизическим исследованием глубинных основ нации. Бунин стремится прочесть и разгадать сокровенные законы нации, которые, по его мнению, незыблемы, вечны. Не случайно именно в 1910-е годы в его поэзию особенно широко вторгается стихия крестьянского фольклора, устной народной литературы. Легенды, предания, притчи, сказания, частушки, лирические сельские песни, «страдания», прибаутки и присказки — россыпи мудрости народной — заполняют страницы рассказов и повестей, преображенные, становятся стихами («Два голоса», «Святогор», «Мачеха», «Отрава», «Невеста», «Святогор и Илья», «Князь Всеслав», «Мне вечор, младой…», «Аленушка» и т. д.). Нетрудно подметить, что Бунин порою стремится реставрировать и идеализировать «дотатарскую», старую Русь.

Он отправляется также к истокам исчезнувших цивилизаций, воскрешает образы древнего Востока, античной Греции, раннего христианства. В своих лучших «исторических» стихах он с пушкинской отзывчивостью стремится проникнуть в самую сердцевину чужой культуры, передать индивидуальный облик далекой эпохи. Стихи «Эсхил», «Самсон», «Ормузд», «Сон» (из книги пророка Даниила), «Черный камень Каабы», «Тезей», «Магомет в изгнании», «Иерихон» и т. д., равно как и великолепно воссозданная лонгфелловская «Гайавата», заставляют еще раз вспомнить слова Достоевского о Пушкине, обладавшем редкостным свойством «перевоплощаться вполне в чужую национальность». Бунин не создает иллюстрацию к Корану или халдейскому мифу, «вечное», архаичное и современное нерасторжимы для него. Иногда это «настоящее в прошлом» обнажено в сентенцию, как, например, в стихотворении 1916 года «Кадильница». Образ продолжается в прямой заповеди писателю, творцу, напоминанием о его высоком призвании («Ты, сердце, полное огня и аромата, не забывай о ней. До черноты сгори»). Энергичное напоминание о проповедническом страстном долге художника кажется неожиданным в устах Бунина, но оно просто указывает еще раз на ложность представления о Бунине как писателе «холодном». Он лишь стремился всегда сохранить между собой и читателем известную дистанцию, страшась оказаться «накоротке» с ним. Горделивость бунинской натуры вовсе не исключала ее страстности, создавая, однако, своего рода защитный покров: это как бы пылающий факел в ледяном панцире.

Философская лирика теснит пейзажную, проникает в нее и ее преображает. Непременная принадлежность бунинских пейзажей — кладбище, погосты, могилы, напоминающие об исчезновении древнего рода и неизбежности собственной смерти («Ограда, крест, зеленая могила…», «Растет, растет могильная трава…», «Настанет день — исчезну я…», «Могильная плита» (или просто «Смерть»), Поэт стремится заглянуть за пределы человеческой очевидности, переступить черту, которую сторожит «незрячий взор» смерти. Ее карающая десница не щадит никого («Был воин, вождь, но имя смерть украла и унеслась на черном скакуне…»), ее загадка мучит воображение поэта.

Выход из пессимизма, по Бунину, — в слиянности с природой, в возвращении к ней и обновлении жизни. Ощущение всеобщности жизни, ее вечного круговорота «в мириадах незримых существ» продолжает в стихах Бунина 1910-х годов космическую, тютчевскую традицию. Земная жизнь, бытие природы и человека воспринимается поэтом как часть великой мистерии, грандиозного «действа», развертывающегося в просторах вселенной:

И меркнет тень, и двинулась луна,

В свой бледный свет, как в дым, погружена,

И кажется, вот-вот и я пойму

Незримое — идущее в дыму

От тех земель, от тех предвечных стран,

Где гробовой чернеет океан…

Где, наступив на ледяную Ось,

Превыше звезд восстал Великий Лось —

И отражают бледные снега

Стоцветные горящие рога.

(«Ночь зимняя мутна и холодна…», 1912)

В этой мраморной поступи неоклассика слышен призыв к людям нового века следовать за ним — ощущать ход вечности и растворяться в ней. Взгляд поэта обретает вселенскую, «надзвездную» масштабность, где человек — лишь малое дитя бесконечного мира. Космическая иерархия, по Бунину, неподвижна и вечна, и отдельный человек обречен на одиночество и непонимание. От юношеских опытов, прямолинейно подражавших Тютчеву («Зачем и о чем говорить…» — сколок знаменитого «Silentium!»). Бунин приходит к близким Тютчеву философским обобщениям.

Исчезает мечтательность поэта, ощущение одиночества растет и даже эстетизируется: «Один встречаю я дни радостной недели…», «Если б только можно было одного себя любить…», «Как хороша, как одинока жизнь!» («В пустынной вышине…») или положенное на музыку С. В. Рахманиновым «Как светла, как нарядна весна!..» (романс «Я опять одинок»). В многоэтажном здании природы, в последовательной подчиненности ее явлений человек, как полагает Бунин, занимает одну из последних ступеней и способен расширить слабые свои пределы лишь за счет опыта всех предшествующих поколений. Преодоление одиночества и страха смерти возможно, таким образом, при достижении вневременного пантеистического миросозерцания: «Я говорю себе, почуяв темный след того, что пращур мой воспринял в древнем детстве: „Нет в мире разных душ и времени в нем нет!“» («В горах», 1916). Но бунинский пантеизм, при всей его кажущейся широте, всеохватности, действительно ограничен жесткими «личностными» и классовыми рамками. Опять-таки это связано с давлением дворянских симпатий, вынуждающих Бунина беспрерывно совершать «путешествия в прошлое», скорбеть о старине, чувствовать, что «мертвые не умерли для нас» («Призраки»). Правда, есть еще одна, абсолютная сила, способная противостоять смерти, и имя ей — красота.

