| / Полные произведения / Гончаров И.А. / Обломов Роман в четырех частях Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может быть, того и другого. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому свету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины. Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга; но редко тревога эта застывала в форме определенной идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте. Как шел домашний костюм Обломова к покойным чертам лица его и к изнеженному телу! На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире. Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами заменил свой первобытный, естественный лоск другим, благоприобретенным, но все еще сохранял яркость восточной краски и прочность ткани. Обломов всегда ходил дома без галстука и без жилета, потому что любил простор и приволье. Туфли на нем были длинные, мягкие и широкие; когда он, не глядя, опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу. Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием. Когда он был дома — а он был почти всегда дома, — он все лежал, и все постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приемной. У него было еще три комнаты, но он редко туда заглядывал, утром разве, и то не всякий день, когда человек мел кабинет его, чего всякий день не делалось. В тех комнатах мебель закрыта была чехлами, шторы спущены. Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шелковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей. Но опытный глаз человека с чистым вкусом одним беглым взглядом на все, что тут было, прочел бы только желание кое-как соблюсти decorum неизбежных приличий, лишь бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об этом, когда убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками. Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево местами отстало. Сам хозяин, однако, смотрел на убранство своего кабинета так холодно и рассеянно, как будто спрашивал глазами: «Кто сюда натащил и наставил все это?» От такого холодного воззрения Обломова на свою собственность, а может быть, и еще от более холодного воззрения на тот же предмет слуги его, Захара, вид кабинета, если осмотреть там все повнимательнее, поражал господствующею в нем запущенностью и небрежностью. По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки. Если б не эта тарелка, да не прислоненная к постели только что выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежащий на ней, то можно было бы подумать, что тут никто не живет — так все запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия. На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха. Илья Ильич проснулся, против обыкновения, очень рано, часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал не то страх, не то тоска и досада. Видно было, что его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на помощь. Дело в том, что Обломов накануне получил из деревни, от своего старосты, письмо неприятного содержания. Известно, о каких неприятностях может писать староста: неурожай, недоимки, уменьшение дохода и т. п. Хотя староста и в прошлом и в третьем году писал к своему барину точно такие же письма, но и это последнее письмо подействовало так же сильно, как всякий неприятный сюрприз. Впрочем, надо отдать справедливость заботливости Ильи Ильича о своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в порядке управления своим имением. По этому плану предполагалось ввести разные новые экономические, полицейские и другие меры. Но план был еще далеко не весь обдуман, а неприятные письма старосты ежегодно повторялись, побуждали его к деятельности и, следовательно, нарушали покой. Обломов сознавал необходимость до окончания плана предпринять что-нибудь решительное. Он, как только проснулся, тотчас же вознамерился встать, умыться и, напившись чаю, подумать хорошенько, кое-что сообразить, записать и вообще заняться этим делом как следует. С полчаса он все лежал, мучась этим намерением, но потом рассудил, что успеет еще сделать это и после чаю, а чай можно пить, по обыкновению, в постели, тем более, что ничто не мешает думать и лежа. Так и сделал. После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее. Пробило половина десятого, Илья Ильич встрепенулся. — Что ж это я в самом деле? — сказал он вслух с досадой. — Надо совесть знать: пора за дело! Дай только волю себе, так и… — Захар! — закричал он. В комнате, которая отделялась только небольшим коридором от кабинета Ильи Ильича, послышалось сначала точно ворчанье цепной собаки, потом стук спрыгнувших откуда-то ног. Это Захар спрыгнул с лежанки, на которой обыкновенно проводил время, сидя погруженный в дремоту. Захар не старался изменить не только данного ему богом образа, но и своего костюма, в котором ходил в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что в этой полуформенной одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая покойных господ в церковь или в гости; а ливрея в воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства дома Обломовых. Более ничто не напоминало старику барского широкого и покойного быта в глуши деревни. Старые господа умерли, фамильные портреты остались дома и, чай, валяются где-нибудь на чердаке; предания о старинном быте и важности фамилии все глохнут или живут только в памяти немногих, оставшихся в деревне же стариков. Поэтому для Захара дорог был серый сюртук: в нем да еще в кое-каких признаках, сохранившихся в лице и манерах барина, напоминавших его родителей, и в его капризах, на которые хотя он и ворчал, и про себя и вслух, но которые между тем уважал внутренне, как проявление барской воли, господского права, видел он слабые намеки на отжившее величие. Без этих капризов он как-то не чувствовал над собой барина; без них ничто не воскрешало молодости его, деревни, которую они покинули давно, и преданий об этом старинном доме, единственной хроники, веденной старыми слугами, няньками, мамками и передаваемой из рода в род. Вот отчего Захар так любил свой серый сюртук. Может быть, и бакенбардами своими он дорожил потому, что видел в детстве своем много старых слуг с этим старинным, аристократическим украшением. Илья Ильич, погруженный в задумчивость, долго не замечал Захара. Захар стоял перед ним молча. Наконец он кашлянул. — Что ты? — спросил Илья Ильич. — Ведь вы звали? — Звал? Зачем же это я звал — не помню! — отвечал он потягиваясь. — Поди пока к себе, а я вспомню. Захар ушел, а Илья Ильич продолжал лежать и думать о проклятом письме. Прошло с четверть часа. — Ну, полно лежать! — сказал он, — надо же встать… А впрочем, дай-ка я прочту еще раз со вниманием письмо старосты, а потом уж и встану. — Захар! Опять тот же прыжок и ворчанье сильнее. Захар вошел, а Обломов опять погрузился в задумчивость. Захар стоял минуты две, неблагосклонно, немного стороной посматривая на барина, и наконец пошел к дверям. — Куда же ты? — вдруг спросил Обломов. — Вы ничего не говорите, так что ж тут стоять-то даром? — захрипел Захар, за неимением другого голоса, который, по словам его, он потерял на охоте с собаками, когда ездил с старым барином и когда ему дунуло будто сильным ветром в горло. Он стоял вполуоборот среди комнаты и глядел все стороной на Обломова. — А у тебя разве ноги отсохли, что ты не можешь постоять? Ты видишь, я озабочен — так и подожди! Не залежался еще там? Сыщи письмо, что я вчера от старосты получил. Куда ты его дел? — Какое письмо? Я никакого письма не видал, — сказал Захар. — Ты же от почтальона принял его: грязное такое! — Куда ж его положили — почему мне знать? — говорил Захар, похлопывая рукой по бумагам и по разным вещам, лежавшим на столе. — Ты никогда ничего не знаешь. Там, в корзине, посмотри! Или не завалилось ли за диван? Вот спинка-то у дивана до сих пор не починена; что б тебе призвать столяра да починить? Ведь ты же изломал. Ни о чем не подумаешь! — Я не ломал, — отвечал Захар, — она сама изломалась; не век же ей быть: надо когда-нибудь изломаться. Илья Ильич не счел за нужное доказывать противное. — Нашел, что ли? — спросил он только. — Вот какие-то письма. — Не те. — Ну, так нет больше, — говорил Захар. — Ну хорошо, поди! — с нетерпением сказал Илья Ильич. — Я встану, сам найду. Захар пошел к себе, но только он уперся было руками о лежанку, чтоб прыгнуть на нее, как опять послышался торопливый крик: «Захар, Захар!» — Ах ты, господи! — ворчал Захар, отправляясь опять в кабинет. — Что это за мученье? Хоть бы смерть скорее пришла! — Чего вам? — сказал он, придерживаясь одной рукой за дверь кабинета и глядя на Обломова, в знак неблаговоления, до того стороной, что ему приходилось видеть барина вполглаза, а барину видна была только одна необъятная бакенбарда, из которой, так и ждешь, что вылетят две-три птицы. — Носовой платок, скорей! Сам бы ты мог догадаться: не видишь! — строго заметил Илья Ильич. Захар не обнаружил никакого особенного неудовольствия, или удивления при этом приказании и упреке барина, находя, вероятно, с своей стороны и то и другое весьма естественным. — А кто его знает, где платок? — ворчал он, обходя вокруг комнату и ощупывая каждый стул, хотя и так можно было видеть, что на стульях ничего не лежит. — Все теряете! — заметил он, отворяя дверь в гостиную, чтоб посмотреть, нет ли там. — Куда? Здесь ищи! Я с третьего дня там не был. Да скорее же! — говорил Илья Ильич. — Где платок? Нету платка! — говорил Захар, разводя руками и озираясь во все углы. — Да вон он, — вдруг сердито захрипел он, — под вами! Вон конец торчит. Сами лежите на нем, а спрашиваете платка! И, не дожидаясь ответа, Захар пошел было вон. Обломову стало немного неловко от собственного промаха. Он быстро нашел другой повод сделать Захара виноватым. — Какая у тебя чистота везде: пыли-то, грязи-то, боже мой! Вон, вон, погляди-ка в углах-то — ничего не делаешь! — Уж коли я ничего не делаю… — заговорил Захар обиженным голосом, — стараюсь, жизни не жалею! И пыль-то стираю и мету-то почти каждый день… Он указал на середину пола и на стол, на котором Обломов обедал. — Вон, вон, — говорил он, — все подметено, прибрано, словно к свадьбе… Чего еще? — А это что? — прервал Илья Ильич, указывая на стены и на потолок. — А это? А это? — Он указал и на брошенное со вчерашнего дня полотенце и на забытую, на столе тарелку с ломтем хлеба. — Ну, это, пожалуй, уберу, — сказал Захар снисходительно, взяв тарелку. — Только это! А пыль по стенам, а паутина?.. — говорил Обломов, указывая на стены. — Это я к святой неделе убираю: тогда образа чищу и паутину снимаю… — А книги, картины обмести?.. — Книги и картины перед рождеством: тогда с Анисьей все шкафы переберем. А теперь когда станешь убирать? Вы все дома сидите. — Я иногда в театр хожу да в гости: вот бы… — Что за уборка ночью! Обломов с упреком поглядел на него, покачал головой и вздохнул, а Захар равнодушно поглядел в окно и тоже вздохнул. Барин, кажется, думал: «Ну, брат, ты еще больше Обломов, нежели я сам», а Захар чуть ли не подумал: «Врешь! ты только мастер говорить мудреные да жалкие слова, а до пыли и до паутины тебе и дела нет». — Понимаешь ли ты, — сказал Илья Ильич, — что от пыли заводится моль? Я иногда даже вижу клопа на стене! — У меня и блохи есть! — равнодушно отозвался Захар. — Разве это хорошо? Ведь это гадость! — заметил Обломов. Захар усмехнулся во все лицо, так что усмешка охватила даже брови и бакенбарды, которые от этого раздвинулись в стороны, и по всему лицу до самого лба расплылось красное пятно. — Чем же я виноват, что клопы на свете есть? — сказал он с наивным удивлением. — Разве я их выдумал? — Это от нечистоты, — перебил Обломов. — Что ты все врешь! — И нечистоту не я выдумал. — У тебя вот там мыши бегают по ночам — я слышу. — И мышей не я выдумал. Этой твари, что мышей, что кошек, что клопов, везде много. — Как же у других не бывает ни моли, ни клопов? На лице Захара выразилась недоверчивость, или, лучше сказать, покойная уверенность, что этого не бывает. — У меня всего много, — сказал он упрямо, — за всяким клопом не усмотришь, в щелку к нему не влезешь. А сам, кажется, думал: «Да и что за спанье без клопа?» — Ты мети, выбирай сор из углов — и не будет ничего, — учил Обломов. — Уберешь, а завтра опять наберется, — говорил Захар. — Не наберется, — перебил барин, — не должно. — Наберется — я знаю, — твердил слуга. — А наберется, так опять вымети. — Как это? Всякий день перебирай все углы? — спросил Захар. — Да что ж это за жизнь? Лучше бог по душу пошли! — Отчего ж у других чисто? — возразил Обломов. — Посмотри напротив, у настройщика: любо взглянуть, а всего одна девка… — А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ко, как они живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит на сына, а с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки коротенькие: все поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкафах лежала по годам куча старого, изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков, да с пивом и выпьют! Захар даже сквозь зубы плюнул, рассуждая о таком скаредном житье. — Нечего разговаривать! — возразил Илья Ильич, ты лучше убирай. — Иной раз и убрал бы, да вы же сами не даете, — сказал Захар. — Пошел свое! Все, видишь, я мешаю. — Конечно, вы; все дома сидите: как при вас станешь убирать? Уйдите на целый день, так и уберу. — Вот еще выдумал что — уйти! Поди-ка ты лучше к себе. — Да право! — настаивал Захар. — Вот, хоть бы сегодня ушли, мы бы с Анисьей и убрали все. И то не управимся вдвоем-то: надо еще баб нанять, перемыть все. — Э! какие затеи — баб! Ступай себе, — говорил Илья Ильич. Он уж был не рад, что вызвал Захара на этот разговор. Он все забывал, что чуть тронешь этот деликатный предмет, как и не оберешься хлопот. Обломову и хотелось бы, чтоб было чисто, да он бы желал, чтоб это сделалось как-нибудь так, незаметно, само собой; а Захар всегда заводил тяжбу, лишь только начинали требовать от него сметания пыли, мытья полов и т.п. Он в таком случае станет доказывать необходимость громадной возни в доме, зная очень хорошо, что одна мысль об этом приводила барина его в ужас. Захар ушел, а Обломов погрузился в размышления. Через несколько минут пробило еще полчаса. — Что это? — почти с ужасом сказал Илья Ильич. — Одиннадцать часов скоро, а я еще не встал, не умылся до сих пор? Захар, Захар! — Ах ты, боже мой! Ну! — послышалось из передней, и потом известный прыжок. — Умыться готово? — спросил Обломов. — Готово давно! — отвечал Захар. — Чего вы не встаете? — Что ж ты не скажешь, что готово? Я бы уж и встал давно. Поди же, я сейчас иду вслед за тобою. Мне надо заниматься, я сяду писать. Захар ушел, но чрез минуту воротился с исписанной и замасленной тетрадкой и клочками бумаги. — Вот, коли будете писать, так уж кстати извольте и счеты поверить: надо деньги заплатить. — Какие счеты? Какие деньги? — с неудовольствием спросил Илья Ильич. — От мясника, от зеленщика, от прачки, от хлебника: все денег просят. — Только о деньгах и забота! — ворчал Илья Ильич. — А ты что понемногу не подаешь счеты, а все вдруг? — Вы же ведь все прогоняли меня: завтра да завтра… — Ну, так и теперь разве нельзя до завтра? — Нет! Уж очень пристают: больше не дают в долг. Нынче первое число. — Ах! — с тоской сказал Обломов. — Новая забота! Ну, что стоишь? Положи на стол. Я сейчас встану, умоюсь и посмотрю, — сказал Илья Ильич. — Так умыться-то готово? — Готово! — сказал Захар. — Ну, теперь… Он начал было, кряхтя, приподниматься на постели, чтоб встать. — Я забыл вам сказать, — начал Захар, — давеча, как вы еще почивали, управляющий дворника прислал: говорит, что непременно надо съехать… квартира нужна. — Ну, что ж такое? Если нужна, так, разумеется, съедем. Что ты пристаешь ко мне? Уж ты третий раз говоришь мне об этом. — Ко мне пристают тоже. — Скажи, что съедем. — Они говорят: вы уж с месяц, говорят, обещали, а все не съезжаете; мы, говорят, полиции дадим знать. — Пусть дают знать! — сказал решительно Обломов. — Мы и сами переедем, как потеплее будет, недели через три. — Куда недели через три! Управляющий говорит, что чрез две недели рабочие придут: ломать все будут… «Съезжайте, говорит, завтра или послезавтра…» — Э-э-э! слишком проворно! Видишь, еще что! Не сейчас ли прикажете? А ты мне не смей и напоминать о квартире. Я уж тебе запретил раз; а ты опять. Смотри! — Что ж мне делать-то? — отозвался Захар. — Что ж делать? — вот он чем отделывается от меня! — отвечал Илья Ильич. — Он меня спрашивает! Мне что за дело? Ты не беспокой меня, а там как хочешь, так и распорядись, только чтоб не переезжать. Не может постараться для барина! — Да как же, батюшка, Илья Ильич, я распоряжусь? — начал мягким сипеньем Захар. — Дом-то не мой: как же из чужого дома не переезжать, коли гонят? Кабы мой дом был, так я бы с великим моим удовольствием… — Нельзя ли их уговорить как-нибудь. «Мы, дескать, живем давно, платим исправно». — Говорил, — сказал Захар. — Ну, что ж они? — Что! Наладили свое: «Переезжайте, говорят, нам нужно квартиру переделывать». Хотят из докторской и из этой одну большую квартиру сделать, к свадьбе хозяйского сына. — Ах ты, боже мой! — с досадой сказал Обломов. — Ведь есть же этакие ослы, что женятся! Он повернулся на спину. — Вы бы написали, сударь, к хозяину, — сказал Захар, — так, может быть, он бы вас не тронул, а велел бы сначала вон ту квартиру ломать. Захар при этом показал рукой куда-то направо. — Ну хорошо, как встану, напишу… Ты ступай к себе, а я подумаю. Ничего ты не умеешь сделать, — добавил он, — мне и об этой дряни надо самому хлопотать. Захар ушел, а Обломов стал думать. Но он был в затруднении, о чем думать: о письме ли старосты, о переезде ли на новую квартиру, приняться ли сводить счеты? Он терялся в приливе житейских забот и все лежал, ворочаясь с боку на бок. По временам только слышались отрывистые восклицания: «Ах, боже мой! Трогает жизнь, везде достает». Неизвестно, долго ли бы еще пробыл он в этой нерешительности, но в передней раздался звонок. — Уж кто-то и пришел! — сказал Обломов, кутаясь в халат. — А я еще не вставал — срам да и только! Кто бы это