Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву», Медное – читать
Медное [Глава 19]
Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву. Главы 19, 20: Медное, Тверь. Аудиокнига
«Во поле береза стояла, во поле кудрявая стояла, ой люли, люли, люли, люди…» Хоровод молодых баб и девок; пляшут; подойдем поближе, – говорил я сам себе, развертывая найденные бумаги моего приятеля. Но я читал следующее.
Не мог дойти до хоровода. Уши мои задернулись печалию, и радостный глас нехитростного веселия до сердца моего не проник. О мой друг! Где бы ты ни был, внемли и суди.[1]
Каждую неделю два раза вся Российская империя извещается,[2] что Н. Н. или Б. Б. в несостоянии или не хочет платить того, что занял, или взял, или чего от него требуют. Занятое либо проиграно, проезжено, прожито, проедено, пропито, про… или раздарено, потеряно в огне или воде, или Н. Н. или Б. Б. другими какими-либо случаями вошел в долг или под взыскание. То и другое наравне в ведомостях приемлется.
Публикуется: «Сего… дня полуночи в 10 часов, по определению уездного суда или городового магистрата, продаваться будет с публичного торга отставного капитана Г… недвижимое имение, дом, состоящий в… части, под э… и при нем шесть душ мужеского и женского полу; продажа будет при оном доме.
Желающие могут осмотреть заблаговременно».
На дешевое охотников всегда много. Наступил день и час продажи.
Покупщики съезжаются. В зале, где оная производится, стоят неподвижны на продажу осужденные.
Старик лет в 75, опершись на вязовой дубинке, жаждет угадать, кому судьба его отдаст в руки, кто закроет его глаза. С отцом господина своего он был в Крымском походе, при фельдмаршале Минихе; в Франкфуртскую баталию он раненого своего господина унес на плечах из строю.[3] Возвратясь домой, был дядькою своего молодого барина. Во младенчестве он спас его от утопления, бросаясь за ним в реку, куда сей упал, переезжая на пароме, и с опасностию своей жизни спас его. В юношестве выкупил его из тюрьмы, куда посажен был за долги в бытность свою в гвардии унтер-офицером.
Старуха 80 лет, жена его, была кормилицею матери своего молодого барина; его была нянькою и имела надзирание за домом до самого того часа, как выведена на сие торжище. Во все время службы своея ничего у господ своих не утратила, ничем не покорыстовалась, никогда не лгала, а если иногда им досадила, то разве своим праводушием.
Женщина лет в 40, вдова, кормилица молодого своего барина. И доднесь чувствует она еще к нему некоторую нежность. В жилах его льется ее кровь.
Она ему вторая мать, и ей он более животом своим обязан, нежели своей природной матери. Сия зачала его в веселии, о младенчестве его не радела.
Кормилица и нянька его были воспитанницы.[4] Они с ним расстаются, как с сыном.
Молодица 18 лет, дочь ее и внучка стариков. Зверь лютый, чудовище, изверг! Посмотри на нее, посмотри на румяные ее ланиты, на слезы, лиющиеся из ее прелестных очей. Не ты ли, не возмогши прельщением и обещаниями уловить ее невинности, ни устрашить ее непоколебимости угрозами и казнию, наконец употребил обман, обвенчав ее за спутника твоих мерзостей, и в виде его насладился веселием, которого она делить с тобой гнушалася. Она узнала обман твой. Венчанный с нею не коснулся более ее ложа, и ты, лишен став твоея утехи, употребил насилие. Четыре злодея, исполнители твоея воли, держа руки ее и ноги… но сего не окончаем. На челе ее скорбь, в глазах отчаяние.
Она держит младенца, плачевный плод обмана или насилия, но живой слепок прелюбодейного его отца. Родив его позабыла отцово зверство, и сердце начало чувствовать к нему нежность. Она боится, чтобы не попасть в руки ему подобного.
Младенец… Твой сын, варвар, твоя кровь. Иль думаешь, что где не было обряда церковного, тут нет и обязанности? Иль думаешь, что данное по приказанию твоему благословение наемным извещателем слова божия сочетование их утвердило, иль думаешь, что насильственное венчание во храме божием может назваться союзом? Всесильный мерзит принуждением, он услаждается желаниями сердечными. Они одни непорочны, О! колико между нами прелюбодейств и растления совершается во имя отца радостей и утешителя скорбей, при его свидетелях, недостойных своего сана.
Детина лет в 25, венчанный ее муж, спутник и наперсник[5] своего господина. Зверство и мщение в его глазах. Раскаивается о своих к господину своему угождениях. В кармане его нож, он его схватил крепко; мысль его отгадать нетрудно… Бесплодное рвение. Достанешься другому. Рука господина твоего, носящаяся над главою раба непрестанно, согнет выю твою на всякое угождение. Глад, стужа, зной, казнь, все будет против тебя. Твой разум чужд благородных мыслей. Ты умереть не умеешь. Ты склонишься и будешь раб духом, как и состоянием. А если бы восхотел противиться, умрешь в оковах томною смертию. Судии между вами нет. Не захочет мучитель твой сам тебя наказывать. Он будет твой обвинитель. Отдаст тебя градскому правосудию. – Правосудие! – где обвиняемый не имеет почти власти оправдаться. – Пройдем мимо других несчастных, выведенных на торжище.
Едва ужасоносный молот[6] испустил тупой свой звук и четверо несчастных узнали свою участь, – слезы, рыдание, стон пронзили уши всего собрания. Наитвердейшие были тронуты.
Окаменелые сердца! Почто бесплодное соболезнование? О квакеры![7] Если бы мы имели вашу душу, мы бы сложилися и, купив сих несчастных, даровали бы им свободу. Жив многие лета в объятиях один другого, несчастные сии к поносной продаже восчувствуют тоску разлуки. Но если закон иль, лучше сказать, обычай варварский, ибо в законе того не писано, дозволяет толикое человечеству посмеяние, какое право имеете продавать сего младенца? Он незаконнорожденный. Закон его освобождает. Постойте, я буду доноситель; я избавлю его. Если бы с ним мог спасти и других! О счастие! Почто ты так обидело меня в твоем разделе? Днесь жажду вкусити прелестного твоего взора, впервые ощущать начинаю страсть к богатству. – Сердце мое столь было стеснено, что, выскочив из среды собрания и отдав несчастным последнюю гривну из кошелька, побежал вон. На лестнице встретился мне один чужестранец, мой друг.
– Что тебе сделалось? Ты плачешь?
– Возвратись, – сказал я ему, – не будь свидетелем срамного позорища.
Ты проклинал некогда обычай варварский в продаже черных невольников в отдаленных селениях твоего отечества; возвратись, – повторил я, – не будь свидетелем нашего затмения и да не возвестиши стыда нашего твоим согражданам, беседуя с ними о наших нравах.
– Не могу сему я верить, – сказал мне мой друг, – невозможно, чтобы там, где мыслить и верить дозволяется всякому кто как хочет, столь постыдное существовало обыкновение.
– Не дивись, – сказал я ему, – установление свободы в исповедании обидит одних попов и чернецов, да и те скорее пожелают приобрести себе овцу, нежели овцу во Христово стадо. Но свобода сельских жителей обидит, как то говорят, право собственности. А все те, кто бы мог свободе поборствовать, все великие отчинники,[8] и свободы не от их советов ожидать должно, но от самой тяжести порабощения.
[1] А. М. Кутузов, к которому обращается Радищев, находился с 1789 г. в Берлине. Далее следуют записки, принадлежавшие автору «Проектов в будущем» («Хотилов», «Выдропуск»).
[2] Единственные русские газеты «Санкт-Петербургские ведомости» и «Московские ведомости» выходили дважды в неделю.
[3] Имеются в виду поход фельдмаршала Миниха (1683–1767) в Крым (1736) и победа русских при Кунерсдорфе (1759), открывшая путь к Франкфурту-на-Одере в Семилетнюю войну (1756–1763).
[4] Воспитанницы – здесь: воспитательницы.
[5] Наперсник – любимец.
[6] Ужасоносный молот – молоток аукционера.
[7] Квакеры – религиозная секта в Англии и США. Их лозунги: любовь к ближним и самоусовершенствование. Выступали за свободу негров.
[8] Великие отчинники – владельцы громадных имений (отчин, вотчин).
rushist.com
Читать онлайн электронную книгу Путешествие из Петербурга в Москву — МЕДНОЕ бесплатно и без регистрации!
«Во поле береза стояла, во поле кудрявая стояла, ой люли, люли, люли, люди…» Хоровод молодых баб и девок; пляшут; подойдем поближе, – говорил я сам себе, развертывая найденные бумаги моего приятеля. Но я читал следующее.
Не мог дойти до хоровода. Уши мои задернулись печалию, и радостный глас нехитростного веселия до сердца моего не проник. О мой друг! Где бы ты ни был, внемли и суди.[189]А. М. Кутузов, к которому обращается Радищев, находился с 1789 г. в Берлине. Далее следуют записки, принадлежавшие автору «Проектов в будущем» («Хотилов», «Выдропуск»).
Каждую неделю два раза вся Российская империя извещается,[190]Единственные русские газеты «Санкт-Петербургские ведомости» и «Московские ведомости» выходили дважды в неделю. что Н. Н. или Б. Б. в несостоянии или не хочет платить того, что занял, или взял, или чего от него требуют. Занятое либо проиграно, проезжено, прожито, проедено, пропито, про… или раздарено, потеряно в огне или воде, или Н. Н. или Б. Б. другими какими-либо случаями вошел в долг или под взыскание. То и другое наравне в ведомостях приемлется.
Публикуется: «Сего… дня полуночи в 10 часов, по определению уездного суда или городового магистрата, продаваться будет с публичного торга отставного капитана Г… недвижимое имение, дом, состоящий в… части, под э… и при нем шесть душ мужеского и женского полу; продажа будет при оном доме.
Желающие могут осмотреть заблаговременно».
На дешевое охотников всегда много. Наступил день и час продажи.
Покупщики съезжаются. В зале, где оная производится, стоят неподвижны на продажу осужденные.
Старик лет в 75, опершись на вязовой дубинке, жаждет угадать, кому судьба его отдаст в руки, кто закроет его глаза. С отцом господина своего он был в Крымском походе, при фельдмаршале Минихе; в Франкфуртскую баталию он раненого своего господина унес на плечах из строю.[191]Имеются в виду поход фельдмаршала Миниха (1683–1767) в Крым (1736) и победа русских при Кунерсдорфе (1759), открывшая путь к Франкфурту-на-Одере в Семилетнюю войну (1756–1763). Возвратясь домой, был дядькою своего молодого барина. Во младенчестве он спас его от утопления, бросаясь за ним в реку, куда сей упал, переезжая на пароме, и с опасностию своей жизни спас его. В юношестве выкупил его из тюрьмы, куда посажен был за долги в бытность свою в гвардии унтер-офицером.
Старуха 80 лет, жена его, была кормилицею матери своего молодого барина; его была нянькою и имела надзирание за домом до самого того часа, как выведена на сие торжище. Во все время службы своея ничего у господ своих не утратила, ничем не покорыстовалась, никогда не лгала, а если иногда им досадила, то разве своим праводушием.
Она ему вторая мать, и ей он более животом своим обязан, нежели своей природной матери. Сия зачала его в веселии, о младенчестве его не радела.
Кормилица и нянька его были воспитанницы.[192]Воспитанницы – здесь: воспитательницы. Они с ним расстаются, как с сыном.
Молодица 18 лет, дочь ее и внучка стариков. Зверь лютый, чудовище, изверг! Посмотри на нее, посмотри на румяные ее ланиты, на слезы, лиющиеся из ее прелестных очей. Не ты ли, не возмогши прельщением и обещаниями уловить ее невинности, ни устрашить ее непоколебимости угрозами и казнию, наконец употребил обман, обвенчав ее за спутника твоих мерзостей, и в виде его насладился веселием, которого она делить с тобой гнушалася. Она узнала обман твой. Венчанный с нею не коснулся более ее ложа, и ты, лишен став твоея утехи, употребил насилие. Четыре злодея, исполнители твоея воли, держа руки ее и ноги… но сего не окончаем. На челе ее скорбь, в глазах отчаяние.
Она держит младенца, плачевный плод обмана или насилия, но живой слепок прелюбодейного его отца. Родив его позабыла отцово зверство, и сердце начало чувствовать к нему нежность. Она боится, чтобы не попасть в руки ему подобного.
Младенец… Твой сын, варвар, твоя кровь. Иль думаешь, что где не было обряда церковного, тут нет и обязанности? Иль думаешь, что данное по приказанию твоему благословение наемным извещателем слова божия сочетование их утвердило, иль думаешь, что насильственное венчание во храме божием может назваться союзом? Всесильный мерзит принуждением, он услаждается желаниями сердечными. Они одни непорочны, О! колико между нами прелюбодейств и растления совершается во имя отца радостей и утешителя скорбей, при его свидетелях, недостойных своего сана.
Детина лет в 25, венчанный ее муж, спутник и наперсник[193]Наперсник – любимец. своего господина. Зверство и мщение в его глазах. Раскаивается о своих к господину своему угождениях. В кармане его нож, он его схватил крепко; мысль его отгадать нетрудно… Бесплодное рвение. Достанешься другому. Рука господина твоего, носящаяся над главою раба непрестанно, согнет выю твою на всякое угождение. Глад, стужа, зной, казнь, все будет против тебя. Твой разум чужд благородных мыслей. Ты умереть не умеешь. Ты склонишься и будешь раб духом, как и состоянием. А если бы восхотел противиться, умрешь в оковах томною смертию. Судии между вами нет. Не захочет мучитель твой сам тебя наказывать. Он будет твой обвинитель. Отдаст тебя градскому правосудию. – Правосудие! – где обвиняемый не имеет почти власти оправдаться. – Пройдем мимо других несчастных, выведенных на торжище.
Едва ужасоносный молот[194]Ужасоносный молот – молоток аукционера. испустил тупой свой звук и четверо несчастных узнали свою участь, – слезы, рыдание, стон пронзили уши всего собрания. Наитвердейшие были тронуты.
Окаменелые сердца! Почто бесплодное соболезнование? О квакеры![195]Квакеры – религиозная секта в Англии и США. Их лозунги: любовь к ближним и самоусовершенствование. Выступали за свободу негров. Если бы мы имели вашу душу, мы бы сложилися и, купив сих несчастных, даровали бы им свободу. Жив многие лета в объятиях один другого, несчастные сии к поносной продаже восчувствуют тоску разлуки. Но если закон иль, лучше сказать, обычай варварский, ибо в законе того не писано, дозволяет толикое человечеству посмеяние, какое право имеете продавать сего младенца? Он незаконнорожденный. Закон его освобождает. Постойте, я буду доноситель; я избавлю его. Если бы с ним мог спасти и других! О счастие! Почто ты так обидело меня в твоем разделе? Днесь жажду вкусити прелестного твоего взора, впервые ощущать начинаю страсть к богатству. – Сердце мое столь было стеснено, что, выскочив из среды собрания и отдав несчастным последнюю гривну из кошелька, побежал вон. На лестнице встретился мне один чужестранец, мой друг.
– Что тебе сделалось? Ты плачешь?
– Возвратись, – сказал я ему, – не будь свидетелем срамного позорища.
Ты проклинал некогда обычай варварский в продаже черных невольников в отдаленных селениях твоего отечества; возвратись, – повторил я, – не будь свидетелем нашего затмения и да не возвестиши стыда нашего твоим согражданам, беседуя с ними о наших нравах.
– Не могу сему я верить, – сказал мне мой друг, – невозможно, чтобы там, где мыслить и верить дозволяется всякому кто как хочет, столь постыдное существовало обыкновение.
– Не дивись, – сказал я ему, – установление свободы в исповедании обидит одних попов и чернецов, да и те скорее пожелают приобрести себе овцу, нежели овцу во Христово стадо. Но свобода сельских жителей обидит, как то говорят, право собственности. А все те, кто бы мог свободе поборствовать, все великие отчинники,[196]Великие отчинники – владельцы громадных имений (отчин, вотчин). и свободы не от их советов ожидать должно, но от самой тяжести порабощения.
librebook.me
Пересказ главы Медное из рассказа Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву»
Продажа крепостных крестьян, с таким возмущением и страстью описанная в главе «Медное» , обличала саму античеловеческую и противоправную суть власти помещиков. Выход из трагического положения народа один: революция, — таков вывод из книги Радищева. Знаменитое заключение главы «Медное» в «Путешествии» отвергает возможность всякого сомнения в данном вопросе: «Но свобода сельских жителей обидит, как то говорят, право собственности. А все те, кто бы мог свободе поборствовать, все великие отчинники, и свободы не от их советов ожидать должно, но от самой тяжести порабощения» .Это призыв к революции, именно к народной, крестьянской революции, и уверенность в ее неизбежности. Екатерина II по поводу этого места его книги записала: «то есть надежду полагает на бунт от мужиков» . Она была, конечно, права.
Крестьяне живут хуже скота. Крестьянская нищета вызывает у Радищева слова возмущения по отношению к помещикам: «Звери алчные, пьяницы ненасытные, что крестьянину мы оставляем? То, что отнять не можем, воздух» . В главе «Медное» Радищев описывает продажу крепостных с торгов и трагедию разделенной — в результате продажи по частям — семьи.. .
Вообще, от главы к главе автор книги знакомит читателя с теми или иными пороками, злоупотреблениями и преступлениями дворян — помещиков и государственных чиновников, не забыв при этом и официальную православную церковь, служащую правительству и помещикам. Есть здесь и новое купечество, но оно — «тёмное царство» , тоже развращено, деспотично, неграмотно и корыстно, ничем не похоже на европейское передовое «третье сословие» , уже возглавившее американскую и французскую революции. Одновременно Радищев перемежает эти сцены сочувственными портретами крестьян и картинами народной жизни.
Его путешествие имеет не только этнографическую, но и политическую, даже пропагандистскую цель. Автор книги, юрист по профессии, много работавший в сенате и других правительственных судебных учреждениях, хочет с помощью своей поучительной поездки из новой столицы в древнюю приобщить читателей к своему весьма глубокому и неравнодушному познанию крепостнической, измученной дворянскими злоупотреблениями и чиновничьими беззакониями России. Радищев в главе «Спасская полесть» поднимается и до смелой критики самодержавия, всё это допустившего и молчаливо одобрявшего, и открыто оправдывает жестокую народную месть угнетателям, убийства помещиков и крестьянский бунт. Всё это и вызвало понятное возмущение императрицы Екатерины II.
Конечно, путешественник в книге Радищева видит различные города и местности, повествует о них, о встреченных людях, о народных обычаях и интересных случаях (глава «Валдаи») , быте и характерах крестьян, причём крепостные у него нравственно выше помещиков и чиновников. Есть в его путешествии и вставная глава-утопия «Хотилов» . Но главное — это выстраивание по главам «Путешествия из Петербурга в Москву» характерных примеров нарушения людьми власти различных рангов своих служебных обязанностей, законов и просто правил общечеловеческой морали.
Уже в главе «София» есть ленивый и лживый почтовый служитель, не дающий автору лошадей и тем нарушающий свой чиновничий долг. В главе «Любани» путешественник встречается с крестьянином, весело и усердно пашущим свою, не барскую ниву в воскресенье, то есть в праздник, что считалось у православных христиан грехом, но сами крестьяне труд грехом не считали. Здесь впервые заходит речь об угнетении крестьян барином, помещиком, шесть дней в неделю гоняющим крестьян на барщину, то есть на подневольную, безрадостную работу на своих землях, а деревенских женщин и девок посылающим собирать для своего хозяйства грибы и ягоды. Появляется тема неравенства, угнетения, социальной несправедливости, невозможности для крестьян воззвать к правосудию, высказан авторский гнев.
otvet.mail.ru
Сочинение по главе Медное в произведении Путешествие из Петербурга в Москву, Радищев читать бесплатно
По главе Медное
Александр Николаевич Радищев был первым писателем, который открыто выступил против крепостного права и его последствий. Своим произведением «Путешествие из Петербурга в Москву» он положил начало борьбе за права крестьян. Используя художественный труд, он обратился к народу, в надежде на понимание. Писатель считал, что самодержавие — это зло, ведущее к страданиям других людей. За эту повесть он был сначала заточен в Петропавловской крепости, а затем сослан в Илимский острог.
«Путешествие из Петербурга в Москву» вышло в печать в 1790 году без упоминания автора. Вступлением стало письмо, адресованное хорошему другу Радищева — А. М. Кутузову. В нем писатель объяснял причины, побудившие написать такой труд. Далее следует долгое путешествие от станции к станции, где мы знакомимся с лишениями и тяготами крестьян. Глава «Медное» начинается с описания хоровода молодых девиц.
Далее путешественник рассказывает об одном крестьянине, которому уже 75 лет, но хозяева его продают с торгов. Поражает то, что этот человек посвятил всю свою жизнь одним и тем же помещикам, лично выносил на своих плечах раненного барина с поля боя, а теперь его сын хотел его продать. Эта несправедливость до глубины души трогает рассказчика. Здесь же на торгах 40-летняя женщина, которая вынянчила барина, и вся крестьянская семья. Путешественнику страшно видеть такое варварство.
Да и мы читатели поражены до глубины души. В других главах писатель описал крестьян, работающих, не покладая рук, даже по праздникам, чтобы прокормить свои семьи. Есть глава, посвященная молодой паре крестьян, которые не могут пожениться, потому что не имеют достаточно денег для свадьбы. Путешественник сам предлагает им крупную сумму в помощь, но те отказываются, желая заработать на жизнь сами. Он удивляется, насколько благородными могут быть крестьяне при таком несправедливом к ним отношении.
Помимо глав, посвященных историям, происходившим на разных станциях, автор включил в свой труд оды «Вольность» и «Слово о Ломоносове». Пуская не сразу, но его произведение возымело действие и в 1861 был подписан Манифест об освобождении крестьян. Радищева к тому времени уже не было, но он мог бы гордиться своей работой.
см. также:
Другие сочинения по произведению Путешествие из Петербурга в Москву, Радищев
Краткое содержание Путешествие из Петербурга в Москву, Радищев
Характеристика героя Путешественник, Путешествие из Петербурга в Москву, Радищев
Краткая биография Александра Радищева
www.sdamna5.ru
Путешествие из Петербурга в Москву. Содержание — МЕДНОЕ
Книгопечатание до перемены 1789 года,[183] во Франции последовавшей, нигде толико стесняемо не было, как в сем государстве. Стоглазый Арг, сторучный Бриарей,[184] парижская полиция свирепствовала против писаний и писателей. В Бастильских темницах томилися несчастные, дерзнувшие охуждать хищность министров и их распутство.
Если бы язык французский не был толико употребителен в Европе, не был бы всеобщим, то Франция, стеня под бичом ценсуры, не достигла бы до того величия в мыслях, какое явили многие ее писатели. Но общее употребление французского языка побудило завести в Голландии, Англии, Швейцарии и Немецкой земле книгопечатницы, и все, что явиться не дерзало во Франции, свободно обнародовано было в других местах. Тако сила, кичася своими мышцами, осмеяна была и не ужасна; тако свирепства пенящиеся челюсти праздны оставалися, и слово твердое ускользало от них непоглощенно.
Но дивись несообразности разума человеческого. Ныне, когда во Франции все твердят о вольности, когда необузданность и безначалие дошли до края возможного, ценсура во Франции не уничтожена. И хотя все там печатается ныне невозбранно, но тайным образом. Мы недавно читали, – да восплачут французы о участи своей и с ними человечество! – мы читали недавно, что народное собрание, толико же поступая самодержавно, как доселе их государь, насильственно взяли печатную книгу и сочинителя оной отдали под суд за то, что дерзнул писать против народного собрания. Лафает был исполнителем сего приговора. О Франция! Ты еще хождаешь близ Бастильскнх пропастей.[185]
Размножение книгопечатниц в Немецкой земле, сокрывая от власти орудия оных, отъемлет у нее возможность свирепствовать против рассудка и просвещения. Малые немецкие правления хотя вольности книгопечатания стараются положить преграду, но безуспешно. Векерлин хотя мстящею властию посажен был под стражу, но «Седое чудовище» осталося у всех в руках.[186] Покойный Фридрих II, король прусский, в землях своих печатание сделал почти свободным не каким-либо законоположением, но дозволением токмо и образом своих мыслей. Чему дивиться, что он не уничтожил ценсуры, он был самодержец, коего любезнейшая страсть была всесилие. Но воздержись от смеха. – Он узнал, что указы, им изданные, некто намерен был, собрав, напечатать. Он и к оным приставил двух ценсоров, или, правильнее сказать, браковщиков. О властвование! О всесилие!
Ты мышцам своим не доверяешь. Ты боишься собственного своего обвинения, боишься, чтобы язык твой тебя не посрамил, чтобы рука твоя тебя не задушила!
– Но какое добро сии насильствованные ценсоры произвести смогли? Не добро, но вред. Скрыли они от глаз потомства нелепое какое-либо законоположение, которое на суд будущий власть оставить стыдилась, которое, оставшися явным, было бы, может быть, уздою власти, да не дерзает на уродливое. Император Иосиф II рушил отчасти преграду просвещения, которая в австрийских наследных владениях в царствование Марии Терезии тяготила рассудок; но не мог он стрясти с себя бремени предрассуждений и предлинное издал о ценсуре наставление.[187]
Если должно его хвалить за то, что не возбранял опорочивать свои решения, находить в поведении его недостатки и таковые порицания издавать в печати; но похулим его за то, что на свободе в изъяснении мыслей он оставил узду.
Сколь легко употребить можно оную во зло!..[188] Чему дивиться? Скажем и теперь, как прежде: он был царь. Скажи же, в чьей голове может быть больше несообразностей, если не в царской?
В России… Что в России с ценсурою происходило, узнаете в другое время. А теперь, не производя ценсуры над почтовыми лошадьми, я поспешно отправился в путь.
МЕДНОЕ
«Во поле береза стояла, во поле кудрявая стояла, ой люли, люли, люли, люди…» Хоровод молодых баб и девок; пляшут; подойдем поближе, – говорил я сам себе, развертывая найденные бумаги моего приятеля. Но я читал следующее.
Не мог дойти до хоровода. Уши мои задернулись печалию, и радостный глас нехитростного веселия до сердца моего не проник. О мой друг! Где бы ты ни был, внемли и суди.[189]
Каждую неделю два раза вся Российская империя извещается,[190] что Н. Н. или Б. Б. в несостоянии или не хочет платить того, что занял, или взял, или чего от него требуют. Занятое либо проиграно, проезжено, прожито, проедено, пропито, про… или раздарено, потеряно в огне или воде, или Н. Н. или Б. Б. другими какими-либо случаями вошел в долг или под взыскание. То и другое наравне в ведомостях приемлется.
Публикуется: «Сего… дня полуночи в 10 часов, по определению уездного суда или городового магистрата, продаваться будет с публичного торга отставного капитана Г… недвижимое имение, дом, состоящий в… части, под э… и при нем шесть душ мужеского и женского полу; продажа будет при оном доме.
Желающие могут осмотреть заблаговременно».
На дешевое охотников всегда много. Наступил день и час продажи.
Покупщики съезжаются. В зале, где оная производится, стоят неподвижны на продажу осужденные.
Старик лет в 75, опершись на вязовой дубинке, жаждет угадать, кому судьба его отдаст в руки, кто закроет его глаза. С отцом господина своего он был в Крымском походе, при фельдмаршале Минихе; в Франкфуртскую баталию он раненого своего господина унес на плечах из строю.[191] Возвратясь домой, был дядькою своего молодого барина. Во младенчестве он спас его от утопления, бросаясь за ним в реку, куда сей упал, переезжая на пароме, и с опасностию своей жизни спас его. В юношестве выкупил его из тюрьмы, куда посажен был за долги в бытность свою в гвардии унтер-офицером.
Старуха 80 лет, жена его, была кормилицею матери своего молодого барина; его была нянькою и имела надзирание за домом до самого того часа, как выведена на сие торжище. Во все время службы своея ничего у господ своих не утратила, ничем не покорыстовалась, никогда не лгала, а если иногда им досадила, то разве своим праводушием.
Женщина лет в 40, вдова, кормилица молодого своего барина. И доднесь чувствует она еще к нему некоторую нежность. В жилах его льется ее кровь.
Она ему вторая мать, и ей он более животом своим обязан, нежели своей природной матери. Сия зачала его в веселии, о младенчестве его не радела.
Кормилица и нянька его были воспитанницы.[192] Они с ним расстаются, как с сыном.
Молодица 18 лет, дочь ее и внучка стариков. Зверь лютый, чудовище, изверг! Посмотри на нее, посмотри на румяные ее ланиты, на слезы, лиющиеся из ее прелестных очей. Не ты ли, не возмогши прельщением и обещаниями уловить ее невинности, ни устрашить ее непоколебимости угрозами и казнию, наконец употребил обман, обвенчав ее за спутника твоих мерзостей, и в виде его насладился веселием, которого она делить с тобой гнушалася. Она узнала обман твой. Венчанный с нею не коснулся более ее ложа, и ты, лишен став твоея утехи, употребил насилие. Четыре злодея, исполнители твоея воли, держа руки ее и ноги… но сего не окончаем. На челе ее скорбь, в глазах отчаяние.
Она держит младенца, плачевный плод обмана или насилия, но живой слепок прелюбодейного его отца. Родив его позабыла отцово зверство, и сердце начало чувствовать к нему нежность. Она боится, чтобы не попасть в руки ему подобного.
Младенец… Твой сын, варвар, твоя кровь. Иль думаешь, что где не было обряда церковного, тут нет и обязанности? Иль думаешь, что данное по приказанию твоему благословение наемным извещателем слова божия сочетование их утвердило, иль думаешь, что насильственное венчание во храме божием может назваться союзом? Всесильный мерзит принуждением, он услаждается желаниями сердечными. Они одни непорочны, О! колико между нами прелюбодейств и растления совершается во имя отца радостей и утешителя скорбей, при его свидетелях, недостойных своего сана.
www.booklot.org
Сочинение по главе Медное в произведении Путешествие из Петербурга в Москву, Радищев
По главе Медное
Александр Николаевич Радищев был первым писателем, который открыто выступил против крепостного права и его последствий. Своим произведением “Путешествие из Петербурга в Москву” он положил начало борьбе за права крестьян. Используя художественный труд, он обратился к народу, в надежде на понимание. Писатель считал, что самодержавие – это зло, ведущее к страданиям других людей. За эту повесть он был сначала заточен в Петропавловской крепости, а затем сослан в Илимский острог.
“Путешествие из Петербурга в Москву” вышло в печать в 1790 году без упоминания автора. Вступлением стало письмо, адресованное хорошему другу Радищева – А. М. Кутузову. В нем писатель объяснял причины, побудившие написать такой труд. Далее следует долгое путешествие от станции к станции, где мы знакомимся с лишениями и тяготами крестьян. Глава “Медное” начинается с описания хоровода молодых девиц.
Далее Путешественник рассказывает об одном крестьянине, которому уже 75 лет, но хозяева его продают с торгов. Поражает то, что этот человек посвятил всю свою жизнь одним и тем же помещикам, лично выносил на своих плечах раненного барина с поля боя, а теперь его сын хотел его продать. Эта несправедливость до глубины души трогает рассказчика. Здесь же на торгах 40-летняя женщина, которая вынянчила барина, и вся крестьянская семья. Путешественнику
страшно видеть такое варварство.
Да и мы читатели поражены до глубины души. В других главах писатель описал крестьян, работающих, не покладая рук, даже по праздникам, чтобы прокормить свои семьи. Есть глава, посвященная молодой паре крестьян, которые не могут пожениться, потому что не имеют достаточно денег для свадьбы. Путешественник сам предлагает им крупную сумму в помощь, но те отказываются, желая заработать на жизнь сами. Он удивляется, насколько благородными могут быть крестьяне при таком несправедливом к ним отношении.
Помимо глав, посвященных историям, происходившим на разных станциях, автор включил в свой труд оды “Вольность” и “Слово о Ломоносове”. Пуская не сразу, но его произведение возымело действие и в 1861 был подписан Манифест об освобождении крестьян. Радищева к тому времени уже не было, но он мог бы гордиться своей работой.
.
ege-essay.ru
Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву», Пешки – читать
Пешки [Глава 24]
Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву. Главы 21, 22, 23, 24: Городня. Завидово. Клин. Пешки. Аудиокнига
Сколь мне ни хотелось поспешать в окончании моего путешествия, но, по пословице, голод – не свой брат – принудил меня зайти в избу и, доколе не доберуся опять до рагу, фрикасе, паштетов и прочего французского кушанья, на отраву изобретенного, принудил меня пообедать старым куском жареной говядины, которая со мною ехала в запасе. Пообедав сей раз гораздо хуже, нежели иногда обедают многие полковники (не говорю о генералах) в дальных походах, я, по похвальному общему обыкновению, налил в чашку приготовленного для меня кофию и услаждал прихотливость мою плодами пота несчастных африканских невольников.
Увидев передо мною сахар, месившая квашню хозяйка подослала ко мне маленького мальчика попросить кусочек сего боярского кушанья.
– Почему боярское? – сказал я ей, давая ребенку остаток моего сахара. – Неужели и ты его употреблять не можешь?
– Потому и боярское, что нам купить его не на что, а бояре его употребляют для того, что не сами достают деньги. Правда, что и бурмистр наш, когда ездит к Москве, то его покупает, но также на наши слезы.
– Разве ты думаешь, что тот, кто употребляет сахар, заставляет вас плакать?
– Не все; но все господа дворяне. Не слезы ли ты крестьян своих пьешь, когда они едят такой же хлеб, как и мы? – Говоря сие, показывала она мне состав своего хлеба. Он состоял из трех четвертей мякины и одной части несеяной муки. – Да и то слава богу при нынешних неурожаях. У многих соседей наших и того хуже. Что ж вам, бояре, в том прибыли, что вы едите сахар, а мы голодны? Ребята мрут, мрут и взрослые. Но как быть, потужишь, потужишь, а делай то, что господин велит. – И начала сажать хлебы в печь.
Сия укоризна, произнесенная не гневом или негодованием, но глубоким ощущением душевныя скорби, исполнила сердце мое грустию. Я обозрел в первый раз внимательно всю утварь крестьянския избы. Первый раз обратил сердце к тому, что доселе на нем скользило. – Четыре стены, до половины покрытые, так, как и весь потолок, сажею; пол в щелях, на вершок по крайней мере поросший грязью; печь без трубы, но лучшая защита от холода, и дым, всякое утро зимою и летом наполняющий избу; окончины, в коих натянутый пузырь смеркающиися в полдень пропускал свет; горшка два или три (счастливая изба, коли в одном из них всякий день есть пустые шти!). Деревянная чашка и кружки, тарелками называемые; стол, топором срубленный, который скоблят скребком по праздникам. Корыто кормить свиней или телят, буде есть, спать с ними вместе, глотая воздух, в коем горящая свеча как будто в тумане или за завесою кажется. К счастью, кадка с квасом, на уксус похожим, и на дворе баня, в коей коли не парятся, то спит скотина. Посконная рубаха, обувь, данная природою, онучки с лаптями для выхода. – Вот в чем почитается по справедливости источник государственного избытка, силы, могущества; но тут же видны слабость, недостатки и злоупотребления законов и их шероховатая, так сказать, сторона. Тут видна алчность дворянства, грабеж, мучительство наше и беззащитное нищеты состояние. – Звери алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину мы оставляем? То, чего отнять не можем, – воздух. Да, один воздух. Отъемлем нередко у него не токмо дар земли, хлеб и воду, но и самый свет. Закон запрещает отъяти у него жизнь. Но разве мгновенно. Сколько способов отъяти ее у него постепенно! С одной стороны – почти всесилие; с другой – немощь беззащитная. Ибо помещик в отношении крестьянина есть законодатель, судия, исполнитель своего решения и, по желанию своему, истец, против которого ответчик ничего сказать не смеет. Се жребий заклепанного во узы, се жребий заключенного в смрадной темнице, се жребий вола во ярме…
Жестокосердый помещик! Посмотри на детей крестьян, тебе подвластных.
Они почти наги. Отчего? Не ты ли родших их в болезни и горести обложил сверх всех полевых работ оброком? Не ты ли не сотканное еще полотно определяешь себе в пользу? На что тебе смрадное рубище, которое к неге привыкшая твоя рука подъяти гнушается? Едва послужит оно на отирание служащего тебе скота.
Ты собираешь и то, что тебе не надобно, несмотря на то, что неприкрытая нагота твоих крестьян тебе в обвинение будет. Если здесь нет на тебя суда, – но пред судиею, не ведающим лицеприятия, давшим некогда и тебе путеводителя благого, совесть, но коего развратный твой рассудок давно изгнал из своего жилища, из сердца твоего. Но не ласкайся безвозмездием. Неусыпный сей деяний твоих страж уловит тебя наедине, и ты почувствуешь его кары. О! если бы они были тебе и подвластным тебе на пользу… О! если бы человек, входя почасту во внутренность свою, исповедал бы неукротимому судии своему, совести, свои деяния. Претворенный в столп неподвижный громоподобным ее гласом, не пускался бы он на тайные злодеяния; редки бы тогда стали губительствы, опустошения… и пр., и пр., и пр.
rushist.com