Красота «мир стремит вперед», она порождает любовь-страсть, совершающую прорыв в одиночестве и одновременно приближающую роковые силы смерти. В конечном счете, любовь не спасает от одиночества. Исчерпав «земные» возможности, она ввергает героя в состояние спокойного отчаяния. Этим настроением сдержанного трагизма проникнуто едва ли не самое известное стихотворение Бунина «Одиночество» («И ветер, и дождик, и мгла…»). Осенний «бунинский» пейзаж, нестерпимая (против которой одно лекарство — время) боль по ушедшей женщине — в стихотворении «Одиночество» уже заложен художественный поиск в «темные аллеи» человеческой страсти, который развернется в творчестве 1910-х годов и результатом чего явятся такие шедевры, как «Сны Чанга» и «Легкое дыхание». Сила желания счастья и в то же время осознание его невозможности выражены в нарочито спокойной концовке:

Что ж! Камин затоплю, буду пить…

Хорошо бы собаку купить.

Там, где поэту прошедшего, XIX столетия или его робкому подражателю надобно было произнести взволнованный монолог, Бунин сжимает содержание до двух строчек. Этот лаконизм — достояние литературы уже нового, XX века, когда смятенность человеческих чувств передается «посторонней фразой». Надо сказать, что именно в интимной лирике отчетливо видно отличие Бунина от «чистых» дворянских поэтов. Это отличие проявляется и в облике лирического героя, далекого от прекраснодушия и восторженности, избегающего красивости, фразы, позы. Заметно оно и в той здоровой чувственности, какая окрашивает бунинские стихи. В любовной лирике Фета главное — гамма возвышенных переживаний, красивое чувство, изображая которое поэт совершенно растворяет образ любимой, колеблет его, как колеблет отражение бегущий ручей. Облик женщины поэтичен и бесплотен. Совсем иное — чувственное, бунинское:

Я к ней вошел в полночный час.

Она спала, — луна сияла

В ее окно, — и одеяла

Светился спущенный атлас.

Она лежала на спине,

Нагие раздвоивши груди, —

И тихо, как вода в сосуде,

Стояла жизнь ее во сне.

Любовная лирика Бунина невелика количественно. Но именно в ней предвосхищаются многие искания позднейшей поры. Женский характер, прямой и резкий, способный к действию, запечатленный в «Песне» («Я — простая девка на баштане…»), перекликается с образами рассказов «При дороге» и «Игнат». А известное стихотворение «Портрет» (1903) родственно написанному в 1916 году рассказу «Легкое дыхание». Бессмысленная гибель прелестной девочки с «ясным» взором и кокетливой прической и несовместимость ее «бессмертного» облика с «погребальным вздором» как бы предваряют позднейшие, более общие размышления в рассказе: «Этот венок, этот бугор, этот дубовый крест-Возможно ли, что под ним та, чьи глаза так бессмертно сияют из этого выпуклого фарфорового медальона на кресте…»

Любовная лирика Бунина, принадлежащая своим эмоциональным строем XX веку, трагедийна, в ней вызов и протест против несовершенства мира в самых его основах, тяжба с природой и вечностью в требовании идеального чувства. Как и вся бунинская поэзия, его интимная лирика сохраняет классическую отточенность формы, являясь своего рода реакцией на символизм. В этом смысле Бунина можно сопоставить с его младшей современницей — Анной Ахматовой.

Поэзия Бунина обретает право на долгую жизнь благодаря многим, присущим только ей достоинствам. Певец русской природы, «вечных», «первородных» тем, мастер интимной и философской лирики, Бунин продолжает классические традиции, вскрывая неизведанные возможности «традиционного» стиха. В новых, изменившихся условиях он не просто повторяет достижения «золотого века» русской поэзии (Тютчева, Фета, Полонского), но активно развивает ее завоевания, нигде не отрываясь от национальной почвы, оставаясь поэтом, большим, самобытным, русским.

О. Михайлов

Москва как Дворец памяти Ивана Бунина на JSTOR

Abstract

В своей художественной литературе, написанной с 1920-х по 1940-е годы, Иван Бунин привел ряд рассказов о Москве, назвав конкретные места, многие из которых были закрыты или разрушены после революции 1917 года советским режимом или нацистскими бомбардировками во время Второй мировой войны. При этом Бунин использовал Москву для нанесения на карту культурной памяти русской эмиграции, причем древний город Москва выступал в качестве «дворца памяти», а также вносил свой вклад в «Московский текст.В частности, в своем рассказе 1944 года «Очищающий понедельник» Бунин провел этот мнемонический проект на трех уровнях: историческом, духовном и дидактическом. Он сделал это как для российских читателей — своих соотечественников за границей и потенциальных (будущих) читателей дома, — так и для иностранной аудитории, которая все больше интересуется Россией. Внимательно прочитав историю, дневниковые записи и биографию Бунина, эта статья исследует идею дворца памяти и четырех конкретных образов памяти, сравнивая изображение России Буниным с изображением 1915 года английским путешественником Стивеном Грэмом.

Информация о журнале

Slavic Review — международный междисциплинарный журнал, посвященный изучению прошлого и настоящего в Восточной Европе, России, Кавказе и Центральной Азии.

Информация для издателей

Cambridge University Press (www.cambridge.org) — издательское подразделение Кембриджского университета, одного из ведущих исследовательских институтов мира и лауреата 81 Нобелевской премии. В соответствии со своим уставом издательство Cambridge University Press стремится максимально широко распространять знания по всему миру.Он издает более 2500 книг в год для распространения в более чем 200 странах. Cambridge Journals издает более 250 рецензируемых научных журналов по широкому спектру предметных областей в печатных и онлайн-версиях. Многие из этих журналов являются ведущими научными публикациями в своих областях, и вместе они составляют одну из наиболее ценных и всеобъемлющих областей исследований, доступных сегодня. Для получения дополнительной информации посетите http://journals.cambridge.org.

Права и использование

Этот предмет является частью коллекции JSTOR.
Условия использования см. В наших Положениях и условиях
Copyright 2014 Ассоциация славянских восточноевропейских и евразийских исследований
Запросить разрешения

Иван Грозный | Фильм

Когда Алексей Учитель представил в государственную комиссию по финансированию кинематографии сценарий о писателе-эмигранте Иване Бунине, встревоженные члены комиссии отказали ему в финансировании, обеспокоенные тем, что он разоблачил запутанную любовную жизнь писателя.Учитель совершил серьезную ошибку, недооценив, насколько Россия защищает свои художественные иконы, и был склонен относиться даже к самым дурным писателям с искренним и беспрекословным уважением.

Вместо благоговейного биографического произведения, изображающего Бунина, усердно копающегося в своих рассказах, «Дневник жены» показывает, что он полностью поглощен своей молодой любовницей, бессердечно пренебрегая своей женой в неудобном ménage-a-trois на своей вилле на юге Франции.

Что еще хуже, на нем изображен писатель, лауреат Нобелевской премии, который умер в 1953 году как запугивающий, пьющий эгоист, который пришел в упадок из-за ухода своей возлюбленной (примерно на 40 лет моложе его) к другой женщине.По мере того, как его поведение ухудшается, он бросает писать и вместо этого обращается к местной женщине, которая может быть, а может и не быть проституткой, прежде чем влюбиться в собаку.

Фильм так далеко отошел от прославления русских классиков, прославленных в советские времена в кино, что комитет попытался его заблокировать. Только вмешательство в последнюю минуту министра кино, которому понравился сценарий, спасло проект и обеспечило необходимое финансирование.

С момента премьеры в Москве в прошлом месяце «Дневник жены» был провозглашен самым важным фильмом, выходящим в России в этом году, и был номинирован на премию «Оскар» за лучший зарубежный фильм.Сценарий Дуни Смирновой уже получил награду на американском международном конкурсе сценаристов Hartley-Merrill.

Но громкие голоса в российской прессе также выразили возмущение нарушением табу, обвиняя Учителя в разоблачающем неуважении к писателю. В насмешливом обзоре либеральной ежедневной газеты «Сегодня» делается вывод о том, что «Дневник его жены» — это неизбежный первый шаг по скользкой дорожке, на которой частная жизнь творческих героев страны будет переработана в мыльные оперы.«Следующие в очереди Пушкин, Достоевский и Чайковский», — пишет критик Виктория Никифорова. «Они превращаются из классиков в звезд эстрады». Другой критик предупреждает: «Многие, несомненно, будут шокированы темой этого фильма».

Учитель был ошеломлен их ответом, объяснив: «Финансовая комиссия проголосовала против этого, возражая против того, что они описали как развешивание грязного белья великого человека. Они спросили:« Действительно ли нужно было прикасаться к этой стороне? о нем? Приходилось ли вам растягивать подробности его личной жизни? Неужели зрителям нужно это видеть? » Я был поражен.Я думал, что эта эпоха давно закончилась.

«Многие люди в комитете — состоящие из режиссеров и сценаристов, а также государственных служащих — работали в министерстве кинематографии 30-40 лет, и их мышление основывалось на старом советском менталитете. великая традиция советских биографических фильмов, где, если бы они вообще упомянули личную жизнь героя, они бы изобразили все так же замечательно. Комитет рассматривал Бунина как икону, к которой нельзя прикасаться ».

С западной точки зрения действительно трудно понять, о чем идет речь.Это далеко не таблоидное разоблачение, это деликатный отчет об эмоциях, захлестнувших писателя в последние годы его жизни, в значительной степени основанный на документальных свидетельствах из мемуаров Бунина и дневника его жены Веры как формы бегства от реальности. Нобелевская премия Бунина в 1933 году, начало Второй мировой войны, тревожные сообщения о новом сталинском режиме в Советском Союзе — все это второстепенные события, омраченные увлечением писателя молодой поэтессой Галиной Плотниковой (на самом деле Галиной Кузнецовой, имя которой был изменен, чтобы щадить чувства выживших родственников).Она приезжает как ученица Бунина, но остается его любовницей, пока не бросит его ради другой женщины, певицы Марги Ковтун. Тем временем его жену ухаживает другой русский писатель-эмигрант.

После того, как французское соглашение о совместном производстве сорвалось (главным образом, по словам Учителя, из-за странного условия, что Омар Шариф должен играть главную роль), фильм был прекрасно снят в захудалых приморских городах и виллах Крым убедительно превратился в довоенный Лазурный берег. В фильме изображен Бунин в возрасте 60–70 лет, когда он писал свой последний том рассказов «Темные переулки», все из которых сосредоточены на любви и по большей части заканчиваются печально.Эти рассказы, опубликованные в Париже в 1946 году, были отвергнуты многими его читателями как грязные рассказы о сексуальных контактах.

Учитель утверждает, что он далек от того, чтобы доставлять своим зрителям беспричинную сенсацию, он предлагает им взглянуть на те события, которые вдохновили его на создание этой работы. «Вам нужно показать, как кто-то живет, какие стрессы он переживает, в какую романтическую драму он вовлечен. Только тогда вы начинаете понимать, что писатель не просто сел за свой стол и выдумывал эти чудесные истории.Те старые фильмы, в которых писатель изображался совершенно счастливым, а его жизнь очень аккуратной, были такими глупыми. Вам нужно показать, что его создание возникло только благодаря той жизни, которой он жил ».

Тем не менее, Учитель явно имеет некоторую остаточную вину по поводу своего обращения с Буниным. И он, и актер Андрей Смирнов, играющий главную роль, планируют посетить могилу писателя во Франции — попросить у него прощения

• Дневник его жены покажут на лондонском кинофестивале Regus в следующую пятницу в 6 часов.15:00 и 11 ноября в 16:00. Подробности: 020-7928 3232.

День писателя Ивана Бунина — The Moscow Times

Иван Бунин стал первым русским писателем, удостоенным Нобелевской премии по литературе. Родился 22 октября 1870 г. [окт. 10 О.С.] в дворянской семье в Воронеже, учился в Елецкой мужской гимназии в Липецкой области, но ушел, не закончив. Он жил в Ефремове, Орле, Москве, Санкт-Петербурге и многих других городах России до отъезда за границу.26 января 1920 года. Он получил Нобелевскую премию по литературе в 1933 году и умер в возрасте 83 лет в 1953 году. Его работа была опубликована в Советском Союзе только после его смерти в конце 1950-х годов, и многие работы не были опубликованы до распада СССР.