так рано? И он, лежа, с любопытством глядел на двери. II Вошел молодой человек лет двадцати пяти, блещущий здоровьем, с смеющимися щеками, губами и глазами. Зависть брала смотреть на него. Он был причесан и одет безукоризненно, ослеплял свежестью лица, белья, перчаток и фрака. По жилету лежала изящная цепочка, с множеством мельчайших брелоков. Он вынул тончайший батистовый платок, вдохнул ароматы Востока, потом небрежно провел им по лицу, по глянцевитой шляпе и обмакнул лакированные сапоги. — А, Волков, здравствуйте! — сказал Илья Ильич. — Здравствуйте, Обломов, — говорил блистающий господин, подходя к нему. — Не подходите, не подходите: вы с холода! — сказал тот. — О баловень, сибарит! — говорил Волков, глядя, куда бы положить шляпу, и, видя везде пыль, не положил никуда; раздвинул обе полы фрака, чтобы сесть, но, посмотрев внимательно на кресло, остался на ногах. — Вы еще не вставали! Что это на вас за шлафрок? Такие давно бросили носить, — стыдил он Обломова. — Это не шлафрок, а халат, — сказал Обломов, с любовью кутаясь в широкие полы халата. — Здоровы ли вы? — спросил Волков. — Какое здоровье! — зевая, сказал Обломов. — Плохо! приливы замучили. А вы как поживаете? — Я? Ничего: здорово и весело, — очень весело! — с чувством прибавил молодой человек. — Откуда вы так рано? — спросил Обломов. — От портного. Посмотрите, хорош фрак? — говорил он, ворочаясь перед Обломовым. — Отличный! С большим вкусом сшит, — сказал Илья Ильич, — только отчего он такой широкий сзади? — Это рейт-фрак: для верховой езды. — А! Вот что! Разве вы ездите верхом? — Как же! К нынешнему дню и фрак нарочно заказывал. Ведь сегодня первое мая: с Горюновым едем в Екатерингоф. Ах! Вы не знаете? Горюнова Мишу произвели — вот мы сегодня и отличаемся, — в восторге добавил Волков. — Вот как! — сказал Обломов. — У него рыжая лошадь, — продолжал Волков, — у них в полку рыжие, а у меня вороная. Вы как будете: пешком или в экипаже? — Да… никак, — сказал Обломов. — Первого мая в Екатерингофе не быть! Что вы, Илья Ильич! — с изумлением говорил Волков. — Да там все! — Ну как все! Нет, не все! — лениво заметил Обломов. — Поезжайте, душенька, Илья Ильич! Софья Николаевна с Лидией будут в экипаже только две, напротив в коляске есть скамеечка: вот бы вы с ними… — Нет, я не усядусь на скамеечке. Да и что стану я там делать? — Ну так, хотите, Миша другую лошадь вам даст? — Бог знает что выдумает! — почти про себя сказал Обломов. — Что вам дались Горюновы? — Ах! — вспыхнув, произнес Волков, — сказать? — Говорите! — Вы никому не скажете — честное слово? — продолжал Волков, садясь к нему на диван. — Пожалуй. — Я… влюблен в Лидию, — прошептал он. — Браво! Давно ли? Она, кажется, такая миленькая. — Вот уж три недели! — с глубоким вздохом сказал Волков. — А Миша в Дашеньку влюблен. — В какую Дашеньку? — Откуда вы, Обломов? Не знает Дашеньки! Весь город без ума, как она танцует! Сегодня мы с ним в балете; он бросит букет. Надо его ввести: он робок, еще новичок… Ах! ведь нужно ехать камелий достать… — Куда еще? Полно вам, приезжайте-ка обедать: мы бы поговорили. У меня два несчастья… — Не могу: я у князя Тюменева обедаю; там будут все Горюновы и она, она… Лидинька, — прибавил он шепотом. — Что это вы оставили князя? Какой веселый дом! На какую ногу поставлен! А дача! Утонула в цветах! Галерею пристроили, gothique. Летом, говорят, будут танцы, живые картины. Вы будете бывать? — Нет, я думаю, не буду. — Ах, какой дом! Нынешнюю зиму по средам меньше пятидесяти человек не бывало, а иногда набиралось до ста… — Боже ты мой! Вот скука — то должна быть адская! — Как это можно? Скука! Да чем больше, тем веселей. Лидия бывала там, я ее не замечал, да вдруг… Напрасно я забыть ее стараюсь И страсть хочу рассудком победить… — запел он и сел, забывшись, на кресло, но вдруг вскочил и стал отирать пыль с платья. — Какая у вас пыль везде! — сказал он. — Все Захар! — пожаловался Обломов. — Ну, мне пора! — сказал Волков. — За камелиями для букета Мише. Au revoir. — Приезжайте вечером чай пить, из балета: расскажете, как там что было, — приглашал Обломов. — Не могу, дал слово к Муссинским: их день сегодня. Поедемте и вы. Хотите, я вас представлю? — Нет, что там делать? — У Муссинских? Помилуйте, да там полгорода бывает. Как что делать? Это такой дом, где обо всем говорят… — Вот это-то и скучно, что обо всем, — сказал Обломов. — Ну, посещайте Мездровых, — перебил Волков, — там уж об одном говорят, об искусствах; только и слышишь: венецианская школа, Бетховен да Бах, Леонардо да Винчи… — Век об одном и том же — какая скука! Педанты, должно быть! — сказал, зевая, Обломов. — На вас не угодишь. Да мало ли домов! Теперь у всех дни: у Савиновых по четвергам обедают, у Маклашиных — пятницы, у Вязниковых — воскресенья, у князя Тюменева — середы. У меня все дни заняты! — с сияющими глазами заключил Волков. — И вам не лень мыкаться изо дня в день? — Вот, лень! Что за лень? Превесело! — беспечно говорил он. — Утро почитаешь, надо быть au courant всего, знать новости. Слава богу, у меня служба такая, что не нужно бывать в должности. Только два раза в неделю посижу да пообедаю у генерала, а потом поедешь с визитами, где давно не был; ну, а там… новая актриса, то на русском, то на французском театре. Вот опера будет, я абонируюсь. А теперь влюблен… Начинается лето; Мише обещали отпуск; поедем к ним в деревню на месяц, для разнообразия. Там охота. У них отличные соседи, дают bals champetres. С Лидией будем в роще гулять, кататься в лодке, рвать цветы… Ах!.. — И он перевернулся от радости. — Однако пора… Прощайте, — говорил он, напрасно стараясь оглядеть себя спереди и сзади в запыленное зеркало. — Погодите, — удерживал Обломов, — я было хотел поговорить с вами о делах. — Pardon, некогда, — торопился Волков, — в другой раз! — А не хотите ли со мной есть устриц? Тогда и расскажете. Поедемте, Миша угощает. [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ] [ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] / Полные произведения / Гончаров И.А. / Обломов | Смотрите также по произведению «Обломов»: |
8e296a067a37563370ded05f5a3bf3ec Часть 1 Главный герой произведения Илья Ильич Обломов. Ему тридцать два года. Живет он в Санкт-Петербурге на Гороховой улице. Описание в романе начинается с утра одного из дней. Обломов как обычно лежит в постели. Вообще ленивый образ жизни и постоянное лежание — основные черты, которые присущи герою. Его слуга Захар уже полностью привык к такому образу жизни барина. Утром к Обломову приходят Волков, Судьбинский, Пенкин. Все они пытаются расшевелить героя, заставить его посетить светское праздничное гуляние. Обломов рассказывает им о своих проблемах, но они мало интересуют посетителей. Только один друг Ильи Ильича – Андрей Штольц может помочь ему разобраться в хозяйственных проблемах поместья. Его-то герой и ждет с нетерпением. Обломов, переехав в столицу, пытался привыкнуть и влиться в светскую жизнь. Но герой почувствовал свою ненужность и лег в итоге на свой диван. Этим днем Обломов уснул. Сон погрузил его в родное село с мирной и спокойной жизнью. У жителей Обломовки нет никаких забот и проблем. Сон прервался сообщением о приезде Андрея Ивановича Штольца. Часть 2 Штольц был давним другом Обломова. Его детство прошло в соседнем с Обломовкой селе Верхлеве. С Ильей Ильичем Андрей Иванович были ровесниками. Но они представляли собой полные противоложности друг друга. Штольц в силу своего воспитания, рано сформировался как личность. Он был очень активен и находился в постоянном движении. Штольц решает вытащить Обломова из постели. Он везет его в гости к разным людям. Энергия Штольца положительно влияет на Обломова. Он начинает вставать утром, пишет, читает книги и газеты. Многие знакомые просто шокированы такими изменениями. Однажды, душа Обломова просто потрясена. Он влюбляется в Ольгу Ильинскую. Но девушка слишком требовательна к герою, многое в нем она не понимает. Часть 3 Пока Штольц отсутствует в городе, Обломов попадает под влияние Тарантьева и переезжает в новую квартиру на Выборгскую сторону. Проблемы окружают героя вновь. Он не умеет бороться с жизнью, управлять имением, разбираться в людях. Как-то Обломов знакомится с Агафьей Пшеницыной. Атмосфера ее дома очень похожа на родную Обломовку. Постепенно Пшеницына начинает контролировать все хозяйство героя. Существование Обломова опять начинает напоминать сладостный сон. Иногда покой нарушается встречами с Ольгой Ильинской. Слухами об их свадьбе Обломов возмущен, он оказывается опять не готов к принятию решений. Ольга окончательно отворачивается от него. Часть 4 Обломов проболел около года. Агафья Матвеевна по-прежнему заправляла хозяйством. Она даже поняла, что полюбила Обломова. Их жизнь становится очень размеренной и спокойной. Ольга тем временем решает выйти замуж за вернувшегося из-за границы Штольца. Через несколько лет Штольц посещает Обломова. Он находит своего друга в прежнем состоянии. Приезд друга совершенно не тревожит Обломова. Он лишь просит Штольца позаботиться о его сыне Андрее, которого родила Агафья Матвеевна. После смерти Обломова она полностью посвятила себя сыну. Илья Ильич Обломов, главный герой романа, жил на Гороховой улице. Этому человеку было примерно 32-33 года. Он был среднего роста, довольно приятной наружности. Глаза Ильи Ильича были темно-серые. В чертах его лица отсутствовала сосредоточенность, не было следов какой-либо идеи. Иногда взгляд Обломова омрачался выражением какой-то скуки или усталости, которые, однако, не сгоняли с его лица мягкости, присущей не только его лицу, но и всей его фигуре и душе. Обломов выглядел не по летам обрюзгшим и, кроме того, тело его казалось слишком изнеженным для мужчины. Никакая тревога не побуждала его к действию, обычно она разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте. Большую часть дня, а иногда и весь день, Обломов проводил лежа в своем излюбленном домашнем халате, просторном до того, что им можно было обернуться дважды. Квартира Ильи Ильича состояла из четырех комнат, но пользовался он только одной, в остальных мебель была закрыта чехлами, а шторы спущены. Все комнаты, включая и ту, где постоянно находился Илья Ильич, были «украшены» бахромой из паутины, толстый слой пыли на предметах указывал на то, что уборка здесь делается весьма редко. Илья Ильич проснулся против обыкновения очень рано, часов в восемь. Причиной тому послужило письмо старосты, присланное накануне, в котором сообщалось о неурожае, недоимках, уменьшении дохода и т. п. После первого письма (это было третьим), присланного несколько лет назад, наш герой начал планировать различные улучшения и перемены в управлении своим имением, но до сих пор этот план оставался неоконченным. Мысль о том, что необходимо срочно принять какое-то решение, угнетала Обломова, и когда пробило половину десятого, он стал звать Захара. Вошел Захар. Погруженный в задумчивость, Илья Ильич долго не замечал его. Наконец тот кашлянул. Захар спросил, зачем его звали, на что Обломов ответил, что он не помнит, и отослал своего слугу назад. Прошло с четверть часа. Илья Ильич снова позвал Захара и велел сыскать письмо от старосты. А еще через какой-то промежуток времени он вовсю бранил того за грязь и беспорядок, и все потому, что не смог найти носовой платок, который находился под ним же в постели. Едва только Илья Ильич стал приподниматься на постели, чтоб встать, Захар сообщил ему, что хозяева просят освободить квартиру. Обломов повернулся на спину и стал думать. Но он не знал, о чем думать, о счетах, о переезде на новую квартиру или о письме старосты. Так он и ворочался с боку на бок, не в силах ничего предпринять. Когда в передней раздался звонок, Илья Ильич еще лежал в постели. «Кто бы это так рано?» — подумал он. На этом заканчивается краткое содержание 1 главы романа «Обломов».
В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов. Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока. Иногда взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки; но ни усталость, ни скука не могли ни на минуту согнать с лица мягкость, которая была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей души; а душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, руки. И поверхностно наблюдательный, холодный человек, взглянув мимоходом на Обломова, сказал бы: «Добряк должен быть, простота!» Человек поглубже и посимпатичнее, долго вглядываясь в лицо его, отошел бы в приятном раздумье, с улыбкой. Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может быть, того и другого. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины. Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга; но редко тревога эта застывала в форме определенной идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте. Как шел домашний костюм Обломова к покойным чертам лица его и к изнеженному телу! На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире. Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами заменил свой первобытный, естественный лоск другим, благоприобретенным, но все еще сохранял яркость восточной краски и прочность ткани. Халат имел в глазах Обломова тьму неоцененных достоинств: он мягок, гибок; тело не чувствует его на себе; он, как послушный раб, покоряется самомалейшему движению тела. Обломов всегда ходил дома без галстука и без жилета, потому что любил простор и приволье. Туфли на нем были длинные, мягкие и широкие; когда он, не глядя, опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу. Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием. Когда он был дома – а он был почти всегда дома, – он все лежал, и все постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приемной. У него было еще три комнаты, но он редко туда заглядывал, утром разве, и то не всякий день, когда человек мел кабинет его, чего всякий день не делалось. В трех комнатах мебель закрыта была чехлами, шторы спущены. Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шелковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей. Но опытный глаз человека с чистым вкусом одним беглым взглядом на все, что тут было, прочел бы только желание кое-как соблюсти decorum неизбежных приличий, лишь бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об этом, когда убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками. Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево местами отстало. Точно тот же характер носили на себе и картины, и вазы, и мелочи. Сам хозяин, однако, смотрел на убранство своего кабинета так холодно и рассеянно, как будто спрашивал глазами: «Кто сюда натащил и наставил все это?» От такого холодного воззрения Обломова на свою собственность, а может быть, и еще от более холодного воззрения на тот же предмет слуги его, Захара, вид кабинета, если осмотреть там все повнимательнее, поражал господствующею в нем запущенностью и небрежностью. По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки. Если б не эта тарелка, да не прислоненная к постели только что выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежащий на ней, то можно было бы подумать, что тут никто не живет, – так все запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия. На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха. Илья Ильич проснулся, против обыкновения, очень рано, часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал не то страх, не то тоска и досада. Видно было, что его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на помощь. Дело в том, что Обломов накануне получил из деревни, от своего старосты, письмо неприятного содержания. Известно, о каких неприятностях может писать староста: неурожай, недоимки, уменьшение дохода и т. п. Хотя староста и в прошлом и в третьем году писал к своему барину точно такие же письма, но и это последнее письмо подействовало так же сильно, как всякий неприятный сюрприз. Легко ли? предстояло думать о средствах к принятию каких-нибудь мер. Впрочем, надо отдать справедливость заботливости Ильи Ильича о своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в порядке управления своим имением. По этому плану предполагалось ввести разные новые экономические, полицейские и другие меры. Но план был еще далеко не весь обдуман, а неприятные письма старосты ежегодно повторялись, побуждали его к деятельности и, следовательно, нарушали покой. Обломов сознавал необходимость до окончания плана предпринять что-нибудь решительное. Он, как только проснулся, тотчас же вознамерился встать, умыться и, напившись чаю, подумать хорошенько, кое-что сообразить, записать и вообще заняться этим делом как следует. С полчаса он все лежал, мучась этим намерением, но потом рассудил, что успеет еще сделать это и после чаю, а чай можно пить, по обыкновению, в постели, тем более что ничто не мешает думать и лежа. Так и сделал. После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее. Пробило половина десятого, Илья Ильич встрепенулся. – Что ж это я в самом деле? – сказал он вслух с досадой, – надо совесть знать: пора за дело! Дай только волю себе, так и… «Обломов» — самый известный роман, который по праву считается пиком творческой карьеры писателя И.А. Гончарова. Роман входит в состав трилогии вместе с произведениями «Обрыв» и «Обыкновенная история». Внимание автор уделяет главной проблеме современности – «обломовщине». Писатель рассказывает историю человека, личность которого постепенно угасает. При этом внимание также уделяется быту и душевной организации. Итак, роман «Обломов», краткое содержание по главам. Изложение сюжета романа Обломов по главам следует начать со знакомства с героями. Главным персонажем и по совместительству дворянином является Илюша Обломов. Отличается ленью и полным бездействием. Предпочитает проводить дни в мечтаниях. К второстепенным героям романа «Обломов» относятся:
В романе также присутствуют другие друзья и знакомые, которые влияют на ход событий. Если вы желаете ознакомиться с романом «Обломов» краткое содержание по книге предлагаем далее. Обломов в кратком содержании поможет восстановить и вспомнить пройденный в школе материал.
Часть 1Главы 1-4В первой части внимание уделено внешности главного героя Илюши Обломова и полному отсутствию порядка в его комнате. Илья Ильич получает письмо, в котором староста требует навести порядок в родном поместье, однако ничего конкретного не предпринимает, а лишь мечтает, как это можно сделать. Обломова посещают друзья, которые хотят позвать с собой главного героя. Алексеев приглашает его в Екатерингоф. На оба предложения следует отказ. Приходит письмо от старосты, в котором детально описаны убытки родового поместья. Обломов пытается получить совет по поводу старосты. Собравшиеся гости приходят к мнению, что он мошенник. Планируют написать письмо губернатору с жалобой. Главы 5-10Описание биографии Ильи Ильича. Он живет в Петербурге первые двенадцать лет своей жизни. Унаследовал губернию после смерти родителей. В молодости активно работал и всегда стремился к лучшему. Два года назад, после того, как по причине невнимания не туда отправил документ, решил уволиться самостоятельно. После этого стал ленивым, и только Андрей Штольц иногда выводил его в люди. Чтение для Ильи являлось сущим наказанием. Все время он планировал и представлял себя великим человеком. Самая длинная поездка для Ильи Ильича была из Москвы в родное поместье. Описание личности Захара. Это ленивый, вороватый человек, который обожал жить за счет барина и постоянно сплетничал. Мечты о восстановлении поместья. В нем герой представлял себя с женой и детьми. Далее пишет письмо губернатору, но затем уничтожает. Захар противится переезду и пытается всячески переубедить барина. Важное место в романе занимает описание сна с картинами райского детства. Обломов погружается в общение с матерью и няней. Вспоминает счастливые моменты отрочества в пансионе Штольца, семейные застолья и особенности интерьера Обломовки. Самым приятным в этом периоде было выполнение слугами любых его прихотей. Слуга жаловался на барина остальным, но после его пробуждения начал расточать похвалы. Глава 10 заканчивается приездом Андрея Штольца. Часть 2Главы 1-5Вторая часть начинается с описания судьбы Андрея Штольца. Отец и мать уделяли внимание воспитанию сына, привили ему любовь к книгам, музыке, искусству. Андрей был веселым и жизнерадостным ребенком. После окончания университета отец отправил его в Петербург. Штольц отличается внешней и внутренней привлекательностью. Среди черт его характера следует отметить настойчивость и рациональность. Обломов вновь оказывается в квартире, жалуется Штольцу на проблемы с поместьем и необходимым переездом. Последний удивляется лени и настаивает на выходе из дома. Обломова простимулировали слова Штольца. Он покупает вещи для путешествия в Париж. Однако происходит знакомство с Ольгой Сергеевной. Андрей в нее влюбляется и выкупает дачу напротив ее тети. Поддавшись чувствам, он выкрикивает о любви, когда она пела песню. Ситуация смущает всех гостей, поэтому он выбегает из комнаты. Главы 6-12Захар решается жениться на Анисье, которая отличается высокой проворностью. Илья Ильич замечает кокетство Ольги со Штольцем, поэтому начинает себя мысленно сравнивать с ним. Обломов в гостях у Марьи Михайловны скучал и ждал прихода Ольги. Своим пением она разочаровала, поэтому главный герой ушел домой. Его мучило такое изменение. Ильинская инициирует встречу с Обломовым в парке, на прогулке подает ему руку. Это он считает проявлением любви с ее стороны. Влюбленные проводят много времени вместе. Девушка старается вывести своего возлюбленного из состояния бездействия и предлагает читать книги, ходить в гости. Он разочаровывается в девушке, поняв, что был влюблен только в ее образ. Если читать краткое содержание Обломов, то в данной главе можно отметить нежелание главного героя обременять себя чем-либо. Он пишет письмо Ольге, в котором усомнился в ее чувствах и прощается. Девушка расстроилась и оскорбилась. Парень успокаивает ее. При этом он передумал с ней прощаться и говорит о своих чувствах. Штольц полностью уладил проблемы с поместьем. Ольга больше не хочет встречаться тайком, поэтому решает заявить всем об отношениях. Часть 3Подробное описание по частям продолжается следующими событиями:
Часть 4Иллюстрация к роману «Обломов», краткое содержание по главам:
Главы 6-11Андрей посещает Обломовку и рассказывает об изменениях в своем семейном положении. Главный герой поздравляет и жалуется на финансовое положение. Андрей утверждает, что регулярно помогал ему материально. Он хотел забрать друга с собой, но тот попросил подождать еще месяц. Штольц заметил его особые отношения с хозяйкой квартиры. Происходит драка и ссора с Тарантьевым. Штольц устроил хозяйство в Обломовке, поэтому у героя появились средства для существования. Однажды с ним случается удар. Врач рекомендует вести более подвижный образ жизни и правильно питаться. Штольц с Ольгой пытаются вытащить человека из дома, но их попытка не увенчалась успехом. Главный герой умер от апоплексического удара через 5 лет. Их сына взял себе на воспитание Штольц, поэтому Агафья сильно затосковала. Друг хотел взять себе и Захара, но тот не захотел уезжать далеко от могилы хозяина. Он сказал, что причиной погибели Ильи Ильича стала «Обломовщина».
Полезное видеоВыводДуша главного героя была нерасчетливой, что привело к чрезмерному однообразию и пассивности. Вконтакте |
краткий пересказ, глава в сокращении
Данный эпизод можно найти в IX главе 1-ой части романа (см. полный текст эпизода
).
Краткое содержание главы «Сон Обломова»: пересказ сюжета, глава в сокращении
1. Обломов в родной деревне ОбломовкаВ начале сна Обломов видит свою родную деревню Обломовка. Это тихое место в глубинке России. Жизнь в Обломовке протекает размеренно и однообразно. Семья Обломова — это добрые, спокойные, но ленивые люди, которые не видят пользы в труде. Жители Обломовки мало грустят и не задумываются о смысле жизни, поэтому они всегда веселы и здоровы.
2. Обломов видит себя 7-летним мальчиком
В продолжение сна Обломов видит себя 7-летним мальчиком у себя в деревне. 7-летний Илюша — это веселый, полный, здоровый мальчик, которому интересно все вокруг. Илюша хочет бегать и резвиться, но родители слишком опекают его. Они не дают Илюше сделать ни шагу самостоятельно, боясь, что мальчик ударится, перегреется на солнце, простудится и т.д.
В Обломовке принято спать днем: каждый день в полдень обломовцы ложатся спать и вся Обломовка затихает. Спят и хозяева, и крестьяне. Даже старушка-няня Илюши засыпает. В эти моменты Илюша наконец обретает свободу и делает все, что хочет. Он бежит туда, куда его обычно не пускают: на голубятню, в канаву, к оврагу. Когда все просыпаются, Илюша успевает вернуться к няне.
3. Обломов видит себя 13-14-летним мальчиком
В продолжение сна Обломов видит себя 13-14-летним мальчиком. Обломов учится в пансионе, который организовал немец Штольц, живущий неподалеку. В этом пансионе с Обломовым учится Андрей Штольц. Учась в пансионе, Андрей помогает ленивому Илюше делать уроки.
Родители Обломова не видят смысла в учебе и знаниях. Они под любым предлогам оставляют Илюшу дома. Чтобы сын не ехал на учебу, родители находят массу оправданий: праздники, холод, жара, приезд гостей и т.д. Иногда Илюша пропускает нескольку недель учебы подряд.
14-летний Илюша — это резвый и живой мальчик. Он хочет изучать мир, но родители не дают ему свободы. Зимой родители держат Илюшу дома, чтобы тот не простудился. По утрам слуга Захар одевает Илюшу. Днем слуги исполняет любой каприз мальчика. В результате резвый и живой Илюша превращается в вялого и несамостоятельного человека.
Конец сна.
Таково краткое содержание главы «Сон Обломова» из романа «Обломов» Гончарова: краткий пересказ, глава в сокращении.
Федор Достоевский “Идиот”. Мышкин устраивается в пансионе
ОБРАЗ ЗАХАРА И ЕГО РОЛЬ В РАСКРЫТИИ ХАРАКТЕРА. В романе И. А. Гончарова «Обломов» парадоксальным двойником главного героя выступает его старинный и преданный крепостной слуга Захар, хранящий верность фамильным портретам, преданиям о старинном быте и важности дома Обломовых.
При первом знакомстве мы встречаемся с пожилым человеком, которому за пятьдесят. В молодости он служил лакеем в барском доме в Обломовке, потом был произведен в дядьки к Илье Ильичу, а позднее, в Петербурге, стал его камердинером.
От природы Захар был ленив. Он родился и вырос в благословенном уголке, где «все тихо и сонно». Как и все крепостные Обломовых, он был тихого нрава, не подвержен сильным страстям, не стремился к отважным предприятиям, а представления о внешнем мире имел самые ограниченные. Все крестьяне в Обломовке жили такой же тихой счастливой жизнью, так как были убеждены, «что все другие живут точно так же и что иначе — грех».
Лакейская служба развила в Захаре полученную от природы леность до крайних пределов. Мы узнаем, что в молодости он был «проворным, прожорливым и лукавым парнем» (именно таким его помнит Обломов). Когда же он стал лакеем, его обязанностью было провожать господ в церковь и гости. Поначалу он изнывал от скуки, стремился убежать из прихожей, но барин Илья Иванович пресе кал эти попытки. Все чаще и чаще Захар оставался дремать в прихожей, сплетничал в людской и на кухне или часами стоял у ворот. После того как он был произведен в дядьки к маленькому Илюше, и вовсе стал считать себя аристократической принадлежностью барского дома, предназначенной для полноты и блеска старинной фамилии. Он одевал утром и раздевал вечером барчонка, а остальное время не делал ничего.
Захар получил воспитание и приобрел манеры в деревне, на просторе и вольном воздухе, где ничто не стесняло его движений, потому, попав в город, в стесненное пространство квартиры, он выглядит неуклюжим и чувствует себя неловко. Поэтому он старается не «изменить не только данного ему Богом образа, но и своего костюма, в котором ходил в деревне».
Писатель наделил Захара выразительной и комичной внешностью. Главной деталью его портрета являются «голый, как колено, череп» и «необъятно широкие» и густые с проседью бакенбарды, «из которых каждой хватило бы на три бороды». Он дорожит своими бакенбардами, аристократическим украшением многих слуг, которых он видел в своем детстве. Бакенбарды напоминают Захару о его прежней службе и былом величии дома Обломовых, они же запечатлевают и трагические изменения в его судьбе: «…бакенбарды были по-прежнему большие, но смятые и перепутанные, как войлок, в каждой точно положено было по кому снега ». А вот одежда, несмотря на стремление «не изменить», — самая динамичная деталь в образе Захара. Она обозначает все этапы его карьеры слуги. В Обломовке Захар носил ливрею — форменную одежду лакеев, расшитую мишурной тесьмой. В Петербурге на Гороховой он сменил ливрею на сюртук с медными пуговицами, а в доме Пшеницыной носит непонятного вида одежду. Ливрея, сюртук, куртка, полинявшая шинель без одной полы словно повторяют костюмы Обломова (халат, прекрасно сшитый сюртук и снова халат).
Женился Захар в пятьдесят пять лет, «вследствие ли разрыва с кумой или так, по убеждению, что человек должен быть женат». В жены взял «живую, проворную бабу» Анисью из петербургской обслуги. Анисья добровольно взяла на себя все обязанности по дому и бессознательно разделила судьбу мужа, неразрывно связанную с жизнью, домом и особой Ильи Ильича Обломова.
Захар — зеркальное отражение Обломова. «Барин, кажется, думал: «Ну, брат, ты еще больше Обломов, нежели я сам», а Захар чуть ли не подумал: «Врешь! Ты мастер говорить мудреные да жалкие слова, а до пыли и до паутины тебе и дела нет». Захара вообще отличают постоянное брюзжание и строптивость, упрямство, неповоротливость, о которой уже говорилось, а также неряшливость, неопрятность и преклонение перед барством, но прежде всего — лень. Раз и навсегда определив для себя круг своих обязанностей, он старался никогда за него не переступать и «никакими средствами нельзя было заставить его внести новую постоянную статью в круг начертанных им занятий». Свое желание отгородиться от новой, столичной жизни (которая несет с собой новые обязанности) и свою лень он силится обосновать даже философски. Вот отчего он уподоблен Обломову, «сращен с ним».
Захар и Обломов постоянно ссорятся. Конфликты возникают из- за нерадивости и лености Захара, и в такого рода стычках он, как правило, выходит победителем. Лишь только возникает необходимость что-то сделать по дому, Захар доказывает, что это повлечет громадную возню, хорошо зная, что сама мысль о каких-либо действиях в доме приводит Илью Ильича в ужас. Но Обломова выводит из себя не столько леность слуги, сколько его душевная грубость и нетактичность. За свою жизнь Захар не изменил не только своей внешности и привычек, не вышел за круг своих обязанностей, он не изменил также и своей внутренней сути, оставаясь равнодушным к чувствам и переживаниям барина.
Несмотря на способность методически изводить один другого, Захар и Илья Ильич неразрывно связаны, просто немыслимы друг без друга. Без помощи Захара Обломов «не умел ни встать, ни лечь спать, ни быть причесанным и обутым, ни отобедать». Захар же «не умел представить себе другого барина, кроме Ильи Ильича, другого существования, как одевать, кормить его, грубить ему, лукавить, лгать.и в то же время внутренне благоговеть перед ним». Он безгранично верен и предан своему барину и всему, что носит имя Обломова. Он, не задумываясь, сгорел бы или утонул за барина. И Обломовку он любил, « как кошка свой чердак, лошадь — стойло, собака — конуру, в которой родилась и выросла».
Именно Захар — первая и последняя инстанция, препятствующая Обломову вырваться, выйти из круга обломовщины. Это он своей грубостью и приземленностью разрушил, пусть и невольно, в воображении Обломова поэтический идеал свадьбы с Ольгой. После слов Захара: «Стало быть, свадьба-то после Рождества будет? …Известно какая: ваша!.. Ведь вы женитесь? …Люди Ильинские еще летом сказывали… Разве я выдумал?» — краски в романтических мечтаниях Обломова становятся другими. Он ясно увидел вдруг, что «тут же, в толпе, был грубый, неопрятный Захар и вся дворня Ильинских, ряд карет, чужие, холодно-любопытные лица… мерещилось все такое скучное, страшное…» После смерти Ильи Ильича Обломова завершается и судьба Захара. Он не может жить в чужом доме, не может служить другому барину. Такие слуги, как Захар, не подходили новому времени и новым господам, которые не прощали слугам неловкости, неопрятности и грубости. Теперь требовались грамотные, проворные, ловкие и умелые лакеи, камердинеры, швейцары. Время Захаров прошло.
В одном из откликов на роман Гончарова говорилось о том, что Захар и Обломов «выросли на одной и той же почве, пропитались одними и теми же соками».
Крепостнический уклад жизни сформировал и барина, и его слугу, лишил обоих уважения к труду, воспитал безделье и праздность. Захар действительно едва ли не «еще больше Обломов», чем сам Илья Ильич. Ценность этого образа в том, что Захар представляет в романе всех крепостных Обломовки. Он — один из «трехсот Захаров», и основная его функция состоит в типизации и дополнительной обрисовке образа центрального героя. Но при этом он интересен и колоритен и сам по себе. Не случайно ему посвящена в романе особая глава первой части, а критика называла его.«целой поэмой» о прошлом России.
ОБЛОМОВ
(Роман. 1859)
Захар — слуга Ильи Ильича Обломова. Этому типу Гончаров посвятил специальный очерк, озаглавленный «Слуги старого века», в котором вспоминает хорошо известных ему представителей этого сословия, людей старой закалки, с трудом вживающихся в новые жизненные условия. Литературная родословная 3. идет от пушкинского Савельича («Капитанская дочка»). При всей разности характеров первого, развращенного жизнью в Петербурге и патологической ленью своего барина, и второго — вечного дядьки, для которого питомец остается малым, неразумным ребенком едва ли не на всю жизнь, сближает их одержимая верность не только своему барину, но и всему его роду.
3. — «пожилой человек, в сером сюртуке, с прорехою под мышкой… в сером же жилете, с медными пуговицами, с голым, как колено, черепом и с необъятно широкими и густыми русыми с проседью бакенбардами, из которых каждой стало бы на три бороды… Дом Обломовых был когда-то богат и знаменит в своей стороне, но потом, Бог знает отчего, все беднел, мельчал и, наконец, незаметно потерялся между нестарыми дворянскими домами. Только поседевшие слуги дома хранили и передавали друг другу верную память о минувшем, дорожа ею, как святыней».
Портрет 3., изображающий смешную и нелепую внешность, дополняется и особым голосом: герой не говорит, а ворчит, как собака, или хрипит. Голос же, данный Богом, по словам 3., «он потерял на охоте с собаками, когда ездил со старым барином и когда ему дунуло будто сильным ветром в горло».
Полное равнодушие к сору, пыли, грязи отличает этого слугу от других слуг-персонажей отечественной литературы. 3. на этот счет составил собственную философию, не позволяющую бороться ни с грязью, ни с тараканами и клопами, раз они выдуманы самим Господом. Когда Обломов приводит своему слуге в пример живущее напротив семейство настройщика, 3. приводит в ответ следующие аргументы, в которых видна незаурядная наблюдательность: «А где немцы сору возьмут? Вы поглядите-ко, как они живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит на сына, а с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки коротенькие: все поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкафах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да с пивом и выпьют».
При внешней разболтанности 3., однако, довольно собран. Извечная привычка слуг старого века не дает ему разбазаривать барское добро — когда земляк Обломова, жулик Тарантьев, просит Илью Ильича дать ему на время фрак, 3. немедленно отказывает: пока не будут возвращены рубашка и жилет, ничего больше Тарантьев не получит. И Обломов теряется перед его твердостью.
Верность 3. своему барину и всем давно забытым устоям родной Обломовки воплощена ярче всего в эпизоде, когда Обломов наставляет своего слугу привычным и самым действенным способом — прибегая к «жалким словам» и называя 3. «ядовитым человеком». В минуту раздражения 3. позволил себе сравнить Обломова с другими, которые и с квартиры на квартиру легко переезжают, и за границу отправляются. Это вдохновляет Илью Ильича на грозную и гордую отповедь о невозможности сравнивать его, Обломова, с кем бы то еще ни было. И это пробирает 3. больше, нежели ругательства: он и сам чувствует, что переступил какую-то запретную границу, уподобив своего барина другим людям.
3. не лишен и недостатков. Гончаров определяет своего персонажа как «рыцаря со страхом и упреком», который «принадлежал двум эпохам, и обе наложили на него печать свою. От одной перешла к нему по наследству безграничная преданность к дому Обломовых, а от другой, поздней, утонченность и развращенность нравов». 3. любит выпить с приятелями, посплетничать на дворе с другими слугами, порой приукрашивая своего барина, порой же выставляя его таким, каким Обломов никогда не был. Может 3. при случае и прикарманить деньги — не крупные, медные, но непременно оставляет себе сдачу от покупок. Все, к чему 3. прикасается, бьется, ломается — к началу повествования в доме Обломова уже совсем мало целых вещей, будь то стул или чашка. Еду барину 3. подает, как правило, уронив то булку, то вилку…
И еще черта, характерная для смешения двух эпох, на которые указал Гончаров: «Захар умер бы вместо барина, считая это своим неизбежным и природным долгом, и даже не считая ничем, а просто бросился бы на смерть, точно так же, как собака, которая при встрече с зверем в лесу бросается на него, не рассуждая, отчего должна броситься она, а не ее господин. Но зато, если б понадобилось, например, просидеть всю ночь подле постели барина, не смыкая глаз, и от этого бы зависело здоровье или даже жизнь барина, 3. непременно бы заснул».
С годами все больше и отчетливее вырисовывается нерасторжимая связь между Ильей Ильичом и 3. — как два последних представителя Обломовки, являющейся лишь прекрасным сном, они каждый по-своему свято хранят в душе те «преданья старины глубокой», что сформировали их жизни, характеры и взаимоотношения. Даже когда 3. неожиданно женится в середине романа на кухарке Анисье, значительно более ловкой, умелой и чистоплотной, он старается по возможности не допускать ее к Илье Ильичу, выполняя сам привычные работы, без которых не мыслит жизни.
Жизнь его действительно заканчивается со смертью Ильи Ильича, превратившись в ненужное и горькое прозябание. После смерти Обломова вскоре умерла и жена 3. Анисья, а домохозяйка Агафья Матвеевна Пшеницына, ставшая женой Ильи Ильича Обломова, не смогла при суровом «братце» держать 3. в доме. Единственное, чем в состоянии помочь Пшеницына 3., это давать ему на зиму немного теплой одежды да изредка подкармливать. В финальном эпизоде друг Обломова Андрей Штольц встречает 3., нищего, почти ослепшего, выпрашивающего милостыню старика, у церкви на Выборгской стороне. Но предложение уехать в деревню, где Штольц позаботится о нем, не соблазняет 3.: он не хочет оставить без присмотра могилу Ильи Ильича, возле которой, придя помянуть своего барина, только и находит умиротворение.
Роман «Обломов» занимает центральное место в творчестве Гончарова. Это произ-ведение, по выражению М. Горького, один из «самых лучших романов нашей лите-ратуры». В основе романа — жизнь и несбывшиеся планы Ильи Ильича Обломова. В сущности, композиция романа отличается лаконичностью: Обломов лежит; Обломов вспоминает детство; любовь героя к Ольге; Выборгская сторона.
Образ героя давно уже стал нарицательным, и слово «обломовщина» означает лень, фантастическую, глобальную лень и нежелание что-либо делать. Образ Ильи Обломова в романе прописан четко и выразительно, с анализом причин, приведших к характерному для Ильи Ильича стилю жизни. И образ каждого из персонажей призван, помимо самостоятельного значения, глубже раскрыть образ главного героя.
Захар — слуга Обломова — всегда рядом с ним. С первых страниц романа мы видим Илью Ильича, развалившегося на диване, и Захара на печи. Роль образа Захара в раскрытии образа Ильи. Обломова сложно переоценить. Захар — порождение той же жизни, что и Обломов. В некоторой степени, Захара можно назвать копией Ильи Ильича, только из другого общественного класса. Обломов лежит на диване — Захар, в сущности, тоже достаточно индифферентная личность. Обломов оправдывает свое бездействие плохим самочувствием, необходимостью подумать и т.д. Захар говорит, что не убирается, потому как барин ему не дает это сделать.
В начале романа показана жизнь Обломова — герой лежит на диване и принимает гостей. Лежание — его образ жизни, Обломов неразделим со своим халатом и мягкими удобными домашними туфлями. Обломова совершенно не волнует, В каком состоянии его жилище. Его не беспокоят залежи пыли. Но Захар тоже обращает на интерьер внимание в очень редких случаях: если ему об этом скажут.
Захар и Обломов во многом очень похожи. Оба они из Обломовки, оба выросли в одной и той же обстановке, получили одинаковое воспитание, с некоторой поправкой на общественный круг. То есть и Обломов, и Захар выросли в атмосфере неги, медлительности и бездействия. Жизнь, состоящая из еды и сна, наложила свой отпечаток на Илью Обломова. Но Захар также не миновал подобной судьбы. Его понятия нормальной жизни сводятся к тихому и мирному сельскому существованию, когда не нужно никуда спешить, чистить барину одежду и особенно часто убираться в квартире.
Все делается долго и обстоятельно, но ничто, в сущности, не доделывается до конца. Захар своим образом оттеняет и дополняет образ Обломова. Захар — тот же Обломов, только из другого общественного слоя. Гончаров включением в роман такого «двойника» Обломова добился значительной масштабности и обобщенности повествования. Если бы Захара не было, допустим, слугой Ильи Ильича стал бы расторопный малый, исполняющий свои обязанности, в лице Обломова читатель мог прежде всего увидеть обленившееся барство. Но глобальная лень — обломовщина — не минует любого, неспособного ей противиться.
Обломовщина — это не только Обломов, но и Захар с его рабской преданностью барину, и одновременно — нежеланием менять устоявшийся быт, совершенствовать себя и окружающий мир.
Обломову свойственно мечтать, строить заведомо несбыточные планы. Несбыточные потому, что Илья Ильич не научился действовать. Ему это слишком тяжело, совершенно не возникает желания пошевелиться, подняться с дивана. Он сам себе придумывает нелепые оправдания — нездоровье и прочее, когда в начале романа его пытаются отвезти в гости. Захар — такой же мечтатель, ему также нравится ничего не делать. На мой взгляд, здесь возникает взаимная зависимость героев друг от друга. Захар предан барину душой и телом, привык к размеренному существованию и традиционному укладу жизни. Обломов же, в сущности, ничего не умеет и ничего не способен совершить самостоятельно. В итоге Илья Ильич зависит от своего слуги так же, если не больше, чем Захар от барина. Читая страницы романа, мы понимаем, что Захар — даже более самостоятельный, менее зависимый человек. Илья Обломов не может заставить Захара сделать то, что нужно ему. Если, конечно, слуга сам не пожелает исполнить волю барина. Как писал Добролюбов, «чего Захар не захочет, того Илья Ильич не может заставить его сделать, а чего захочет Захар, он сделает и против воли барина, и барин покорится». Зависимость Обломова от Захара дает последнему замечательную возможность спокойно спать на своей лежанке. Зависимость Захара от Обломова позволяет Илье Ильичу надеяться на действия слуги, самому же — спокойно погрузиться в мечты.
Итак, подведем итоги. Роль образа Захара в раскрытии характера Обломова чрезвычайно велика. Захар — двойник Ильи Ильича. В сущности, этих двух героев даже нельзя полностью разделить, разграничить. Обломов и Захар — это две стороны одной медали. Два героя, воспитанные почти в одинаковых условиях, они одинаково неспособны жить полноценной настоящей жизнью.
Роман Гончарова «Обломов» украсил русскую классическую литературу середины XIX века. Имя его центрального персонажа — Ильи Ильича Обломова — стало нарицательным.
Впрочем, на страницах романа вместе с главным героем живут и яркие «типажи людского моря России» начала XIX века. Особую роль в сюжете книги играет своеобразный тандем слуги и барина «Захар — взаимоотношений этих персонажей показалась Гончарову настолько важной, что он написал отдельный очерк. Таких людей, как Захар, писатель называл «слугами старого века». Этот типаж характерен для дворянской среды и ведет свою литературную родословную от Савельевича из пушкинской «Капитанской дочки».
Внешность слуги Захара
Как выглядит Захар в романе это нескладный, неопрятный, лысый, пожилой, но еще крепкий человек с непропорционально большими с проседью бакенбардами. Он, обладая природным здравым смыслом, является «вечным дядькой» для своего барина, которого воспринимает, несмотря на возраст, «дитем малым». Характерен голос Захара — хриплый, лающий. Как он сам объясняет причину случившегося на охоте со старым барином: «Ветер в горло попал».
От Ильи Ильича Обломова он перенял всепобеждающую лень. Слуга одет безвкусно, но не по-сельски: в серый сюртук, серую жилетку с медными пуговицами.
Слуга бдит за интересами хозяина
Захар имеет свои неписаные права. Он, пользуясь ими, вмешивается в разговор барина с гостями, когда понимает, что очередной проходимец пытается его облапошить, ставя негодяя (например, Тарантьева) на место. Нередко прислушивается к тому, что говорит Захар, этого слуги, несмотря на все его очевидные недостатки, может быть выражена одним словом — «преданность».
Для него хозяин — второй после Бога. Эта верность слуг старого закала дорогого стоит. Для него сравнение своего барина «с другими» представляется настоящим святотатством. Однажды у него с досады срываются с уст такие слова, но он сам пресекает свою «запретную» речь, нарушающую, как он понимает, принципы служения. Это случилось после того, как провокационно сказал, что «ядовитый человек» Захар, Обломов.
Характеристика слуги, данная Гончаровым, вместе с тем, несмотря на явную симпатию, обнажает его человеческие недостатки.
Недостатки Захара
Ему свойственны традиционные недостатки господских слуг. Захар нашел отдушину для своей души в пьянстве. Он любит, пока барин после обеда спит, пойти в трактир и напиться в компании с собутыльниками. При этом слуга то нахваливает своего барина, приписывая ему героические качества, то кичится своим влиянием на него. При том при всем он не считает зазорным оставить себе «на выпивку» медные деньги хозяина, хотя по крупному счету Захар, конечно, не ворует. Характерно, что об этом увлечении не догадывается сам Обломов. Образ Захара, слуги ленивого в той же степени, как и его хозяин, стал, несомненно, творческой находкой автора романа.
Однако вернемся к его характеристике. Еще одним недостатком этого оригинального слуги является одно изумительное качество, которое в народе называют образно «иметь две левых руки»: все, к чему приложит он свою руку, ломается, бьется, выходит из строя.
Захар — хранитель традиций Обломовки
Конечно же, ценит то, как предан ему Захар, Обломов. Характеристика этой ставшей уже не социальной, а хозяина и его слуги трогает. Она, зародившись в патриархальной Обломовке, где Илья Ильич вначале был шустрым любознательным мальчишкой, а Захар — кудрявым весельчаком, связывала их даже после смерти барина. В одно мгновение после смерти Обломова мир его слуги рухнул. Не представляющий своего уклада жизни без барина и обнищавший Захар, добывая на паперти копейки на жизнь, даже не мыслит вернуться в более сытую Обломовку, где живут его родственники. Далее он для себя видит лишь единственную миссию — ухаживать за могилой Ильи Обломова.
Характерно также, что при жизни помещика, женившись на кухарке Анисье, Захар продолжает прислуживать барину всегда только сам. И это несмотря на нерасторопность: подавая кушать, он роняет столовые приборы, хлеб. В доме из-за его неловкости все тарелки и чашки надколоты, даже стулья повреждены. Анисья бы, конечно, накрывала на стол попроворней. Однако преданный слуга ее не подпускает, ибо это — «его барин».
Преданность господину, доведенная до высших пределов
Автор с умилением и иронией рассказывает нам, какой он, Захар, в романе «Обломов». Если, скажем, надо было бы отдать свою жизнь за Илью Ильича Обломова, своего хозяина, то он и мгновения не раздумывал бы. Ринулся бы на врага, как пес бросается на зверя, защищая охотника. Однако там, где следовало проявить терпение и усидчивость, например при всенощном уходе за болеющим барином, Захар бы не смог исцелять таким образом, а просто уснул.
Роль Захара в романе «Обломов» сводится к тому, что он как бы привносит в жизнь своего барина атмосферу Обломовки, являясь носителем ее устоев. Для него характерен пропитанный ленью и бездельем дух барского имения: полное равнодушие к беспорядку вокруг, нежелание беречь вещи, экономить средства и ремонтировать сломанное. Кроме того, ему несвойственно стремление к рачительному ведению хозяйства. Его распорядок дня включает сон до полудня. Затем — привычное пререкание с барином. Это даже не спор, а своеобразный ежедневный ритуал. Обломов говорит о делах, однако сказанное никогда не реализуется. Тогда к речам своего барина присоединяется Захар и выносит свой вердикт. Он говорит, что все и они не немцы какие-нибудь, чтобы этой ерундой заниматься.
Захар равнодушно относится к тому, что диван для его барина стал и спальней, и кухней, и рабочим кабинетом. Ведь именно лежа на нем Обломов принимает гостей. Более того, проживая в трехкомнатной снимаемой петербуржской квартире, ни барин, ни хозяин двумя комнатами не пользуются вообще. Они равнодушны к расплодившимся вокруг мышам и тараканам. Главное для них — всласть отоспаться, затем плотно пообедать, а далее — опять впасть в дремотное состояние. Это — суть их жизни, перенесенная из Обломовки. Роль Захара в романе «Обломов» — поддерживать эту милую его сердцу атмосферу. Поэтому самому помещику удобно и комфортно со своим старым и преданным слугой. Впрочем, такая горячая преданность Захара оказывает негативное влияние на самого Обломова. Помещик, имеющий в собственности триста душ, не считает нужным трудиться, во всем полагаясь на труд своих крепостных.
Заключение
Тема лишнего человека в русском обществе отнюдь не нова. Ее поднял в «Евгении Онегине» великий Пушкин, талантливо продолжил в «Герое нашего времени» Лермонтов.
В первом случае лишним оказался аристократ, во втором — служивый дворянин. То, что может быть лишним на своей земле ее же владелец-помещик, впервые сказал в романе «Обломов» Гончаров.
Захар как образ в этом произведении выполняет важную миссию. С одной стороны, его фигурально можно назвать отражением своего хозяина (те же лень и безынициативность). А с другой стороны, сопровождающий Обломова всю его жизнь Захар своим слепым обожанием способствовал деформации личности своего барина, превращению его в законченного лентяя и бездельника.
Юбилей «обломовщины» — BBC News Русская служба
- Валерий Панкрашин
- Би-би-си, Санкт-Петербург
Первое полное издание романа было опубликовано в 1859 году
В 1859 году в журнале «Отечественные записки« было опубликовано произведение, которое Гончаров создавал более 10 лет. И почти моментально оно стало одним из достижений русской литературы.
Лев Толстой был в восторге от романа и перечитывал его несколько раз. Через посредников он просил передать автору романа: «Обломов» имеет успех не случайный, не с треском, а здоровый, капитальный и не временный в настоящей публике».
Иван Тургенев, друг и творческий соперник Гончарова, пророчески назвал роман «вечным».
«Пока останется хоть один русский, — до тех пор будут помнить Обломова», — вспоминал слова Тургенева сам Гончаров (в другом своем произведении «Необыкновенная история»).
Николай Добролюбов (все в том же 1859 г.) истолковал роман как «диагноз»российскому обществу 19-го века и породил понятие «обломовщина».
Позже Владимир Даль внес слово «обломовщина» в свой «Толковый словарь живого великорусского языка». Согласно Далю, это надо понимать как «русская вялость, лень, косность, равнодушие к общественным вопросам».
В какой-то степени эту традицию закрепил и Ленин.
«Был такой тип русской жизни — Обломов. Он все лежал на кровати и составлял планы», — подчеркивал основатель советского государства.
«С тех пор прошло много времени. Россия проделала три революции, а все же Обломовы остались, так как Обломов был не только помещик, а и крестьянин, и не только крестьянин, а и интеллигент, и не только интеллигент, а и рабочий и коммунист», — писал Владимир Ильич и предлагал «долго мыть, чистить, трепать и драть [Обломовых], чтобы какой-нибудь толк вышел».
Нетленная классика
Петербургский преподаватель литературы Ирина Кошеварова считает, повторяя пророчество Тургенева, что «Обломов» останется надолго «нетленной классикой».
«Книги бывают интересные, полезные, а бывают по-настоящему вечные! Одна из «вечных» книг это роман Гончарова «Обломов». Мало того, что роман рассказывает о многом: почему русские живут так, а не иначе. Он как, древнегреческий эпос, насыщен образами, ситуациями, написан прекрасным литературным языком. Роман просто уникален», — уверена Ирина Кошеварова.
Также петербургский педагог сравнивает Гончарова с Гоголем.
«Николай Васильевич, как никто другой в русской литературе, подарил нам много архетипов: Хлестаков, Чичиков, Манилов, Плюшкин и другие. Гончаров, в этом плане, был скромнее, — замечает Ирина Кошеварова. — Но его Обломов и обломовщина оказались не просто популярнее, но более жизнестойкие. Так и рождается мифология».
Хотя сама формула «Обломов (русский) – лентяй, а его друг Штольц (немец) – деятель» была рождена творчеством Ивана Гончарова на основе другого стереотипа, который сложился за столетие до него. Так считает заместитель директора Пушкинского Дома (Института русской литературы РАН) Сергей Гуськов:
«Гончаров, вероятно, сделал это, отчасти следуя укоренившимся в 19 веке стереотипам, которые в России стали известны еще со времен Петра Первого о немцах, как о людях чрезвычайно деятельных».
Кандидат филологических наук Сергей Гуськов уже несколько лет входит в группу, которая готовит к публикации академическое издание «Полное собрание сочинений и писем Ивана Гончарова». И поэтому прекрасно знаком с творчеством писателя.
«Гончарову задавали вопрос: почему в противовес Обломову он выбрал, в качестве антипода, немца. Гончаров обычно отшучивался, говорил, что-то вроде «под руку подвернулся». На самом деле это не совсем так», — поясняет Сергей Гуськов.
«Сейчас известны и опубликованы в нашем издании подготовительные рукописные материалы к «Обломову». И мы знаем, что первоначально у Гончарова [вместо Штольца] был русский человек по фамилии Почаев. Поэтому, можно предположить, что замена произошла сознательно. Но, собственно и Штольц не совсем немец, а наполовину русский. У него мать — русская, а отец – немец», — напоминает Сергей Гуськов.
Уйти от стереотипов
Но отношение к «Обломову»со времен Добролюбова и Ленина немного изменилось. В семидесятые и восьмидесятые годы 20-го столетия литературоведы попытались переосмыслить устоявшийся стереотип.
В 1979 году выходит на экраны фильм Никиты Михалкова «Несколько дней из жизни И.И.Обломова» (главную роль исполнил Олег Табаков). По мнению Сергея Гуськова, это была попытка показать положительные качества Обломова, которые естественно в книге Гончарова присутствуют.
«Надо было уйти от стереотипов революционно-демократической критики, произвести переоценку ценностей, — предполагает Сергей Гуськов. – Михалков в своем фильме и предпринял такую попытку. К тому же, тогда вышло несколько [критических] работ, которые звучали в унисон с этим фильмом».
Вообще роман Гончарова дает основания для неоднородных интерпретаций текста. Как пишет в своей статье Владимир Мельник, в романе «органично и глубоко сочетаются различные смысловые пласты».
«Совершенно очевидно, что в Штольце для автора недостает эстетической широты, пластичности, непосредственности, сердечности, — уверен Владимир Мельник. — Сравнение Обломова и Штольца — далеко не всегда в пользу последнего».
«В Обломове больше искренности, мысли о конечном назначении человека и человеческой жизни, в нем тоньше и глубже понимание красоты, благородства. Авторская любовь к русскому человеку в конечном итоге воплощается бесспорно», — пишет Владимир Мельник.
Гончаров описывает главного героя, как «богатыря Илью» — немощным при всей его потенциальной мощи. Описывает так, что вместе с автором Обломова жалеет каждый читатель.
«Гончаров хочет, чтобы богатырь Илья выздоровел, встал, наконец, с лежанки и отряхнулся ото сна», — уверен Владимир Мельник.
Дело Обломова живет?
И сегодня роман продолжает будоражить умы исследователей. В Санкт-Петербурге, в Институте русской литературы (Пушкинском Доме), провели научную конференцию, посвященную 150-летию «Обломова».
С научными докладами выступили не только российские, но и зарубежные специалисты.
Подпись к фото,Обломов — иллюстрация с роману 1939 года, художник С Шор
Параллельно конференции, в том же Пушкинском Доме открыли выставку, посвященную творчеству Ивана Гончарова. Здесь и прижизненные издания романа «Обломов», автографы и письма автора, его фотопортреты, личные вещи.
Литературный музей Пушкинского Дома представил огромное количество иллюстраций. Куратор выставки – кандидат филологических наук Петр Бекедин – напомнил, что роман «Обломов» всегда был любим художниками.
«На выставке мы представили, как печатные гравюры, так и оригинальные графические работы, которыми иллюстрировались различные издания «Обломова», — поясняет Петр Бекедин.
А вот подлинные рукописи романа представить не удалось. На выставке есть только копия авторского листа. Сами оригиналы рукописи романа Ивана Гончарова хранятся в Российской национальной (Публичной) библиотеке.
Несмотря на научный интерес к «Обломову», юбилей романа не вызвал особого резонанса в России. По мнению политолога Дмитрия Травина, для «более масштабного празднования»не было «отмашки высокопоставленных чиновников».
«Эту тему, очевидно, чиновники на каком-то высоком уровне не сочли достаточно важной», — предположил Дмитрий Травин.
А в современном российском обществе, по мнению политолога, по-прежнему довольно много «обломовых». Несколько поколений вышло из советской России, которая воспроизводила «обломовщину» постоянно.
«Многие люди моего поколения до смерти будут обломовыми», — считает Дмитрий Травин.
Но, при этом политолог уверен, что «обломовщина» — это черта не только русского характера. Она свойственна многим этническим сообществам.
«Это черта любого немодернизированного общества. То есть предполагается, что человек ведет себя подобно Обломову, если у него нет каких-то жизненных стимулов к деятельности, — считает Дмитрий Травин. – А модернизация общества меняет ситуацию, появляется больше Штольцев».
Причем, логично, что «штольцы» поначалу – это «немцы», то есть инородцы. Для сравнения Дмитрий Травин приводит Францию.
«Для французов 17-го века «штольцами» были северо-итальянцы. Потому что коммерция приходила из северо-итальянских городов – через южную Францию, через город Лион, который фактически был создан итальянскими купцами», — напомнил Дмитрий Травин.
А для жителей Восточной Германии такими же «штольцами» стали бельгийцы, французы и жители Западной Германии. То есть любая страна получала какие-то импульсы для модернизации от соседей.
«Но потом в любом обществе увеличивается количество «штольцев» и среди коренного этноса», — уверен Дмитрий Травин.
Так что получается, 150 лет исполнилось только роману «Обломов». А сама «обломовщина», вероятно, существует в человеческих сообществах уже не одно тысячелетие.
Иван Гончаров — Обломов читать онлайн
Иван Александрович Гончаров
Обломов
В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов.
Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока.
Иногда взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки; но ни усталость, ни скука не могли ни на минуту согнать с лица мягкость, которая была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей души; а душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, руки. И поверхностно наблюдательный, холодный человек, взглянув мимоходом на Обломова, сказал бы: «Добряк должен быть, простота!» Человек поглубже и посимпатичнее, долго вглядываясь в лицо его, отошел бы в приятном раздумье, с улыбкой.
Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может быть, того и другого. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины.
Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга; но редко тревога эта застывала в форме определенной идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте.
Как шел домашний костюм Обломова к покойным чертам лица его и к изнеженному телу! На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире. Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами заменил свой первобытный, естественный лоск другим, благоприобретенным, но все еще сохранял яркость восточной краски и прочность ткани.
Халат имел в глазах Обломова тьму неоцененных достоинств: он мягок, гибок; тело не чувствует его на себе; он, как послушный раб, покоряется самомалейшему движению тела.
Обломов всегда ходил дома без галстука и без жилета, потому что любил простор и приволье. Туфли на нем были длинные, мягкие и широкие; когда он, не глядя, опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу.
Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием. Когда он был дома — а он был почти всегда дома, — он все лежал, и все постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приемной. У него было еще три комнаты, но он редко туда заглядывал, утром разве, и то не всякий день, когда человек мел кабинет его, чего всякий день не делалось. В тех комнатах мебель закрыта была чехлами, шторы спущены.
Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шелковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей.
Но опытный глаз человека с чистым вкусом одним беглым взглядом на все, что тут было, прочел бы только желание кое-как соблюсти decorum [1] неизбежных приличий, лишь бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об этом, когда убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками. Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево местами отстало.
Точно тот же характер носили на себе и картины, и вазы, и мелочи.
Сам хозяин, однако, смотрел на убранство своего кабинета так холодно и рассеянно, как будто спрашивал глазами: «Кто сюда натащил и наставил все это?» От такого холодного воззрения Обломова на свою собственность, а может быть, и еще от более холодного воззрения на тот же предмет слуги его, Захара, вид кабинета, если осмотреть там все повнимательнее, поражал господствующею в нем запущенностью и небрежностью.
По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки.
Если б не эта тарелка, да не прислоненная к постели только что выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежащий на ней, то можно было бы подумать, что тут никто не живет, — так все запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия. На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха.
Илья Ильич проснулся, против обыкновения, очень рано, часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал не то страх, не то тоска и досада. Видно было, что его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на помощь.
Дело в том, что Обломов накануне получил из деревни, от своего старосты, письмо неприятного содержания. Известно, о каких неприятностях может писать староста: неурожай, недоимки, уменьшение дохода и т. п. Хотя староста и в прошлом, и в третьем году писал к своему барину точно такие же письма, но и это последнее письмо подействовало так же сильно, как всякий неприятный сюрприз.
Конец ознакомительного отрывка
Вы можете купить книгу и
Прочитать полностью
Хотите узнать цену?ДА, ХОЧУ
И.А.Гончаров. «Обломов». Творческая история романа.
- Сочинения
- По литературе
- Гончаров
- История создания произведения Обломов
Роман Ивана Гончарова «Обломов» вместе с трудами «Обыкновенная история» и «Обрыв» образует трилогию. Автор создавал произведение больше десяти лет. Роман «Обломов» имеет длинную историю создания.
Желание создать роман о помещичьей России впервые возникает у Гончарова в 1847 году. О своем замысле писатель сразу же сообщает главному редактору журнала «Современник» с обещанием предоставления рукописи в 1848 году. Однако, к этому моменту ничего сделано не было, поэтому отношения Ивана Гончарова и «Современника» разорвались. Писатель обратился к изданию «Отечественные записки» и продлил срок до 1850 года.
В 1849 году Гончаров создал вставной элемент «Сон Обломова». Эта внесюжетная часть показывает источник «обломовщины», всю ее природу, последствия и причины. Большое влияние на автора оказала его поездка в родной город, Симбирск, где он мог наблюдать «обломовщину» в живую. В маленьком уездном городе помещики жили неторопливо, спокойно, не заботились о своем развитии. Эти впечатления помогли написать Гончарову первую часть.
После возвращения писатель делает перерыв в работе. Ему посчастливилось стать участником кругосветного путешествия в качестве секретаря Е.В Путятина. Это событие легло в основу цикла очерков «Фрегат ”Паллада„».
Все это время Иван Гончаров не прикасался к работе над «Обломовым», однако он очень много думал о произведении.Впервые после длительного перерыва писатель садится за работу над романом в 1857 году во время лечения в Мариенбаде. Работа пошла с бешеной скоростью и была завершена за месяц. В 1859 году роман был опубликован.
«Обломов» — очень личное произведение для автора. В основу образа главного персонажа, Ильи Обломова, лег характер самого автора. Автор также вырос в патриархальной семье. Иван Гончаров отличался от своих коллег медлительностью и мечтательностью, но обладал очень чутким сердцем и острым умом. Иван Гончаров смог развидеть в себе эти свойства и привил их своему герою.
На этом не ограничиваются личные черты писателя в романе. В основу образа Агафьи Пшеницыной легла характеристика матери писателя. После смерти отца воспитанием ребенка занялся крестный отец, а мать Гончарова только обеспечивала им спокойную жизнь со всякими удобствами.
Образы Ольги Ильинской и Андрея Штольца — собирательные. В их характеристику вошло множество человек, которые поражали автора, были его идеалами и кумирами. Елизавета Толстая, один из прототипов Ольги Ильинской, была образцом женского ума для писателя. Екатерина Майкова удивляла его своей целеустремленностью и активной жизненной позицией. Образы этих женщин легли в основу характера возлюбленной главного героя. В основу образа Штольца вошли черты, враждебные, по мнению автора, русскому характеру. Это деятельность, строгость, активность, тяга к обучению и совершенствованию.
Работа над романом «Обломов» была очень долгой и упорной. Автор вложил в произведение всю свою душу, выразил свою позицию, поднял важную проблему.
Вариант 2
Роман Гончарова «Обломов» входит в созданную писателем трилогию наравне с такими произведениями как «Обрыв» и «Обыкновенная история». Сейчас роман считается центральным звеном трилогии, однако это место он занял далеко не сразу.
Считается, что основная идея романа пришла Гончарову еще в 1838 году, когда была написана повесть «Лихая болесть», называемая прообразом «Обломова». В этом произведении автор описывает эпидемию странной болезни, из-за которой больные начинают увлекаться пустыми мечтами и строить воздушные замки, забывая о реальности. Схожей «болезнью» страдает и Обломов.
Работать над «Обломовым» писатель начал в 1847 году. Он утверждал, что закончит новое произведение очень быстро, поэтому даже обещал Н.А. Некрасову, бывшему на тот момент редактором «Современника», уже через год предоставить рукопись для печати. Однако что-то не заладилось. Произведение под названием «Сон Обломова», заявленное как отрывок из романа, было опубликовано только в 1949 году. Редактор «Современника» восхищался рукописью, но не был доволен нарушением сроков, поэтому Гончаров обратился в журнал «Отечественные записки». Там он пообещал, что роман будет готов в 1850 году.
Во время написания «Сна Обломова» Гончаров навещал свою родину – город Симбирск. Патриархальный, сохранивший старинные традиции быт провинции нашел отражение как в отрывке, так впоследствии и в самом романе. Именно в Симбирске будущий «Обломов» приобрел четкие очертания.
Желая быстрее закончить произведение, Гончаров, на тот момент служивший в Министерстве финансов, берет отпуск на 29 дней. За это время ему практически не удается продвинуться в работе, как и в последующие 3 месяца нового отпуска.
Тогда писатель решает взять перерыв, и работа над романом останавливается практически на 7 лет. За это время Гончаров успевает совершить кругосветное путешествие, о котором пишет в сборнике очерков под названием «Фрегат «Паллада».
В 1857 году писателю приходится отправиться в Мариенбад, на лечение. В этот момент у него наконец появляется время для работы над романом. Как говорил сам Гончаров, за время кругосветного путешествия он успел продумать роман до самых мелких деталей, ему нужно было лишь перенести все произведение на бумагу. Снова взявшись за рукопись, писатель заканчивает работу над «Обломовым» за семь недель.
Роман в печать в 1859 году, впервые появившись в журнале «Отечественные записки».
Другие сочинения: ← Отношение Гончарова к Обломову↑ ГончаровОбраз жизни Обломова и Штольца →
История создания романа
В 1838 г. Гончаров написал юмористическую повесть под названием «Лихая болесть», в которой шла речь о странной эпидемии, зародившейся в Западной Европе и попавшей в Петербург: пустые мечты, воздушные замки, «хандра». Эта «лихая болесть» – прообраз «обломовщины».
Полностью роман «Обломов» был впервые опубликован в 1859 году в первых четырех номерах журнала «Отечественные записки». Начало работы над романом относится к более раннему периоду. В 1849 году была опубликована одна из – «Сон Обломова», которую сам автор назвал «увертюрой всего романа». Автор задается вопросом: что же такое «обломовщина» – «золотой век» или гибель, застой? В «Сне…» преобладают мотивы статичности и неподвижности, застоя, но при этом чувствуется и симпатия автора, добродушный юмор, а не только сатирическое отрицание.
Как позднее утверждал Гончаров, в 1849 году готов был план романа «Обломов» и закончен черновой вариант первой его части. «Вскоре, – писал Гончаров, – после напечатания в 1847 году в “Современнике” “Обыкновенной истории” – у меня уже в уме был готов план Обломова». Летом 1849 года, когда был готов «Сон Обломова», Гончаров совершил поездку на родину, в Симбирск, быт которого сохранял отпечаток патриархальной старины. В этом небольшом городке писатель увидел немало примеров того «сна», которым спали обитатели вымышленной им Обломовки.
Работа над романом была прервана в связи с кругосветным путешествием Гончарова на фрегате «Паллада». Лишь летом 1857 года, после выхода из печати путевых очерков «Фрегат “Паллада”», Гончаров продолжил работу над «Обломовым». Летом 1857 года он уехал на курорт Мариенбад, где в течение нескольких недель закончил три части романа. В августе того же года Гончаров начал работать и над последней, четвертой, частью романа, заключительные главы которой были написаны в 1858 году. «Неестественным покажется, – писал Гончаров одному из своих друзей, – как это в месяц человек кончил то, чего не мог закончить в года? На это отвечу, что если б не было годов, не написалось бы в месяц ничего. В том и дело, что роман выносился весь до мельчайших сцен и подробностей и оставалось только записывать его». Об этом же вспоминал Гончаров в статье «Необыкновенная история»: «В голове у меня был уже обработан весь роман окончательно – и я переносил его на бумагу, как будто под диктовку…» Однако, готовя роман к печати, Гончаров в 1858 году заново переписал «Обломова», дополнив его новыми сценами, и произвел некоторые сокращения. Завершив работу над романом, Гончаров сказал: «Я писал свою жизнь и то, что к ней прирастаю».
Гончаров признавался, что на замысле «Обломова» сказалось влияние идей Белинского. Важнейшим обстоятельством, повлиявшим на замысел произведения, считается выступление Белинского по поводу первого романа Гончарова – «Обыкновенная история». В своей статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» Белинский подробно проанализировал образ дворянского романтика, «лишнего человека», претендующего на почетное место в жизни, и подчеркнул бездеятельность такого романтика во всех сферах жизни, его лень и апатию. Требуя беспощадного разоблачения подобного героя, Белинский указывал и на возможность иного, чем в «Обыкновенной истории», завершения романа. При создании образа Обломова Гончаров воспользовался целым рядом характерных черт, намеченных Белинским в разборе «Обыкновенной истории».
В образе Обломова присутствуют также автобиографические черты. По собственному признанию Гончарова, он и сам был сибаритом, любил безмятежный покой, рождающий творчество. В путевом дневнике «Фрегат “Паллада”» Гончаров признавался, что во время путешествия большую часть времени проводил в каюте, лежа на диване, не говоря уже о том, с каким трудом вообще решился на кругосветное плаванье. В дружеском кругу Майковых, относившихся к писателю с большой любовью, Гончарову присвоили многозначное прозвище – «принц де Лень».
Появление романа «Обломов» совпало со временем острейшего кризиса крепостничества. Образ апатичного, неспособного к деятельности помещика, выросшего и воспитанного в патриархальной обстановке барской усадьбы, где господа жили безмятежно благодаря труду крепостных, был очень актуален для современников. Н.А. Добролюбов в своей статье «Что такое обломовщина?» (1859) дал высокую оценку роману и этому явлению. В лице Ильи Ильича Обломова показано, как среда и воспитание уродуют прекрасную натуру человека, порождая лень, апатию, безволие.
Путь Обломова – типичный путь провинциальных российских дворян 1840-х гг., приезжавших в столицу и оказывавшихся вне круга общественной жизни. Служба в департаменте с непременным ожиданием повышения, из года в год однообразие жалоб, прошений, завязывания отношений со столоначальниками – это оказалось не по силам Обломову. Продвижению по служебной лестнице, он предпочел бесцветное лежание на диване, лишенное надежд и стремлений. Одна из причин «лихой болести», по мнению автора, несовершенство общества. Эта мысль автора передается и герою: «Или я не понял этой жизни, или она никуда не годится». Эта фраза Обломова заставляет вспомнить известные образы «лишних людей» в русской литературе (Онегина, Печорина, Базарова и т.д.).
Гончаров писал о своем герое: «У меня был один артистический идеал: это – изображение честной и доброй симпатичной натуры, в высшей степени идеалиста, всю жизнь борющегося, ищущего правды, встречающего ложь на каждом шагу, обманывающегося и впадающего в апатию и бессилие». В Обломове дремлет та мечтательность, что рвалась наружу в Александре Адуеве, герое «Обыкновенной истории». В душе Обломов тоже лирик, человек, умеющий глубоко чувствовать, – его восприятие музыки, погружение в пленительные звуки арии «Casta diva» свидетельствуют о том, что не одна только «голубиная кротость», но и страсти ему доступны. Каждая встреча с другом детства Андреем Штольцем, полной противоположностью Обломова, выводит последнего из сонного состояния, но ненадолго: решимость что-то предпринять, как-то обустроить свою жизнь овладевает им на короткое время, пока Штольц рядом с ним. Однако у Штольца не хватает времени поставить Обломова на иной путь. Но в любом обществе, во все времена находятся люди, подобные Тарантьеву, готовые всегда прийти на помощь в корыстных целях. Они и определяют русло, по которому протекает жизнь Ильи Ильича.
Опубликованный в 1859 году, роман был встречен как важнейшее общественное событие. Газета «Правда» в статье, посвященной 125-летней годовщине со дня рождения Гончарова, писала: «»Обломов» появился в эпоху общественного возбуждения, за несколько лет до крестьянской реформы, и был воспринят как призыв к борьбе против косности и застоя». Сразу же после выхода в свет роман стал предметом обсуждения в критике и среди писателей.
► Материалы о творчестве писателя и романе «Обломов»:
- Биография писателя
- Художественные особенности романа
- Критики о романе «Обломов» и творчестве И.А. Гончарова
Сочинения
- Сон Обломова
- Обломов и Ольга
- Обломов и «обломовщина»
► Перейти к оглавлению книги «Обломов» И.А. Гончарова. Краткое содержание. Особенности романа. Сочинения
►
Первый роман Гончарова из трилогии «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв» имел большой успех, принес автору известность и создал репутацию мастера в литературных кругах и во всей читающей России. Вскоре после публикации «Обыкновенной истории» Гончаров приступает ко второму роману – реализации замысла романа «Обломов». Писатель создает главу «Сон Обломова», в которой описывает детство героя в провинциальной деревне Обломовка, родовом поместье, где тот родился, намечает уже знакомый конфликт: столкновение молодого поместного дворянина с условиями жизни современного большого города – Петербурга. Эта часть произведения стала основной в будущем романе. Гончаров публикует «Сон Обломова» в сборнике при журнале «Современник» в 1849 г. и надолго останавливает работу над ним. Вероятно, это было связано с тем, что автор хотел избежать в будущем романе повторения старой коллизии, и он должен был осмыслить в новом свете драму человека, неспособного обрести полноценную жизнь в изменяющейся России. Отвлечению от романа способствовало также кругосветное путешествие на фрегате «Паллада», занявшее 3 года (1852–1855). По окончании путешествия Гончаров написал книгу очерков «Фрегат Паллада», отразив в ней свои впечатления и мысли, и только после этого вернулся к продолжению работы над «Обломовым».
К 1857 г. Гончаров вчерне закончил роман, весь следующий год писатель дорабатывал сочинение, а в 1859 г. читающая Россия знакомилась с одним из самых значительных прозаических произведений в русской литературе XIX в.– романом «Обломов». В этом романе автор создал образ национального героя своего времени в условиях смены векового уклада жизни российского общества, распада социальной структуры, изменения экономической и культурной ситуации в стране, общей духовной а был закончен, вместе с двумя другими вершинными произведениям предреформенного периода – драмой-трагедией «Гроза» А.Н. Островского и романом «Отцы и дети» И.С.Тургенева. Указ государя Александра Второго от 19 февраля 1861 г. об освобождения крестьян от крепостной неволи явился революционным событием, разделившим русскую историческую жизнь на старое и новое время.
Выбор героем дворянина-помещика Илью Ильича Обломова обусловлен, прежде всего, историческими факторами, поскольку именно на поместном дворянстве отмена крепостного права сказалась более всего, главным образом на благосостоянии и перспективах. Однако Гончаров не ограничивается социальной стороной изображения событий, вовлекая в роман проблематику вечного характера, такие вопросы, как любовь, смысл жизни, душа человека и его выбор. Известный критик того времени Н.А.Добролюбов в хрестоматийной статье «Что такое обломовщина?» заметил, что герой Гончарова представляет собой «коренной, народный» характер русского человека. Таким образом, читая роман, нужно видеть в его герое и его жизни явление объемное и значение масштабное: индивидуально-психологическое, социальное, девушкой Ольгой Ильинской и вдовой-чиновницей Агафьей Матвеевной Пшенициной, сравнении с другом полунемецкого происхождения Андреем Штольцем, антиподом Обломова по характеру и жизнедеятельности, в комичных перепалках с крепостным слугой Захаром и другими персонажами, значимыми в разных сюжетных ситуациях. ??????
Г 1. Почему в прочитанном тексте Указ государя Александра Второго от 19 февраля 1861 назван революционным событием? Раскройте вашу позицию. Для творчества каких еще известных вам писателей это событие имело важное значение? В каких известных вам литературных произведениях это событие нашло отражение (прямое или косвенное)?
Ж 2. Известно, что «Обломова» Гончаров, вдохновлённый романом с Елизаветой Васильевной Толстой, стремительно дописал за несколько недель: «Главная задача романа, его душа – женщина». Прочитайте фрагменты из 32 писем Гончарова юной красавице, которая предпочла немолодому известному писателю бравого ротмистра. Что нового вы узнали из них о личности Гончарова, о его жизненных и нравственных ценностях?
«…Я часто благословляю судьбу, что встретил ее: я стал лучше, кажется, по крайней мере с тех пор, как знаю ее, я не уличал себя ни в одном промахе против совести, даже ни в одном нечистом чувстве: мне все чудится, что ее кроткий карий взгляд везде следит за мной, я чувствую над своей совестью и волей постоянный невидимый контроль».
«Сияющий умом и добротой взгляд… мягкость линий, так гармонически сливающихся в волшебных красках румянца, белизны лица и блеска глаз».
«Я болен ею. Мне стало как-то тесно на свете жить: то кажется, что я стою в страшной темноте, на краю пропасти, кругом туман, то вдруг озарит меня свет и блеск ее глаз и лица — и я будто поднимусь до облаков».
«Чувствую, однако ж, что апатия и тяжесть возвращаются понемногу ко мне, а Вы, было, своим умом и старой дружбой расшевелили во мне болтливость»
«При Вас у меня были какие-то крылья, которые отпали теперь».
«Ах, сколько бы я исписал страниц, если б вздумал исчислять Ваши недостатки, сказал бы я, но скажу достоинства…»
«Прощайте же… не теперь, однако ж, а когда будете выходить замуж, или перед смертью моей или Вашей… А теперь… до следующего письма мой чудесней друг, моя милая, умная, добрая, обворожительная… Лиза!!! вдруг сорвалось с языка. Я с ужасом оглядываюсь, нет ли кого кругом, почтительно прибавляю: прощайте, Елизавета Васильевна: Бог да благословит, Вас счастьем, какого Вы заслуживаете. Я в умилении, сердца благодарю Вас за вашу дружбу…»
Если вас заинтересовала эта драматическая история, проведите самостоятельное исследование: «Является ли Е.В. Толстая прототипом Ольги Ильинской?»
Б Проверьте себя: внимательно ли вы читали текст романа «Обломов».
На сколько вопросов вам удалось ответить? Вернитесь к тексту еще раз, найдите ответы на те вопросы, с которыми не справились.
1. Кто рассказывает историю жизни Обломова?
2. Каково полное имя главного героя? Сколько ему лет? Каково его образование? Каков род занятий?
3. Кто такой Захар? Как сложилась его судьба?
4. Кто такой Штольц? Откуда он знает Обломова?
5. Кто такая Ольга? Каково содержание письма Обломова Ольге? Чем завершается в романе её история?
6. Какого переезда боится Обломов? Почему и куда всё-таки Обломов переезжает?
7. Кто такая Агафья Пшеницына? Какую роль она сыграла судьбе Обломова?
8. Какую роль в сюжете романа играет Тарантьев? За что и когда Обломов дал ему пощёчину?
9. Кто из героев романа имеет предысторию?
Какие сложности при чтении текста романа вы испытывали? Преодолевали ли их? Как? Что показалось интересным? Не интересным? Что запомнилось больше всего?
Формат | URL | Размер | ||||
---|---|---|---|---|---|---|
Прочитать книгу онлайн: HTML | https://www.gutenberg.org/files/54700/54700-h/54700-h.htm | 435 Кбайт | ||||
EPUB (с изображениями) | https: // www.gutenberg.org/ebooks/54700.epub.images | 400 Кбайт | ||||
EPUB (нет изображений) | https://www.gutenberg.org/ebooks/54700.epub.noimages | 213 Кбайт | ||||
Kindle (с изображениями) | https://www.gutenberg.org/ebooks/54700.kindle.images | 1,1 МБ | ||||
Kindle (нет изображений) | https: // www.gutenberg.org/ebooks/54700.kindle.noimages | 766 Кбайт | ||||
Обычный текст UTF-8 | https://www.gutenberg.org/files/54700/54700-0.txt | 356 Кбайт | ||||
Другие файлы… | https://www.gutenberg.org/files/54700/ |
Аудиокнига недоступна | Слышно.com
Evvie Drake: более чем
- Роман
- От: Линда Холмс
- Рассказал: Джулия Уилан, Линда Холмс
- Продолжительность: 9 часов 6 минут
- Несокращенный
В сонном приморском городке в штате Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом почти через год после гибели ее мужа в автокатастрофе.Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, а Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих худших кошмарах, называют «ура»: он больше не может бросать прямо, и, что еще хуже, он не может понять почему.
- 3 из 5 звезд
Что-то заставляло меня слушать….
- От Каролина Девушка на 10-12-19
Читать Обломова онлайн, Иван Гончаров
ОБЛОМОВ
ИВАН ГОНЧАРОВ
ПЕРЕВОД К.Д. ХОГАРТА
A Digireads.com Книга
Digireads.com Publishing
ISBN для печати 13: 978-1-4209-3889-0
ISBN электронной книги 13: 978-1-4209-4003-9
Авторские права на это издание © 2012
Пожалуйста, посетите www.digireads.com
СОДЕРЖАНИЕ
ЧАСТЬ I
ЧАСТЬ II
ЧАСТЬ III
ЧАСТЬ IV
ОБЛОМОВ I
ЧАСТЬ
Утро 9016 I
9016 в квартире одного из больших домов на Гороховой улице, {1}, населения которой было достаточно, чтобы составлять провинциальный город, лежал в постели господин по имени Илья Ильич Обломов.Ему было чуть больше тридцати, среднего роста и приятной внешности. К сожалению, в его темно-серых глазах отсутствовала какая-либо определенная идея, а в других чертах его лица — полное отсутствие концентрации. Внезапно мысль блуждала по его лицу со свободой птицы, на мгновение трепетала в его глазах, оседала на его полуоткрытых губах и на мгновение оставалась скрытой в морщинах его лба. Затем он исчезал, и снова его лицо сияло сияющей беззаботностью , которая распространялась даже на его позу и складки ночной одежды.Иногда его взгляд потемнел бы, как от усталости или тоски . Однако ни то, ни другое выражение не могло полностью изгнать с его лица ту мягкость, которая была главной, основной, характерной не только его черт, но и духа, лежавшего под ними. Этот дух светился в его глазах, в его улыбке, в каждом движении его руки и головы. Беглый взгляд на холодного Обломова, поверхностно наблюдательный человек сказал бы: Видно, добродушный, но простак
; тогда как человек большей проницательности и сочувствия, чем первый, продлил бы свой взгляд, а затем пошел бы своей дорогой задумчиво и с улыбкой, как если бы он был чем-то доволен.
Лицо Обломова не было ни красным, ни тусклым, ни бледным, а неопределенного оттенка. Во всяком случае, это было впечатление, которое он произвел — возможно, потому, что из-за недостатка физических упражнений, или из-за недостатка свежего воздуха, или из-за недостатка того и другого, он был морщинистым не по годам. В общем, если судить по крайней белизне его голой шеи, его маленьких пухлых руках и его мягких плечах, можно было бы заключить, что он обладал женственным телом. Даже в возбужденном состоянии его действия управлялись неизменной мягкостью, добавленной к усталости, не лишенной особой грации.С другой стороны, если бы уныние духа проявилось на его лице, его взгляд потускнел бы, и его брови нахмурились, поскольку сомнение, уныние и опасения упали на борьбу друг с другом. Тем не менее, этот кризис эмоций редко кристаллизовался в форму определенной идеи — еще меньше в форму фиксированной решимости. Почти всегда такие эмоции испарялись во вздохе и переходили в своего рода апатическую летаргию.
Комнатный костюм Обломова в точности соответствовал спокойным очертаниям его лица и женственности его формы.Рассматриваемый костюм состоял из халата из какой-то персидской ткани — настоящего восточного халата — одежды, лишенной кистей, бархатной окантовки и талии, но настолько просторной, что Обломов мог однажды завернуться в нее или дважды. Кроме того, в соответствии с неизменным обычаем Азии, его рукава постоянно расширялись от суставов к плечам. Правда, это был халат, который потерял свою первозданную свежесть и местами сменил свой естественный первоначальный блеск на приобретенный в результате тяжелой носки; тем не менее, он сохранил как ясность своего восточного колорита, так и твердость текстуры.В глазах Обломова это была одежда, обладающая множеством бесценных качеств, так как она была настолько мягкой и податливой, что, когда ее носили, тело не замечали ее присутствия и, как послушный раб, реагировало даже на малейшее движение. Ни жилета, ни галстука Обломов в помещениях не носил, так как любил свободу и простор. По той же причине, по которой его тапочки были длинными, мягкими и широкими, так что всякий раз, когда он опускал ноги с кровати на пол, не глядя на то, что он делал, его ступни могли сразу поместиться в тапочки.
Для Обломова лежание в постели не было ни необходимостью (как в случае инвалида или человека, который сильно нуждается во сне), ни несчастным случаем (как в случае с человеком, который чувствует себя измученным), ни удовлетворение (как в случае с чисто ленивым человеком). Скорее, это было его нормальное состояние. Всякий раз, когда он был дома — а почти всегда он был дома, — он проводил время, лежа на спине. Точно так же он использовал только одну комнату — которая была объединена, чтобы служить одновременно спальней, кабинетом и приемной, — в которой мы только что обнаружили его.Правда, в его распоряжении находились еще две комнаты, но он редко заглядывал в них, кроме как по утрам (а это вовсе не каждое утро), когда его старый камердинер подметал кабинет. Мебель в них стояла постоянно накрытой, и никогда не были опущены шторы.
Комната, в которой лежал Обломов, на первый взгляд была хорошо обставленной. В нем стоял письменный стол из красного дерева, пара диванов, обитых каким-то шелком, и красивая ширма, вышитая неизвестными природе птицами и фруктами.Также в комнате были шелковые занавески, несколько циновок, картины, изделия из бронзы и фарфора и множество других красивых мелочей. И все же даже самый беглый взгляд опытного глаза человека со вкусом обнаружил бы не более чем тенденцию соблюдать les условностей , избегая их действительного соблюдения. Несомненно, это все, о чем думал Обломов, обставляя свой кабинет. По-настоящему изысканный вкус никогда бы не удовлетворился такими тяжелыми, неуклюжими стульями из красного дерева и такими шаткими этажерками.Кроме того, спинка одного из диванов провисла, и кое-где дерево отслоилось от клея. Примерно то же самое можно было увидеть в картинах, вазах и некоторых других мелочах квартиры. Тем не менее, его хозяин привык смотреть на его принадлежности холодным, отстраненным взглядом того, кто спрашивает: Кто осмелился принести сюда эти вещи?
Такое же безразличие с его стороны, в сочетании, возможно, с еще большим безразличием со стороны его слуги Захара, заставило исследование при внимательном рассмотрении произвести впечатление всеобщей невнимательности и пренебрежения.На стенах и вокруг картин висела паутина, покрытая пылью; зеркала, вместо того, чтобы отражать, с большей пользой служили бы табличками для записи меморандумов; каждый коврик был испачкан пятнами; на диване лежало забытое полотенце, а на столе (как обычно по утрам) тарелка, солонка, недоеденная корочка хлеба и несколько рассыпанных крошек — все это не удалось убрать после вчерашний ужин. В самом деле, если бы не тарелка, не накуренная трубка, прислоненная к кровати, и лежащий сам Обломов, можно было бы подумать, что в этом месте не было ни одной живой души, настолько пыльное и обесцвеченное делало все посмотрите, и так не хватало каких-либо активных следов присутствия человека.Правда, на этажерках лежали две-три раскрытых книги, при этом валялась газета, а наверху бюро стояло чернильница и несколько ручек; но страницы, на которых лежали раскрытые книги, были покрыты пылью и начинали желтеть (это доказывало, что их давно выбросили в сторону), дата выхода газеты принадлежала предыдущему году, а на чернильнице, когда перо попал туда, с испуганным жужжанием поднялась только заброшенная муха.
В то самое утро Обломов (вопреки своему обыкновению) проснулся в восемь часов утра.Почему-то он выглядел встревоженным; тревога, сожаление и досада преследовали друг друга по его чертам. Очевидно, он стал жертвой какой-то внутренней борьбы и еще не был в состоянии призвать свой разум на помощь. Дело в том, что в одночасье он получил от старосты {2} своего загородного имения чрезвычайно неприятное письмо. Все мы знаем, какие неприятные вещи староста может сказать в своих письмах — как он может рассказать о плохих урожаях, о задолженности по долгам, об уменьшении доходов и так далее; и хотя этот конкретный чиновник писал точно такие же послания в течение последних трех лет, его последнее сообщение подействовало на адресата так сильно, как если бы Обломов получил неожиданный удар.Тем не менее, надо отдать должное Обломову, он всегда уделял своим делам определенную заботу. Действительно, как только он получил первое тревожное письмо от старосты (он сделал это три года назад), он приступил к разработке плана изменения и улучшения управления своей собственностью. Тем не менее, по сей день рассматриваемый план остается не полностью продуманным, хотя он давно осознал необходимость сделать что-то действительно решающее.
Следовательно, проснувшись, он решил встать, совершить омовение и, выпив чай, обдумать ситуацию, сделать несколько заметок и, в целом, как следует заняться делом.И все же еще полчаса он лежал ничком под пытками этой решимости; до тех пор, пока в конце концов он не решил, что такую борьбу лучше всего проводить после чая и что, как обычно, он будет пить этот чай в постели — тем более, что лежачее положение не могло быть препятствием для размышлений.
Поэтому он сделал, как решил; и когда чай был выпит, он приподнялся на локте и прибыл в туз, чтобы встать с постели. Фактически, взглянув на свои тапочки, он даже начал протягивать ногу в их сторону, но вскоре убрал ее.
Пробило половину одиннадцатого, и Обломов вздрогнул. Что случилось?
сказал он с досадой. С чистой совестью, пора я что-то делал! Мог бы я решиться на………
Он прервался криком: Захар!
, после чего вошел пожилой мужчина в сером костюме и латунных пуговицах — человек, носивший под идеально лысиной парой длинных, густых седых бакенбардов, которых хватило бы, чтобы одеть трех обычных мужчин с бородой.Его одежда, правда, была сшита по деревенскому образцу, но он ценил ее как слабое напоминание о своей прежней ливрее, как единственный сохранившийся знак достоинства дома Обломовых. Дом Обломовых когда-то был богатым и знатным, но в последние годы претерпел обнищание и уменьшение, пока, наконец, не затерялся среди толпы дворянских домов, построенных недавно.
Некоторое время Обломов оставался слишком погруженным в свои мысли, чтобы заметить присутствие Захара; но наконец камердинер кашлянул.
Чего ты хочешь?
— осведомился Обломов.
«Вы только что звонили мне, барин, ?» {3}
«Я звонил вам, вы говорите? Ну, я не могу вспомнить, почему я так сделал. Возвращайтесь в свою комнату, пока я не вспомню ».
Захар удалился, и Обломов еще четверть часа обдумывал проклятое письмо.
Я пролежал здесь достаточно долго,
наконец сказал он себе. «На самом деле, мне надо подняться на ….Но предположим, что я внимательно прочитал письмо и встал , а затем ? Захар! » — вдруг спросил Обломов.
«Потому что, барин , тебе нечего мне сказать. Почему я должен стоять здесь зря? »
« Что? Ваши ноги стали настолько сморщенными, что вы не можете стоять пару мгновений? Меня что-то беспокоит, так что вы, , должны подождать.Вы только что лежали в своей комнате, не так ли? Найдите письмо, пришедшее вчера вечером с староста . Что ты с ним сделал?
Какое письмо? «Я, , не видел письма», — заявил Захар.
Но вы сами взяли его у почтальона? среди бумаг и прочего на столе
«Никогда ничего не знаешь», — заметил
его хозяин. Загляните в ту корзину. А может, письмо упало за диван? Кстати, спинка этого дивана еще не отремонтирована. Скажи столяру, чтобы тот пришел немедленно. Это ты сломал вещь, но никогда не задумывался!
«Я сделал , а не сломал его, — парировал Захар .
Он сломался сам по себе. Это не могло длиться вечно. Когда-нибудь он должен был сломаться».
Это был пункт, который Обломов не хотел оспаривать. Вы уже нашли письмо?
он спросил.
Да, несколько букв.
Но они не то, что мне нужно.
Я не вижу других,
заявил Захар.
Хорошо,
— нетерпеливый ответ Обломова. Я встану и сам найду письмо.
Захар снова удалился в свою комнату, но, едва упершись руками в кровать, вытянулся, как снова раздался категорический крик: Захар! Захар!
Господи!
проворчал камердинер, в третий раз направляясь на исследование. Зачем мне так мучиться? Я бы лучше умер!
Мой носовой платок!
крикнул Обломов. «Да, и очень быстро! Возможно, вы догадались, что это именно то, чего я хочу».
Захар не проявил особого удивления или обиды этому укоризненному приказу. Вероятно, он считал и приказ, и упрек естественными.
Кто знает, где платок?
пробормотал он, обойдя комнату и ощупывая каждый стул (хотя он не мог не заметить, что на них вообще ничего не лежало). Вы теряете все,
добавил он, открывая дверь в гостиную, чтобы посмотреть, не прячется ли там платок .
Куда ты идешь? — воскликнул Обломов. «Это , здесь , вы должны обыскать. Я не был в тех других комнатах с позапрошлого года. Быстрее, ладно?»
Я не вижу платка,
сказал Захар, раскинув руки и вглядываясь в каждый угол. « Вот оно ! вдруг прохрипел.
‘Это прямо под вами. Я вижу его торчащий конец. Вы все время лежали на нем, а на самом деле просите меня найти его! »Он заковылял прочь, не дожидаясь ответа. На мгновение или две Обломов опешил, но вскоре нашел другой способ засунуть своего камердинера в комнату. неправильно.
Хороший способ сделать вашу уборку!
он сказал. Какое много пыли и грязи, чтобы быть уверенным, я смотрю на эти углы! Вы никогда не волнуете себя. Я сам,
обиженно возразил Захару, по крайней мере стараюсь, и себя не щадю, потому что почти каждый день вытираю пыль и подметаю.Все выглядит чисто и достаточно ярко для свадьбы.
Какая ложь!
крикнул Обломов. Иди снова в свою комнату!
То, что он спровоцировал Захара на этот разговор, доставило ему небольшое удовольствие. По правде говоря, он забыл, что, коснувшись деликатной темы, невозможно избежать суеты. Хотя он хотел, чтобы его комнаты содержались в чистоте, он хотел, чтобы эта задача выполнялась незримо и отдельно от него; тогда как всякий раз, когда Захару призывали провести хотя бы малейшую уборку или вытирать пыль, он жаловался на это.
После того, как Захар удалился в свое логово, Обломов снова задумался, пока несколько минут спустя часы не пробили полчаса.
Что это?
в ужасе воскликнул Обломов. Скоро будет одиннадцать, а я еще не встал и не умылся! Захар! Захар!
Захар снова явился.
Готовы ли мои вещи для стирки?
— спросил его хозяин.
Да, давно готовы. Почему ты не встаешь?
«И почему вы, , не сказали мне, , что все готово? Если бы вы это сделали, я бы давно встал.Идите, и я пойду за вами; но в данный момент я должен сесть и написать письмо ».
Захар вышел из комнаты. Вскоре он появился снова с сильно расписанной жирной бухгалтерской книгой и пачкой бумаг.
Если вы собираетесь что-то писать ,
он сказал: , может быть, вы хотите проверить эти счета одновременно? Некоторые деньги должны быть выплачены.
Какие счета? Какие деньги?
раздраженно спросил Обломов. мясником, овощным магазином, прачкой и пекарем.Все хотят денег.
Всегда деньги и беспокойство!
проворчал Обломов. Почему вы не предоставляете мне счета через определенные промежутки времени, а не целыми партиями, как это?
Потому что каждый раз ты меня отсылал, а потом откладывал дела на завтра.
«Ну, , эти аккаунтов могут подождать до завтра».
Нет, не могут, потому что кредиторы давят и говорят, что не собираются больше давать вам в кредит.Вы должны помнить, что сегодня первое число месяца.
А! Свежие заботы, свежие заботы!
мрачно воскликнул Обломов. Почему ты там стоишь? Накройте стол, а я встану, умыюсь и разберусь во всем. Вода еще готова?
Довольно.
Обломов приподнялся и хмыкнул, как будто действительно собирался встать с постели.
Между прочим,
сказал Захар: «Пока вы еще спали, менеджер
Обломов (1980) — Обломов (1980) — Отзывы пользователей
Просто хотел прояснить некоторые детали для тех, кто мог их не понимать из-за культурных особенностей. различия.Когда смотришь фильм, ты думаешь, что читаешь между строк, как будто читаешь величайшую русскую литературу. Если вы не знаете, что искать, это может быть трудно понять.1. Сопоставляются два домохозяйства и два способа воспитания: немецкое и русское. Отец Штольца — немец, поэтому мальчика с самого раннего возраста учили много работать и делать все правильно. Напротив, Обломова учили безусловной любви, когда его любили за то, что он есть, даже когда он ничего не делал.Его всегда дающая, самоотверженная материнская любовь окружает его, как облако, своего рода святыню, она совершенно бескорыстна и нежна. Так могут любить только русские мамы. Несмотря на то, что Обломову больно из-за того, что он не научился усердно работать, он унаследовал эту глубокую любовь от своей матери.
Когда отец Штольца прощается с сыном, он следит за тем, чтобы его седло было достаточно тугим, и быстро уезжает. Таким образом он показывает своему сыну, что любит его. Русские крестьяне, которые у него работают, находят такой способ сказать «до свидания» русским обычаям и природе.Все начинают плакать и рыдать из-за Штольца и в конечном итоге отправляют его с русского пути. Штольц эту любовь чувствует и, по сути, разделяет.
2. Хотя Штольц красивее, энергичнее, активнее, успешнее и т. Д. Ольга влюбляется в Обломова. Почему? Она знает, он настоящий. Обломов любит ее безоговорочно, всем сердцем, он сделает для нее все. Обломов мог жениться на Ольге, но вместо этого он приносит личные жертвы. Он отступает, позволяя Штольцу выиграть ее руку.Почему? Поскольку его любовь настолько глубока, он готов пожертвовать своим счастьем. Он хочет, чтобы Ольга была счастлива, и считает, что Ольга была бы счастлива со Штольцем. Штольц не сможет ни за кого принести такую жертву.
3. В итоге мы видим, что Ольга глубоко несчастна в браке со Штольцем. Она всегда болеет и часто плачет. Ольга и Штольц берут сына Обломова в качестве опекунов после смерти Обломова. Ольга держит рядом с собой сына Обломова, чтобы он напоминал ей об Обломове. Когда настоящая мама приезжает в гости, мальчик долго бежит, потому что он тоже унаследовал эту огромную любовь.
4. Весь фильм имеет глубокий философский смысл. Это о русской душе. Он есть у Обломова. Штольца нет. Штольц не винит Обломова, он его любит. Если вы сможете понять причины, по которым Обломов делает то, что он делает, вы сможете понять Россию. Обломов не подавлен, он не ленив, но он мечтатель, идеалист, и он просто не хочет делать то, что считает бессмысленным. Еще он пытается понять для себя смысл жизни — какова его цель в жизни? Он предпочел бы ничего не делать, чем делать то, во что не верит.Он живет сердцем, а не головой.
5. Еще одно: почему этот фильм такой медленный? Если сравнить это с некоторыми голливудскими боевиками, где новые события происходят почти каждую секунду, это просто невероятно медленно. На это есть две причины. Во-первых, когда вы смотрите голливудские фильмы, вы не должны думать. Вы должны развлекаться. Когда вы смотрите хорошие русские фильмы, вы должны делать свою часть размышлений и вычитать значение из тонких деталей, коротких диалогов, иногда даже отдельных слов и определенно предметов.У всего есть второй, третий, а иногда и четвертый слой значения. Если фильм пойдет слишком быстро, вы не сможете обработать эти детали и выяснить: что автор говорит нам? Этот фильм тоже нужно прочувствовать. Не на все вопросы будут даны ответы, но возникнет много вопросов. Вы должны быть очень глубокими, наблюдательными и умными, чтобы понять всю глубину этого. Каждый раз, когда я смотрю финал, я плачу от ощущения, которое создает фильм.
Причина вторая: так жили русские в 19 веке (даже сейчас вдали от столицы жизнь идет очень медленно, мало что происходит).Это просто реалистично и захватывает дух.
Спасибо за чтение.
20 из 21 нашли это полезным. Был ли этот обзор полезным? Войдите, чтобы проголосовать.Постоянная ссылка
Стоит встать с постели: Обломову Ивана Гончарова
Одно из преимуществ старения — и, хотите верьте, хотите нет, но есть и другие, — это то, что вы можете перечитывать (а иногда и перечитывать) книги, которые вы впервые узнали 60 или более лет назад.Некоторые писатели всегда с нами — например, Джейн Остин для таких, как я; к некоторым книгам мы можем возвращаться каждые десять или два года: Война и мир, Анна Каренина, Идиот — восхищенный новый перевод может подстегнуть нас; Миддлмарч , Моби Дик , Пруст. Но другие замечательные работы выпадают из поля зрения, если не из памяти.
Совсем недавно, после полудюжины лет обдумывания этой идеи, я вернулся к одному из самых известных из всех русских романов, «Обломов » Ивана Гончарова, книге, которую слишком многие западные читатели, если они знают об этом на все это можно представить как роман о человеке, который никогда не встает с постели.Они правы в одном смысле: это центральная фигура, Илья Ильич Обломов, который на протяжении более 150 лет снабжал Россию словом, обозначающим очевидно фундаментальное качество российской идентичности: обломовщина . В этом и есть состояние, как у Обломова, — человека из помещиков, который настолько лишен силы воли и цели, что просто ничего не делает.
Хотя он встает с постели — вроде того. Его крепостной слуга Захар, один из главных комических персонажей литературы, помогает ему надеть чулки и сапоги и удовлетворяет его основные потребности, но он такой же ленивый, как и его хозяин.И все же Захар по-крестьянски проницателен, а Обломов — полная противоположность проницательности: он возвышенный невинный, совершенно без лукавства и без защиты от хищных людей, которые его окружают. Он далеко не глуп, он образован, его внешность привлекательна, его поместье (которое он никогда не посещает) дает ему достаточно, чтобы жить, хотя его грабят вслепую. Ему просто не хватает энергии, а его безмятежный добрый характер защищает его от подозрений, обид и амбиций. Другими словами, он безнадежный случай — и прекрасная душа.
Его лучший друг Штольц — его полная противоположность — динамичный, неутомимый, неутомимый. (Ну, конечно: он наполовину немец.) В то время как Обломов почти никогда не отходит от своей кровати, дивана и халата, Штольц то и дело носится по стране, по Европе в вихре продуктивной деятельности. приехал домой в Санкт-Петербург, чтобы подтолкнуть своего друга сделать … что-нибудь. Что-нибудь. Иди в свое поместье и отремонтируй его; поезжай со мной в Европу; вернуться в общество г.Обломов повиновался бы, если бы только мог, но он не может: Да, конечно, ты прав, Штольц — но не сейчас .
Я должен быть русским. У меня есть сторона, которая, к счастью, никогда не могла встать с постели, учитывая стопку книг и хорошую лампу для чтения: я Обломов. Но есть сторона, которая не может оставаться без работы, без чего-либо, что нужно сделать: я Штольц. Откуда Гончаров в 1859 году меня так хорошо знал?
С самого начала Обломов был признан шедевром.«Гончаров на десять голов выше меня по талантам, — сказал Чехов. «Я в восторге от Обломова и все время его перечитываю», — сказал Толстой. Достоевский поставил его рядом с «Мертвых душ» и «Война и мир» . С кем мы не согласны?
Avid Reader выходит 13 сентября из Фаррара, Штрауса и Жиру; 28 долларов США, us.macmillan.com .
1-1, Обломов Иван Гончарев, 1858, 1915
Иван Гончаров
(1858)
Часть 1
Глава 1
Однажды утром в квартире в одном из великих здания в Гороховая улица, население которого было достаточным, чтобы составлять этот провинциального городка, в постели лежала господин по имени Илья Ильич Обломов.Он был парень чуть больше тридцати, среднего роста, и приятного внешнего вида. К сожалению, в его темно-серые глаза отсутствовали определенная идея, а в других его чертах — общая нехватка концентрации. Вдруг мысль блуждать по его лицу со свободой птицы, на мгновение трепещут в его глазах, остановятся на его полуоткрытые губы и на мгновение скрываться по линиям лба. Тогда это было бы исчезнет, и его лицо снова засияет сияющая беззаботность , которая распространилась даже на его отношение и складки его ночного халата.В иногда его взгляд потемнел, как будто усталость или тоска . Но ни тот, ни другой другое выражение могло вообще изгнать из его поддержать ту кротость, которая была господствующей, фундаментальная, характерная не только его черты характера, но также и духа, лежащего ниже их. Этот дух светился в его глазах, в его улыбка, и в каждом его движении руки и головы. Случайно взглянув на Обломова, простудился поверхностно наблюдательный человек сказал бы: «Видно добродушен, но простак»; тогда как человек большей проницательности и сочувствие, чем первое, продлило бы его взглянул, а потом задумчиво двинулся дальше, и с улыбкой, как если бы он был доволен что-нибудь.
Лицо Обломова не было ни красным, ни тусклым, ни бледный, но неопределенного оттенка. На всех мероприятиях, это было впечатление, которое он произвел — возможно потому что из-за недостаточности физических упражнений или из-за недостатка свежего воздуха или из-за недостатка и то, и другое, он был не по годам морщинистым. В вообще, если судить по крайней белизне его голая шея, его маленькие пухлые руки и его мягкие плечи, можно было бы заключить, что он обладал женственным телом.Даже когда взволнован, его действия определялись неизменным кротости, добавленной к усталости, которая не была лишенный некой своеобразной грации. С другой стороны, если угнетение духа проявится в его лицо, его взгляд потускнел бы, и его лоб морщинистые, как сомнения, уныние и опасения стали бороться друг с другом. Но это кризис эмоций редко кристаллизовался в форма определенной идеи — еще меньше в форму фиксированная решимость.Почти всегда такая эмоция испарился во вздохе и превратился в своего рода апатической летаргии.
Комнатный костюм Обломова точно соответствовал с тихими очертаниями его лица и изнеженность его формы. Рассматриваемый костюм состоял из халата какого-то персидского материал — настоящий восточный халат — предмет одежды без кисточек и бархата и талию, но такую просторную, что Обломов мог иметь завернулся в нее один или два раза.Также, в соответствии с неизменным обычаем Азии, рукава неуклонно расширялись от суставов до плечо. Правда, это был халат, потерял первозданную свежесть и местами обменяли его естественный, первоначальный блеск на один приобретены тяжелым износом; но все же он сохранил оба ясность его восточного колорита и добротность его текстуры. В глазах Обломова это был предметом одежды бесчисленного множества бесценных качества, потому что он был настолько мягким и податливым, что, когда его носили, тело не осознавало его присутствие, и, как послушный раб, он ответил даже малейшее движение.Ни жилета и галстук не носил Обломов в помещении, так как он любил свободу и простор. По той же причине его тапочки были длинными, мягкими и широкими до конца что всякий раз, когда он опускал ноги с кровати, чтобы пол, не глядя на то, что он делал, его ноги могут сразу поместиться в тапочки.
Для Обломова лежать в постели не было необходимость (как в случае инвалида или человек, который сильно нуждается во сне), ни несчастный случай (как в случае с мужчиной, который чувствует истощены), ни удовольствия (как в случае с человек который чисто ленивый).Скорее, он представлял его нормальное состояние. Когда бы он ни был в дома — и почти всегда он был дома — он проводить время, лежа на спине. Точно так же он использовалась, но одна комната, которая была объединена для обслуживания и как спальня, и как кабинет, и как приемная — в которой мы только что обнаружили ему. Правда, в его распоряжении были две другие комнаты, но редко он заглядывал в них, кроме как по утрам (которые ни в коем случае не включали утро) когда его старый камердинер оказался подметает кабинет.Мебель в них стояли вечно накрытыми, и никогда жалюзи задернуты.
На первый взгляд комната, в которой находился Обломов. лежа был хорошо подобранным. В нем стоял письменный стол из красного дерева, пара диванов, обитый каким-то шелковистым материалом, и красивый экран, который был расшит птицами и плоды, неизвестные природе. Также комната были шелковые занавески, несколько циновок, некоторые картины, изделия из бронзы и фарфора, а также множество других хороших мелочей.Но даже Беглый взгляд опытного ока человек со вкусом обнаружил бы не более чем склонность соблюдать правила при побеге их фактическое соблюдение. Без сомнения, это было все, о чем думал Обломов, обставляя его исследование. Вкус действительно изысканной природы никогда не оставались довольны такими тяжеловесными, неуклюжие стулья из красного дерева, с такими шаткими много чего. Причем спинка одного из диванов провисла, и кое-где дерево пришло подальше от клея.Во многом то же самое должно было быть видно на картинках, вазах и некоторые другие мелочи квартиры. Тем не менее его хозяин привык относиться к его принадлежности холодным, отстраненным взглядом тот, кто спросил бы: «Кто осмелился принести это здесь? »Такое же безразличие с его стороны, к еще большему безразличию к часть его слуги Захара стала причиной исследования, при внимательном созерцании поразить смотрящего с впечатлением всепобеждающего невнимательность и пренебрежение.На стенах и вокруг картины там висели паутиной, покрытой пылью; зеркала, вместо того, чтобы отражать, больше с пользой служили планшетами для записи меморандумы; на каждом коврике было много пятен пятна; на диване лежало забытое полотенце, а на столе (как обычно) тарелка, солонка, недоеденная корочка хлеба и немного разбросанные крошки — все это не удалось убрано после вчерашнего ужина. Действительно, если бы не тарелка, не недавно выкуренный трубу, прислоненную к кровати, и для лежачая форма самого Обломова, можно было бы представил, что в этом месте нет ни одного живая душа, такая пыльная и обесцвеченная все смотрят, и так не хватало каких-то активных следы присутствия человека.Правда, на этажерки было две или три открытых книги, пока валялась газета, а бюро несло наверху чернильницу и несколько ручек; но страницы, на которых лежали раскрытые книги, были покрыты пылью и начали вращаться желтый (тем самым доказывая, что они издавна отброшен в сторону), дата газеты принадлежала к прошлому году и от чернильницы, всякий раз, когда в него попадала ручка, с испуганным жужжанием поднялся только заброшенная муха.
В то утро Обломов (вопреки своему обычному обычаю) проснулся на рано час восьми. Почему-то он выглядел встревоженным; тревога, сожаление и досада преследовали одного другой по его чертам. Очевидно, он стал жертвой какой-то внутренней борьбы и не но сумел призвать на помощь свой разум. Дело в том, что в одночасье он получено от староста его страны Получите крайне неприятное письмо.Мы все знаете какие гадости а староста может сказать в своих письмах — как он может сказать о плохом урожаи, просроченной задолженности, уменьшившихся доходы и т. д .; и хотя этот конкретный чиновник указывал точно такие же посланий за последние три года, его последние сообщение повлияло на его получателя, поскольку мощно, как будто Обломов получил неожиданный удар. Но, отдавая должное Обломову, он всегда проявлял определенную заботу о своем дела.Действительно, как только он получил первое тревожное письмо старосты (он сделал это три года назад), чем он приступил к разработка плана изменения и улучшения управление его имуществом. Но по сей день рассматриваемый план остался не до конца продуманным вне, хотя давно он узнал необходимость сделать что-то действительно решающее.
Следовательно, проснувшись, он решил встать, чтобы совершить омовение, и чай потребляется, чтобы рассмотреть вопросы, чтобы записать несколько заметки, и, в общем, заняться делом должным образом.Еще полчаса он лежал ничком под пыткой этой решимости; до того как в конце концов он решил, что такая борьба может лучше всего это делать после чая, а он, как обычно, пить чай в постели — тем более, что лежачее положение не могло служить препятствием для мысль.
Поэтому он сделал, как решил; и когда чай был выпит он поднялся на его локоть и прибыл в туз, чтобы выйти кровати.Фактически, взглянув на свои тапочки, он даже начали протягивать ногу в их сторону, но вскоре снял его.
Пробило половину одиннадцатого, и Обломов отдал себя встряска. «Что случилось?» — сказал он. досадливо. «По совести, настало время, когда я что-то делали! Мог бы я составить свой ум к … к … «Он замолчал с криком «Захкар!» после чего вошел пожилой мужчина в сером костюме и латунных пуговицах — человек, который носил под идеально лысым начесом пара длинные, густые, седые усы, которые имели бы хватило, чтобы снабдить трех обычных мужчин бороды.Его одежда, правда, была разрезана по образцу страны, но он лелеял их как слабое напоминание о его прежней ливрее, как единственный сохранившийся знак достоинства дом Обломова. Дом Обломова был одним который когда-то был богатым и знаменитым, но который в последние годы обнищал и уменьшение, пока, наконец, не было потеряно среди толпы дворянских домов более позднего создание.
Несколько мгновений Обломов оставался слишком погруженным в мыслях заметить присутствие Захара; но в — камердинер кашлянул.
«Чего ты хочешь?» — поинтересовался Обломов.
«Вы только что позвонили мне, барин ? »
«Я звонил тебе, ты говоришь? Ну, я не могу помню, зачем я это сделал. Возвращайся в свою комнату, пока Я запомнил «.
Захар ушел на пенсию, а Обломов потратил еще четверть часа в раздумьях над проклятым письмо.
«Я пролежал здесь достаточно долго», — наконец сказал он. ему самому.«На самом деле, мне надо подняться на . . . . Но предположим, я должен был прочитать письмо через аккуратно и потом подняться? Захар! »
Захар вернулся, и Обломов тут же затонул. в задумчивость. На минуту или две камердинер стоял, глядя на своего хозяина со скрытой обидой. Затем он двинулся к двери.
«Почему ты уезжаешь?» Обломов спросил вдруг, внезапно.
«Потому что, барин , вам нечего сказать мне.Почему я должен стоять здесь зря? »
«Что? Ваши ноги стали настолько сморщенными, что вы не можете стоять на мгновение или две? я беспокоитесь о чем-то, так что вы должны ждать. Вы только что лежали в своей комнате не так ли? Найдите письмо, которое прилетел вчера вечером с староста . Что ты с ним сделал? »
«Какое письмо? Я не видел письма», — заявил Захар.
«А вы сами брали у почтальона?»
«Может быть, но как мне узнать, где вы с тех пор поместили его? »Служащий суетился о среди бумаг и прочего на столе.
«Никогда ничего не знаешь», — заметил его хозяин. «Загляни в ту корзину. Или, возможно, письмо упало за диван? Кстати, спинка этого дивана еще не отремонтирована. Скажи столяру, чтобы тот пришел немедленно.Это ты сломал вещь, но ты никогда не задумываешься об этом! »
«Я сделал , а не сломал», — парировал Захар. «Он сломался сам по себе. Это не могло продолжаться до Когда-либо. Однажды он должен был сломаться «.
Это был момент, на который Обломов не обращал внимания. конкурс. «Вы уже нашли письмо?» он спросил.
«Да, несколько букв». Но они не то, что я хочу «
«Я не вижу других», — заявил Захар.
«Хорошо», — нетерпеливо ответил Обломов. «Я встану и сам буду искать письмо «.
Захар снова удалился в свою комнату, но едва упирался руками в поддон прежде чем вытянуться, когда еще раз раздался безапелляционный крик: «Захар! Захар!»
«Господи!» проворчал камердинер в третий раз он направился к исследованию. «Зачем мне мучиться таким образом? Я бы лучше умер! «
«Мой платок!» — воскликнул Обломов.»Да и тоже очень быстро! У вас может быть догадался, что это то, чего я хочу ».
Захар не выказал особого удивления или обида на эту укоризненную команду. Наверное, он Считал и приказ, и упрек естественным.
«Кто знает, где платок?» он пробормотал, осматривая комнату и ощупывая каждый стул (хотя он не мог не понял, что на них не было ничего что бы ни лежало).«Ты теряешь все», — он добавил, открывая дверь в гостиную, чтобы чтобы увидеть, может быть, платок не там прячется .
«Куда ты идешь?» — воскликнул Обломов. «Это , здесь , вы должны поискать. Я не был в тех других комнатах с прошлого года последний. Быстрее, ладно? «
«Я не вижу платка», — сказал Захар, разворачивая протянул руки и заглядывал в каждый угол.» Вот и !» вдруг он прохрипел. «Это прямо под тобой. Я вижу его конец торчит. Вы лежали на нем все время, но вы действительно просите меня найти его! »Он заковылял прочь, не дожидаясь ответа. Для мгновение или два Обломов опешил, но вскоре нашел другой способ поместить своего камердинера в неправильный.
«Хороший способ сделать уборку!» он сказал. «Какая же, конечно, пыль и грязь! эти углы! Вы никогда не волнуетесь.»
«Если я никогда не взбудоражусь», — парировал Захар. обиженно, «по крайней мере, я стараюсь, и не пощади себя, потому что я пылию и подметаю почти все день. Все выглядит чистым и достаточно ярким для свадьба ».
«Какая ложь!» — воскликнул Обломов. «Иди к твоему снова комната! «
Что он спровоцировал Захара на это разговор был фактом, который дал ему небольшой удовольствие. По правде говоря, он забыл об этом, как только затрагивается деликатный предмет, один не могу избежать суеты.Хотя он хотел, чтобы его чистоту комнат, он хотел, чтобы эта задача была выполняется незримо и отдельно от него самого; тогда как всякий раз, когда Захар был призван сделать даже самое малое подметание или вытирание пыли, он сделал обида на это.
После ухода Захара в логово Обломов снова задумался, пока, несколько минут спустя, часы пробили что-то вроде получаса.
«Что это?» — в ужасе воскликнул Обломов. «Скоро время будет одиннадцать, а я еще не встал и мыть! Захар! Захар! »
Захар появился снова.
«Готовы ли мои вещи для стирки?» его хозяин поинтересовался.
«Да, давно готовы. Зачем ты не встаешь? «
«А почему ты не сказал мне что вещи готовы? Если бы ты это сделал, я давно должны были встать. Иди, и я буду следовать за тобой; но сейчас я должен сесть и написать письмо «
Захар вышел из комнаты.Вскоре он снова появился с богато расписанной жирной бухгалтерской книгой и пачка бумаг.
«Если вы собираетесь писать что-нибудь, — сказал он, — «возможно, вы хотите проверить эти аккаунты на в то же время? Должна быть выплачена некоторая сумма денег «.
«Какие счета? Какие деньги?» осведомился Обломов раздраженно.
«Счета, присланные мясником, овощной, прачка и пекарь.Все нуждаются в своих деньгах «.
«Всегда деньги и волнуйтесь!» — проворчал Обломов. «Почему вы не предоставляете мне отчеты через определенные промежутки времени? а не такой партией? »
«Потому что каждый раз, когда ты меня отсылал, и потом отложи дела до завтра ».
«Ну, эти аккаунтов могут подождать, пока завтра »
«Нет, не могут, потому что кредиторы нажимая, и говорят, что они позволят вам больше ничего в кредит.Сегодня это первый из месяц, вы должны помнить «.
«Ах! Свежие заботы, свежие заботы!» плакала Обломов мрачно. «Почему ты стоишь там? Накрой стол, и я встану, умываюсь и смотрю во весь бизнес. Вода еще готова? »
«Довольно».
Обломов приподнялся и хмыкнул, как будто действительно собирался встать с постели.
«Между прочим, — сказал Захар, — пока вы еще спит, управляющий зданием прислал дворник сказать, что скоро вы должны бросить квартира, так как он хочет ее для кого-то другого.«
«Ну что ж. Мы должны идти. Зачем мне беспокоиться? об этом? Это уже третий раз, когда ты делаешь итак. «
«Но меня это все время беспокоит».
«Тогда скажи им, что мы собираемся идти».
Захар снова ушел, и Обломов возобновил свою мечтательность. Как долго он оставался бы в этом состояние нерешительности невозможно сказать было не прозвучало ни единого звонка в дверь. зал.
«Кто-то звонил, но я еще не встал!» — воскликнул Обломов, проскользнув в халат. «Кто это может быть?»
Снова лежа, он с любопытством посмотрел на дверь.
[Гороховая улица:] Одна из главных улиц Петрограда.
[староста:] Смотритель или управляющий.
[барин:] «Мастер» или «сэр».«
[дворник:] Портье или привратник.
Гончаров, Иван | Encyclopedia.com
ГОНЧАРОВ ИВАН (1812–1891), русский писатель-реалист.
« Обыкновенная история» Ивана Гончарова (1847) часто называют первым русским реалистическим романом, но именно его второй роман, Обломов (1859), положил начало его литературному наследию как в России, так и за рубежом.Его главный герой, тезка романа, сначала воспринимался как символ летаргического и ограниченного общества русского крепостничества, но с тех пор стал символом сердечных, мечтательных и апатичных качеств русского национального характера. Роман в целом, представляющий собой одновременно сострадательное и ироничное исследование богатой неоднозначности человеческого бытия, предвосхищает чувствительность модернистской фантастики таких писателей, как Марсель Пруст и Вирджиния Вульф. Обломов, как персонаж, так и роман, вдохновляли жизнь и творчество Сэмюэля Беккета.В России первые два романа Гончарова оказали особое влияние на Ивана Тургенева, Льва Толстого и Антона Чехова. Последний роман Гончарова, Обрыв (1869), был признан хуже его более раннего произведения. Помимо трех романов, Гончаров написал путеводитель « Фрегат Паллада » (1858 г.) и несколько небольших художественных, поэтических и критических произведений, которым было уделено относительно мало внимания.
Гончаров родился в 1812 году в зажиточной семье провинциального купца.После смерти отца, когда Гончарову было семь лет, его детство прошло под чрезвычайно защитным влиянием матери и интеллектуально стимулирующей опекой крестного отца, отставного морского офицера. После восьми тяжелых лет в коммерческой школе в Москве Гончаров, с детства заядлый читатель, поступил на филологический факультет Московского университета. После получения диплома в 1835 году он поступил на государственную службу в Санкт-Петербург, где сделал продолжительную и умеренно успешную карьеру сначала переводчиком в Министерстве финансов, а затем в 1852–1855 годах секретарем дипломатической миссии в Японию (поездка, которая дала ему необходимые материалы). за его путевые заметки), а после 1856 г. — правительственным цензором.В поколении, где доминировали идеологически заинтересованные и социально критически настроенные дворяне, Гончаров, бюрократ купеческого происхождения, оставался аутсайдером. В университете он избегал студенческих кружков, которые производили революционно настроенных людей, таких как Александр Герцен и Михаил Бакунин; в 1840-е годы он был менее вовлечен в литературный мир, чем такие писатели, как Тургенев и Федор Достоевский; и во время социальных изменений на рубеже 1860-х годов он, в отличие от своих современников, не выработал сильной идеологической позиции.В своей политике он был умеренным западником, считая, что, помимо отмены крепостного права и телесных наказаний, русским нужно соблюдать существующие законы, а не вводить новые. Коллеги-литераторы не любили Гончарова, считая его апатичным, ироничным и ищущим утешения человеком.
Первый роман Гончарова, Обыкновенная история, — это повествование о взрослении, основанное на европейской традиции bildungsroman (романа становления). Личностный рост героя Александра Адуева повторяет культурные события 1840-х годов: Александр преодолевает романтические аффекты своей юности и вступает на реалистичный практический путь к «удаче и карьере».Однако альтер эго Александра, его дядя Питер, уже прошел этот путь, достигнув и того, и другого — только для того, чтобы признать, что он душит эмоциональную жизнь как себя, так и своей жены. Для лучшего произведения Гончарова характерно явное противопоставление духовных и прагматических ценностей, которым автор отдает предпочтение: первые рецензенты обращали внимание на его объективность и отрицание романтической идиомы как образца реализма в литературе.
Следующий роман Гончарова, Обломов, , опубликованный в период социальных реформ и рассматриваемый как обвинение в моральном разложении в обществе, укрепил его литературную славу. Хотя он не оспаривал преобладающее прочтение своих первых двух романов, Гончаров был озадачен ими, поскольку считал себя интуитивным и эгоцентричным писателем, чье искусство было против идеологии. Обломов рассказывает историю человека, которому нужны десятки страниц, чтобы встать с кровати, и более сотни, чтобы выйти из комнаты.Его другу детства удается на короткое время вывести его из апатии, прежде чем он наконец вернется в свое первоначальное состояние мечтательного бездействия, кульминацией которого станет легкая смерть. В отличие от ранних критиков, эстетически настроенные читатели романа оценили его за мастерство в изображении жизни, лишенной повествования, за его умение раскрывать частую абсурдность диалогов, за его скептицизм по поводу ценности телеологических стремлений в человеческом теле. переживания, а также для пробуждения поэзии и символизма, содержащихся в предметах повседневной жизни.
См. Также Чехов Антон; Достоевский, Федор; Гоголь, Николай; Толстой, Лев; Тургенев, Иван.
библиография
Первоисточники
Гончаров Иван Александрович. Фрегат Паллада . Перевод Клауса Гетце. Нью-Йорк, 1987. Перевод Fregat Pallada .
——. Обломов . Перевод Натали Даддингтон. Нью-Йорк, 1992.
——. Обыкновенная история. Перевод Марджори Л.Пылесос. Анн-Арбор, штат Мичиган, 1994. Перевод Обыкновенная история . Также переводится как Общая история и Та же старая история .
——. Обрыв . Перевод Лаури Магнус и Борис Яким. Анн-Арбор, Мичиган, 1994. Перевод Обрыв .
Вторичные источники
Эре, Милтон. Обломов и его создатель: жизнь и искусство Ивана Гончарова . Принстон, Нью-Джерси, 1973.
Димент, Галя. Автобиографический роман о со-сознании: Гончаров, Вульф и Джойс.