Большое сердце Куприна
Большое сердце Куприна
7 сентября в Институте гуманитарных наук прошел литературный вечер, посвященный 150-летию со дня рождения Александра Куприна. Гости вспомнили биографию писателя и прослушали отрывки из его произведений.
Многие из произведений Куприна основаны на реальных событиях из жизни писателя, а другие являются художественно переработанными анекдотами и рассказами его друзей и знакомых. Некоторые из его рассказов, такие как «Белый пудель», «Болото», «Конокрады» были написаны под давлением его первой жены из-за нехватки денег.
Участники зачитывали отрывки из произведений «Олеся», «Гранатовый браслет», «Суламифь» и другие.
Татьяна Бунчук, заведующая кафедрой русской филологии СГУ им. Питирима Сорокина отмечает, что по сравнению со своими современниками у Александра Куприна было большое сердце, а его произведения наполнены добротой и любовью.
В конце вечера гостям посоветовали фильмы и сериалы, созданные по мотивам произведений писателя. Также участники встречи договорились проводить не только традиционные поэтические вечера, но и прозаические.
Интересные факты про Куприна:
— За свой первый рассказ «Последний дебют» написанный во время службы в армии, будущий писатель получил двое суток карцера. Дело в том, что молодой военнослужащий не имел права на какие-либо публикации без письменного согласия высшего начальства.
— Обоняние у Куприна было настолько чутким, что он мог распознать все составляющие духов, чем приводил в изумление парфюмеров. Фёдор Шаляпин называл Александра Куприна «самым чутким носом России», намекая на его непревзойдённое обоняние.
По воспоминаниям современников, у писателя была странная привычка обнюхивать других людей. Это порой приводило в замешательство незнакомых с ним собеседников.
— Из-за конфликтов с женой литератор начал много пить. Об его экстравагантных нетрезвых выходках писали все газеты тех лет. От алкогольной зависимости его спасла няня его дочери, которая сумела убедить его отправиться на лечение в Финляндию.
— В течение жизни Александр Куприн сменил более двадцати профессий, причём он руководствовался не финансовыми соображениями, а интересом — ему хотелось получить новый опыт. Он даже успел побыть вором и конокрадом.
— В 1918 году писатель лично встречался с В. И. Лениным. Он предложил ему идею крестьянской газеты, но проекту в итоге так и не дали хода, несмотря на личное одобрение вождя пролетариата.
Екатерина Ахмадуллина, журналистика, 3 курс
Фото Анастасии Бобырь
Биография писателя:
Александр Куприн родился в Пензенской области в семье чиновника дворянского происхождения. Детство мальчика, рано потерявшего отца, прошло в Москве, в шесть лет он был отдан в сиротский Разумовский пансион, вышел из него в возрасте десяти лет и поступил во 2-й Московский кадетский корпус, откуда через семь лет перешел в Александровское военное училище. Закончив обучение в 1890 году, в чине подпоручика он попал в 46-й Днепровский пехотный полк, где стал свидетелем той самой повседневной офицерской жизни, которая составила основную канву его ранних произведений.
В эти годы он начал публиковаться. Отслужив четыре года, Куприн вышел в отставку и переехал в Киев, не имея никакой гражданской профессии. Затем он много странствовал по России, занимаясь разными занятиями. Со временем Куприн начал приобретать известность как писатель, а в 1901 году переехал в Петербург, где начал работать секретарем «Журнала для всех». С началом Первой мировой войны он открыл в доме военный госпиталь, а в ноябре 1914 года был мобилизован и отправлен в Финляндию как командир пехотной роты.
Демобилизован по состоянию здоровья спустя год.После Февральской революции Куприн симпатизировал эсерам, а в 1919 году вступил в Белую армию и стал редактором армейской газеты. После поражения Северо-Западной армии через Ревель и Хельсинки он добрался до Парижа, где провел следующие 17 лет своей жизни. Вернуться на родину его вынудило стесненное материальное положение, ухудшение здоровья и в особенности зрения (что было связано с алкоголизмом). В 1937 году Куприн получил разрешение от советского правительства на переезд, а на следующий год умер в Ленинграде от рака пищевода.
Куприн Александр Иванович, подробная биография
(1870-1938) русский прозаик
Будущий прекрасный писатель родился в семье Ивана Ивановича Куприна, занимавшего скромную должность в канцелярии мирового посредника. Мать, Любовь Алексеевна Куприна, урожденная княгиня Куланчакова, была потомком древнего рода татарских князей. Она «обладала сильным, непреклонным характером и высоким благородством». Эти качества позволили ей выжить после смерти мужа.
Рано оставшись без отца, Александр Куприн провел детство и юность в казенных домах в Москве, куда мать переехала с сыном в 1876 году. Сначала они жили во вдовьем доме, затем мальчика отдали в Разумовский благотворительный сиротский пансион (1876—1880), и несколько лет он провел в московской военной гимназии, которую потом реорганизовали в кадетский корпус со строгим режимом и телесными наказаниями. Там непокорный мальчик страдал от жестоких порядков. Это сделало его чутким к чужому страданию и привило ненависть к насилию. Воспоминания о суровом детстве нашли свое отражение в рассказах «Беглецы», «Река жизни», «Травка» и других. В этих произведениях автор описывает «поруганную» жизнь в приюте, «обыски и шпионство со стороны надзирателей, бессмысленные зубрежки», всеобщую «безличность и безгласность». Но несмотря на ограниченность быта в кадетском корпусе, именно там родилась настоящая, глубокая любовь писателя к литературе. В это время Куприн пишет свои первые стихи.
Они проникнуты осуждением произвола и мечтой о свободе.С 1888 по 1890 год Александр Иванович Куприн учился в московском Александровском военном училище. Здесь в 1889 году он написал и анонимно опубликовал свой первый рассказ «Последний дебют», за что был посажен под арест.
После окончания училища Александр Куприн в чине подпоручика был направлен в пехотный полк в Подольскую губернию. Почти четырехлетняя служба впервые столкнула Куприна с тяготами будничной жизни армии, с нравами офицерства и мещанства. Однако именно эти годы дали ему возможность всесторонне изучить провинциальный быт. Впечатления этих лет впоследствии были отражены в рассказах «Лунной ночью», «Дознание», «Поход», «К славе» и других, в повестях «Впотьмах» и «Поединок». В некоторых из этих произведений еще преобладают искусственные сюжеты, а одним из первых рассказов, основанных на лично пережитом и увиденном, стал рассказ из армейской жизни «Из отдаленного прошлого» («Дознание») (1894).
В августе 1894 года Александр Иванович Куприн вышел в отставку, поскольку решил стать профессиональным литератором. Работа газетного фельетониста прибавила к армейским впечатлениям новые наблюдения. С 1894 года Куприн сотрудничал сначала в киевской печати, затем в житомирских, одесских, ростовских, поволжских газетах. Он писал судебную хронику, рассказы, стихи, очерки, театральные рецензии.
Жизнь писателя в эти годы (1895—1900) особенно разнообразна. Желая «видеть все, знать все, уметь все и писать обо всем», Куприн много ездит по России, меняет профессии. Он служил в технической конторе в Москве, управлял имением,
работал в кузнечной мастерской, на донбасском сталелитейном заводе, организовал спортивное общество в Киеве, разгружал баржи, играл в сумском театре, работал землемером на Рязанщине и т.д. Прочный, объемный запас наблюдений Александра Куприна дополняется упорным самообразованием и чтением.
Для молодого литератора наиболее интересной была поездка в 1896 году по Донецкому бассейну. Он осматривал заводы, вникал в детали технологии доменного производства, и результатом этих впечатлений стали очерки «Юзовский завод», «В главной шахте» и, конечно, повесть «Молох» (1896).
В 1898 году была опубликована повесть «Олеся», которая открывает целую серию произведений о любви. О ней Куприн размышляет сам, заставляет думать и говорить о ней своих героев. О любви он пишет в лирических и патетических тонах, нежных и исступленных, гневных и благословляющих. И все-таки чаще всего любовь в произведениях Куприна «сильна, как смерть», «бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды». Для многих героев она остается «величайшей тайной в мире, трагедией».
Лучшие произведения Александра Ивановича Куприна, посвященные вечной теме любви, — «Олеся», «Суламифь», «Гранатовый браслет». Написанные в разные годы, они ярко раскрывают не только талант писателя, но и развитие его философского и нравственного мировоззрения.
В повести «Олеся» Куприн предстает писателем-гуманистом, художником возвышенной любви. В этом произведении автор впервые воплощает свой идеал «естественного человека», который живет в гармонии с природой, в мире народных сказок и поверий. Среди вечных, пронизанных светом, благоухающих ландышами и медом лесов находит автор героиню своей самой поэтичной повести.
К лучшим страницам творчества Александра Куприна и русской прозы в целом относятся пейзажные страницы повести. Лес не является просто фоном, он живой участник событий. Пробуждение природы и зарождение любви героев совпадают потому, что Олеся и Иван Тимофеевич живут одной жизнью с природой, подчиняются ее законам. Они счастливы до тех пор, пока сохраняют это единство.
Повесть «Суламифь» (1908) — это не простая обработка библейской «Песни песней», а попытка построить на ее основе сюжетное произведение с трагической развязкой. «Любовь бедной девушки из виноградника и великого царя никогда не пройдет и не забудется, потому что крепка, как смерть, любовь, потому что каждая женщина, которая любит, — царица, потому что любовь прекрасна!» В этих словах писателя заключается и его понимание любви, они объясняют причину, почему Куприн обратился к «Песне песней»: воспевая любовь, они объясняют основной смысл и идею произведения — всесилие любовного чувства, в веках прославившего пастушку Суламифь.
Этой же теме, теме «большой любви, которая повторяется только один раз в тысячу лет», посвящен рассказ «Гранатовый браслет» (1911). В этом произведении писатель рассказал историю о том, как мелкий чиновник, робкий мечтатель, влюбляется в светскую даму, влюбляется безнадежно, безответно, беззаветно. Но Александр Куприн не заостряет внимания на неравенстве социальных статусов. Он преследовал другую цель — «показать духовно преображающую, просветляющую силу всепоглощающего чувства, чувства любви». Желтков любит Веру Николаевну той любовью, которая «заключает весь смысл жизни, всю вселенную!» Это прекрасно понимает и муж Веры Николаевны, князь Василий, признаваясь, что он присутствует «при какой-то громадной трагедии души», и сама Вера Николаевна, когда кладет у изголовья мертвого Желткова красный цветок — символ вечной любви. «В эту секунду она поняла, что любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее».
Александр Куприн плакал над рукописью «Гранатового браслета». Он говорил, что ничего более целомудренного еще не писал.
Тема любви никогда не иссякала в творчестве Куприна. У него есть много тонких и превосходных рассказов о любви, об ожидании любви, о трагических ее исходах, об ее поэзии, тоске и вечной юности. Куприн всегда и всюду благословлял любовь.
В конце 90-х годов XIX века Александр Иванович Куприн побывал в Ялте, куда Чехов привлекал многих литераторов, художников, артистов. Там он познакомился с Львом Николаевичем. Толстым, с артистами Художественного театра и демократическими писателями. Встреча с Чеховым и Горьким на многие годы определила характер работы Куприна.
В петербургских журналах того времени публикуются рассказы «Болото» (1902), «Конокрады» (1903), «Белый пудель» (1904) и другие. В героях этих рассказов автор восхищается стойкостью, верностью в дружбе, неподкупным достоинством простых людей.
В 1905 году Александр Куприн был уже сложившимся, зрелым художником-реалистом, который не только изображал отдельные стороны действительности, но и мог создавать широкие полотна, обобщающие типичные явления современной жизни. Так, в 1905 году была опубликована повесть «Поединок», посвященная Максиму Горькому. Куприн писал Горькому: «Все смелое и буйное в моей повести принадлежит Вам». О повести писали все газеты. Летом 1905 года имя Александра Ивановича Куприна было самым популярным среди писателей. В этом же году повесть была переведена на иностранные языки.
В этом произведении автор с большой художественной силой изобразил моральное разложение офицерства, показал тупых командиров, лишенных каких-либо проблесков гражданского служения. Он показал замордованных, запуганных солдат, отупевших от бессмысленной муштры, таких, как тщедушный левофланговый солдат Хлебников. Гуманные офицеры если и встречались, то подвергались насмешкам, как подпоручик Ромашов, или спивались, как Назанский. Нередки для них были и трагические исходы.
Автор сделал своим героем слабого и тихого человека, который не борется со злом, а страдает от него. Даже фамилия героя — Ромашов — и та подчеркивала мягкость, незлобивость этого человека. Повесть всколыхнула читателей в русской армии и по всей стране. Куприн становится знаменит и в Европе.
Разнообразие сюжетов подсказывал писателю его жизненный опыт. Александр Куприн поднимался на воздушном шаре, в 1910 году совершил полет на одном из первых в России аэропланов, изучал водолазное дело и опускался на морское дно, гордился дружбой с балаклавскими рыбаками. Герои повестей и рассказов Куприна — люди различных классов и групп России, начиная от капиталистов-миллионеров и кончая босяками и нищими. Куприн писал «обо всем и для всех».
Долгие годы писатель провел в эмиграции, которая продолжалась с 1919 года. В 1926 году в парижской газете появилось интервью, где Куприн горько сожалел, что уехал из России.
«Чем талантливее человек, тем труднее ему без России», — писал он в одном из писем. В мае 1937 года писатель вернулся на родину. Потрясенный переменами в Москве и большим строительством, Куприн собирался написать об этом, но творческим планам не суждено было осуществиться из-за тяжелой болезни. 25 августа 1938 года Александра Ивановича Куприна не стало.
Почему Куприн отказался принять вызов от сына красного генерала — Российская газета
Вершиной творчества выдающегося русского писателя Александра Ивановича Куприна (1870-1938) справедливо считается повесть «Поединок», опубликованная в 1905 году. Но только «Родине» удалось выяснить, что в 1920 году писатель сам получил вызов на дуэль…
«Ак» обвиняет «пособников большевизма»
30 мая 1920 года центральные советские газеты опубликовали воззвание А.А. Брусилова и других генералов к бывшим офицерам русской армии — с призывом забыть старые обиды и вступать в Красную армию для защиты России от наступления поляков. Это произвело фурор в стране и за ее пределами. Воззвание обсуждали, хвалили, проклинали, а кто-то не мог сдержать слез1 — ведь более двух лет офицеры в Советской России находились на положении изгоев.
Откликнулась на пропагандистскую инициативу большевиков и эмигрантская газета «Новая русская жизнь», выходившая в Гельсингфорсе (ныне — Хельсинки). 10 июня в ней появилась заметка «Два воззвания», подписанная псевдонимом «Ак»2. Автор камня на камне не оставил от «новообращенных пособников и соратников большевизма»3. Въедливый «Ак» недоумевал, почему под воззванием стоит фамилия председателя Особого совещания при главкоме Брусилове, но нет подписи самого главкома; отметил, что подписанты даже не упомянули о системе заложничества; ерничал: «Могут ли поручиться все восемь совдепских генералов за то, в каком настроении духа проснутся завтра Зиновьев и Троцкий, давно осмеявшие и оплевавшие дурацкие понятия: честность, верность слову, сострадание, совесть, долг»4.
И, наконец, «Ак» перешел на личности:
«Есть ли вообще вера им всем, если условно отвести в сторону Брусилова и Поливанова? Возбуждает ли доверие Парский, спасший ценою Риги свою жизнь, а угодничеством перед советскою властью свою должность? Не Клембовский ли, дважды менявший религию, в интересах карьеры, ловя которую за хвост, он до войны получил кличку «мыловара», а во время войны — «кондитера», в период же тяжелых духонинских дней, обнаруживший такую гибкость в сношениях с Крыленко? Не Гутор ли с Зайончковским, которые в доброе старое время были такими ярыми, такими крикливыми монархистами, что за них краснели от стыда самые правые зубры? Наконец, не Акимов ли — величина совершенно не известная?»5
Упреки «Ак» были во многом справедливы. Сегодня известно, что в личном архиве Брусилова сохранился изначальный рукописный текст воззвания. И он отличался от опубликованного6. Партийным цензорам требовалось привлекать на сторону большевиков офицерство, а не возрождать дореволюционные лозунги.
Как бы то ни было, сын упомянутого в хлесткой заметке Клембовского бросил вызов анонимному автору «Новой русской жизни».
«Прошу сообщить имя автора…»
Самые резкие эпитеты «Ака» достались близкому другу Брусилова бывшему генералу от инфантерии Владиславу Наполеоновичу Клембовскому (1860-1921). Под двойной сменой религии, очевидно, подразумевалась его служба императору, Временному правительству, а затем и большевикам.
Но Клембовского вряд ли можно отнести к карьеристам. И здесь «Ак» несправедлив и пристрастен. Георгиевский кавалер и талантливый военный ученый, в революцию Клембовский пытался противостоять развалу армии и падению дисциплины. Летом 1917 года генерал свидетельствовал, что получает «сплошь да рядом анонимы с вырезанными из журналов моими фотографиями, с проколотыми глазами и соответствующими угрозами»7. Оставшись в Советской России, Клембовский старательно уклонялся от участия в Гражданской войне: был членом военно-законодательного совета, председательствовал в комиссии по описанию войны 1914-1918 годов…
Статья «Ака» осталась бы незамеченной, но она попалась на глаза сыну Клембовского, по стечению обстоятельств также оказавшемуся в Финляндии. Георгий Клембовский (1887-1952) — герой Первой мировой, военный летчик, подполковник, примкнул к белым. С конца 1918 года служил на Севере, после разгрома белых в районе Мурманска отступил в Финляндию. В лагере Лахти-Хеннала для интернированных и узнал о газетной заметке.
Сын, оказавшийся с отцом по разные стороны баррикад, тем не менее был вне себя от возмущения. Уже на следующий день после публикации он подготовил пачку писем. Начал с обращения к председателю Временного комитета по делам беженцев Северной области в Норвегии и Финляндии С.Н. Городецкому:
«Обращаюсь к Вам как к представителю власти с покорнейшей просьбой.
В газете «Новая русская жизнь» в номере 123 от 10 июня с/г помещена ложь и пасквиль на моего отца.
Если означенная газета получается кем-либо из живущих у Вас в лагере, то не откажите сообщить содержание прилагаемых при сем двух писем и моего рапорта»[8].
Затем последовало письмо редактору газеты Ю.А. Григоркову:
«Прошу не отказать сообщить приблизительно, в каких годах он (Клембовский. — Авт.) дважды менял религию и какую преследовал цель (более подробно), дабы не исчерпывать все словами «в интересах карьеры».
Также прошу сообщить имя, отчество, фамилию, звание и адрес автора статьи, подписавшегося «Ак», дабы я мог у него навести более подробные справки о тех данных, имеющихся у него, каковые не знаю я.
Я мог бы просить Вас написать в Вашей газете ответ на статью господина «Ак», но по причинам, понятным всякому развитому и умному человеку, — должен отказаться.
Уверен в том, что большевизм в России придет к скорому концу, и будущая правдивая история Обновленной России сумеет воздать должное и моему отцу»[9].
Третьим стало письмо автору заметки.
«Заявляю, что Вы «лжец и мерзавец»…»
«М[илостивый] г[осударь], Г[н] «Ак»
Будучи, как служащий бывшей армии Северной области интернирован в лагере Лахте-Хеннала, не могу лично встретиться в данное время с Вами, но за написанную Вами в газете «Новая русская жизнь» N 123 ложь на моего отца В.Н. Клембовского заявляю Вам, что Вы «лжец и мерзавец».
Если вы эти скромные эпитеты считаете себе незаслуженными, то я готов Вам дать удовлетворение оружием.
Дабы вышеизложенное не осталось между нами, засвидетельствованные копии этого письма я послал:
1) Полковнику Фену
2) Редактору газеты «Новая русская жизнь»
3) Господину Городецкому — в Норвежский лагерь
4) и нескольким еще другим лицам»10.
Венчал все рапорт председателю штаб-офицерского суда чести: «Прошу о направлении моего рапорта русскому представителю в Финляндии полковнику Фену, а также прошу ходатайствовать о сообщении мне имени, отчества, фамилии, звания и адреса автора статьи «Два воззвания» под псевдонимом «Ак»11.
Поиски Георгия Клембовского увенчались успехом. За псевдонимом «Ак», как выяснилось, скрывался выдающийся русский писатель Александр Куприн.
И он не принял вызова.
«Не могу признать возможным разрешение оружием…»
17 июня Куприн ответил сыну Клембовского:
«Милостивый государь,
Статью в N 123 «Н.Р.Ж.» писал я, А.И. Куприн.
Вы обвиняете меня в лжи, но ни одного факта, опровергающего мою политическую и служебную оценку ген. Клембовского, Вы не приводите.
Также Вы не смогли оскорбить меня и Вашей бранью. Не предъявлять же мне Вам счет того зла, которое причинили России генералы, подписавшие воззвание. Это дни истории.
Я понимаю, что критика действий генерала Клембовского всегда будет больно задевать Ваши сыновние чувства, но не могу ни переменить моих взглядов на этот вопрос, ни признать возможным его разрешение оружием.
А. Куприн»12.
Куприн не знал, что 30 июня 1920 года в Ростове-на-Дону, по прибытии к новому месту службы, бывшего генерала Клембовского арестовали прямо в вагоне. 5 июля его доставили в Москву. Бывший генерал сидел в Бутырской тюрьме. Обвинялся в сношениях с заграничными военными организациями. Первый допрос состоялся только в октябре — похоже, после ареста бывший генерал не особенно интересовал следователей. В тюрьме здоровье Клембовского пошатнулось. Летом 1921го генерал объявил голодовку, на которую никто не отреагировал.
19 июля 1921 года Владислав Наполеонович Клембовский скончался через две недели голодовки. И через год после публикации, которую его сын пытался оспорить по законам офицерской чести.
Парад 1937 года
Писатель Александр Куприн через две недели после вызова на дуэль, 26 июня 1920 года, уехал из Финляндии в Париж, где прожил 17 лет[13]. Это не было бегством от поединка, отъезд случился по материальным причинам. Но и в Париже Куприн едва сводил концы с концами, пристрастился к алкоголю, погряз в долгах, тяжело болел. Единственным выходом стало принятие советского гражданства. В 1937 году писатель вернулся на Родину. И в разгар «Большого террора» некогда злейший враг советской власти стоял рядом с творцами террора среди почетных гостей парада на Красной площади по случаю 20летия революции.
Через несколько месяцев Куприна не стало.
Ирония истории причудлива. Бывший генерал, несправедливо обвиненный писателем в измене убеждениям, умер от голода в советской тюрьме. Прославленный литератор и борец с коммунизмом, переменив взгляды, окончил свои дни в СССР и в почете.
А сын генерала, готовый умереть за честь отца на дуэли, всю оставшуюся жизнь провел на чужбине и умер в австрийском Инсбруке в 1952 году.
В кадре кинохроники — трибуна Мавзолея 7 ноября 1937 года. За кадром, среди почетных гостей — Александр Куприн, вернувшийся в том году на Родину.
1. ГА РФ. Ф. Р-5972. Оп. 3. Д. 170. Л. 3.
2. Ак. Два воззвания // Новая русская жизнь (Гельсингфорс). 1920. N 123. 10.06. С. 2-3 (публикацию см.: Куприн А.И. Голос оттуда: 1919-1934. М., 1999. С.261-265; Куприн А.И. Мы, русские беженцы в Финляндии… Публицистика (1919-1921). СПб., 2001. С. 238-242).
3. Ак. Два воззвания… С. 2.
4. Там же.
5. Там же.
6. ГА РФ. Ф. Р-5972. Оп. 3. Д. 170.
7. Эйдеман Р., Меликов В. Армия в 1917 году. М.; Л., 1927. С. 80.
8. ГА РФ. Ф. Р-5867. Оп. 1. Д. 94. Л. 1.
9. Там же. Л. 2.
10. Там же. Л. 2 об.
11. Там же. Л. 3.
12. Там же. Л. 5.
13. Куприн А.И. Мы, русские беженцы в Финляндии… С. 17.
Биография Александра Куприна — биография Куприна А.И.
Дата рождения: 7 сентября 1870 годаДата смерти: 25 августа 1938 года
Место рождения: Наровчат, Пензенская губерния
Александр Иванович Куприн — известный русский писатель, Куприн А.И. родился 7 сентября 1870 года в Наровчате. Его отец был бедным дворянином, который умер от холеры, когда Александр был еще младенцем. Мать осталась без финансовой поддержки и вынуждена была переехать в Москву, чтобы жить в общей палате при вдовьем дворе в Московском сиротском дворе.
Его мать была очень заботливой женщиной, которая постаралась подарить всю свою материнскую любовь юному Александру. Позже он говорил о том, что именно мать оказала огромное влияние на его творчество. Княжна Любовь Куланчакова не только воспитала ребенка, но и старалась всегда поддерживать его на жизненном пути.
Денег у нее не было, а потому Александр поступил в сиротское училище в возрасте 6 лет. Из-за отсутствия денег он всегда ходил в форме и пронес ненависть к казенщине до конца своих дней.
Он был прилежным учеником и без особых проблем поступил во вторую военную академию, которая немного позднее стала кадетским корпусом. Здесь его опять преследует казенщина, но именно в училище он начал свой литературный путь. Он писал свои первые неумелые рассказы и посвящал их матери. Нелюбовь к дисциплине и палочному воспитанию все же не стала преградой для продолжения обучения в третьем Александровском Московском училище, где он провел свои студенческие годы.
Там же он смог по-настоящему полюбить русскую литературу, получив доступ к обширной библиотеке. Он начал писать, выступать перед небольшими аудиториями со своими творениями, опубликовал свои первые стихи и рассказы в местной газете.
Он выпустился в 1890 году в звании подпоручика и был сразу направлен в город Проскуров для службы в местном пехотном полку. Это был очередной этап его жизни полный дисциплины, казарменного образа жизни и казенщины. В этот период он начал писать еще больше. В 1893 году свет увидели рассказы «Дознание», «Лунной ночью» и небольшая повесть «Впотьмах».
Они обратили внимание общества на молодого писателя, который вернулся в Киев в 1894 году для того, чтобы полностью посвятить себя литературе. Местные журналы и газеты охотно печатают молодого автора, его рассказы, фельетоны и очерки становятся популярными. Сам автор работает также штатным журналистом, ведет полицейскую и судебную хроники, но всего этого недостаточно для того, чтобы обеспечить ему достойное существование.
Окончание службы в армии стало для него началом тяжелой трудовой жизни. Он начал работать на огромном рельсопрокатном заводе, ведет учет в кузнице и столярной мастерской. Именно здесь под впечатлением от несправедливого отношения власти и власть имущих к рабочим он написал роман «Молох», который обозначил старт его литературной карьеры. Успех «Молоха» позволил молодому писателю уделить больше времени литературе, он выпустил повесть «Поединок», написал несколько десятков рассказов, среди которых выделяются «В цирке», «Конокрады», «Белый пудель». В 1901 году он переезжает в Петербург.
Местный литературный бомонд принимает его тепло, он уже заслужил внимание и уважение литераторов и публики. В 1903 году он опубликовал сборник рассказов при помощи журнала «Знание». Его творчество популярно и в 1909 году первое десятилетие его работы было ознаменована получением престижной академической премии Пушкина.
В 1912 года выходит в свет полное собрание сочинений писателя. Куприн был писателем постоянной нужды, он постоянно работал в журналистике, ему приходилось постоянно думать о благосостоянии своей семьи, которую он создал со своей второй женой. При этом он сам ненавидит политический строй царской России и сначала с восторгом принимает революцию лишь для того, чтобы парой лет позже разочароваться в ней. В 1920 году он уехал во Францию, не сумев принять новую страну.
Его жизни в эмиграции была очень тяжелой, он тосковал по родине, ему не удалось наладить свою жизнь, а публиковал он только то, что было написано очень давно. Он прожил во Франции 17 лет, затем обнаружил серьезную болезнь и обратился к советской власти с просьбой о разрешении вернуться на родину. В 1931 году он вернулся в Ленинград, старался поправить здоровье и начать работу, но всего через год скончался.
Александр Куприн внес огромный вклад в русскую литературу за недолгий период своего творческого рассвета. Его «Молох», «Впотьмах» и «Олеся» входят в состав хрестоматий по русской литературе, он оставил богатое литературное наследие, он был писателем, который умел чувствовать социальные проблемы и показать их в красках на бумаге.
Важные вехи жизни Александра Куприна:
— Негативные отзывы на первый рассказ «Последний дебют» в 1889, который заставил автора начать активную работу над своим литературным мастерством
— Знакомство с литературной элитой (Буниным, Чеховым, Горьким) и выход «Молоха», «Олеси» и нескольких рассказов в 1890-е
— Переезд в Петербург и женитьба на Марии Давыдовой в 1901
— Публикация и переиздание «Поединка» в Европе в 1905
— Публикация и гонения за повесть «Яма» о жизни проституток, которая была очень негативно принята критиками в 1915
— Эмиграция во Францию в 1919
— Возвращение в СССР в 1937
— Смерть писателя в 1938
Занимательные факты из биографии Александра Куприна:
— В 1893 году Куприн влюбился в девушку, которая поставила ему условие: она выйдет за него замуж, если он поступит в Академию при генштабе. Куприн отправился в Петербург с целью сдать экзамены и поступить в Академию, но был отозван из-за неприятного происшествия с полицейским в Северной столице. После неудачной «почти состоявшейся» женитьбы молодой писатель решил подать в отставку.
— В 1905 году после восстания на «Очакове» Куприн прятал бунтовщиков матроссов у себя в доме в Балаклаве и написал очерк «События в Севастополе» в местной газете «Наша жизнь». В память о тех событиях в Балаклаве поставили памятник писателю в 2009 году.
Александр Васильевич Куприн — мастер авангардных натюрмортов и индустриальных пейзажей
Александр Васильевич Куприн (Alexander Vasilievich Kuprin; родился 10 марта 1880 г. — умер 18 марта 1960 г.) — значимый русский и советский живописец первой половины XX века. Творчество Александра Куприна очень разноплановое: включает и картины в духе сезаннизма, и индустриальные пейзажи. Биография этого художника тесно связана с объединением «Бубновый валет», в выставках которого он участвовал с основания общества. Также Куприн был профессором ВХУТЕМАСа и членом Академии художеств СССР.
Биография Александра Куприна
Александр Куприн родился 10 марта 1880 года в провинциальном городке Борисоглебск в Воронежской области. Семья будущего живописца была бедной, но интеллигентной. Отец преподавал историю в училище, мать воспитывала детей и учила их музыке. Впоследствии Александр сохранял интерес и к этому искусству: немного сочинял и построил в московской мастерской самодельный орган. Но главным делом жизни для него стало рисование.
Александр Куприн вынужден был заниматься самообразованием, так как в провинции не было условий для развития художественных навыков. В 16 лет, после смерти отца, ему пришлось устроиться на работу конторщиком. К тому времени семья перебралась в Воронеж, где открылась бесплатная вечерняя школа рисования с серьезными академическими традициями. Занятия в ней многое дали будущему живописцу. Еще одним важным событием стала масштабная выставка передвижников. Увидев шедевры Ильи Репина, Ивана Шишкина, Исаака Левитана, Куприн решил переехать в Санкт-Петербург для обучения в Академии.
В Петербурге жизнь у молодого художника не сложилась: из-за северного климата он постоянно болел и в Академию поступить не смог. Через некоторое время он переехал в Москву. Сначала брал частные уроки у Константина Юона, затем поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где преподавал Константин Коровин. Правда, занятия вскоре пришлось прервать из-за развившегося на фоне простуды туберкулеза. По рекомендации врачей художник на год переехал в Ялту, и с тех пор тема крымской природы осталась в его творчестве на всю жизнь.
После возвращения в Москву Куприн заметил, что в искусство все заметнее проникают новаторские идеи с Запада. Молодые художники посещали галереи Сергея Щукина и Ивана Морозова, где знакомились с произведениями импрессионистов, постимпрессионистов и кубистов. Александр Куприн сравнивал живопись Клода Моне (Claude Monet), Поля Сезанна (Paul Cezanne), Винсента Ван Гога (Vincent Van Gogh) и Анри Матисса (Henri Matisse) с потоком чистой как хрусталь воды, которая окрыляет душу и вселяет надежду. Из училища пришлось уйти из-за разногласий с преподавателями, зато в этот период родилось общество «Бубновый валет».
Александр Куприн с самого начала был членом нового объединения. Он стремился создавать яркую и выразительную живопись со свободной и энергичной манерой письма. Многие участники «Бубнового валета» охотно обращались к натюрморту, и для Куприна этот жанр стал одним из любимых. Сначала живописец попал под влияние Михаила Ларионова, а после годовой поездки в Европу увлекся идеями постимпрессионизма и кубизма. В тот период были написаны многие лучшие работы художника, прославившие его.
После революции Куприн стал преподавателем во ВХУТЕМАСе. Когда подобные училища стали открывать в провинциальных городах, он вызвался поехать в Нижний Новгород и провел там два года. В начале 1920-х, как и другие участники «Бубнового валета», он отказался от авангарда и перешел к реалистичной живописи. Тогда было написано множество замечательных крымских пейзажей. В 1930-е художник обратился к индустриальной теме: писал московские заводы, угольные месторождения Донбасса и нефтяные промыслы Азербайджана.
Александр Куприн прожил 79 лет и до последнего продолжал писать. В 77 лет он удостоился персональной выставки в Москве. Умер художник 18 марта 1960 года.
Самые известные картины Александра Куприна
Жизнь этого живописца была долгой и плодотворной. Он создал множество выдающихся и разноплановых работ, среди которых есть образцы как традиционной, так и авангардной живописи. Вот несколько известных картин Александра Куприна:
- «Лежащая обнаженная» (1917). Хотя на картине изображена обнаженная натура, композиция выстроена как натюрморт с окружающими женщину фруктами и посудой.
- «Натюрморт со скульптурой Бориса Королева» (1919). Художник чаще писал не цветы, а созданные человеком предметы, которые изображал яркими контрастными красками.
- «Донбасс. Коксогазовый завод. Станция Ханжонская» (1934). Индустриальный пейзаж — реалистичный жанр, но и здесь Куприн находит место для необычных оттенков и выразительных ракурсов.
- «Крым. Вечер в окрестностях Бахчисарая» (1936). Крымские пейзажи этого автора отличаются лиричным настроением и мягкостью красок. В них раскрывается тема гармонии природы и человека.
В настоящее время многие произведения Александра Куприна хранятся в Третьяковской галерее, Русском Государственном музее и многочисленных региональных собраниях. Также его работы востребованы на аукционах. В 2014 году картина «Сумеречный пейзаж. Река Чурук-Су, Бахчисарай» была продана за 317 000 долларов. Перед этим работа «Тополя» ушла с молотка за 176 000 долларов.
Краткая биография Куприн сочинение
Александр Иванович Куприн родился 28 августа 1870 г. в г. Наровчат Пензенской губернии в семье мелкого чиновника, который умер, когда сыну не исполнилось и года. В 1870 г. вместе с матерью и двумя сестрами переезжает в Москву. В шесть лет Куприн был отдан в Разумовский сиротский пансион, а затем в 1880 году — во Вторую Московскую гимназию, которая через два года реорганизована в кадетский корпус.
После окончания корпуса в 1888 году поступает в Третье Александровское училище и летом 1890 года в чине подпоручика зачислен в 46-й Днепровский пехотный полк. В 1894 году получает долгожданную отставку и начинает работать репортером в газетах.
Литературную известность принесла Куприну повесть «Молох» (1896), где дана характеристика русского капитализма, основанного на чудовищном насилии над личностью.
В 1898 году Куприн пишет повесть «Олеся», в которой отразились впечатления от странствий писателя по Полесью и Волыни.
Наиболее значительные произведения Куприна были созданы в начале XX века. В 1901 году писатель— приезжает в Петербург, где знакомится с М. Горьким, оказавшим на Куприна большое влияние.
В 1905 году выходит повесть «Поединок», считающаяся одним из лучших произведений Куприна. В повести показаны жизнь русской армии, а на её фоне — картина жизни всего русского общества.
В эпоху реакции (после 1905 года) написаны такие произведения: «Гамбринус», «Гранатовый браслет» и многие другие, горячо принятые читателями и любимые сегодня.
Проза Куприна неизменно привлекала читателя, так как Куприн усиливал, по сравнению с предшественниками, событийное, сюжетное начало, а обилие и разнообразие сюжетов подсказал Куприну его жизненный опыт.
Отношение Куприна к революции 1917 года противоречиво. В 1919 году войска Юденича заняли Гатчину, Куприна мобилизовали в белую армию, вместе с ней он покидает Родину. Куприн тяжело переносил чужбину, в 1837 году возвращается в Россию. Новым творческим планам не суждено было сбыться: в 1938 году после тяжелой болезни писатель умер.
Краткая биография Куприн сочинение
5 (100%) 1 voteНа этой странице искали :
- биография куприна кратко
- биография куприна краткая
- сообщение о куприне кратко
- сообщение о Куприне
- куприн биография
Сохрани к себе на стену!
«Поединок с жизнью» 145 лет со дня рождения А.
И. Куприна (1870-1938) |Александр Иванович Куприн – талантливый и самобытный русский писатель конца XIX — начала XX века. Личность Куприна, как и его творчество – это взрывоопасная смесь дворянина, благородного разбойника и нищего странника. Огромный, необработанный драгоценный самородок, в котором сохранена первобытная красота и сила характера, мощь и магнетизм личного обаяния.
Интересные факты
- · Александр Куприн большой романтик, даже в чем-то авантюрист. В 1910 году он поднимается на воздушном шаре.
- · В этом же году, но чуть позже, совершает одним из первых в России полет на аэроплане.
- Опускается на морское дно, изучая водолазное дело, и дружит с Балаклавскими рыбаками.
И потом все, кого он встречает в жизни, появляются на страницах его произведений – от капиталиста–миллионера до нищего попрошайки
Михайлов О. Н. Жизнь Куприна. «Настоящий художник – громадный талант». – «Бессмертные имена». – М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001. – 397 с.Книга О.Н.Михайлова повествует о жизни великого русского писателя Александра Ивановича Куприна, автора блестящих произведений, отражающих разные стороны русской жизни начала XX века. Это и армейская среда («Поединок»), и ряд тонко очерченных типов и лирических ситуаций в повестях и рассказах «Олеся», «Гамбринус», «Гранатовый браслет» и др. В книге достоверно, на большом фактическом материале ярким, образным языком излагается биография писателя, во многом нашедшая отражение в его романах и повестях («Юнкера»). А.И.Куприн оказался в эмиграции, за рубежом, но всю жизнь стремился на Родину. В 1937 г. он вернулся. Куприн был похоронен на Волковом кладбище в Санкт-Петербурге.
Куприн А.И. Гранатовый браслет. Повести. Рассказы. – М.: Эксмо, 2006. – 640 с. – Русская классика
В состав тома включены повести и рассказы о любви. Одно из лучших произведений мировой литературы о любви. «Гранатовый браслет», раскрывает нравственную чистоту великого чувства. В «Олесе», ставшей основой знаменитого фильма «Колдунья», показаны красота и сила человека, не утратившего своей связи с природой, умеющего любить искренне, без расчета. Гимн любви звучит в жизнеутверждающей «Суламифи», написанной по мотивам библейской «Песни песней». Любовь, по мнению Куприна, — сила созидающая, помогающая открыть лучшие свойства человеческой души.
Куприн А.И. Олеся: Роман, повесть, рассказы. – М.: Эксмо, 2004. – 567 с.
Тонкое владение богатой палитрой психологического анализа, умение точно воссоздавать бытовые детали и выстраивать увлекательный сюжет способствовало тому, что за Александром Куприным рано укрепилась слава «русского Мопассана`. Покинув Россию вскоре после Октябрьской революции, писатель не растратил богатый талант, бурно расцветший на заре XX века. В эту книгу наряду с хрестоматийными вещами (`Олеся`, `Гамбринус`) вошли сравнительно мало известные произведения Куприна: исторический роман `Юнкера`; `Лазурные берега` — воспоминания о годах, проведенных во французской эмиграции, и др.
Куприн А.И. Принцесса четырех улиц: Роман. Повести и рассказы. – М: Школа – Пресс, 1997. – 640 с.
Это история из жизни пожилого российского профессора Симонова, когда-то известного и подающего надежды, теперь эмигранта, тихо доживающего свои дни в Париже, в бедности и одиночестве. Судьба профессора сложилась так, что он не смог удержать собственную семью, не смог остаться на родине. Теперь же Симонов, лишенный любви и общения собственных двух дочерей оставшихся в России, и путь к которым ему заказан, сильно привязывается к французской малышке Жанете, принцессе четырех улиц, как он ее иногда называл…
Куприн А.И. Белый пудель. Рассказы. – М.: Эксмо, 2002. – 224 с., илл. (Библиотека школьника)Известный рассказ русского писателя А.И.Куприна «Белый пудель», написанный в 1903 году, повествующий о верной дружбе бродячих цирковых артистов — пуделя Арто и мальчика Сережи, считается одним из лучших русских рассказов для детей.
Куприн А. И. Яма. Повести. Рассказы. – М.: Эксмо-Пресс, 2000. – 608 с. (Русская классика)
Роман «Яма» — последнее крупное произведение великого русского писателя А.И.Куприна. Секрет неизменности читательского интереса к этой повести не только в описании жизненных историй падших женщин, но и в необыкновенной трагической тональности этого описания, в глубокой тоске писателя по чистоте любовных отношений.
Куприн А.И. Поединок: повесть. – М.: Эксмо, 2012. – 256 с. – (Классика в школе)
В мае 1905 года в сборнике «Знание» увидела свет повесть «Поединок» — одно из самых известных и, пожалуй, лучшее произведение писателя. В «Поединке», основанном на воспоминаниях автора о его военной службе, создана правдивая картина армейских будней и вместе с тем рассказана проникновенная история любви, ставшая историей победы человеческого духа.
отчество | перевести с английского на русский: Cambridge Dictionary
(Перевод отчество из Cambridge English-Russian Dictionary © Cambridge University Press)Примеры отчества
второе имя
среднее имя в его естественном смысле было бы вторым именем, если бы оно было у человека. ИзВикипедии
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Это также происходит из-за неправильного понимания того, что второй слог средний имя .ИзВикипедии
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Он принял инициал своего среднего имени как часть своего сценического псевдонима из-за его аллитерирующего эффекта. ИзВикипедии
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. В прошлом среднее имя выбиралось родителями из довольно узкого диапазона вариантов.ИзВикипедии
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Обычно тезке дается другое среднее имя , поэтому суффикс для различения не требуется. ИзВикипедии
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Имя отца использовалось как среднее имя .ИзВикипедии
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Супруг(а) также может использовать свое имя при рождении в качестве среднего имени . ИзВикипедии
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Он взял девичью фамилию жены в качестве своего среднего имени .ИзВикипедии
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA.Эти примеры взяты из корпусов и из источников в Интернете.Любые мнения в примерах не отражают мнение редакторов Кембриджского словаря, издательства Кембриджского университета или его лицензиаров.
Фамилия Происхождение и значение
История
Информации об истории имени Куприн у нас нет.Есть информация, чтобы поделиться?
Название Происхождение
Информации о происхождении фамилии Куприн у нас нет. Есть информация, чтобы поделиться?
Правописание и произношение
У нас нет информации об альтернативном написании или произношении имени Куприн. Есть информация, чтобы поделиться?
Национальность и этническая принадлежность
У нас нет никакой информации о национальности / этнической принадлежности имени Куприн. Есть информация, чтобы поделиться?
Известные люди по имени Куприн
Есть ли известные люди из рода Куприных? Поделитесь их историей.
Ранние Куприны
Это самые ранние записи о семье Куприн, которые у нас есть.
Александр Куприн Содержимое
Биография и литературное началоЯ ценный человек(*15) Александру Куприну посчастливилось стать легендой своего собственное время жизни. Человек геркулесовой силы и неуемной жизненной силы, он казался тем, кто знал его в расцвете сил, новоявленным богатырем, эпических богатырей русского фольклора, прославившихся своей чудодейственной энергией и находчивость. Его приземистое массивное телосложение с могучей грудью и жилистая шея говорила об исключительной энергичности и силе, выражавшейся в его бескомпромиссной лицо с узкими глазами. Это была высшая телесность его вкусов что наиболее резко отличало Куприна от его собратьев-писателей. Чаще чем нет, утонченность и изощренность городских литераторов принесли из агрессивно непокорного животного в нем.«Сколько дикого зверь просто был о нем, — вспоминал писатель Иван Бунин, — его обоняние, например, было замечательным — и насколько татарина! » 1 Как спортсмен Куприн был великолепен. Если бы он не стал писателем, он мог бы безусловно, был чемпионом по боксу или борцу, видам спорта, в которых он преуспел. Не удовлетворившись своим мастерством в этих сферах, он бросился в множество других — фехтование, катание на коньках, езда на велосипеде, верховая езда и даже воздухоплавание и авиация, последние два особенно помогают удовлетворить его тяга к опасному риску. Его неутомимый характер и любовь к физическое превосходство, пожалуй, лучше всего выражается лаконичной эпитафией однажды он в шутку попросил поставить на его надгробие: «Здесь лежит человек, который никогда не носил очков». Как тот, кто чувствовал себя по-настоящему дома только среди реалий жизни Куприн бросился в нее с беспримерной изюминка Его жажда (*16) новых впечатлений была ненасытной. Отображение почти навязчивое желание вырвать из жизни как можно больше, он перепробовал десятки профессий: солдат, репортер, грузчик, спортсмен, цирковой наездник, актер, зубной техник, псаломщик, продавец, лесник, охотник, рыбак, судебный пристав, свиновод, табаковод, редактор, и критик.Ходили даже слухи, что однажды он совершил ограбление, чтобы узнать чувства вора на работе. И это не было общей суммой его переживания. Среди его занятий были и другие, более причудливые: ученица хоровой школы. изучающий искусство и эсперанто, начинающий монах, и продавец унитазов. Более того, его талант как исполнителя был выдающимся. Он был не только искусным жонглером; Антон Чехов считал его таким хорошим актер, который уговаривал его поступить во МХАТ. персонаж Куприна был таким же сложным, как и его переживания.Бунин резюмирует: «вместе с большой гордости была неожиданная скромность вместе с дурным характером и дерзость — большая доброта сердца, отсутствие злобы, застенчивость, которая была часто почти патетическая, наивность, простодушие… и мальчишеская веселость… . 2. Чудак большого личного обаяния, когда рассерженный Куприн стал дикое, безрассудное животное. Особенно это было так, когда он был пьян: в в ярости он сорвал скатерть и разбил посуду и еду на пол. Несомненно, самоподавление в результате ограничительных лет, проведенных в учреждениях в молодости многое делает для объяснения ненасытности Физическая жизнь Куприна.Реакция последовала после того, как он ушел из армии, когда он мог, наконец, отомстить своему эго. Опыт и разнообразие стали его девизом на всю жизнь, кредо, выраженным просто в лекции он дал журналистам в Петрограде в 1918 году, когда посоветовал им «посмотреть все, все знать, все делать и обо всем писать». Несколько его героев ссылаются на собственное драйвовое, безграничное любопытство. Одним из самых автобиографичных является роман Платонова «Яма» («Яма», 1915), который рассказывает о различных работах, которые у него были, и добавляет: «Действительно и правда, на несколько дней я хотел бы стать лошадью, растением или рыбой, или быть женщиной и пережить роды: я хотел бы жить внутренней жизнью всех, кого я встречаю, и смотрю на мир их глазами» (VI, 229). Автобиографические элементы изобилуют произведениями Куприна, основанными как таковые часто бывает на событиях его разнообразной жизни. Он всегда отказывался использовать в своих вымышленных персонажах или ситуациях, с которыми он не был близко знакомым, и он свободно признал огромную важность своего собственного жизнь за свою работу. В письме 1917 г. литературоведу (*17) историку С.А. Венгеров писал: «Почти все мои произведения являются моей автобиографией. Иногда я придумывал внешний сюжет, но полотно, на котором ткал был весь сделан из кусочков моей собственной жизни. «4 Возможно, его бесчисленные приключения вдоль и поперек России больше всего поспособствовало тому, чтобы Куприн стал тем самым «нелитературным» писатель он был. Не любит литературные клики с их мелким соперничеством, он пренебрежительно отзывался о городских литераторах, проводивших жизнь взаперти в учиться. Он предпочитал следовать совету Чехова и «путешествовать в в вагоне третьего класса», лицом к лицу со своими собратьями. Всегда больше среди рыбаков, рабочих и крестьян, и больше гордился своим таланты охотника или садовода, чем его успехи как автора, он чувствовал, что участие в простой жизни простых людей приносит большие награды, чем монотонная и часто одинокая жизнь писателя за его столом.И все еще. каким-то образом Куприну удалось совместить то и другое, так что его жизнь, прожитая со свойственной ему удивительной разносторонностью, стала тот самый материал, из которого была сделана его беллетристика. II ЖизньОбстоятельства ранней жизни Куприна были далеко не благоприятны. Родившийся в 1870 году в бедной семье в отдаленном южнорусском городке Наровчат. в Пензенской губернии он остался без отца в возрасте одного года. До его смерть от холеры в тридцать семь лет, отец мальчика, Иван Иванович Куприн, был мелким государственным чиновником.Хотя его карьера была ничем не примечательной, он проявил некоторые художественные способности, будучи прекрасным скрипачом и художником в маслах. Мать Куприна, Любовь Алексеевна, происходила из некогда известной линии татарских князей Кукмчаковых, обнищание которых к середине 1800-х гг. был настолько суров, что она унаследовала лишь небольшое поместье в провинции. На протяжении всей своей жизни она оставалась страстно преданной своему младшему ребенок и единственный сын. Умная, проницательная женщина с подвижным, прогрессивным ум, она увлекалась литературой и проявляла большой интерес к политическим события того времени.Куприн всегда ценил мнение матери о его работать больше, чем любой другой. Незадолго до ее смерти в 1910 году он писал: — Ты мне сейчас очень нужен. Не твой опыт или ум, а вашему инстинктивному вкусу, которому я доверяю больше, чем всей сегодняшней критике». От матери мальчик унаследовал глубокую чувствительность и живое воображение, вместе с пламенной импульсивностью, которую он позже назвал гранью своего «стихийная татарская природа». Куприн всегда был непомерно горд своего татарского происхождения: он хвастался перед друзьями своим происхождением от (*18) Чингисхана Хан и Тамерлан, хотя на самом деле такой блестящей родословной у него не было. Через два года после смерти Ивана Куприна семья переехала в Москву, где Любовь Алексеевна получила место во Вдовьем доме в Кудрино. Ее сын провел следующие пятнадцать лет в интернатах этого города, живя сначала с матерью в доме (период, отраженный в его повести «Святая лож» («Ложь во спасение», 1914]), то в благотворительном Разумовском интернат, до поступления во Вторую Московскую военную гимназию (гимназия) в 1880 году. Эти первые годы были такими несчастливыми, что позже он сказал печально: «У меня не было детства. «Безрадостность этого времени находит частое отражение в его творчестве, особенно в мрачных воспоминаниях о его герои в сказках «Река жизни», 1906 г.), «Леночка» (1910 г.) и сильно автобиографичный «На переломе» («На повороте», 1900 г.), с субтитрами. «Кадеты» («Кадеты»). В последнем Куприн подчеркивает что он больше всего ненавидел в своем школьном обучении: регулярное и общепринятое употребление грубой силы, будь то жестокое издевательство над младшими мальчиками со стороны старших парней или систематических нагревов со стороны персонала.Ярко он передает унижение, которое испытал его юный герой Буланин при порке за пустяковую шалость. «Буланин — это я сам», — написал он чуть ли не за год до смерти», а память о поножовщине в кадетском Корпус остался со мной на всю жизнь».7 Осенью 1888 года Куприн оставил Кадетский корпус, чтобы поступить в Александровское Военная академия в Москве, учреждение, готовившее офицеров для пехоты. службы за два года. Как и кадетский корпус, Академия была крайне консервативной учреждение. Юнкерсы, как называли их сокамерников, были обучены считают себя привилегированной кастой, готовящейся к высокой ответственности в царской армии. Летом 1890 года Куприн окончил Академию со званием подпоручиком и был прикомандирован к сорок шестому Днепровскому пехотному полку. дислоцировалась в небольшом украинском городке Проскуров (ныне Хмельницкий), к западу от Житомира на юго-западе России. Здесь и в соседних населенных пунктах Гусятина и Волочиска, недалеко от австрийской границы, он провел следующий четыре года, вся его армейская служба.Жизнь для молодого офицера в этом глухом уголке Российской империи было мучительно скучно, лишенный культурных занятий и полностью отрезанный от событий в мире на свободе. По выходе из армии в 1894 году Куприн отправился в Киев, где (*19) занимается журналистской работой многих видов. В сентябре 1901 г. его пригласил редактор популярного петербургского ежемесячника В. С. Миролюбов. Журнал для всех (Журнал для всех), в его штат. В декабре Куприн начал работу в столице. В феврале 1902 года Куприн женился на Марии. Карловна Давыдова, приемная дочь Александры Давыдовой, вдовы директор Петербургской консерватории.О смерти мужа в В 1889 году Александра Давыдова стала редактором либерального петербургского ежемесячника. Мир хожий (Мир Божий). Когда она умерла в начале 1902 года, Мария Карловна завладел Божьим Миром, а в феврале того же года Куприн ушел из Журнала для всех, чтобы возглавить раздел художественной литературы в журнале своей жены. Деятельность Куприна после издания «Поединка» в 1905 г. не ограничивалась письменной речью. Он выдвинул себя в качестве выборщика в первую Государственную думу по городу Петербургу, установлены связи с моряками Черноморского флота в Севастополе и даже пытались зачислиться на броненосец «Поемкин», взбунтовавшийся в июне 1905 г.В официальных глазах он стал политически ненадежным и попал под полицию. наблюдение. С началом Первой мировой войны Куприн изменил свое энергии на практический счет еще раз. Всего через две недели после объявления войны он открыл военный госпиталь в своем доме в Гатчине, а затем посетил города на западном фронте. В конце 1914 года он обратился через давить на деньги для раненых, а в декабре отверг идею каких-либо торжеств по случаю двадцать пятой годовщины его литературного Мероприятия.В качестве офицера запаса он был призван в ноябре 1914 г. до мая 1915 г. командовал пехотной ротой в Финляндии. уволен по состоянию здоровья. По той же причине он не мог стать военным корреспондентом, должность, которую он искал ранее во время русско-японской войны. Война 1904-1905 гг. 16 октября 1919 года Гатчина была взята белыми войсками под командованием генерала Николай Юденич. В течение двух недель Куприн был вынужден редактировать Приневского. край (Невская страна), газета штаба армии Юденича.Когда в октябре белые отступили на запад перед Красной армией, Куприн ездил с ними в Ямбург (ныне Кингисепп). где он присоединился к своей жене и дочь. Через Нарву семья добралась до Ревеля (ныне Таллин) в Эстонии. и в декабре уехал в Финляндию. Через полгода в Хельсинки, где Куприн работал в эмигрантской газете «Новая русская жизнь». жизни), они отплыли во Францию, прибыв в Париж в начале июля (*20) 1920. Последовали долгие годы бедности и долгов. Доход от того, что писать Куприна было крайне мало, и смелые попытки жены установить переплетная мастерская и эмигрантская библиотека обернулись финансовым бедствием.А возвращение в Советский Союз предлагало единственное решение для материала Куприна. и психологические трудности, но только в конце 1936 г. решение о подаче заявления на получение визы. Предвидя порицание со стороны других эмигрантов, Куприн с женой очень быстро собрались уходить, сохранив отъезд секрет. 29 мая 1937 г., провожаемые только дочерью, они покинули Gare du Nord в Москве. Когда 31 мая Куприны прибыли в Москву, их встретили представители писательских организаций и установили в гостинице Метрополь.В начале июня они переехали на дачу, принадлежавшую Союза писателей в подмосковном Голицыно, где Куприн лечился внимание и отдыхали до зимы. В середине декабря он и его жена переехал на квартиру в Ленинград. К началу 1938 года здоровье Куприна стремительно ухудшалось. Хотя спустя недели принес временное улучшение, что побудило супругов поехать в Гатчину для лета его состояние было явно безнадежным. уже страдает от болезни почек и склероза у него развился рак пищевод.Хирургия мало чем помогла. Умер 25 августа 1938 г. через два дня был похоронен на Волковом кладбище в Ленинграде. III Ранний стихКуприну было десять лет, когда в августе 1880 года он сдал вступительный экзамен для Военной гимназии, переименованной в 1882 г. в Кадетский корпус. душной атмосферой этого военного учреждения мальчик впервые принял серьезный интерес к литературе. Заслуга в этом во многом принадлежит М.И. Цуханова, учителя русской словесности (в «Кадетах» он выступает как Труханов).Ему Куприн обязан своей пожизненной любовью к русскому языку. литературы, в частности Пушкина. Воодушевленный учением Цуханова, мальчик начал писать, обращение к поэзии как к лучшему средству выражения своих юношеских стремлений. Куприн должен был до конца своих дней писать стихи, эпиграммы и афоризмы. жизни, но в свои зрелые годы он всегда крайне неохотно их публиковал, чувствуя, что они намного уступают его прозе. Хотя он написал свое первый стих в семь лет, большинство юношеских стихов — около тридцати всего — дата (*21) за четыре года с 1883 по 1887 год, когда он был в кадетском корпусе.8 Самая ранняя из них «На день коронации». («В день коронации»), написанная в начале 1883 г., была вдохновлена торжества по случаю коронации Александра III в мае того же года. С юношеским задором и наивным восторгом Куприн изображает ликование москвичей на празднествах, подчеркивает святость царской человека, и выражает надежду, что Бог сохранит нового монарха от вреда. Более поздние стихи ярко демонстрируют любовь молодого человека. за родную землю. Таков, например, «Боец» («The Воин») 1885 года, героический монолог умирающего солдата. на поле боя.Его последние слова призывают своих товарищей-воинов продолжать неравная борьба: Братья! я погибаю. .. Возьми тогда знамя, И бесстрашно лицом к лицу враг Народ плакал по вам, братья, Горькими слезами и кровью.9 Важнее несколько сатирических произведений, из которых лучшая его «Ода Каткову» («Ода Каткову») 1886 года. Поэма высмеивает известного мракобеса Михаила Каткова по поводу его назначения министром внутренних дел Александром III. Использование архаизмов для комизма эффекта, Куприн пишет с отвращением к этому архиреакционеру, говорившему надменно о русском народе как о «крестьянах и диких зверях» и жестоко наказал беспокойных студенческих лидеров. Пожалуй, самое интересное из ранних стихотворений Куприна — политическое. пьеса «Сны» («Сны»), написанная 14 апреля 1887 г., Накануне был вынесен приговор террористам, замышлявшим убить Александра III в марте того же года. Среди тех, кто впоследствии приговорен к смертной казни Александр Ульянов, брат Ленина. Что смерть приговор будет вынесен, сомнений не было, а живое воображение Куприна представил жуткую картину публичного повешения, как он и предвидел: шумного площадь заполнена разгневанной толпой; высокая черная виселица; палач ждет своих жертв; и ужасные предсмертные муки осужденных. Стихотворение завершается словами горького упрека царской «справедливости»: «Совершено подлое, ужасное дело»10. Несмотря на свое художественное несовершенство, из всех ранних стихов Куприна «Сны» в наибольшей мере отображают искренней, хотя и бесхитростной политической приверженности. (*22) Не все ранние стихи Куприна были патриотическими или политическими. Несколько стихотворений — например «Песнь скорби» («Песнь скорби»), «Грезы» («Грезы») и «Слезы бесплодные… («Напрасные слезы…» 1887 г. — говорят о тоске, безысходности, и разочарование, общие мотивы пессимистической поэзии конец 1800-х годов.Остальные стихотворения представляют собой любовную лирику, обращенную к объектам купринского творчества. подростковые привязанности. Среди них «Заря» («Рассвет»), «Весна» («Весна») и лирические «Милые очи, лазурные очи…» («Дорогие очи, лазурные очи…») 1887 г. посвященный его дальнему родственнику из Пензы. Помимо нескольких стихи, посвященные веселью и радостям юношеского товарищества, такие как «Молитва пианницы» («Молитва пьяницы», 1884 г. ) и «Происхождение коньяка». 1885 г.). Куприн написал несколько шутливых стихов неприличного толка, вроде «Машенька», к которой он позже добавил оговорку: «Не быть читать кому угодно.Хотя многих стихов юного Куприна не хватает в художественных достоинствах они действительно свидетельствуют о его растущем литературном сознании. Они содержат удивительный диапазон тем и стилей, от откровенно политическое через интимно-лирическое к скабрезно-эротическому, разнообразие это предвещает широкий спектр трактовок в его прозе. Что пожалуй, наиболее показательно в таких стихотворениях, как «Ода Каткову». и «Сны» заключается в том, что они обнаруживают у подростка высокую степень общественного убеждения, каким бы бесформенным оно ни было на этой ранней стадии, получит более эффективную разработку в таких более поздних прозаических произведениях, как Молох (Молох, 1896) и Дуэль (1905). IV Первая сказкаИменно в Военной академии началась писательская деятельность Куприна. В В 1889 году он познакомился с Лидором Ивановичем Пальминым, известным поэтом того времени. организовал издание первой повести Куприна «Последний дебют». («Последний дебют») в московском еженедельнике «Русский сатирический». листок (Русский сатирический листок) за 3 декабря 1889 г. Когда Куприн выяснилось авторство (сказка была подписана «.-рин») он был подвергнут двухсуточному аресту в караульном помещении, так как юнкерам запрещалось публиковать без согласия руководства Академии.События вокруг публикация этой первой работы оставила неизгладимый след в жизни Куприна. Он впервые вспоминает эпизод в своей сказке «Первенец» («Первенец»). Firstling», 1897), (*23) изменение названия журнала и переименование его наставник Иван Лиодорыч Венков. В более позднем автобиографическом произведении Лункера (Юнкеры, 1928-1932), дело рассматривается более подробно, а в рассказе «Типографическая краска». Чернила», 1929) он снова возвращается к этому событию, на этот раз с откровенным ностальгия. За основу «Последнего дебюта» Куприн взял реальное происшествие — самоубийство путем отравления на сцене певицы Е. П. Кадмина в 1881 г., трагедия, которая также вдохновила Ивана Тургенева на повесть «Клара Милич». одноактная драма Чехова «Татьяна Репина». Произведение рассказывает о трагическом любовь актрисы Гольской к импресарио Александру Петровичу. Драма является и сеттингом, и содержанием сказки. В одежде Гольской комнату между третьим и четвертым действиями, Петрович прерывает ее, забыть все, что между ними произошло, и пообещав обеспечить для ребенка, которого она ждет.Затем он упрекает ее за плохую работу. в пьесе до сих пор. В отчаянии от потери мужчины, которого она любит, но ужаленного его критикой ее актерских способностей Гольская выходит на сцену, обязанная «развлекать многотысячную аудиторию как раз тогда, когда она, возможно, рядом к самоубийству или безумию» (I. 44). По изящной иронии, ее роль на сцене изображает обманутую девушку, а импресарио играет ее соблазнителя. Таким образом их профессиональные и частные роли совпадают и переплетаются. В финале действие, разыгрывая свою внутреннюю боль, Гольская исполняет с превосходной силой. Из всех присутствующих ее не понимает только партнер по сцене, ибо он не может различить женщину через актрису. Первая сказка Куприна с неудачным заглавием имеет несколько недостатков что он позже признал. В частности, резкий контраст между герой и героиня — проверенное временем романтическое клише: он — циничный обольститель, она чистая красота, разрушенная ее самоотверженной любовью к нему. Контраст становится еще более вопиющим избитым описанием их лиц. Его типично демонический — «обрамленный густой гривой черных волос»… на нем была печать гордой, самоуверенной силы» (I, 42) — и она принесла ей имя богини за свой «классический профиль». и мраморовидная, полупрозрачно-тусклая бледность» (I, 43). Условность подкрепляется чрезмерно напыщенным стилем, используемым как рассказчиком, так и символы. О Гольской Куприн пишет: «Заламывая руки, она рыдала, она умоляла его о любви, о пощаде. Она вызвала его перед судом Бога и людей, и снова заплакал, безумно, отчаянно…» (I, 46). При этом сюжет сказки откровенно мелодраматичен. Не (*24) содержание своим чересчур сентиментальным изображением Гольской в час ее кризис, Куприн заставляет ее принять яд на глазах у публики. занавес опускается. Несмотря на высокопарный язык и стереотипность персонажей, «Последний Дебют» обладает свойственной позднему Куприну повествовательной динамикой. в то же время, хотя и окруженное литературными штампами, его трактовка любви и боль, которую он может принести, глубоко чувствительна, качество, которое было бы отличительная черта его лучших произведений. В полковая службаЗа несколько лет военной службы Куприна было опубликовано несколько сказки, среди них «Психея» («Психея», 1892), «Лунной ночь» («В лунную ночь»), «В потмах» («В темноте», 1893 г.) и «Дознание» («Расследование», 1894 г.).Только последний занимается армией; его предшественники исследования таинственных или ненормальных состояний ума. С ними принадлежат другие сказки «Славянская душа», «Безумие». («Безумие») и «Забытый поцелуй». Поцелуй»), все изданные в 1894 году, произведения, в которых Куприн описал себя как «собиратель редких и странных проявлений человеческой души.» Между появлением «Последнего дебюта» прошло около трех лет. и публикация его второго рассказа «Психея» в декабре 1892 года.Как и «В лунную ночь», последовавшая за ней, она показывает аберрации невменяемого ума и исследует размытую грань между фантазия и реальность. Подзаголовок «Дневник скульптора». описывает отшельника, который лепит из глины статую Психеи, которую он видел в мечте. Его чувственность так пробуждается красотой его собственного творения. что он убеждается, что одной лишь силой воли он может привести свою статую к жизни. Воображая, что видит, как дышит его Психея, он целует ее и теряет сознание. Сведенный с ума извращенным творчеством собственного разума, он в приют. Дневниковая форма произведения с датами, отклоняющимися от действительности. в чепуху, а незаметное смешение реальности и фантастического шоу сходство с повестью Гоголя «Дневник сумасшедшего». Но Внимание Куприна к больному разуму своего героя с его экстравагантной фантасмагорией и лихорадочных сексуальных фантазий, проистекает из декадентских тенденций позднего 1800-е годы. «В лунную ночь» похож по теме и настроению. Зондирование самые сокровенные тайники разума, Куприн исследует в своем главном герое Гамова фундаментальная для (*25) человеческой души двойственность Достоевского.»Ты видите, — объясняет Гамов рассказчику, — я думаю, что есть два воли, присущей человеку. Один в сознании. . . и я постоянно в курсе своего присутствия. . . . Но другой без сознания; в некоторых случаях контролирует человека совершенно без его ведома, иногда даже против его воли» (I, 140). Когда эта вторая воля находится в хаосе, Гамов объясняет, иначе происходят немыслимые акты насилия, вроде жестокого убийство возлюбленной, в котором он молчаливо сознается. Воспламененный страстью за красивую девушку, которая откровенно его презирает, он кладет револьвер к ее храму и требует, чтобы она сдалась ему. «необъяснимый сладострастие» (I, 143) он обнаруживает в ситуации нарушенной ее насмешливым смехом, когда она отказывается подчиняться. Только когда он потянул спусковой крючок заставляет Гамова осознать весь ужас содеянного. Двойственность души раскрывается в этом «психологическом этюде», как выразился Куприн1, имеет ключевое значение для его более важной работы в том же года, «Во тьме», опубликованной в журнале «Русское богатство». (Российское богатство). Где-то в пять раз длиннее «Психеи» и разделены на четырнадцать глав, это был его самый амбициозный рассказ до сих пор, и действительно имел подзаголовок «Повесть» или «Новелла».Путешествие ночным поездом в провинцию город Р., чтобы занять свое первое место в качестве гувернантки, героини, Зинаида Павловна спасена от внимания попутчика. молодым инженером. Александр Аларм. Раз она в Р., работодательница Зинаиды, богатый промышленник Кашперов влюбляется в нее и определяет обладать ею. Но только когда Аларину грозит тюремное заключение за азартные игры от официальных средств Зинаида предлагает себя Кашперову за деньги, чтобы погасить долг Аларма. Восхищаясь ее самоотверженностью, Кашперов отдает ей деньги без всяких условий. Однако, увидев базу Тревоги жадность, когда она дает ему деньги, Зинаида преисполнена презрения к его. Она уходит от него, заболевает от нервного потрясения и умирает. Кашперов убивает себя, выпив синильной кислоты, и Аларин покидает город разбитым человек. постарел и преждевременно поседел. По его собственному признанию, у Аларина «раздвоение личности» (1, 53). Описывается как «представитель сегодняшних моральных колебаний»13. он представляет собой удивительную смесь противоречивых черт.Хоть и благородный чувствительный, он также может быть низким и бессердечным; его энергия и решение иногда поддаются слабости и апатии. По мере развития истории. Куприн старается показать, насколько Аларин отличается от Зинаиды, хотя и похожа они могут показаться вначале: его крикливый эгоцентризм и капризные перемены настроения14 далеки от ее мягкой (*26) искренности и тихой героической определение. Когда Зинаида приносит ему деньги, отрицательная сторона Двойственная природа тревоги раскрывается во всей ее отталкиваемости, той «темной, страшная сторона» глубоко в каждом из нас, о которой говорил Гамов (1, 139). Та же «темная сторона» проявляется и у Кашперова, когда его похоть для Зинаиды достигает апогея: — Нет… Я тебя одолею, — говорит, — я тебя заставлю! Ты можешь быть чист, но я разбужу в тебе такие инстинкты, что ты не познай себя!» (I, 75). Подобные припадки мрачной ярости — еще одно проявление демонизма, уже мелькнувшего в Петровиче из «Последнего дебюта». Как будто отражая двойственность, открывающуюся в его персонажах по ходу повествования, Повествовательная техника Куприна колеблется между противоположными полюсами.Он нарочито простое и реалистичное описание обстановки: вступительная сцена где друзья Будильника провожают его с московского вокзала (как Анатолий Волков ноты15, эпизод с лаконичной чеховской иронией), серая жизнь г. Р. и ранние сцены в доме Кашперовых. Но когда сказка очень эмоциональна — во время наездов Кашперова на честь Зинаиды, и последняя встреча героя и героини — Куприн создает атмосферу трагического мрака, где роковые страсти связывают его персонажи неразрывно связаны. Название рассказа — словесный перегон обстоятельств, в которых оказались герои, жизнь образная тьма, усиленная физическими сумерками, которые пронизывают работа. Хотя первое крупное прозаическое произведение Куприна разделяет многие недостатки Последний дебют» — мелодраматические пассажи, неестественные ситуации и напыщенные язык — это демонстрирует его способность успешно справляться со сложной сюжет с его главными и второстепенными персонажами, разнообразными настройками и диалогами. «Следствие» — первая армейская повесть Куприна и самая важная работа его лет в качестве солдата.Он также был первым в длинной серии рассказов о военных, кульминацией которых стала «Дуэль» десять лет спустя. Эта работа была его первой публикацией, вызвавшей критические комментарии. Критик киевская газета неохотно признавала проблески таланта в сказке, но отчитывал Куприна за чрезмерное внимание к деталям и отсутствие спонтанного чувства».16 По соображениям цензуры рукопись название произведения «Экзекуция» («Телесное наказание»), было изменено на менее эмоциональное «Из брошенного прошлого» («От далекое прошлое») по предложению Н. К. Михайловский. редактор Русского богатства, где сказка появилась в августе 1894 года, вскоре после Куприн ушел из армии. (*27) Его окончательное название было выбрано в начале 1900-е годы. Помимо растущего недовольства армейской жизнью, публикация «Расследования», вероятно, была главной причиной Отставка Куприна летом 1894 г. Не может быть сомнения, что появление такого произведения, написанного офицером и подписанного его полное имя, имело бы для него неприятные последствия. Действие происходит в провинциальном гарнизоне. История рассказывает о том, как Козловский, молодой лейтенанту на первом году службы, приказано провести расследование в краже пары голенищ и тридцати семи копеек Татарин Байгузин. Апеллируя к сыновним чувствам татарина, Козловский добивается от него признательных показаний, в результате чего БайгЛизин приговаривается до ста ударов березы. Как показал Куприн много лет спустя в сказке «Родина» («Родина») рассказ исходя из своего собственного опыта в качестве офицера, обязанного проводить такие расследования. Несмотря на дистанцирующий прием заглавия, предложенный Михайловским, «Следствие» — прямое обвинительное заключение об условиях в России. армии в 1890-х гг. Его причастность к Байгузину показывает Козловскому абсурдность системы, которая так жестоко наказывает человека за такое банальное преступление. Безразлично, эта система не принимает во внимание мужчины, в данном случае татарина, избранного Куприным представителем национальных меньшинств в царской армии. Сбитый с толку в чужой среде, где его естественный инстинкт просто бежать, Байгузин издевается и преследуется как чудак.Козловский понимает, что наказывать его в установленном порядке бессмысленно. Татарин не только не может видеть, почему его поступок неправ, но и едва ли может понимаю по русски. Далеко не исправив его, порка только ожесточит его. «Расследование» занимает центральное место в развитии Куприна, потому что в Козловский представляет первого в череде чувствительных молодых офицеров не в ладах со своими собратьями и болезненно осознавая несправедливость, царящую в армии. Этот тип продолжается в таких фигурах, как Яхонтов из «Похода». («Марш», 1901 г.) и на примере Ромашова из «Дуэли».Впечатлительный и гуманный Козловский в ужасе от порки Байгузина и потрясен безразличием своих товарищей-офицеров к тому, что он считает пародия на правосудие. Из-за своей роли в расследовании он чувствует себя ответственный за наказание, вынесенное татарину, и как офицер он чувствует себя виноватым за то, что является частью армейской иерархии, которая попустительствует таким чрезмерное насилие. Как ни парадоксально, это их официально дистанцированные должности как обвинитель и обвиняемый, которые духовно сближают офицера и солдата.При упоминании татарином матери вдали Козловский с грустью вспоминает родная мать за тысячу верст и понимает, что без нее он тоже совершенно одинок в этом уединенном уголке России. Его воспоминание выстраивает тонкую связь: «Между младшим лейтенантом и молчаливым Татарская там вдруг зародилась тонкая, нежная связь» (I, 152). После порки, когда оба страдают по-своему, их глаза встретиться через казарменную площадь — «и опять лейтенант почувствовал между между собой и солдатом странная, духовная связь» (1, 157). Тем не менее, несмотря на его симпатию к Байгузину и его благородные намерения приговор смягчен, Козловский ему не помогает. Неопытный в компании своих товарищей-офицеров, ему не хватает уверенности, которая могла бы позволили ему облегчить участь татар. Более того, его внутренняя слабость оставляет конфликт между своим долгом как офицера и своим сочувствием как мужчина неразрешимый. Позволив себе отклониться от своей цели, командир роты, к которому он обращается за советом, Козловский становится жертвой к той же равнодушной системе, которая приговаривает Байгузина к розге.Но он тоже палач, потому что чувствует, что обманом заставил солдата признаться его преступление. При всей своей страстной искренности его гневный ответ на завершение рассказа о садистском товарище-офицере, который объявляет о порке недостаточно тяжелая заканчивается лишь истерикой: «…вдруг накрывая лицо руками, он разразился громкими рыданиями, содрогаясь всем телом, как плачущая женщина и испытывающая мучительный, жестокий стыд его слез. ..» (I, 158). Во многом «Расследование» является предварительным наброском для Дуэль десятилетие спустя.Указания на роман Куприна есть и в другое его армейское произведение 1894 г., юмористическая повесть «Кусть сирены». («Куст сирени»), чей тупой офицер-главный герой Алмазов и его амбициозная жена Верочка явно предвещают Николаева и Шурочку в Дуэли. Отставка Куприна из армии в 1894 году стала переломным моментом. в его жизни. Следующие семь лет, до его отъезда в Петербург в 1901 год должен был стать периодом чрезвычайно богатого опыта и творчества. Они будут охватывать не только калейдоскопическую журналистскую работу, множество временных работу и обширные путешествия, но и издание двух коллекций его произведений и, среди прочего, сказка о Молохе, впервые принесшая ему слава.(*29)
|
Подразделение: Дж. Роберт Леннон | Его тщетные заботы…..
Знакомый читатель рекомендовал Дж. Роберта Леннона несколько лет назад. Сначала я прочитал Замок , сюрреалистическую, напряженную историю о человеке, который возвращается в сельский Нью-Йорк и покупает ветхий дом на большое количество имущества. Затем Фамильяр , который остается моим любимым романом в параллельной вселенной.Далее: Happyland , полная смена темпа, это история неприятной миллионерши, производителя кукол, которая захватывает (на свои деньги) небольшой городок. Потом вышел сборник рассказов: Увидимся в раю. Это подводит меня к Подразделение , которое по содержанию больше всего похоже на Замок .
История начинается с безымянного рассказчика, женщины, прибывающей в гостевой дом в так называемом Подразделении.Ее хозяева — две пожилые женщины, рассказчик знает, что одну зовут Клара, а другую — Судья. Здесь вещи начинают запутываться. Обеих женщин зовут Клара, и обе они судьи в отставке. В середине одной из комнат есть огромная незаконченная головоломка: по какой-то причине оба ведущих зациклены на этой головоломке, и хотя некоторые части головоломки собраны, рассказчик не видит, чтобы над ней кто-то работал, и для по какой-то причине ее хозяева думают , что она собирает головоломку.У нее есть выбор комнат, «Добродетель, Милосердие, Справедливость, Долг и Слава». Хорошо, возможно, это просто причуда со стороны закона хозяев, или, возможно, имена имеют более глубокий смысл.
Мы не знаем, зачем здесь рассказчица, как она появилась, откуда взялась, но вспыхивают прошлые травмы. Она намерена найти работу и постоянное место для проживания, поэтому хозяева рисуют ей карту, и на следующий день она отправляется в путь. В местном магазине она покупает устройство Cylvia, «цифровой помощник » , чьи возможности похожи на Alexa.Улицы города не отмечены именами, и первое место, которое она посещает, чтобы арендовать, — «Тэсс», принадлежащая маленькой женщине по имени Жюстин. Тесс представляет собой причудливое сооружение из крошечных комнат, настолько маленьких, что рассказчику приходится становиться на четвереньки, чтобы проползти через них.:
Я не увидел Жюстин, когда прошел через дверной проем; он просто выходил в другой коридор, как-то даже более узкий, чем раньше, который прерывался еще несколькими узкими дверями. Однако один из них был расколот.как голландская дверь, и верхняя часть висела наполовину открытой. Я подошла к нему и заглянула внутрь. Здесь пространство было разделено по вертикали, образовав две крошечные комнаты-кабинки. Жюстин сидела, скрестив ноги, на верхнем этаже. Его пол был паркетным; миниатюрная люстра свисала с потолка.
Следующее место принадлежит Жюлю, красивому мужчине, который покидает этот район и ищет арендатора для своего дома. Его сад впечатляющий, с яблоней, качелями, ямой для костра и крокетной площадкой. В доме три больших окна, из которых открывается вид на восток, запад и север.В одно окно открывается великолепный вид, в другое — мертвое и мертвое.
Когда мы подошли к дому, я бросил последний взгляд на прекрасный задний двор. . . мой взор, однако, упал на западное окно гостиной, а потом опять на двор через восточное окно.
То, что я увидел, озадачило меня. Гостиная выглядела обычной. . . но, если смотреть через оба окна, задний двор выглядел иначе. Яблоня была мертвая, даже почерневшая, как будто частично сожженная огнем.Яма для костра и качели были уничтожены; их осколки разбросаны по каменистой, заросшей земле. А с холмов вдалеке поднимался дым.
В обоих представлениях: зеленом, райском и увядшем и мертвом, есть одна константа: ворона. Рассказчик испытывает сильное сексуальное влечение к Жюль, и у нее начинаются сексуальные фантазии. Джулс притягивает ее ближе, и он чувствует запах дыма, но затем появляются другие запахи: Я почувствовал запах дыма, древесного дыма с оттенком других вещей, бензина, расплавленного пластика, обожженных волос и мяса.
Дом, как объясняет владелец, был построен в « вероятностном колодце», и «окна не закалены событиями против нарративной реполяризации». По словам Жюля, « они показывают прошлое, будущее или какую-то альтернативную версию настоящего».
Во время всего этого Сильвия вибрирует в сумке рассказчика, а ворона каркает. Сильвия в некотором смысле становится персонажем по мере развития сюжета, выдавая предупреждения и предупреждения.На протяжении всей истории лабиринта становится ясно, что рассказчик находится в пути самопознания, но почему — большой вопрос. Сны часто не имеют смысла; у нас случаются причудливые встречи, и мы никогда не останавливаемся, чтобы подвергнуть сомнению логику повествования нашего сна. То же самое и здесь; рассказчик принимает всех причудливых персонажей в этом причудливом пейзаже. Я предпочитаю конкретных персонажей (с именами), но здесь Леннон умело сплетает необычную историю, полную образов. Можно было бы обойтись и без библейских образов, но это только я.Видит ли рассказчик альтернативную реальность или прошлое и апокалиптическое будущее?
Я догадался, что тут происходит, поэтому «путешествие» для меня стало несколько тяжелым. Если вам нравится фэнтези или сюрреалистическая фантастика, то есть большая вероятность, что вам понравится это. Леннон — один из самых замечательных американских писателей, выпускающих книги в наши дни (IMO). Всегда оригинально, и я никогда не знаю, чего ожидать. Пока это наименее любимая из его книг, но я читал список покупок этого писателя.
обзорная копия
Читать произведение Куприна Главные герои повести
Текущая страница: 1 (всего в книге 18 страниц)
Куприн Александр Иванович
Дуэль
I
Вечерние занятия в шестой роте подходили к концу, и младшие офицеры все нетерпеливее смотрели на их часы.Практически изучен устав гарнизонной службы. По всему плацу солдаты стояли врассыпную: у окаймляющих шоссе тополей, у гимнастических станков, у дверей ротной школы, у прицельных станков. Все это были воображаемые посты, вроде поста у порохового погреба, у знамени, на гауптвахте, у денежного ящика. Между ними ходили заводчики и выставляли часовых; произведена смена караула; Унтер-офицеры проверяли посты и проверяли знания своих солдат, стараясь то хитростью выманить его винтовку у часового, то заставить его покинуть место, то дать ему что-нибудь на хранение, чаще всего собственную фуражку.Старожилы, более твердо знавшие эту игрушечную казуистику, отвечали в таких случаях преувеличенно строгим тоном: «Отойди! Я не имею полного права давать кому-либо ружье, кроме как получить приказ от самого Императора. Но молодые растерялись. Они еще не умели отделять шутки, примеры от реальных требований службы и впадали в ту или иную крайность.
— Хлебников! Дьявол дубинист! — закричал маленький, круглый и шустрый ефрейтор Шаповаленко, и в его голосе послышалось властное страдание.- Ну я тебя учил, я тебя учил, дурак! Чей заказ ты сейчас выполнил? Арестован? И, чтоб ты! .. Ответь, почему тебя поставили на пост!
В третьем взводе была большая неразбериха. Молодой солдат Мухамеджинов, татарин, едва понимавший и говорящий по-русски, был совершенно сбит с толку проделками начальства — и реальными, и воображаемыми. Он вдруг пришел в ярость, взял в руки ружье и ответил на все свои убеждения и приказы одним решительным словом:
— Удар W!
— Да, подождите… да ты дурак… — уговаривал его унтер-офицер Бобылев. — Кто я? Я ваш начальник охраны, поэтому…
— Я проткну! — кричал татарин, испуганный и злобный, и с глазами, налитыми кровью, нервно вонзал штык в каждого, кто к нему приближался. Вокруг него собралась кучка солдат, в восторге от забавного приключения и минутного отдыха на скучной тренировке.
Расследовать дело отправился командир роты капитан Плам. Пока он плелся вялой походкой, сгорбившись и волоча ноги на другой конец плаца, младшие офицеры собрались поболтать и покурить.Их было трое: лейтенант Веткин — лысый, усатый мужчина лет тридцати трех, весельчак, болтун, песенник и пьяница, подпоручик Ромашов, прослуживший в полку только второй год, и лейтенант Лбов, бойкий худенький мальчик с лукаво-ласково-тупыми глазами и вечной улыбкой на толстых наивных губах, весь как будто набитый старыми офицерскими анекдотами.
— Отвратительно, — сказал Веткин, взглянув на свои мельхиоровые часы и сердито щелкнув крышкой.«Какого черта у него все еще есть компания? эфиоп!
— А ты бы ему объяснил, Павел Павлыч, — с лукавым лицом посоветовал Лбов.
— Адский номер. Давай, объяснись. Главное что? Главное, что все напрасно. Они всегда сбивают лихорадку перед концертами. И всегда перебарщивают. Солдата подтянут, замучают, бросят, а при осмотре он будет стоять как пень. Вы знаете знаменитый случай, когда два ротных командира спорили о том, чей солдат съест больше хлеба? Они оба выбрали самых суровых обжор.Ставка была большая — что-то около ста рублей. Вот один солдат съел семь фунтов и свалился, больше не может. Командир роты сейчас у фельдфебеля: «Что ты, этот, такой меня подвел?» А фельдфебель только лапами колотит: «Так я и не могу знать, честное слово, что с ним случилось. Утром репетировали — восемь фунтов треснули в один присест…» А так наши… Бесполезно репетируют, а для спектакля в калошах сядут.
— Вчера… — вдруг расхохотался Лбов. — Вчера, после того, как все компании закончили занятия, я иду на квартиру, уже восемь часов, может быть, совсем темно. Вижу, в одиннадцатой роте обучают сигналам. Хором. «На-ве-ди, в грудь, по-па-ди!» Спрашиваю лейтенанта Андрусевича: «Почему эта музыка до сих пор играет у вас?» А он говорит: «Это мы, как собаки, воем на луну».
— Мне все надоело, Кук! — сказал Веткин и зевнул. — Подожди, а кто на этом едет? Бек, кажется?
— Да.Бек-Агамалов, — решил зоркий Лбов. — Как красиво он сидит.
— Очень красиво, — согласился Ромашов. «По-моему, он ездит лучше любого кавалериста. ООО! Она танцевала. Бек флиртует.
По шоссе медленно ехал офицер в белых перчатках и форме адъютанта. Под ним был высокий, длинный, золотой конь с коротким хвостом, по-английски. Она горячилась, нетерпеливо трясла крутой шеей, собиралась мундштуком и часто перебирала своими тонкими ножками.
— Павел Павлыч, правда ли, что он натуральный черкес? — спросил Ромашов у Веткина.
— Думаю, это правда. Иногда армяне действительно выдают себя за черкесов и лезгин, но Бек, похоже, вовсе не врет. Посмотрите, какой он на коне!
— Подожди, я ему крикну, — сказал Лбов.
Он приложил руки ко рту и закричал сдавленным голосом, так что ротный не услышал:
— Лейтенант Агамалов! Бек!
Офицер верхом натянул поводья, на секунду остановился и повернул направо.Затем, повернув лошадь в эту сторону и слегка согнувшись в седле, он упругим движением заставил ее перепрыгнуть через канаву и сдержанным галопом поскакал к офицерам.
Он был ниже среднего роста, сухой, жилистый, очень крепкий. Лицо его, с покатым лбом, тонким горбатым носом и решительными, сильными губами, было мужественно и красиво и до сих пор не утратило своей характерной восточной бледности — в то же время смуглое и тусклое.
— Привет, Бек, — сказал Веткин.- С кем ты разговариваешь? Разработчики?
Бек-Агамалов пожал руку офицерам, низко и небрежно согнувшись с седла. Он улыбался, и казалось, что его белые стиснутые зубы отбрасывают отсвет на всю нижнюю часть лица и на его маленькие черные гладкие усики…
— Жили-были две хорошенькие девочки. Что мне до этого? Я ноль внимания.
— Мы знаем, как ты плохо играешь в шашки! Веткин покачал головой.
– Послушайте, господа, – заговорил Лбов и опять заранее засмеялся.- Вы знаете, что генерал Дохтуров говорил о пехотных адъютантах? Это относится и к тебе, Бек. Что они самые отчаянные наездники во всем мире…
— Не лги, Фендрик! — сказал Бек-Агамалов.
Он толкнул лошадь ногами и сделал вид, что налетел на прапорщика.
— Ей-Богу! У всех, говорит, лошадей нет, а одни гитары, шкбпс — с запалом, хромые, кривоглазые, пьяные. А уж если отдать ему приказ, то должен уметь жарить, где угодно, на протяжении всей карьеры.Забор есть забор, овраг есть овраг. Катается по кустам. Упустил поводья, потерял стремена, к черту шляпу! Лихие всадники!
— Что нового, Бек? — спросил Веткин.
— Что нового? Ничего нового. Сейчас, только что командир полка застал его в совещании у подполковника Леха. Я сорвался на него так, что это было слышно на Соборной площади. А Леха пьян как змей, не может выговорить папа-мама. Стоит неподвижно и покачивается, руки за спину.А Шульгович на него рявкает: «Когда говоришь с командиром полка, пожалуйста, не держи руки на заднице!» И слуга был здесь.
— Крепко облажались! — сказал Веткин с ухмылкой — то ли ироничной, то ли ободряющей. — В четвертой роте вчера, говорят, он кричал: «Что ты мне в нос тыкаешь усталый? Я для тебя чартер, и больше никаких разговоров! Я здесь король и бог! »
Лбов вдруг снова рассмеялся над своими мыслями.
— А вот еще, господа, был случай с адъютантом в Н-полку…
— Заткнись, Лбов, — серьезно заметил ему Веткин. — Эко прорвало тебя сегодня.
– Есть еще новости, – продолжил Бек-Агамалов. Он снова повернул свою лошадь перед Лбовым и, шутя, стал наезжать на него. Лошадь покачала головой и фыркнула, разбрызгивая вокруг себя пену. — Есть еще новости. Командир во всех ротах требует от офицеров разрезать чучела. В девятой роте меня настигла такая простуда, что жуть. Я посадил Епифанова под арест за то, что сабля не заточена… Чего ты боишься, Фендрик! — вдруг крикнул Бек-Агамалов прапорщику. — Привыкай. Ты сам когда-нибудь будешь адъютантом. Ты будешь сидеть на коне, как жареный воробей на блюде.
— Ну ты, азиат! .. Убирайся со своей мертвой постелью, — Лоб отмахнулся от лошадиной морды. — Ты слышал, Бек, как один адъютант купил лошадь в цирке в N-м полку? Я выехал на ней на смотр, а она вдруг начала шествовать перед командующим войсками испанским шагом.Знаете, вот так: ноги вверх и так из стороны в сторону. Наконец я столкнулся с головной ротой — шум, крик, возмущение. А лошадь — никакого внимания, знаете ли, он режет себя испанским шагом. Вот Драгомиров сделал мегафон — вот так — и кричит: «Армс-ик, той же походкой на гауптвахту, на двадцать один день, ма-арш!..»
— Эх, ничего, — поморщился Веткин. — Слушай, Бек, ты действительно преподнес нам сюрприз с этой диспетчерской. Что это значит? Не осталось свободного времени? Вот вчера привезли нам этого уродца.
Он указал на середину плаца, где стояло чучело из сырой глины, представляющее собой некоторое подобие человеческой фигуры, только без рук и ног.
— Ты что? Нарезанный? — с любопытством спросил Бек-Агамалов. — Ромашов, ты пробовал?
— Еще нет.
— Также! Начну заниматься ерундой, — проворчал Веткин. — Когда я успеваю рубить? С девяти утра до шести вечера знаешь только, что зависаешь здесь.Едва успеешь пожрать и выпить водку. Слава богу я для них не мальчик…
— Урод. Ведь офицер должен уметь владеть саблей.
— Почему так, спрашивается? На войне? С нынешним огнестрелом тебя и на сто шагов не подпустят. Почему дьявол твоя шашка? Я не кавалерист. А если надо, то я лучше возьму пистолет и приклад — бах-бах по голове. Это более правильно.
— Ну-ну, а в мирное время? Никогда не знаешь, сколько дел может быть. Бунт, беспредел там что ли…
— И что? При чем здесь чекер? Я не собираюсь заниматься черной работой, бить людей по головам. Ро-ота, пли! — а это в сумке…
Бек-Агамалов сделал недовольное лицо.
— Эх, вы все тупые, Павел Павлыч. Нет, вы серьезно отвечаете. Вот ты идешь куда-то гулять или в театр, или, скажем, тебя оскорбил в ресторане какой-то шпион… допустим крайность — он тебе какую-нибудь гражданскую оплеуху даст.Чем ты планируешь заняться?
Веткин расправил плечи и презрительно поджал губы.
— Ч-ну! Во-первых, никакой шлепок меня не ударит, потому что бьют только того, кто боится, что его побьют. А во-вторых… что я буду делать? Стреляйте в него из револьвера.
— А если револьвер остался дома? — спросил Лбов.
— Ну, блин… ну я за ним пойду… Ерунда. Был случай, что одного корнета оскорбили в кафе.А он поехал домой на извозчике, привез револьвер и застрелил двух каких-то рябчиков. И это все! ..
Бек-Агамалов раздраженно покачал головой.
— Я знаю. Я слышал. Однако суд установил, что он действовал с умыслом, и вынес ему приговор. Что в этом хорошего? Нет, правда я, если меня кто-то оскорбил или ударил…
Он не кончил, но сжал ручонку, державшую вожжи, так крепко в кулак, что она задрожала. Лоб вдруг затрясся от смеха и расхохотался.
— Опять! — строго заметил Веткин.
— Господа… пожалуйста… Ха-ха-ха! Был случай в М-полку. Прапорщик Краузе устроил скандал в Дворянском собрании. Тогда бармен схватил его за лямку и чуть не оторвал. Тогда Краузе достал револьвер — выстрелил ему в голову! На месте! Потом появился еще один адвокат, он и его челка! Ну, конечно, все разбежались. А потом Краузе спокойно пошел в свой стан, на передовую, под знамя. Часовой кричит: «Кто идет?» — «Прапорщик Краузе, умри под знаменем!» Он лег и выстрелил себе в руку.Тогда суд его оправдал.
— Молодец! — сказал Бек-Агамалов.
Начался обычный, любимый молодыми офицерами разговор о случаях неожиданных расправ на месте и о том, что эти дела почти всегда проходили безнаказанно. В одном маленьком городке безбородый пьяный хорунжий шашкой рубил толпу евреев, у которых предварительно «пасхальную кучу разгромил». В Киеве младший лейтенант пехоты зарезал студента в танцевальном зале за то, что тот толкнул его локтем в буфет.В каком-то большом городе — не то в Москве, не то в Петербурге — офицер застрелил, «как собаку», штатского, который в ресторане сделал ему выговор, что порядочные люди не трогают чужих.
Ромашов, все еще молчавший, вдруг, покраснев от смущения, излишне поправляя очки и откашлявшись, вмешался в разговор:
— А вот, господа, что скажу со своей стороны. Допустим, я не считаю бармена… да… А если штатского… как бы это сказать? .. Да… Ну, если он порядочный человек, дворянин и прочее… зачем мне на него, безоружного, с саблей нападать? Почему я не могу требовать от него удовлетворения? Ведь мы, так сказать, культурные люди…
— Эх, глупости вы говорите, Ромашов, — перебил его Веткин. — Потребуешь сатисфакции, а он скажет: «Нет… э-э… Я, знаете ли, веб-сайт… э… дуэли не признаю. Я противник кровопролития… И к тому же, э… у нас есть мировой судья…» Так и ходи с битой мордой всю жизнь.
Бек-Агамалов широко улыбнулся своей лучезарной улыбкой.
— Что? Ага! Согласен ли ты со мной? Я тебе говорю, Веткин, я тебе говорю: учись летать. На Кавказе все учатся с детства. На прутьях, на бараньих тушах, на воде…
— А публично? — вставил Лбов.
– И публично, – спокойно ответил Бек-Агамалов. — А как режут! Одним ударом они рассекали человека от плеча до бедра, наискось. Это удар! А насчет испачкаться.
— А ты, Бек, можешь?
Бек-Агамалов с сожалением вздохнул:
— Нет, не могу… Молодого ягненка пополам скрещу… Даже телячью тушу пробовала… а может и не мужика… Разделывать не буду. Снесу себе голову к черту, это я знаю, но чтоб наискосок… нет. Мой отец сделал это легко…
– Ну-ка, господа, пойдемте попробуем, – умоляюще сказал Лбов, сверкая глазами. — Бек, милая, пожалуйста, пошли…
Офицеры подошли к глиняному чучелу. Веткин сорвался первым. Придав грубое выражение своему доброму, деревенскому лицу, он изо всей силы ударил по глине, большим, неуклюжим взмахом.При этом он невольно издал тот характерный горловой звук — хрюканье! — что делают мясники, когда режут говядину. Лезвие ушло в глину на четверть аршина, и Веткин еле вывязал его оттуда!
— Плохо! — заметил Бек-Агамалов, качая головой. — Ты, Ромашов…
Ромашов вынул шпагу из ножен и смущенно поправил рукой очки. Он был среднего роста, худощав и хотя довольно крепок для своего телосложения, но от большой застенчивости был неуклюж.Он не умел фехтовать на эспадронах даже в училище, а через полтора года службы совсем забыл об этом искусстве. Держа оружие высоко над головой, он в то же время инстинктивно выставил вперед левую руку.
— Рука! — крикнул Бек-Агамалов.
Но было уже поздно. Конец шашки лишь слегка царапал глину. Ожидая нового сопротивления, Ромашов потерял равновесие и пошатнулся. Лезвие шашки, попав в его вытянутую руку, оторвало кусок кожи у основания указательного пальца. Брызнула кровь.
— Эх! Вот видишь, — сердито воскликнул Бек-Агамалов, слезая с коня. — Так и коротко отрубить руку. Как можно обращаться с таким оружием? Ничего, ничего, завяжи платок крепче. Ученица. Придержи лошадь, Фендрик. Вот, смотри. Основная точка удара не в плече или в локте, а здесь, в сгибе руки. — Он сделал несколько быстрых круговых движений правой рукой, и шпага шашки превратилась в один сплошной сверкающий круг над его головой.- А теперь смотри: я отвожу левую руку назад, за спину. Когда наносите удар, не ударяйте и не рубите предмет, а рубите, как бы пилите, отводите саблю назад… Понимаете? И, кроме того, твердо запомните: плоскость шашки непременно должна быть наклонена к плоскости удара, непременно. От этого угол становится более острым. Вот, смотри.
Бек-Агамалов отошел на два шага от глиняного болвана, впился в него острым, прицельным взглядом и вдруг, сверкнув высоко в воздухе, страшным, незаметным для глаз движением, падая весь перед собой, нанес быстрый удар. Ромашов только услышал, как пронзительно засвистнул разрезанный воздух, и тотчас же верхняя половина чучела мягко и тяжело шлепнулась на землю. Плоскость среза была гладкой и полированной.
— О, черт возьми! Это удар! — воскликнул восхищенный Лбов. — Бек, дорогой, пожалуйста, еще раз.
— Давай, Бек, еще, — попросил Веткин.
Но Бек-Агамалов, словно боясь испортить произведенное впечатление, улыбаясь, вложил шпагу в ножны. Он тяжело дышал, и весь он в эту минуту, с широко открытыми злыми глазами, с горбатым носом и оскаленными зубами, был похож на какую-то хищную, злую и гордую птицу.
— Что это? Это каюта? — сказал он с притворным пренебрежением. — Моему отцу на Кавказе было шестьдесят лет, и он коню шею перерезал. В половине! Необходимо, дети мои, постоянно заниматься спортом. Вот как они это делают: веточку ивы кладут в тиски и рубят, или пускают сверху воду тонкой струйкой и рубят. Если нет всплеска, значит удар был правильный. Ну, Лбов, теперь ты.
Унтер-офицер Бобылев с испуганным видом подбежал к Веткину.
— Ваша честь… Командир полка идет!
— Медиа, ирррна! — протяжно, сурово и взволнованно кричал с другого конца площади Капитан Плам.
Офицеры поспешно разошлись по взводам.
Большой неуклюжий экипаж медленно съехал с шоссе на плац и остановился. С одной стороны командир полка тяжело вылез, наклонив все туловище на одну сторону, а с другой легко спрыгнул на землю полковой адъютант лейтенант Федоровский, высокий, щеголеватый офицер.
— Отлично, шестой! — послышался толстый, спокойный голос полковника.
Солдаты громко и нестройно кричали с разных углов плаца:
— Здоровья тебе, твой-о-о-о!
Офицеры взялись за козырьки фуражек.
«Продолжайте учебу», — сказал командир полка и подошел к ближайшему взводу.
Полковник Шульгович был глубоко не в духе. Он обходил взводы, задавал солдатам вопросы из гарнизонной службы и изредка ругался матерными словами с той особой юношеской виртуозностью, которая в этих случаях присуща старым фронтовикам. Солдат как бы загипнотизировал пристальный, упрямый взгляд своих возрастно-бледных, потускневших, строгих глаз, и они смотрели на него, не моргая, едва дыша, вытягиваясь в ужасе всем телом. Полковник был огромным, тучным, степенным стариком. Его мясистое лицо, очень широкое в скулах, суживающееся кверху ко лбу, а внизу переходило в густую серебряную бороду с лопатой и таким образом имело вид большого, тяжелого алмаза. Брови были седые, лохматые, угрожающие. Говорил он почти не повышая тона, но каждый звук его необыкновенного, знаменитого в дивизии голоса, — голоса, которым он, между прочим, сделал всю свою служебную карьеру, — был отчетливо слышен в самых дальних уголках обширного плаца и даже по трассе.
— Кто ты? — резко спросил полковник, внезапно остановившись перед стоявшим у гимнастического забора молодым солдатом Шарафутдиновым.
— Рядовой 6-й роты Шарафутдинов, Ваше благородие! Татарин кричал старательно, хрипло.
— Дурак! Я вас спрашиваю, для какой должности вы одеты?
Солдат, сбитый с толку криком и видом разгневанного командира, молчал и только моргал веками.
— Лицо часового… неприкосновенны… — наугад пробормотал татарин. — Не знаю, ваше благородие, — кончил он вдруг, тихо и решительно.
Пухлое лицо командира было залито густым кирпичным румянцем, кустистые брови нахмурены. Он обернулся и резко спросил:
— Кто здесь младший офицер?
Ромашов подошел и взялся за фуражку.
— Я, господин полковник.
— О! лейтенант Ромашов. Ладно, ты, должно быть, имеешь дело с людьми.Колени вместе! — рявкнул Шульгович, закатывая глаза. — Как вы стоите в присутствии вашего командира полка? Капитан Слива, я вам делаю вид, что ваш унтер-офицер не умеет вести себя перед начальством при исполнении служебных обязанностей… Вы, собачья душа, — обратился Шульгович к Шарафутдинову, — кто у вас командир полка?
— Не могу знать, — с унынием, но поспешно и твердо ответил татарин.
— Э-э! ….. Я вас спрашиваю, кто у вас командир полка? Кто я? Видишь ли, я, я, я, я, я! .. — И Шульгович несколько раз изо всей силы ударил себя ладонью в грудь.
— Не могу знать…
— …… -… – полковник выругался длинной, в двадцать слов, запутанной и циничной фразой. — Капитан Плам, будьте так добры, немедленно положите этого сукина сына под ружье во всеоружии. Пусть гниет, каналя, под ружьем. Вы, подпоручик, о женских хвостах больше думаете, чем о службе-с. Вы танцуете вальсы? Вы читали Поля де Кокова? ..Что это — солдат, по-вашему? — он ткнул пальцем в губы Шарафутдинова.«Это позор, позор, отвращение, а не солдат. Фамилии своего командира полка он не знает… Удивляюсь я вам, подпоручик! ..
Ромашов посмотрел на серое, красное, раздраженное лицо и почувствовал, как сердце его колотится от обиды и волнения и потемнело в глазах… И вдруг, почти неожиданно для самого себя, глухо сказал:
— Это татарин, господин полковник. Он ничего не понимает по-русски, и к тому же…
Лицо Шульговича мгновенно побледнело, дряблые щеки вздрогнули, а глаза стали совершенно пустыми и страшными.
— Что?! — проревел он таким неестественно оглушительным голосом, что еврейские мальчишки, сидевшие на заборе у шоссе, посыпались, как воробьи, в разные стороны. — Что? Разговаривать? Ма-аль-чат! Молочник, прапорщик позволяет себе… Лейтенант Федоровский, объявляю в сегодняшнем приказе, что подпоручика Ромашова подвергаю домашнему аресту на четыре дня за непонимание воинской дисциплины. И делаю выговор капитану Сливе за то, что он не смог привить моим младшим офицерам настоящие представления о служебном долге.
Адъютант почтительно и бесстрастно отсалютовал. Плюм, сгорбившись, стоял с деревянным, невыразительным лицом и все время держал трясущуюся руку на козырьке фуражки.
— Стыдно вам, капитан Плам, — проворчал Шульгович, постепенно успокаиваясь. — Один из лучших офицеров полка, старый служака — так ты и распускаешь молодежь. Поднимите их, жужжите без колебаний. С ними нечего стыдиться. Не барышни, они не промокнут…
Он резко повернулся и в сопровождении адъютанта направился к карете. И пока он сел, пока карета свернула на шоссе и скрылась за зданием ротного училища, на плацу воцарилась робкая, растерянная тишина.
— Эх, ба-тень! — презрительно, сухо и недружелюбно сказал Слив через несколько минут, когда офицеры расходились по домам. — Я потянул тебя поговорить. Они бы стояли и молчали, если бы Бог убил. Теперь вот выговор в моем приказе из-за вас.И на кой черт тебя в компанию отправили? Ты нужна мне, как пятая нога собаки. Тебе бы сиськи сосать, а не…
Он не договорил, устало махнул рукой и, повернувшись к молодому офицеру спиной, сгорбился, осел, поплелся домой, в свою грязную, престарелую холостяцкую квартиру. Ромашов посмотрел ему вслед, на его тупую, узкую и длинную спину и вдруг почувствовал, что в сердце его, сквозь горечь недавней обиды и общественного позора, шевелится сожаление об этом одиноком, грубом, нелюбимом человеке, оставшемся на целом свете только две привязанности: боевая красота его роты и тихое, уединенное ежедневное пьянство по вечерам — «до подушки», как выражались в полку старые пьяные бурбоны.
А так как у Ромашова была немного смешная, наивная привычка, часто свойственная очень молодым людям, думать о себе в третьем лице, словами шаблонных романов, то теперь он говорил про себя:
«Его добрые, выразительные глаза были покрыты облаком печали. ..»
Александр Иванович Куприн
Дуэль
I
Вечерние занятия в шестой роте подходили к концу, и младшие офицеры все нетерпеливее смотрели на часы.Практически изучен устав гарнизонной службы. По всему плацу солдаты стояли врассыпную: у окаймляющих шоссе тополей, у гимнастических станков, у дверей ротной школы, у прицельных станков. Все это были воображаемые посты, вроде поста у порохового погреба, у знамени, на гауптвахте, у денежного ящика. Между ними ходили заводчики и выставляли часовых; произведена смена караула; Унтер-офицеры проверяли посты и проверяли знания своих солдат, стараясь то хитростью выманить его винтовку у часового, то заставить его покинуть место, то дать ему что-нибудь на хранение, чаще всего собственную фуражку.Старожилы, более твердо знавшие эту игрушечную казуистику, отвечали в таких случаях преувеличенно строгим тоном: «Отойди! Я не имею полного права давать кому-либо ружье, кроме как получить приказ от самого Императора. Но молодые растерялись. Они еще не умели отделять шутки, примеры от реальных требований службы и впадали в ту или иную крайность.
— Хлебников! и проворный ефрейтор Шаповаленко, и в голосе его слышалось властное страдание.- Ну я тебя учил, я тебя учил, дурак! Чей заказ ты сейчас выполнил? Арестован? И, чтоб ты! .. Ответь, почему тебя поставили на пост!
В третьем взводе была большая неразбериха. Молодой солдат Мухамеджинов, татарин, едва понимавший и говорящий по-русски, был совершенно сбит с толку проделками начальства — и реальными, и воображаемыми. Он вдруг пришел в ярость, взял пистолет в руку и на все свои убеждения и приказы ответил одним решительным словом:
— W-удар!
— Да, подожди… да ты дурак… — уговаривал его унтер-офицер Бобылев. — Кто я? Я ваш начальник охраны, так что…
— Я зарежу! — кричал татарин, испуганный и злобный, и с глазами, налитыми кровью, нервно вонзал штык в каждого, кто к нему приближался. Вокруг него собралась кучка солдат, в восторге от забавного приключения и минутного отдыха на скучной тренировке.
Расследовать дело отправился командир роты капитан Плам. Пока он плелся вялой походкой, сгорбившись и волоча ноги на другой конец плаца, младшие офицеры собрались поболтать и покурить.Их было трое: лейтенант Веткин — лысый, усатый мужчина лет тридцати трех, весельчак, болтун, песенник и пьяница, подпоручик Ромашов, прослуживший в полку только второй год, и лейтенант Лбов, бойкий худенький мальчик с лукаво-ласково-тупыми глазами и вечной улыбкой на толстых наивных губах, весь как будто набитый старыми офицерскими анекдотами.
— Отвратительно, — сказал Веткин, взглянув на свои мельхиоровые часы и сердито щелкнув крышкой.«Какого черта у него все еще есть компания? эфиоп!
— А вы бы ему объяснили, Павел Павлыч, — с лукавым лицом посоветовал Лбов.
— Ад нет. Давай, объяснись. Главное что? Главное, что все напрасно. Они всегда сбивают лихорадку перед концертами. И всегда перебарщивают. Солдата подтянут, замучают, бросят, а при осмотре он будет стоять как пень. Вы знаете знаменитый случай, когда два ротных командира спорили о том, чей солдат съест больше хлеба? Они оба выбрали самых суровых обжор. Ставка была большая — что-то около ста рублей. Вот один солдат съел семь фунтов и свалился, больше не может. Командир роты сейчас у фельдфебеля: «Что ты, этот, такой меня подвел?» А фельдфебель только лапами колотит: «Так я и не могу знать, честное слово, что с ним случилось. Утром делали репетицию — восемь фунтов трещали в один присест…» А так наши… Бесполезно репетируют, и в калошах сидят на смотр.
— Вчера… — вдруг расхохотался Лбов. — Вчера во всех компаниях занятия закончились, иду на квартиру, уже восемь часов, может быть, совсем темно. Вижу, в одиннадцатой роте обучают сигналам. Хором. «На-ве-ди, в грудь, по-па-ди!» Спрашиваю лейтенанта Андрусевича: «Почему эта музыка до сих пор играет у вас?» А он говорит: «Это мы, как собаки, воем на луну».
— Мне все надоело, Кук! — сказал Веткин и зевнул. — Подожди, а кто на этом едет? Бек, кажется?
— Да.Бек-Агамалов, — решил зоркий Лбов. — Как красиво он сидит.
— Очень красиво, — согласился Ромашов. «По-моему, он ездит лучше любого кавалериста. ООО! Она танцевала. Бек флиртует.
По шоссе медленно ехал офицер в белых перчатках и форме адъютанта. Под ним был высокий, длинный, золотой конь с коротким хвостом, по-английски. Она горячилась, нетерпеливо трясла крутой шеей, собиралась мундштуком и часто перебирала своими тонкими ножками.
— Павел Павлыч, правда ли, что он натуральный черкес? — спросил Ромашов у Веткина.
— Думаю, это правда. Иногда армяне действительно выдают себя за черкесов и лезгин, но Бек, похоже, вовсе не врет. Посмотрите, какой он на коне!
– Подожди, я ему крикну, – сказал Лбов.
Он приложил руки ко рту и закричал сдавленным голосом, так что ротный не услышал:
— Лейтенант Агамалов! Бек!
Офицер на коне натянул поводья, остановился на секунду и повернул направо. Затем, повернув лошадь в эту сторону и слегка согнувшись в седле, он упругим движением заставил ее перепрыгнуть через канаву и сдержанным галопом поскакал к офицерам.
Он был ниже среднего роста, сухой, жилистый, очень крепкий. Лицо его, с покатым лбом, тонким горбатым носом и решительными, сильными губами, было мужественно и красиво и до сих пор не утратило своей характерной восточной бледности — в то же время смуглое и тусклое.
— Привет, Бек, — сказал Веткин. — С кем ты разговариваешь? Разработчики?
Бек-Агамалов пожал руку офицерам, низко и небрежно согнувшись с седла. Он улыбался, и казалось, что его белые стиснутые зубы отбрасывают отраженный свет на всю нижнюю часть его лица и на его маленькие черные гладкие усы…
— Жили-были две хорошенькие девчонки. Что мне до этого? Я ноль внимания.
— Мы знаем, как ты плохо играешь в шашки! Веткин покачал головой.
– Послушайте, господа, – заговорил Лбов и опять заранее засмеялся. — Вы знаете, что генерал Дохтуров говорил о пехотных адъютантах? Это относится и к тебе, Бек. Что они самые отчаянные наездники во всем мире…
— Не ври, Фендрик! — сказал Бек-Агамалов.
Он толкнул лошадь ногами и сделал вид, что налетел на прапорщика.
— Ей-Богу! У всех, говорит, лошадей нет, а одни гитары, шкбпс — с запалом, хромые, кривоглазые, пьяные. А уж если отдать ему приказ, то должен уметь жарить, где угодно, на протяжении всей карьеры. Забор есть забор, овраг есть овраг. Катается по кустам. Упустил поводья, потерял стремена, к черту шляпу! Лихие всадники!
— Что нового, Бек? — спросил Веткин.
— Что нового? Ничего нового. Сейчас, только что командир полка застал его в совещании у подполковника Леха.Я сорвался на него так, что это было слышно на Соборной площади. А Леха пьян как змей, не может выговорить папа-мама. Стоит неподвижно и покачивается, руки за спину. А Шульгович на него рявкает: «Когда говоришь с командиром полка, пожалуйста, не держи руки на заднице!» И слуга был здесь.
— Крепко облажались! — сказал Веткин с ухмылкой — то ли ироничной, то ли ободряющей. — В четвертой роте вчера, говорят, он кричал: «Что ты мне в нос тыкаешь усталый? Я для тебя чартер, и больше никаких разговоров! Я здесь король и бог!
Лбов вдруг снова засмеялся над своими мыслями.
— А вот еще, господа, был случай с адъютантом в N полку…
— Заткнись, Лбов, — серьезно заметил ему Веткин. — Эко прорвало тебя сегодня.
– Есть еще новости, – продолжил Бек-Агамалов. Он снова повернул свою лошадь перед Лбовым и, шутя, стал наезжать на него. Лошадь покачала головой и фыркнула, разбрызгивая вокруг себя пену. — Есть еще новости. Командир во всех ротах требует от офицеров разрезать чучела. В девятой роте меня настигла такая простуда, что жуть.Я посадил Епифанова за то, что шашка не заточена… Чего ты боишься, фендрик! — вдруг крикнул Бек-Агамалов прапорщику. — Привыкай. Ты сам когда-нибудь будешь адъютантом. Ты будешь сидеть на коне, как жареный воробей на блюде.
— Ну ты, азиат! .. Убирайся со своей мертвой постелью, — Лоб отмахнулся от лошадиной морды. — Ты слышал, Бек, как один адъютант купил лошадь в цирке в N-м полку? Я выехал на ней на смотр, а она вдруг начала шествовать перед командующим войсками испанским шагом.Знаете, вот так: ноги вверх и так из стороны в сторону. Наконец я столкнулся с головной ротой — шум, крик, возмущение. А лошадь — никакого внимания, знаете ли, он режет себя испанским шагом. Вот Драгомиров сделал мегафон — вот так — и кричит: «Армс-ик, той же походкой на гауптвахту, на двадцать один день, ма-арш!..»
— Э, ничего, — поморщился Веткин. — Слушай, Бек, ты действительно преподнес нам сюрприз с этой диспетчерской. Что это значит? Не осталось свободного времени? Вот вчера привезли нам этого уродца.
Он указал на середину плаца, где стояло чучело из сырой глины, представляющее собой некоторое подобие человеческой фигуры, только без рук и ног.
— Ты что? Нарезанный? — с любопытством спросил Бек-Агамалов. — Ромашов, ты пробовал?
— Еще нет.
— Также! Начну заниматься ерундой, — проворчал Веткин. — Когда я успеваю рубить? С девяти утра до шести вечера знаешь только, что зависаешь здесь. Едва успеешь пожрать и выпить водку.Слава богу я для них не мальчик…
— Урод. Ведь офицер должен уметь владеть саблей.
— Почему же, спрашивается? На войне? С нынешним огнестрелом тебя и на сто шагов не подпустят. Почему дьявол твоя шашка? Я не кавалерист. А если надо, то я лучше возьму пистолет и приклад — бах-бах по голове. Это более правильно.
— Ну-ну, а в мирное время? Никогда не знаешь, сколько случаев может быть. Бунт, беспредел там что ли…
— Ну и что? При чем здесь чекер? Я не собираюсь заниматься черной работой, бить людей по головам.Ро-ота, пли! — а оно в сумке…
Бек-Агамалов сделал недовольное лицо.
— Эх, вы все тупые, Павел Павлыч. Нет, вы серьезно отвечаете. Вот вы идете куда-то гулять или в театр, или, скажем, вас оскорбил в ресторане какой-то шпион… допустим крайность — он вам какую-нибудь гражданскую оплеуху даст. Чем ты планируешь заняться?
Веткин расправил плечи и презрительно поджал губы.
— Ч-ну! Во-первых, никакой шлепок меня не ударит, потому что бьют только того, кто боится, что его побьют.А во-вторых… что я буду делать? Стреляйте в него из револьвера.
— А если револьвер остался дома? — спросил Лбов.
— Ну блин… ну пойду за ним. .. Ерунда. Был случай, что одного корнета оскорбили в кафе. И поехал домой на извозчике, принес револьвер и прихлопнул двух каких-то рябчиков. И это все! ..
Бек-Агамалов с досадой покачал головой.
— Я знаю. Я слышал. Однако суд установил, что он действовал с заранее обдуманным умыслом, и вынес ему приговор.Что в этом хорошего? Нет, право я, если бы меня кто оскорбил или ударил…
Он не договорил, но сжал свою ручонку, державшую вожжи, так крепко в кулак, что она задрожала. Лоб вдруг затрясся от смеха и расхохотался.
— Опять! — строго заметил Веткин.
— Господа… пожалуйста… Ха-ха-ха! Был случай в М-полку. Прапорщик Краузе устроил скандал в Дворянском собрании. Тогда бармен схватил его за лямку и чуть не оторвал.Тогда Краузе достал револьвер — выстрелил ему в голову! На месте! Потом подвернулся еще один адвокат, он и его бум! Ну, конечно, все разбежались. А потом Краузе спокойно пошел в свой стан, на передовую, под знамя. Часовой кричит: «Кто идет?» — «Прапорщик Краузе, умри под знаменем!» Он лег и выстрелил себе в руку. Тогда суд его оправдал.
— Молодец! — сказал Бек-Агамалов.
Начался обычный, любимый молодыми офицерами разговор о случаях неожиданных расправ на месте и о том, что эти дела почти всегда проходили безнаказанно.В одном маленьком городке безбородый пьяный хорунжий шашкой рубил толпу евреев, у которых предварительно «пасхальную кучу разгромил». В Киеве младший лейтенант пехоты зарезал студента в танцевальном зале за то, что тот толкнул его локтем в буфет. В каком-то большом городе — не то в Москве, не то в Петербурге — офицер застрелил, «как собаку», штатского, который в ресторане сделал ему выговор, что порядочные люди не трогают чужих.
Ромашов, все еще молчавший, вдруг, покраснев от смущения, излишне поправляя очки и откашлявшись, вмешался в разговор:
— А вот, господа, что скажу со своей стороны.Барменом, пожалуй, не считаю… да… А если штатским… как бы это сказать? …Да… Ну, если он порядочный человек, дворянин и прочее… зачем мне на него, безоружного, с саблей нападать? Почему я не могу требовать от него удовлетворения? Ведь мы, так сказать, культурные люди. ..
— Эх, вы чушь говорите, Ромашов, — перебил его Веткин. — Потребуешь сатисфакции, а он скажет: «Нет… э-э… Я, знаете ли, веб-сайт… э… дуэли не признаю. Я противник кровопролития… А кроме того, э-э… у нас есть мировой судья… «Так и ходи же всю жизнь с бэт-мордой.
Бек-Агамалов широко улыбался своей лучезарной улыбкой.
— Что? Ага! Ты согласен с Я тебе говорю, Веткин, я тебе говорю: летать учись. На Кавказе все учатся с детства. На удочках, на бараньих тушах, на воде…
— И на людях? — поставил в Лбов. «И на людях, — спокойно ответил Бек-Агамалов. — И как резали! Одним ударом разрезали человека от плеча до бедра, наискосок».Это удар! А насчет испачкаться.
— А ты, Бек, можешь?
Бек-Агамалов с сожалением вздохнул:
— Нет, не могу… Я барашка пополам разрежу… Даже телячью тушу пробовал… но, думаю, человека нет. .. Я не буду его резать. Снесу себе голову к черту, это я знаю, но чтоб наискосок… нет. Отец сделал это легко…
— Ну-ка, господа, пойдем попробуем, — сказал Лбов умоляющим тоном, с загоревшимися глазами. — Бек, милый, пожалуйста, пошли…
Офицеры подошли к глиняному чучелу.Веткин сорвался первым. Придав грубое выражение своему доброму, деревенскому лицу, он изо всей силы ударил по глине, большим, неуклюжим взмахом. При этом он невольно издал тот характерный горловой звук — хрюканье! — что делают мясники, когда режут говядину. Лезвие ушло в глину на четверть аршина, и Веткин еле вывязал его оттуда!
— Плохо! — заметил Бек-Агамалов, качая головой. — Ты, Ромашов…
Ромашов вынул шпагу из ножен и смущенно поправил рукой очки.Он был среднего роста, худощав и хотя довольно крепок для своего телосложения, но от большой застенчивости был неуклюж. Он не умел фехтовать на эспадронах даже в училище, а через полтора года службы совсем забыл об этом искусстве. Держа оружие высоко над головой, он в то же время инстинктивно выставил вперед левую руку.
— Рука! — крикнул Бек-Агамалов.
Но было уже поздно. Конец шашки лишь слегка царапал глину. Ожидая нового сопротивления, Ромашов потерял равновесие и пошатнулся. Лезвие шашки, попав в его вытянутую руку, оторвало кусок кожи у основания указательного пальца. Брызнула кровь.
— Эх! Вот видишь, — сердито воскликнул Бек-Агамалов, слезая с коня. — Так и коротко отрубить руку. Как можно обращаться с таким оружием? Ничего, ничего, завяжи платок крепче. Ученица. Придержи лошадь, Фендрик. Вот, смотри. Основная точка удара не в плече или локте, а здесь, в сгибе руки. — Он сделал несколько быстрых круговых движений правой рукой, и лезвие меча превратилось над его головой в один сплошной сверкающий круг.- А теперь смотри: я отвожу левую руку назад, за спину. Когда наносите удар, не ударяйте и не рубите предмет, а рубите, как бы пилите, отводите саблю назад… Понимаете? И кроме того, твердо запомните: плоскость шашки непременно должна быть наклонена к плоскости удара, непременно. Это делает угол более острым. Вот, смотри.
Бек-Агамалов отошел на два шага от глиняного болвана, впился в него острым, прицельным взглядом и вдруг, сверкнув высоко в воздухе, страшным, незаметным для глаз движением, падая весь перед собой, нанес быстрый удар. Ромашов только услышал, как пронзительно засвистнул разрезанный воздух, и тотчас же верхняя половина чучела мягко и тяжело шлепнулась на землю. Плоскость среза была гладкой и полированной.
— О, черт возьми! Это удар! — воскликнул восхищенный Лбов. — Бек, дорогой, пожалуйста, еще раз.
— Давай, Бек, еще, — попросил Веткин.
Но Бек-Агамалов, словно боясь испортить произведенное впечатление, улыбаясь, вложил шпагу в ножны. Он тяжело дышал, и весь он в эту минуту, с широко открытыми злыми глазами, с горбатым носом и оскаленными зубами, был похож на какую-то хищную, злую и гордую птицу.
— Что это? Это каюта? — сказал он с притворным пренебрежением. — Моему отцу на Кавказе было шестьдесят лет, и он коню шею перерезал. В половине! Необходимо, дети мои, постоянно заниматься спортом. Вот как они это делают: веточку ивы кладут в тиски и рубят, или пускают сверху воду тонкой струйкой и рубят. Если нет всплеска, значит удар был правильный. Ну, Лбов, теперь ты.
Унтер-офицер Бобылев с испуганным видом подбежал к Веткину.
— Ваша Честь… Командир полка идет!
— Медиа, иррррна! — протяжно, сурово и взволнованно кричал с другого конца площади Капитан Плам.
Офицеры поспешно разошлись по взводам.
Большой неуклюжий экипаж медленно съехал с шоссе на плац и остановился. С одной стороны командир полка тяжело вылез, наклонив все туловище на одну сторону, а с другой легко спрыгнул на землю полковой адъютант лейтенант Федоровский, высокий, щеголеватый офицер.
— Отлично, шестой! — послышался толстый, спокойный голос полковника.
Солдаты громко и нестройно кричали с разных углов плаца:
— Здоровья тебе, твой-о-о-о!
Офицеры взялись за козырьки фуражек.
«Продолжайте учебу», — сказал командир полка и подошел к ближайшему взводу.
Полковник Шульгович был глубоко не в духе. Он обходил взводы, задавал солдатам вопросы из гарнизонной службы и изредка ругался матерными словами с той особой юношеской виртуозностью, которая в этих случаях присуща старым фронтовикам.Солдат как бы загипнотизировал пристальный, упрямый взгляд своих возрастно-бледных, потускневших, строгих глаз, и они смотрели на него, не моргая, едва дыша, вытягиваясь в ужасе всем телом. Полковник был огромным, тучным, степенным стариком. Его мясистое лицо, очень широкое в скулах, суживающееся кверху ко лбу, а внизу переходило в густую серебряную бороду с лопатой и таким образом имело вид большого, тяжелого алмаза. Брови были седые, лохматые, угрожающие. Говорил он почти не повышая тона, но каждый звук его необыкновенного, знаменитого в дивизии голоса, — голоса, которым он, между прочим, сделал всю свою служебную карьеру, — был отчетливо слышен в самых дальних уголках обширного плаца и даже по трассе.
— Кто ты? — резко спросил полковник, внезапно остановившись перед стоявшим у гимнастического забора молодым солдатом Шарафутдиновым.
— Рядовой 6-й роты Шарафутдинов, Ваше благородие! Татарин кричал старательно, хрипло.
— Дурак! Я вас спрашиваю, для какой должности вы одеты?
Солдат, сбитый с толку криком и видом разгневанного командира, молчал и только моргал веками.
— Ч-ну? — повысил голос Шульгович.
— Лицо часового… неприкосновенны… — наугад пробормотал татарин. — Не знаю, ваше благородие, — кончил он вдруг, тихо и решительно.
Пухлое лицо командира было залито густым кирпичным румянцем, кустистые брови нахмурены. Он обернулся и резко спросил:
— Кто здесь младший офицер?
Ромашов подошел и взялся за фуражку.
— Я, господин полковник.
— О! лейтенант Ромашов. Ладно, ты, должно быть, работаешь с людьми. Колени вместе! — рявкнул Шульгович, закатывая глаза.- Как вы стоите в присутствии вашего командира полка? Капитан Слива, я вам делаю вид, что ваш унтер-офицер не умеет вести себя перед начальством при исполнении служебных обязанностей… Вы, собачья душа, — обратился Шульгович к Шарафутдинову, — кто у вас командир полка?
– Не могу знать, – ответил татарин с унынием, но поспешно и твердо.
— Э-э! ….. Я вас спрашиваю, кто у вас командир полка? Кто я? Видишь ли, я, я, я, я, я! .. — И Шульгович несколько раз изо всей силы ударил себя ладонью в грудь.
— Не могу знать…
— . ….. — … — полковник выругался длинной, двадцатью словами, запутанной и циничной фразой. — Капитан Плам, будьте так добры, немедленно положите этого сукина сына под ружье во всеоружии. Пусть гниет, каналя, под ружьем. Вы, подпоручик, о женских хвостах больше думаете, чем о службе-с. Вы танцуете вальсы? Вы читали Поля де Кокова? ..Что это — солдат, по-вашему? — он ткнул пальцем в губы Шарафутдинова. «Это позор, позор, отвращение, а не солдат.Фамилии командира своего полка он не знает…
Ромашов посмотрел на серое, красное, раздраженное лицо и почувствовал, как забилось сердце от обиды и волнения и потемнело в глазах… И вдруг, почти неожиданно для самого себя, он тупо сказал:
— Это татарин, господин полковник. Он ничего не понимает по-русски, и к тому же…
Лицо Шульговича мгновенно побледнело, дряблые щеки вздрогнули, а глаза стали совершенно пустыми и страшными.
— Что?! — проревел он таким неестественно оглушительным голосом, что еврейские мальчишки, сидевшие на заборе у шоссе, посыпались, как воробьи, в разные стороны. — Что? Разговаривать? Ма-аль-чат! Молочник, прапорщик позволяет себе… Лейтенант Федоровский, объявляю в сегодняшнем приказе, что я подвергаю лейтенанта Ромашова домашнему аресту на четыре дня за непонимание воинской дисциплины. И делаю выговор капитану Сливе за то, что он не смог привить моим младшим офицерам настоящие представления о служебном долге.
Адъютант почтительно и бесстрастно отсалютовал. Плюм, сгорбившись, стоял с деревянным, невыразительным лицом и все время держал трясущуюся руку на козырьке фуражки.
– Стыдно вам, капитан Плам, – проворчал Шульгович, постепенно успокаиваясь. — Один из лучших офицеров полка, старый служака — так ты и распускаешь молодежь. Поднимите их, жужжите без колебаний. С ними нечего стыдиться. Не барышни, не промокнут…
Он резко повернулся и в сопровождении адъютанта пошел к карете. И пока он сел, пока карета свернула на шоссе и скрылась за зданием ротного училища, на плацу воцарилась робкая, растерянная тишина.
— Эх, ба-тень! — презрительно, сухо и недружелюбно сказал Слив через несколько минут, когда офицеры расходились по домам. — Я потянул тебя поговорить. Они бы стояли и молчали, если бы Бог убил. Теперь вот выговор в моем приказе из-за вас. И на кой черт тебя в компанию отправили? Ты нужна мне, как пятая нога собаки. Сиську сосать надо, а не…
Он не договорил, устало махнул рукой и, повернувшись к молодому офицеру спиной, сгорбился, осел, поплелся домой, в свою грязную, престарелую холостяцкую квартиру.Ромашов посмотрел ему вслед, на его тупую, узкую и длинную спину и вдруг почувствовал, что в сердце его, сквозь горечь недавней обиды и общественного позора, шевелится сожаление об этом одиноком, грубом, нелюбимом человеке, оставшемся на целом свете только две привязанности: боевая красота его роты и тихое, уединенное ежедневное пьянство по вечерам — «до подушки», как выражались в полку старые пьяные бурбоны.
А так как у Ромашова была слегка смешная, наивная привычка, часто свойственная очень молодым людям, думать о себе в третьем лице, словами шаблонных романов, то теперь он говорил про себя:
«Его добрые, выразительные глаза были покрыты облако печали. ..»
II
Солдаты взводами разошлись по квартирам. Платц был пуст. Ромашов некоторое время стоял в нерешительности на шоссе. Это был не первый раз за полтора года его офицерской службы, он испытал это мучительное сознание своего одиночества и затерянности среди чужих, враждебных или равнодушных людей, это тоскливое чувство незнания, что делать с сегодняшней ночью… Мысли о своей квартире, об офицерском собрании были ему противны. пусто; вероятно, два прапорщика играют в противный бильярд, пьют пиво, курят и люто ругаются и ругаются над каждым шаром; в комнатах стоит старый запах обеда плохого повара — скучно!…
«Я пойду на вокзал, — сказал себе Ромашов. — Неважно».
В бедном еврейском городке не было ни одного ресторана. Клубы, как военные, так и гражданские, находились в самом жалком, запущенном состоянии, и поэтому вокзал служил единственным местом, куда часто ходили обыватели. развлекаться, трястись и даже играть в карты.Дамы тоже ходили туда к прибытию пассажирских поездов, что служило небольшим разнообразием в глубокой скуке провинциальной жизни.
Ромашов любил ходить по вечерам на вокзал, в курьерский поезд, остановившийся здесь в последний раз перед прусской границей.Со странным очарованием он тревожно наблюдал, как этот поезд, состоявший всего из пяти новеньких, блестящих вагонов, подлетал к станции, быстро выскакивая из поворота, на полном ходу, как быстро росли и вспыхивали его огненные глаза, бросая яркие пятна, и как он, уже готовый пройти станцию, тотчас же, с шипением и треском, остановился — «как великан, схватившийся за скалу», — подумал Ромашов. Из вагонов, сияя веселыми праздничными огнями, выходили красивые, нарядные и холеные дамы в изумительных шляпках, в необыкновенно нарядных костюмах, выходили гражданские джентльмены, красиво одетые, беззаботно самоуверенные, с громкими благородными голосами, с французскими и немецкими , со свободными жестами, с ленивым смехом.Никто из них никогда, даже мимоходом, не обращал внимания на Ромашова, но он видел в них частичку какого-то недоступного, изысканного, великолепного мира, где жизнь есть вечный праздник и торжество. ..
Прошло восемь минут. Прозвенел звонок, свистнул паровоз, и сияющий поезд тронулся со станции. Огни на перроне и в буфете были спешно погашены. Сразу же последовали мрачные будни. И Ромашов всегда долго с тихой, мечтательной грустью следил за красным фонариком, который плавно качался, за последним вагоном, уходя в темноту ночи и становясь едва заметной искрой.
«Пойду на вокзал, — подумал Ромашов. Но тотчас же взглянул на свои калоши и покраснел от колючего стыда. Это были тяжелые резиновые башмаки в четверть с половиной глубиной, доверху покрытые черной, густой, как тесто, грязью. Такие галоши носили все офицеры полка. Потом он посмотрел на свою шинель, срезанную, тоже ради грязи, по колено, с бахромой, висящей внизу, с засаленными и растянутыми петлями, и вздохнул. На прошлой неделе, проходя мимо того же экспресса на перроне, он заметил высокую, стройную, очень красивую даму в черном платье, стоящую в дверях вагона первого класса.Она была без шляпы, и Ромашов быстро, но отчетливо успел разглядеть ее тонкий, правильный нос, прелестные маленькие и полные губы и блестящие черные волнистые волосы, которые от прямого пробора посредине головы спускались к щекам. , закрывая виски, кончики бровей и уши. Позади нее, оглядываясь через плечо, стоял высокий молодой человек в светлой паре, с надменным лицом и с усами вверх, как у императора Вильгельма, даже чем-то похожим на Вильгельма. Дама тоже взглянула на Ромашова, и, как ему показалось, посмотрела пристально, с вниманием, и, проходя мимо нее, подпоручик, как обычно, подумал: «Глаза прекрасной незнакомки с удовольствием остановились на стройном, худом фигура молодого офицера.Но когда, пройдя десять шагов, Ромашов вдруг обернулся, чтобы еще раз встретиться взглядом с прекрасной дамой, он увидел, что она и ее спутник увлеченно смеются, глядя ему вслед. со стороны, вообразил себя, свои галоши, шинель, бледное лицо, близорукость, обычную свою растерянность и неловкость, вспомнил только что задуманную им красивую фразу и покраснел мучительно, до острой боли, от невыносимого стыда. идя один в сумраке весеннего вечера, он опять покраснел от стыда за этот прошлый стыд.
— Нет, куда идти на станцию, — с горькой безысходностью прошептал Ромашов. — Прохожу немного, а потом домой…
Было начало апреля. Сумерки незаметно сгущались. Тополя вдоль шоссе, белые низкие домики с черепичными крышами по обочинам дороги, фигуры редких прохожих — все почернело, потеряло цвет и перспективу; все предметы превратились в черные плоские силуэты, но их очертания стояли с прелестной четкостью в темном воздухе. На западе, за городом, горел рассвет.Тяжелые серые тучи падали точно в жерло раскаленного вулкана, сияя жидким золотом, и светились и кроваво-красным, и янтарным, и фиолетовым светом. А над вулканом нежное весеннее вечернее небо поднялось куполом, зеленым с бирюзой и аквамарином.
Медленно идя по шоссе, с трудом волоча ноги в огромных калошах, Ромашов неотрывно глядел на этот волшебный огонь. Как всегда, с детства ему чудилась какая-то таинственная, лучезарная жизнь за яркой вечерней зарей.Именно там, далеко-далеко за облаками и за горизонтом, под незримым отсюда солнцем, пылал чудный, ослепительно красивый город, скрытый от глаз облаками, проникнутыми внутренним огнем. Там невыносимым блеском сверкали мостовые из золотых черепиц, возвышались причудливые купола и башни с пурпурными крышами, в окнах сверкали бриллианты, в воздухе развевались яркие разноцветные флаги. И казалось, что в этом далеком и сказочном городе живут радостные, ликующие люди, вся жизнь которых подобна сладкой музыке, чья даже задумчивость, даже грусть чарующе нежна и прекрасна.Идут по сияющим площадям, по тенистым садам, между цветами и фонтанами, идут, богоподобные, светлые, полные неописуемой радости, не знающие преград счастью и желаниям, не омраченные ни печалью, ни стыдом, ни заботой…
Вдруг Ромашов вспомнил недавнюю сцену на плацу, грубые выкрики командира полка, чувство пережитой обиды, чувство острой и в то же время мальчишеской неловкости перед солдатами. Самое мучительное для него было то, что на него кричали точно так же, как кричал он иногда на этих безмолвных свидетелей своего сегодняшнего позора, и в этом сознании было что-то разрушающее разницу позиций, что-то умаляющее его офицера и, как он думал о человеческом достоинстве.
И в нем тотчас же, как в мальчишке, — в нем, правда, оставалось еще много ребячества, — закипели мстительные, фантастические, опьяняющие мечты. «Бред какой то! Вся жизнь впереди! — подумал Ромашов и, увлекшись своими мыслями, стал бодрее ходить и дышать глубже. — Вот, назло им всем, завтра утром сяду за книги, соберусь и пойду в академию. Работа! О, вы можете делать с работой все, что хотите. Собери только себя. Я буду зубрить как сумасшедший…И вот, неожиданно для всех, я сдаю экзамен блестяще. И тогда, наверное, все они скажут: «Что тут удивительного? Мы были уверены в этом заранее. Такой способный, милый, талантливый молодой человек.
И Ромашов удивительно живо увидел себя ученым офицером Генерального штаба, подающим большие надежды… Его имя было написано на золотой доске в академии. Профессора обещают ему блестящее будущее, предлагают остаться в академии, но нет — он идет работать.Мы должны отбыть срок командования ротой. Наверняка, непременно в своем полку. Вот он и приходит сюда — грациозный, снисходительно-небрежный, корректный и нагло-вежливый, как те офицеры Генштаба, которых он видел на прошлогодних больших маневрах и на съемках. Он избегает общества офицеров. Грубые армейские повадки, фамильярность, карты, пьянство — нет, это не для него: он помнит, что это лишь этап на пути его будущей карьеры и славы.
Маневры начались. Отличный двусторонний бой.Полковник Шульгович диспозиции не понимает, путается, суетится с людьми и сам суетится — комкор уже сделал ему две реплики через ординарцев. «Ну, капитан, выручайте меня, — обращается он к Ромашову. — Знаешь, по старой дружбе. Вспомни, хе-хе-хе, как мы с тобой поссорились! Пожалуйста пожалуйста. Лицо смущено и заискивающе. Но Ромашов, безукоризненно отсалютовав и наклонившись вперед на седле, отвечает со спокойно-надменным видом: «Извините, господин полковник…Ваша обязанность контролировать передвижение полка. Мое дело — принимать приказы и выполнять их…» И третий ординарец прилетает от комкора с новым выговором.
Блестящий офицер Генштаба Ромашов идет все выше и выше по пути своей служебной карьеры… Так вспыхнуло возмущение рабочих на крупном металлургическом заводе. Спешно вызвали роту Ромашова. Ночь, полыхание огня, огромная воющая толпа, летят камни… Впереди роты выходит стройный, красивый капитан.Это Ромашов. «Братья, — обращается он к рабочим, — в третий и последний раз предупреждаю вас, что буду стрелять! …» Крики, свист, смех… Камень попадает Ромашову в плечо, но его мужественное, открытое лицо остается спокойным. Он поворачивается к солдатам, чьи глаза горят гневом, потому что они обидели своего любимого лидера. «Прямо в толпу, рев огня… Рота-а, огонь!…» Сто выстрелов сливаются в один… Рев ужаса. Десятки убитых и раненых свалены в кучу… Остальные бегут в беспорядке, некоторые становятся на колени, умоляя о пощаде. Восстание умиротворено. Ромашова впереди благодарность властей и награда за образцовое мужество.
А там война… Нет, лучше перед войной Ромашов поедет военным шпионом в Германию. Изучу немецкий до полного совершенства и поеду. Какое восхитительное мужество! Один, совсем один, с немецким паспортом в кармане, с шарманкой за плечами. Обязательно с шарманкой. Он ходит из города в город, вертит ручку шарманки, собирает пфенниги, прикидывается дураком и при этом незаметно снимает планы укреплений, складов, казарм, лагерей.Вечная опасность повсюду. Его правительство бросило его, он вне закона. Если ему удастся добыть ценную информацию — у него есть деньги, чины, положение, слава, нет — он будет расстрелян без суда, без всяких формальностей, рано утром в канаве какого-нибудь косого артиллериста. Здесь ему сострадательно предлагают завязать глаза платком, но он гордо бросает его на землю. «Вы думаете, что настоящий офицер боится смотреть смерти в лицо?» Старый полковник сочувственно говорит: «Послушайте, вы молоды, мой сын такого же возраста, как и вы.Назовите фамилию, скажите только национальность, и мы заменим смертную казнь тюремным заключением. Но Ромашов с холодной вежливостью перебивает его: «Напрасно, полковник, спасибо. Делайте свое дело». Затем он обращается к взводу стрелков. «Солдаты, — говорит он твердым голосом, разумеется, по-немецки, — прошу вас о товарищеской услуге: цельтесь в сердце!» Чуткий лейтенант, едва скрывая слезы, машет белым платком. Залп…
Картина эта явилась в воображении столь яркой и яркой, что Ромашов, давно уже ходивший частыми, длинными шагами и глубоко дышавший, вдруг вздрогнул и в ужасе остановился на месте с судорожно сжатыми кулаками и бьющимся сердцем.Но тотчас же, слабо и виновато улыбаясь самому себе в темноте, он съёжился и продолжил свой путь.
Но вскоре непреодолимые мечты, быстрые, как поток, снова овладели им. Началась жестокая, кровопролитная война с Пруссией и Австрией. Огромное поле боя, трупы, гранаты, кровь, смерть! Это генеральное сражение, которое решит всю судьбу кампании. Последние резервы приближались, ожидая с минуты на минуту появления обходной русской колонны в тылу врага. Мы должны выдержать страшный натиск врага, мы должны защищаться любой ценой.И самый страшный огонь, самые яростные усилия врага направлены на Керенский полк. Солдаты сражаются как львы, они никогда не дрогнули, хотя их ряды тают с каждой секундой под градом вражеских выстрелов. Исторический момент! Продержаться еще минуту, две, и победа будет вырвана у врага. Но полковник Шульгович сбит с толку; он смелый — в этом нет сомнения, но нервы его не выдерживают этого ужаса. Он закрывает глаза, вздрагивает, бледнеет… Вот он уже подал сигнал горнисту к отступлению, вот солдат поднес рожок к губам, но в это время летит начальник штаба дивизии полковник Ромашов. из-за холма на взмыленной арабской лошади.«Полковник, не смей отступать! Здесь решается судьба России! ..» Шульгович мелькает: «Полковник! Здесь я командую, и я подотчетен Богу и государю! Баглер, отбой! Но Ромашов уже выхватил рог из рук трубача. «Ребята, вперед! На вас смотрит царь и родина! Ура!» Яростно, с оглушительным криком бросились вперед солдаты, следуя за Ромашовым. Все смешалось, заволокло дымом, покатилось куда-то в бездну.Вражеские ряды дрогнули и в беспорядке отступили. А за ними, далеко за холмами, уже блестят штыки свежей обходной колонны. «Ура, братцы, победа!..»
Ромашов, который теперь уже не шел, а бежал, бойко размахивая руками, вдруг остановился и с трудом пришел в себя. Чьи-то холодные пальцы как будто пробегали по его спине, рукам и ногам, под одеждой, по голому телу, волосы на голове шевелились, глаза болели от восторженных слез. Он и сам не заметил, как подошел к своему дому, и теперь, очнувшись от пылких грез, с удивлением глядел на хорошо знакомые ему ворота, на жидкий сад за ними и на крохотный белый флигель в глубине двора. сад.
— Какая, однако, ерунда вам в голову взбредет! — прошептал он, сбитый с толку. И голова его робко ушла в поднятые плечи.
III
Придя к себе, Ромашов, как был, в шинели, даже не сняв шашек, лег на кровать и долго лежал не шевелясь, тупо и пристально глядя в потолок. У него болела голова и болела спина, и в душе была такая пустота, как будто там никогда не рождались ни мысли, ни воспоминания, ни чувства; не было даже никакого раздражения или скуки, а было что-то большое, темное и безразличное.
За окном мягко гасли печальные и нежные зеленоватые апрельские сумерки. Санитар тихо возился в коридоре, осторожно бряцая чем-то металлическим.
«Странно, — сказал себе Ромашов, — я где-то читал, что человек не может ни секунды не думать. А я вот лежу и ни о чем не думаю. Это так? Нет, я просто думал, что не думаю — значит, у меня в мозгу крутится какое-то колесо. И сейчас я снова проверяю себя, так что я снова думаю…» И до тех пор он разбирал эти скучные, спутанные мысли, пока вдруг не почувствовал почти физического отвращения: словно серая, грязная паутина, от которой никак не избавиться. Он поднял голову с подушки и закричал:
— Гайнан! ..
Что-то стучало и катилось в подъезде — должно быть, это была самоварная труба. Ординарец ворвался в комнату, отворяя и закрывая дверь так быстро и с таким шумом, как будто их гнали сзади.
— Я, ваше благородие! — кричала Гайнан испуганным голосом.
— Был кто-нибудь от лейтенанта Николаева?
— Нет, ваше благородие! — кричал Гайнан.
Между офицером и ординарцем давно установились простые, доверительные, даже несколько любовно-фамильярные отношения. Но когда дело доходило до официальных официальных ответов типа «именно так», «ни за что», «желаю здоровья», «не знаю», Гайнан невольно выкрикивала их тем деревянным, сдавленным, бессмысленным криком, которым солдаты всегда говорят с офицерами в строю. Это была бессознательная привычка, которая укоренилась в нем с первых дней его вербовки и, вероятно, осталась на всю жизнь.
Гайнан был из рода Черемис, по вероисповеданию был идолопоклонником. Последнее обстоятельство почему-то польстило Ромашову. В полку среди молодых офицеров была распространена довольно наивная, мальчишеская, нелепая игра: учить ординарцев разным диковинным, необыкновенным вещам. Веткин, например, когда к нему в гости приходили товарищи, обычно спрашивал своего молдавского денщика: «Что, Бузескул, у нас в погребе еще осталось шампанское?
Рассказ «Дуэль» был опубликован в 1905 году.Это история о конфликте гуманистического мировоззрения и насилия, процветавшего в то время в армии. История отражает видение армейского порядка самим Куприным. Многие герои произведения — персонажи из реальной жизни писателя, с которыми он столкнулся во время службы.
Юрий Ромашов, молодой подпоручик, серьезно переживающий общее моральное разложение, царящее в армейских кругах. Он часто навещает Владимира Николаева, в жену которого Александра (Шурочка) тайно влюблен.Также Ромашов поддерживает порочные отношения с Раисой Петерсон, женой своего коллеги. Этот роман перестал доставлять ему какую-либо радость, и однажды он решил разорвать отношения. Раиса решила отомстить. Вскоре после их разрыва кто-то начал бомбардировать Николаева анонимными письмами с намеками на особую связь его жены с Ромашовым. Из-за этих записок Шурочка просит Юру больше не навещать их дом.
Однако у молодого младшего лейтенанта были и другие неприятности.Он не позволял унтер-офицерам устраивать драки, постоянно спорил с офицерами, поддерживавшими моральное и физическое насилие над подопечными, чем вызывал недовольство командования. Материальное положение Ромашова также оставляло желать лучшего. Он одинок, служба для него теряет смысл, на душе горько и тоскливо.
Во время торжественного марша младшему лейтенанту пришлось пережить самый страшный позор в своей жизни. Юрий просто мечтал и совершил роковую ошибку, нарушив строй.
После этого случая Ромашов, терзая себя воспоминаниями о насмешках и всеобщем порицании, не заметил, как очутился недалеко от железной дороги. Там он встретил солдата Хлебникова, который хотел покончить жизнь самоубийством. Хлебников сквозь слезы рассказывал о том, как над ним издевались в компании, о побоях и насмешках, которым не было конца. Потом Ромашову стало еще яснее осознавать, что каждая безликая серая компания состоит из отдельных судеб, и каждая судьба имеет значение. Горе его меркло на фоне горя Хлебникова и ему подобных.
Чуть позже солдат повесился в одном из ртов. Это происшествие привело к волне пьянства. Во время запоя между Ромашовым и Николаевым вспыхнул конфликт, который привел к дуэли.
Перед дуэлью Шурочка пришла в дом Ромашова. Она стала взывать к нежным чувствам подпоручика, говоря, что стрелять надо, потому что отказ от дуэли может быть истолкован превратно, но никто из дуэлянтов не должен пострадать. Шурочка заверила Ромашову, что ее муж согласен на эти условия и их соглашение останется в тайне. Юрий согласился.
В итоге, несмотря на заверения Шурочки, Николаев смертельно ранил младшего лейтенанта.
Главные герои повести
Юрий Ромашов
Центральный персонаж произведения. Добрый, застенчивый и романтичный юноша, которому не нравятся суровые военные замашки. Он мечтал о литературной карьере, часто гулял, погружённый в мысли, мечты о другой жизни.
Александра Николаева (Шурочка)
Объект воздыханий Ромашова.На первый взгляд, это талантливая, обаятельная, энергичная и умная женщина, ей чужды сплетни и интриги, в которых участвуют местные дамы. Однако на практике оказывается, что она гораздо коварнее их всех. Шурочка мечтала о роскошной столичной жизни, все остальное для нее не имело значения.
Владимир Николаев
Незадачливый муж Шурочки. Не блещет интеллектом, проваливает вступительные экзамены в академию. Даже жена, помогая ему подготовиться к поступлению, освоила почти всю программу, а у Владимира не получилось.
Шульгович
Требовательный и строгий полковник, часто недовольный поведением Ромашова.
Назанский
Офицер-философ, любящий рассуждать об устройстве армии, о добре и зле вообще, склонен к алкоголизму.
Раиса Петерсон
Любовница Ромашова, жена капитана Петерсона. Она сплетница и интриганка, не обремененная никакими принципами. Она занята игрой в светскости, разговорами о роскоши, но внутри у нее духовная и нравственная нищета.
В «Поединке» А. Куприн демонстрирует читателю всю ущербность армии. Главный герой, лейтенант Ромашов, все больше разочаровывается в службе, находя ее бессмысленной. Он видит жестокость, с которой офицеры обращаются со своими подчиненными, становится свидетелем рукоприкладства, которое не пресекается руководством.
Большинство офицеров смирились с существующим порядком. Некоторые находят в нем возможность выместить собственные обиды на других посредством морального и физического насилия, показать заложенную в характере жестокость. Другие просто принимают реальность и, не желая бороться, ищут отдушину. Такой отдушиной часто становится пьянство. Даже Назанский, умный и талантливый человек, топит в бутылке мысли о безысходности и несправедливости системы.
Разговор с солдатом Хлебниковым, постоянно терпящим издевательства, утверждает Ромашова во мнении, что вся эта система прогнила насквозь и не имеет права на существование. В своих размышлениях лейтенант приходит к выводу, что есть только три занятия, достойные честного человека: наука, искусство и свободный физический труд.Армия же — это целый класс, который в мирное время пользуется благами, заработанными другими людьми, а в военное время идет убивать таких же воинов, как и они сами. Это не имеет никакого смысла. Ромашов думает о том, что было бы, если бы все люди в один голос сказали «нет» войне, и надобность в армии отпала бы сама собой.
Дуэль Ромашова и Николаева — противостояние честности и лжи. Ромашов был убит предательством. И тогда, и сейчас жизнь нашего общества представляет собой поединок между цинизмом и состраданием, принципиальностью и безнравственностью, человечностью и жестокостью.
Вы также можете прочитать одного из самых ярких и популярных русских писателей первой половины ХХ века.
Наверняка вас заинтересует краткое изложение самых удачных, по мнению Александра Куприна, проникнутых сказочной, а то и мистической атмосферой.
Основная идея рассказа
Проблемы, поднятые Куприным в «Поединке», выходят далеко за рамки армии. Автор указывает на недостатки общества в целом: социальное неравенство, разрыв между интеллигенцией и простым народом, духовный упадок, проблему взаимоотношений общества и личности.
Рассказ «Дуэль» получил положительный отклик у Максима Горького. Он утверждал, что эта работа должна глубоко затронуть «каждого честного и думающего офицера».
Куприн Александр Иванович
Дуэль
Вечерние занятия в шестой роте подходили к концу, и младшие офицеры все нетерпеливее поглядывали на часы. Практически изучен устав гарнизонной службы. По всему плацу солдаты стояли врассыпную: у окаймляющих шоссе тополей, у гимнастических станков, у дверей ротной школы, у прицельных станков. Все это были воображаемые посты, вроде поста у порохового погреба, у знамени, на гауптвахте, у денежного ящика. Между ними ходили заводчики и выставляли часовых; произведена смена караула; Унтер-офицеры проверяли посты и проверяли знания своих солдат, стараясь то хитростью выманить его винтовку у часового, то заставить его покинуть место, то дать ему что-нибудь на хранение, чаще всего собственную фуражку. Старожилы, более твердо знавшие эту игрушечную казуистику, отвечали в таких случаях преувеличенно строгим тоном: «Отойди! Я не имею полного права давать кому-либо ружье, кроме как получить приказ от самого Императора.Но молодые растерялись. Они еще не умели отделять шутки, примеры от реальных требований службы и впадали в ту или иную крайность.
— Хлебников! кругленький и шустрый ефрейтор Шаповаленко, и в голосе его слышалось властное страдание.- Ну учил я тебя, учил тебя, дурак! Чей приказ ты теперь исполнял? Арестован? поставлен на пост
В третьем взводе царил большой беспорядок. Молодой солдат Мухамеджинов, татарин, едва понимавший и говорящий по-русски, был совершенно сбит с толку проделками начальства — и реальными, и воображаемыми. Он вдруг пришел в ярость, взял в руку пистолет и на все свои убеждения и приказы ответил одним решительным словом:
— У-укол!
— Да подожди… но ты дурак… — уговаривал его унтер-офицер Бобылев. — Кто я? Я твой начальник охраны, так что…
— Я прорежу! — кричал татарин, испуганный и злобный, и с глазами, налитыми кровью, нервно вонзал штык в каждого, кто к нему приближался.Вокруг него собралась кучка солдат, в восторге от забавного приключения и минутного отдыха на скучной тренировке.
Командир роты капитан Плам отправился расследовать дело. Пока он плелся вялой походкой, сгорбившись и волоча ноги на другой конец плаца, младшие офицеры собрались поболтать и покурить. Их было трое: лейтенант Веткин — лысый, усатый мужчина лет тридцати трех, весельчак, болтун, песенник и пьяница, подпоручик Ромашов, прослуживший в полку только второй год, и лейтенант Лбов, бойкий худенький мальчик с лукаво-ласково-тупыми глазами и вечной улыбкой на толстых наивных губах, весь как будто набитый старыми офицерскими анекдотами.
— Отвратительно, — сказал Веткин, поглядывая на свои мельхиоровые часы и сердито щелкая крышкой. «Какого черта у него все еще есть компания? эфиоп!
— А вы бы ему объяснили, Павел Павлыч, — с лукавым лицом посоветовал Лбов.
— Адский номер. Давай, объяснись. Главное что? Главное, что все напрасно. Они всегда сбивают лихорадку перед концертами. И всегда перебарщивают. Солдата подтянут, замучают, бросят, а при осмотре он будет стоять как пень.Вы знаете знаменитый случай, когда два ротных командира спорили о том, чей солдат съест больше хлеба? Они оба выбрали самых суровых обжор. Ставка была большая — что-то около ста рублей. Вот один солдат съел семь фунтов и свалился, больше не может. Командир роты сейчас у фельдфебеля: «Что ты, этот, такой меня подвел?» А фельдфебель только лапами колотит: «Так я и не могу знать, честное слово, что с ним случилось. Утром у нас была репетиция — восемь фунтов съедалось за один присест…» А так наши… Репетируют без толку, и сидят в калошах на обзор.
— Вчера… — вдруг расхохотался Лбов. — Вчера во всех компаниях занятия закончились, иду на квартиру, уже восемь часов, может быть, совсем темно. Вижу, в одиннадцатой роте обучают сигналам. Хором. «На-ве-ди, в грудь, по-па-ди!» Спрашиваю лейтенанта Андрусевича: «Почему эта музыка до сих пор играет у вас?» И говорит: «Это мы, как собаки, воем на луну.
— Мне все надоело, Кук! — сказал Веткин и зевнул. — Подожди, кто на этом едет? Бек, кажется?
— Да. Бек-Агамалов, — решил зоркий Лбов. — Как красиво сидит.
— Очень красиво, — согласился Ромашов. ООО!Она танцевала.Бек кокетничает.
Офицер в белых перчатках и форме адъютанта медленно ехал по шоссе.Под ним была высокая,длинная,золотая лошадь с коротким хвостом,по-английски.Она горячилась, нетерпеливо трясла крутой шеей, собиралась мундштуком и часто перебирала своими тонкими ножками.
— Павел Павлыч, правда ли, что он натуральный черкес? — спросил Ромашов у Веткина.
— Думаю, это правда. Иногда армяне действительно выдают себя за черкесов и лезгин, но Бек, похоже, вовсе не врет. Посмотрите, какой он на коне!
— Подожди, я ему крикну, — сказал Лбов.
Он поднес руки ко рту и закричал сдавленным голосом, так что командир роты не услышал:
— Лейтенант Агамалов! Бек!
Офицер верхом натянул поводья, на секунду остановился и повернул направо.Затем, повернув лошадь в эту сторону и слегка согнувшись в седле, он упругим движением заставил ее перепрыгнуть через канаву и сдержанным галопом поскакал к офицерам.
Он был ниже среднего роста, сухой, жилистый, очень крепкий. Лицо его, с покатым лбом, тонким горбатым носом и решительными, сильными губами, было мужественно и красиво и до сих пор не утратило своей характерной восточной бледности — в то же время смуглое и тусклое.
— Привет, Бек, — сказал Веткин.- С кем ты разговариваешь? Разработчики?
Бек-Агамалов пожал руку офицерам, низко и небрежно согнувшись с седла. Он улыбался, и казалось, что его белые стиснутые зубы отбрасывают отраженный свет на всю нижнюю часть лица и на маленькие черные гладкие усики. ..
Вечерние занятия в шестой роте подходили к концу, и младшие офицеры все нетерпеливее смотрели на часы. Практически изучен устав гарнизонной службы.По всему плацу солдаты стояли врассыпную: у окаймляющих шоссе тополей, у гимнастических станков, у дверей ротной школы, у прицельных станков. Все это были воображаемые посты, вроде поста у порохового погреба, у знамени, на гауптвахте, у денежного ящика. Между ними ходили заводчики и выставляли часовых; произведена смена караула; Унтер-офицеры проверяли посты и проверяли знания своих солдат, стараясь то хитростью выманить его винтовку у часового, то заставить его покинуть место, то дать ему что-нибудь на хранение, чаще всего собственную фуражку.Старожилы, более твердо знавшие эту игрушечную казуистику, отвечали в таких случаях преувеличенно строгим тоном: «Отойди! Я не имею полного права давать кому-либо ружье, кроме как получить приказ от самого Императора. Но молодые растерялись. Они еще не умели отделять шутки, примеры от реальных требований службы и впадали в ту или иную крайность.
— Хлебников! кругленький и проворный ефрейтор Шаповаленко, и в голосе его слышалось властное страдание.- Ну я тебя учил, я тебя учил, дурак! Чей заказ ты сейчас выполнил? Арестован? И, чтоб ты! .. Ответь, почему тебя поставили на пост!
В третьем взводе была большая неразбериха. Молодой солдат Мухамеджинов, татарин, едва понимавший и говорящий по-русски, был совершенно сбит с толку проделками начальства — и реальными, и воображаемыми. Он вдруг пришел в ярость, взял в руку пистолет и на все свои убеждения и приказы ответил одним решительным словом:
— У-укол!
— Да, подождите… да ты дурак… — уговаривал его унтер-офицер Бобылев. — Кто я? Я твой начальник охраны, так что…
— Я прорежу! — кричал татарин, испуганный и злобный, и с глазами, налитыми кровью, нервно вонзал штык в каждого, кто к нему приближался. Вокруг него собралась кучка солдат, в восторге от забавного приключения и минутного отдыха на скучной тренировке.
Командир роты капитан Плам отправился расследовать дело. Пока он плелся вялой походкой, сгорбившись и волоча ноги на другой конец плаца, младшие офицеры собрались поболтать и покурить.Их было трое: лейтенант Веткин — лысый, усатый мужчина лет тридцати трех, весельчак, болтун, песенник и пьяница, подпоручик Ромашов, прослуживший в полку только второй год, и лейтенант Лбов, бойкий худенький мальчик с лукаво-ласково-тупыми глазами и вечной улыбкой на толстых наивных губах, весь как будто набитый старыми офицерскими анекдотами.
— Отвратительно, — сказал Веткин, поглядывая на свои мельхиоровые часы и сердито щелкая крышкой.«Какого черта у него все еще есть компания? эфиоп!
— А вы бы ему объяснили, Павел Павлыч, — с лукавым лицом посоветовал Лбов.
— Адский номер. Давай, объяснись. Главное что? Главное, что все напрасно. Они всегда сбивают лихорадку перед концертами. И всегда перебарщивают. Солдата подтянут, замучают, бросят, а при осмотре он будет стоять как пень. Вы знаете знаменитый случай, когда два ротных командира спорили о том, чей солдат съест больше хлеба? Они оба выбрали самых суровых обжор. Ставка была большая — что-то около ста рублей. Вот один солдат съел семь фунтов и свалился, больше не может. Командир роты сейчас у фельдфебеля: «Что ты, этот, такой меня подвел?» А фельдфебель только лапами колотит: «Так я и не могу знать, честное слово, что с ним случилось. Утром делали репетицию — восемь фунтов трещали в один присест…» А так наши… Бесполезно репетируют, и в калошах сидят на смотр.
— Вчера… — вдруг расхохотался Лбов. — Вчера во всех компаниях занятия закончились, иду на квартиру, уже восемь часов, может быть, совсем темно. Вижу, в одиннадцатой роте обучают сигналам. Хором. «На-ве-ди, в грудь, по-па-ди!» Спрашиваю лейтенанта Андрусевича: «Почему эта музыка до сих пор играет у вас?» А он говорит: «Это мы, как собаки, воем на луну».
— Мне все надоело, Кук! — сказал Веткин и зевнул. — Подожди, а кто на этом едет? Бек, кажется?
— Да.Бек-Агамалов, — решил зоркий Лбов. — Как красиво он сидит.
— Очень красиво, — согласился Ромашов. «По-моему, он ездит лучше любого кавалериста. ООО! Она танцевала. Бек флиртует.
По шоссе медленно ехал офицер в белых перчатках и форме адъютанта. Под ним был высокий, длинный, золотой конь с коротким хвостом, по-английски. Она горячилась, нетерпеливо трясла крутой шеей, собиралась мундштуком и часто перебирала своими тонкими ножками.
— Павел Павлыч, правда ли, что он натуральный черкес? — спросил Ромашов у Веткина.
— Думаю, это правда. Иногда армяне действительно выдают себя за черкесов и лезгин, но Бек, похоже, вовсе не врет. Посмотрите, какой он на коне!
— Подожди, я ему крикну, — сказал Лбов.
Он поднес руки ко рту и закричал сдавленным голосом, так что ротный не услышал:
— Лейтенант Агамалов! Бек!
Офицер верхом натянул поводья, на секунду остановился и повернул направо.Затем, повернув лошадь в эту сторону и слегка согнувшись в седле, он упругим движением заставил ее перепрыгнуть через канаву и сдержанным галопом поскакал к офицерам.
Он был ниже среднего роста, сухой, жилистый, очень крепкий. Лицо его, с покатым лбом, тонким горбатым носом и решительными, сильными губами, было мужественно и красиво и до сих пор не утратило своей характерной восточной бледности — в то же время смуглое и тусклое.
— Привет, Бек, — сказал Веткин.- С кем ты разговариваешь? Разработчики?
Бек-Агамалов пожал руку офицерам, низко и небрежно согнувшись с седла. Он улыбался, и казалось, что его белые стиснутые зубы отбрасывают отраженный свет на всю нижнюю часть его лица и на маленькие черные гладкие усики…
— Там были две хорошенькие девочки. Что мне до этого? Я ноль внимания.
— Мы знаем, как ты плохо играешь в шашки! Веткин покачал головой.
— Послушайте, господа, — заговорил Лбов и опять заранее засмеялся.- Вы знаете, что генерал Дохтуров говорил о пехотных адъютантах? Это относится и к тебе, Бек. Что они самые отчаянные наездники во всем мире…
— Не ври, Фендрик! — сказал Бек-Агамалов.
Он толкнул лошадь ногами и сделал вид, что налетел на прапорщика.
— Ей-Богу! У всех, говорит, лошадей нет, а одни гитары, шкбпс — с запалом, хромые, кривоглазые, пьяные. А уж если отдать ему приказ, то должен уметь жарить, где угодно, на протяжении всей карьеры.Забор есть забор, овраг есть овраг. Катается по кустам. Упустил поводья, потерял стремена, к черту шляпу! Лихие всадники!
— Что нового, Бек? — спросил Веткин.
— Что нового? Ничего нового. Сейчас, только что командир полка застал его в совещании у подполковника Леха. Я сорвался на него так, что это было слышно на Соборной площади. А Леха пьян как змей, не может выговорить папа-мама. Стоит неподвижно и покачивается, руки за спину.А Шульгович на него рявкает: «Когда говоришь с командиром полка, пожалуйста, не держи руки на заднице!» И слуга был здесь.
— Крепко прикручены! — сказал Веткин с ухмылкой — то ли ироничной, то ли ободряющей. — В четвертой роте вчера, говорят, он кричал: «Что ты мне в нос тыкаешь усталый? Я для тебя чартер, и больше никаких разговоров! Я здесь король и бог!
Лбов вдруг опять засмеялся над своими мыслями.
— А вот еще, господа, был случай с адъютантом в N полку…
— Заткнись, Лбов, — серьезно заметил ему Веткин. — Эко прорвало тебя сегодня.
– Есть еще новости, – продолжил Бек-Агамалов. Он снова повернул свою лошадь перед Лбовым и, шутя, стал наезжать на него. Лошадь покачала головой и фыркнула, разбрызгивая вокруг себя пену. — Есть еще новости. Командир во всех ротах требует от офицеров разрезать чучела. В девятой роте меня настигла такая простуда, что жуть. Я посадил Епифанова под арест за то, что шашка не заточена… Чего ты боишься, фендрик! — вдруг крикнул Бек-Агамалов прапорщику. — Привыкай. Ты сам когда-нибудь будешь адъютантом. Ты будешь сидеть на коне, как жареный воробей на блюде.
.