Бунин — поэт, прозаик и переводчик, наиболее известный своими рассказами «Деревня» и «Любовь Мити», дневником «Проклятые дни», автобиографическим романом «Жизнь Арсеньева» и сборником рассказов. «Темные проспекты». Он перевел «Песнь о Гайавате» Лонгфелло на русский язык и выполнил переводы произведений Байрона, Теннисона, Мюссе и Франсуа Коппе.За это произведение и сборник стихов «Падающие листья» он получил Пушкинскую премию.

Иван Бунин — один из моих любимых писателей. Том его произведений — мой справочник, и я его время от времени перечитываю … Бунин — мастер русского языка.
— Валерий Лазутин, блогер, Москва
В музее Бунина в Ельце — с антоновскими яблоками слева.Юлия Скопич / MT

Праздники

Город Елец Липецкой области, где прошли студенческие годы писателя, — центр юбилейных торжеств.

Фестиваль «Антоновские яблоки», названный в честь известного рассказа Бунина, проводится каждую осень в конце сентября в Ельце и проводит различные мероприятия, связанные с жизнью и творчеством Ивана Бунина.Фотографии и информацию о фестивале можно посмотреть здесь. Добавьте этот сайт в закладки, чтобы получить информацию о предстоящих мероприятиях, большинство из которых будут проводиться онлайн из-за коронавируса.

Литературно-мемориальный музей Ивана Бунина в Ельце находится в доме, в котором он жил во время учебы. Помимо множества личных вещей, когда-то принадлежавших Бунину, на выставке представлено письмо писателя его двоюродному брату Константину. Это единственное письмо Бунина в собрании музея, ранее оно не выставлялось.На сайте музея (на русском языке) есть масса материалов, интересующих бунинских читателей.

«Жизнь Арсеньева» — мой любимый роман, действие которого происходит в Ельце. Его нужно прочитать не менее двух раз. Первый раз, когда ты молод, чтобы увидеть ошибки Арсеньева. Потом, когда вы повзрослеете, поймете, что Бунин хотел написать о своей Родине.
—Игорь Пастухов, учитель технологии, село Казинка Липецкой области

В сентябре в Воронеже в доме, где родился Бунин, открылся музей.Это, по крайней мере пока, небольшой музей: две комнаты и экспозиция всего того, что принадлежало Бунину: охотничья сумка, несколько писем и книги с автографами. Но музей действительно воссоздает атмосферу тех лет с помощью мебели и предметов рубежа 20 века. Здесь также представлены картины художников, с которыми дружил Бунин, и документальные сведения о первой половине 20 века. Вы можете найти более подробную информацию на сайте.

Воронежский режиссер Александр Никонов завершил трехсерийный документальный фильм, снятый в местах, связанных с жизнью и творчеством Бунина.В его основе — трилогия документальных фильмов «Странник по русской литературе», «Великое изгнание» и «Возвращение в Россию». Он только что выпустил третий фильм «Возвращение в Россию» (ниже). Второй будет выложен 11 октября, а первый — 18 октября. Посмотреть их можно здесь.

Более подробную информацию о жизни Бунина в России можно найти в десятке короткометражных фильмов здесь.

В Ефремове к юбилейным торжествам отреставрирован мемориальный дом-музей писателя. Бунин посетил этот город, чтобы встретиться здесь со своей семьей. Сайт полон фотографий и информации о Бунине, его семье и его пребывании в Ефремове, а также включает множество материалов для учителей и учеников.

В Орле, где Иван Бунин был редактором газеты «Орловский вестник», Орловская публичная библиотека имени Ивана Бунина разработала Интернет-проект, посвященный связи писателя с регионом и об Орле во времена Бунина в городе.Он доступен на сайте библиотеки.

Иван Бунин, 1901 г. Викикоммоны

Интерактивные события

В Липецкой областной библиотеке стартовал международный поэтический конкурс. Для участия в нем участники записывают видео, на котором читают отрывок из прозы или поэтического произведения Бунина или проводят мини-экскурсию, посвященную ему.Затем они публикуют видео в своей социальной сети с тремя хэштегами. Задание продлится до 8 ноября. Дополнительную информацию о задании и этих ключевых хэштегах можно найти на сайте информации о задании.

В инстаграм-аккаунте библиотеки уже начали собирать здесь видео любителей и читателей Бунина всех возрастов.

В Государственном литературном музее Ивана Тургенева еженедельно проводятся викторины для любителей литературы, чтобы проверить их знания о жизни и творчестве Ивана Бунина.Каждую среду на странице музея Вконтакте появляется новый вопрос викторины и ответ на предыдущий. Викторина продлится до 14 декабря.

Бунин — жемчужина русской литературы. Моя любимая — «Жизнь Арсеньева». Это не просто книга, а тонкая нервная нить, тянущаяся от автора к его земле, к его дому и любимым местам, к воспоминаниям о прошлом, к женщине.
—Алена Кашура, детская писательница, Липецк

в г.Петербурга в октябре в библиотеках города запланированы литературные вечера и книжные выставки. Городская библиотека №2 проводит литературный квест «Любовь и смерть в творчестве Бунина». Подробнее читайте на странице библиотеки ВКонтакте здесь.

Семья Буниных | centropa.org

Снимок сделан в 1913 году в Слуцке.

Это мои дедушка и бабушка по материнской линии Альтер-Гирш Бунин и Гита Бунина с шестью дочерьми: Любовью, Рейзл, Бертой, Марией, Ханной и Матильдой.Все они одеты как мелкие буржуа, а не как евреи, но они одеты.

Позже, в 1915 и в 1921 годах у них родились еще две дочери: Эшка и Паша. Все они пережили Холокост, за исключением бабушки Гиты, которая умерла в 1931 году. Я не знаю, для какого случая была сделана эта фотография, но ясно, что она была сделана в фотостудии.

Отец моей матери родился в 1876 году в городе Слуцк, который находится в 100 км к югу от Минска в Белоруссии, в еврейской оседе, и учился в хедере.

Он не был ортодоксальным евреем, не соблюдал субботу, только отмечал еврейские праздники, такие как Ханука, Рош ха-Шана и Песах, для которых национальные блюда готовили дома. После смерти бабушки в 1931 году в семье забыли все еврейские праздники и, как и все советские люди, отмечали только светские праздники.

Дедушка одет как мещанин, к которому принадлежала его семья: он был одет в пиджак и рубашку с завязками. У него всегда была небольшая густая борода. Дедушка был очень справедливым, добрым и прилежным человеком с чувством собственного достоинства.Даже соседи приходили к нему, чтобы уладить какие-то свои споры.

Моя бабушка родилась в 1878 году в городе Сторобино в Белоруссии. Она закончила хедер повзрослевшей 15-летней девочкой, но позже, к 1900-м годам, она уже была многодетной матерью и домохозяйкой. Она была очень веселой и доброй женщиной. Она приветствовала в своем доме всех дальних и близких родственников.

Ее дом был очень гостеприимным, приходили родственники, навещали друзья, приезжали все сестры бабушки, двоюродные братья, племянники, приезжали друзья ее дочерей-подростков; гостей всегда рассаживали за стол, даже если они были неожиданными, и их угощали лучшей едой.Приходили подруги дочерей, пели песни, танцевали, читали стихи.

В большие еврейские праздники, такие как Рош ха-Шана, Песах и Пурим, бабушка собирала дома разные вкусности и разносила их бедным семьям в Слуцк. Она была очень красивой, доброй, любящей и верной матерью и женой. Одевалась как мещанин, а не как евреи: надевала платья, блузки и юбки.

Бабушка не носила парика, у нее были длинные волосы, она заплела их в красивую косу и положила на затылок.Она умерла в 1931 году в Минске во время операции на почках в довольно молодом возрасте — ей было 53 года.

Похоронена в Минске на еврейском кладбище. Когда фашисты заняли Минск, ее могила была разрушена, поэтому ее память на могиле дедушки, ее мужа, умершего в 1949 году в Ленинграде.

Когда сестры матери, дедушкины дочери, поставили памятник на его могиле на еврейском Преображенском кладбище, имя бабушки было внесено на надгробие рядом с дедушкой.

Первым ребенком моих бабушек и дедушек по материнской линии был мальчик, но он умер в младенчестве. После этого бабушка родила восемь девочек: Либер-Эстер, Любовь по паспорту; Бейля, Берта в повседневной жизни — мама; Мария; Ханна, Анна в повседневной жизни; Рейзл, Роза в повседневной жизни; Матля, Матильда в повседневной жизни; Эшка, Эсфирь в повседневной жизни; и Паша, который родился через 21 год после рождения первой дочери.

Повзрослев, сестры Бунины стали помощницами своих родителей на земле и по дому.Они уже тогда стремились к образованию и много читали; они выучили стихи наизусть и помогали друг другу.

Девочки с детства приучены к труду; они встали рано утром и пошли работать в поле. У них почти не было игрушек, игрушки считались роскошью.

Платья и пальто покупались дешево и прочно, чтобы их носили младшие дочери. Только у дедушки была отдельная кровать, все его дочери спали по двое, а бабушка спала с младшей.

В Слуцк приезжали разные артистические коллективы из разных городов, но семья очень редко ездила в цирк и театр, они всегда были заняты хозяйством.

Бунин Кто? — Los Angeles Times

Иван Бунин, возможно, получил Нобелевскую премию по литературе в 1933 году, но сегодня о нем почти забыли. Либо мои самые эрудированные друзья никогда о нем не слышали, либо они смутно связывают его имя с единственным рассказом «Джентльмен из Сан-Франциско», нетипичным произведением.Как ни странно, на момент своей смерти в 1953 году он был широко признан лучшим — и самым знаменитым — русским писателем-эмигрантом. Что случилось? Почему, за исключением Penguin, ни у одного крупного отраслевого издателя нет причин держать его в печати? И почему его имя было так забыто?

Не из-за бездарности, даже гениальности. Стиль Бунина лучше, чем любой другой, передает мне безмятежность и безмятежность русского пейзажа, а также убожество и отчаяние типичной деревни.В то время как Чехов непринужден и общителен (однажды он посоветовал Максиму Горькому никогда не писать более конкретное описание природы, чем «Стало темно» или «Шел дождь»), Бунин передает всю поэтическую специфику леса и степи, или грязных тропинок и изб. без дымоходов и заброшенных усадеб, мерцающих свечами перед заляпанными копотью иконами.

Бунинский мир — деревня после крепостного освобождения России в конце XIX — начале XX века.В его рассказе 1910 года «Деревня» можно увидеть крестьянские восстания, горящие фермы и бастующих рабочих. Бунин покинул Россию в 1920 году и до своей смерти жил во Франции; все, кто читал его в более поздние годы, были поражены его полным воспоминанием о своей родине. Как и Набоков, он был настроен не отказываться ни от одного воспоминания. Возможно, тот факт, что он изначально получил художественное образование, обострил его визуальные наблюдения и воспоминания.

Не то чтобы его описания были натянутыми или модернистскими в набоковском стиле.Если Набоков почти всегда остроумен (об улице он пишет «начиная с почты и кончая церковью, как в эпистолярном романе»), то Бунин и серьезнее, и расслабленнее. Обычно он пишет: «Когда лошади перебрались вброд ручей и поднялись на холм, женщина в мужском легком пальто с провисшими карманами гнала индеек через лопух. Фасад дома был совершенно безликим; в нем было очень мало окон, а те, что существовали, были маленькими и уходили глубоко в толстые стены.И все же мрачные подъезды были огромными. С одного из них молодой человек в серой школьной рубашке с широким ремнем наблюдал за приближающимися путешественниками. Он был смуглым, с красивыми глазами и был очень представительным, хотя лицо его было бледным и ярким с веснушками, как птичье яйцо ».

