Содержание

«Третья Мировая Война Уже Началась»

Интервью LIGA.net с главой МИД Украины Павлом Климкиным из зоны АТО.  

 

От Киева до передовых позиций украинской армии под Широкино у Азовского моря — около 800 километров.

От Брюсселя до украинской столицы — больше 2000. Политикам в ЕС российско-украинская война кажется отдаленным и непонятным событием. Министр Климкин взялся сократить расстояние и возит европейских коллег на передовую. Главы МИД Франции и Германии уже посетили Донбасс. На этот раз приехал глава внешнеполитического ведомства Люксембурга Жан Ассельборн. На очереди — главы МИД стран Вышеградской четверки. В дороге — в машинах, самолетах, вертолетах и по возвращению в Киев — министр рассказал LIGA.net о себе и своих деньгах, об отношениях с президентом Порошенко, НАБУ и рисках потерять поддержку Запада, переговорах на случай нового полномасштабного вторжения российских войск и третьей мировой войне, которая давно разверзлась над Европой. Хотя пока еще немногие находят в себе силы это признать.

 

 

— Переговоры в Минске стоят на месте. Россия и Украина отказываются идти на компромисс. Вы говорили, что украинцам следует привыкать, что этот процесс на годы. Возможно, стоит признать, что дипломаты и политики не справились. Возможно, решение вопроса надо отдать в руки военных?

— Представьте себе, что дипломаты или политики признали, что не могут решить проблему, и с завтрашнего утра решение отдают в руки военных. Что дальше? Я считаю, что политики не должны мыслить шагами, которые они делают, а только потом смотреть, что получится. У политиков должна быть стратегия. Я физик по образованию. Начинал с разработки программного обеспечения. На каждый случай должна быть стратегия. Достигнем ли мы военным путем успеха? Освободим ли мы Донбасс и Крым, если отдадим решение конфликта военным? Надо реально понимать и оценивать положение.

Минск не работает не потому, что он плох по содержанию. Да, он не идеален. Но он не работает потому, что Москва не хочет ничего делать, потому что сам по себе ей Донбасс абсолютно не нужен. И его жители тоже. Москве хочется захватить то, что она считает фундаментально важным для легитимизации российского политического проекта — вернуть нас в свою зону влияния. Да и своих проблем в России хватает, от которых надо внимание отвлекать — начиная от экономики и заканчивая демографией. Эта война России против Украины экзистенционально важна для режима в Москве. И если так, то решить весь этот конфликт можно только в более глобальном контексте при участии Европейского Союза и США. Поэтому важна политика и дипломатия.

— Пока дипломаты не могут найти компромиссное решение — каждый день умирают люди. Может ли Украина позволить себе ежедневные жертвы и десятки раненых? Скажите военным и их семьям, почему солдаты должны умирать в окопе, а не в наступлении?

— Я могу ответить. Хотя понимаю, что это ответственность, но не только политическая, но и во многом личная. Россия будет продолжать войну против Украины во всех проявлениях и направлениях. Могут быть периоды затишья, но они будут только тогда, когда Россия будет пытаться использовать другие методы, тогда, когда лобовое наступление РФ будет мешать параллельным сценариям агрессии против Украины. Я имею в виду внутреннюю дестабилизацию. Какое бы компромиссное решение не было принято — главная цель РФ от этого не изменится. Но если мы можем политико-дипломатическим путем добиться прекращения огня — мы должны все для этого сделать. Однако необходимо быть готовым к тому, что в отличие от Приднестровья Россия в Донбассе будет продолжать активно использовать военный компонент. 

— Но огонь не прекращается и жертв меньше не становится. Есть ли шанс додавить Москву теми методами, которые применяются сейчас?

— Однозначно, да. Для этого мы должны усилить наблюдателей, усилить ОБСЕ, привлечь вооруженный компонент, который повлияет на способность РФ вести военную агрессию. Первоочередное — прекращение огня. И только после этого мы сможем говорить обо всем остальном, что было согласовано в Минске. Но мы понимаем, что главная цель РФ — уничтожить нас любым способом. Без международных усилий Россия не пойдет на то, чтобы прекратить огонь. 

— Что с обсуждением дорожной карты: как она выглядит и звучит на сегодняшний день по пунктам?

— У нас есть общая позиция с Германией и Францией. И логика дорожной карты очень простая. Первое — это элемент неотложных действий, которые надо выполнить: прекращение огня, полная свобода действий для ОБСЕ, включая границу. Если послушать тот маразм, который представители РФ озвучили в Гааге о российском оружии, которое террористы якобы в шахтах нашли, то, очевидно, нужно теперь подумать об отдельных группах представителей ОБСЕ, которые будут за шахтами следить. Вы понимаете, конечно, что это сарказм. А если серьезно, то ОБСЕ должна получить полный и неограниченный доступ на оккупированные территории, включая круглосуточное наблюдение за захваченным отрезком украинско-российской границы. 

— Это первые пункты дорожной карты?

— Да. И, конечно, освобождение заложников. Без этого мы дальше двигаться не можем. Потом должно быть четкое понимание, как все эти незаконные вооруженные группы на оккупированных территориях будут разоружены — под чьим контролем, что будет с оружием. И только после этого мы включаем логику переходного периода: кто будет помогать готовить выборы, кто будет контролировать безопасность. Это все надо аккуратно прописать. Будет ли это дополнительный компонент ОБСЕ или нынешняя миссия, которая будет работать с новой миссией? Это все мы обсуждаем.

— В сентябре заканчивается срок действия принятого закона об особенностях местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей. Что это означает для переговоров в Минске

— Это означает, что придет момент, когда нам надо будет смотреть, что дальше. Моя логика проста. Есть закон об особенностях местного самоуправления в Донбассе. Заработать он может лишь в случае проведения всеми признанных реальных выборов. В законе говорится о локальной милиции, возможности заключать экономические соглашения. Ну, какая может быть локальная милиция, если для этого никакого законодательства нет? То есть честные выборы, которые все признают — это один шаг. И только после этого можно будет говорить о новом законодательстве под остальные пункты. Никто эти вещи еще не обсуждал, потому что их и обсуждать-то не с кем — настоящих представителей Донбасса нет, никто никакой власти не выбирал. Но еще до этого мы должны определиться с тем, кто будет обеспечивать переходный период, кто будет готовить и организовывать выборы, кто и как будет возобновлять работу реестров избирателей, кто будет обеспечивать безопасность. Вопросов масса.

— Москва признала документы, выданные террористическими организациями «ДНР/ЛНР». Президент Порошенко в ответ призвал Запад усилить санкции. Но никто этот призыв не услышал. Разве это не переломный момент?

— На Западе ситуация всем понятна. Все понимают, что это умышленное повышение ставок Россией, которая разыгрывает несколько сценариев между признанием и непризнанием. Запад держит паузу, чтобы не поставить под вопрос те переговорные треки, которые есть. Но я не могу раскрывать все детали текущих переговоров.

 

— Когда вы в последний раз общались с Лавровым?

— В Мюнхене во время нормандской встречи министров (вначале февраля, встреча глав МИД Германии, Франции, Украины и РФ — ред.) Я с ним уже достаточно давно не общался в двустороннем формате. Последний разговор касался освобождения политических заключенных. Было бы нечестно с моей стороны сказать, что эти разговоры дают реальный результат. Но, тем не менее, мы делаем все возможное для освобождения украинцев из заключения.

— Когда-то Лавров был неплохим дипломатом.

— С точки зрения профессионализма как такового он им остается. А что касается личных оценок, то я воздержусь. Я стараюсь не говорить того, что не поможет ситуации. То, что звучит от него на тему Украины — это полностью определяется внутриполитической логикой, которая не имеет ничего общего с реальностью. Как правило, профессионалы понимают реальность. 

— Лавров ее понимает?

— Я скажу в целом. Если посмотреть на сегодняшнюю российскую дипломатию, то это, к сожалению, не то, что можно было бы назвать авангардом России. Сегодня это, увы, просто машина по тиражированию пропаганды. Любые возможные исключения это правило только подтверждают.

— То же самое можно сказать о Чуркине или о Захаровой. Выглядит так, что Захарова, например, озвучивает то, что никто вменяемый в МИД РФ не возьмется комментировать в таких тонах и тем более как дипломат.

— Мы следим за тем, что произносится в РФ. В случае с Чуркиным, я считаю, была перейдена грань дозволенного. Второго персонажа я вообще не комментирую.

— Вспомните и опишите самый сложный момент переговоров с Россией за годы войны. Возможно, когда приходилось просыпаться среди ночи и срочно связываться с партнерами на Западе и с Россией.

— Было очень много таких моментов. В 2014-м году военные звонили ночью и докладывали о том, что происходит. И нам всем приходилось очень много работать именно ночью. Еще, наверное, не пришло время рассказывать детали, как это происходило, потому что ничего еще не закончилось.

Я никогда не забуду, когда мы были на заседании СНБО, когда сообщили, что сбит Mh27. Было много эпизодов Минске. Я в принципе считаю себя человеком сдержанным. Но был момент, когда на переговорах министров я список заключенных через стол бросал. Наверное, как дипломат я о таких вещах должен сожалеть. Но как человек — не сожалею. 

Многие говорят о новом мировом порядке и угрозе третьей мировой войны. Я считаю, что с точки зрения гибридных угроз эта война уже идет. Многие этот тезис не разделяют. Но кто этого не видит, тот просто не в состоянии оценивать происходящее. Если бы Европа ввела санкции против РФ во время начала российско-грузинской войны, возможно, история развивалась бы иначе и того, что произошло в Украине, не было бы.

— Начавшийся процесс в Гааге против России: какова главная цель Украины и что мы планируется получить в результате этого суда? И независимо от итога этого разбирательства — сможем ли мы использовать прецедент этого суда в дальнейшем?

— Во-первых, я считаю, что мы достигнем успеха. У нас достойная юридическая позиция. Но даже сам факт того, что Москва сейчас отвечает за свои действия в международном суде ООН — это уже влияет на ее действия. Посмотрите на аргументацию. Не считая бредятины об оружии из шахт, сама логика РФ сводится к тому, что все это военные действия, а не терроризм. Это якобы должно им помочь доказать, что вопрос должен решаться не в Гааге. Но тут России очень не повезло. Несколько дней назад Суд справедливости ЕС в Люксембурге, который рассматривал абсолютно другое дело, касающееся другого региона, четко сказал: одновременно могут быть как элементы военных действий — то есть непосредственное применение регулярной армии и оружия, так и элементы осуществления террористической деятельности. То есть то, что мы обвиняем Россию именно в нарушении Конвенции о запрете терроризма — выводит дискуссию в юридическую плоскость. Оценка действий России МСООН изменяет сам характер «дискуссии» c этой страной. 

Второй момент — Россия боится этого расследования. В последнем заявлении российский представитель Колодкин уже начал давить на суд, когда сказал, что если будет принято решение, то «сколько у вас дел будет перед судом ООН?». Москва пытается провести линию, что, мол, все обязательства по конвенциям касаются внутреннего законодательства.

Это дело — поворотный момент для нас в том, что мы используем против России. Именно по этой причине мы и готовились к суду более двух лет. Меня постоянно спрашивали — а где суды, а где суды. Вот теперь мы их начали. Я считаю, что мы в шаге от того, что можно будет назвать поворотным пунктом и для международного права. Создается ситуация, когда мы сможем хотя бы частично вернуть уважение международному праву. Международное право дает нам уникальный инструмент и влияния, и давления на Россию. И происходящее, разумеется, можно будет использовать дальше.

Суд, конечно, полностью не пойдет нам навстречу по каждому пункту. Но сам факт и его результаты будут иметь фундаментальное значение. И то, что россияне сейчас пытаются сделать, то, какие силы привлекают, говорит о том, что они тоже понимают, какое влияние окажет их поражение в суде.

— О военных преступлениях. Международные группы расследователей собрали факты, которые доказывают, что за уничтожением рейса Mh27 стоит Москва. Недавно появились доказательства того, что за расстрелом гражданских под Волновахой тоже стоят россияне. Доказательств агрессии РФ — огромное количество. Есть ли шанс, что когда-нибудь руководство РФ предстанет перед судом и за эти преступления?

— Суд в Гааге — фундаментальный прецедент. Но что важно понимать: мы сейчас подали лишь первый всеобъемлющий пакет доказательств. Этот пакет направлен на то, чтобы подтвердить нашу позицию на слушаниях по так называемым срочным мерам, которые надо принять неотложно. Сейчас мы занимаемся гораздо более всеобъемлющим пакетом доказательств, который послужит нам в самом судебном процессе. По содержанию он будет тот же, но по глубине в разы детальнее и глубже. Над всем этим работает множество людей и организаций — где-то МИД, где-то ГПУ, где-то спецслужбы, где-то военные. Общую координацию проводит МИД.

— Выглядит так, что визит президента Порошенко в США откладывается. Почему?

— Нет, он не откладывается. Просто должно быть содержание и логика договоренностей. Кроме того, по ряду вопросов американская администрация находится в состоянии формирования. А происходящее сегодня заслуживает не поверхностного подхода, а очень щепетильного и глубокого рассмотрения. Поэтому эту встречу надо хорошо подготовить. Я был в США, провел встречи в Госдепе и СНБ, где еще не все назначения осуществлены. Другими словами, когда мы все будем готовы — будем работать над деталями личной встречи двух президентов. 

Мы иногда фокусируем внимание на факте формальной встречи, и напрасно. Ведь встреча — это резюме подготовки. А за всем этим — результат серьезной работы. 

Если говорить о контактах, то президент уже дважды говорил с Трампом. Первый разговор президента был одновременно поздравительным и содержательным. Но второй разговор был действительно глубоким по смыслу. Трамп был подготовлен. Он не какие-то тезисы зачитывал, которые ему подготовили помощники. Это был живой разговор, он очень много спрашивал, внимательно слушал. Это было важно. 
Кроме того, была встреча с вице-президентом США. Мы действительно на очень серьезном детальном уровне поговорили. То есть, я считаю, что вопрос не в формальной дате, а в глубине контактов. Сейчас мы все подходим к возможности провести встречу с максимально глубоким содержанием и реальной отдачей.

— Как вы оцениваете контакты Вашингтона и Москвы? Недавно президент Порошенко в очередной раз заявил, что Украина не допустит договоренностей без участия Украины. Я так понимаю, он это не просто так говорит, а это реакция на какие-то вещи, которые, возможно, не всем очевидны. Есть какие-то опасения?

— Это связано с желанием РФ согласовать с США пакетную логику отношений по всем ключевым направлениям. Речь о так называемой большой сделке — the big deal.

— То есть, это реакция на поведение Москвы?

— Не только. Даже в Украине спекулируют на теме о том, что Россия может где-то там под сукном договориться с США об Украине. Такого не будет. Во-первых, потому что интересы США и РФ фундаментально расходятся. Во-вторых, никто в мире уже не верит России. Нет даже минимального доверия. Оно абсолютно отсутствует. Отношение к российским заявлениям —всем известно. И доверие не вернется ни сегодня, ни завтра. Россия доверие утратила на годы.

Другой разговор — ситуативные вещи, координация в каких-то вопросах. Но посмотрите последние заявления США в части сокращения стратегических наступательных вооружений в адрес РФ. Желание Москвы «развести» Вашингтон и вооружиться новыми образцами — это что? Это не то, что позволит вернуть доверие, это только усугубляет положение РФ. 

— Если говорить о доверии, то ни для кого не секрет, что Украина делала ставку на Клинтон. И хотя наш посол в США пытался выстроить отношения и с командной Трампа, в целом позиция Украины читалась прозрачно: Клинтон для нас лучше Трампа. Кто несет ответственность за эту провальную ставку?

— Во-первых, такой ставки не было. Я никогда не говорил и не делал ничего, что могло бы читаться в адрес одного или другого кандидата. Победа Трампа меня не удивила. Например, когда начался процесс Brexit, в частных беседах я говорил, что это произойдет. Я работал в Лондоне. У меня есть свое восприятие Великобритании. Я говорил: голосование будет иррациональным, потому что зиждется на двух вещах: желании вернуть то, что было раньше — старую добрую Англию, и беспокойстве о мигрантах. Эти два фактора у старшего поколения победили. В случае со Штатами — похожая история. Опросы, которые были перед выборами там — я считаю, что в нынешней политической реальности опросы как таковые следует рассматривать не только с точки зрения науки, а и искусства — показывали, что шансы были приблизительно сбалансированными. Да, я видел политиков, которые в Украине ставили на победу Клинтон. Но это никогда не было линией МИД. Это не так. Это можно отследить по всем публичным месседжам и встречам.Так или иначе, никаких проблем в этом смысле у нас нет. Мы нормально работаем с командой Трампа.

— О Европейском Союзе. В Нидерландах на выборах победили еврооптимисты. Что это означает для будущего ЕС?

— Вот этот результат, на мой взгляд, как раз был очень предсказуем. И он крайне важен для будущего ЕС. Будущая коалиция, вероятнее всего, будет проводить политику единой Европы. Для Украины это хороший сигнал. После окончательной ратификации Соглашения об ассоциации я рассчитываю поехать туда. 

— Когда в вопросе ратификации будет точка?

— Через несколько недель рассмотрение вопроса в комитете, а затем, скорее всего, быстро, будет и ратификация Сенатом. Сомнений у меня нет. 

Что касается будущего ЕС. Сейчас в Евросоюзе обсуждают новые идеи о том, как будет развиваться Союз. И хоть идеи обсуждают сейчас, но решение будет принято после французских и немецких выборов. Рассматриваются разные варианты развития. Я склонен считать, что ЕС станет более дифференцированным союзом: с одной стороны — разноскоростная модель участия стран в европейских событиях, с другой — сетевая модель, когда отдельные страны будут объединяться вокруг неких общих инициатив, совместных проектов в отдельных сферах. И в таком Евросоюзе для Украины будет больше возможностей.

— Как на будущем ЕС скажутся выборы во Франции?

— От результатов выборов во Франции во многом зависит будущее европейского проекта. Но он не перестанет существовать, предположим, если президентом станет Ле Пен. Выглядеть, конечно, будет существенно иначе, с акцентом на то, что условно называется «Европа наций».

— Возможно, мы уже стремимся не в тот союз, который хотели видеть?

— Мы ориентируемся на ЕС, потому что это ценности, которые мы хотим разделять. И это пространство верховенства права. Я многим друзьям в ЕС говорю: в Магдебурге нет памятника Магдебургскому праву. А в Киеве такой памятник есть. На территории Украины в средние века более 200 городов были под этим правом. И это один из элементов, который отличает нас от тех, у кого этого не было.

Я считаю, что сейчас Европа подходит к пониманию, что надо быть готовыми к абсолютно новым вызовам. Не получится удерживать такой же уровень стабильности и благополучия без фундаментальных усилий. Так не выйдет. И многие европейские политики это начинают понимать. Вопрос в том, готовы ли они сказать это вслух. И в этом проблема. 

— Есть ли место Украине в обновленном Евросоюзе? Как нам выстраивать отношения с ЕС?

— В будущем ЕС станет более гибким. Будет пространство для маневров. Будет база из четырех свобод и общих ценностей, но глубина взаимодействия будет различаться. В перспективе в ЕС, и это мое личное мнение, могут появиться сетевые формы взаимодействия, когда отдельные страны будут взаимодействовать глубже, чем другие.

— Чем тот формат интересен Украине? 

— В нем мы будем иметь больше шансов. В странах Евросоюза усиливается позиция, согласно которой Украина являет собой «добавленную стоимость» в сфере безопасности — как понимания угроз, так и способности им противостоять. Этот дух — наш большой плюс. Вопрос безопасности чрезвычайно важен для ЕС. Но это лишь один маленький пример. Вместе мы можем сделать много. Как ни парадоксально, но именно современные вызовы многим в ЕС открыли глаза на то, что Украина может быть частью ЕС. До этого такого понимания не было, потому что все считали нас буфером, априори коррумпированным, без шансов на будущее. Сейчас многое изменилось. 

— Несмотря на некую западную поддержку, Украина фактическиостается одна в войне с Россией. Почему мы не обратимся к нашим ближайшим соседям и союзникам, например к Польше, с просьбой о прямой военной поддержке? Третий год войны, а Украина все ещеопасается спровоцировать Москву?

— Сейчас скажу то, что могу сказать. Это не означает, что я скажу что-нибудь, что не соответствует действительности. Но хочу, чтобы вы правильно поняли: в ответе на этот вопрос я могу сказать не все. 

Так вот. Во-первых, именно в тех условиях, которые сложились сейчас — я не говорю, что это не может измениться завтра или послезавтра — даже наши ближайшие союзники и соседи не будут воевать на нашей территории. Но они понимают, что мы важны для них не только как барьер — это прошло, или частично прошло. Они понимают, что партнерство с Украиной, в том числе в вопросах безопасности, жизненно необходимо для многих из них. И не только для тех, кто граничит с нами.

Во-вторых, вопрос безопасности может выглядеть по-разному. Кто-то может поставлять оружие, кто-то коммуникации, кто-то контрбатарейные системы, а кто-то может помочь усовершенствовать весь наш оборонный комплекс до стандартов НАТО — это то, о чем мы договорились с Польшей.

В-третьих, Украина неизбежно идет к формату, в котором наша страна будет выступать элементом логики восточного фланга НАТО. Какие-то вещи произойдут раньше, какие-то — позже. Но это неизбежно. Теперь уже неизбежно. 

— Тем не менее, мы все понимаем, в любой момент войска, которые Россия держит как на оккупированных территориях в Украине, так и на границе, могут пойти вперед. В таких условиях союзники помогут Украине или будут наблюдать?

— Ключевое, что я сказал: по состоянию на сегодня и в сегодняшних условиях за нас воевать не будут. А помогать – безусловно, да. 

— Ведем ли мы переговоры на случай продолжения вторжения российских войск?

— Мы ведем переговоры на случай всех возможных сценариев российских действий. Вдаваться в детали в рамках публичного интервью я умышленно не буду.
Каждый агрессивный шаг РФ — признание документов террористов, какие-то бумажки о признании границ, другие провокации — это московский сценарий, а не случайность. Мы это прекрасно пониманием. В том числе реалистично оцениваем все эти так называемые учения в РФ «Запад — 2017». Все возможные сценарии мы прорабатываем вместе с нашими партнерами на Западе.

— Будапештский формат. Есть ли перспектива в многосторонних переговорах о юридически обязывающих гарантиях безопасности для Украины?

— Кто-то всерьез считает, что Россия не нарушит юридические гарантии? Она уже нарушила все возможные принципы и международные договоренности: устав ООН, Хельсинский акт, конвенции, по которым мы сейчас судимся с ними в Гааге. Сами по себе гарантии могут иметь смысл только в логике системы безопасности вроде НАТО, либо двухсторонних, либо региональных договоренностях о прямой военной помощи. 

И что я вам могу сказать точно — Украина больше не будет никаким мостом между ЕС, НАТО и Россией. Тем более мостом, по которому хотят бегать разные большие звери.

— До безвизового режима осталось недолго. Но есть очень много мифов вокруг этого вопроса. Опишите кратко, как это будет выглядеть для украинского гражданина — что он должен будет сделать, чтобы попасть в страны Евросоюза?

— На самом деле мы должны честно говорить об этом. Потому что то, насколько эффективно будет работать безвизовый режим — зависит от каждого из нас. 

— Разве не от вас?

— Да, но и от каждого гражданина Украины. И вот почему. Механизм приостановления безвизового режима имеет четкие критерии. Представьте себе, что на первых этапах реализации безвизового режима кто-то начнет его нарушать. Например, попробует остаться в странах Шенгенской зоны больше 90 дней. Если таких случаев будет несколько — это одно дело. Если их будут тысячи — попробуйте представить, как будут относиться к украинцам.

Когда-то мы вели переговоры о малом приграничном движении. Тогда было много опасений, что украинцы поедут не на 30 км, а на 330 км, и искать их придется в Вене, Берлине и так далее. Случаи нарушения действительно были, но они были единичными. То есть, у нас уже есть определенный опыт, который вселяет оптимизм.
Но нарушения могут быть. Например, если кто-то начнет неправильно использовать безвизовый режим для подачи заявлений о получении убежища. И такое может быть. И это тоже создаст проблемы для безвизового режима. 

Сейчас к Украине вопросов со стороны ЕС уже нет. И каких-то особых опасений тоже нет, особенно после внедрения механизма приостановления. Но если мы будем использовать безвизовый режим честно — процесс проезда будет очень эффективным. 

Конечно, когда вы дадите свой биометрический паспорт, могут спросить вас о цели поездки, могут еще какие-то вопросы задать. Но если в целом граждане Украины не будут создавать проблем для Европейского Союза, то и вопросов этих будет меньше.
Если нарушений будет много не в масштабах ЕС, а в масштабах конкретных стран, то это может привести к проблемам. Поэтому мы должны, если хотите, ответственно отнестись к безвизовому режиму. Этот режим — уникальная штука с точки зрения коммуникации людей. 

— Как выглядит идеальный вариант?

— На раннем этапе безвизовый режим должен работать без проблем. Разумеется, когда вы едете в страны Шенгена, у вас, как правило, есть билет, могут спросить о цели вашей поездки. Но никаких справок, которые сейчас все вынуждены нести в посольство для получения визы, не будет. Весь этот ворох документов не понадобится. Понадобится биометрический паспорт. По старому паспорту не пройдете. 

Если посмотреть историю безвизовых отношений с другими государствами, то после определенного времени он начинает нормально функционировать. Но давайте честно скажем: мы видели проблему имплементации безвизового режима с некоторыми странами Балкан. Проблемы были. И ЕС знает, какие проблемы были. И нас будут мониторить: первые полгода-год. Если мы будем придерживаться правил — режим станет абсолютно эффективным. И если все будет хорошо, то о цели поездки будут спрашивать, допустим, одного человека из сотни, или одного из двухсот. А если все будет плохо, то могут спрашивать чаще. Это менеджмент процесса, который необходим для того, чтобы шенгенское пространство было безопасным.

— Как часто вам приходится слышать от своих западных партнеров о проблеме коррупции в Украине?

— Часто приходится, безусловно. Коррупцию вспоминают как проблему номер один. И реформирование всей системы верховенства права. Я считаю, что если мы не достигнем фундаментального прогресса в этом направлении, все наши достижения, включая экономические реформы, не дадут результата.

Мы часто с коллегами обсуждаем проблему инвесторов. Многие не приходят в Украину не потому, что у нас сложно работать. Во многих странах сложно работать. Проблема в другом — правовом статусе инвестиций. Увы, истории с тем, что инвестиции через подкупленных судей переходили из одних рук в другие — вот что самое страшное для инвестора. Не сложности в ведении самого бизнеса, а беззащитность перед коррумпированной судебной системой. Вот это то, что мы должны решить немедленно.

— Если говорить о последних событиях, которые обсуждает вся страна — это дело Насирова и процессы вокруг НАБУ в части аудита. Европейские дипломаты ходят на заседания комитетов, чтобы проконтролировать прозрачность происходящего, пишут письма депутатам, выступают с заявлениями. В ответ депутаты президентской фракции БПП упрекают дипломатов Запада в том, что те якобы вмешиваются во внутренние дела Украины. Вы тоже так считаете?

— Я так не считаю. Я считаю, что нам помогают. И лучше бы помогали еще больше. Нам нужно еще больше усилий и помощи для того, чтобы запустить антикоррупционное движение по-настоящему на полную мощь. Я всем привожу в пример Румынию, где более тысячи чиновников посадили за решетку за коррупцию. А руководитель антикоррупционного бюро Румынии [Лаура Ковеси] является настоящей народной легендой. Мы должны стремиться к такому же уровню искоренения коррупции в нашей стране. 

Я считаю, что НАБУ нам надо значительно усилить. Но одного НАБУ не хватит. Нам жизненно необходим эффективный судебный элемент — антикоррупционный суд, который будет достаточно независим, чтобы принимать решения. Иначе у нас ничего не изменится.

Судебная система — наша ключевая проблема. Нам необходимо ее перезагрузить. Но мы все прекрасно понимаем, что в реальном времени ее не перезагрузить. Во всяком случае, это не удастся сделать так быстро, как того требуют обстоятельства. Поэтому наш выход — антикоррупционный суд.

— Но что делать с депутатами коалиции, которые думают не так, как вы? Например, они считают, что та кандидатура аудитора для НАБУ от Рады, которую поддержали ЕС и США в лице Сторча — плохая, неподходящая. И БПП совместно с НФ хотят свою кандидатуру — Брауна. Выглядит так, что власть хочет взять НАБУ под контроль. Этим создается конфликт с Западом, который потратил немало сил, чтобы создать бюро. Возможно, депутатам не хватает вашего мнения?

— Я со многими это обсуждал, кстати говоря. Но, во-первых, этот первый аудит, конечно, будет важным. Но не стоит преувеличивать его значимость. Мы слишком много внимания уделяем этому. Я считаю, что надо больше внимания уделить непосредственной помощи НАБУ, усилению Бюро и всей системы.

 

— Да, Запад почти буквально требует усиления НАБУ. Штат в 150 человек — это как управление СБУ в какой-нибудь из областей. Кроме того, совсем недавно США в очередной раз призвали дать НАБУ возможность вести самостоятельную прослушку. Ведь доходит до парадоксального: НАБУ обращается в СБУ, чтобы организовать прослушку за сотрудником СБУ, а сотрудник СБУ по телефону после этого начинает говорить о том, что его слушает НАБУ — это реальная история. 

— Я не очень верю в то, что прослушка даст много. Все-таки реально люди по телефону мало что обсуждают. Тем не менее, моя позиция состоит в том, чтобы НАБУ помочь получить возможность максимально эффективно работать. Мы должны это сделать. И второе — создать судебную антикоррупционную структуру. Если у нас будет только НАБУ, то дела, переданные ими в нынешние суды, будут так и оставаться лишь бумагой, с которой нужно работать далее. 

Возвращаясь к вашему вопросу о вмешательстве, то, я считаю, что на протяжении ближайших лет нам понадобится очень много помощи США, Европейского Союза и G7. Нам без этой помощи не обойтись. И дальше нам ее понадобится еще больше, чем есть сейчас. Особенно в сфере борьбы с коррупцией и перезагрузки судебной системы. 

— Многие считают, что за процессами в парламенте вокруг аудита НАБУ стоит непосредственно президент Порошенко, который руками БПП пытается создать каналы влияния на НАБУ, и Арсений Яценюк, который руками Народного фронта ему помогает. Якобы президент не слишком заинтересован в том, чтобы у НАБУ оставалась та степень свободы, которая есть сейчас, и которая позволяет открывать дела на главу ГФС, например. Вы обсуждаете тему НАБУ с президентом? Обсуждали с ним реакцию Запада на процессы вокруг НАБУ?

— Конечно, тему поддержки антикоррупционной системы мы обсуждаем. Не единожды и в разных форматах. Но только в контексте того, как мы можем с нашими партнерами помочь антикоррупционному процессу.

Поймите правильно. Понимание происходящего абсолютно трезвое. Если мы всю систему не изменим, то изменить коррупционные правила, по которым сейчас живет общество, не получится.

— Со стороны выглядит так, что президентская фракция добавляет вам работы.

— Поверьте, в президентской фракции есть абсолютно разные люди и мнения. И не только те, о которых вы говорите. И так во всех фракциях. Я общаюсь с депутатским корпусом.

— Возможно, есть смысл пообщаться с фракциями коалиции по последним проблемам? 

— Я это постоянно делаю и по разным темам.

— А с президентом?

— Я скажу простую вещь. Если мы серьезно считаем, что хотим победить в борьбе с Россией, то единственный шанс это сделать — кардинально изменить страну, сделать Украину государством, которое победит коррупцию. За почти три года было много реформ. Но ключевая — в процессе. Наша цель — изменить правила. Без антикоррупционной системы мы останемся там, где мы есть.

— Хорошо, не будем конкретизировать имена и должности. Давайте представим, что кто-то решит саботировать антикоррупционный процесс. Допустим, возьмет под контроль НАБУ, либо добьется проведения нового конкурса на директора, который будет длиться месяцами, либо внедрит такие антикоррупционные суды, в которых в той или иной степени заложит контроль над этими судьями — что тогда будет со всем прозападным курсом Украины, отношениями с нашими союзниками, отношениями с МВФ?

— Вопрос теоретический. Но ответ простой: если мы остановим процесс борьбы с коррупцией, это приведет к фундаментальному изменению ко всем украинцам, ко всем нам. Не будет иметь значения, кто там, в какой фракции имеет какое мнение. 

— Именно это очень многих настораживает. Ведь если это произойдет — все жертвы, которые понесла Украина за эти годы, будут напрасны.

— Сейчас к нам в целом очень позитивное отношение. Да, все прекрасно понимают на Западе, что мы не идеальны. Тем не менее, мы делаем реформы — иногда сами, иногда с помощью, скажем так, стимулов. Но даже тот прогресс, который есть — он уникален. Это все признают. Но если мы сейчас остановимся, если мы решим, что мы не хотим дальше меняться, что нас вот уже все устраивает и усиливать борьбу с коррупцией не стоит — мы потеряем шанс на будущее, на государство, на победу. И это отвернет от нас всех, кто нам сегодня помогает выстоять. 

Конечно, я верю в то, что этого не случится, что разворота назад не будет, и мы продолжим путь реформ и борьбы с коррупцией. Да, многие хотят ослабить процесс, сохранить себе индульгенцию на коррупцию, многие хотят оставить себе какие-то щели. Но так не будет. Мы пойдем до конца и поменяем систему на модель устойчивой демократии. Просто кто-то все еще считает, что это игры. Но мы слишком важная страна, чтобы нас можно было бросить на полпути. Сейчас у нас есть шанс, что западный мир примет нас как своих — и я говорю не просто о каких-то отдельных политиках, реформаторах и гражданах, я говорю о стране в целом. Нас уже воспринимают как своих. Но если мы сейчас позволим этому процессу остановиться — все, до свидания, все закончится моментально, и все будет зря.

— О ваших взаимоотношениях с президентом. Принято считать, что Порошенко подменяет собой МИД. Это действительно так? Президент часто вмешивается в вашу работу?

— Главный ответственный за внешнюю политику в Украине — президент. В условиях войны это абсолютно правильно. В этих условиях должна быть команда, которая имеет одно видение и одно понимание того, как это видение реализовать. Возможно, в будущем ситуация будет другой. Но на войне работает только эта логика. 
Президент, на самом деле, не только не вмешивается, но он доверяет гораздо больше, чем многие считают. У меня контакт с президентом 24 часа в сутки семь дней в неделю. У меня есть возможность в режиме реального времени предоставить президенту свое видение и внести свои предложения, получить необходимые ответы. В нашем деле время играет роль.

— Вы способны сказать президенту: «нет, это плохое решение»?

— У нас бывает много дискуссий. По самым разным вопросам. И мнения часто не сходятся. Вот эта абстрактная мысль, которую я часто читаю, что никто не спорит с президентом — это не так. Достаточно побывать на совещании, которые бывают двух типов: структурные с повесткой дня и по пунктам, по которым надо пройтись — так работает военный кабинет; брейнсторминговые, когда мы без строгой структуры в живом обсуждении между собой пытаемся найти правильные модели решения тех или иных проблем.

— Кто сейчас входит в военный кабинет?

— Это вариант обсуждения текущих вещей. Входят военные, спецслужбы, секретарь СНБО. Это отличная форма обсуждений между заседаниями СНБО. Президент может пригласить на них тех, кто нужен — в зависимости от ключевого вопроса. Например, президент может пригласить пограничников, может пригласить отдельных министров правительства.

— Как принято решать важные вопросы внешнеполитического характера: вы собираетесь вместе с президентом в здании АП, приглашаете Елисеева, решаете все вдвоем или как этот происходит?

— Единого рецепта нет. Есть разные вопросы и это всегда зависит от того, какая тема.

— Ну вот недавно Евросоюз и США выступили с совместным заявлением касательно антикоррупционных процессов в Украине. Как в этом случае происходит — вы звоните президенту, что есть серьезная тема для обсуждения, он вам звонит и спрашивает?

— Это все обсуждается на совещаниях. Но когда мы собираемся, то, как правило, обсуждаем сразу несколько вопросов. Когда нет возможности, а вопрос требует деталей и касается чувствительных тем — есть защищенная связь. 

— Недавно из российских СМИ стало известно, что президент Порошенко вел прямые переговоры с Путиным. В АП были вынуждены эту информацию подтвердить. Хотя где-то за неделю до публикаций в россСМИ я обращался в АП и просил ответить на вопрос, было ли общение с Путиным. Вам не кажется, что это весьма странно, когда Украина узнает о переговорах своего президента из СМИ страны, с которой у нее война?

— На самом деле, было два разговора. Я знаю содержание обоих. Во-первых, обсуждать вопросы политических заключенных и прекращения огня лучше в двухстороннем формате, потому что все решения принимает руководство Кремля. Во-вторых, в рамках этих разговоров ничего другого не обсуждалось. В-третьих, лично я считаю, что если каждый факт переговоров не предавать огласке, то эти факты могут быть использованы Россией в собственных целях.

Например, Лавров на последней встрече министров нормандского формата пытался этим спекулировать. Он говорил: ну, а что такого происходит, ведь президенты-то общаются, вроде бы эти разговоры нормальные. В ответ я сказал, почему эти разговоры ведутся, почему их можно считать «нормальными» только в кавычках. Но я с вами согласен. Россия умышленно спекулирует такими фактами — главным образом, в общении с нашими западными партнерами.

— Это было решение президента — умолчать об этих переговорах? Или ему кто-то посоветовал? Ведь это решение выглядит абсурдно: как можно считать, что Москва не воспользуется таким информационным поводом.

— Не могу ничего утверждать по этому поводу, кроме того, что моя дипломатическая карьера, весь мой опыт говорит об одном: России доверять нельзя. 

— Неужели президент считает иначе?

— Не думаю, что он считает иначе. Но я могу объяснить это тем, что вопросы политических заключенных — очень щепетильная тема, которую Россия не хочет обсуждать и предавать огласке. Нам необходимо достичь результата. Возможно, логика была в том, что дав сообщение о переговорах, мы могли бы навредить освобождению украинских граждан. Я так вижу это. Но, к сожалению, потом Россия эти вещи пытается перекрутить и использовать. 

— Эти два разговора с Путиным были только о заложниках?

— Только политические заключенные, заложники и некоторые вопросы прекращения огня. Но первый вопрос – главный. 

— О ваших деньгах. Если верить вашей электронной декларации, то вы один из самых скромных министров в правительстве. Но ваша жена зарабатывает примерно в два раза больше, чем вы. Чем она занимается? И есть ли у вашей семьи какой-то бизнес?

— Во-первых, это изменилось. Министрам зарплату увеличили и мы сейчас с ней выровнялись. Она работает в Администрации президента. И поскольку она дипломат, то работать под моим руководством она не может — это, кстати, очень жаль. Если поговорите тут в министерстве — лучше не надо, конечно — то узнаете, что мы в чем-то очень необычная семья, потому что мы продолжаем обсуждение многих вопросов дома. И это, увы, реальность. Бизнеса у нас нет — ни отдельного у кого-то, ни совместного.

— Что меня удивило, так это то, что при достаточно скромных доходах семьи у вас достаточно много наличных денег — $100 тысяч, почти€100 тысяч. Откуда такие суммы и почему наличными?

— Ответ простой. Мы, как дипломаты, получали эти деньги за рубежом. Я работал за рубежом три раза, жена тоже трижды. Сейчас мы меняем систему, прорабатываем, чтобы, когда у тебя есть счет, который позволяется иметь дипломату, потом просто легально при возвращении в Украину просто перевести деньги на счет в какой-либо украинский банк. Но поскольку это было достаточно давно, то все эти деньги просто приехали в Украину. Но, конечно, на фоне того, что происходит, на фоне скепсиса в отношении банковской системы, деньги в банк мы не внесли. Но сейчас у нас уже есть такая идея. Выберем один-два банка, разделим риски и попробуем.

— Новую электронную декларацию заполнили?

— Как раз буду на следующей неделе. Правда, у меня мало что изменилось. Хотя, конечно, если вспомнить, что я, как министр, начинал с того, что получал на руки 5000-6000, то сейчас, конечно, это совсем другая сумма. Я вообще считаю, что пока что министры — это в большей степени политики. Но что касается, например, депутатов и топовых чиновников, то зарплаты должны быть значительно выше. Иначе у НАБУ всегда будут клиенты.

Ліга, Міністр закордонних справ України, Павло Клімкін

Когда Россия вступила в Первую мировую войну

Ровно 106 лет назад, 1 августа 1914 года, Россия вступила в Первую мировую войну. В Российской империи тогда её называли также Большой войной и Великой Отечественной войной.

Формальным поводом к началу войны стало убийство австрийского эрцгерцога. Сербский студент Гаврила Принцип, участник террористической организации «Млада Босна», застрелил Франца Фердинанда на улицах Сараево 28 июня 1914 года. Австро-Венгрия и Германия воспользовались трагедией, чтобы развязать войну на территории Европы.

Первым делом Австро-Венгрия потребовала от Сербии выполнить заведомо невыполнимые условия. Однако славянское государство согласилось на все, кроме пункта, разрешавшего австрийской полиции действовать на сербской территории. Вместе с тем началась мобилизация: в Сербии и Австро-Венгрии — открытая, а в Германии — скрытая, без официального объявления.

Спустя ровно месяц после сараевского убийства, 28 июля 1914 года, Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Российское правительство немедленно заявило, что не допустит оккупации славянского государства. 31 июля началась мобилизация, на что Германия ответила ультиматумом: в случае продолжения призыва она объявит России войну. Это произошло уже на следующий день, 1 августа.

Одновременно немцы вторглись в Люксембург, который оккупировали всего за сутки, обеспечив своей армии выход к французской границе. 3 августа Германия объявила войну Франции и Бельгии. Это вынудило вступить в войну и Англию, выступавшую как гарант бельгийского нейтралитета. 6 августа Австро-Венгрия объявила войну России.  

Позже к конфликту присоединились Япония, Италия, Болгария и Османская Империя. Война продолжалась больше четырех лет — до 11 ноября 1918 года. По её итогам распались четыре империи — Российская, Австро-Венгерская, Османская и Германская.

В ходе войны было убито более 10 миллионов солдат, миллионы человек получили ранения. Для России же Первая мировая закончилась унизительным Брестским миром, подписанным уже представителями советского государства и вынуждавшим нашу страну отказаться от значительных по площади территорий.

Третья мировая и победа справедливости: каким будет мир после вируса

Сегодня уже не нужно быть проницательным футурологом, чтобы понимать: мир находится в процессе взрывной технологической трансформации. В истории человечества революции в технологии всегда накапливались долго и постепенно, но рано или поздно некий триггер, спусковой крючок, запускал быструю перестройку и экономик, и общественных отношений. Правда, чаще всего эти поводы не были мирными: утверждение идеи всеобщего равенства потребовало 20 млн потерь в Первой мировой, а идея высшей ценности человеческой жизни утвердилась в результате Второй мировой с ее 50 млн погибших.

Пандемия коронавируса — ничто иное, как Третья мировая война в том единственном виде, в котором она возможна сегодня. По масштабу потерь и разрушений ее невозможно, разумеется, сравнивать с двумя предыдущими, но по эффекту, производимому на политику и экономику, общество и сознание, они вполне сопоставимы. И точно так же новейшие технологии, развивавшиеся по экспоненте последние два десятилетия, ждали лишь триггера для того, чтобы запустить новую грандиозную трансформацию общества. Технологическая платформа, инфраструктура, система коммуникаций, создававшиеся последние три десятилетия, стали полем боя в этой войне, а сами новейшие технологии — главным оружием. Они и позволят нам победить: ведь в этой войне, в отличие от предыдущих, все человечество выступает на одной стороне.

В последние годы бизнесмены и аналитики так часто предсказывали в экономике «дисрапт», что все утомились ждать его. Сегодня дисрапт — революционная трансформация — происходит на наших глазах. Компании-пионеры, запустившие этот процесс (Google, Amazon, Tencent, Alibaba и др.), развили новые технологии и новые отношения, которые начали менять традиционную экономику. Но удельный вес и темп этих изменений были настолько низки, что, казалось, переход займет не один десяток лет — сам Джек Ма еще недавно полагал так. Однако война с коронавирусом прорвала плотину, которая мешала развиваться компаниям-дисраптерам, и появившееся в ней окно возможностей расширяется день ото дня.

Реклама на Forbes

Сервис доставки, еще вчера занимавший пару процентов рынка ритейла, да и то лишь в мегаполисах развитых стран, испытывает взрывной рост, завоевывает малые города и вряд ли замедлит рост даже после отмены ограничений. Рынок удаленного образования, о пользе которого лениво спорили специалисты, на глазах начинает доминировать над традиционным университетом. В считанные недели появились новые онлайн-сервисы, о которых раньше говорили только самые смелые футурологи: Лувр удивляется росту потока посетителей — только не в залах, а на онлайн-площадке. Для крупных компаний участие в этой трансформации — единственный шанс выжить и не повторить печальный кейс Kodak, для новых игроков — возможность занять нишу, о которой раньше им и не мечталось.

За внешней трансформацией второй, еще более мощной волной идет внутренняя. Переход десятков миллионов людей на удаленную работу в течение одной лишь недели приводит к удивительным открытиям. Сотрудник, оказывается, более эффективно расходует рабочее время дома. Там он не гоняет бесконечный чай на корпоративной кухне, не курит с коллегами у входа и не трындит с партнером о погоде в переговорке. Трафик просмотра сериалов в рабочее время вырос незначительно, зато трафик корпоративных мессенджеров и сайтов онлайн-образования зашкаливает. Работодатель с удивлением осознает, что удаленная работа может быть на треть эффективнее офисной и вдвое дешевле ее, что аренда гламурного офиса в бизнес-центре класса «А» все эти годы была избыточной. Коворкинг, еще вчера казавшийся новшеством, сегодня выглядит устаревшим переходным звеном к дистанционному типу занятости — и вряд ли вернется к нам.

В итоге прямая связь между потребителем, поставщиком, сотрудником и местом непосредственного принятия решения по конкретному запросу сократилось с дней или недель буквально до миллисекунд. Это перемещает привычные ранее корпоративные пирамиды в один музейный ряд с древнеегипетскими. Пройдет пара лет, и компании нового формата, новых принципов самоорганизации будут с удивлением изучать разветвленные оргструктуры и бизнес-процессы вымерших компаний-динозавров как загадочный код, подлежащий расшифровке и не поддающийся объяснению. Вопрос «Как они тогда управляли бизнесом?» станет риторическим. Действительно, как?

Но впереди третья трансформация — самая важная и сложная для понимания. Это дисрапт бизнес-отношений, деловой среды и нематериальных факторов стоимости бизнеса. Старые связи разрушаются, на их место встают новые, — прежде всего эмоциональные.

В новой парадигме право сильного уйдет, его заменит право правого.

Когда-то стоимость предприятия измеряли материальными активами, затем к ним добавилось могущество бренда, чуть позже — репутация, нарабатываемая через социальную ответственность, экологические программы, благотворительность. Сегодня, когда люди во всем мире объединяются в сообщества и стремятся держаться вместе, в числе важнейших факторов стоимости бизнеса окажутся способность к партнерству, эмпатия, справедливость. В этом и будет заключаться сила бизнеса в XXI веке — и еще долго после того, как побежденный COVID-19 уйдет в историю.

Глава Всемирного экономического форума Клаус Шваб еще в декабре 2019 года осторожно сформулировал эти новые отношения, назвав их stakeholder capitalism — что яснее всего звучит по-русски как «капитализм равных возможностей». Потребитель и производитель, сотрудник и работодатель, компания и государство — все заинтересованные стороны участвуют в этой новой системе отношений как ее равноправные акционеры, и справедливое партнерство между ними становится высшей ценностью.

Поменяются критерии силы: в феодализме ее олицетворял меч, в капитализме — денежный мешок, потом бренд. Завтра это будет нравственный облик (бизнесмены старой формации на этом месте упали в обморок). Соответственно, изменятся и инструменты силы: если когда-то договоренность с чиновником или судом обеспечивала успех в корпоративном споре, то теперь пост известного блогера о том, что он ударил женщину, резко сужает бизнес-возможности. Эта тенденция зародилась вчера, но завтра станет преобладающей.

Компании, много лет успешно работающие над разрешением споров между собственниками, урегулированием корпоративных конфликтов, должны оказаться на переднем крае этой трансформации бизнес-отношений. В новой парадигме право сильного уйдет, его заменит право правого. Мы можем быть первыми в России, кто встроится в этот неизбежный процесс. Победой в Третьей мировой станет установление норм справедливого бизнеса. И за это уж точно стоит воевать.

Псковский край в годы Великой Отечественной войны

Псковская земля в течение 20 лет была пограничной зоной, что сопровождалось размещением на её территории значительного числа войск, созданием укреплённых пограничных застав. Положение рез ко изменилось в 1940 году: после присоединения Прибалтики войска были выведены, погранзаставы демонтированы.

22 июня 1941 года псковичи, как и вся страна, были потрясены сообщением о начале войны с Германией. Началась мобилизация военнообязанных: только из Пскова в первые дни войны было призвано 15 тыс. человек (из населения 68 тысяч человек), а всего из Псковского края в первые недели жестокой битвы, а также в 1944-45 гг. — около 200 тысяч.

2 июля начались бомбардировки Пскова и Великих Лук. По планам немецкого командования на Ленинград через Псков наступала группа армий «Север», на Москву через Великие Луки и Смоленск — группа армий «Центр».

Подступы к Острову и Пскову прикрывали лётчики. В конце июня 1941 года три молодых летчика 158-го полка на истребителях совершили первые в истории войны воздушные тараны немецких «юнкерсов». Петр Харитонов, Степан Здоровцев и Михаил Жуков открывают славную страницу героических подвигов на псковской земле. Уже 8 июля 1941 года им было присвоено звание Героя Советского Союза.

Танковые и механизированные корпуса приближались к южным окраинам Псковской земли. В начале июля немцы, обнаружив разрыв между советскими частями, устремились в район Острова и 4 июля заняли его, при этом ни железнодорожный, ни шоссейный мосты не были взорваны. В тот же день из штаба Северо-Западного фронта поступил приказ вернуть Остров. Для выполнения этой задачи сюда были направлены только что прибывшие из центральных районов России части, плохо обученные и не имевшие достаточного количества боеприпасов. Несмотря на это, 5 июля противник был выбит из города. Но уже 6 июля силами танковой дивизии наши части были потеснены на северную окраину Острова, при этом немцы в районе Острова потеряли более 140 танков.

Уже в первые месяцы оккупации были организованы небольшие партизанские отряды. Численность отрядов составляла от 25 до 180 человек. 27 сентября 1941 года был создан штаб партизанского движения Ленинградской области (ЛШПД), в состав которой входила север ная часть нынешней Псковской области, первым в стране, задолго до организации центрального (май 1942) и штаба Калининской области (июль 1942).
Учитывая сложность ситуации, решено было создавать отряды и бригады на оккупированной территории (главным образом в Ленинграде), а затем переводить их через линию фронта и уже на оккупированной территории собирать воедино разрозненные небольшие партизанские отряды, призывать местное население к сопротивлению. Наиболее яркие страница в историю партизанского движения на Псковщине вписали 2-ая и 3-ая Ленинградские партизанские бригады. Ядро Второй Ленинградской партизанской бригады ЛПБ (командир — кадровый офицер Николай Григорьевич Васильев), которая вскоре стала ведущей, формировалось из советских и партийных работников, а также кадровых военных и бойцов восточных районов Псковщины, которым удалось перейти линию фронта.
Вскоре 2-я ЛПБ отвоевала у врага значительную часть территории, на которой образовался первый в истории войны Партизанский край. Здесь, южнее озера Ильмень, на стыке современных Псковской и Новгородской областей не было значительных немецких гарнизонов, поэтому была возможность расширить границы края, совершая небольшие удары и диверсии. На территории Партизанского края располагалось более 400 деревень. Здесь в форме оргтроек и сельсоветов была восстановлена Советская власть, работали школы, издавались листовки и газеты, сообщавшие правду о проис ходивших событиях. В марте 1942 года из края был отправлен обоз с продовольствием для блокадного Ленинграда. В этот первый год существования Вторая бригада трижды отражала наступления карательных экспедиций немцев (ноябрь 1941, май и июнь 1942 годов) и каждый раз ей удавалось одержать победу, прежде всего благодаря всенародной поддержке, что проявилось в росте численности бойцов: с 1 тыс. в августе 1941 года до 3 тыс. спустя год. Кроме того, по границе края были созданы укреплённые заставы. Однако и каратели зверствовали в тех местах, которые находились вблизи Партизанского края: сжигали деревни, расстреливали крестьян.

3-ая Ленинградская партизанская бригада под командованием А. В. Германа весной и летом 1943 года вела против оккупантов так называемую «рельсовую войну». Выводились из строя отдельные участки железной дороги, взрывались воинские эшелоны.

Всего на территории современной Псковской области действовало 29 партизанских бригад общей численностью 57 тысяч человек. По масштабности партизанского движения это не сопоставимо ни с одной другой областью.

Жертвы фашистского режима были велики: в жестокой борьбе погибли более 6 тысяч партизан и подпольщиков. Среди них члены молодежной подпольной организации города Острова, руководитель которой Клава Назарова посмертно получила звание Героя Советского Союза. Оккупанты сожгли около 4 тысяч деревень, уничтожили более 7 тысяч мирных граждан, вывезли в другие зоны более 150 тысяч человек.

К 1944 году немецкие войска соорудили по берегам Псковского озера и реки Великой оборонительный рубеж- линию «Пантера», представлявшую собой бетонные доты, минные поля, врытые в землю танки и пушки. Однако фашисты недооценили силу и мощь русского оружия.

В течение 4-х месяцев войска готовились к прорыву линии «Пантера». В июле 1944 года войска 2-го Прибалтийского фронта освободили Пушкинские Горы, Идрицу, Опочку, Себеж.
17 июля прорывом линии «Пантера» южнее Острова началась Псковско-Островская наступательная операция войск 3-го Прибалтийского фронта. После освобождения 21 июля Острова создалась реальная угроза окружения фашистских группировок в районе Пскова. Началось паническое отступление немецких войск, что и создало благоприятные условия для наступления войск 42-й армии. Основной удар по Пскову нанесли 128-я и 376-я стрелковые дивизии с приданными соединениями и частями. Форсирование реки Великой создало условия для освобождения Завеличья и дальнейшего продвижения по шоссе Псков- Рига. Отличившиеся при освобождении города командиры полков Г. И. Чурганов и К. А. Шестак были награждены орденом Красного Знамени, Н. И. Панин и А. И. Глушков — орденом Александра Невского. Наименование «Псковских» было присвоено 128-й и 376-й стрелковым дивизиям, 122-му артиллерийско-минометному полку, 38-му отдельному полку связи и др. С освобождением 11 августа 1944 года Печор, завершилось освобождение Псковской земли в целом.

Мы будем помнить имена Героев Советского Союза, павших смертью храбрых на полях нашей Псковщины, и тех псковичей — героев, которые совершили свой подвиг вдали от родных полей, мы не забудем имена кавалеров трех орденов Славы и всех остальных, кто принес нам свободу от рабства и позора. Среди 159 Героев- уроженцев Псковщины, дважды Герой Советского Союза маршал К. К. Рокоссовский.

Уместно здесь вспомнить слова псковского поэта Ивана Виноградова: «Мы их не забудем, то чувство свято, тех, кто не вернулся в мае, в сорок пятом». Но прежде всего мы будем внимательны к тем, кто жив, рядом с нами, а в те дальние годы войны рисковали жизнью и здоровьем, приближая победу.

История русского противогаза

Благодаря работе Российской государственной библиотеки по оцифровке старых книг мы можем узнать из первоисточников о рождении, развитии и трансформации привычных вещей. Электронная библиотека РГБ раскрывает историю армейского противогаза, в создании которого ключевую роль играл российский и советский химик Николай Дмитриевич Зелинский.

Слева: «Жертвуйте! Жертвуйте! 9 ноября 1916 г. на противогазы, медикаменты для лошадей и санитарных собак в армии» (плакат). 1916 — ссылка
Справа: «Плохой противогаз» (плакат). 1925 — ссылка

«До Первой мировой войны в России противогазы имели лишь незначительное распространение, ограниченное немногими химическими производствами, горной промышленностью, пожарными и медицинскими учреждениями», — пишет советский химик и историк науки Николай Александрович Фигуровский в «Очерке развития русского противогаза во время Империалистической войны 1914—1918 гг.», изданном в 1942 году.

Известно, что до войны в России применялись противопылевые и кислородные маски для работы в сложных условиях, как, к примеру, кислородный прибор с жидким воздухом горного инженера Левицкого. Впрочем, в мире устройства, защищающие органы дыхания, были известны с середины 19 века. Фигуровский приводит в своём «Очерке» фотографии немецких противогазов 1880-х годов. Однако запросам военного времени такие приспособления не отвечали.

«Очерк» Фигуровского начинается с заявления: до войны эффективных противогазов в России не было. «Царская Россия вступила в войну неподготовленной. Промышленность России сильно отставала от других капиталистических стран», — цитирует Фигуровский «Краткий курс истории ВКП(б)». Особенно слабой была химическая промышленность. К началу войны Россия располагала противопылевыми масками, в которых защиту обеспечивала марля, пропитанная содой, губка или вата. Однако в сражениях стали применять всё более ядовитые химические вещества, от которых такие маски уже не спасали.

  • Кислородный прибор с жидким воздухом горного инженера Левицкого
  • Фильтрующие противогазы 1880—1881 годов (Германия)
 

Первый русский эффективный противогаз был создан в 1915 году Николаем Дмитриевичем Зелинским. Фигуровский пишет:

В обстановке, при которой была дорога каждая минута, ему пришлось потратить для доказательства вполне очевидного факта — защитных свойств [активированного] угля — около года. Многочисленные испытания предложенных им приборов, организованные различными учреждениями в 1915 и 1916 гг., неизменно давали хорошие результаты. Однако противогаз не пускали в армию, и только тогда, когда изобретение Н. Д. Зелинского было реализовано в Англии и Германии, угольный противогаз начали изготовлять крупными партиями для снабжения фронтовых частей.

Вместо противогаза Зелинского, который фильтровал воздух с помощью активированного угля, российская армия закупила другую разработку — противогаз Горного института, у которого в фильтре была смесь гашёной извести с едким натром и обычный печной уголь. Противогаз Горного института показал очень плохие результаты испытаний — много хуже, чем противогаз Зелинского, но в боях его использовали, ценой многих человеческих жизней. Фигуровский описывает его:

«Носовой зажим в первых образцах являлся настоящим средством инквизиции. После короткого пребывания в противогазе на носу оставались багровые следы от рифленых металлических щек зажима, на которые действовала сильная стальная пружина. Загубник изготовлялся из черной резины (чуть ли не из калошной) и его было неприятно брать в рот. […] В особенности же мучительным было пользование противогазом Горного института из-за вышеотмеченного слишком большого сопротивления дыханию. Едкая пыль, попадающая в дыхательные пути и глаза, усиливала общее неприятное впечатление пребывания в противогазе. Воздух, поступающий из коробки, успевал в ней значительно нагреваться (благодаря разогреванию поглотительной массы), так что уже одно это вызывало тяжелое ощущение духоты».

Некоторые противогазы даже лопались по шву прямо во время газовых атак. И только в последующих партиях известь и печной уголь заменили активированным углём — разработкой Зелинского, а потом массово закупили противогазы, придуманные им.

Зелинскому мало того, что не заплатили за разработку, но и отстранили от дальнейших испытаний — отмечает Фигуровский. Патент на противогаз получил технолог завода «Треугольник» по фамилии Куммант.

Противогаз Зелинского-Кумманта первых образцов

Позже противогаз Зелинского-Кумманта был усовершенствован, и Вторую мировую войну советская армия встретила с более эффективными средствами защиты. «Состоящий на вооружении Красной Армии противогаз имеет мало сходства со своим предшественником — угольным противогазом Зелинского 1916 г. Новый противогаз удобен, надёжен и рассчитан на большое время работы. Но не надо забывать, что этот противогаз — произведение советских ученых и техников — является, если так можно выразиться, „внуком“ противогаза Зелинского», — заключает Фигуровский.

Противогазы для нужд армии разрабатывались не только для солдат, но и для животных, в частности, лошадей. Конский сухой противогаз фильтрующий — сокращённо КСПФ-1 — был на вооружении Красной Армии во время Второй мировой войны. Его «предками» были обычные торбы с соломой: так лошадей защищали от химических атак в начале Первой мировой войны. Позже фильтрами в конских противогазах стали куски ткани, пропитанные специальными растворами, а к Второй мировой войне для лошадей разработали противогазы с угольным фильтром.

  • Противогаз в боевом положении на строевой лошади
  • Противогаз и очки в боевом положении
 

Инструкция к конскому противогазу КСПФ-1 с угольным фильтром, изданная в 1941 году, подробно рассказывает о том, как устроен такой противогаз, как его надеть на лошадь и как хранить, когда необходимости в нём нет.

Приучать к противогазу по инструкции следует уже «втянутую в работу» лошадь. Начинать нужно с 30 минут покоя, шага и рыси в противогазе, а на восьмой день тренировки лошадь должна была пройти в противогазе 25 км за 3 с лишним часа.

Важно, что, начиная с четвёртого дня тренировок, боец, который занимается с лошадью, сам должен быть в противогазе.

Тысячи конских противогазов оставались на складах Министерства обороны до 21 века. В начале 2010-х они не только пришли в негодность, но и потеряли остроутилитарное значение из-за вступления в силу Конвенции о запрещении химического оружия, и от них начали избавляться.

Цезуры XX столетия

Двадцатый век стал веком зашкаливающего насилия; его символические даты – 1914-й и 1939-й годы – начало Первой и Второй мировых войн. Но есть в этом столетии и цезуры, отмеченные удивительным отказом от насилия. Одна из них – «мирная революция» 1989 года, которая вопреки всем ожиданиям, связанным с падением политического режима, протекала в значительной мере без применения насилия. Обе войны, крушение советской империи были не только немецкими, но и европейскими событиями. Во всех трех случаях немцы сыграли, конечно, решающую роль, и поэтому совершенно справедливо, что эти три даты осмысляются, прежде всего, как германские годы памяти. Это касается и 1989 года – ведь несмотря на то, что толчком к распаду Варшавского договора послужили Польша и Венгрия, непосредственной причиной распада этой организации стал «поворот» в ГДР как «прифронтовом государстве».

1914 ВЕЛИКАЯ ВОЙНА

В 1914 г. разразилась Первая мировая война, вызванная во многом немецкой политикой. Однако дело не в том, что политика Германии, как утверждают некоторые ученые, непременно хотели этой войны, а в том, что некоторые принятые тогда решения способствовали тому, что эта война стала войной, охватившей всю Европу. Геополитическое положение Германии в центре континента делает ее ответственной за разрастание регионального конфликта до Великой войны. Ведь Германия была державой, которая за счет своей политики могла либо обострить конфликты в Европе (и явные, и скрытые), так и сдерживать их. Не только политические решения, но и в гораздо большей степени военные планы кайзеровской Германии лета 1914 года привели к тому, что из ограниченного Балканами конфликта выросла настоящая война, охватившая весь континент. Не нужно говорить о вине Германии в этой войне, как это делается в дополнениях к статье 231 Версальского договора, но не может быть сомнений в том, что немцы ответственны за расползание регионального конфликта.

Первая мировая война состояла (как минимум) из трех конфликтов, которые, причудливо переплетаясь между собой, серьезно поспособствовали тому, что война взорвала все территориальные границы и уже не могла быть закончена посредством политических переговоров. Война растянулась на несколько лет и за это время успела настолько глубоко вторгнуться в политический порядок и социальные структуры Европы, что в конце концов изнутри взорвала их. Вследствие этих процессов оказалось совершенно невозможным формирование общей европейской памяти о войне. Если смотреть упрощенно, можно сказать, что образовались целых три группы «памяти»: одна группа – это те, кто празднует победу в войне, другая группа – те, кто вспоминают миллионы трагически погибших с обеих сторон, наконец, те, для кого война стала решающим шагом к «возрождению национального государства» (соответственно, для них в плане политики памяти важнее не столько ее начало, сколько ее конец). Все эти различные типы памяти о «пракатастрофе XX века» и есть многообразие Европы, из которого невозможно просто так, одним росчерком политического пера сделать некую единообразную, общую европейскую память.

С аналитической точки зрения, Первая мировая война велась, во-первых, ради политической гегемонии в Западной и Центральной Европе. Этот конфликт происходил между Германией и Францией. После объединения Германии в 1871 г. Германская империя стала «полугегемониальной» европейской державой и еще больше укрепила свои позиции благодаря динамичному экономического развитию в конце XIX в. А вот Франция колебалась между расширением своей колониальной империи и воспоминаниями о той доминирующей роли, которую она некогда играла в Европе. Однако летом 1914 года этот конфликт скорее находился пока еще в скрытой фазе. Сам по себе он не мог бы привести к войне.

Второй конфликт, связанный с этой войной, касался вопроса о будущем миропорядке, который стоял на политической повестке дня после относительного заката Британской империи. В XVIII столетии Великобритания освоилась с ролью мирового полицейского. Эта позиция основывалась на 
морском доминировании этой державы, которое делало Великобританию чем-то вроде стрелки на европейских весах, гарантией европейского баланса. Эту позицию британцы отстаивали в двух войнах против Франции и укрепили в ходе промышленной революции. Но постепенно у них появились новые конкуренты в лице США, Японии и не в последнюю очередь Германии, и можно было предвидеть, что в длительной перспективе они не смогут удерживать эту позицию. Немцы энергичнее всех работали над созданием 
военного флота и поэтому стали основными конкурентами Великобритании, хотя, конечно, настоящим соперником были США ввиду их огромного потенциала. До 1914 г. было не совсем очевидно, по какой линии будут проходить союзы и фронты в борьбе за будущий мировой порядок, но все осознавали, что из пяти крупных держав, задававших тон в Европе, как минимум две никогда не будут играть глобальной роли. Первым кандидатом была Австро-Венгрия, но кто был вторым? Германия, Франция, а может быть, Россия? Поэтому летом 1914 года и этот конфликт находился скорее в скрытой, нежели в острой фазе.

По-настоящему актуальным в политическом смысле был третий вопрос, вокруг которого ломались копья в этой войне. Причем возможные альтернативные ответы вовсе не совпадали с конфигурацией союзов противостоящих друг другу держав. Речь шла о политическом будущем многонациональных, многоязычных, многоконфессиональных империй Центральной и Восточной Европы и Ближнего Востока. Империя Габсбургов, Российская империя, Османская империя столкнулись с реальной проблемой в виде пробивавшей себе дорогу идеи нации, и поэтому в этой войне все вращалось вокруг вопроса об их дальнейшем существовании, а не о том, как перенести или заново прочертить несколько границ. Наложение друг на друга трех этих конфликтов и привело к тому, что Первая мировая война стала для Европы исходной катастрофой XX в.

1939 ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ЦЕНТРА

Можно описать европейскую историю XX века как долгую обработку этих трех конфликтных полей, в ходе которой, с одной стороны, была предпринята попытка пересмотреть результаты Первой мировой войны, а с другой, принять эти результаты и создать на их основе новый, как можно более стабильный политический порядок. Отсюда можно выводить причины Второй мировой войны как попытки пересмотра итогов Первой мировой войны, зафиксированных в Версальском договоре. Правда, ревизия эта началась не в 1939 г., а еще в 1938 г. с «аншлюса» Австрии к Германскому рейху и последовавшего вскоре присоединения Судетской области. Благодаря соглашению между Гитлером и Сталиным Советский Союз был также вовлечен в эту ревизионистскую политику и смог извлечь геополитическую выгоду. Для Германии как главного инициатора война закончилась политической и моральной катастрофой, а для ее противника это была однозначная победа, даже несмотря на огромные жертвы. Советскому Союзу не только удалось расширить свои государственные границы до тех пределов, которые были зафиксированы в соглашении между Гитлером и Сталиным, но и расширить зону своего влияния вплоть до Эльбы и Богемского леса. Тем самым Европа оказалась разделенной на Восток и Запад. Европейской середины как политического центра силы больше не существовало.

На первый взгляд, исчезновение европейского центра с политической карты стало результатом военного поражения Германского рейха во Второй мировой войне. Но при более внимательном рассмотрении, оно стало итогом морального поражения Германии вследствие военных преступлений и геноцида. Оба государства-преемника Германского рейха – Федеративная Республика Германия и Германская Демократическая Республика – долгое время уходили от общественного осознания этих преступлений. До сих пор дискуссии вокруг 1939 года и начала Второй мировой войны связана для немцев с болезненными воспоминаниями. Однако обсуждение холокоста активно ведется с 1960-х гг. и вплоть до настоящего времени. Некоторые рассматривали разделение Германии на два государства, принадлежащие к двум оппозиционным политическим блокам, как «справедливое наказание» за совершенные немцами преступления. Во внутриполитических дебатах 1990-х гг. о недавно произошедшем объединении Германии это еще раз свою сыграло роль.

1989 ПУТЬ К ЕДИНСТВУ БЕЗ НАСИЛИЯ

Таким образом, 1989-й год может рассматриваться как еще один шаг по пересмотру результатов войны, но на этот раз Второй мировой войны. На пути к этой новой ревизии немаловажную роль сыграла утрата как политического, так и морального авторитета Советским Союзом. Использовав танки против населения стран восточной зоны влияния (в 1953 г. – в ГДР, в 1956 г. – в Венгрии, в 1968 г. – в Чехословакии), СССР растратил весь политический кредит, которым он поначалу пользовался в качестве усмирителя нацистского 
режима. В связи с очевидной неудачей в построении процветающей экономики политико-моральное самокомпрометирование Советского Союза в значительной мере способствовало краху учрежденного им порядка и тем самым 
открыло путь к новому политическому объединению Германии. То обстоятельство, что оно протекало без насилия, то есть не по военному сценарию, а осуществилось как правовой акт, стало предпосылкой того, что объединение Германии было положительно воспринято ее европейскими соседями. Историко-политическая память о 1989 годе – это одна из самых позитивных сторон Года памяти-2014, отмечаемого в Германии.

Если 1914 год – это символ исходной катастрофы XX столетия, то какое значение имеют тогда Первая мировая война и ее последствия для сегодняшнего 
политического сознания европейцев, которое в течение многих десятилетий определялось памятью об ужасах Второй мировой войны и германских преступлениях? Чтобы в принципе ответить на этот вопрос, необходимо еще раз вернуться к уже упомянутым мною трем конфликтным полям Первой мировой войны: борьбе за европейскую гегемонию, конкуренции за право определять новый мировой порядок и политическую роль европейских держав внутри него, а также закату трех больших империй Центральной и Восточной Европы и Ближнего Востока. Эти конфликтные поля особым образом сыграли свою роль как в 1939-м, так и в 1989 году.

Начнем с борьбы за гегемонию в Западной и Центральной Европе, которая происходила между Германией и Францией. Она велась за политический порядок на этом пространстве, за распределение власти и богатства в нем. Изменение внешнеполитического расклада сил, связанное с основанием Германского рейха в январе 1871 г., стало первым результатом войны, в которой Францию победил союз германских государств. 1989 год – это тоже некая ревизия 1871 года, поскольку на этот раз недавнее объединение Германии протекало мирно и с одобрения европейских соседей. Если сопоставить две эти даты как своего рода политические вехи, то 1989-й год будет символизировать новое политическое сознание Германии, в котором основу для ее политического влияния в Европе создает не военная, а экономическая мощь. Относительно успешный (в экономическом плане) процесс объединения Германии, в ходе которого новым 
федеральным землям, вопреки ожиданиям некоторых пессимистов, удалось избежать судьбы одной большой богадельни, – это доказательство эффективности Федеративной Республики Германия и основа для признания новой роли Германии в Европе.

В остальном, борьба за гегемонию в Западной и Центральной Европе закончилась германо-французским примирением и формированием оси Берлин-Париж. Можно представить себе дополнение этой политической оси как центра Европейского Союза за счет «Веймарского треугольника», т.е. ее расширение в сторону Польши, однако это дело весьма отдаленного будущего. При этом следует иметь в виду, что тесное сотрудничество между государствами не есть некое «достижение», которое у всех уже в кармане и на котором якобы уж можно успокоиться. Его следует беречь и 
постоянно возобновлять. Важную роль в деле сохранения этого сотрудничества играет как раз память о Первой мировой войне. Однако она не должна превращаться в простой ритуал. Чтобы выполнять возложенную на нее задачу, эта память должна постоянно возобновляться за счет актуальных дискуссий о политическом и символическом значении годовщин – начале Первой мировой войны в 1914 году и начале Второй мировой войны в 1939 году.

Борьба за участие европейских государств в мировом господстве, это второе конфликтное поле Первой мировой войны, также утратила свою политическую остроту. Решающей цезурой здесь является 1945-й год. Тогда значительные части 
Европы были разрушены, а политический мир претерпел разделение на два крупных блока. В результате антиколониальных освободительных войн 1950-х гг. распадались целые колониальные империи, потому что колониальные державы не смогли проявить должную мудрость и вовремя отказаться от своих хрупких приобретений. Европа вернулась в собственные границы; времена мировой политики большого стиля для нее прошли. Если и оставалось какое-то влияние европейских государств на глобальную политику, то оно ограничивалось ролью довеска ведущей державы в том или ином блоке. Это стало существенной предпосылкой того, что центробежные силы в Европе ослабли, а в умах возобладала идея объединенной Европы, которая только и сможет играть какую-то заметную роль в будущем. Правда, долговременная устойчивость этой идеи может оказаться под вопросом, а наметившиеся к началу XXI века трансформации в большом европейском пространстве могут привести к новому усилению центробежных сил, особенно если учитывать, что перенос американского внимания с атлантического на тихоокеанское пространство ставит европейцев перед необходимостью впредь самостоятельно решать свои проблемы.

НОВЫЕ ЗАДАЧИ ДЛЯ ЕВРОПЫ

XX-е столетие было американским столетием, причем стало оно таковым не в последнюю очередь вследствие Первой мировой войны, единственным победителем которой могут считаться США, тогда как о победителях в политическом и тем более экономическом смысле применительно к Европе говорить не приходится. Время между 1918 и 1945 гг. можно понимать как период постепенного перехода роли мирового полицейского от британцев, которые играли ее в XVIII и XIX веках, к Соединенным Штатам Америки. Сейчас США отчасти устали от этой роли, которую они играют фактически в одиночку после окончания конфронтации между блоками. В их политике отчетливо заметно стремление к р
аспределению бремени, то есть, они ожидают от своих союзников большей готовности к взятию на себя политической ответственности по поддержанию порядка как минимум в своих границах и в приграничных с Европой странах. Тем самым европейцам приходится решать новые задачи, и справиться с ними они могут лишь объединенными усилиями. Единственная опасность заключается в том, что могут обостриться старые противоречия, символизируемые годовщинами 1914 и 1939.

Одним из больших политических вызовов Европы в XXI веке является – наряду с сохранением и консолидацией достигнутого уровня политической и экономической интеграции – освобождение и стабилизация постимперских пространств, которые образовались после распада многонациональных и многоконфессиональных империй. А именно, ввиду событий и итогов Первой мировой войны необходимо констатировать, что третье большое конфликтное поле этой войны до сих пор существует, а соответственно, попытки разрешить этот конфликт до сих пор не могут считаться удачными и гарантирующими какую-то стабильность. Это касается Балкан, Кавказа и региона Черного моря, а также всего Ближнего Востока. Югославия, возникшая после Первой мировой войны на развалинах монархии Габсбургов и Османской империи, распалась в 1990-е гг. в ходе целой серии гражданских войн. Благодаря сочетанию военного и полицейского присутствия с экономическими стимулами и финансовой помощью Европейскому Союзу (ЕС) удалось до некоторой степени вернуть мир в это пространство. Однако о каком-то стабильном порядке не может пока идти и речи, и если вспомнить о наложении трех конфликтов в начале Первой мировой войны, то у европейцев есть все основания для того, чтобы и дальше инвестировать в стабильность региона. Эту задачу придется решать не годами, а десятилетиями.

ЕС КАК МОДЕЛЬ

Постимперские пространства, возникшие после заката царской империи и, соответственно, Советского Союза, а также те, что образовались после крушения Османской империи, находятся на периферии пространства ЕС и лишь частично входят в зону ответственности европейцев, однако они постоянно находятся на грани государственного распада и тем самым представляют постоянную угрозу политической стабильности и экономического процветания Европы. Кроме того, ответственность европейцев за эти пространства вытекает из того, что они сыграли далеко не последнюю роль в разрушении старого порядка в годы Первой мировой войны и в установлении новых порядков после нее. Это касается как германской стратегии по обострению политических противоречий внутри царской империи за счет поддержки националистических движений, так и разделению Ближнего Востока (в соответствии с соглашением Сайкса-Пико) на 
британскую и французскую зоны влияния. С аналитической точки зрения, эту хрупкую конфигурацию взорвали два политических принципа – между собой столкнулись принцип национального государства и принцип многонациональной и многоконфессиональной империи. Этот конфликт до сих пор не разрешен. И хотя в ходе Первой мировой войны национальные государства показали свое превосходство над крупными имперскими образованиями, однако политический порядок, ориентирующийся на идею национального государства, обнаружил на этой территории весьма ограниченную эффективность и легитимность. Если рассматривать политическую структуру ЕС как сочетание модели национального государства и имперского порядка, который нейтрализует конфликт вокруг территорий и связывает поиски идентичности с требованиями всестороннего сотрудничества, то эта модель может найти применение и на Ближнем Востоке. То, что возникло в Европе в результате горького опыта двух мировых войн, могло бы стать решением проблем и для других регионов. Этот момент тоже связан с памятью о 1914-м и 1939-м годах.

Память о трех больших цезурах европейской истории XX столетия – это еще и обсуждение найденных за прошедшие годы решений и ответов, а также оценка масштабов до сих пор существующих вызовов. Поэтому речь идет не о каком-то архивировании воспоминаний о прошлых событиях, но о критическом рассмотрении актуальных политических задач и возможных ответов. И если мы регулярно слышим о них из уст политиков, то перед нами, конечно, нечто большее, чем простая риторика: обращение к 1914, 1939 и 1989 годам как символам важнейших событий европейской истории XX века всегда будет оставаться и способом задуматься о достигнутом, желаемом и требуемом осуществления в политике.

ПРОФ., Д-Р ХЕРФРИД МЮНКЛЕР 
один из самых авторитетных политологов 
и историков идей в Германии. С 1992 г. он 
возглавляет кафедру теории политики в Институте социальных наук Университета им. Гумбольдта в Берлине. Многие его книги давно стали классическими пособиями. В конце 2013 г. вышло его масштабное исследование (более 900 стр.) по истории Первой мировой войны «Der Grosse Krieg: Die Welt 1914 bis 1918». Сейчас это одна из самых популярных книг нон-фикшн в Германии.

Мировая война, которой не будет? — Россия в глобальной политике

Локальные конфликты, терроризм, санкции – всё это никуда не денется. Но чтобы началась Третья мировая война, нужны совершенно особые условия. О том, что это за условия и стоит ли готовиться к большой войне, 29 ноября в интервью Science Bar Hopping online рассказал главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Фёдор Лукьянов. Беседу вела Ирина Шихман, журналист, телеведущая, видеоблогер, ведущая YouTube-канала «А поговорить?».

Почему не будет новой мировой войны?

Интервью в рамках фестиваля Science Bar Hopping online

– Сегодня мы поговорим о наших тревогах и страхах по поводу Третьей мировой войны. Обоснованы ли они или нам вообще нечего бояться в нынешнее время? Почему не будет Третьей мировой? Или она всё же возможна?

– Скорее – не будет, но стопроцентных гарантий, конечно, никто дать не может. Если мы говорим именно о мировой войне как о конфликте, который вовлекает самые могущественные страны мира, охватывает значительную часть земного шара и имеет последствия практически для всех, то шанс на такую войну, к счастью, сейчас гораздо ниже, чем сто лет назад. Потому что ядерное оружие, которым обладают державы, потенциально имеющие возможность такую войну развязать или вступить в неё, является хорошим фактором сдерживания. В первую очередь речь идёт о США, России и Китае, но в этот список можно добавить некоторые европейские страны (Великобританию и Францию), Индию, Пакистан и другие.

На самом деле, ядерное оружие ведь создавалось не как оружие применения, а как инструмент устрашения и сдерживания. Надо признать, что пока оно эту функцию успешно выполняет. И хотя сейчас много разных дискуссий ведётся по поводу того, что ядерное оружие перестаёт быть таким элементом полного ужаса, и некоторые начинают осторожно говорить о том, что точечное его применение не так уж и страшно для человечества (если это не будет масштабным конфликтом между Соединёнными Штатами и Россией), такие рассуждения тут же гасят.

Также говорят и о несправедливости. Ведь у ряда стран есть право (которое они сами себе и дали, придумав Договор о нераспространении ядерного оружия), а у остальных его нет. Поэтому идут разговоры о том, что это несправедливо и дискриминационно. Есть даже движение, в котором не участвуют главные страны, но оно очень массовое – более 50 стран, выступающих за полный запрет ядерного оружия.

Ядерное табу исчезает?

Нина Танненвальд

После десятилетий, когда крепло понимание того, что ядерное оружие неприемлемо, мир движется в противоположном направлении. Государства вновь стали ценить ядерное оружие. Ядерное табу теряет силу. Но это нельзя считать необратимым, таков выбор лидеров.

Подробнее

– Могут ли страны, официально не имеющие ядерного оружия, скрыть факт обладания ядерным потенциалом? Возможно ли такое скрыть и кто это будет проверять?

– Скрыть сейчас практически ничего невозможно. Механизмы проверки, которые разрабатывались с 1960-х годов после Карибского кризиса 1962 г., когда США и СССР оказались на грани ядерного столкновения, запустили процесс выработки правил игры в сфере ядерных отношений. Они существуют до сих пор, но их значение сильно уменьшилось из-за наличия других методов. Сейчас всё увешано спутниками, и скрыть что-либо почти невозможно. И раньше это было, но не в таких масштабах – можно вспомнить начало 1960-х годов, когда американские разведчики летали над Советским Союзом, знаменитую историю со сбитым У-2 и Гэри Пауэрсом. Но тогда ещё не было всё так прозрачно, как сейчас. И эти механизмы транспарентности скорее выступают не как инструменты, чтобы реально «видеть» или «не видеть», а как некий индикатор наличия или отсутствия доверия.

Мы переживаем эпоху демонтажа всех прежних договорённостей. Последним остался Договор о сокращении стратегических и наступательных вооружений, заключённый при администрации Обамы, но он истекает в феврале 2021 года. Администрация Трампа склонялась его не продлевать (если и продлевать, но на немыслимых условиях и ненадолго), администрация Байдена, судя по всему, всё же готова его продлить, но на 5 лет – то есть просто отсрочка. И когда всё это закончится, возникнет вопрос, а будут ли вообще правила в данной сфере? Особенно с учётом того, что, когда вырабатывалась прежняя модель, было всего два игрока (Францию, Великобританию и Китай тогда никто в расчёт не принимал). Сейчас же официальных игроков пять, и четыре неофициальных – Индия, Пакистан, Северная Корея, Израиль (с интересной позицией – «ядерного оружия у нас нет, но при необходимости мы готовы его применить»). И хотя у большинства стран несопоставимые арсеналы с российским и американским, но, например, тот же китайский арсенал, который засекречен (и никто точно не знает, сколько у них оружия), достаточно очевидно растёт.

Мы вступаем в новую эпоху, но это не означает приближение ядерной войны, – наоборот, возможно, это будет стимулом, чтобы некоторые политики взбодрились. И ядерная многополярность добавляет множество разных нюансов.

– Вот вы говорите, можно легко со спутника всё увидеть, а почему мы тогда не знаем про Китай?

– Всё, да не всё. Идёт соревнование тех, кто умеет смотреть, и тех, кто умеет прятать.

Век стратегической нестабильности

Элизабет Шервуд-Рэндалл

И Москва, и Вашингтон знали, что на любой ядерный удар последует аналогичный ответ. Такая вероятность позволяла сохранять опасное, но до последнего времени реальное равновесие. Появление новых технологий и распространение конкуренции на новые сферы сделало эту старую логику неактуальной.

Подробнее

– В 2016–2017 гг. все вдруг заговорили о Третьей мировой войне. Это как-то связано с президентством Дональда Трампа или просто раздувают медиа?

– Медиа, безусловно, раздувают, хотя не на пустом месте. Но дело совершенно не в Трампе. Его оболгали с ног до головы, назвали сумасшедшим психопатом, который в любой момент готов нажать на кнопку. Но Трамп первый и пока единственный президент США, который за годы президентства не начал ни одной войны. Все американские президенты какую-то войну да начинали. Не все заканчивали, но начинали.

Трамп лишь наносил демонстративные удары по Сирии, но это были операции, а не войны. Он оказался человеком по-своему миролюбивым. Война – не его стезя, он бизнесмен. Он понимает соперничество и конкуренцию, прежде всего, в категориях экономических мер – санкции, эмбарго, повышение тарифов – это его стихия. Он считал, что прежние администрации влезли в огромное количество совершенно ненужных войн. В непредсказуемости его также трудно упрекнуть. Просто он проводил другую линию, не такую, как до него. Но в рамках своей линии был предельно последовательным. Что он обещал во время избирательной кампании, то и старался выполнять. Мало что удалось, но точно больше, чем кажется. Хотя новая администрация и ведёт себя так, будто эти четыре года были ночным кошмаром, который нужно забыть, я думаю, что Америка уже повернула в противоположную сторону от того курса на глобальное лидерство, который проводился раньше. Риторика при Байдене, скорее всего, будет такая, как при Обаме, но так же, как было, уже не будет. Собственно, США уже тогда начали осознавать, что их ресурсы ограничены.

И, отвечая на ваш вопрос, почему такие психотические настроения, нужно сказать, что уходит та система отношений, которая казалась упорядоченной. Эта система укоренена в холодной войне, которая была беспрецедентно устойчива. Международные процессы были настолько управляемы, насколько вообще могут быть. Столь понятной ситуации в мире с точки зрения схемы отношений, как в период с 1945 по 1990-е гг., никогда ранее не существовало. Нельзя сказать, то та система была модельной и к ней надо возвращаться (что просто невозможно даже при замене Советского Союза Китаем), но она довольно неожиданно закончилась. И на смену ей пришла идея о том, что функцию гаранта теперь будет выполнять только одна держава, ведь она такая могучая, что может всё сама. В этой парадигме, которая активно продвигалась как на Западе, так и в остальном мире, все продолжали жить. Но вдруг оказалось, что это как-то не работает, и пошли сбои.

Начало XXI века знаменовало появление сомнений в способности Соединённых Штатов выполнять роль гаранта мировой стабильности. Формальным символом можно считать 11 сентября 2001 г., а дальше шаг за шагом представление об американоцентричном мире как о стабильном стало исчезать. Трамп это лишь констатировал, но поскольку он это сказал, на него все и набросились.

– Я как обычный житель страны с экрана телевизора постоянно слышу о внешнем враге, о «загнивающем Западе», о том, что мы должны их побороть и быть лучше. Как это соотносится с реальной картиной мира?

– Вы слышите разное. Это, я бы даже сказал, шизофренический нарратив. С одной стороны, враждебный Запад строит козни и пытается нас подорвать, с другой стороны – «ха-ха-ха», Запад уже сгнил, рассыпается и ничего не может. Это две линии нашей пропаганды, которые в некотором смысле друг друга исключают, но сосуществуют. Давайте не будем ориентироваться на телевизионную картинку, которая и у нас, и в США, и в Европе обслуживает текущие сиюминутные нужды.

Если посмотреть то, что происходит в мире системно, то роль Запада сокращается. На подъёме находятся другие игроки – азиатские в первую очередь, – и это продукт западной глобализации, которую Китай и некоторые другие страны Азии использовали на все двести процентов. Никто на Западе не рассчитывал, что главным выигравшим от либеральной глобализации будет Китай. И теперь западные возможности относительно сокращаются – прежде всего потому, что внутри очень много проблем. Ведь Трамп – лишь симптом проблем в американском обществе. Простые американцы в какой-то момент начали задаваться вопросами, а зачем нам это всё вообще надо, зачем нам глобальное лидерство. И настроение «давайте займёмся собой» оказалось очень распространённым, что и привело Трампа к власти.

Возвращаясь к тому, с чего мы начали. Наша телевизионная картинка чудовищно американоцентрична. Мы сконцентрированы на Соединённых Штатах. По инерции мы на всё смотрим сквозь западную призму. Но важно понимать, что мир стал другой, и воспринимать Азию сквозь западную перспективу мы не имеем права, потому что нам Азия ближе, чем им.

Для России выстраивание конструктивных и при этом равноправных отношений с Китаем гораздо важнее на следующие годы и десятилетия, чем отношения с Соединёнными Штатами. К сожалению, ментально мы на это ещё не перестроились. И речь не идёт о том, что мы должны забыть о США и Европе и броситься в объятия Китая. Как раз наоборот, должна быть достаточно сбалансированная политика. Необходимо просто перестроить логику.

– Если говорить о новой Третьей мировой, можно ли предположить, что про ядерное оружие мы забудем, но начнётся торговая война (как сейчас между США и Китаем) или, например, локальных конфликтов будет больше?

– Я всё-таки за точность и чистоту терминов. Мировая война – это масштабное взаимное уничтожение. Всё остальное – это другое. Это всё-таки методы конкуренции, которые могут обретать невероятно острый и достаточно сокрушительный характер. Отчасти это связано с тем, что политически мы уходим от ситуации полного американского доминирования в мире. Но экономически – нет. До тех пор, пока доллар является мировой резервной валютой, возможности Соединённых Штатов оказывать давление на другие страны гораздо больше, чем у других. Это постепенно будет меняться, но это долгий процесс. И это не война, а болезненная длительная перестройка всей мировой системы.

Что касается второго аспекта, о котором вы упомянули, – большое количество локальных конфликтов – это есть и сейчас. Даже во время пандемии, когда мир был если не парализован, то замедлен, конфликты никуда не делись. Случилась большая война на Южном Кавказе, большая война в Эфиопии, продолжаются конфликты в Сирии, Ливии и так далее. Но всё-таки мировая война – это другое.

Мировая война – это масштабное уничтожение масс людей в глобальном объёме с участием ведущих в военном отношении стран мира. А локальные конфликты будут всегда. Сейчас растёт важность непосредственно играющих сторон: она становится выше, чем была раньше, а внешнее влияние, наоборот, уменьшается. Во времена холодной войны почти любой региональный конфликт был завуалированным противостоянием США и СССР. Сейчас же практически везде – своя динамика, а у внешних сил возможностей, ресурсов и интереса – намного меньше. Мы раз за разом наблюдали, как ведущие крупные державы, вмешиваясь в конфликты, ничего не могли сделать. Яркими примерами являются провал США в Ираке и Афганистане. Европа, пару раз попробовав в Африке силами французов, сейчас старается просто дистанцироваться от всего. Россия – отдельный интересный вопрос. У неё скорее эффективный опыт вмешательств, но параллельно с этим начинает формироваться новая система приоритетов. Я думаю, что в ближайшие годы мы увидим изменения российской политики в том числе в отношении соседних стран. Идея, что всё вокруг нас – наша сфера интересов, которая была до недавнего времени, начинает постепенно уходить.

К разговору о безопасности никто не готов?

Фёдор Лукьянов

Америка самоопределяется, Европа отстраняется, Китай делает вид, что он тут вообще ни при чём. К разговору о стратегической стабильности сейчас никто не готов. Так что, может быть, стоит поберечь силы до того, когда настроение изменится.

Подробнее

– Что сегодня может быть предпосылкой для Третьей мировой войны?

– Думаю, мировая война может начаться только в случае, если в ведущих странах (которые могут быть инициаторами мировых войн) будут приходить к власти радикально-мыслящие, националистические, безответственные политики, не понимающие опасности войны и того, как всё устроено. Но, мне кажется, всё-таки даже при том политическом хаосе, который во всём мире сейчас царит, это маловероятно. И волна популизма, которую очень много обсуждали в середине этого десятилетия, постепенно начинает затихать. Для популистов красное словцо важнее всего остального, но ведь публика хочет результата.

Скорее можно ждать ренессанса более серьёзной классической политики. Партийные системы в разных странах тоже переживают тяжёлый кризис, так как они больше не отражают структуру общества. В Америке мы уже увидели перерождение обеих главных партий: республиканцы при Трампе резко начали смещаться вправо, а демократы едут в сторону радикальных левых. Я не думаю, что мы на грани периода приходов безумцев к власти. А без этого причин, которые вызвали бы необходимость войны при наличии ядерного оружия, я не вижу. И хотя религиозный вопрос – очень острый и опасный, это тоже не причина для мировой войны, а больше триггер локальных кризисов.

– Как вы думаете, почему страны в связи с коронавирусом не объединились, чтобы сделать быстро сделать одну общую вакцину? 

– Единственная правильная реакция на появление заразы – это неизбежная изоляция. Другого способа человеческая история не придумала. Когда начинается эпидемия, все должны максимально закрыться. И пандемия показала, что идея о необратимости глобализации – иллюзорна. Одномоментное схлопывание мира, к которому мы привыкли, хорошо это продемонстрировало. А самое главное, оказалось, что когда возникает серьёзная проблема, угрожающая жизни, здоровью и благополучию конкретных людей, они обращаются не в ООН, не в международные организации, не в «третий сектор», они обращаются к собственному государству с требованием их защитить. И государства (кто-то хуже, кто-то лучше) эту ответственность берут на себя, ведь именно они отвечают за безопасность жизни граждан своей страны – не за мировое благо, а за своих людей. Совершенно естественно, что здесь появляется эгоизм.

Хотя насчёт вакцины, конечно, говорят, что это всеобщее благо и мы должны помогать друг другу, но сначала мы обеспечим жителей своей страны, а потом мы готовы, например, дать какое-то количество африканцам.

– Не окажется ли, что в будущем, в постковидное время из-за вакцины возникнет борьба Севера с Югом? Не начнётся ли ряд террористических акций, если более развитые страны будут жить хорошо и быстро справятся с пандемией, а страны победнее – нет?

– Здесь начнётся другое. Вернее – не начнётся, а продолжится. Расслоение, которое пандемия может усугубить, даст свои плоды. Наверное, богатый Север, имея больше денег и возможностей, начнёт быстрее из этого выползать, а бедный Юг либо медленнее, либо вообще не выползет. Мировое сообщество может сделать вид, что не так важно, что там в Африке происходит, они и так там умирают. Это цинично, и на словах все будут другое говорить, но на практике возможно так и будет.

Реакцией будут не теракты, а то, что уже давно идёт, – попытки обратной колонизации.

Возвращение империй, только уже в виде тех людей, которые не видят для себя перспектив жизни в Африке, на Ближнем Востоке, в Южной Азии. И они всеми правдами и неправдами будут прорываться в тот мир, который лучше справляется. И что с этим делать – неизвестно. Правая идея о закрытии всех границ не сработает, а леволиберальная – об открытии границ – опасна. Европейцы уже «открывали ворота» в 2015 г. и до сих пор не могут оправиться от результатов. Дальше всё будет только усугубляться.

Это не война, не терроризм и даже не локальные конфликты. Это великое переселение народов в условиях, когда богатый мир уже начинает ощущать критическую неспособность это абсорбировать.

– В России важнейшей наукой является геополитика. Вы считаете это наукой?

– Геополитика – определённая сфера знаний, которая интересна и важна, но её, как и любую другую сферу знаний, нельзя абсолютизировать. Взаимоотношения стран в географическом контексте – важный элемент. Но когда из него пытаются сделать руководство к действию по любым вопросам, это просто не работает.

Мир сейчас очень сложен именно в том смысле, что из-за всех технологических прорывов, коммуникационных революций, соотношение людей и территорий изменилось. Можно быть далеко от своей территории и всё равно ей принадлежать, и наоборот. Поэтому геополитика важна, её хорошо понимать, но не нужно превращать в догму.

– Нам часто говорят, что конкуренция – двигатель прогресса. А конкуренция между странами?

– Конкуренция между странами – это двигатель исторического процесса, который может вести в разные стороны – к прогрессу или регрессу. Это форма существования государств. Они иначе как в конкуренции – не существуют.

Конкуренция имеет разные формы. Например, внутри Европейского союза тоже есть конкуренция между странами, хотя они теснейшим образом объединены. Крайний пример конкуренции – это мировая война, которой, как мы пытаемся сегодня объяснить, не будет. И здесь нет понятий «хорошо» или «плохо», это как погода – мы живём в таких условиях.

– Если не будет Третьей мировой войны, то, на Ваш взгляд, какие страны с кем будут конкурировать? Повестка поменяется?

– Повестка меняется с неизбежностью. Сейчас идут фундаментальные сдвиги, которые не вполне ясно, чем завершатся. Американо-китайские отношения, вероятно, станут самыми главными на предстоящий период. Некоторые считают, что это даже будет подобие двухполюсной холодной войны, но я думаю, что, скорее всего, всё будет гораздо сложнее. Холодная война была невероятно упорядочена, и такое уже не вернётся, даже с заменой СССР на Китай. Но, конечно, это две крупнейшие державы, от которых очень многое будет зависеть.

У России тоже начинается новый этап истории – и политической, и экономической, и истории отношений с соседями. Если совсем упросить, на протяжении 25 лет лейтмотивом российской политики было стремление преодолеть последствия распада СССР, когда Россия из одного из столпов мирового устройства откатилась непонятно куда. И на протяжении этих 25 лет – и при Ельцине, и при Путине одном, и при Путине другом, и при Путине третьем и так далее – разными методами Россия пыталась вернуть себе роль великой державы. Вернула. И дальше возникают вопросы. Во-первых, в каком мире мы оказались, будучи значимой страной. Во-вторых, что в этом мире на самом деле великой державе нужно. Ответов на эти и множество других новых вопросов в прошлом уже не найдёшь, поскольку ситуация несравнима с той, что была в прежние периоды нашей истории.

Текст подготовила Анна Портнова

«Запад уже не боится ядерной войны»

Фёдор Лукьянов

Почему мы никак не найдём общего языка с американцами, хотя давно не строим коммунизм и тоже пьём кока-колу? Наступил ли уже предсказанный сто лет назад Шпенглером закат Европы? Каким будет наш мир завтра, если мы не узнаём его уже сегодня? И куда мы, гомо сапиенсы, несёмся – к высотам прогресса или к чёрту на рога? Фёдор Лукьянов ответил на вопросы «Литературной газеты».

Подробнее

До того, как Америка присоединилась к Великой войне

Примечание редактора (2 апреля 2017 г.): На этой неделе исполняется 100 лет со дня вступления США в Первую мировую войну. Компания Scientific American, основанная в 1845 году, провела годы войны, освещая монументальные инновации, которые изменили ход истории, от первых танков и воздушных боев до первых широкомасштабных атак с применением химического оружия. К 100-летнему юбилею мы переиздаем статью, указанную ниже, и многие другие. Чтобы получить полный доступ к нашим архивным материалам о Великой войне, подпишитесь на подписку All Access сегодня.

Более двух лет США были нейтральными, пока бушевала «Великая европейская война», но, движимый обстоятельствами и требованиями населения, Конгресс США объявил войну Германии 6 апреля 1917 года. строго контролируемый поток информации от правительств, участвовавших в войне, которые в значительной степени полагались на цензуру и пропаганду, чтобы укрепить национальную поддержку усилий по переводу целых обществ на военные рельсы. Новости и рассказы с поля боя или фабрики подчеркивали отрицательные характеристики противостоящей стороны или пытались показать силу, усердие или мужество дружественных сил или людей.Как нейтральная страна, США по международному праву разрешили торговать со всеми комбатантами; но жесткая британская военно-морская блокада в действительности означала, что от этого соглашения выиграли только те, кто был дружественным союзникам. Германия пыталась остановить потоки продовольствия, оружия и боеприпасов к своим врагам, используя подводные лодки для потопления нейтральных кораблей, но эта политика, как вы можете прочитать ниже, вызвала возмущение в США и была одной из основных причин ее проникновения в США. война 1917 года.

Все эти отрывки (которые были отредактированы по размеру) взяты с прошлых страниц архива Scientific American , который с 1845 года собирает новости и мнения из самых разных областей науки, технологий и цивилизации.Вы можете ознакомиться с Архивом за 171 год на сайте Scientificamerican.com/magazine/sa

.

Взгляд на мир в мире в июле 1914 года

Scientific American, 25 июля 1914 г.

«Всемирная выставка книг

«На самой земле, где сто лет назад велась« битва народов », в этом году происходит мирное соревнование народов на благо цивилизации и на благо человечества. Международную выставку книжной торговли и графики в Лейпциге, Германия, вполне можно назвать симпозиумом по человеческому образованию; он раскрывает перед нашими глазами историю культуры, собственную историю человека, давая представление об интеллектуальной эволюции наций, восхождении от тьмы, суеверий и невежества к свету и радости, образованию, знанию и пониманию.”

Когда немцы вторглись во Францию, это было неожиданностью, даже шоком. Через две недели после вторжения во Францию ​​у нас есть эта передовая статья.

Scientific American 15 августа 1914 г.

«Наполеон ХХ века

«Главной из многих драматических особенностей начальных сцен великой европейской военной драмы является превосходная отвага, с которой немецкий« Военный лорд »бросил свою могущественную армию против того, что фактически представляет собой объединенную военно-морскую и военную мощь остальной части страны. Европа…. Никогда с тех пор, как начались войны, такой великий военный народ, с такой возвышенной уверенностью в своей непобедимой доблести, не играл на такую ​​большую ставку, как та, за которую немецкие войска сейчас сражаются на море и на суше. Если тевтонец победит, он будет держать всю Европу в своем «кольчужном кулаке», и флаг его военных и торговых кораблей будет бесспорно плавать над Семью морями, и ничто не будет стоять между ним и мировым господством, кроме великого англоговорящего государства. республика Нового Света! »

The U.Сначала С. был нейтральным, но возникли вопросы о том, какие страны лучше поддержать.

Scientific American, 19 сентября 1914 г.

Письмо в редакцию

«Война народов»

«Редактору журнала SCIENTIFIC AMERICAN:

«Не вступая в партийную или расовую враждебность Европы, не принимая чью-либо сторону в том, что является их делом, а не нашим, на основе наших естественных симпатий, разве нам не надлежит задуматься над тем, на что повлияет результат этого великого конфликта? может иметь на себе интересы и судьбы как нации? …. Если союзники победят, статус-кво ante bellum будет в значительной степени восстановлен в том, что касается мира за пределами Европы, за исключением уничтожения немецкой торговли … Если, с другой стороны, союзники потерпят поражение, Германия станет верховной на море и возьмет на себя наполеоновскую роль Франции столетие назад … Что же в таком случае больше всего отвечает нашим интересам как нации? Главный, если не единственный, факт, который следует помнить при решении этого вопроса, заключается в том, что в то время как Англия всегда поддерживала нашу Доктрину Монро, Германия всегда была враждебна ей; Фактически, мы можем сказать это, если бы не Англия, мы никогда не смогли бы поддержать ее до сих пор.Германия среди наций является «грабителем» или «альпинистом», как англичане удачно называют того, кто нетерпеливо пробивает себе дорогу вперед, не обращая внимания на права или интересы других.

Милуоки, Висконсин ДЖОРДЖ У. КОЛЛС.

[Коллес работал инженером-консультантом и экспертом по патентам в Милуоки 1903–1914]

Вы можете почувствовать разочарование редакторов тем, что милитаризм европейских держав взял верх над разумным стремлением к коммерции.

Scientific American 3 октября 1914 г.

Ведущий редактор

«Границы Старого и Нового Света

«Если бы они не были так глубоко поглощены работой взаимной бойни, мы бы пригласили враждующие страны европейского континента поразмышлять над следующими очень важными фактами: Во-первых, здесь, на континенте Америки, две величайшие державы мира имеют общую границу, которая простирается непрерывно примерно на четыре тысячи миль.

«Во-вторых, на всей его обширной территории не должно быть найдено ни одного укрепления, ни каких-либо наступательных или оборонительных военных работ любого рода.

«В-третьих, ведущая к этой границе, пересекающая ее или проходящая параллельно с этой границей, не существует единой так называемой военной железной дороги — каждая линия железнодорожного сообщения была построена с уделением особого внимания освоению природных ресурсов. двух стран и взаимный обмен продуктами мирной промышленности.То, что сильно укрепленные границы, поддерживаемые сетью военных железных дорог, представляют собой угрозу для дружественного соседнего государства и провоцируют ответные военные действия, и что они создают атмосферу международной подозрительности и неприязни, не может быть оспорено ».

В США была большая поддержка нейтральности.

Scientific American, 27 февраля 1915 г.

Ведущий редактор

«На краю водоворота войны»

«Совершенно своевременным, уместным и повсеместно одобренным по всей стране был призыв президента к гражданам этой страны, сделанный сразу после объявления войны, о сохранении позиции строжайшего нейтралитета.”

Фантазии иногда доходили до неприятных выводов.

Scientific American, 15 мая 1915 г.

Рецензия на книгу

«Америка пала! Продолжение европейской войны. Автор Дж. Бернард Уокер. Нью-Йорк, Додд, Мид и Ко, 1915. Цена: 75 центов.

«В этой книге военно-морская и военная неподготовленность Соединенных Штатов демонстрируется в форме драматического повествования, которое показывает, насколько беспомощной окажется эта страна перед внезапным и тщательно спланированным нападением первоклассной морской и военной европейской державы…. Эта книга может и не понравиться, но наверняка заинтересует американского читателя ».

После года войны мы опубликовали обзорную статью, в которой рассматривался вопрос о скатывании Европы в войну.

Scientific American, 7 августа 1915 г.

«Первый год Великой войны»

«28 июня 1914 года мир узнал об убийстве сербом в Сараево эрцгерцога Франциска Фердинанда, наследника австрийского престола. Кто мог предвидеть в то время ужасный поток крови и железа, который должен был прокатиться по Европе в результате этого акта? Прошло почти месяц, прежде чем Австрия направила Сербии ультиматум 23 июля, дав ей всего несколько часов на то, чтобы сформулировать свой ответ.Сербский ответ не удовлетворил Австрию, и через месяц или день после убийства она объявила войну Сербии. В течение этого короткого периода ситуация становилась все серьезнее, пока не превратилась в кризис большего масштаба, чем любой кризис, с которым столкнулась Европа со времен Наполеона. Вскоре вся Европа должна была действовать, как если бы она была одержима злым духом безумия и разрушения ».

Поле битвы было во Франции. Последовавшее за этим разрушение французских гражданских зданий было полезным пропагандистским материалом для зазывающих симпатий союзников.

Scientific American, 24 октября 1915 г.

Из личного кабинета «Письма с линии огня»

«Собор Реймса горит. Сегодня я не могу говорить ни о чем другом. Это удар в самое сердце Франции, прямое и трусливое оскорбление ей в лицо. Сожжение Лувена, разрушение университета, в котором веками копили свои сокровища, уже обратились к миру. Это еще худший акт вандализма. Враг поджег самый величественный храм христианства, взывая к христианскому Богу.Тем самым они покрыли себя бессмертным позором, и Германии будет трудно искоренить этот поступок из памяти всех ценителей искусства ».

Описание терроризма в статье майора Х. Баннермана-Филлипса показывает растущие антинемецкие настроения.

Scientific American, 17 апреля 1915 г.

«В обязанности авиации входит разведка и уничтожение с помощью бомб объектов, имеющих военное значение и значение.К этому немцы добавили третий, который они называют «ужасностью» — набеги, которые путем убийства мирных жителей и уничтожения частной собственности могут вселить ужас в жителей: страны в надежде на то, что путем создания состояние нервозности может оказывать влияние на ход и направление войны. В нашем случае, конечно, очевидно, что надежда состоит в том, что поток подкреплений на континент может быть остановлен, тогда как на самом деле экскурсия вторника, скорее всего, даст прямо противоположный эффект.”

Попытки Германии нанести ответный удар потоку промышленных товаров (включая боеприпасы) из США врагам Германии. Но потопление гражданских судов принесло Германии больше проблем, чем пользы.

Scientific American, 22 мая 1915 г.

Ведущий редактор:

«Война, очеловеченная и дегуманизированная

«Одним из наиболее убедительных доказательств того, что мир неуклонно продвигается к более высокой цивилизации, является разработка свода законов, призванных смягчить, если не искоренить бесчеловечность войны.Война — это профессиональный бизнес. Солдат является профессиональным представителем войны. Его дело — убивать и, если так распорядится судьба, быть убитым. Но вокруг присущего террору и жестокости войны, по общему согласию цивилизации, был создан ряд ограничений, направленных на защиту, насколько это возможно, некомбатантов. Одна из самых прискорбных черт нынешней борьбы заключается в том, что по крайней мере одна нация безжалостно отбрасывает эти гарантии. Крушение «Лузитании» — последний и самый ужасный случай этого рецидива этой беспричинной жестокости, которая, как мы все думали, была отнесена к давно минувшим и далеким временам.

«Есть две особенности, которые делают это преступление особенно отвратительным для цивилизованного мира: во-первых, его масштабы; другой — хладнокровная преднамеренность и тщательное обдумывание, с которыми это было запланировано. Одно из самых замечательных психологических явлений нынешней войны — обман. софизм, которым Германия пыталась оправдаться. ее многочисленные нарушения вышеупомянутых гуманитарных законов войны; и, безусловно, самый удивительный пример этого. тот факт, что сегодня, в этот самый час, Германия оправдывает эту резню невинных мирных жителей, заявляя, что она полностью предупредила их о том, что она собирается совершить это деяние.Это действительно новая философия! »

Немецкий интеллект подвергался пренебрежению, что являлось частью поддерживающей союзников барабанной дроби, приведшей к участию Америки в войне

Scientific American, 29 мая 1915 г.

Редакционная

«Но учитывая тот факт, что в прошлом философы так часто оказывались совсем не философскими, когда их подвергали испытанию, мы должны с большим удивлением отнестись к усилиям ученых одной воюющей страны Европы, чтобы принизить их значение. интеллектуальные достижения своих бывших друзей и коллег среди врагов.Немецкие ученые так долго считали собственное интеллектуальное превосходство само собой разумеющимся, что, когда разразилась война, им нечего было сказать по этому поводу. Французская ученость до войны была слегка окрашена шовинизмом, а французский темперамент помогает многое объяснить. Однако английские ученые, которые какое-то время жили во власти предполагаемого превосходства немецких вещей, внезапно совершили столь резкий поворот, что, во-первых, предположили, что англичане — более изменчивая раса, чем мы предполагали. они должны быть, и, во-вторых, если те же самые ученые сейчас искренни, то до первого августа прошлого года им, должно быть, не хватало здравого смысла.”

Технический и эмоциональный вид гибели Lusitania обвиняет Германию в умышленном убийстве.

Scientific American, 29 мая 1915 г.

Редакционная

«Что потопило« Лузитанию »?

«Линкор не только имеет тяжелую водонепроницаемую защитную палубу, но и подводная часть корабля под этой палубой разделяется и подразделяется в поперечном и продольном направлениях, пока на нем не будет, как мы уже сказали, более двухсот пятидесяти отдельных водонепроницаемых отсеков, больших и маленьких. мало, «Лузитания» содержала ниже ватерлинии только тридцать четыре таких отсека — и это все, что можно было удобно разместить на корабле, основной задачей которого было использование в коммерческих целях, а не противодействие опасностям современной подводной войны.С момента ее создания заряд взрывчатого вещества в боевых частях торпед, по крайней мере, используемых на подводных лодках, был увеличен более чем вдвое. Командир немецкой подводной лодки, когда он выпустил свою торпеду в упор и увидел, что она ударила в цель, знал, что «Лузитания», вероятно, затонет быстро и задолго до того, как ее беспомощные пассажиры смогут сесть на лодки.

«Это ожидалось и так было задумано Императорским Адмиралтейством Германии».

Современное обсуждение затопления Lusitania можно прочитать здесь:

Часть I: https: // blogs.Scientificamerican.com/anecdotes-from-the-archive/sinking-the-lusitania-part-1-many-civilians-die-in-wicked-atrocity-may-7-1915/

Часть II: https://blogs.scientificamerican.com/anecdotes-from-the-archive/sinking-the-lusitania-part-2-death-and-blame-may-7-1915/

Учитывая разрушения людей и имущества во всем мире, наши редакторы часто недоумевали, как и почему началась война.

Scientific American, 12 июня 1915 г.

Редакционная

«Некоторые мысли о войне»

«В то время, когда война» принимает гигантские размеры, говорить о Мире кажется почти бессмысленным.Тем не менее, естественно, возникает проблема, как и когда можно рассматривать заключение мира как возможность. Одной из самых обескураживающих черт этой мировой войны является тот факт, что, когда эта война разразилась, народы Европы сражались, а не для того, чтобы приспособить или уладить какие-либо глубокие принципы правильного или неправильного, не для того, чтобы уладить какое-то недовольство, не обязательно из любви боевых действий; но в повиновении, казалось бы, какой-то извращенной судьбе. Безусловно, не существовало четко определенного и общепринятого вопроса; приводимые причины были столь же разнообразны, как и вовлеченные нации.В случае, если бы какой-то гость появился с соседней планеты, было бы легко представить его крайнее изумление при виде воюющих народов, убивающих друг друга, разрушающих города и дома друг друга и участвующих во взаимных убийствах и опустошениях, но его изумление по этому поводу были ничем по сравнению с его состоянием, когда он обнаружил неспособность самих комбатантов объяснить, почему они сражаются. Война началась внезапно, без каких-либо предварительных мероприятий; там было.нет акта агрессии; не было произнесено жестких слов, а между большинством враждующих народов не было даже дипломатических разногласий. Короче говоря, война началась с чистого неба, без смысла, без принципов, без уважительной причины и без каких-либо ошибок, которые можно было бы исправить. Именно отсутствие уважительной причины для войны делает надежду на мир столь отдаленной ».

[ Примечание редактора: мастерская дискуссия Кристофера Кларка 2012 года о сложной паутине договоров, агрессий, действий и убеждений, приведших к войне: « Лунатики: как Европа вступила в войну в 1914 году.”]

Первое употребление слова «терроризм» во время Великой войны прочно связано с действиями Германии.

Scientific American, 31 июля 1915 г.

Редакционная

«Цена боязни

»

«Каждый американец осознает внутреннее чувство отвращения, которое он испытал при вторжении в Бельгию, затем при обращении, которому подверглись ее граждане, затем при бессмысленном разрушении и продолжающихся попытках уничтожить самые изысканные архитектурные сокровища, а затем при ужас, последовавший за затоплением «Лузитании».Чувство отвращения, которое испытывают в этой стране из-за этих террористических актов, сочувствуют каждой цивилизованной нации, и сегодня Германия стоит без друзей, без поддержки, на которую смотрят с подозрением и считают врагом человечества. Из писем, недавно полученных из Италии, явствует, что ненависть, порожденная немецкими актами распутства, сыграла очень важную роль в объявлении войны Италией ».

[ Прим. Ред. От 2017 г .: Не совсем так.Тайный Лондонский договор побудил Италию объявить войну Австро-Венгрии и Германии в обмен на обещание захватить соседние территории, которые, по мнению итальянцев, должны принадлежать им.]

Некоторые американцы считали, что перестрелка в Европе была выгодна для бизнеса в Америке

Scientific American, 1 апреля 1916 г.

Статья Стюарта Б. Стоуна

Прибрежная подводная лодка в дозоре вызывает торговое судно для проверки грузов и документов.Позже во время войны такие корабли рисковали быть торпедированными без предупреждения. Предоставлено: Scientific American , 1 апреля 1916 г.

«Когда правящие силы Старого Света впервые выпустили на волю псов войны, распространив ужасающие бедствия и бойню на половину земного шара, бизнес-Америка была ошеломлена, наполовину ошеломлена, боясь двигаться, покупать, строить, нанимать. Фондовые биржи закрыты; холостой ход колес и шпинделей; конверты с зарплатой истощились. Затем постепенно наши торговцы и производители начали осознавать истину о том, что конец света еще не наступил.Сначала был поток военных приказов, а затем перерос в продолжающийся потоп ».

Резкая реакция: осуждение жертв среди гражданского населения в результате атак немецких подводных лодок и дирижаблей.

Scientific American, 6 мая 1916 г.

«Роковая слепота Германии

»

«Война явилась ярким проявлением национального характера, и это откровение было полно неожиданностей и удивлений. Те из нас, кто ценил гений немецкого народа за организационную эффективность и восхищался тем сильным логическим уклоном, который позволял им с такой непосредственностью двигаться к своим великим промышленным и коммерческим достижениям, были ошеломлены полным отсутствием моральных и этических качеств. как показано в евангелии мощи и ужаса, которое немцы проповедовали и практиковали на протяжении всей войны.Только они среди великих наций мира, кажется, либо потеряли всякое уважение к одобрению и мнению человечества, либо внезапно лишились, по крайней мере, в том, что касается морали и этики, самых элементарных способностей к рассуждению. .

«В качестве доказательства этого, рассмотрим насильственное возобновление кровавых набегов цеппелинов, жертвами которых являются почти полностью безоружные комбатанты, в то самое время, когда правительство Германии заявляет, что пытается соответствовать гуманитарным взглядам президента Вильсона по этому вопросу. подводной войны.”

Когда в США сгущались тучи войны, возникло беспокойство по поводу того, что их вооруженные силы недостаточны для защиты страны.

Scientific American, 6 января 1917 г.

«Национальная оборона

»

«Когда будет проанализирована и записана нынешняя эра военно-морской и военной истории Соединенных Штатов, мы уверены, что 1916 год будет признан одним из самых важных во всех анналах этой великой республики. Когда Европейская война показала огромные масштабы, в которых должна вестись современная война, как с точки зрения размера армий, так и невероятного количества боеприпасов и оборудования, необходимых для обеспечения эффективности этих армий, факт относительной беззащитности Соединенных Штатов Штаты были даны гражданам этой страны.И именно для самих граждан, объединенных в такие патриотические движения, как Лига национальной безопасности, Лига военно-морского флота и другие движения за готовность, подкрепленные мощным влиянием прессы, принятие Конгрессом следует отнести великий закон о национальной обороне с его огромными ассигнованиями в размере от 600 000 000 до 700 000 000 долларов. Мы готовы верить, что позиция администрации, направленная против готовности в течение первых восемнадцати месяцев войны, была столь же хорошо продумана, сколь и неудачна, и было бы неблагородно не отдать должное администрации, если того требует страна. для принятия мер в целом рекомендации его военно-морских и военных советников, поддержанных страной, и претворения в жизнь этой великой схемы национальной обороны.”

Также раздавались голоса против продолжения войны.

Scientific American, 6 января 1917 г.

Из еженедельной колонки «Стратегические ходы войны»

«Похоже, мы достигли точки, когда мы должны посвятить немного времени и места ретроспективному обзору наиболее важных событий прошедшего года, чтобы сформировать приблизительно правильную оценку нынешней ситуации. недавние мирные предложения, или, скорее, недавнее предложение Германии об обсуждении условий мира, которое представляет собой несколько иное предложение, и отчасти отношение нейтралов в целом, выраженное в зарубежных новостях и в прессе Соединенных Штатов в частности …. Фактически, практически все сообщения прессы и депеши из нейтральных стран указывают на сильное стремление к миру и общую склонность к убеждению, что воюющие стороны должны собраться вместе на конференции, с помощью или без помощи нейтральных правительств. и прийти к соглашению с целью скорейшего прекращения войны. Однако сомнительно, являются ли эти взгляды нейтралов результатом тщательного рассмотрения всех вовлеченных факторов или они просто основаны на похвальное желание как можно скорее положить конец кровавой бойне, которая продолжается уже более двух лет, и менее достойному, но важному желанию возобновить мировую коммерческую деятельность без ограничений и опасностей современного мира. военное дело.”

Были некоторые мнения о том, как можно достичь мира

Scientific American, 13 января 1917 г., стр. 61

Письмо в редакцию

«Эти гарантии постоянного мира»

«Редактору журнала SCIENTIFIC AMERICAN:

«Обе стороны нынешней мировой войны заявляют, что они борются за« гарантии постоянного мира ». Когда президент Вильсон приглашает нейтральные страны на конференцию, первая помощь будет точным определением того, какие «гарантии» ожидаются или возможны.Торжественные договоры — всего лишь бумага; «Сидение на штыках» над завоеванной территорией порождает страсть к мести; сокрушительные денежные выплаты поддерживают эту страсть. Все это было испробовано и провалилось! Успешен ли какой-либо другой метод? «Да! Получилось заметно. Чуть более века назад Гентский договор, посмешище современных дипломатов, завершил войну 1812-1814 годов между этой страной и Великобританией. Там не было ни слова ни о денежном возмещении, ни о передаче территорий, ни о том, из-за чего идет война; ничто, что могло бы унизить любую из сторон; ничего, что оставило бы жало, которое раздражало и разжигало новую войну.

«Что может сделать Америка, а почему не Европа?»

Эдвард Бервик

[писатель спонсировал ежегодную премию мира в Стэнфордском университете в течение нескольких лет]

США были физически удалены от боевых действий. Вот предупреждение с военной точки зрения.

Scientific American, 20 января 1917 г.

Письмо в редакцию

«Редактору журнала SCIENTIFIC AMERICAN:

«7 декабря в своем годовом отчете секретарь Дэниелс, обсуждая набор в военно-морской флот, показал, что Конгресс санкционировал немедленное увеличение численности на 26 000 человек, из которых было получено только 2524 человека, и адмирал Фиск недавно заявил на встрече в Нью-Йорке, что Американцы не подозревали об опасности, как младенец, сидящий на железнодорожном пути.”

Война нарушила гражданскую жизнь в мире. Были некоторые опасения, что возможное наступление мира также будет разрушительным.

Scientific American, 27 января 1917 г.

Ведущий редактор

«Когда европейский рабочий складывает руки

«Как правило, основывать прогнозы на прецедентах — это очень безопасная и логичная процедура. Однако когда мы сталкиваемся с серией событий, которые не соответствуют никакому предыдущему опыту, мы не всегда отказываемся от нашей привычки мыслить, а нащупываем какой-нибудь прецедент, на котором можно было бы основывать наши рассуждения, в результате чего наши заключение часто бывает очень ошибочным.

«Вскоре после того, как разразилась великая европейская война, мы начали осознавать ее масштабы; мы поняли, что он разрушает все прецеденты и устанавливает собственные рекорды. Тем не менее, рассматривая условия, которые будут преобладать сразу после объявления мира, мы упорно основываем наши прогнозы на последствиях других войн.

«Раньше расформирование большой армии всегда считалось серьезным делом. Мужчины, которые были оторваны от своих занятий в мирные времена, внезапно возвращаются к гражданской жизни, и ожидается, что они найдут свой естественный уровень в работе сообщества.Это требует корректировки экономических условий, которая всегда сопровождалась значительной неразберихой. Естественно предположить, что такое положение вещей наступит, когда огромное множество европейских солдат сложит оружие ».

Президент Вильсон предпринимал регулярные и срочные попытки внести свой вклад в установление мира в Европе.

Scientific American, 17 января 1917 г., стр. 100

Из «Недельного обзора войны»

«Ни один обзор военных событий последних нескольких дней не будет полным без учета ответа союзников по Антанте на ноту президента Вильсона, в которой обе стороны просят изложить условия мира, которые они предложат.Немецкое правительство сразу же отказалось сделать это, но выпустило в тот же день, когда союзники объявили о своих условиях, очень расплывчатую и явно не продуманную ноту, состоящую в основном из обвинений и взаимных обвинений. Напротив, ответ Антанты на вопрос президента был ясным и определенным изложением их взглядов и целей в этой титанической борьбе народов ».

Повреждения общества во время войны имели далеко идущие последствия:

Scientific American, 3 февраля 1917 г., стр.127

«Женщины в промышленности»

«Уже год или более было ясно, что нынешняя война должна иметь непредвиденный экономический эффект далеко идущего значения в расширении сферы занятости женщин. Во всех воюющих странах буквально сотни профессий, которые всегда были закрыты для рабочих-женщин, теперь по необходимости ведутся в основном девушками и женщинами. Когда боевые действия закончатся и рабочие вернутся в свои дома, готовые занять свои места в производственной ткани, возникнет критическая ситуация.Смогут ли девушки и женщины, которые освоили новые задачи, вызывающие больший интерес и получившие более высокую заработную плату, чем их прежняя занятость, вернуться к домашнему труду и низкооплачиваемой эксплуатации автоматических машин? Обменивают ли их работодатели свои услуги на услуги мужчин? Только время может ответить на эти вопросы и сказать, какие экономические потрясения возникнут в результате внезапного притока рабочих, к которому приведет конец войны ».

Цензоры ограничивали информацию о наихудших аспектах войны.Отсутствие таких подробностей означало, что освещение войны можно было воспринимать как комментарий к спортивному матчу.

Scientific American, 3 февраля 1917 г.

«Многочисленны и разнообразны эпитеты, которые британец бросает своим упрямым немецким друзьям через Северное море. Он родственник Аттилы, каннибал, сжигатель монастырей — даже убийца лисиц, но хуже всего этого, чем якобы является Фриц, он плохой стрелок. Это последняя капля, которая должна его раздавить.

«Все это британец называет немецким само собой разумеющимся, но, по мнению Джона, эпитет« плохой стрелок »должен заставить немца выйти из войны. Одна из раздражающих фаз великой битвы — тот факт, что тебя забивает человек, который не может стрелять ».

Поскольку война казалась неизбежной, были особые опасения по поводу того, как боевые действия могут дойти до США.

Scientific American, 10 февраля 1917 г.

SA Редакция

«Немецкие подводные лодки и наши гавани

«Теперь, когда Германия отказалась от обязательств, которые она дала Соединенным Штатам после затопления« Суффолка », и бросила на ветер все соображения человечества, Соединенные Штаты были максимально приближены к возможности войны. с Германией, как веко до глазного яблока.Похоже, обычно считается, что если в результате политики Германии в отношении подводных лодок между двумя странами должна начаться война, это будет означать официальное объявление войны. На нашей стороне это могло быть; но мы полностью убеждены в том, что единственное объявление войны, которое когда-либо сделала бы Германия, могло бы принять форму внезапного появления ее подводных лодок в наших гаванях и жестокого нападения на наши военно-морские и торговые корабли. Другими словами, мы должны увидеть повторение в более крупном и ужасающем масштабе торпедной атаки на Порт-Артур, с которой Япония начала военные действия против России.Корабли, потерянные Россией в результате этого внезапного нападения, настолько ослабили ее, что Япония сразу же получила господство на море.

«Это уже третий раз, когда НАУЧНЫЙ АМЕРИКАНЦ предупреждает наши власти, что они должны предотвратить любую такую ​​атаку, заблокировав входы в наши гавани, военно-морские доки и военно-морские базы».

Оценка того, какой вклад внесут Соединенные Штаты в военные действия, оказалась весьма точной.

Scientific American, 17 февраля 2017 г.

Редакционная

«Если Соединенные Штаты вступят в войну»

«Если мы втянуты в мировую войну, мы вполне можем оказаться решающим фактором; хотя мы не высадили ни одного солдата на европейской земле.Ибо это факт, хорошо понимаемый государственными деятелями и стратегами Европы, что, если бы мы были на стороне союзников, мы поставили бы их в неприступное положение с точки зрения двух важнейших потребностей для победы в войне за независимость. это величина, а именно финансовые ресурсы и боеприпасы. Каким бы превосходным ни был боевой дух и всесторонняя боеспособность нашей армии, наша армия затерялась бы среди сражающихся миллионов Европы; и тот факт, что Великобритания разбила германский флот у Ютландии, загнала его обратно в свои гавани и теперь удерживает там, доказывает, что наши линкоры в Северном море будут лишними.Но в тот момент, когда наши огромные финансовые ресурсы и наши огромные возможности для производства оружия, пороха и снарядов будут выстроены позади союзных армий, окончательное свержение Центральных держав будет столь же неизбежным, как восход и заход солнца ».

Концепция «готовности», или способность вести войну, была серьезным вопросом, поднятым на страницах Scientific American.

Scientific American, 24 марта 2017 г.

Редакционная

«Призыв к немедленным действиям»

«Через НЕСКОЛЬКО месяцев после начала войны мы опубликовали серию статей под заголовком« Наша страна, незащищенная земля сокровищ », в которых мы рассказали поразительную историю нашей военной беззащитности.«Затем мы предупредили, что наша страна, дрейфующая и без пилота, уже оказалась на краю водоворота европейской войны. Это было два года назад; А тем временем нас безжалостно тянуло все сужающимися кругами и со все возрастающей скоростью к вихрю. Сегодня мы вот-вот окажемся в самом центре этого гигантского конфликта ».

Огромные армии и потребности массового производства в современной войне вызвали нехватку рабочей силы — проблему, с которой сталкиваются многие в США.С. понял, что им не сбежать:

Scientific American, 24 марта 2017 г.

«Промышленная человеческая сила и война

«Современная война предъявляет огромные требования к промышленности страны, а через нее и к ее людским ресурсам. Время от времени возникают трудности с материальным снабжением; но от начала до конца вопрос о труде стоит постоянно остро. Артиллерия и боеприпасы, еда и одежда, автомобили, самолеты и корабли, двигатели, станки и инструментальные станки — это лишь некоторые из вещей, потребляемых в беспрецедентных количествах.Как вооруженные силы, так и промышленные подразделения должны быть в полной силе, иначе вскоре последует катастрофа.

«Как это сделать — это нерешенная проблема. Это проблема, о самом существовании которой Англия поначалу не задумывалась. Это проблема, которую она начала формулировать за шесть месяцев, чтобы решить через год; тот, чье удовлетворительное решение, как можно справедливо утверждать, есть, но только сейчас, наконец, выработано; и тот, с которым мы сталкиваемся сегодня, когда мы приближаемся к участию в войне.

«Мы, конечно, должны использовать опыт Англии до последней степени … Внимание было сосредоточено на усилиях по замене квалифицированных рабочих, ушедших на фронт, поскольку это захватывающая история, имеющая ценность для новостей. Много было сказано о разбавлении квалифицированной рабочей силы неквалифицированной, о найме дюжины зеленых рабочих под наблюдением одного или двух бывших квалифицированных сотрудников. Еще больше комментариев было высказано по поводу назначения женщин на задачи, которые прежде всегда были возложены на мужчин.Но когда все сказано и сделано, заменитель есть заменитель, и предпочтение следует отдавать подлинному изделию ».

Возобновление неограниченной подводной войны со стороны немцев было рассчитанной авантюрой, направленной на то, чтобы перекрыть поставки союзникам до того, как мощь США сможет быть задействована в Европе; но это взбесило американцев.

Scientific American, 31 марта 1917 г.

Редакционная

Рабочий работает на буровом станке на канадском заводе по производству боеприпасов.Нехватка рабочей силы и бешеный спрос на военное снаряжение открыли для женщин множество рабочих мест в каждой промышленно развитой стране. Предоставлено: Scientific American Supplement , 31 марта 1917 г.

«Мы вступаем в Великую европейскую войну. В этом не может быть никаких сомнений. Наше вступление в конфликт произошло в тот роковой день, 17 марта, когда трое наших мирных и невооруженных торговцев были отправлены на дно и пятнадцать несчастных добавились к двумстам или более американским гражданам, чьи жизни были уничтожены. немецким беззаконием и жестокостью.”

6 апреля 1917 года Конгресс США объявил войну Германии.

Ведущая передовая статья следующего номера еженедельника Scientific American, , 14 апреля 1917 г.

«Военное послание президента

«Иногда во время великих кризисов в истории человечества случалось, что весь мир, независимо от расы, вероисповедания или языка, по общему согласию прислушивался к голосу одного человека. Заметным среди таких случаев будет совместное заседание двух ветвей Конгресса, собравшееся в ночь на 2 апреля, чтобы узнать из уст президента Соединенных Штатов, почему именно эта великая республика, которой он является. исполнительный глава был вынужден объявить, что существует состояние войны между ним и величайшим военным самодержавием всех времен.Его аудитория в ту роковую ночь была больше, чем несколько сотен человек, сидевших в пределах досягаемости его голоса, даже больше, чем аудитория в пределах этих Соединенных Штатов, и простиралась, по правде, до самых отдаленных концов земли. Разумеется, никогда не ожидалось публичного выступления с большей тревогой, чем это благородное и вдохновляющее обращение, призывающее страну вести войну в защиту тех великих принципов, которые являются основой всей истинной демократии.

«Действуя как капля жидкости, с помощью которой химик осветляет мутную смесь в своей пробирке, слова президента послужили устранению последних сомнений в практическом единодушии народа этой великой республики в вопросе истинный смысл нынешней мировой войны.Американский народ вместе со своим президентом верит, что конфликт, в конечном счете, представляет собой борьбу между автократией и демократией, между правом немногих избранных управлять народами мира в своих личных целях и правом каждой нации. большой или маленький, чтобы управлять в интересах своих коллективных граждан.

«Особенно приемлема для американского народа та часть обращения президента, в которой он ясно дает понять, что мы вступаем в войну не как борьбу против немецкого народа, а против той военной клики, которая ведет их, обманутые и ничего не подозревающие, в агрессивную войну и попытку завоевания мира.Граждане Америки не ссорятся с гражданами Германии, напротив, они испытывают к ним и за их выдающиеся промышленные и социальные достижения глубочайшее восхищение. В соответствии с прошлыми традициями страны и, несомненно, отражая дух народа, президент пообещал, что страна вступит в этот конфликт всем своим сердцем и будет вести войну в полном сотрудничестве с союзными державами.

«Таким образом, четко сформулирован великий принцип альянса, поэтому детали метода сотрудничества можно спокойно оставить на усмотрение военно-морских, военных и финансовых советников президента.”

Еще до объявления войны немцы совершали (или обвинялись в совершении) диверсии в США

Scientific American, , 14 апреля (обложка)

«Хитрость, проявленная при потоплении немца

»

Пароход «Либенфельс»

«Германия вполне может претендовать на звание мастера в искусстве разрушения, причем не только в грубом и жестоком разнообразии, но и в более тонкой и тонкой технике законченного жулика.Насколько хорошо обучены ее люди в этих искусствах, можно увидеть на примере затонувшего 2 февраля в гавани Чарльстона, Южная Каролина, парохода «Либенфельс». Он был поставлен на якорь у канала, ведущего к Военно-морской верфи. Судя по всему, известие о приближающемся разрыве дипломатических отношений между нашей страной и Германией дошло до капитана судна заранее. Работа, которая была проделана на «Либенфельсе», чтобы гарантировать его затопление, была наиболее тщательной и, должно быть, потребовала значительного времени.

«Утром второго февраля судно было замечено в тонущем состоянии, и ему на помощь отправились два буксира. Они обнаружили на борту трех человек: первого помощника капитана, главного механика и цветного человека. Они признали, что судно было в беде, но отказались от любой помощи, пока капитана не было.

«Было замечено, что мертвый свет под стойкой по правому борту был открыт, но, хотя на это было обращено внимание, не было предпринято никаких усилий, чтобы закрыть его.Крышки всех люков, кроме одного, были смещены.

«Было очевидно, что затопление было преднамеренным и предназначалось для перекрытия канала, ведущего к Военно-морской верфи».

Теперь, когда Германия и США находились в состоянии войны, подозрения в отношении немцев в США были распространены:

Scientific American, 14 апреля 1917 г.

Редакционная

«Возможности для немецко-американских клубов

«В течение последних двух с половиной лет положение коренного немца или американца немецкого происхождения, сильно связанного с Отечеством, было тяжелым.Из-за махинаций, заговоров и беззакония, продемонстрированных шпионами, некоторыми немецкими чиновниками и чрезмерно рьяными партизанами, были совершены действия против суверенитета нашей нации, ее мира и благополучия, которые во многих случаях носили преступный характер и которые в любой другой стране, кроме этой, вызвало бы самые серьезные вспышки негодования. Из-за таких действий многие из лучших немцев и американцев немецкого происхождения несправедливо и часто неуместно упрекались в отсутствии лояльности — результат, который в данных обстоятельствах был неизбежен.

«Теперь настало время, однако, когда этот самый класс наших граждан был доведен до того, чтобы решить, сохранять ли их верность своему бывшему дому или выступить открыто и откровенно в поддержку страны их усыновления. Обвинение в нелояльности по-прежнему может быть несправедливым; но это уже не может считаться неуместным. Сейчас, когда наша страна находится в состоянии войны, нет промежуточной позиции. В прошлом немецкие жители Соединенных Штатов оказались в основном стойкими и прекрасными гражданами; и до самой войны они пользовались уважением большей части общества.Огромное количество этих немецких подданных недавно взяли документы о гражданстве. Многие, несомненно, сделали это из соображений убеждения; многие дали присягу не попадать в лагеря для задержанных.

«Тем не менее, для тех, кто искренне любит флаг нашей страны, недостаточно просто пассивности, равно как и простого ношения флажка в петлице».

Прощальный выстрел: после того, как перемирие положило конец Великой войне, редакционная статья пыталась оправдать У.С. причастность.

Scientific American, 23 ноября 1918 г.

Ведущая редакция

«Цивилизация оправдана»

«Хотя народы в Европе, которые подверглись столь безжалостным нападениям, очень быстро осознали истинное значение этого нападения на международную мораль, так случилось, что многие интеллектуалы среди нас, как это ясно показано в другой колонке, в печати и в речи сказал нам, что эта война была в классе всех других войн — что это была ссора, порожденная взаимной жадностью, амбициями и жаждой мировой власти.Но это было неизбежно, что мерзкая вещь, на которую была предпринята попытка, должна была раскрыться в своем истинном свете ясному мышлению американского народа. Было так же ясно, как череда дня и ночи, что они прорвутся сквозь тучи запутывания, поднятые интеллектуалами, пацифистами, политиками и сознательно настроенными про-гуннами, чтобы потребовать, чтобы мы заняли свое место в Великом крестовом походе.

«Мы пришли немного поздно, пришли с глубоким убеждением; и помимо огромной военной силы, которую мы бросили в битву в критический час, мы выполнили еще большую услугу, поставив печать одобрения на дело цивилизации и пробудив веру и мужество союзников в самое ближайшее время. Самый темный час, когда противник прилагал наибольшие усилия.Это была дорогостоящая жертва, но спасение от полного разрушения всех высоких и благородных вещей, на которых основана наша жизнь и которыми она вдохновлена, стоило затрат — да, даже для миллионов, которые лежат под дерном и десятки миллионов, которые несут на своем теле или в своем сердце раны, которые долго не исцелятся ».

В 2017 году мы знаем, что перемирие 1918 года, завершившее Первую мировую войну, было прелюдией к еще более разрушительной Второй мировой войне: 13 лет спустя японцы вторглись в Маньчжурию; 21 год спустя нацистская Германия вторглась в Польшу.

В цифрах: Конец Второй мировой войны

Основные моменты истории

  • Вторая мировая война подошла к концу 68 лет назад, когда Япония официально сдалась
  • Миллионы людей, как военных, так и гражданских, были убиты за шесть лет конфликта
  • Около 6 миллионов человек погибли в нацистских концлагерях

Когда Германия вторглась в Польшу 1 сентября 1939 года, это был второй раз, когда мир вступил в войну. С капитуляцией Японии 2 сентября 1945 года Вторая мировая война закончилась.

Вот некоторая справочная информация об окончании Второй мировой войны в цифрах.

3 — Страны, возглавляющие державы оси в начале Второй мировой войны: Германия, Италия и Япония.

4 Страны, возглавляющие союзные державы: Великобритания, США, СССР (Советский Союз) и Китай.

1 сентября 1939 г. — Германия вторгается в Польшу

7 декабря 1941 г. — Япония бомбит Перл-Харбор, Гавайи и Манилу, Филиппины.

3 сентября 1943 г. — день Италия подписывает безоговорочную капитуляцию с союзными державами на Сицилии.

6 июня 1944 г. — день «Д», вторжение союзников в Европу

50 футов — Глубина под землей бункера, в котором Адольф Гитлер и его партнер Ева Браун покончили жизнь самоубийством под зданием канцелярии в Берлине 30 апреля. 1945.

8 мая 1945 года День Победы в Европе, после того, как генерал Альфред Йодль из германского верховного командования подписал безоговорочную капитуляцию всех немецких войск.

2 Атомные бомбы были сброшены на Японию в августе 1945 года.

14 августа 1945 года — День VJ (Победа в Японии), когда японцы безоговорочно приняли условия Потсдамской декларации. сдался. 2 сентября 1945 года День японская делегация официально подписывает акт о капитуляции на борту военного корабля «Миссури», знаменуя официальное окончание Второй мировой войны.

2194 Дни между немецким вторжением в Польшу 1 сентября 1939 г. по 2 сентября 1945 г., когда Япония подписала безоговорочную капитуляцию.

4 — Флаги военно-морского флота США Миссури — США, Великобритании, СССР и Китая — при подписании документов о передаче.

255 — Корабли союзников в Токийском заливе для церемонии капитуляции.

18 минут — Время, которое потребовалось представителям Японии, США, Китая, Великобритании, СССР, Австралии, Канады, Франции, Нидерландов и Новой Зеландии, чтобы подписать по два экземпляра Акта о капитуляции от 9:04 а.м. до 9:22

16 миллионов американцев, служащих во время Второй мировой войны.

73,661 Число по состоянию на май 2013 года американцев, признанных пропавшими без вести во время Второй мировой войны.

26,6 млн Расчетное количество жертв среди военных и гражданских лиц, понесенных СССР.

10 миллионов n -20 миллионов — Расчетное число жертв, военных и гражданских, понесенных Китаем в результате падения Маньчжурии в 1931 году до конца Второй мировой войны.

6 миллионов — Приблизительное количество людей, убитых в нацистских концлагерях.

Первая мировая война изменила Америку и изменила ее роль в международных отношениях

Американские экспедиционные войска прибыли в Европу в 1917 году и помогли переломить ситуацию в пользу Великобритании и Франции, что привело к победе союзников над Германией и Австрией в ноябре 1918 года. К моменту перемирия более четырех миллионов американцев служили в вооруженных силах и 116 708 человек погибли.Война сформировала труды Эрнеста Хемингуэя и Джона Дос Пассоса. Это помогло сделать военные карьеры Дуайту Д. Эйзенхауэру, Джорджу С. Паттону и Джорджу К. Маршаллу. В тылу миллионы женщин работали, заменяя мужчин, отправленных на войну, а другие вязали носки и делали бинты. Для афроамериканских солдат война открыла мир, не связанный формальными и неформальными расовыми кодексами Америки.

И мы все еще боремся с одним из главных наследий Первой мировой войны: дебатами о роли Америки в мире.В течение трех лет Соединенные Штаты ходили по канату нейтралитета, поскольку президент Вудро Вильсон решил уберечь страну от кровопролития, поглотившего Европу. Даже когда германская кампания неограниченной подводной войны в Атлантике подвергала опасности американских моряков и корабли, Соединенные Штаты оставались в стороне. Но после того, как телеграмма Циммермана раскрыла планы Германии завербовать Мексику для нападения на Соединенные Штаты, если они не останутся нейтральными, американцы были готовы к битве.

В апреле 1917 года президент Вильсон выступил перед Конгрессом и сказал: «Мир должен быть безопасным для демократии.Этими словами он попросил объявить войну, и Конгресс с энтузиазмом принял это решение. Впервые в своей истории Соединенные Штаты присоединились к коалиции, чтобы вести войну не на своей собственной земле и не по их собственной инициативе, создав прецедент, который будет неоднократно использоваться в течение следующего столетия.

«Для большинства американцев вступление в войну в 1917 году означало устранение немецкой угрозы их родине», — говорит Майкл С. Нейберг, профессор истории Военного колледжа армии США. «Но после войны Вильсон разработал гораздо более широкое видение искупления греха войны путем создания нового мирового порядка, который вызвал споры и горечь в Соединенных Штатах.”

Бремя отправки людей на смерть лежало на совести Вильсона. Это была одна из причин, по которой он предложил создать Лигу Наций, международный орган, основанный на коллективной безопасности. Но присоединение к Лиге потребовало от Соединенных Штатов пожертвовать определенной долей суверенитета. Когда его судили по счету мясника об этой войне, Уилсон подумал, что это небольшая цена. Другие, такие как давний заклятый враг Уилсона сенатор Генри Кэбот Лодж, считали, что Соединенные Штаты должны иметь право преследовать свои собственные интересы, а не быть обязанными какой-либо международной организации.Америка вела войну не только для того, чтобы отказаться от своего вновь обретенного статуса военной державы.

Когда солдаты вернулись домой и победные парады прекратились, борьба за Лигу Наций стала ожесточенной. Чувство выполненного долга быстро испарилось. «Затем наступила депрессия (прямой результат войны) и еще один глобальный кризис», — говорит Нейберг. «Все это сделало память о Первой мировой войне трудной для американцев примерно после 1930 года».

Несмотря на то, что мир изменился, позиции Уилсона и Лоджа не претерпели значительных изменений за последние сто лет.Когда в 1930-е годы в Европе собрались новые грозовые тучи, аргумент Лоджа был переработан изоляционистами как «Америка прежде всего» — фраза, которая снова вошла в моду как еще один пример непреходящего влияния войны. «Война коснулась всего мира. Он сформировал весь наш мир, даже если мы не всегда налаживаем связи », — говорит Нейберг.

Историк и писатель А. Скотт Берг категорически согласен. «Я считаю, что Первая мировая война — это самое недооцененное знаменательное событие за последние несколько столетий.Истории из этой всемирной драмы — и ее грандиозные персонажи — поистине являются предметом греческой трагедии и имеют библейские пропорции; и сама идентичность современной Америки была сформирована во время этой войны ».

Биограф Уилсона и Чарльза Линдбергов, Берг теперь бросил свой взор в качестве редактора через богатый корпус современной литературы, чтобы произвести Первая мировая война и Америка , почти тысячестраничный сборник писем, речей, дневниковых записей. , газетные репортажи и личные кабинеты.Этот новый том из Библиотеки Америки начинается с рассказа New York Times об убийстве Франца Фердинанда в июле 1914 года и заканчивается отрывком из романа Джона Дос Пассоса 1919 . Между тем голоса солдат, политиков, медсестер, дипломатов, журналистов, суфражисток и интеллектуалов задают вопросы, которые все еще с нами.

«Какова роль Америки в мире? Подрываются ли наши претензии на моральное лидерство за границей из-за расовой несправедливости дома? Чем мы обязаны тем, кто участвует в наших войнах? » — спрашивает Макс Рудин, издатель Американской библиотеки.Когда в 2017 году исполнилось 100 лет со дня вступления Америки в войну, казалось, настал момент вернуться к конфликту, призраки которого все еще преследуют страну. «Это дало возможность повысить осведомленность о поколении американских писателей, которые стремятся стать более известными», — говорит Рудин.

Том показывает знакомые имена в удивительных местах. Нелли Блай и Эдит Уортон докладывают с линии фронта. Генри Моргентау-старший, посол в Османской империи, подает все более ужасающие отчеты о геноциде армян.Пока Тедди Рузвельт ведет борьбу за американское вмешательство, Джейн Аддамс и Эмма Голдман ставят под сомнение цели войны. В письме из Италии Эрнест Хемингуэй жалуется семье на ранение. Пока Уилсон и Лодж борются за суверенитет Америки, Эзра Паунд выражает свое разочарование и горе в стихах.

Мы также встречаемся с Флойдом Гиббонсом, криминальным репортером Chicago Tribune . Перед войной он освещал множество перестрелок, но «я так и не смог узнать от жертв, что именно ощущалось при ударе осколка свинца.Он узнал в июне 1918 года в Белло-Вуд, когда его нашла немецкая пуля: «зажженный конец сигареты задел меня в мясистую часть моей верхней левой руки». Вторая пуля также попала ему в плечо, вызвав сильное жжение. «А потом меня поразило третье. . . . Мне это показалось, как будто кто-то уронил стеклянную бутылку в фарфоровую ванну. Бочка с белилами опрокинулась, и казалось, что все в мире побелело ». Третья пуля попала ему в левый глаз.

Войдя в операционную с Мэри Борден, наследницей из Чикаго, основавшей больницы во Франции и Бельгии, запах крови и смерти едва не улетучивается.«Мы отправляем наших людей по разбитой дороге между кустами колючей проволоки, и они возвращаются к нам, один за другим, по двое на машинах скорой помощи, лежа на носилках. Они лежат на спине на носилках, их вытаскивают из машин скорой помощи, как вынимают буханки хлеба из печи ». Как говорится о раненом солдате, «мы сговорились против его права на смерть. Мы экспериментируем с его костями, его мышцами, его сухожилиями, его кровью. Мы копаем зияющие его раны. Беспомощные отверстия, они впускают нас в тайники его тела.”

Когда американские экспедиционные войска отправились в Европу, то же самое сделали примерно 16 500 женщин. Они работали клерками, телефонистами и медсестрами; они также содержали столовые, в которых подавали обеды солдатам и предлагали передышку от сражений. «У этих женщин часто были сложные мотивы, такие как желание приключений или профессионального роста, и они часто становились свидетелями большей бойни, чем солдаты-мужчины, создавая непризнанные проблемы с посттравматическим стрессовым расстройством, когда они возвращались домой», — говорит Дженнифер Кин, профессор истории в Университете Чепмена.

Конечно, большинство женщин пережили войну в США, где они ухаживали за садами победы и работали, чтобы приготовить здоровую пищу из скудных пайков. Они были волонтерами Красного Креста и участвовали в акциях по предоставлению кредита свободы. Как Уилла Кэтэр узнала, когда летом 1918 года перебралась из Нью-Йорка в Красное Облако, Небраска, война может быть очень тяжелой. «В Нью-Йорке война была одной из многих тем, о которых говорили; но в Омахе, Линкольне, в моем собственном городе и других городах вдоль Республиканской долины и на севере Канзаса не было ничего, кроме войны.”

В томе «Библиотеки Америки» В. Э. Б. Дюбуа, который после смерти Букера Т. Вашингтона принял на себя мантию представителя негритянского сообщества, предлагает еще один подход. С самого начала Дюбуа считал, что война основана на колониальном соперничестве и чаяниях европейских воюющих сторон.

Чад Уильямс, доцент кафедры африканских и афроамериканских исследований в Университете Брандейса, говорит, что Дюбуа опередил свое время. «Его труды также ярко осветили противоречия между провозглашаемыми демократическими целями союзников — и Соединенных Штатов в частности — и суровыми реалиями превосходства белых для чернокожих внутри страны и в мире.Дюбуа надеялся, что, поддерживая американские военные усилия и поощряя афроамериканский патриотизм, это напряжение можно будет урегулировать. Он был в конечном итоге — и к сожалению — неправ ».

Наряду с комментарием Дюбуа есть сообщения о расовых беспорядках в Восточном Сент-Луисе и Хьюстоне в 1917 году. Такие инциденты побудили Джеймса Велдона Джонсона отбросить сентиментальность и ответить на вопрос: «Зачем негру драться?»

«Америка — это страна американских негров», — писал он. «Он был здесь триста лет; то есть примерно на двести лет дольше, чем у большинства белых людей.”

Армия США разделила афроамериканских солдат на отдельные подразделения и чаще выдавала им лопаты, чем винтовки. Некоторые, однако, сражались вместе с французами на равных, вызывая вопросы об обращении с ними в их собственной стране. Афро-американские солдаты возвращались домой как граждане мира с вопросами об их месте в американском обществе. «Понимание того, как война повлияла на черных и важность этого наследия, бесконечно увлекательно и, учитывая наше время, чрезвычайно актуально», — говорит Уильямс.

В дополнение к своему изданию о Первой мировой войне Библиотека Америки запустила общенациональную программу с участием ученых, чтобы стимулировать обсуждение войны и ее наследия. Сто двадцать организаций, от библиотек до исторических обществ, проводят мероприятия, в которых участвуют ветераны, их семьи и их общины.

«В каждой общине Америки есть ветераны недавних конфликтов, для которых события и проблемы, возникшие в результате Первой мировой войны, очень важны», — говорит Рудин.«У всех нас есть чему поучиться».

«Каждая война уникальна, но каждая война имеет почти жуткое сходство с прошлыми войнами», — говорит Фил Клей, автор Redeployment , сборника рассказов о своей службе в Ираке, получившего Национальную книжную премию. «Я не думаю, что ветераны обладают уникальным авторитетом в этих дискуссиях, но наш личный опыт неизбежно влияет на наше чтение. В моем случае меня постоянно тянет извлекать уроки на будущее из этих чтений, поскольку моральные ставки войны имеют для меня интуитивное чувство.”

Для общественных программ Библиотека Америки разработала сокращенную версию своего тома «Первая мировая война и Америка», добавив вводные эссе и вопросы для обсуждения. Кин, Нейберг и Уильямс вместе с Эдвардом Ленгелем были редакторами. «На самом деле нет ни одной части страны, которая не пострадала бы от войны», — говорит Уильямс. «Этот проект может напомнить людям о его далеко идущем значении и, возможно, раскрыть новые истории об американском опыте войны, которые мы еще не слышали.”

Берг разделяет мнение. «Я надеюсь, что зрители оценят присутствие Первой мировой войны в нашей жизни сегодня — будь то наша экономика, расовые отношения, права женщин, ксенофобия, свобода слова или фундамент американской внешней политики за последние сто лет: все они уходят корнями в Первую мировую войну ».

США во время Первой мировой войны — Отдел истории и культуры

США во время Первой мировой войны

Как, почему и когда Соединенные Штаты вступили в войну

The U.С. Во время Первой мировой войны

Хотя многие страны были втянуты в конфликт Первой мировой войны, Соединенные Штаты придерживались политики изоляционизма, отстаиваемой президентом Вильсоном. Избранный в 1912 году 28 -м президентом Соединенных Штатов, Томас Вудро Вильсон служил с 1913 по 1921 год. Президент поклялся не допустить участия страны в войне, но нападения на жизни американцев в конечном итоге сделали это невозможным. 7 мая 1915 года немецкая подводная лодка потопила британский лайнер R.M.S. Лузитания у берегов Ирландии, в результате чего погибли 1198 человек, в том числе 128 американцев.

Президент поклялся не допустить участия страны в войне, но нападения на жизни американцев в конечном итоге сделали это невозможным. 7 мая 1915 года немецкая подводная лодка потопила британский лайнер R.M.S. Лузитания у берегов Ирландии, в результате чего погибли 1198 человек, в том числе 128 американцев.

Президент Вильсон осуждал нападения на пассажирские суда и неоднократно предупреждал Центральные державы о том, что Соединенные Штаты не потерпят неограниченной подводной войны, что является нарушением международного права.Германия сначала прекратила свои атаки, но в январе 1917 года возобновила неограниченную войну, потопив семь американских кораблей.

Германия также попыталась завербовать Мексику для присоединения к Центральным державам против Соединенных Штатов, пообещав финансовую поддержку, чтобы помочь мексиканцам вернуть свои бывшие территории Техаса, Нью-Мексико и Аризоны.

В ответ на действия Германии 2 апреля 1917 года президент Вильсон обратился к Конгрессу с призывом к Соединенным Штатам вступить в войну, поскольку «мир должен быть безопасным для демократии.Четыре дня спустя Соединенные Штаты объявили войну Германии.

Хотя президент Вильсон и Конгресс видели необходимость вступления Соединенных Штатов в глобальный конфликт, было необходимо убедить американский народ в его необходимости поддержать военные усилия. Это была непростая задача, поскольку президент выиграл переизбрание на основании своего обещания не допустить участия Соединенных Штатов в боевых действиях. Президент Вильсон и его администрация разработали серию пропагандистских кампаний, в которых основное внимание уделялось патриотическому долгу всех американцев — поддержать военные усилия, чтобы победить врага, тем самым способствуя сохранению демократии внутри страны и за рубежом.14 апреля 1917 года президент Вильсон учредил пропагандистскую организацию под названием Комитет общественной информации (КПИ) и назначил Джорджа Крила, репортера-расследователя и писателя, ее председателем. Комитет оставался активным до 30 июня 1919 года.

CPI использовала несколько средств массовой информации для «рекламы» войны. В годы Великой войны 1914-1919 годов информация и развлечения передавались через журналы, газеты, ноты, немые фильмы, фонографы, книги и плакаты.Доступ к радио был ограничен. Телевидения, компьютеров, Интернета и социальных сетей не существовало. Они организовали по всей стране серию публичных пропагандистов под названием «Four Minute Men», чтобы держать американцев в курсе военных действий. Комитет издавал ежедневную газету и снимал фильмы о войне. Он также разработал образовательные материалы для государственных школ и университетов, чтобы побудить молодое поколение поддержать Соединенные Штаты. КПИ даже написала специальные военные материалы, которые включали в себя молитвы для церквей и религиозных учреждений.

Понимая силу печатных изображений в форме плакатов и карикатур, Крил нанял Чарльза Дана Гибсона, чтобы возглавить Отдел графической рекламы CPI. Один из самых популярных иллюстраторов Америки и известный своим созданием изображения «Девушка Гибсона», Гибсон нанял лучших художников, художников-карикатуристов и иллюстраторов для создания 1438 дизайнов пропагандистских плакатов, открыток, кнопок и мультфильмов времен Первой мировой войны. Отдел иллюстрированной рекламы получил высокую оценку за свой вклад в военные действия.

Призыв к оружию

В то время, когда Соединенные Штаты вступили в войну, у них были очень небольшие, плохо оснащенные вооруженные силы. Художники и иллюстраторы разработали вербовочные плакаты, которые наводнили страну, соблазняя мужчин добровольно вступать в службы. Чтобы создать адекватные боевые силы, Конгресс принял Закон о выборной службе 18 мая 1917 года. Этот закон требовал, чтобы все мужчины в возрасте от 21 до 30 лет регистрировались для прохождения военной службы. К концу войны 2.На службу было призвано 8 миллионов человек.

На плакатах использовались патриотические лозунги и символы, чтобы вдохновлять американцев служить своей стране, поступая на военную службу.

Для помощи в подготовке американских солдат, дислоцированных за границей во время войны, были выпущены брошюры и буклеты, содержащие языковые переводы и информацию о местной валюте. Компания Victor Talking Machine Company разработала учебные записи на иностранном языке, включая соответствующие буклеты с переводом, для обучения французскому языку американских солдат, отправленных во Францию.

Предоставление возможностей для развлечений было способом поддержать солдат в приподнятом настроении. Американские солдаты жаждали материалов для чтения и с удовольствием слушали музыку как средство временного выхода из условий военного времени. Военная служба библиотеки Американской библиотечной ассоциации содержала библиотеки для военнослужащих как в Соединенных Штатах, так и за рубежом. Эти библиотеки не только служили средством развлечения, но и помогали бороться с низким уровнем грамотности, что беспокоит U.С. военные чиновники. Были организованы местные книжные раскопки, чтобы побудить американцев жертвовать книги для солдатских библиотек. По оценкам, между 1917 и 1920 годами для использования войсками было распространено от 7 до 10 миллионов книг и журналов.

Музыка, которую играет на Victrolas, также была популярным времяпрепровождением, и компания Victor Talking Machine Company выпустила много популярных пластинок.

[Недействительный шаблон]

Облигации займа американской свободы

Администрация Вильсона знала, что Великая война будет дорого стоить.Чтобы получить необходимые средства, министр финансов Уильям Гиббс Макаду создал облигации займа свободы. Эти государственные облигации выплачивались по процентной ставке ниже, чем у банков, но Макаду использовал пропагандистские плакаты, опираясь на патриотизм американцев, чтобы побудить их покупать облигации. Он привлек известных художников, таких как Говард Чендлер Кристи, создатель образа «Девушка Кристи», для разработки патриотических плакатов и пригласил популярных актеров, таких как Чарли Чаплин, Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс, для участия в митингах по облигациям по всей стране.

Независимо от финансовых средств, большой процент американцев купили облигации Liberty Loan. Были также кампании облигаций, возглавленные Девочками и Бойскаутами, позволяя детям участвовать в военных действиях. Во время Первой мировой войны американское правительство выпустило четыре различных облигации займа свободы, а в 1919 году была учреждена облигация займа свободы Победы для завершения оплаты военных расходов. Соединенные Штаты заплатили приблизительно 32 миллиарда долларов на финансирование войны.

[Недействительный шаблон]

Американский Красный Крест

Американский Красный Крест был основан Клариссой Харлоу (Клара) Бартон в 1881 году для оказания помощи людям, пострадавшим от стихийных бедствий или военного конфликта.В 1914 году Красный Крест направил в Европу в начале Великой войны спасательный корабль S.S. Red Cross — хирургов и медсестер, а также медикаменты.

Когда Соединенные Штаты вступили в Первую мировую войну, президент Вильсон призвал всех американцев стать волонтерами и пожертвовать средства, чтобы помочь солдатам Красного Креста, сражающимся в Европе. Чтобы подготовить организацию к войне, Генри П. Дэвисон был назначен директором. Под его руководством Американский Красный Крест оказывал услуги в Европе как военнослужащим союзников, так и американским военнослужащим, а также жертвам войны среди гражданского населения.

[Недействительный шаблон]

Американский Красный Крест был основан Клариссой Харлоу (Клара) Бартон в 1881 году для оказания помощи людям, пострадавшим от стихийных бедствий или военного конфликта. В 1914 году Красный Крест направил в Европу в начале Великой войны спасательный корабль S.S. Red Cross — хирургов и медсестер, а также медикаменты.

Когда Соединенные Штаты вступили в Первую мировую войну, президент Вильсон призвал всех американцев стать волонтерами и пожертвовать средства, чтобы помочь солдатам Красного Креста, сражающимся в Европе.Чтобы подготовить организацию к войне, Генри П. Дэвисон был назначен директором. Под его руководством Американский Красный Крест оказывал услуги в Европе как военнослужащим союзников, так и американским военнослужащим, а также жертвам войны среди гражданского населения.

Для помощи в подготовке американских солдат, дислоцированных за границей во время войны, были выпущены брошюры и буклеты, содержащие языковые переводы и информацию о местной валюте. Компания Victor Talking Machine Company разработала учебные записи на иностранном языке, включая соответствующие буклеты с переводом, для обучения французскому языку американских солдат, отправленных во Францию.

Рекомендуемая литература

  • Рассел Фридман. Война, чтобы положить конец всем войнам: Первая мировая война , Нью-Йорк: Clarion Books, 2010.
  • Эвелин М. Монахан и Розмари Нейдель-Гринли. Несколько хороших женщин , Нью-Йорк: Альфред А. Кнопф, 2010.
  • Роберт Х. Зигер. Великая война в Америке: Первая мировая война и американский опыт , Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 2000.

Какова была роль Канады во Второй мировой войне

Канада по собственной воле вступила в войну в сентябре 1939 года, потому что тогда она осознала, что нацистская Германия угрожает самому существованию западной цивилизации.

Почти с самого начала канадцы были в гуще битвы — в воздухе. В этом отношении Доминион внес свой самый заметный вклад в общие военные действия. С началом боевых действий в Канаде был разработан план подготовки ВВС Британского Содружества для развития военно-воздушных сил Великобритании, Австралии и Новой Зеландии, а также Канады. Он находился под управлением Королевских ВВС Канады и обошелся канадскому правительству более чем в 1,5 миллиарда долларов.

Здесь уместно отметить, что население Канады составляет лишь одну одиннадцатую от населения нашей страны. Поэтому мы должны умножить канадские цифры на одиннадцать, чтобы получить приблизительный американский эквивалент военных усилий Канады.

К 1944 году Королевские военно-воздушные силы Канады насчитывали более 200 000 человек. Это была лишь часть того, что сделала Канада в этом направлении, поскольку в то же время почти половина наземного персонала и более четверти численности экипажа Королевских ВВС также были канадцами.

Королевский канадский флот, начавший с нуля в 1939 году, вырос до 700 кораблей и 95 000 человек. Эта сила тоже была в битве почти с самого начала. Он участвовал в смелом спасении в Дюнкерке и брал на себя все больше и больше работы союзников по конвою через Северную Атлантику — половину к 1943 году и большую часть к концу 1944 года.

Канадская армия насчитывала в 1944 году около полумиллиона человек, пять шестых из которых пошли добровольцами на службу за границей. Некоторые из них составили большую часть сил, которые потерпели катастрофу в Дьеппе летом 1942 года.Некоторые сражались бок о бок с американцами и британцами на Сицилии и в Италии. Но основные военные усилия канадцев начались в июне 1944 года с высадки на пляжах Нормандии и продолжились боевыми действиями по всей Франции и в Германии.

канадских подразделения находились в Гонконге, когда японцы атаковали его в день Перл-Харбора, а канадское объявление войны Японии было сделано вечером перед нашим заявлением. Батальон канадских войск участвовал в высадке на Киске на Алеутских островах.

Канада не получила от нас ни цента помощи по ленд-лизу. Вместо того, чтобы получить, она отправила его в ООН. Общая сумма на конец 1944 года составляла около 4 миллиардов долларов, что больше, чем наш вклад по ленд-лизу на душу населения. С экономической точки зрения война для канадцев тяжелее, чем для нас. Средний канадский гражданин платит больше налогов и в целом подвергается более жесткому контролю. Он знает, во что обошлась война, и, будем откровенны, он знал это дольше нас.

Место Канады в мире намного больше, чем когда-либо прежде. Хотя Канада и не великая держава, она больше не маленькая. Это одна из средних держав — возможно, самая сильная из них — и как таковая непременно играет важную роль в делах мира.

В организации UNRRA, «сундука мирового сообщества», Канада стоит рядом с Соединенными Штатами и Соединенным Королевством.

Бреттон-Вудское соглашение о международной валютной стабилизации во многом воплощает план, представленный Канадой.

канадцев сыграли ведущую роль в Чикагской конференции по международной гражданской авиации; Конференция выбрала Канаду местом пребывания временной организации, которая должна подготовить почву для новой всемирной организации, которая будет регулировать гражданскую авиацию.

Канада также наложила свой отпечаток на работу Конференции в Сан-Франциско, особенно на конституцию Экономического и Социального Совета. Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций в начале 1946 года избрала Канаду членом Экономического и Социального Совета.

Из EM 47: Канада: наш самый старый добрый сосед (1946)

Как закончилась Первая мировая война: 100 лет спустя | Германия | Новости и подробные репортажи из Берлина и за его пределами | DW

« Finie la guerre ?» — «Война окончена?»

Автомобиль немецкого переговорщика, пересекший границу с бельгийской стороны 6 ноября 1918 года по пути во Францию, приподнял французских солдат. Армии все еще сражались друг с другом, но война, длившаяся более четырех лет, казалось, подходила к концу.Может быть, политики, приехавшие из Берлина, даже принесли им в качестве закуски к миру несколько сигарет? Но Матиас Эрцбергер, лидер немецкой делегации, должен был пройти. «Как некурящий, — писал он в своих мемуарах, — он не смог исполнить их желание».

Однако вместе со своим французским коллегой маршалом Фердинандом Фошем он смог исполнить желание миллионов европейцев утром 11 ноября. В этот день в железнодорожном вагоне в лесу у Компьеня, примерно в 90 километрах (56 км). миль) к северо-востоку от Парижа, они поставили свои подписи под только что согласованным прекращением огня между Германией и союзниками.Германия сдалась. Спустя несколько месяцев в знаменитой столовой Версальского дворца обе стороны официально подписали мирный договор.

Подробнее: Краудфандинговая археология раскрывает поле битвы на Ипре Первой мировой войны

Последнее немецкое наступление

Немецкие войска продвинулись вдоль Западного фронта до лета 1918 года, добившись значительного увеличения территории, хотя численность войск уменьшилась с От 5,1 до 4,2 миллиона с марта по июль.Несмотря на это, Германская империя смогла закрыть бреши в рядах, даже если только отступила от ранее раненых и выздоровевших солдат. Вдобавок начали поступать новые призывники, рожденные в 1900 году.

Бои на западном фронте были совершенно новым видом разрушений

Но немцы столкнулись с новым врагом: американцами. После объявления войны президентом США Вудро Вильсоном в апреле 1917 года американские «болваны» пересекли Атлантику в бесконечных количествах.Ранней осенью 1918 года ежедневно прибывали около 10 тысяч солдат. Историк Джон Киган признает, что молодые американские солдаты могли быть неопытными. «Однако эффект их прибытия на врага оказался решающим: это было глубоко угнетающе». В конечном итоге хорошо оснащенные силы США решили исход войны в пользу союзников.

Высокопоставленный немецкий лидер должен был признать, что войну больше нельзя выиграть и что полного краха немецкого фронта можно предотвратить только путем прекращения огня.

Подробнее: «Первая мировая война определила век»

«Одна руина за другой»

Европа пережила четыре года чудовищного кровопролития и неизвестных разрушений, когда 11 ноября было подписано перемирие. чтобы составить собственное представление о разрушениях во время своего путешествия через Бельгию и Францию: «Не осталось ни одного дома; одни руины шли за другими», — отметил он. «В лунном свете руины казались призраками в воздухе.Ни одно живое существо не показалось ».

Эрцбергер обрисовал потери в войне, которая была более смертоносной, чем любая другая на сегодняшний день. Технологические достижения и индустриализация привели к появлению оружия, которое затмило все предыдущие как по количеству, так и по качеству: почти неуязвимые танки, лодки, которые мог маневрировать под водой, артиллерия с гигантским радиусом действия, смертоносные газы.

Боевая машина Первой мировой войны: французский танк

По оценкам военных историков, во время Первой мировой войны было выпущено около 850 миллионов артиллерийских снарядов.Убийства в этой массовой войне приобрели индустриальный характер: град пуль и пулеметный огонь унесли жизни около 11 миллионов солдат. Воюющие страны набрали в общей сложности почти 56 миллионов новобранцев. Каждый день войны погибало в среднем 6000 солдат. Кроме того, более 21 миллиона солдат были ранены — они потеряли части своего тела, были парализованы или прикованы к постели, им пришлось ампутировать, либо они остались слепыми или глухими.

Подробнее: 1914: Стремительный марш к катастрофе

«Целый живот исчез»

Соответствующие опыты на фронте были тревожными: «Ужасно, когда шрапнель с такой силой входит в мягкую плоть, «вспоминает немецкий солдат Карл Байнир.«Двое наших бегунов получили прямое попадание в ночи. Вся грудь, весь живот другого исчезли. Тот, у которого был живот, сразу умер. Другой все еще мог кричать».

  • Современное искусство и Первая мировая война

    Дурное предчувствие

    Художники имели дело с возможными последствиями войны еще до начала Первой мировой войны. Когда Эмиль Нольде написал «Солдат» в 1913 году, в Европе уже витала война. Настроения разделились: одних охватили апокалиптические настроения и страх перед конфликтом, другие же жаждали войны, чтобы очистить общество от недугов.

  • Современное искусство и Первая мировая война

    В ожидании краха

    Картину Людвига Мейднера «Ужасы войны» можно рассматривать как пророческое изображение последовавших за этим событий. Еще в 1911 году его «Апокалиптические пейзажи» показали рушащийся мир, который оставил людей без защиты.

  • Современное искусство и Первая мировая война

    Новое художественное выражение

    С началом войны краски, казалось, исчезли из работ Макса Бекманна.Его «Объявление войны» 1914 года — больше эскиз, чем картина. Бекманн разработал новый язык выражения, который отличался простотой и минимализмом.

  • Современное искусство и Первая мировая война

    Художники в униформе

    Пауль Клее также отказался от традиционного стиля. Его «Вид на город Пинц, находящийся под серьезной угрозой» датирован 1915 годом. Год спустя Клее был освобожден от службы на линии фронта и начал работать в ангаре для строительства самолетов недалеко от Мюнхена.В свободное время он рисовал и рисовал перьями и акварельными ручками как на бумаге, так и на картоне.

  • Современное искусство и Первая мировая война

    Отечественная волна

    В 1915 году Рауль Дюфи написал картину «Конец Великой войны», как это представляло большинство его соотечественников. Это было прославленное изображение победы Франции с изображением немецкого орла у ног галльского петуха.

  • Современное искусство и Первая мировая война

    Травмирующий опыт

    Художник белорусского происхождения Осип Задкин работал в клинике французской армии на Западном фронте, где на собственном опыте испытал ужас сражения.В 1916 году он сам пострадал от газового отравления. Он выжил и воплотил свои воспоминания в изображения в серии рисунков.

  • Современное искусство и Первая мировая война

    Антивоенный мемориал

    Немецкий скульптор Вильгельм Лембрук создал эту скульптуру обнаженного мужчины в 1915 году. Он назвал ее «Падший человек». Как почти никакая другая работа на выставке «Авангард на войне», она представляет уязвимость человека перед разрушительными силами войны.

  • Современное искусство и Первая мировая война

    Провозглашение послевоенной эпохи

    Еще в 1914 году русский художник Казимир Малевич все еще создавал патриотические и фольклорные образы.Но его стиль радикально изменился с 1915 года. Малевич стал известен как основоположник супрематизма, художественного движения, основанного на чистой абстракции. Его программное творчество «Черный квадрат» показано вверху по центру этой картины. Это предшественник периода после 1918 года.

    Автор: Биргит Гёрц / nh


Йоханнес Гётцманн сообщил, что он и его команда искали защиты в подземном убежище. «Мы сидели внизу, когда в гараж попали.Раненых было довольно много. У одного из них больше не было ног. Обе ноги не было. Там он истек кровью ».

Поэтому неудивительно, что солдаты были среди тех, кто надеялся на прекращение войны.« Это уже не было чем-то необычным », — отметил в мае 1918 года командующий армией принц Рупрехт фон Байерн. до 20 человек дезертировали из команды из 100 человек, потому что, когда их поймали, это означало от двух до четырех месяцев тюрьмы. Это именно то, чего хотели некоторые, потому что тогда они избегали бы той или иной битвы.

В последующие месяцы линия фронта на стороне Центральных держав начала рушиться. Многие солдаты отказались сражаться. Другие сами отправились домой. «Вы лежите в постели и болеете. «Вы — сломанный навык, пуля в живот, перелом таза», — писал Альфред Дёблин в своем романе « Ноябрь 1918: Немецкая революция », описывая, как новобранцы относились к жизни.

Немецкая художница Кете Кольвиц потеряла моложе сын во время Первой мировой войны, а затем создал скульптуру «Скорбящие родители» для немецкого военного кладбища во Владсло, Бельгия; эта копия работы Йозефа Бойса находится в Кельне

Рождение «легенды об ударах кинжалом»

ряды немцев сокращались.Армейские руководители отказались брать на себя ответственность. 19 сентября 1918 года генерал Эрих Людендорф отметил: «Я попросил его величество созвать правительственное собрание тех кругов, которым мы в первую очередь должны благодарить за то, что продвинули нас так далеко. Теперь мы увидим, как этих господ переведут в министерства. Теперь они должны договориться о мире, который должен быть заключен. Они должны услышать музыку за то, что приземлили нас в этой ситуации ».

Под «этими джентльменами» Людендорф имел в виду политиков парламентских партий Германской империи, которые еще в 1917 году выступали за мирное соглашение: социал-демократов, левых либералов и Католическую центристскую партию.

Немецкий фельдмаршал Пауль фон Гинденбург

Утверждение о предполагаемом предательстве усталой от войны родины было также поддержано Полом фон Гинденбургом, самым старшим военным офицером Германской империи. Он процитировал «английского генерала», который, вероятно, никогда не произносил таких слов: «Немецкая армия получила удар в спину». Предполагаемый генерал, Фредерик Морис, яростно возражал, когда-либо говорил это, но его протесты ничего не значили. Так родилась «легенда об уколе кинжала» — утверждение, что война была проиграна из-за внутренней «измены».Он сыграл значительную роль в крахе Веймарской республики в начале 1930-х годов.

«Гнев, гнев, гнев и все еще бессмысленный»

Но задолго до этого, 11 ноября 1918 года, война, на которую так надеялись, положила конец. Однако это не означало прекращения страданий. Нищета, невзгоды и горе продолжали захватывать людей. Было также глубокое чувство, что я ни за что не сражался, ни за что не страдал. «Бесполезность, в высшей степени, — это гнев, гнев, гнев и по-прежнему отсутствие смысла в поле зрения», — сказал автор Вальтер Сернер о гневе своих соотечественников.Это ядовитое чувство охватило немцев больше, чем кого бы то ни было. Это должно было подготовить благодатную почву для политического подъема бывшего фронтовика по имени Адольф Гитлер.

Через 100 лет после перемирия в Первой мировой войне День памяти остается мощным напоминанием о цене войны

Сто лет назад — 11 ноября 1918 года, в 11 час 11 числа 11 месяца — миллионы людей сложили оружие.

Это был День перемирия, конец Первой мировой войны.

Германия, последняя воюющая держава среди Центральных держав, потерпела крах в военном, экономическом и политическом отношении.

День перемирия, позже известный как День памяти, с тех пор отмечается ежегодно.


Подробнее: Объяснение мировой политики: Великая война (Первая мировая война)


Окончание войны

11 ноября 1918 года в вагоне поезда маршала Фердинанда Фоша несколько полномочных представителей Германии и основных союзных держав подписали краткий документ, в котором было объявлено о прекращении огня с 11 утра.Тем самым они положили конец мировой бойне, которая началась в августе 1914 года и унесла жизни более 10 миллионов комбатантов и 6 миллионов мирных жителей.

Французский маршал Фердинанд Фош (второй справа) в Компьенском лесу, через несколько минут после подписания перемирия. Викикоммоны

Примечательно, что, хотя этот документ остановил боевые действия, он официально не положил конец войне. Действительно, Германия стремилась к перемирию, чтобы заключить формальный мирный договор.Этот мир был заключен восемь месяцев спустя, 28 июня 1919 года, на Парижской мирной конференции.

Перемирие также не разрешило локальные конфликты, возникшие в результате войны. Они бушевали в некоторых частях Восточной Европы и Ближнего Востока до начала 1920-х годов.

Но для большинства стран, участвовавших в Первой мировой войне, перемирие 11 ноября было днем ​​окончательного прекращения боевых действий, поэтому оно стало важным памятным событием во всем мире.

День первого перемирия

В первый День перемирия, 11 ноября 1918 года, толпы приветствовали на улицах союзных стран, таких как Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия, США, Франция и Бельгия.Люди радовались окончанию периода тотальной мобилизации, которая затронула все аспекты их жизни, причинив беспрецедентные трудности как солдатам, так и гражданским лицам.

Но для проигравших войну известие о перемирии стало шоком. Хотя некоторые были рады, что конфликт закончился, внезапный крах Германской, Австро-Венгерской и Османской империй создал питательную среду для революционных движений и дальнейших внутренних конфликтов. Для них День перемирия был моментом боли и горечи.

Ликующие толпы в День перемирия.

День второго перемирия (1919)

После первой итерации День перемирия стал более формальным и мрачным празднованием и часто проводился на военных мемориалах. Людей поощряли с уважением и торжественностью вспоминать умерших.

Время, посвященное тишине, стало частью церемонии и с тех пор занимает центральное место в праздновании Дня памяти. В Великобритании король Георг V потребовал двухминутного молчания, которое соблюдалось с 1919 года по всему Содружеству.Во Франции минута молчания была введена в 1922 году.

Молчание означало время для размышлений, размышлений, самоанализа и, прежде всего, уважения. В многоконфессиональных империях, где развивался атеизм, жест вполне мог заменить молитву.

День памяти

года считался гражданским долгом для многих, и ветераны часто играли ведущую роль в его праздновании.

С тех пор День перемирия все чаще стали называть Днем памяти. В центре внимания больше не было перемирия и окончания войны: настал день памяти, скорби и почитания погибших.

Две минуты молчания, Оксфорд-стрит, 11 ноября 1919 года. Галлика, BNF

Идея жертвоприношения стала центральной в Дне памяти, поскольку все еще живые пытались придать смысл смерти своих близких и справиться с ней. Язык памяти почитал умерших, признавая, что они пожертвовали собой не напрасно, а ради таких институтов и ценностей, как страна, король, Бог, свобода и так далее. Однако со временем этот язык стал все более оспариваться.

День памяти: войны между двумя мировыми войнами и Вторая мировая война

День памяти также использовался для протеста против войны в целом. Некоторые скорбящие и ветераны отказались присутствовать на официальных поминках. При этом они продемонстрировали свой гнев по поводу санкционированной государством бойни, которой была первая мировая война. Например, во Франции и Бельгии в 1920-х и 1930-х годах крупные пацифистские движения использовали День памяти и некоторые военные мемориалы, чтобы подчеркнуть тщетность войны и национализма.

Такие протесты в День памяти носили откровенно политический характер, и исторический контекст изменил значение этих демонстраций. По всей оккупированной нацистами Европе тайные церемонии Дня памяти использовались как знак протеста против немецкой оккупации во время Второй мировой войны и как напоминание им, что они потерпели поражение в предыдущей войне.

День памяти сейчас

Сегодня празднование перемирия 11 ноября отмечается во многих странах по всему миру (в основном тех, кто находится на «победившей» стороне войны) под разными названиями: День перемирия, День памяти, День мака, 11 ноября , Национальный День Независимости или День ветеранов.Для некоторых этот день — государственный праздник.

Каждый штат, отмечающий День памяти, придает этому празднованию разное значение. Выступления во Франции выражают сожаление по поводу человеческих жертв и настаивают на ценности мира во время официальных церемоний. Однако в Польше этот день знаменует возрождение нации и время праздновать.

В США отмечают память ветеранов всех войн, в то время как в Австралии немногие посещают День памяти. Толпа предпочитает приходить на День Анзака 25 апреля — более патриотичную службу и государственный праздник.

Немецкое военное кладбище Лангемарк, Бельгия. Shutterstock

По мере того, как первая мировая война все больше затухает во времени, один из способов не забывать о тех, кто погиб в этом конфликте, заключался в постепенном включении поминовения погибших в более недавних конфликтах в церемонии Дня поминовения, как это имеет место в США. Великобритания и Франция. Таким образом, празднование остается актуальным для более широкого населения, но также предотвращает увеличение числа особых дней для официальных государственных мероприятий.

Сегодня, как и в прошлом, акции протеста продолжают быть частью Дня памяти. Недавно в Великобритании мужчина был оштрафован на 50 фунтов стерлингов за сжигание мака в День памяти в знак протеста против нынешнего размещения британских войск. Празднование также было мобилизовано различными ультраправыми движениями по всей Европе для продвижения своих целей.

100-летие памяти

Спустя сто лет после этого события День памяти и мемориалы Первой мировой войны все еще дают время и место, чтобы вспомнить тех, кто сражался и погиб в конфликте.Для большинства пожилых людей среди нас это поколение их родителей; прошлое, с которым они все еще живут.

11 ноября 2018 года, в ознаменование 100-летия окончания одного из самых смертоносных конфликтов в мире, вы можете посетить службу в День памяти. Вы можете не делать этого или даже не замечать, что это День памяти.

В течение минуты молчания вы можете поразмышлять о значении войны и ее длительных последствиях, ее тщетности или ее величии, подумать о члене семьи или о погоде.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *