литераторы, пожалуйста, объясните смысл стихотворения «ничего не понимают» Маяковского
За своим амплуа хулигана Маяковский скрывал душу тонкую, ищущую любви и любящую, защищая ее от тех, кто ничего не понимают.Стихотворение выдержано в футуристическом духе, представляет собой короткую зарисовку из жизни, хотя нет ни одного свидетельства о том, что подобный случай действительно имел место в жизни поэта. Тем не менее, сценка, разыгравшаяся в парикмахерской, представлена так живо и образно, что сомневаться не приходится: Маяковский действительно был ее непосредственным участником и умышленно спровоцировал конфликт.
Начинается все с того, что поэт просит парикмахера причесать ему уши. Причем, обращается к мастеру покойно и предельно вежливо. Однако, глядя на странного посетителя, «парикмахер сразу стал хвойный, лицо вытянулось как у груши», разразился бранью на радость любопытных прохожих, головы которых то и дело мелькали за окном, «выдергиваясь из толпы, как старая редька».
Теперь обратите внимание название самого стихотворения, в который поэт вложил основной смысл всего произведения. Если рассматривать его с точки зрения футуризма, то Маяковский всего лишь хотел сказать, что его и других поэтов, являющихся приверженцами этого направления, попросту никто не понимает. И чтобы донести до читателей эту мысль, была разыграна нелепая сценка.
Кроме того, в желании поэта иметь причесанные уши скрыт обычный комплекс молодого человека, который стеснялся знакомиться с девушками из-за своей чрезмерной лопоухости. И именно об этом Маяковский тоже хотел рассказать в своем стихотворении, переполненном личными переживаниями, которые окружающие просто отказывались замечать.
Прошли годы, и поэт тоже перестал обращать внимание на свой недостаток внешности, но при этом укрепился в мысли, что он совершенно никому не нужен, и ни одному человеку в мире нет никакого дела до его душевных переживаний, скрытых под маской безразличия.
Источник: http://pishi-stihi.ru/
otvet.mail.ru
Ничего не понимаю! Как язык мешает исповеди
Последние годы я все чаще замечаю, насколько же трудно моим прихожанам говорить, то есть выражать свои мысли и понимать обращенную к ним речь. Общаюсь с ними — и ловлю себя на том, что просто не понимаю, о чем это они.
Наверняка мои собеседники видят в такие моменты мой недоуменный взгляд, а уж их недоуменные взгляды в мою сторону — дело обыденное. Казалось бы, мне проще — какой-никакой пастырский опыт есть, да и стараюсь дифференцированно подходить к каждому, исходя из уровня подготовки прихожанина, его ума и сообразительности… но вот понять сразу четко и определенно, что же мне хотят сказать, получается не сразу.
А ведь так было не всегда. Я прекрасно помню рассказы и исповеди сельских бабушек в те годы, когда Православие только возрождалось. Это те самые прихожанки, которые хранили веру в самые глухие годы, которые приходили молиться к закрытому храму, а когда храм сносили — читали на развалинах акафисты. И я, только-только рукоположенный тогда в иерейский сан, восхищался образностью, глубиной, а часто и красотой речи прихожанок. В ней не было так называемых «церковных стандартных формул», столь ныне распространившихся. Никто не говорил что-то вроде «меня, батюшка, искушают» или «согрешил вольно и невольно». Был просто сокрушенный рассказ о собственных падениях, иногда столь яркий, что картинка сама рисовалась, и ответить было проще, если вопрос возникал.
Теперь все иначе.
На исповеди — сухость, обобщенность, а иногда и просто зазубренность очередной брошюры с перечнем всех мыслимых и немыслимых грехов. Просто в беседе — неумение изложить суть проблемы или даже просьбы.
Эта сложность возникает не только от бедности словарного запаса — есть и другая причина. Почему-то принято считать, что беседа с священником должна вестись особым порядком, так называемым «церковным языком». И вот слышишь то речь настолько елейную, что потом хочется c каким-нибудь хулиганом пообщаться, то сухие обобщения с такими богословскими изысками, что экзамены по догматике как песня вспоминаются. Но ведь его нет — какого-то особого церковного языка общения!
А вот что точно есть, так это связь между речью христианина и его внутренним состоянием, пониманием и истин веры, и себя самого. Но связь эта опосредованная — через чтение.
Я не могу себе представить духовную жизнь без духовной литературы. Нельзя нынче исповедовать Православие и при этом не любить духовную книгу. Мне трудно служить и общаться со священником, у которого дома нет библиотеки, который решил, что семинарского образования вполне достаточно, проповедь которого состоит из стандартных, из года в год повторяемых речевых оборотов. Аналогично и с прихожанами.
Читающий — станет говорящим и даже при скромности, замкнутости и стыдливости сможет охарактеризовать проблему, задать вопрос или разъяснить ситуацию.
В противном же случае речевая бедность может сильно осложнить человеку его духовную жизнь. Прежде всего она мешает ему исповедоваться. И не в том дело, что он сознательно что-то утаивает, а просто не может внятно высказать свою мысль. Это и для священника создает трудности, ведь если человека не понимаешь, то как найти именно те слова, которые сейчас ему необходимы? Одно дело, когда исповедник просто перечислил свои грехи и заверил, что раскаивается в них, и совсем другое, когда он вообще не может охарактеризовать свой грех. Исповедь — она ведь двояка: не только констатация греха, но и нахождение пути к его преодолению. А как найти этот путь? Только в разговоре исповедника со священником, когда оба друг друга понимают.
Но не только в исповеди дело. Вот представьте, начинает человек в кругу своих близких, знакомых свидетельствовать о вере, но не может найти подходящих слов, не может внятно изложить свою позицию. Что происходит дальше? Нередко он начинает возмущаться, обвинять окружающих — и становится типичным «рассерженным православным».
Кстати, такие конфликты из-за неумения донести свою мысль бывают не только между верующими и неверующими. Среди верующих, воцерковленных людей такое тоже случается. К примеру, больше двух лет у нас на приходе было «противостояние» верующей мамы и верующей дочери. Все попытки их примирить оставались безуспешными. Пришлось идти к нашему «православному аксакалу», старейшему батюшке в епархии, мудрости искать. Совет был абсолютно неожиданным: «Они не понимают друг друга. Сходи к ним в гости и поговори в домашней обстановке». Не хочу сказать, что мир и благополучие на веки вечные в этом семействе воцарились, но стало ясно и понятно, что и мать, и дочь просто об одном и том же говорили на разных языках.
Само собой, возникает вопрос: что делать? Вот осознал христианин, что речь его бедна и что это создает ему проблемы — а что дальше? Как бороться? Прежде всего это, разумеется, молитва. Причем молиться нужно правильно — не только в смысле правильного произношения, певучести и придыхания. Главное — в том, чтобы вдумываться в каждое слово. Но кроме молитвы нужно еще и книжки читать, причем не только духовные, с грифом Издательского совета, но и светскую литературу. И традиционную классику, и ту, что можно назвать классикой современной. Поверьте, она есть
Читайте другие материалы из темы номера «Казус Шарикова»:
Александр Ткаченко. ЧЕЛОВЕК СЛОВА
Как слово участвует в нашей жизни, необходимо ли оно только лишь для связи с внешним миром, или наша душа нуждается в нем сама по себе? Правда ли, что вопрос владения речью — это вопрос о мере нашей человечности? Кто прав с точки зрения христианства — монахи-молчальники или блистательные проповедники? И, наконец, так ли уж нужно христианину быть грамотным?…
ФИЗКУЛЬТУРА РЕЧИ. Главные языковые ошибки и работа над ними. Ирина Лукьянова
Взрослые люди, выходя на публику с докладом, жмутся, краснеют и двух слов связать не могут. Приходя за советом к специалисту — ходят вокруг да около, никак не могут изложить суть дела. На краткий вопрос «о чем книга» отвечают долгим подробным пересказом. Обрывки случайных разговоров, доносящихся до нас на улицах, в транспорте, в кафе, удручают обилием мата. Что происходит с нашей речью? Неужели мы разучились говорить? Или никогда не умели? И как научиться…
8 способов заговорить.Владимир Аннушкин
Ритор не заливается соловьем — он говорит для людей, а не для самовыражения. Он вызывает у своей аудитории нужные эмоции, настраиваясь на бодрое и энергичное общение. Произнося речь, он помнит, что обращается к людям, а не к бумажке с текстом выступления ….
Фото Olly Newport
foma.ru
«Он ничего не понимает…»
Едва появившись на свет, маленький человек становится центром всей жизни семьи. И если он плохо спит, не держит головку, не садится вовремя, не встает на ножки — в доме тревога. Но поразительно, как часто нежная забота о здоровье и благополучии любимого существа сочетается с бесконечным равнодушием к его внутреннему миру.
«Он еще маленький, ничего не понимает…» Удобная формула, за ней можно спрятать все — свою неправоту, незнание, неспособность проникнуть в сложности детской психологии…
А ребенок хоть и мал, беспомощен, но уже человечек. Мозг его с момента рождения воспринимает окружающее. И не только воспринимает: все внешние впечатления откладываются в его сознании и оставляют след — часто глубокий, на всю жизнь.
Научные данные говорят о том, что ребенок уже в первые часы жизни отличает громкий, резкий человеческий голос от спокойного, мягкого. А через несколько дней «узнает» голос матери, особенно внимательно прислушивается к нему, выделяет среди прочих звуков.
Местный и двухмесячный малыш уже пытается двигать губами, складывает рот соответственно словам, которые произносит склонившийся над ним взрослый — копирует звуки «о»» «у», «а». Вы, конечно, не раз наблюдали, что притворный плач матери обязательно вызывает у младенца плаксивую гримасу, а смех — улыбку, да еще какую широкую, сияющую, от уха до уха.
Особенно обостренно воспринимают дети слова и действия тех, кого они уже любят,— родителей, воспитателей. Их манеру говорить, тон, интонации, жестикуляцию, выражение лица — все это ребенок копирует. И хорошее и плохое.
Пока ребенок совсем маленький, он только смотрит и слушает. Но становится старше, овладевает движениями, голосом, мимикой и начинает сам воспроизводить то, что воспринял. Привычки, основанные на собственном опыте малыша, образуются быстро. Покричал — взяли на руки; закатился — дали соску; еще покричал — стали укачивать.
Привыкнуть легко, а вот отвыкнуть трудно. Нужно двадцать — тридцать раз не взять ребенка на руки в момент крика, чтобы он понял: плач не вызывает желательной реакции, не заставляет взрослых «сжалиться» над ним.
Для того, чтобы ребенок отвык от привычки, в соответствующих клетках его мозга должен развиться тормозной процесс. А именно этот процесс у ребенка пока слаб. Он укрепляется, тренируется по мере роста малыша, усиливаясь с каждым месяцем и годом жизни, но еще много лет будет несравненно слабее, чем у нас, взрослых. Поэтому и говорят ученые о трудности произвольного, волевого затормаживания всех состояний детского организма. Если ребенок чем-то огорчен, громко плачет или даже кричит, ему самому трудно, почти невозможно быстро успокоиться.
Его воля слишком слаба, он весь во власти охватившей его эмоции. Нельзя резко требовать: «Замолчи!», «Прекрати сию же минуту» — и при этом еще срываться на крик, топать ногами, шлепать ребенка. Он же не умеет, не может этого сделать «сию минуту». Конечно, трехмесячный малыш не поймет значения каждого вашего слова, но общий тон, общее недоброжелательное настроение поймет и усвоит очень хорошо. А после восьми месяцев и значение слов перестает быть для него недоступным.
Вот так, мало-помалу у ребенка может складываться плохой характер. Он станет раздражительным, крикливым, злым, а когда вырастет, проявит по отношению к вам, да и ко всем окружающим, ту же самую грубость, которой научили его вы.
У ребенка после 5—7 месяцев и особенно к концу первого года жизни быстро нарастает интерес к окружающему, появляется много немых вопросов. Он тянется ручкой к предметам, ему многое хочется сказать, и он пытается сделать это, мобилизуя все доступные ему слова и звуки. Родители заняты. Малыш едва открыл рот, потянулся руками из кроватки — как ему приказывают сидеть смирно, суют куклу, мишку или другую привычную, не интересующую его сейчас игрушку. Ребенок не удовлетворен. Возникший интерес не получил ответа. Это раздражает нервную систему (мы же помним — маленький человек не может собственными силами заглушить возникшее у него желание). Повторится такая ситуация два-три раза, и, глядишь, малыш стал быстро раздражаться, капризничать, а то и замахиваться на мать своим кулачком… Кто виноват? Уж, конечно, не ребенок. Просто нервная система его не выдержала непосильного груза неудовлетворенных, не нашедших естественной разрядки возбуждений.
Чтобы этого не случилось, никогда, ни в коем случае не отмахивайтесь от ребенка. Удовлетворите немую его просьбу пообщаться с вами, узнать что-то новое, услышать ваш голос, вашу спокойную, добрую интонацию. Покажите малышу интересующий его предмет, спокойно о нем расскажите. Не беда, что ребенок далеко не все поймет: доброе семя не пропадет, полежит до времени, чтобы потом дать всходы. Говорите ласковым, но человеческим, а не кукольным языком, не подлаживайтесь под «стиль» малыша, сюсюкая и коверкая слова.
Всячески поощряйте присущее ребенку от природы стремление узнавать новое, иначе, не получая ответа на свои вопросы, малыш в конце концов перестанет эти вопросы задавать, станет умственно ленивым и безразличным. А потом, через годы, когда он начнет приносить из школы двойки, когда вы с ужасом заметите, что ничего ему по-настоящему не интересно,— вспомните ли вы, как сами гасили первые искорки естественной детской любознательности.
Ваш спокойный, ласковый тон, улыбку на лице, готовность выслушать и ответить ребенок не только воспримет, но и незамедлительно воспроизведет. Внимательно посмотрите на лица детей — и вы увидите, что у них очень рано проявляется характерное индивидуальное выражение, отражающее то, что они видят вокруг себя. Если взрослые всегда хмуры, сердиты, редко улыбаются, то таким же сердитым будет выглядеть и их ребенок. Понаблюдайте за вашими детьми. Понаблюдайте тонко и внимательно. Вы увидите немало полезного и для себя самих.
Многие родители злоупотребляют запретами: «нет», «нельзя», «не ходи», «не бери», «не пущу». Это страшные слова, вызывающие большое нервное напряжение у ребенка. Да и не только у него.
Представьте себе, что на все ваши просьбы и обращения кто-то из близких, скажем, муж, отвечает только «нет». Это неминуемо вызовет у вас раздражение. Вы что-то просите, чего-то ждете, мозг возбужден, а резкое «нет» требует незамедлительного волевого воздействия, способного погасить возбуждение нервных центров. Это трудно вам, а ребенку, у которого, как мы говорили, воля слаба, в десять раз труднее. Острым словом «нет», как всяким острым оружием, нужно пользоваться с большой осторожностью.
Но нельзя же разрешать детям все? Да, нельзя. Ребенок с самого раннего возраста должен твердо понять: ему дозволено далеко не все, существуют твердые запреты, которых не опрокинешь ни слезами, ни криками. Только вместо резкого, грубого, оскорбительного «нет» приучите его к «нет» спокойному, даже ласковому — но от того не менее непреложному. Не злоупотребляйте запретами по пустякам, но если уж вы что-то не разрешаете, будьте тверды, не меняйте своих решений, поддавшись чувству жалости или настроению.
Да, вы не можете удовлетворить все желания малыша. Но подумайте о форме отказа и объясните его причину — даже самому маленькому объясните, который «ничего не понимает». Если отказ объяснен — он не воспринимается как несправедливость, а это очень важно.
Мать держит на руках полугодовалого малыша. Он тянется к яркой вазе на столе, кричит и требует ее. Одна мать резко оборвет сынишку: «Нельзя, не смей» — да еще шлепнет. Другая ласково скажет: «Нельзя, милый, разобьешь»,— погладит его протянутую ручку, прижмет к себе. А потом постарается переключить внимание малыша на что-нибудь другое: «Посмотри, полетела птичка, пойдем к окошку…» Ваза забыта, малыш доволен, но «нельзя» матери запечатлелось в его сознании. А если бы он не успокоился, а расплакался, разнервничался, обиженный резкостью и несправедливостью (представьте себе, что даже самые маленькие способны чувствовать на свой лад несправедливость и страдать от этого), никаких следов материнского «нельзя» не осталось бы в мозгу, все стерто перевозбуждением нервных центров, не нашедшим естественной разрядки.
Это лишь пример ответа. Стандартов здесь нет и не может быть. Будьте терпеливы и последовательны — это самое главное: вполне естественно, что отец и мать не могут быть всегда и во всем согласны друг с другом. В семье возможны споры, разные мнения, в частности и по поводу воспитания детей. Недопустимо, чтобы эти разногласия в резкой форме, иногда с грубыми выражениями обсуждались в присутствии малыша — даже трехмесячного. «Он ничего не понимает, еще маленький…». Нет, ребенок превосходно усваивает атмосферу ссоры, неуважительное отношение друг к другу близких ему людей. И к тому же инстинктивно принимает позицию того, чьи действия ему выгодны. Когда, скажем, отец требует, чтобы сынишка доел суп до конца, а мама защищает его, мама «хорошая», а папа «плохой».
Если посмотреть глубже, не с этого ли начинается формирование эгоизма?
Человеческий мозг развивается рано, он живо воспринимает все, что вокруг него происходит. Воспринимает и усваивает, а след усвоенного остается на всю жизнь.
— Профессор З. Коларова
mediinfa.ru
Ничего не понимаю: skitalets
Иногда мне кажется, что я ничего в этой жизни не понимаю.Меня совершенно не возбуждают слова VIP, «элитный» и «эксклюзивный», и мне не хочется купить беломрамерный дом в престижном поселке за высоким забором. Мне не нужны суперкары, я не очень понимаю, чем Ferari отличается от Lamborgini и почему я должен мечтать о ревущем куске металла.
Я совсем равнодушен к платиновым часам, золотым унитазам и актуальной одежде. Меня не обламывает посмотреть время на мобильном и носить в будни простой, но хорошо сидящий костюм, а на выходных толстовку, мокасины и джинсы.
Мне всегда было очень скучно в ночных клубах и так называемых «модных» местах. Когда я туда ходил, люди казались пластмассовыми, силиконовые улыбки притворными, а от прокуренного воздуха всегда хотелось выйти на улицу. Из-за этого многие считают меня занудой, социопатом и нищебродом. Ведь я никогда не понимал, почему пучок экологической спаржи стоит половину зарплаты сельской учительницы, а обсуждения того, в каком заведении «лучший в городе» тирамису и где нонче принято кушать сибаса, всегда навевали смертную скуку.
Может быть, я просто очень скучный человек. По вечерам я читаю книги, и на выходных меня всегда тянет из города туда, где природа. Хочется ходить, ездить, узнавать, смотреть. При этом в отелях ценю только чистоту, расположение и вид из окна. Посетив более 35 стран в совершенно разном формате, окончательно понял, что качество отдыха почти никак не зависит от количество потраченных на него денег. То же самое можно сказать и о качестве жизни.
При этом я не верю ни в какой дауншифтинг. Не думаю, что можно стать счастливым, занимаясь плетением фенечек на Гоа, питаясь праной и живя только на случайные заработки. Нужно иметь профессию или свое дело, вкладывать в работу максимум усилий, быть успешным в том, что ты делаешь и хорошо зарабатывать. Только так можно, действительно, добавить свою песчинку в благое дело улучшения этого мира.
Скажите, доктор, меня вылечат?
skitalets.livejournal.com