Если бы Мопассан и Чехов еще не пользовались популярностью у читателей, можно было бы представить, что Бунин ушел в безвестность, потому что писал рассказы. Однако рассказы Бунина столь же хороши, как и все когда-либо написанные — такие же оригинальные и разнообразные по сюжету и составу, такие же отличные от рассказов других писателей, столь же полно реализованные и столь лаконично составленные.И мы живем в эпоху, начатую Рэймондом Карвером, когда новые сборники рассказов (например, Натана Энгландера и Мелиссы Бэнк, если назвать самые последние примеры) обсуждаются и хвалятся больше, чем новейшие романы. Более того, рассказы самого Чехова только что были переизданы в нескольких новых антологиях (например, посвященных «неизвестному» или «комическим» рассказам, а Ричард Форд отредактировал сборник своих собственных фаворитов).

Возможно, о Бунине забыли, потому что он казался своим нерусским современникам политически неуместным.Он не был ни сопротивляющимся представителем коммунистического режима, как Горький, ни тихим инакомыслящим, как Пастернак. И его не выгнали из страны за свои взгляды, как Солженицын и Иосиф Бродский. Нет, Бунин покинул Россию по собственному желанию и открыто осудил Ленина, а затем и Сталина, хотя в интервью, а не в стихах или художественной литературе, в которых он почти всегда обращался к досоветскому прошлому. Во время его эмиграции большинство интеллектуалов в Европе и Америке все еще оставались прокоммунистическими; они осудили Бунина как пассиста и аристократического контрреволюционера.Правые европейцы того периода обвиняли русских в том, что они вышли из Первой мировой войны до того, как была обеспечена победа. Набокову посчастливилось появиться в Европе и Америке намного позже, в 1950-х годах, после начала холодной войны. Он также писал сюжеты, действие которых происходит во Франции, Германии и США, а в 1940-х годах он перешел на английский язык. Не менее важно то, что Набоков был язвительно забавным сатириком, прославившимся (даже печально известным) благодаря юмористическому и скандальному роману о полностью американской нимфетке.

Бунин был на 30 лет старше и намного тяжелее. Его сочинение почти никогда не бывает забавным. Хуже того, его переводчики плохо обслуживали его, за редким исключением. И он не был привлекательной личностью. Хотя он жил на юге Франции, в парфюмерной столице Грассе, у него не было никакого желания взращивать французских писателей и критиков, и он оставался замкнутым внутри русской эмигрантской общины. Его единственные усилия за пределами своего маленького мирка были направлены на получение Нобелевской премии, которая ускользала от него год за годом — пока, наконец, он не получил золото.Не то чтобы призовые в то время были огромной суммой; Бунин с женой умерли в крайней нищете, спасаясь от голода только подачками русских друзей.

Кто-то должен выпустить единый сборник величайших рассказов и повестей Бунина, начиная с «Деревни» и кончая «Елагиновым делом», «На море, ночью», «Сухая долина», «Джентльмен из Сана». Франциско »,« Легкое дыхание »и заканчивая« Любовью Мити ».

В «Джентльмене из Сан-Франциско» устрашающий американский миллионер внезапно умирает от апоплексического удара в роскошном отеле на Капри; он мгновенно переходит из статуса постыдного гостя в постыдный отказ.В «В море, ночью» два древних мужчины случайно встречаются на корабле и обсуждают женщину, которую они оба любили, хотя она давно умерла, и теперь ни один мужчина ничего не чувствует к ней. В «Митиновой любви» праздный молодой человек теряет Катю, свою любовь, на соблазн театра. Она отправляется в путешествие со своим влюбленным тренером по актерскому мастерству, а затем он возвращается в поместье своей семьи. Там он становится все более и более унылым, ожидая письма от Кати. После бессмысленного полового акта с наемной крестьянской девушкой стреляет себе в рот.

Когда он впервые задумывается о самоубийстве, сочинение восторженно аргументирует все лучшие причины остаться в живых: «Даже Митя прекрасно понимал, что невозможно представить себе ничего более абсурдного, чем это — застрелиться, разбить себе череп, немедленно остановиться. биение сильного молодого сердца, остановить мысли и чувства, потерять слух и зрение, исчезнуть из того невыразимо прекрасного мира, который только что полностью открылся ему впервые, немедленно и навсегда лишить себя всякого участия в той жизни, которая обнял Катю и наступающее лето, небо, облака, солнце, теплый ветер, кукурузу в полях, села, деревню, деревенских девушек, маму, усадьбу, Аню, Костю, стихи в стар. журналы, а дальше — Севастополь, перевал Байдар, знойные лилово-лиловые холмы с их сосновыми и буковыми лесами, ослепительно белое душное шоссе, сады в Ливадии и Алупке, раскаленный песок у сияющих море, загорелые дети, загорелые красотки — и снова Катя в белом платье, под зонтиком, сидит на гальке у кромки волн, ослепительно сияющих и вызывающих неудержимую улыбку чистого счастья.. . . »

Великий русский мыслитель Лев Выготский пытается объяснить в «Психологии искусства» загадочную привлекательность такого письма. Почему унылый анекдот должен вызывать у нас чувство легкости и возбуждения? Выготский анализирует рассказ Бунина «Легкое дыхание» — удручающую историю офицера средних лет, который стреляет в молодую женщину, прочитав ее дневник и обнаружив, что она его презирает. Психолог замечает, что весь образный и описательный язык противоречит нисходящей тенденции рассказа.Выготский смело решает, что Аристотель был неправ, что язык литературного шедевра (будь то «Гамлет» или «Легкое дыхание») не усиливает настроение действия, а фактически противоречит ему. Точно так же отрывок, в котором Митя размышляет о самоубийстве, прекрасно иллюстрирует этот редко упоминаемый, но убедительный принцип динамического напряжения.

Коллекция лучших произведений Бунина может включать не только его художественную литературу, но и три его ярких портрета знаменитых друзей: «Лев Толстой», «Чехов» и «Шаляпин.Во всех этих произведениях язык и особенно описательная сила обладают беспрецедентной силой.

Его описание, например, встречи с древним Толстым морозной ночью в Москве, когда он, Бунин, был еще подростком, незабываемо. Робкого мальчика проводят в темный бальный зал. Внезапно к нему подбегает кривый старый великан в странной одежде: «Улыбка была очаровательной, нежной и в то же время несколько печальной, почти жалкой, и теперь я увидел, что маленькие глаза не были ни пугающими, ни острыми, а просто настороженными, как животных.Великий человек задает много вопросов и дает отрывистым голосом мудрость: «Молодой писатель, а? Что ж, конечно, продолжайте писать, если хотите, но помните, что это никогда не может быть целью жизни. . . . Не ждите от жизни слишком многого, у вас никогда не будет лучшего времени, чем сейчас. В жизни нет счастья, бывают его вспышки лишь изредка ». Когда старик узнает, что Бунин — толстовский пацифист, живущий близко к земле, он говорит: «Вы хотите вести простой образ жизни и работать на земле? Это очень хорошо, но не заставляйте себя, не делайте из этого униформу, человек может быть хорошим человеком в любой жизни.. . . »

Уникальный гуру, исключительный последователь. К счастью для нас, немногих счастливых, Бунин проигнорировал совет Толстого и продолжил делать письмо целью своей долгой, несчастной жизни. Если вы похожи на меня, читатель, ищущий своего рода канон, библиотеку книг, одновременно прекрасных и честных, содержащую Готорна и Фицджеральда, Джорджа Элиота и Пруста, Стендаля и Пушкина, тогда вам не терпится добавить Иван Бунин в ваш список — но вам придется очень постараться, чтобы его найти.

5 апреля 1917 г.Иван Бунин

В некоторых петроградских газетах воспроизводилась статья в «Радикале», указывающая на необходимость смены представителя республики в России. Не мне проявлять инициативу в выражении своих желаний по этому поводу. Ваше Превосходительство знает меня достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что в подобных обстоятельствах эти личные соображения не имеют для меня никакого значения. Узнать больше

Но статья в Radical заставляет меня сказать вам, что, имея выдающуюся честь представлять Петроград во Франции более трех лет и сознавая, что я не жалел усилий в этой службе, я не должен чувствовать этого. Мне нужно было избавиться от моей тяжелой задачи, и если правительство Республики сочтет желательным назначить преемника, я должен сделать все, что в моих силах, чтобы сделать изменение простым делом.

Телеграмма была вдохновлена ​​несколькими соображениями.

Во-первых, мое освобождение от должности может иметь официальное преимущество: я пользовался доверием старого режима и просто не верю в новый. А потом, даже отсюда, я могу догадаться, какую кампанию передовые партии в Палате должны вести против меня. Если меня вспомнят, я должен, по крайней мере, предпочесть проявить инициативу: я всегда видел силу афоризма Сент-Бева о том, что «вы хотите оставить вещи ненадолго, прежде чем они покинут вас.«

Сегодня прошла грандиозная церемония на Марсовом поле, где жертвам революционного восстания, «героям нации» и «мученикам на свободу» были устроены государственные похороны.

В поперечной оси плацу вырыта длинная могила. В центре была поднята платформа, задрапированная красным, чтобы служить наблюдательной площадкой для членов правительства.

С раннего утра огромные и бесконечные процессии, возглавляемые военными оркестрами и несущие черные знамена, прошли по улицам города, чтобы забрать из больниц двести десять гробов, предназначенных для революционного апофеоза.

По самым скромным подсчетам, количество демонстрантов превысило девятьсот тысяч. И все же ни на одном этапе маршрута не было ни путаницы, ни задержек. В своем построении, марше, остановках и пении все шествия соблюдали порядок. Несмотря на ледяной ветер, мне было любопытно увидеть, как они маневрируют через Марсово поле. Под заснеженным небом, поросшим ветром, эти бесконечные толпы, которые медленно шли мимо своих красных гробов, представляли собой поразительно впечатляющее зрелище, и, чтобы усилить трагический эффект, пушки Крепости гремели с интервалом в одну минуту.Искусство мизансцены родно русским.

Но больше всего меня поразило отсутствие одного элемента в церемонии — духовенства. Ни священников, ни икон, ни молитв, ни крестов. Единственным гимном была «Марсельеза рабочих».

Начиная с архаической эпохи святых Ольги и Владимира, и действительно с тех пор, как русский народ впервые появился в свете истории, впервые великое национальное действо было совершено без помощи Церкви. Прошло совсем немного времени с тех пор, как религия все еще направляла и контролировала всю общественную и частную жизнь; он беспрерывно вмешивался со своей пышностью и пышностью, своим ослепительным господством, безоговорочным господством воображения и сердца, если не разума и души.Всего несколько дней назад все тысячи солдат и рабочих, которых я видел марширующими мимо меня, не могли видеть ни малейшего значка на улице, не останавливаясь, снимая фуражки и горячо крестясь. Какой контраст был представлен сегодня! Но чего удивляться? В области идей русский всегда устремляется к крайностям и абсолюту.

Медленно Марсово поле опустело. Свет угас; над Невой поднимался мрачный ледяной туман. Площадь, снова опустевшая, стала пустынной и зловещей.Когда я возвращался в посольство по уединенным дорожкам Летнего сада, я подумал, что, возможно, стал свидетелем одного из самых значительных событий в современной истории. Ибо в красных гробах похоронена византийская и московская традиция русского народа, более того, все прошлое православной Святой Руси.

Том 73 Номер 1 Тезисы

Через призму утраты: элегическая фотопоэтика Марины Цветаевой

Molly Thomasy Blasing

Марину Цветаеву часто называют поэтессой с острым слухом, тогда как визуальный мир считался для нее второстепенным.Это исследование влияния фотографии на поэтическое письмо Цветаевой дает новые доказательства роли визуальной культуры в ее творческом мире. Детально описывая опыт Цветаевой с материальными и метафизическими свойствами фотографических образов, Молли Томаси Близинг утверждает, что фотография сыграла значительную роль в формировании элегических произведений поэта о смерти, утрате и разлуке. В статье доступен ряд ранее не публиковавшихся архивных фотографий Цветаевой, которые напрямую связаны с ее циклом стихов, посвященных Николаю Гронскому, Надгробие .Блейсинг контекстуализирует это открытие в сети других фотопоэтических встреч в жизни и творчестве Цветаевой, показывая, насколько мысли поэта о фотографии связаны с целями ее поэтической практики.

Изображений

Художественная литература как картограф: Москва как дворец русской памяти Ивана Бунина

Анджела Бринтлингер

В своей художественной литературе, написанной с 1920-х по 1940-е годы, Иван Бунин привел ряд рассказов о Москве, назвав конкретные места, многие из которых были закрыты или разрушены после революции 1917 года советским режимом или нацистскими бомбардировками во время Второй мировой войны.При этом Бунин использовал Москву для нанесения на карту культурной памяти русской эмиграции, при этом древний город Москва выступал в качестве «дворца памяти» и вносил свой вклад в «Московский текст». В частности, в своем рассказе 1944 года «Очищающий понедельник» Бунин провел этот мнемонический проект на трех уровнях: историческом, духовном и дидактическом. Он сделал это как для российских читателей — его соотечественников за границей и потенциальных (будущих) читателей дома, — так и для иностранной аудитории, которая все больше интересуется Россией.Внимательно прочитав рассказ, дневниковые записи и биографию Бунина, эта статья исследует идею дворца памяти и четырех конкретных образов памяти, сравнивая изображение России Буниным с изображением 1915 года английским путешественником Стивеном Грэмом.

Изображений

Транснациональные идентичности в письменности диаспоры: рассказы Василия Яновского

Мария Рубинс

Сосредоточившись на прозе Василия Яновского как на конкретном тематическом исследовании, эта статья ставит модернистские нарративы, основанные на изгнании, перемещении и миграции, в диалог с развивающейся теорией транснационализма.Взаимодействуя с гибридным, межкультурным характером письма диаспоры, это исследование бросает вызов традиционным мононациональным классификациям, основанным на языке и происхождении автора. Ключевые тексты Яновского, выходящие за пределы ряда границ (между русским и английским, художественной и научной, русской духовностью и западной мыслью, наукой и фэнтези), используются, чтобы продемонстрировать, что язык может быть вопросом личного эстетического выбора писателя, а не фиксированный маркер принадлежности к национальному канону.В этой статье также приводится довод в пользу транснациональной идентичности как интеллектуальной и эмоциональной и, следовательно, переводимой принадлежности, сформированной через национальные разломы и культурные традиции.

Политика, закон и справедливость в народной Польше: дело Филдорфа

Агата Фиялковски

В этой статье рассматривается дело против польского борца сопротивления Августа Эмиля Филдорфа и последующий судебный процесс над ним. Судебные чиновники в составе советской тайной полиции или тесно сотрудничавшие с ней принимали решения, затронувшие жизни многих людей в Польше в 1944–1956 годах.Рассмотрение судебного процесса и опыта избранных судебных должностных лиц позволяет лучше понять природу сталинского правосудия. Ключевые вопросы, лежащие в основе судебного разбирательства, связанные с политическим контекстом, правовыми маневрами и более широкими соображениями, окружающими обвиняемого глазами его преследователей, проливают свет на скрытый механизм сталинского правосудия в действии и на то, что составляет судебное преступление. Хотя в центре внимания этой статьи находится Филдорф, в этой статье утверждается, что польское тематическое исследование может быть поучительным при анализе того, как закон использовался в качестве политического оружия в других государствах и регионах с аналогичным опытом тоталитарного правления.

Продажа рыночного социализма: Венгрия в 1960-е годы

Бет Грин

Бет Грин обсуждает медийное изображение продаж и маркетинговой деятельности на ранней стадии венгерских рыночных реформ в конце 1960-х годов. Используя статьи из популярной и специализированной прессы и архивные источники Венгерского радио и телевидения, автор утверждает, что в рамках Нового экономического механизма (НЭМ) продавцы считались символическими фигурами рыночного социализма и, следовательно, современной социалистической экономики.СМИ изображали торговую деятельность как решение эндемичных проблем командной экономики, посредничество между производством и потреблением и создание рынка покупателя, на котором продавцы будут конкурировать за покупателей. Эта статья предлагает уникальный подход к изучению роли продавцов и продаж в условиях рыночного социализма, дополняя богатую литературу о государственном социалистическом потреблении и оспаривая традиционную точку зрения, согласно которой правительства советского блока стремились контролировать производство и потребление независимо и независимо от их связи с ними. магазин.

Изображений

Непокорные женщины: интернационализм и новое определение границ благосостояния в чехословацко-вьетнамской программе обмена рабочей силой

Алена Аламгир

В этой статье я анализирую изменения в чехословацко-вьетнамской программе обмена рабочей силой в период с 1967 по 1989 год, в частности, государственную политику Чехословакии в отношении беременных вьетнамских рабочих. В программе приверженность чехословацкого государства к обеспечению благосостояния противопоставлена ​​его приверженности социалистическому интернационализму.Политика в отношении беременных вьетнамских рабочих составляла часть процесса, посредством которого чехословацкое государство пересматривало пределы заботы, которую оно считало обязанным оказывать. Конфликт между двумя государствами из-за надлежащего обращения с беременными вьетнамскими работницами также явился следствием более общей черты чехословацкого государственного социализма: противоречия между давлением, направленным на повышение (или, по крайней мере, поддержание) производительности, и давлением, направленным на повышение рождаемости. Постепенное преобразование программы в более децентрализованную и подобную рыночному обмену форму сформировало характер конфликта, попытки его разрешения и ограниченную эффективность решений.

.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *