Стихотворение письмо: Открытое письмо — Симонов. Полный текст стихотворения — Открытое письмо

Открытое письмо — Симонов. Полный текст стихотворения — Открытое письмо

Женщине из города Вичуга

Я вас обязан известить,
Что не дошло до адресата
Письмо, что в ящик опустить
Не постыдились вы когда-то.

Ваш муж не получил письма,
Он не был ранен словом пошлым,
Не вздрогнул, не сошел с ума,
Не проклял все, что было в прошлом.

Когда он поднимал бойцов
В атаку у руин вокзала,
Тупая грубость ваших слов
Его, по счастью, не терзала.

Когда шагал он тяжело,
Стянув кровавой тряпкой рану,
Письмо от вас еще все шло,
Еще, по счастью, было рано.

Когда на камни он упал
И смерть оборвала дыханье,
Он все еще не получал,
По счастью, вашего посланья.

Могу вам сообщить о том,
Что, завернувши в плащ-палатки,
Мы ночью в сквере городском
Его зарыли после схватки.

Стоит звезда из жести там
И рядом тополь — для приметы…
А впрочем, я забыл, что вам,
Наверно, безразлично это.

Письмо нам утром принесли…
Его, за смертью адресата,
Между собой мы вслух прочли —
Уж вы простите нам, солдатам.

Быть может, память коротка
У вас. По общему желанью,
От имени всего полка
Я вам напомню содержанье.

Вы написали, что уж год,
Как вы знакомы с новым мужем.
А старый, если и придет,
Вам будет все равно ненужен.

Что вы не знаете беды,
Живете хорошо. И кстати,
Теперь вам никакой нужды
Нет в лейтенантском аттестате.

Чтоб писем он от вас не ждал
И вас не утруждал бы снова…
Вот именно: «не утруждал»…
Вы побольней искали слова.

И все. И больше ничего.
Мы перечли их терпеливо,
Все те слова, что для него
В разлуки час в душе нашли вы.

«Не утруждай». «Муж». «Аттестат»…
Да где ж вы душу потеряли?
Ведь он же был солдат, солдат!
Ведь мы за вас с ним умирали.

Я не хочу судьею быть,
Не все разлуку побеждают,
Не все способны век любить, —
К несчастью, в жизни все бывает.

Ну хорошо, пусть не любим,
Пускай он больше вам ненужен,
Пусть жить вы будете с другим,
Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем.

Но ведь солдат не виноват
В том, что он отпуска не знает,
Что третий год себя подряд,
Вас защищая, утруждает.

Что ж, написать вы не смогли
Пусть горьких слов, но благородных.
В своей душе их не нашли —
Так заняли бы где угодно.

В отчизне нашей, к счастью, есть
Немало женских душ высоких,
Они б вам оказали честь —
Вам написали б эти строки;

Они б за вас слова нашли,
Чтоб облегчить тоску чужую.
От нас поклон им до земли,
Поклон за душу их большую.

Не вам, а женщинам другим,
От нас отторженным войною,
О вас мы написать хотим,
Пусть знают — вы тому виною,

Что их мужья на фронте, тут,
Подчас в душе борясь с собою,
С невольною тревогой ждут
Из дома писем перед боем.

Мы ваше не к добру прочли,
Теперь нас втайне горечь мучит:
А вдруг не вы одна смогли,
Вдруг кто-нибудь еще получит?

На суд далеких жен своих
Мы вас пошлем. Вы клеветали
На них. Вы усомниться в них
Нам на минуту повод дали.

Пускай поставят вам в вину,
Что душу птичью вы скрывали,
Что вы за женщину, жену,
Себя так долго выдавали.

А бывший муж ваш — он убит.
Все хорошо. Живите с новым.
Уж мертвый вас не оскорбит
В письме давно ненужным словом.

Живите, не боясь вины,
Он не напишет, не ответит
И, в город возвратясь с войны,
С другим вас под руку не встретит.

Лишь за одно еще простить
Придется вам его — за то, что,
Наверно, с месяц приносить
Еще вам будет письма почта.

Уж ничего не сделать тут —
Письмо медлительнее пули.
К вам письма в сентябре придут,
А он убит еще в июле.

О вас там каждая строка,
Вам это, верно, неприятно —
Так я от имени полка
Беру его слова обратно.

Примите же в конце от нас
Презренье наше на прощанье.
Не уважающие вас
Покойного однополчане.

По поручению офицеров полка
К. Симонов

Письмо к женщине — Есенин. Полный текст стихотворения — Письмо к женщине

Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.

Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.

Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.

Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несет нас рок событий.

Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь —
Корабль в плачевном состоянье.

Земля — корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.

Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.

Тогда и я,
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.

Тот трюм был —
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.

Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.

Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий…

Теперь года прошли.
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!

Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был,
И что со мною сталось!

Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.

Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.

Простите мне…
Я знаю: вы не та —
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.

Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Сергей Есенин.

Константин Симонов — Открытое письмо: читать стих, текст стихотворения полностью

Я вас обязан известить,
Что не дошло до адресата
Письмо, что в ящик опустить
Не постыдились вы когда-то.

Ваш муж не получил письма,
Он не был ранен словом пошлым,
Не вздрогнул, не сошел с ума,
Не проклял все, что было в прошлом.

Когда он поднимал бойцов
В атаку у руин вокзала,
Тупая грубость ваших слов
Его, по счастью, не терзала.

Когда шагал он тяжело,
Стянув кровавой тряпкой рану,
Письмо от вас еще все шло,
Еще, по счастью, было рано.

Когда на камни он упал
И смерть оборвала дыханье,
Он все еще не получал,
По счастью, вашего посланья.

Могу вам сообщить о том,
Что, завернувши в плащ-палатки,
Мы ночью в сквере городском
Его зарыли после схватки.

Стоит звезда из жести там
И рядом тополь — для приметы…
А впрочем, я забыл, что вам,
Наверно, безразлично это.

Письмо нам утром принесли…
Его, за смертью адресата,
Между собой мы вслух прочли —

Уж вы простите нам, солдатам.

Быть может, память коротка
У вас. По общему желанью,
От имени всего полка
Я вам напомню содержанье.

Вы написали, что уж год,
Как вы знакомы с новым мужем.
А старый, если и придет,
Вам будет все равно ненужен.

Что вы не знаете беды,
Живете хорошо. И кстати,
Теперь вам никакой нужды
Нет в лейтенантском аттестате.

Чтоб писем он от вас не ждал
И вас не утруждал бы снова…
Вот именно: «не утруждал»…
Вы побольней искали слова.

И все. И больше ничего.
Мы перечли их терпеливо,
Все те слова, что для него
В разлуки час в душе нашли вы.

«Не утруждай». «Муж». «Аттестат»…
Да где ж вы душу потеряли?
Ведь он же был солдат, солдат!
Ведь мы за вас с ним умирали.

Я не хочу судьею быть,
Не все разлуку побеждают,
Не все способны век любить,—
К несчастью, в жизни все бывает.

Но как могли вы, не пойму,
Стать, не страшась, причиной смерти,

Так равнодушно вдруг чуму
На фронт отправить нам в конверте?

Ну хорошо, пусть не любим,
Пускай он больше вам ненужен,
Пусть жить вы будете с другим,
Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем.

Но ведь солдат не виноват
В том, что он отпуска не знает,
Что третий год себя подряд,
Вас защищая, утруждает.

Что ж, написать вы не смогли
Пусть горьких слов, но благородных.
В своей душе их не нашли —
Так заняли бы где угодно.

В отчизне нашей, к счастью, есть
Немало женских душ высоких,
Они б вам оказали честь —
Вам написали б эти строки;

Они б за вас слова нашли,
Чтоб облегчить тоску чужую.
От нас поклон им до земли,
Поклон за душу их большую.

Не вам, а женщинам другим,
От нас отторженным войною,
О вас мы написать хотим,
Пусть знают — вы тому виною,

Что их мужья на фронте, тут,
Подчас в душе борясь с собою,
С невольною тревогой ждут
Из дома писем перед боем.

Мы ваше не к добру прочли,
Теперь нас втайне горечь мучит:
А вдруг не вы одна смогли,
Вдруг кто-нибудь еще получит?

На суд далеких жен своих
Мы вас пошлем. Вы клеветали
На них. Вы усомниться в них
Нам на минуту повод дали.

Пускай поставят вам в вину,
Что душу птичью вы скрывали,
Что вы за женщину, жену,
Себя так долго выдавали.

А бывший муж ваш — он убит.
Все хорошо. Живите с новым.
Уж мертвый вас не оскорбит
В письме давно ненужным словом.

Живите, не боясь вины,
Он не напишет, не ответит
И, в город возвратись с войны,
С другим вас под руку не встретит.

Лишь за одно еще простить
Придется вам его — за то, что,
Наверно, с месяц приносить
Еще вам будет письма почта.

Уж ничего не сделать тут —
Письмо медлительнее пули.
К вам письма в сентябре придут,
А он убит еще в июле.

О вас там каждая строка,
Вам это, верно, неприятно —
Так я от имени полка

Беру его слова обратно.

Примите же в конце от нас
Презренье наше на прощанье.
Не уважающие вас
Покойного однополчане.

По поручению офицеров полка
К. Симонов
___________________________
[Женщине из города Вичуга]

Анализ стихотворения «Открытое письмо» Симонова

Одно из самых трагических событий в истории русского народа — Великая Отечественная война. Время идёт, и мы всё дальше от ужасающих реалий войны, но литература о ней не теряет своего значения по сей день. Лирика тех лет объединяла людей, была им отрадой и верой в светлое будущее, вдохновляла, дарила крылья. Стихотворения являлись наглядным выражением тех чувств, которые рождены были событиями войны: смертью, горем, утратами близких.

Константин Симонов занимает особое место в истории русской литературы: его имя навсегда связано с Великой Отечественной войной и бессмертным «Жди меня», ставшим заклинанием о возвращении, об истинной любви. Иным, по смысловому наполнению, является стихотворение «Открытое письмо», написанное в 1943 году.

Историко-литературный контекст

Как и многие другие поэты и писатели Константин Симонов был фронтовым корреспондентом. Автор побывал на всех фронтах, прошел по землям Румынии, Болгарии, Югославии, Польши и Германии, был свидетелем последних боев за Берлин. А значит все произведения писателем написаны изнутри, они прожиты им.

Стихотворение «Открытое письмо» основано на реальных событиях, произошедших на глазах писателя в 1943 году в третьей армии генерала Горбатова. Погиб старший лейтенант, фамилию которого Симонов не запомнил. Через какое-то время умершему пришло письмо от жены, содержащее информацию, которую писатель точно передал в своём произведении, написанном по просьбе товарищей погибшего.

Тематика и проблематика

Стихотворение производит сильное впечатление на читателя. Во-первых, тем, что в основе страшное событие — война. Во-вторых, изображаемая в стихотворении ситуация это не просто проблема патриотизма, героического характера, это ещё и тема предательства. Сложно представить, что может испытать человек, окружённый врагами, отважно защищающий свою семью и страну, если узнает, что его предали, его не ждут. Солдат Симонова погибает, так и не ведая о самом главном предательстве в своей жизни.

Художественные приёмы

Написано «Открытое письмо» четырехстопным ямбом – средним по длине размером, необычайно разнообразным и богатым. Композиционно стихотворение можно разделить на две части: первая повествует о сложившейся трагичной ситуации, вторая выступает укором неверной жене.

Отношение пишущего к предательнице выражено с помощью эпитетов: «пошлым (словом)», «тупая (грубость)»; риторического вопроса: «Да где ж вы душу потеряли» и ярким финальным акцентом — прямым выказыванием отношения:

«Примите же в конце от нас
Презренье наше на прощанье.
Не уважающие вас
Покойного однополчане.»

Автор часто использует перечислительный ряд, чтобы неверная из города Вичуги увидела, почувствовала, осознала: «не вздрогнул, не сошёл с ума, не проклял всё», «когда он поднимал бойцов, когда шагал он тяжело, когда на камни он упал».

Стихотворение пропитано болью за товарища, страхом возможности пережить то же самое, укором к неверным женщинам.

Творчество Константина Симонова и многих поэтов его поколения помогает понять не только подвиг народа, но и подвиг литературы, создавшей своеобразную летопись ужасной эпохи в истории нашей страны.

ГАПОУ ТО «ТКТТС»

11 мая 2020 г. 9:01

Студентка 2 курса Корсакова Софья (группа ОД-1-18) приняла участие в первом открытом дистанционном конкурсе чтецов «Баллада о Победе» (г. Тюмень, ДК «Поиск») и  посвятила видео-чтение стихотворения «Открытое письмо» 75-летию Великой Победы.

Одно из самых трагических событий в истории русского народа – Великая Отечественная война. Время идёт, и мы всё дальше от ужасающих реалий войны, но литература о ней не теряет своего значения по сей день.

Константин Симонов занимает особое место в истории русской литературы: его имя навсегда связано с Великой Отечественной войной и бессмертным «Жди меня», ставшим заклинанием о возвращении, об истинной любви. Иным, по смысловому наполнению, является стихотворение «Открытое письмо», основанное на реальных событиях.

Женская преданность значима во все времена. Но во время войны любовь и верность обретают абсолютную ценность. И когда на фронт письмо приносит весть об угасшей любви и разрыве отношений — для солдата это обрушение твердыни под названием «дом».

Дело обстояло так, — рассказывал Константин Симонов. — Я был в конце августа или в начале сентября 1943 года в 3-й армии генерала Горбатова. В одном из ее полков примерно в это время или немножко раньше погиб командир батальона, по званию, как мне помнится, старший лейтенант. Фамилию его не помню. Сразу ли после его гибели или через некоторое время ему пришло письмо от жены, видимо, молодой женщины. Содержание этого письма, которое довольно точно изложено мною в стихотворении «Открытое письмо», задело товарищей погибшего. И они, поскольку я в то время находился у них в полку, попросили составить текст открытого письма этой женщине, которое они собирались послать за своими подписями.

Примерно два месяца спустя, находясь в Харькове, я, располагая некоторым количеством свободного времени, вспомнил эту историю и написал стихотворение «Открытое письмо женщине из г. Вичуги». Я употребил в этом стихотворении некоторые врезавшиеся мне в память слова из письма этой женщины. Я помнил тогда и ее имя, и отчество, и фамилию, но не стал указывать их в стихотворении. Однако я все-таки указал, что это письмо из города Вичуги, потому что хотел, чтобы она когда-нибудь — сразу или позже — прочла его и знала сама, какую оценку дали ее письму товарищи покойного мужа. Я не хотел называть ее, чтобы в нее не тыкали пальцами другие люди, но я хотел, чтобы сама она прочла и, может быть, устыдилась своего письма погибшему человеку. Так я смотрел и так продолжаю смотреть на этот вопрос».

Датировано это письмо сорок третьим годом. Где впервые оно было опубликовано — неизвестно. Но на фронте оно расходилось быстро — востребованность была огромная. Война многое списывала, но только не предательство. Поэтому так жестко и взволнованно описал этот факт К.Симонов. Цитировать стихотворение невозможно, ибо без общего гневного звучания отдельные фразы и строчки, что называется, «погаснут» и не донесут главного смысла произведения.

Ссылка на видео

 

Краевед Иван Матершев раскрыл имя женщины, о которой писал Константин Симонов

В 1943 году Константин Симонов написал стихотворение, которое сразу стало очень популярным на фронте, так как затронуло чувствительную тему женской неверности. Ныне, в эпоху интернета, это стихотворение стало вновь очень популярным, особенно среди молодёжи. Прочитаем его.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Женщине из г. Вичуга

Я вас обязан известить,

Что не дошло до адресата

Письмо, что в ящик опустить

Не постыдились вы когда-то.

Ваш муж не получил письма,

Он не был ранен словом пошлым,

Не вздрогнул, не сошёл с ума,

Не проклял всё, что было в прошлом.

Когда он поднимал бойцов

В атаку у руин вокзала,

Тупая грубость ваших слов

Его, по счастью, не терзала.

Когда шагал он тяжело,

Стянув кровавой тряпкой рану,

Письмо от вас ещё всё шло,

Ещё, по счастью, было рано.

Когда на камни он упал

И смерть оборвала дыханье,

Он всё ещё не получал,

По счастью, вашего посланья.

Могу вам сообщить о том,

Что, завернувши в плащ-палатки,

Мы ночью в сквере городском

Его зарыли после схватки.

Стоит звезда из жести там

И рядом тополь — для приметы…

А впрочем, я забыл, что вам,

Наверно, безразлично это.

Письмо нам утром принесли…

Его, за смертью адресата,

Между собой мы вслух прочли —

Уж вы простите нам, солдатам.

Быть может, память коротка

У вас. По общему желанью,

От имени всего полка

Я вам напомню содержанье.

Вы написали, что уж год,

Как вы знакомы с новым мужем.

А старый, если и придёт,

Вам будет всё равно ненужен.

Что вы не знаете беды,

Живете хорошо. И кстати,

Теперь вам никакой нужды

Нет в лейтенантском аттестате.

Чтоб писем он от вас не ждал

И вас не утруждал бы снова…

Вот именно: «не утруждал»…

Вы побольней искали слова.

И все. И больше ничего.

Мы перечли их терпеливо,

Все те слова, что для него

В разлуки час в душе нашли вы.

«Не утруждай». «Муж». «Аттестат»…

Да где ж вы душу потеряли?

Ведь он же был солдат, солдат!

Ведь мы за вас с ним умирали.

Я не хочу судьею быть,

Не все разлуку побеждают,

Не все способны век любить,—

К несчастью, в жизни всё бывает.

Ну хорошо, пусть не любим,

Пускай он больше вам ненужен,

Пусть жить вы будете с другим,

Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем.

Но ведь солдат не виноват

В том, что он отпуска не знает,

Что третий год себя подряд,

Вас защищая, утруждает.

Что ж, написать вы не смогли

Пусть горьких слов, но благородных.

В своей душе их не нашли —

Так заняли бы где угодно.

В отчизне нашей, к счастью, есть

Немало женских душ высоких,

Они б вам оказали честь —

Вам написали б эти строки;

Они б за вас слова нашли,

Чтоб облегчить тоску чужую.

От нас поклон им до земли,

Поклон за душу их большую.

Не вам, а женщинам другим,

От нас отторженным войною,

О вас мы написать хотим,

Пусть знают — вы тому виною,

Что их мужья на фронте, тут,

Подчас в душе борясь с собою,

С невольною тревогой ждут

Из дома писем перед боем.

Мы ваше не к добру прочли,

Теперь нас втайне горечь мучит:

А вдруг не вы одна смогли,

Вдруг кто-нибудь ещё получит?

На суд далеких жен своих

Мы вас пошлём. Вы клеветали

На них. Вы усомниться в них

Нам на минуту повод дали.

Пускай поставят вам в вину,

Что душу птичью вы скрывали,

Что вы за женщину, жену,

Себя так долго выдавали.

А бывший муж ваш — он убит.

Всё хорошо. Живите с новым.

Уж мёртвый вас не оскорбит

В письме давно ненужным словом.

Живите, не боясь вины,

Он не напишет, не ответит

И, в город возвратясь с войны,

С другим вас под руку не встретит.

Лишь за одно ещё простить

Придется вам его — за то, что,

Наверно, с месяц приносить

Ещё вам будет письма почта.

Уж ничего не сделать тут —

Письмо медлительнее пули.

К вам письма в сентябре придут,

А он убит ещё в июле.

О вас там каждая строка,

Вам это, верно, неприятно —

Так я от имени полка

Беру его слова обратно.

Примите же в конце от нас

Презренье наше на прощанье.

Не уважающие вас

Покойного однополчане.

По поручению офицеров полка

К. Симонов

1943

Часть 1. Вы усомниться повод дали.

Стихотворение Симонова, без сомнения, сильное. И било в точку, особенно, в военные годы. Но морально-этические последствия творения Симонова были двояки. Стихотворение Симонова было опубликовано тогда, когда произошёл перелом в войне. Советская армия больше не отступала, а наоборот, стала быстро продвигаться на запад. Армию с цветами и объятиями встречали женщины освобождённых территорий. И теперь повод усомниться в верности второй половины возникал не только у фронтовиков, но всё в большей и большей степени у жён и подруг, оставшихся в тылу. Поэтому «открытое письмо» служило не только утешением для брошенных тыловыми подругами фронтовиков, но и оправданием измен самих фронтовиков.

Впрочем, если бы Константин Симонов не упомянул конкретный город, то можно было бы рассуждать только о силе и значимости стиха, о таланте поэта. Или сравнивать, к примеру, с песней Высоцкого «Письмо перед боем».

Но назвав конкретный город, Симонов совершил непоправимую ошибку. Он поставил под удар многих женщин г. Вичуги, по крайней мере, в те суровые годы, когда счастливая семейная пара вызывала чёрную зависть и обиду множества молодых вдов и просто несчастных женщин. А отсюда один шаг до клеветы – и вот уже вичужанка ходит с клеймом той самой «женщины из г. Вичуги».

Собственно, Симонов в данной истории совершил трижды неблаговидный поступок. Во-первых, прочитал чужое личное письмо. Читать чужие письма, как известно, нехорошо.

Во-вторых, частично предал его огласке в самом негативном ключе. Фактически без права опровергнуть обвинения упомянутыми лицами. Если бы погибший лейтенант вдруг выжил бы, он вполне мог просто застрелить Симонова за оскорбление его жены, пусть даже уже и бывшей.

И в-третьих, Симонов совершил даже не ошибку, а большую глупость, ибо вряд ли осознавал последствия своего поступка, когда публично указал конкретный город. Не зря более осторожные классики в таких случаях говорили о городе N или придумывали вымышленные города типа города Глупова или Старгорода.

Почему же Симонов публично указал город. На этот счёт у меня есть собственное мнение, которое выскажу позже. А сейчас обратимся к предыстории создания этого стихотворения.

Часть 2. Писательский десант и обещание Симонова.

5 августа 1943 года был взят Орёл, а 23 августа – освобождён Харьков, что ознаменовало окончание эпохальной Курской битвы. В связи с этими успехами политотдел 3-й армии (командующий генерал Горбатов) пригласил в Орёл нашу писательскую элиту с целью собрать воспоминания участников битвы за Орёл, и вообще, увидеть освобождённые города и сёла. В писательской командировке участвовали такие маститые писатели, как Пастернак, Эренбург, Федин и даже 80-летний Серафимович. Поездка длилась две недели: с 27 августа до 10 сентября 1943 года.

Как вспоминал Симонов: «Её литературная отдача даже превзошла первоначальные ожидания — в газетах и журналах появилось несколько очерков наших прозаиков старшего поколения о том, что они увидели, услышали и почувствовали, находясь в частях 3-й армии, только что перед этим освободившей один из первых больших русских городов — Орёл. А Борис Пастернак вдобавок к очеркам, которые он тоже написал, привез из поездки несколько лучших своих стихотворений военной поры.»

А про себя Симонов написал так: «В моих дневниках поездка эта не оставила следа. Не помню её подробностей и жалею об этом не только потому, что она впервые свела меня с таким своеобычным, суровым и откровенным человеком, как генерал Горбатов, но и потому, что моими попутчиками были незаурядные люди, относившиеся к этой, первой для большинства из них поездке в действующую армию с большим душевным подъёмом и внутренним волнением.»

«Кроме заметок для рассказа «Пехотинцы», я привёз из этой поездки одно сильно задевшее мои чувства письмо…» — пишет далее Симонов.

«Письмо, о котором я упомянул, привезённое мною оттуда, из 3-й армии, тоже было связано с гибелью человека, которого любили окружающие. Уже не помню сейчас, когда погиб адресат этого письма, может быть, перед самым моим приездом — люди на войне, случается, гибнут и тогда, когда армия стоит во втором эшелоне, — но скорей всего раньше, во время боёв. Во всяком случае, память о гибели комбата, помнится, старшего лейтенанта по званию, была ещё свежа у его товарищей. И письмо, которое в день моего приезда пришло к мёртвому от его жены, решившей тем временем переменить мужа и извещавшей об этом покойника, вызвало у тех, кто его прочёл, такое возмущение, что они передали мне этот исписанный с двух сторон тетрадочный листок для ответа от их общего имени.

Я обещал, но уехал, не успев этого сделать, и выполнил свое обещание лишь двумя месяцами позже, написав под впечатлением всей этой истории стихотворение «Открытое письмо женщине из города Вичуга», получившее довольно широкую известность на фронте, наверно, потому, что оно в какой-то мере отвечало на те трудные вопросы времени, которые, чем дольше тянулась война и чем мучительней удлинялись разлуки, делались всё трудней и трудней.»

Часть 3. Можно ли сохранить честь офицера, обесчестив женщину?

Стихотворение Симонова начинается словами: «Я вас обязан известить». В своих воспоминаниях он пишет: «Я обещал, но уехал». В письме вичугскому краеведу Горбунову, написанному в 1971 году, Симонов также пишет: «Я обещал им это сделать».

Это был пунктик Симонова – выполнить обещание. Но почему-то сразу он это не сделал. Все отговорки о нехватке времени просто смехотворны. Это профессия журналиста Симонова – быстро писать. Написать короткое письмо – дело вообще нескольких минут.

Но затем письмо вичужанки вдохновило Симонова на написание гневного стихотворения. Отлично! Чего проще, назвать стихотворение, к примеру, «Открытое письмо женщине убитого комбата», или более кратко «Не жду тебя». А затем вложить стихотворение в конверт и отправить в Вичугу. А другую копию стихотворения в печать – в «Красную звезду», а может быть и в саму «Правду». Без всякого упоминания конкретного города. Сила симоновских стихов от этого только многократно возросла бы: уже не только в Вичуге, а в любом уголке страны могла быть та самая «женщина убитого комбата».

Но почему-то Симонов так не сделал. Причина, думаю, банальна: писатель, скорее всего, письмо просто потерял, возможно, даже сразу… Соответственно, были потеряны и вичугский адрес, и адрес полевой почты полка.

Именно в этом кроется причина того, почему Симонов указал публично город Вичугу в своём сочинении. Офицер Симонов обещал офицерам полка написать ответ «от их общего имени». Дело чести – выполнить обещание. Мужик сказал – мужик сделал!

И таким образом, указав Вичугу, Симонов посчитал что выкрутился и выполнил обещание, данное однополчанам погибшего… Сохранил, так сказать, честь офицера, но обесчестил, при этом, женщин г. Вичуги. Об одной такой невинной жертве Симонова речь пойдёт далее.

Часть 4. Лучший учитель Вичуги, или Невинная жертва Симонова.

Когда краевед Горбунов в 1971 году написал письмо Симонову, он видимо, сообщил, что в Вичуге есть женщина, которую считают той самой женщиной, которой адресовано «Открытое письмо».

Симонов пишет в ответ:

«Если в вашем городе и сейчас действительно живёт та женщина, которой было адресовано моё «Открытое письмо», то, разумеется, она читала его и знает, что конкретно оно было адресовано в своё время, двадцать восемь лет назад, именно ей, а не кому-то другому.

Но думаю, что любой человек, который бы стал сейчас, двадцать восемь лет спустя, выяснять у пожилой женщины, о которой кто-то подумал, что именно о ней идёт речь в моём стихотворении, — стал бы выяснять у неё, так это или не так, и что-то проверять в связи с этим, — убежден, что такой человек совершил бы поступок не только бестактный, но и безнравственный. А если обстоятельства сложились так, что этой женщине уже кто-то высказал подобного рода подозрения, — её надо обезопасить от возможности нанесения ей дальнейших нравственных травм.»

Вот так вот! Симонов, как раз и совершивший бестактный поступок, породив ситуацию, когда пожилую женщину подвергают нравственным травмам, ещё и поучает вичужан, что надобно де «её обезопасить»!

Женщина, которую конкретно имел в виду Сергей Горбунов, скорее всего, Черствёнкова Г. А. Хотя, не исключено, что были и другие оклеветанные вичужанки.

Галина Александровна Черствёнкова была одним из лучших учителей города Вичуги в 1940-50-е годы. В 1933 году она закончила педучилище, а затем многие годы работала учителем истории в школе №1 (ныне №10). И была, что называется, учителем от Бога.

Она прожила долгую жизнь, половину которой пронесла с симоновским клеймом той самой «женщины из г. Вичуги».

Сейчас ясно, что она невинная жертва симоновской бестактности и чьих-то целенаправленных наветов, и её доброе имя публикуется, чтобы её реабилитировать от тех подозрений, которые её преследовали всю жизнь.

Вот какой отзыв оставила о работе своей учительницы в годы войны вичужанка А.С. Митекина: «Это были не уроки, а моно-спектакли, интересные, захватывающие настолько, что мы, как завороженные, внимали каждому слову учителя. И не надо было нам никаких учебников, да они и были редкостью в годы войны, нам достаточно было один раз услышать учителя, чтобы запомнить его уроки на всю жизнь – это и есть настоящее в педагогике».

А вот какой случай описан на одном из форумов в интернете (дело происходило в одном из вичугских пионерлагерей, может быть в годах 1970-х):

«Однажды в сончас Наташа Р. читала нам вслух стихи К. Симонова, и вот дошла до этого стихотворения… прежде чем прочитать его, рассказала, что посвящено оно Черствёнковой… девчонки из нашей школы встали за своего кумира горой, они чуть не побили Наташу…»

Автор этого поста недолюбливала свою учительницу, но даже она подчёркивала, что «да, уроки были очень интересными, я до сих пор помню, как она читала нам весь урок Фирдоуси…».

И ещё там же (пост написан в 2016 году):

«В прошлом году Г. Черствёнковой исполнилось 100 лет, её бывшие ученики собрались и вспоминали любимую учительницу, один из них написал статью в защиту, он доказывал, что письмо Симонова не про неё, приводил как доказательство свой разговор с Константином Михайловичем, который не вспомнил фамилию Черствёнкова…»

В конце 1950-х годов моя мама также училась у неё в старших классах. И тоже отзывы самые восторженные. Хорошо помнит и двухдневный турпоход в Лух с Галиной Александровной и поездки на картошку. В нашем семейном архиве есть фотография этого класса Галины Чёрствёнковой, на которой она сидит в строгом костюме с накрахмаленным воротничком и с волосами, убранными на пробор.

В 1950-е годы она была на пике почёта и славы. За успешную учебно-воспитательную работу в школе она была отмечена значком «Отличник народного просвещения», награждена медалью «За трудовую доблесть», орденом «Знак почёта» и удостоена звания заслуженного учителя школы РСФСР.

А самый пик её карьеры пришёлся на 1960 год. Её выбрали делегатом Всероссийского съезда учителей, на котором лично из рук Леонида Брежнева она была награждена орденом Ленина. А в январе 1961 года в журнале «Преподавание истории в школе» про неё написали статью под заголовком «О лучших учителях».

Но незадолго до этих событий в школе кто-то пустил слух, что она та самая женщина, которой Симонов написал «Открытое письмо»…

Следует сказать, что у Галины Александровны был второй муж, с которым она жила в счастье и любви. И возможно, кто-то, воспользовавшись этим фактом, решил остановить её профессиональное продвижение.

Ситуация в школе накалилась: Как!? Лучший учитель – и такое обвинение! Галина Александровна вынуждена была собрать свой класс, в котором она была классным руководителем, чтобы объясниться. С документами на руках, она показала, что это ошибка, что она не может быть «той самой женщиной». Но всякое оправдание, как известно, только подстёгивало распространение клеветы. И бестактные вопросы ей задавали до конца жизни…

А карьера? Карьера на этом кончилась… В 1960 году ей было около 45 лет, то есть она была ещё достаточно молодой. А при тех званиях и наградах, что у неё уже были, она вполне могла стать и директором школы, и подняться на областной уровень, а то и дальше…Но она осталась просто учителем истории, очень талантливым и любимым многими учениками…

Говорят, словом можно убить… И в истории с Галиной Черствёнковой – этому наглядный пример. Только одно слово, которое Симонов не подумавши указал в своём популярном стихотворении, испортило жизнь и карьеру очень хорошему человеку.

Часть 5. Комбат Беляев.

Симонов в своих воспоминаниях (которые повторил в письме вичугскому краеведу) наговорил достаточно, чтобы при современных возможностях узнать имя того самого старшего лейтенанта, жену которого всенародно осудил и оскорбил маститый писатель.

Итак, что мы имеем: в конце августа – начале сентября 1943 года на фронте где-то под Орлом погиб старший лейтенант, комбат, жена которого, да и сам он, очевидно, из Вичуги.

Офицеров из Вичуги, погибших в узкий промежуток времени на ограниченном участке фронта, не так уж и много… Изучение сайта «Память народа» выдаст однозначный результат:

Беляев Василий Сергеевич (1916, Вичуга – 27 августа 1943) – старший лейтенант, командир батареи 299-го артиллерийского полка 194-й стрелковой дивизии, член ВКП(б) с 1942 года. Призван Вичугским РВК. Похоронен в д. Причиж Комаричского р-на Орловской обл. (ныне Брянской обл.).

Уже 31 августа 1943 года командир полка Осадчий подписал наградной лист для представления комбата (посмертно) к ордену Отечественной войны 1-й степени.

В описании подвига значилось следующее:

«26.08.43 года при прорыве переднего края обороны противника отлично провёл артиллерийскую подготовку. В течение 26 и 27 августа огнём своей батареи подавил огонь 3-х артиллерийских и 2-х миномётных батарей противника.

27.08.43 года огнём своей батареи уничтожил орудие ПТО и один миномет.

27-го при отражении контратаки противника огнём из автомата уничтожил 5 немцев, где и был убит.

тов. Беляев достоин правительственной награды – ордена «Отечественной войны 1-й степени».

4 сентября 1943 года командир дивизии гвардии полковник Завьялов заменил в представлении награду на орден «Отечественной войны 2-й степени».

Жену комбата Беляева звали Екатериной Фёдоровной. Письмо её, кстати, в определённой степени, было благородным. Она официально объявила о разводе и отказалась от офицерского аттестата, то есть от существенных денежных средств. А могла бы втихую и дальше получать эти деньги. Более того, если бы она не написала этого письма, она имела бы право на пособие как вдова.

В списке потерь 194-й стрелковой дивизии, которые были составлены 3 сентября, Екатерина Федоровна Беляева ещё значилась как жена погибшего комбата. А вот в списке потерь офицерского состава от 30 сентября она уже представлена как «родственница».

То есть на основе письма, которое так возмутило Симонова, на фронте де-факто был оформлен развод погибшего комбата и «женщины из г. Вичуги». Что справедливо и правильно. И во всей этой истории самый отрицательный персонаж – сам Симонов, бесцеремонно влезший в личную жизнь, его не касающуюся, оскорбивший одну женщину, подставивший под удар других женщин. Ну, Бог ему судья – дело прошлое. Слова Ахматовой «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда» очень подходят к данной истории.

27 августа исполняется 75 лет со дня геройской смерти комбата Беляева. Достойная дата, чтобы обнародовать имя героя. И хорошо, что он не только не прочитал письмо жены, но и, особенно, не увидел стихотворения Симонова.

Часть 6. Живые и мёртвые. Вместо послесловия.

В этой истории есть одна нестыковка. Симонов утверждал, что события с погибшим комбатом происходили в 3-й армии генерала Горбатова. А на самом деле, по документам, – это была 48-я армия.

Впрочем, это несущественное расхождение, Симонов мог не знать к какой армии относился полк, в штаб которого он случайно попал, разъезжая по фронтовым дорогам. Просто ошибочно посчитал, что это была 3-я армия.

К тому же Симонов сам удивлялся, почему погиб комбат, если армия Горбатова была во втором эшелоне. А вот 48 армия как раз 26 августа начала наступление на Севск, но получила сильную контратаку, в которой и погиб вичужанин-комбат.

Есть ещё одно произведение Константина Симонова, в котором, скорее всего, отражена история с гибелью комбата Беляева. И из этой истории ясно, что Симонов был именно там, где погиб комбат, но считал, что это расположение армии Горбатова.

Итак, речь идёт о романе-трилогии «Живые и мёртвые». В третьей части романа, которая называется «Последнее лето», можно встретить такие строчки:

«Средней дочери, той, что была за директором школы, похоронная пришла в прошлом году, в сентябре, и в письме все было сказано: и где, и как погиб старший политрук, и где памятник над братской могилой стоит — хутор Юрьевка, в десяти километрах от станции Комаричи.

Услышав это, Серпилин подумал, что если на десять километров южнее Комаричей, то это была полоса его армии, и муж сводной сестры, возможно, служил в ней. Но спрашивать теперь, южнее или севернее Комаричей этот хутор Юрьевка, не стоило. Какая теперь польза от такого вопроса?»

В «Последнем лете» события происходят летом 1944 года, то есть это последнее лето войны. Таким образом, упомянутый старший политрук погиб, скорее всего, в августе-сентябре 1943 года (так как похоронка пришла в сентябре). Одним из прототипов Серпилина считается генерал Горбатов, командующий 3-й армии. Хутор Юрьевка находится всего в 6 км от д. Причиж, в которой похоронен комбат Беляев.

 Как уже выше показано, Симонов считал, что старший лейтенант, прототип героя его стихотворения, погиб августе-сентябре 1943 года, а полк его, как ошибочно считал писатель, входил в состав армии Горбатова.

Как видим, слишком много совпадений, чтобы не предположить, что литературный образ старшего политрука списан со старшего лейтенанта Белова. Возможно, в Юрьевке находился штаб полка. Таким образом, упоминание Юрьевки, находящейся по соседству с д. Причиж, является косвенным подтверждением того, что Симонов был в штабе 299-го артполка, в котором служил комбат Беляев, и в котором офицеры полка и вручили ему злополучное письмо жены комбата.

Кстати, у комбата Беляева две даты смерти: 27 августа (указанная в наградном листе и наиболее достоверная) и 29 августа (официальная, — возможно, в этот день тело вынесли с поля боя). А 28 августа умер Константин Симонов… Вот такое совпадение…

Краевед Иван Матершев

Как девичьи послания на фронт вдохновляли бойцов и поэтов — Российская газета

«Дорогой товарищ боец!»

В годы войны из тыла на фронт направлялись сотни тысяч посылок с одеждой и продуктами. Из колхозов, от предприятий, от учебных заведений. Чаще всего — коллективные. Так, например, в первые месяцы войны от школьников г. Шадринска Челябинской области на фронт было отправлено более четырех сотен посылок с теплыми вещами¹. Но были еще те, которых больше всего желали солдаты. От девушек. В них среди подарков обязательно вкладывалось письмецо личного характера. Не всегда оно носило любовно-матримониальный подтекст. Так, ученица третьего класса Тамара из шадринской начальной школы № 3 вложила в посылку письмо: «Дорогой товарищ боец! С Новым годом! С новыми победами! Кушайте на здоровье все, что я вам посылаю. Мой папа тоже на фронте. Разгромляйте скорее врага и возвращайтесь с победой»². Но когда писали девушки постарше, содержание приобретало иной характер.

Очень много примеров нам дает литература военного времени.

Ученицы железнодорожной школы № 1 Пермской дороги готовят праздничные подарки бойцам и командирам Красной армии. Фото: ТАСС

«Или Феде, или Пете, или Мите…»

Обозначение адресата неизвестным бойцам от девушек можно разделить на две основные группы. Нередко в качестве отличительного признака указывалось некое конкретное имя (или совокупность вариантов).

В 1942 г. было опубликовано стихотворение С. Смирнова «Письмо»:

Как такое вышло — сам не знаю.

К нам на фронт пришло письмо одно,

На конверте надпись: «Николаю».

«Ой, не мне ли, — думаю, — оно?»

Рву конверт, и что же я читаю

Под горячий орудийный лай:

«Я вас не видала и не знаю,

Дорогой товарищ Николай.

Но желаю вам везде и всюду

Бить врага… И я убеждена,

Что встречать вас как родного буду

В день, когда закончится война.

Шлю привет…»

А дальше подпись: «Маня»

Ну и вот, товарищи мои.

Я письмо ее ношу в кармане

Через все атаки и бои.

И врагу пощады не давая,

Повторяю, будто невзначай:

«Я вас не видала и не знаю,

Дорогой товарищ Николай…»

Я от старых писем независим.

Но письма такого не сомну.

Девушки, пишите больше писем

Всем бойцам, ушедшим на войну³.

На эту же тему в 1942 г. была написана песня «Все равно» (автор слов — Цезарь Солодарь, автор музыки — Юрий Милютин):

Принесли мне в землянку посылку,

И повеяло теплом,

И забилось вдруг сердце так пылко,

И я вспомнил тихий дом.

Адрес краткий на пакете,

Там написано одно:

Или Феде, или Пете, или Мите —

Все равно, все равно.

Я ни тот, ни другой и не третий,

Но принять посылку рад.

И хочу вам честно ответить —

Я надежный адресат.

Вам спасибо за вниманье,

Я могу сказать одно:

«Кто вы? Таня, или Маня, или Женя —

Все равно, все равно».

Чтоб отпраздновать вместе победу,

Повидаться нужно нам.

Обязательно к вам я приеду,

Но куда, не знаю сам.

Где же нашему знакомству

Продолжаться суждено?

Или в Омске, или в Томске, или в Туле —

Все равно, все равно.

Посылка с письмом от донора, сдавшего кровь для раненых бойцов. Станция переливания крови. Москва. 1941 г. Фото: РИА Новости

«Самому отважному воину!»

Во втором случае в качестве отличительного признака адресата указывалось некое общественно одобряемое личное качество бойца. «Работникам полевой почты много раз приходилось обнаруживать среди обильной корреспонденции письма с короткими любопытными адресами: «На фронт. Самому храброму бойцу». Или: «На фронт. Вручить самому отважному воину». Десятки таких писем были направлены пехотинцам, артиллеристам, саперам, минометчикам, бронебойщикам, зенитчикам, связистам»⁴.

Обратимся к рассказу Валентина Катаева «Фотографическая карточка», опубликованному в 1942 г. (то есть прошедшему военную цензуру, что повышает его достоверность). Вот его сюжет.

«Назовем девушку Клавой. Месяцев десять тому назад она работала в госпитале, регистраторшей в канцелярии. Однажды она послала на фронт посылочку. Это был обычный пакетик: с варежками, куском туалетного мыла, с пачкой папирос, с платочком и множеством других трогательных, но весьма полезных мелочишек. Обычно каждая девушка вкладывает в свой пакетик письмо неизвестному бойцу. Она сообщает свое имя и свой адрес. Но Клава не была мастерица писать письма. Она начинала писать несколько раз, но ни одно письмо не удовлетворило ее… В конце концов она разорвала все варианты. Она взяла свою фотографическую карточку и на обороте ее написала всего два слова. Затем она вложила карточку в свой пакетик. Эти два слова, написанные на обороте карточка, были: «Самому храброму». И больше ничего. Ни подписи, ни адреса.

Посылка была получена в одном из отрядов морской пехоты… Командир показал карточку красивой девушки своим морячкам.

— Вот что, товарищи, — сказал он, — получена посылка. В письме карточка девушки. На карточке написано два слова: «Самому храброму». Больше ничего… Самый храбрый, два шага вперед!

Но никто из ребят не двинулся с места. Они все были храбрые, но никто не был хвастлив.

— Я так и думал, — сказал командир и спрятал карточку в боковой карман. — Сегодня мы идем в атаку. Самый храбрый получит карточку и посылочку».

Герой рассказа Сергей во время атаки «подполз к румынской батарее и забросал ее гранатами», «был представлен к боевому ордену и получил из рук командира посылку», с тех пор он «не расставался с заветной карточкой». И вот однажды «регистрируя личные вещи и документы, только что принятые у раненых, Клава увидела свою карточку. Фотография была пробита пулей и окровавлена». Девушка кинулась к начальнику госпиталя и упросила разрешить ей «перейти сиделкой в палату, где лежал ее герой, ее «самый храбрый»…»⁵

Таких совпадений, вероятно, единицы. Но единичные случаи обобщались и закреплялись устными рассказами, обретая характер «фронтовой были», а через фольклоризацию переходили в печать — Катаев в самом начале повествования указывает, что излагает «рассказ инженера», как бы снимая с себя ответственность за подлинность столь маловероятных совпадений.

В стихотворении С. Васильева «Подарок» (1942 г.) нет прямого указания адресата как «самого храброго», эта характеристика бойца «укрыта» (в императивном наклонении) в содержание письма:

Я ночей не досыпала…

Кто получит — не гадала —

Вышивной подарок мой.

Только я ему писала:

«Будь героем, дорогой!»…⁶

В 1943 г. в стихотворении Степана Щипачева, опубликованном в журнале «Огонек», также указывается на необходимость передать посылаемую карточку «самому смелому»:

…В записке девушка писала:

«Отдайте карточку мою

Тому, кто всех смелей в бою…»⁷

Пусть мы имеем дело с художественными произведениями, но в них заметна реалистическая установка: «Отражение жизни в формах самой жизни». Кроме того, каждая книга о Великой Отечественной войне при подготовке к печати получала санкцию Главного политического управления Красной армии. Если бы в книге имелись неправдоподобные реалии, они были бы устранены.

Кадр из фильма «В шесть часов вечера после войны».

Последнее письмо

Традиция писать письма в армию сохранилась и в мирное время. В повести Владимира Войновича «Путем взаимной переписки», написанной в 1968 г., читаем: «В… авиационный истребительный полк пришло письмо. На конверте, после названия города и номера части, значилось: «Первому попавшему»… Почтальон… передал его… Ивану Алтыннику… Письмо было коротким. Некая Людмила, фельдшер со станции Кирзавод, предлагает неизвестному адресату «взаимную переписку с целью дальнейшего личного знакомства». В конверт была вложена фотография…. Алтынник… разглядел на ней девушку лет двадцати-двадцати двух с косичками… Письмо Алтынник положил в… ящик, где у него хранилось несметное количество писем от всех заочниц (числом около сотни)»⁸.

Наверное, все смотрели вышедший в 1971 г. на экраны страны фильм «Семь невест ефрейтора Збруева», в котором солдат после демобилизации поехал выбирать невесту из адресатов своей переписки. Какая была романтика!

…Практика писем солдату зародилась в годы Великой Отечественной, но не исчезла и в послевоенное время, сохранившись на полвека. Увы, теперь ее сменила эпоха социальных сетей.

---

_{1. Гаев И.М. Шадринские школы // Шадринск военной поры. Книга первая. Сост. С.Б. Борисов. Шадринск, 1995. С. 42.}

_{2. Там же.}

_{3. Смирнов С. Письмо // Крокодил. 1942. N 27. С. 4-5.}

_{4. Дюбин В. Анка. Роман-трилогия. Кишинев, 1965. С. 449-450.}

_{5. Катаев В.П. Собр. соч. в 10-ти т. Т. 10. М., 1986. С. 389-390.}

_{6. Васильев С. (Западный фронт). Подарок // Крокодил. 1942, N 7.}

_{7. Щипачев Ст. Карточка, вложенная в посылку // Огонек. 1943, N 14. 10 апреля. С.6.}

_{8. Войнович В.Н. Хочу быть честным: Повести. М., 1990. С. 79.}

Есенин. «Письмо матери» • Расшифровка эпизода • Arzamas

Содержание третьей лекции из курса «Русская литература XX века. Сезон 5»

Речь пойдет об одном из самых знаменитых стихотворений Сергея Есенина «Письмо к матери», написанном в 1924 году. На первый взгляд, это сти­хо­творение оставляет ощущение чего-то абсолютно цельного, монолитного. И впечатление оно всегда производило абсолютно цельное, еще с тех пор как Есенин начал читать его в разных гостиных и в разных редакциях: жалость, сочувствие, слезы. Прочита­ем воспоминания издательского работника Ивана Евдокимова:

«Помню, как по спине пошла мелкая холодная оторопь, когда я услы­шал: „Пишут мне, что ты, тая тревогу, / Загрустила шибко обо мне. / Что ты часто ходишь на дорогу / В старомодном ветхом шушуне“.
     Я искоса взгля­нул на него. У окна темнела чрезвычайно грустная и печальная фигура поэта. Есенин жа­лоб­но мотал головой: „…Будто кто-то мне в кабацкой драке / Саданул под сердце финский нож“, — тут голос Есенина пресекся. Он, было видно, трудно пошел дальше, захрипел, еще раз запнулся на строчках „Я вернусь, когда раскинет ветви / По-весеннему наш белый сад“.
     Дальше мои впечатления пропадают, потому что зажало мне крепко и жестоко горло. Таясь и прячась, я плакал в глуби огромного нелепого кресла, на котором сидел в темнеющем простенке между окнами».

Так не раз реагировали на стихотворение Есенина. Так реагируют и по сю пору. Между тем это стихотворение ни в коем случае не является цельным. Оно состоит из лоскутов, цитат, взятых из совершенно разных и несовместимых традиций.

Давайте прочитаем это стихотворение и посмотрим, какие традиции берет Есенин, чего он касается, чем пользуется.

Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.

«Несказанный свет» — это цитата из Блока. Причем мистического Блока:

И полны заветной дрожью
Долгожданных лет
Мы помчимся к бездорожью
В несказанный свет.

Александр Блок. «Мы живeм в старинной келье…»

Эта цитата совершенно неуместна в есенинском стихотворении. У Блока это словосочетание совсем не значит то, что оно должно значить у Есенина. Дальше:

Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

Это уже Некрасов с его характерной знаковой рифмой «тревогу» — «дорогу»:

Что ты жадно глядишь на дорогу
В стороне от веселых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу —
Все лицо твое вспыхнуло вдруг.

Николай Некрасов. «Тройка»

Далее:

И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.

Финский нож — это жестокий городской романс, совершенно из другой оперы.

Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.

Ситуация жестокого романса усугубляется, ассоциации с романсом становятся все крепче. Но резкий слом:

Я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.

Нежный-мятежный. Лермонтов, классический романс, Плещеев  Алексей Плещеев (1825–1893) — писатель, поэт и автор романсов, переводчик, критик., роман­ти­че­ская традиция. Совершенно другие ассоциации. И они усиливаются в следую­щей строфе.

Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.

Типичная романтическая романсовая формула «не буди». Дальше «не вол­нуй» — еще одна романсовая цитатная формула. Дальше «ранее утра» — это ро­ман­тические ассоциации. То жестокий романс, то салонный романс и роман­ти­ческая традиция, то горький Некрасов, то блоковская цитата. И все это — под знаком Пушкина. О том, как Пушкин всплывает в этом стихотворении, хорошо пишет Довлатов, вспоминая в «Заповеднике» о своей работе экс­кур­соводом в Пушкинских Горах:

«Перебираюсь в комнату Арины Родионовны… „Единственным по-настоящему близким человеком оказалась крепостная няня…“ Все, как положено… „…Была одновременно — снисходительна и ворчлива, простодушно религиозна и чрезвычайно деловита…“ Барельеф работы Серякова… „Предла­га­ли воль­ную — отказалась…“
     И наконец:
     — Поэт то и дело обращался к няне в сти­хах. Всем известны такие, например, задушевные строки…
     Тут я на се­кун­ду забылся и вздрогнул, услышав собственный голос:
„Ты жива еще, моя ста­рушка? / Жив и я. Привет тебе, привет! / Пусть струится над твоей из­буш­кой…“
     Я обмер. Сейчас кто-нибудь выкрикнет; „Безумец и невежда! Это же Есенин, ‚Письмо к матери‘!“
     Я продолжал декламировать, лихорадочно со­об­ра­жая: ‚Да, товарищи, вы совершенно правы. Конечно же это Есенин. И дей­стви­тель­но — „Письмо к матери‘. Но как близка, заметьте, интонация Пуш­кина лирике Сергея Есенина! Как органично реализуется в поэтике Есе­нина…“ И так далее.
     Я продолжал декламировать. Где-то в конце угро­жаю­ще сиял фин­ский нож… „Тра-та-тита-там в кабацкой драке, трат-та-там, под сердце финский нож…“ В сантиметре от этого грозно поблескивающего лезвия мне удалось затормозить. В на­сту­пи­вшей тишине я ждал бури. Все мол­чали. Лица были взволнованы и строги. Лишь один пожилой турист со значением выговорил:
     — Да, были люди…»

Вот эта пушкинская атмосфера, пушкинская общая большая ассоциация. Это еще один дополнительный кусок, взятый Есениным для эмоционального строя этого стихотворения.

Итак, лоскуты, разные традиции. Везде понадергал. И все же… Что объединяет две цитаты, которые я привел, Евдокимова и Довлатова? Публика слушает все это с замиранием сердца. Эмоции ответные абсолютно истинные. Это сти­хо­тво­ре­ние действительно воздействует. За счет чего? В чем секрет? Я думаю, секрета три.

Во-первых, дело в том, что Есенин, может быть, первый поэт, который так близко со­еди­нил свой личный опыт и стихи. То, что вчера было скандальным про­ис­шест­вием, сегодня становилось предметом стихотворения. Есенин не скрывал подно­гот­ной своей жизни. Она была ведома всем и ведома не столько через слухи, сколько через строки. Есенин делился с публикой тем, что происходило с ним — конечно, мифологизируя, приукрашивая, кладя свет и тени так, как было ему нужно. Но делился. Почти ничего не скрывал. И при этом он обра­щался к слу­шателям и читателям, к каждому, как к единственному доверитель­ному другу, который поймет: «Ты меня поймешь, а другие нет. Я тебе расскажу эту боль. А другие — а пусть их». Вот такая интонация — она не могла не воз­дей­ство­вать на публику и воздействует до сих пор.

И все, в том числе Евдокимов в тех воспоминаниях, все ощущают, что завтра с Есениным что-то может произойти. Что этот финский нож завтра реа­ли­зу­ется в жизни. Что саданут ему или произойдет что-то непоправимое. А мы-то теперь знаем, что это непоправимое произошло. От этой невероятной, не­ви­дан­ной прежде связи личного опыта и стиха и происходит во многом наша ответная реакция. Она почти неизбежна. Это первое.

Второе — это, конечно, есенинская поэтика, которая кажется эклектичной исследователю, но даже и для него оказывается все-таки единой и цельной. За счет чего? За счет ключевых слов. Моя версия, что такими ключевыми словами являются «шушун» и «шибко». Этот непонятный диалектный шушун (редко кто может представить, что это такое, — да и не надо) — он как-то все организует, все соединяет. И, соединяясь со словом «шибко», тоже разговор­ным и каким-то неловким, но при этом задушевным, он дает эту удивительную аллитерацию на «ш» и «ж».

Давайте прочитаем и прислушаемся: «Ты жива еще, моя старушка? / Жив и я. Привет тебе, привет! / Пусть струится над твоей избушкой / Тот вечерний несказанный свет. / Пишут мне, что ты, тая тревогу, / Загрустила шибко обо мне, / Что ты часто ходишь на дорогу / В старомодном ветхом шушуне». Вот она, эта плавность, эта песенность, которая всегда давалась Есенину, и это «ш», которое волнами расходится по стихотворению. Вот эти неловкие и стран­ные словечки, которые все делают настоящим.

И третье. Может быть, самое главное. В этом стихотворении есть настоящая, искренняя нота. Настоящая большая тема, тема последней ускользающей надежды. Последнего шанса, последнего смысла, за который можно за­це­питься. Дело в том, что все позднее творчество Есенина характеризуется ускользанием смыслов. Ему нечем становилось жить, не о чем писать. Только о себе и о веч­ной жалости к себе. Хорошая, большая русская тема, но ее для стихо­тво­ре­ний недостаточно — ему этого тоже было мало. И каждый раз он как будто ищет опору, ищет, за что зацепиться. И вот старая тема матери.

Любил он мать или не любил, этого никогда нельзя понять. Пытался любить, а скорее ненавидел, если судить по высказываниям мемуаристов и даже собст­венным его стихам иной раз: «А мать как ведьма с киевской горы». Но вот попытка зацепиться за еще один смысл через связь матери с родиной. А вот последний, решающий смысл, ко­торый на наших глазах ускользает.

Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.

Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось, —
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.

Надежда появляется и ускользает. Смысл появляется и ускользает. То ли верит он в свою нежность к матери, возвращение в низенький дом, то ли нет. Вот на этих колебаниях смысла, на этой последней надежде и держится наше восприятие стихотворений. И наше сочувствие этому стихотворению, этому поэту, которого уже не отменить.  

Эпистолярная поэма | Академия американских поэтов

Эпистолярные стихи, от латинского «epistula», означающего «письмо», в буквальном смысле слова — это стихи, которые читаются как буквы. Как стихотворения прямого обращения, они могут быть интимными и разговорными или формальными и размеренными. Тематика может варьироваться от философского исследования до признания в любви и списка поручений, а послания могут принимать любую форму, от героических двустиший до свободных стихов.

История эпистолярной поэмы

Форма послания восходит к стихотворным письмам Римской империи и была усовершенствована и популяризирована Горацием и Овидием.Последний использовал эту форму как место для романтики и сентиментальности, как, например, в его «Героях» — любовных письмах великих женщин древности. Эпистолярные исследования Овидия были заимствованы придворными поэтами от средневековья до эпохи Возрождения, в том числе Самуэль Даниэль, который ввел форму в английский язык в начале 17 века. Однако послания Горациана оказали более глубокое влияние на наше современное понимание формы. Гораций использовал знакомый и конфессиональный характер писем, чтобы разобраться с высокими моральными и философскими догадками.Именно эта традиция произвела то, что обычно считается величайшими посланиями, написанными на английском языке: Moral Essays Александра Поупа и Epistle to Dr. Arbuthnot , тонко завуалированную автобиографическую защиту сатиры и поэзии, написанные героическими двустишиями, как и обращение к своему другу Джону Арбетноту.

Еще об эпистолярных стихах

«Письмо в Нью-Йорк» Элизабет Бишоп, например, использует рифмующиеся катрены:

В своем следующем письме я хочу, чтобы вы сказали
, куда вы собираетесь и что делаете;
как идут пьесы, и после спектаклей
какие еще удовольствия вы преследуете:

на такси посреди ночи,
за рулем, как будто для спасения души
где дорога идет кругом вокруг парка
и счетчик сверкает, как сова морали

Жесткая схема рифм и структура стихотворения опровергают его скорбный, почти навязчивый характер.Епископ использует прямой адрес, чтобы выразить свою изоляцию и тоску, сохраняя при этом формальную дистанцию.

Это противоречит посланиям, которые предполагают более узнаваемые условности письма, дополненные традиционным вводным адресом, например, «Письмо» Лэнгстона Хьюза, которое начинается: «Дорогая мама / Время, когда я плачу за квартиру и получаю еду / и стираю, я мало что осталось / но вот тебе пять долларов «. Простая интимность эпистолярной формы придает стихотворению знакомую легкость.

Очарование эпистолярных стихов в их свободе.Аудитория может быть внутренней или внешней. Поэт может говорить с неназванным получателем или с миром в целом, с бестелесными сущностями или абстрактными концепциями. Многие современные поэты внедрили эту форму в свои произведения: коллекция Марка Джармана « посланий » исследует религиозную веру и сомнения. Книга Бернадетт Майер «Желание матерей доставлять удовольствие другим в письмах» — это серия неотправленных писем, написанных за девять месяцев. Посвящение Лейни Браун тексту Майера The Desires of Letters обращается к материнству и обществу в период политических беспорядков.Эпистолярные стихи Эланы Белл, такие как ее «Письмо в Палестину», также отражают политику в конфессиональном тоне.

читать далее стихотворения эпистолярные

Letter Poems — Стихи к письму

Письмо Сефофане Шабалала

Это письмо, через меня я могу
Представьте себе жизнь, которой у меня никогда не было, что вы
Могли бы жить, говорят «эта жизнь — испытание», но
Послушайте, мой тест — не то, через что я надеюсь, что вы пройдете.
…

ЭЛЕГИЯ Чжан Цзао

открывается письмо, кто-то говорит:
похолодало
открывается еще одно письмо
пусто, пусто
но тяжелее мира
открывается письмо
кто-то говорит: он поет на макушке легких с горы
кто-то говорит: нет, хоть картошка сдохла
инерция, живущая внутри него
по-прежнему рождает крошечные руки
открывается еще одно письмо
крепко спишь как мандарин
но кто-то, сняв с тебя наготу, говорит:
он прикоснулся к другому вам
открывается еще одно письмо
они все громко смеются
все вокруг них хохочет бесконечно
открывается письмо
естественный стиль облаков, плавный стиль реки в ярости на открытом воздухе
открывается письмо
Я пережевываю определенные тьмы
открывается еще одно письмо
яркая луна висела в небе
после открытия другого письма кричит:
смерть реальна
…

Бумажный мальчик (Нтуми), часть 2 Кэссиди Зимба

Солнце светит, и его отражение танцует на твоем лице
Актуальность моей жизни запечатлена в твоем костюме для рождения. Я имею в виду твое платье.
Обними мою ухудшающуюся структуру тебя небесных объятий
Сделайте мой последний танец с жизнью, достойным того, чтобы сыграть песню, которая бесконечна
…

Полуденное солнце Ким Хесун

— День пятый

Письмо придет из места, куда нельзя отправить ответ

То, что вы уже здесь
Что ты уже оставил

Отверстие, которое знает все, буква сияющая, как голубое небо.

Как мозг, который слишком ясно видит после смерти, яркое письмо придет
Как и в дни, предшествовавшие твоему рождению, широкое письмо без вчерашнего или
завтра приедет

Мягкий перезвон колоколов из кареты световой
Хихикает девушка в легких штанах, последний поезд идет над землей

стучится в ночной мир
мир, где все поезда на перроне сразу загораются и молча забывают
о тебе

Ты не можешь идти, потому что ты безногий, а дети твоего детства
уже там
Из этой светлой дыры придет письмо, где нет даже ответа черным по черному.
можно отправить

Ваши дети стареют впереди вас
Из того места, куда вы отправились, чтобы сначала перевоплотиться

придет письмо, написанное яркими яркими чернилами

Из того места, где вы никогда не сталкивались с тьмой
придет огромное письмо
, как мир яркого света, новорожденный впервые встречает
…

Письмо не отправлено Малабика Рэй Чоудхури

Это письмо, настоящее сообщение, а не стихотворение
! но так и не доставили!

письмо, которое было написано очень давно, когда четырнадцатилетний мальчик мечтательными глазами смотрел на чарующий мир,
…

Изучение эпистолярной поэмы Ханны Брукс-Мотл

Это старая история: влюбленные, помешанные на звездах, не знают, что они помечены звездами.Они влюбляются через обмен письмами (или электронными письмами), не осознавая, что в реальной жизни они презирают друг друга — до тех пор, пока письмо не будет сопоставлено с личностью и не приведет к истинной любви (см. Фильм Магазин за углом и его римейк, Вы получили почту ). Искусство, демонстрирующее эпистолярную практику — написание писем и обмен ими, — наполнено такими темами романтики, откровения, обмана и достоверности. Буквы — это средства для нашего истинного «я», но они также являются пространством, в котором мы конструируем эти «я».

При чем здесь эпистолярная поэзия? Как и наши киношные пары, поэты используют эпистолярные техники, чтобы раскрыть и построить. С одной стороны, буквы раскрывают тот факт, что поэзия сама по себе является формой общения. Мы часто пишем на что-то или кто-то. С другой стороны, стихотворения, использующие условные обозначения букв, заставляют нас задуматься о том, как мы читаем, классифицируем и представляем как буквы, так и стихи. Хотя определение послания в нашем глоссарии кажется достаточно простым, его краткость опровергает важные вопросы.Должно ли стихотворение быть настоящим письмом? Если он был отправлен кому-то — особенно тому, кто «близок к писателю» — что это значит, что другие люди сейчас его читают? Если оно не было отправлено человеку, как оно считается письмом? Зачем вообще писать стихотворение, похожее на письмо, или использовать письмо как стихотворение?

Эпистолярный стих — одна из древнейших форм поэзии, однако вопросы, которые он поднимает, остаются удивительно неизменными на протяжении веков. В этом руководстве мы рассмотрим историю эпистолярной поэзии и исследуем, как поэты приняли эту форму; вы также попробуете свои силы в сочинении посланий на оригинальные стихи.

Начало августа

Некоторые из самых ранних эпистолярных стихов происходят в Древней Греции и Риме. Гораций в своих Посланиях, и Овидий в Героидах, установил условия для одного из эпистолярных споров, которые продолжаются и по сей день: различие между посланиями, которые кажутся истинными буквами, написанными поэтом якобы как коммюнике реальному человеку — и послания, которые явно вымышлены, возможно потому, что они написаны не от лица поэта.Оба типа представляют собой стихи и буквы, но первый может подчеркивать буквенные качества стихотворения, а второй — стихотворение как стихотворение.

Горация Послания относятся к первому типу: серия стихов, написанных реальным людям — коллегам-писателям, покровителям и даже Августу, самому императору. Поскольку они называются посланиями, мы можем предположить, что эти стихи изначально были отправлены в виде писем. Но их появление в 20 г. до н. Э. В виде книги предполагает, что это были открытые письма, «отправленные» через само издание.В переводе Дэвида Ферри стихи могут начинаться с приветствия — «Дорогой Фускус, я, любитель страны, / Передаю тебе привет, любитель города», — или начинаться с контекстуализации, которую мы ассоциируем с буквами: « Пока вы в Риме изучаете декламацию, — пишет Гораций Лоллиусу Максиму, — вот я в Пренесте и читаю Гомера. Такое случайное ситуативное замечание — отличительная черта эпистолярных стихов. Гораций использует такие эффекты в Посланиях , чтобы добиться извилистого, отвлеченного и разговорного стиля.Эти стихи болтливы, содержат вопросы и шутят наедине или наедине. Вот начало его письма Виниусу Асине:

Я повторял вам снова и снова, Винни,
Отнеси эти мои книги Августу только
. Если вы точно знаете, что он здоров и всего
Если вы точно знаете, что он в хорошем настроении и только
Если это произойдет, он попросит лично посмотреть.

От знакомой формы имени Виниуса до ожидания, что Винни узнает «хорошее настроение» Августа, когда он его увидит, мы можем сказать, что стихотворение Горация явно написано для определенного, особенного человека.Стихотворение повторяет разговор между ними — «как я говорил вам снова и снова» — усиливая ощущение, что мы перехватываем письмо, адресованное кому-то другому. Качества стихотворения как буквы и стихотворения связаны в его непринужденном стиле и подлинном адресе. И это подводит нас к нашему первому письменному упражнению:

Упражнение 1: Попробуйте написать стихотворение, которое повлечет за собой аналогичные переживания для читателя. Напишите другу о прошлом событии и представьте его как личное письмо, в котором вы объясните свою точку зрения на то, что произошло.Имейте в виду, что другие в конечном итоге прочитают ваше «письмо». Как знание более широкой аудитории влияет на ваше стихотворение?

Поэма Горация Винни — это своего рода «истинное» письмо-стихотворение, которому противостоит Овидий Heroides . Heroides — это собрание писем, написанных голосами женщин из классической мифологии. Это не настоящие буквы, а вымышленные буквы, написанные с использованием техники персонализации. Эти письма-стихи, адресованные в основном отсутствующим влюбленным, служат примером еще одного трюизма эпистолярной практики: письма — это излияния нашей сокровенной сущности.Авторы писем Овидия умоляют, уговаривают, оплакивают и обвиняют людей, которые их бросили. Но Овидий также дает женщинам возможность самоанализа.

Упражнение 2. Попробуйте написать письмо с точки зрения другого человека, например известного человека, литературного или мифического персонажа. Пусть ваш персонаж напишет кому-то, на кого он зол или расстроен, и объяснит почему.

Дамы, Письма, 18 век

18 век был эпистолярным расцветом.Обычная почтовая служба и новые грамотные массы побуждали писателей перенять буквенные обозначения во многих жанрах, от политических трактатов до новомодной формы, называемой романом. Аспекты эпистолярности — приветствия, свидания и обращение к конкретному человеку — отмечают большую часть поэзии XVIII века, не все из которых мы бы назвали стихами. Оды и стихотворения, например, также обычно обращаются непосредственно к человеку. Но по мере того, как категория эпистолярной поэзии расширялась, различие между истинными и вымышленными посланиями сохранялось.Александр Поуп использовал возможности последнего в «Элоизе Абеляру», одном из самых известных стихотворных посланий того времени. Поэма, как и предыдущая « Heroides » Овидия, представляет собой излияние страстных речей от одного любовника к другому. Элоиза пишет Абеляру:

Тем не менее, напишите, о, напишите мне все, чтобы я мог присоединиться к
Скорби твоим горе и эхо вздохов твоему.

Абеляр и Элоиза «соединены», несмотря на расстояние в письмах.Переписка может позволить им буквально переписываться в виде своего рода эмоционального эха. Конечно, на самом деле Элоиза находится в монастыре; Абеляр, ну, больше не тот человек, которым когда-то был; а Папа — настоящий автор стихотворения. Эпистолярное письмо в 18 веке часто отмечало свои собственные ограничения, даже когда письма и письма-стихи воображали, что могут их преодолеть. Это тема, которая проходит во всем эпистолярном письме: вы отсутствуете, но также присутствуете, потому что я пишу вам.

Упражнение 3. Достаньте мобильный телефон и найдите контакт, с которым вы не разговаривали шесть или более месяцев.Теперь напишите ему или ей письмо-стихотворение, описывающее, как вы относитесь к молчанию между вами двумя.

Другие стихотворные послания Папы менее пылкие, чем «Элоиза Абеляру», и все же могут показаться нам столь же «вымышленными». Его стихотворение «Послание к мисс Блаунт» и серия «Послания к нескольким лицам» явно обозначены буквами, но звучат как традиционные стихи (или даже критика в случае «Эссе»). В отличие от Горация, Поуп ценил эпистолярную поэзию не за ее способность имитировать беседу, а за особые виды приличия, которые она позволяла.Как отметил Анж Млинко в путеводителе по поэмам к «Ответу», эпистолярному стихотворению Анны Финч, которое является ответом на «Похищение замка» Папы, поэты 18-го века — другой эпохи Августа — писали, чтобы развлечь, спровоцировать, и убеждать друзей и врагов в их ближайшем окружении, почти как старая, более медленная и более формальная версия сегодняшних социальных сетей.

Путеводитель

Mlinko посвящен женщинам-поэтам, а женщины и эпистолярное письмо всегда были связаны. Тем не менее, использование поэтами-женщинами 18-го века эпистолярного стиха может поставить под сомнение эти категории истинного и вымышленного — было ли стихотворение задумано как стихотворение или как письмо.Письмо леди Мэри Уортли Монтегю лорду Херви — хороший пример размытых границ между письмами и стихами того периода. Как отмечает ученый Билл Овертон, «эпистолярный стих был социальной практикой того периода, и… особенно для женщин из высшего сословия, написание стихотворного письма никоим образом не влекло за собой намерение опубликовать его». письма были распространены, и вполне вероятно, что писатели в 18 веке понимали, что их слова будут прочитаны и перечитаны людьми, которых они могли не знать лично.

Эпистолярные ученые называют это ощущение, что письмо написано не только для получателя, но и для потенциально более широкой аудитории, «читателя от третьего лица». Это особенно полезно при размышлениях о стихотворных посланиях, потому что поэты-писатели признают, что их послания одновременно и публичны, и частны. Для женщин-поэтов, писавших в то время, когда обычные способы публикации были трудными или нежелательными, этот читатель от третьего лица часто был их первым и единственным читателем. «Письмо к Дафнису» Анны Финч — хороший пример такого взаимодействия.Стихотворное послание леди Мэри Чадли явно обращается к «дамам», но в названии используется только эпистолярный стиль — в стихотворении отсутствуют приветствия или ситуативные замечания в пользу чистой полемики.

Упражнение 4: Попробуйте написать послание целой группе людей. Как и в случае с подражанием Горацию, подумайте о том, как чувство читателя от третьего лица может повлиять на то, что и как вы пишете.

Новые эпистолярные стихи

Различие между истинным и вымышленным продолжает отмечать эпистолярную поэзию и по сей день.Такие стихи, как «Жена речного купца: письмо» Эзры Паунда, очевидно, следуют традициям Овидия. Более современные примеры такого рода письма-стихотворения включают «Из утерянных писем Фредерика Дугласа» Эви Шокли, «Фанни» Кэролайн Кайзер и «Отчет Сумасшедшей лошади» Уильяма Стаффорда. Такие стихи связаны с драматическим монологом, поскольку они полагаются на то, что читатели не верят в них.

В то время как все писатели сознательно конструируют в своих письмах версию самих себя, стихотворения-письма от персонажа могут поразить нас иначе, чем от «настоящего» поэта.А стихи-письма, предназначенные, как и у Горация, для настоящих друзей и знакомых поэта, кажутся непохожими на эти стихи-письма, такие как «Письма Келли Кларксон » Джулии Блох или «Письмо к Бруксу: Весенний сад» майора Джексона, явно написанные как стихи в первую очередь. Вопрос такой же старый, как Гораций и Овидий, Папа и Монтегю: письмо или стихотворение? И почему?

Эмили Дикинсон может нам здесь помочь. История публикаций Дикинсон долгая и запутанная, но ученые начали подчеркивать важность эпистолярной практики для ее работы; Последние выпуски даже пытаются восстановить то, как стихи были связаны и, казалось, возникли из ее писем.Ее письма и стихи распространялись — как леди Мэри Уортли Монтегю, она писала публично-частным слушателям, — но Дикинсон использовала свои послания как для общения, так и для описания трудностей общения. «Письменная лирика» Дикинсона, по словам ученого Сары Хьюитт, «теоретизирует поэзию как особый вид социальной коммуникации».

Поэзия, особенно лирическая, после романтизма не считалась особенно коммуникативной. Поэтому, когда Джек Спайсер опубликовал письма как стихотворения , как он это сделал в «Письме Гэри Боттоне» и «Письма Джеймсу Александру», он перевернул эти представления, поместив стихотворение прямо между людьми. Письма-стихотворения Джеймса Шайлера выполняют аналогичную работу. Стихотворения Шайлер, часто содержащие эпистолярные украшения, такие как даты, приветствия и подписи, часто используют характерные черты настоящих букв. Тем не менее, стихотворение «Каменный нож» также включает в себя название, линию и расширенный экфрас, общие контрольные признаки поэзии. Стихи-письма Шайлер или Спайсера могут усложнить наши автоматические категории того, что является поэзией, а что нет.

Упражнение 5. Найдите написанное вами электронное письмо или письмо и разбейте его на строки.Это звучит или похоже на стихотворение? Попробуйте добавить заголовок.

Письма и письма-стихотворения также помогают нам задуматься о том, как строится поэзия — и опять же, это удар по любым представлениям о визите муз. Лорин Нидекер и У. Оба Грэма использовали буквы для написания стихов, предполагая, что стихотворение — это не столько вдохновенный порыв языка, сколько тщательное расположение и расположение слов. Вот Нидекер в письме Луи Зукофски от 1948 года:

Уважаемый Зу:

Суббота Я восстал из своей исконной грязи с кусочками водорослей, хвоща и т. Д.. побывать на дорогом церковном венчании. Вся история прошла через мою голову, большой шаг от водорослей к ЦЕРКВИ […] от деления клеток до мужского пота, в то время как другой собирает Международное серебро и надевает, снимает атлас и продолжает потеть, чтобы заплатить за него. Маленькая рабыня-невеста и худший раб, ее муж.

Сравните это с фразой Нидекера «Я поднялся из болотной грязи». Нидекер не просто набрасывается на содержание своего письма для целей стихотворения, она записывает реальные фразы и слова.Грэм делает нечто подобное в своем письме-элегии своему другу под названием «Дорогой Брайан Винтер». В этом стихотворении Грэм использует фразы из писем, которые он отправлял друзьям и вдове Винтера. И Нидекер, и Грэм берут язык из букв и настраивают его для стихов.

Упражнение 6. Посмотрите на письмо или электронную почту, которые вы использовали в упражнении 5. Сможете ли вы найти фразы и даже предложения, которые вы могли бы включить в свое следующее стихотворение?

Современные поэты, использующие эпистолярные формы, также могут позволить языку оставаться в его «буквенном» состоянии.Во время своей третьей беременности Бернадетт Майер написала серию писем. Никогда не отправлялись, они были опубликованы как Желание матерей доставлять удовольствие другим в письмах (1994) . Вот начало «На дудку« красных вышитых туфель »»:

Это редкий ветреный день, когда солнце никогда не уходит, какая-то новая погода, должно быть, приближается к нам очень быстро, как говорится, вы всегда говорите, что я слишком часто замечаю погоду, что большинство людей не знают, жарко или холодно, Мне трудно вспомнить, что я не должен включать все это.Я думаю про себя, что должен сказать это тебе, а потом, когда я это забуду, все потеряно. Чтобы отпраздновать без плана — он купит ей мороженое по дороге домой?

Длинные и быстрые предложения Майера продвигают нас через головокружительный диапазон наблюдений. Эти намеки частны и непрозрачны, и скорость, с которой Майер дает их, почти гарантирует, что наше понимание является лишь частичным. И все же Майер написал это письмо не для того, чтобы послать, а для публикации в виде стихотворения в прозе. Подобно Спайсеру и Шайлер, Майер исследует границы между буквами и стихами и наши ожидания от каждого из них.

Мы ожидаем от стихов того, что они автономны: нам не нужно знать контекст или предысторию, чтобы понять стихотворение. Стихи должны содержать свои собственные направления, позволяющие нам собирать и читать их на своих условиях. Но мы знаем, что буквы — это всего лишь продуктов контекста. Они являются частью бесконечных цепочек других писем и сообщений, и когда мы их читаем, мы можем чувствовать себя комфортно и даже наслаждаться нашим лишь частичным знанием. От Горация и Овидия до Майера и Спайсера поэты использовали стихи-письма, чтобы исследовать не только то, как буквы помогают поэтам писать, но и то, как стихи-письма заставляют читателей читать.

Эпистолярная поэзия также фокусирует наше внимание на аудитории («кому») поэзии, а не на ее предметах и ​​значениях («что»). А поскольку мы читаем стихотворение, изначально не предназначенное для «нас», стихотворения с буквами просят о том, чтобы мы думали о том, какие мы есть, а какие нет, как настоящие люди, которым они адресованы. Поэты, использующие эпистолярный адрес, также пытаются выяснить не только, кто этот «ты» — близкий ли это друг или все потомки, — но что и как с ними осмысленно общаться.Это вопрос, который поэты задают себе с тех пор, как появились письма и письма.

Эпистолярное (Письмо) Стихотворение — Негативные возможности Нажмите

Напишите стихотворение в форме письма человеку из вашего прошлого, человеку из истории или месту. Пересматривая стихотворение, исследуйте структуру стихотворения в поисках закономерностей. Сколько слогов в большинстве строк? Сколько строк составляют каждую единицу (или строфу). Как только вы почувствуете структуру, исправьте стихотворение соответствующим образом.

Эпистолярная поэма Лэнгстона Хьюза :

Дорогая мама,
Время, когда я плачу арендную плату и получаю еду
и прачечную У меня мало что осталось
, но вот вам пять долларов
, чтобы показать вам, что я все еще ценю вас.
Моя подруга пошлет ей любовь и скажет
она надеется увидеть тебя когда-нибудь в жизни.
Мама, здесь идет дождь кошек и собак
.Ну вот и все, закрою.
Ваш сын, младенец
С уважением, как всегда,
Джо

ИЛИ:
Рассказ в письмах:

Напишите историю, состоящую полностью из писем от одного персонажа к другому, который никогда не отвечает. Персонажи могли знать друг друга или могли быть совершенно незнакомыми людьми. Например, прочтите рассказ Клэр Вэй Уоткинс «Последнее, что нам нужно» в ее коллекции Battleborn (Riverhead Books, 2012).

28 июля
Дуэйн Мозер
1077 Пинкей Драйв
Хендерсон, Невада 89015

Дорогой мистер Мозер

Днем 25 июня, когда я последний раз выезжал на Риолит, я ехал по Кейн-Спрингс-роуд примерно в десяти милях от города. Битти и случайно наткнулись на то, что выглядело как обломки автомобильной аварии. Я вышел из грузовика и огляделся. Долина была совершенно сухой. Горячий западный ветер уносил клубы пыли с того места, где я ступил, и уносил их, как пепел.Рядом с умывальником я обнаружил битое стекло, глубокие выбоины в грязи, уходящие на обочину дороги, и множество свежих продуктов, валявшихся среди креозота. Бидоны из-под кока-колы (некоторые полные, некоторые открытые и пустые, некоторые все еще запечатаны, но помяты, а некоторые — наполовину полны и протекают). Банки Bud Light той же формы, что и Coke. Фритос. Мясо. И так далее. Особый интерес для меня вызвали два почти полных рецепта, которые были выписаны в аптеке в Тонопе всего за три дня до этого, и запечатанный пакет Ziploc, полный писем с подписью М.Я также обратил внимание на пачку фотографий старой машины, частично грунтовки, частично ржавчины, которые, как я полагаю, были или будут восстановлены. Это была шевроле шевелль 1966 года, я полагаю. Я когда-то знал человека, который водил Chevelle. На боках обоих лекарств были ярко-желтые наклейки, предупреждающие о недопустимости употребления алкоголя во время их приема. Введите Bud Light и, возможно, выбоины в грязи. Я скопировал твой адрес с тех бутылочек с рецептами. Что там произошло? Где твоя машина? Почему были оставлены лекарства, еда и другие принадлежности? Кто ты, Дуэйн Мозер? Что вы искали в Rhyolite?

Надеюсь, это письмо найдет вас и найдет здоровым.Пожалуйста, напишите ответ.

Truly,
Thomas Gray
PO Box 129, Verdi
Nevada 89439

PS Я оставил большую часть мусора в пустыне, за исключением лекарств, фотографий и писем от М. Я также взял пластиковые пакеты для продуктов, которые я распутанный из кустов и переработанный на моем пути через Рино. Было неправильно просто оставлять их там.

16 августа
Дуэйн Мозер
1077 Пинкей Драйв
Хендерсон, Невада 89015

Уважаемый мистер Мозер

Этим утром, когда я кормил лошадей, облака только начинали спускаться по склону Сьерры, и я был напомнил еще раз о Риолите.Когда я вошел внутрь, я позаимствовал у отца старую копию справочника врача № из его комнаты. Из этой книги я понял, что перед поездкой в ​​Риолит вы, возможно, чувствовали себя неуправляемыми, одинокими или безнадежными. Возможно, вы были в состоянии крайней депрессии; возможно, вы даже подумывали о том, чтобы причинить себе вред. Судя по дате выписывания рецептов и количеству таблеток, оставшихся в бутылках, — которые я сосчитал, сидя в поле на тракторе, который я позволил лопнуть и умереть, съев бутерброд, который моя жена приготовила мне на обед, — вы не принимал лекарства достаточно долго, чтобы они могли нейтрализовать ваше возможное чувство отчаяния.«Отчаяние», «депрессия», «безнадежность», «одиночество». Это слова из PDR , 41-е издание, которое я незамедлительно вернул отцу по его просьбе. Мой отец может быть трудным. Он проводит дни, запертый в своей комнате, читает старые криминальные романы, населенные дамами и неграми, или смотрит телевизор, который мы ему купили, на слишком высокой громкости. Иногда он отказывается от еды. Дуэйн Мозер, мой отец никогда не думал, что проживет так долго.

Я думаю, сегодня вечером будет молния; у воздуха такое ощущение.Пожалуйста, напишите ответ.

Truly,
Thomas Gray
PO Box 129, Verdi
Nevada 89439

Стихи «Letter» — Hello Poetry

Когда мне было лет десять или одиннадцать, единственным другом, который у меня был, была самая красивая девушка, которую я знал. Ее звали Джессика, и мы с ней все делали вместе. В школе мы были неразлучны, постоянно болтали до, во время и после уроков. Настолько, что учителя дали нам раздражающее, но милое, всеобъемлющее прозвище «Jackica» — сочетание наших имен; Джек и Джессика.
Я был так благодарен за ее общение, и, вспоминая, это могло быть довольно неравномерными отношениями в эмоциональном плане. Я был толстым и неуклюжим фанатом Гарри Поттера, а она была симпатичной каштановой девушкой, которая могла бы выиграть любое соревнование Мисс Америка среди юниоров в мире, насколько мне было известно. У нее были самые пронзительные пудровые голубые глаза. Из тех, от которых у меня в любой момент покалывала кожа, а на губах складывалась глупая улыбка. Я чувствовал себя так, как будто она видела меня, как будто она действительно видела МЕНЯ.Не жирная плоть, покрывавшая мои мышцы и кости, а то, из чего я был сделан, настоящий я. И я любил ее за это.
Наряду с физическими благословениями Джессики, она также получила ненасытный аппетит к приключениям. Она любила ходить в парк ночью, после того, как ворота были заперты и когда все было залито мраком. Мы перепрыгивали через пятифутовый забор из сетки рабицы и бродили по территории. Мы спускались к воде на краю парка, сидели на камнях, смотрели на звезды и по очереди рассказывали друг другу истории с намерением напугать друг друга.
Однажды влажной ночью в середине июня Джессика рассказала историю, от которой у меня стали мурашки по коже. Она всегда рассказывала приличные страшные истории, она была одарена искусством фабрикации страшных историй прямо на месте, но эта история почему-то действительно проникла в меня. Мне просто стало не по себе, когда слова текли из ее рта в мои уши, и с каждым предложением мои мышцы напрягались и напрягались только от одного тона ее голоса, когда она рассказывала историю. Она казалась серьезной, и она редко говорила так, даже когда рассказывала эти истории, но в этой конкретной истории казалось, что она действительно верила в то, что она говорила, была холодной, жесткой правдой.
Она сказала, что услышала историю, которую рассказала ей подруга ее старшего брата. Это был дом на окраине города, расположенный всего в нескольких сотнях ярдов от входа в лес, окружавший нашу маленькую загородную утопию. Далее она сказала, что в доме не было ничего страшного. Она сказала, что это старый дом, очень старый дом, поскольку это был бревенчатый домик, построенный в 1700-х годах, когда город только зарождался. Якобы все в доме было так же, как было тогда, маленькие керосиновые лампы на домовых дубовых столиках.Полы из кленового дерева стонали и скрипели при малейшем намеке на какой-либо груз. А затем она сказала, что никто не жил в доме с тех пор, как умер человек, построивший его, около 1785 года.
Излишне говорить, что Джессика завершила рассказ, заявив, что мы должны найти дом. И нам пришлось зайти внутрь и собственными глазами увидеть, что в этом такого жуткого. Будучи напуганным, пухлым маленьким слабаком, я сразу же отверг эту идею. Я ни за что не собирался искать место, в котором мне удастся только натянуть штаны перед девушкой, особенно той, на которую я наклеил бредовый ярлык «будущая девушка».Но, как я подсознательно ожидал, Джессика уговорила меня всего несколькими изящными словами: «Я поцелую тебя, если ты пойдешь со мной».

В следующую субботу вечером мы с Джессикой надели темные джинсы и футболки и проехали на автобусе до последней остановки, на окраине города. Мы спрыгнули, и прямо перед остановкой лес уже ждал, я глубоко вздохнула, когда глаза Джессики загорелись. Она взяла меня за руку и потащила меня на бегу, я неуклюже ковылял за ней до небольшой грунтовой дорожки, проложившей единственный отмеченный вход, который мы могли видеть.Она спросила меня, готов ли я, и я пожал плечами, сказав что-то вроде «Я готов как никогда». Итак, мы двинулись по тропе. Пока высокие деревья качались на ветру, я волочила ногу вместе с Джессикой, всегда в пяти футах впереди меня, как всегда нетерпеливо. Мы шли минут десять или двадцать, прежде чем перед нами оказался подножие хижины.
На первый взгляд, это было очень старое строение. Я никогда не видел ничего подобного, кроме картин в моем учебнике истории и этого документального фильма об Эйбе Линкольне, который я видел по PBS.Я никогда не знал, что такие дома выдержали испытание временем. Но вот он был передо мной, в два этажа высотой, с деревянными ставнями, покрытыми сильно потрескавшейся краской, и большой дубовой дверью, которая выглядела прочнее любой двери, которую я когда-либо видел. Джессика снова взяла меня за руку, очаровательно улыбнулась и бросилась вперед.
Оказавшись в дверях, я потерял дар речи. Он не выглядел таким старым, как остальная часть дома, и тот, кто его создал, явно рассчитывал, что он прослужит очень долго, и он проявил особую осторожность, вырезав его безупречно и отшлифуя, пока он не засияет профессионально.Не говоря ни слова, Джессика постучала в дверь. Три трудных раза, и когда через тридцать секунд никто не ответил, она стучала снова и снова. Она пожала плечами и повернулась ко мне, спросив, можем ли мы просто войти. Я сказал «нет», и она нахмурилась.
«Мы не зашли так далеко, чтобы вернуться домой ни с чем», — а затем она обхватила рукой ржавую дверную ручку и повернулась.
Дверь открылась без колебаний, когда она полностью ее толкнула. Она вошла внутрь, и я последовал за ней. Первое, что я заметил в салоне, — это скрип полов.Они скрипели все громче и длиннее с каждым шагом, подтверждая эту часть истории, заставляя мою кровь холодеть. Мы оглядывались, переходя из комнаты в комнату широко раскрытыми глазами. Мы были поражены тем, что нам удалось это сделать, что мы попали внутрь, и теперь мы фактически исследуем место, в которое, предположительно, никто не заходил раньше. По правде говоря, ничего особенного в этом не было. Здесь было не на что смотреть, за исключением нескольких столов, скрипящего пола и нескольких очень старых картин на стенах. Мы уже уходили, когда заметили что-то на столе у ​​большой дубовой двери.Это был металлический ящик с маленьким замком спереди.
«Мы должны его открыть», — заявила Джессика после секунды любопытного осмотра.
«Нет никакого способа найти ключ», — сказал я ей.
«Итак, мы сломаем замок, Джек. Ага», — ответила она своим самым дерзким тоном.
Я только покачал головой, когда она схватила коробку и начала яростно бить ею по деревянному столу. Звук эхом разнесся по дому, усиливая его и заставляя меня дрожать с головы до ног.
«Я не знаю, стоит ли тебе…», но моя фраза была прервана, когда замок вылетел из ящика и звякнул на пол внизу.
Джессика снова улыбнулась, очень довольная собой, и посмотрела на меня.
«Интересно, что внутри …», — сказала она, открывая верхнюю половину коробки.
После того, как первоначальный и вызывающий кашель поток густой пыли утих, содержимое коробки было обнаружено. Это было письмо, написанное на пергаменте старой школы толстыми чернилами. Написанное аккуратно написанным викторианским письмом, которое я никогда не видел таким одновременно аккуратным и разрозненным, как будто оно было написано в спешке или во время бедствия, было любовное письмо.Что ж, своего рода любовное письмо. Он был адресован женщине по имени Таня и был подписан Уильямом. В нем рассказывалось о том, как Уильям любил Таню с детства, и теперь Таня должна была выйти замуж за пастора по имени Хенсли. Уильям сказал Тане, как он не может вынести мысли о том, что она когда-либо будет с кем-то еще, и что тот факт, что она никогда не сможет по-настоящему быть его, убивает его. В прямом смысле. Он закончил записку, признавшись в своем плане перед самим собой.
Я отступил на шаг, но Джессика просто стояла за столом, не сводя глаз с крошащегося пергамента в руках.
«Я ухожу», — сказал я через несколько секунд, размышляя о горе, которое, должно быть, испытал этот бедняк. Я направился к двери, Джессика последовала за мной. Возвращаясь через лес к автобусной остановке, я не мог избавиться от этого чувства страха. Похоже, я чувствовал то же, что чувствовал Уильям, но не сочувственно. Мне казалось, что я был Уильямом, и боль, которую он чувствовал, на самом деле была моей болью. А потом я заметил, что Джессика, сжав кулак, взяла письмо с собой.
«Почему ты это взял?» — сказал я совершенно расстроенным тоном.»Это не твое, иди, принеси!»
«Ни за что. Я ни за что не пойду туда и не вернусь ни с чем», — сказала она, крепко сжимая письмо, и ее суставы почти побелели.
Я знал, какой упрямой может быть Джессика, и я знал, что все, что я скажу, вероятно, даже не повлияет на нее, поэтому я сделал то, что у меня получалось лучше всего, и просто пожал плечами. Я поймал себя на том, что хочу избавиться от ужасного ощущения, которое глубоко проникает во меня письмо, так же легко, как и от упрямства Джессики.

Со временем мы с Джессикой потеряли связь, как это часто бывает с детьми этого возраста. Я выросла, похудела и открылась, завела больше друзей и знакомых, больше не цепляясь за мысль о том, что Джессика будет моей единственной любовью. Я не особо много разговаривал с Джессикой. Изредка мы встречались и болтали за кофе или пиццей. Мы оба изменились и превратились в молодых людей с разными целями и мечтами, и у меня не было проблем с этим. Но на одной из таких встреч Джессика начала меня беспокоить.Она сказала, что время от времени она открывала ящик своего стола, вынимала кусок пергамента и читала его. Снова и снова. А в последнее время она все чаще открывала ящик, говорила, что ее тянет к нему. Как будто что-то в этом заставило ее почувствовать этот глубоко укоренившийся страх, которого ни один фильм ужасов или страшная история никогда не заставлял ее чувствовать. Она сказала, что чувствовала, что письмо начинает сказываться на ней. И, судя по ее виду, не было похоже, что она лгала или шутила, как всегда любила.У нее были темные круги под когда-то поразительными глазами, которые теперь стали темнее и приобрели странный и зловещий цвет. Я боялся за нее. Я сказал ей об этом, но она обняла меня и заверила, что с ней все в порядке. Я хотел ей поверить, и я попытался, обнял ее в ответ и сказал, что скоро поговорю с ней. Но когда она повернулась спиной, я понял, что что-то не так.

Я пишу это сейчас, потому что несколько недель назад мне позвонила мама Джессики. Когда ее номер появился на моем мобильном телефоне, я думаю, что в глубине души я знал, почему мне звонят, но я отбросил эту мысль и поздоровался.Мать Джессики позвонила мне и сказала, что за несколько дней до исчезновения Джессики. Единственным указанием на ее местонахождение была записка, которую она оставила со словами «хижина на окраине города», а под ней инструкции о том, как туда добраться. Ее мать сказала, что взяла записку, сразу же села в машину и добралась до хижины. Она сказала, что к тому времени, когда она добралась до хижины, у нее перехватило дыхание, но она продолжила движение, ворвалась внутрь и огляделась. Она сказала, что ничего не нашла и собиралась уходить, когда заметила небольшую дверь за большой дубовой дверью, которую она распахнула, чтобы попасть внутрь.Она открыла маленькую дверь и обнаружила лестничный пролет. Она взобралась на нее, все время называя Джессику по имени, рыдая и вытирая слезы с глаз. Наверху был чердак. И она сказала, что чуть не умерла сама, когда увидела Джессику. Она висела на деревянных балках на потолке. А рядом с ней был сильно разложившийся скелет, болтающийся на веревке всего в нескольких дюймах от нее.

Это определенно больше короткий рассказ, но по какой-то причине я почувствовал себя обязанным опубликовать его здесь.

Письмо Поэму — написание подсказки и стихотворение Нэнси Такач — Триш Хопкинсон

У всех нас есть строки других поэтов внутри нас, их голоса, повествовательные или лирические стили и синтаксические качества, которые делают их работы уникальными и любимыми нами. И мы читаем или знаем о жизнях поэтов, с которыми мы идентифицируем себя или, может быть, нет, в их биографиях, обнаруживая частичку себя в жизни, которую они прожили, обнаруживая сострадание к их борьбе, а также счастье, которое они дарили. нам их юмор, их пристальное внимание к вопросам взаимоотношений, непостоянство, прочность маленького цветка — поэзии.

Вы можете попробовать написать стихотворение как письмо любимому поэту, кому-то хорошо известному, возможно, даже личному другу, посмотрев другие стихи в этой форме; или написать стихотворение про ей или ему. Вы можете начать со строчки поэта и начать с нее; или просто обратитесь к какому-либо аспекту жизни поэта вместе с вашей; или вы можете взять строки из нескольких поэтов и / писателей, которые могут составить все ваше стихотворение. (В данном случае я имею в виду прекрасное стихотворение Голуэя Киннелла «Мухи» в книге « Несовершенная жажда», , в котором не говорится о поэте, а содержится смесь строк разных поэтов, которые писали о мухах, то есть о мухах. собрал в его стихотворение.)

Чтобы начать стихотворение, посвященное одному поэту, подумайте, почему этот человек важен для вас, что он вам предложил, как вы могли быть изменены ее словами, философией, наблюдениями, мечтами. Из-за ее влияния изменилась ваша собственная работа? Что в этом влиянии помогло? Сделайте заметки, запишите строки из поэта, которые остались с вами надолго. Если вы читаете ее биографию, вы могли бы написать что-нибудь из ее жизни, что вас поразило. Вы можете в конечном итоге использовать некоторые строки поэта в своем стихотворении, или вы можете просто сослаться на них в своем стихотворении.Это закладывает основу. Вы также можете разместить свое стихотворение в месте, отличном от того, где была размещена большая часть произведений этого поэта. Например, если вы пишете о Мэри Оливер, как можно написать ей стихотворение, когда вы едете на работу в городском автобусе, а не возле дикого пруда? Или, если вы пишете о любимом поэте, чья жизнь закончилась неизвестным одиночеством, вы можете написать о том, что вы были в оживленном месте, например, в супермаркете, думая о нем.

Вы можете рисовать на изображениях именно в том месте, где вы устанавливаете свое стихотворение.Свободно напишите свое стихотворение, привнося образы, связанные с поэтессой, возможно, комментируя конкретную строку или строки ее стихов, которые могут сливаться или противоречить ее жизни и вашей, опасениям, которые могут быть у вас по поводу нее, или тем, что у вас может быть узнал от нее. Наслаждайтесь подключением. Это может быть стихотворение похвалы, понимания или замешательства. Позвольте выводам проявиться в вашем проекте. Пусть это будет черновой набросок, а потом вернитесь, чтобы прибавлять и вычитать. Позвольте вашей связи с этим поэтом быть личной, хотя предоставление читателю подробностей о творчестве или жизни поэта поможет читателю понять его близость.

Вот мой пример стихотворения, написанного Эмили Дикинсон, первоначально опубликованного в Red Rock Review .

Wildness
для Эмили Дикинсон

Как ты любил дикость,
Я безумно дикий,
иногда боюсь остаться одному,
хочу размешать несколько креветок
с добавлением перца чили,
или пойти и найти устричного мальчика
с друзьями или без них .

Как и вы, мне нравится ощущение теста
под костяшками пальцев,
как оно удваивает
, когда работает, дает
под давлением, поднимает
чисто с доски
, когда я скатываю его язычок
сахара с корицей.

Мне тоже нравится прикосновение свинца
к странице, под лампой урагана
, сквозь зимнюю череду снегопадов
.

Поскольку вы любили дикость,
Я не буду принимать Ксанакс.

Я буду держать свои зубы
, чтобы кусать яблоки,
сохранял полуулыбку моей матери
и смотрел, как моя тень от карандаша отбрасывает красную
мою кожу в узле
большого и указательного пальцев, пока я пишу
это для Вы в Kona Grill в торговом центре Perkins
Row в Батон-Руж, на оборотах
старых квитанций из моего кошелька.

Я ем острый рыбный тако,
и жирный жареный рис, думая о
, пробующем сакэ бомбардировщик
на моей бамбуковой подставке для столовых приборов,
, где только я и седой мужчина
за соседним столиком копаются в
— его салату из свеклы в рифленой миске,
— песня из Nine Inch Nails,
, звучащая снаружи под навесом
, отпечатанным пальмами.

Я предпочитаю звук
Voodoo Rolls
и их строки в моем меню стола
крылатым курсивом:
прохладный привкус имбиря
и скромный цитрусовый

, когда я смотрю на твое лицо
на твоей биографии,
единственное известное тебе фото,
думаю, что знаю тебя,
с твоим бархатным ожерельем,
книга рядом, твоя
рука, которая должна коснуться
полевого цветка .

Эмили, я бы хотел, чтобы мой понедельник
был немного похож на ваш:
остановился у Сью
с кокосовым пирогом
, чтобы посплетничать
и немного бренди,

не пытается найти подходящую стойку
для антивозрастного крема и Clinique
Blushwear, беспокоясь
о звонке
в ресторане,
или проливая острый соус на шерсть.

Вы никогда не носили
юбку, которая должна пройти
химчистку. Вы были мудры
с белым хлопком
из-за легкости, которую вы говорите
, бросая платье в стиральную машину
среди простыней
с чашкой воронения.

Как вы любили дикость,
Я хочу закрыть дверь,
открыть дверь, отказать посетителям,
и придерживаться моих рукописных стихов.

Я вспоминаю, как твои друзья
легко пронесли твой гроб
через поле лютиков,

и как в конце концов я хочу быть похороненным с фиалками
и женской туфлей, и стихотворением
от тебя.

Другие образцы стихов:

https://www.poetryfoundation.org/poems/51026/to-the-sea

https: // www.Poeryfoundation.org/poems/55335/to-mary-sidney-on-reading-her-psalms

Letter to a Poet (Robert Hass)

«Для Рэндалла Джаррелла» Нормана Даби в книге « Избранные и новые стихотворения»

31 письмо и 13 снов Ричард Хьюго

«Вдохновение» Джейн Хиршфилд в фильме « Октябрьский дворец»

---

У вас есть что сказать о стихах? Эссе о том, как стать поэтом, советы поэтам или стихи, которые вам нравятся? Триш-Хопкинсон.com теперь принимает предложения для сообщений в гостевых блогах.

Свяжитесь со мной здесь, если вам интересно!

---

Нэнси Такач — обладательница Juniper Prize за книгу стихов The Worrier (U of Mass. Press, 2017). В 2016 году она заняла второе место на конкурсе Missouri Review Editor’s Prize. Предыдущие поэтические публикации включали две книги, в том числе Blue Patina, победителя конкурса 15 Bytes Book Award за поэзию и финалиста премии Lascaux Poetry Award; и четыре сборника, самые последние стихотворения Red Voice, Echo от Finishing Line Press.Ее работы появлялись в журналах New Poets of the American, West и Harvard Review, Kestrel, Hayden’s Ferry Review, , Nimrod, и Weber. Она живет со своим мужем Яном Минихом в Веллингтоне, штат Юта.

Нравится:

Нравится Загрузка …

Письмо-стихотворение, Жанр Дикинсона: Введение

Введение «Письмо-стихотворение, жанр Дикинсона» не утверждает, что Эмили Дикинсон была единственным или первым поэтом, который использовал буквы для передачи стихов, формулировал буквы как стихи, использовал поэтическое и эпистолярное изложение, чтобы они изменяли, обогащали и даже становились друг друга.Китс и другие ее предки, а также множество ее потомков смешивают жанры по-разному и для самых разных целей, что приводит к еще большему количеству эффектов. В своем введении в 1958 году к книге «Письма Эмили Дикинсон » Томас Х. Джонсон отметил часто цитируемую редакционную статью «Сомневаюсь, где кончается буква и начинается стихотворение» (L, стр. Xv). Шестнадцать лет спустя ее выдающийся биограф Ричард Б. Сьюэлл определил создание «писем-стихов» как семейную, так и художественную практику: «[отец Дикинсона] сестра Эдварда Элизабет была не только летописцем, но и бардом своего поколения.Однажды она послала своему молодому племяннику Остину рифмованное письмо из пятидесяти строф о его зубной боли »( Life 32). Иногда Дикинсон прилагал стихи на отдельном листе к письму; иногда стихи (особенно Сьюзен Дикинсон) составляют весь текст книги. письмо; иногда несколько строк стихотворения, записанного в брошюрах или в другом письме, или на листе, не привязанном к какой-либо рукописной книге, буквально с помощью строки или образно, отправленные определенному адресату, вплетаются в прозу письма . Этот сайт расширяет некоторые из вопросов, поставленных в «Эмили Дикинсон, пишет стихотворение», чтобы допросить Эмили Дикинсон о создании писем-стихов, и начинается с повторного изучения текста, который Джонсон и соредактор Теодора Уорд определили как «Письмо 912», а Эллен Луиза Харт идентифицировала как стихотворение «Утро / могло наступить / случайно» («Кодировка» 263-266). Чтобы контекстуализировать этот документ, также представлены два других эпистолярных сочинения: «Сожалею о невзгодах сестры -» (которое может быть стихотворением) и «Сестра / Наше расставание было несколько / вкрапленный »(который, ограничиваясь несколькими словами в строке, напоминает по форме некоторые из макетов Дикинсон для ее текстов, но, похоже, представляет собой письмо).Каждый из них написан позже в жизни Дикинсона, в середине 1870-х годов или после нее. Их изучение вызывает вопросы о корпусе Дикинсона как о весь: · Что считается «стихотворением» и что считается «письмом» в трудах Дикинсона? · Насколько полезно название «поэма-письмо», которое ставит на передний план жанр, традиционно обесцениваемый как «меньший» и «частный» по сравнению с «стихами»? · Какие критерии следует использовать для различения «стихов», «писем» и «стихов-букв» и насколько они полезны для анализа художественного проекта Эмили Дикинсон? · Какие виды понимания стали возможными благодаря принятым в двадцатом веке правилам пометки рукописей как «частных» и печатных документов как «общедоступных»? Каким образом критическое понимание и интерпретация ограничиваются этими условностями, отождествляющими «публичную сферу» и истоки печатной культуры? · Какие виды озарения допускаются традиционными жанровыми различиями между эпистолярным и поэтическим и какие критические понимания и интерпретации ограничиваются этими жанровыми конвенциями, подкрепленными печатными букмекерскими конторами? содержание | сокращения | поиск

.