Краткая биография Евгения Замятина
Замятин Евгений Иванович (1884— 1937), писатель.
Родился 1 февраля в 1884 г. в небольшом уездном городке Лебедянь Тамбовской губернии (ныне в Липецкой области) в семье священника.
В 1893—1896 гг. посещал Лебедянскую прогимназию. Затем продолжил образование в Воронеже, куда перебралась семья.
В 1902 г. поступил на кораблестроительный факультет Петербургского политехникума. Замятин оказался в среде демократически настроенной молодёжи, посещал митинги и демонстрации. Будучи студентом, вступил в РСДРП.
За большевистскую агитацию среди рабочих в 1905 г. Замятина арестовали, но весной следующего года благодаря стараниям матери освободили. Ему было позволено продолжить образование.
В 1908 г. Замятин окончил политехникум, получив специальность морского инженера, и был оставлен при кафедре. В том же году состоялся литературный дебют писателя: в журнале «Образование» был опубликован рассказ «Один».
По состоянию здоровья Замятин в 1913 г.
По северным впечатлениям написаны повесть «Север» и рассказы «Африка», «Ёла».
Революция и последовавшие за ней годы Гражданской войны внесли изменения в творчество писателя. В его произведениях начинает звучать призыв к спасению человеческой личности от надвигающегося распада и «нивелирования».
В 20-х гг. Замятин много работал; наряду с рассказами и повестями создан ряд драматургических произведений: «Общество Почётных Звонарей», «Блоха», «Аттила».
Официальная советская критика не признавала творчество писателя, считая его противником власти большевиков. При этом особым нападкам подвергся роман-антиутопия «Мы» (1920 г.).
Заступничество крупных писателей, в том числе М. Горького, Замятину не помогло.
В 1932 г. Евгений Иванович принял решение временно покинуть СССР.
С февраля 1932 г. Замятин жил в Париже, не меняя советского гражданства. Он активно пропагандировал русскую литературу и искусство. Отношение к нему в СССР стало теплеть, в 1934 г. Замятина даже заочно приняли в Союз писателей.
Он принципиально не печатался в эмигрантских издательствах, лишь роман «Бич Божий» был посмертно издан в Париже в 1938 г.
Умер 10 марта 1937 г.; похоронен на кладбище в Тие — пригороде Парижа.
Еще по теме:
Популярно:
Комментарии:
Замятин Евгений Иванович (1884–1937)
Евгений Иванович Замятин родился 1 февраля 1884 года в г. Лебедяни Тамбовской губернии (ныне Липецкая область) в семье священника. Когда ему исполнилось восемь лет, он стал учиться в местной гимназии, а с 1896 года продолжил учебу в Воронеже, затем поступил в Петербургский политехнический институт.
В 1903 году студент Замятин впервые участвовал в демонстрации, после чего активно включился в революционную работу. Летом 1905 года он проходил практику на пароходе «Россия», стал свидетелем восстания матросов на броненосце «Потемкин» в Одессе. В то время Е. И. Замятин уже был членом РСДРП, большевиком.
В декабре 1905 года его в первый раз арестовали, последовало несколько месяцев тюрьмы-одиночки. Лишь весной следующего года Е. И. Замятин был освобожден из заключения и выслан на родину.
«Лебедянскую тишину, колокола, палисадники – выдержал недолго: уже летом – без прописки в Петербурге, потом – в Гельсингфорсе…»1.
В 1908 году Е. Замятин окончил Политехнический институт и получил диплом инженера-кораблестроителя, а осенью того же года в журнале «Образование» напечатал свой первый рассказ. Затем – корабельная верфь, статьи в технических журналах «Теплоход», «Русское судоходство», «Известия политехнического института». Евгений Замятин пишет и рассказы, но не считает их пока готовыми к печати.
В 1911 году Замятин был выслан из Петербурга, сначала в Сестрорецк, а затем в Лахту. Здесь была написана повесть «Уездное» – одно из лучших произведений Евгения Замятина. С каждой его страницы веет реализмом, мастерством большого художника, показана «свинцовая мерзость жизни» уездного захолустья. «Но «Уездное» только отчасти бытовая вещь. Больше это сатира, и не просто сатира, а сатира политическая, ярко окрашенная и смелая для 1913 года»2.
По случаю амнистии в 1913 году Е. И. Замятин снова оказался в Петербурге. Но из-за болезни ему пришлось оставить столицу и уехать в Николаев. В этот период им было создано несколько рассказов и повесть «На куличках», действие которой происходит в дальневосточном гарнизоне, где царят скука, нравственный упадок в среде офицеров. Написанная в самом начале империалистической войны, повесть «На куличках» вышла в журнале «Заветы», весь тираж которого был конфискован, а Замятин посажен в тюрьму.
Известия о событиях 1917 года писатель получил в Англии, где находился в качестве эксперта по строительству ледоколов. Буржуазная цивилизация дала материал для сатирической повести «Островитяне» и рассказа «Ловец человеков», в которых едко и остро показана омеханизированная жизнь Англии.
Как только английские газеты запестрели сообщениями о революции в России, Замятин возвратился на Родину. Он участвовал в редколлегии издательства «Всемирная литература», журналов «Современный Запад», «Русский современник», «Дом искусств».
К 1917 году Е. Замятин был уже сложившимся писателем, со своеобразной творческой манерой и четко выраженной идейной позицией, впервые проявившейся еще в повести «Уездное». Но его мечты об обществе социальной справедливости не сбылись, в революции он разочаровался.
Пессимизм, который просматривался еще в первых повестях писателя, более отчетливо проявился в дальнейшем его творчестве.
В шестом номере «Красной нови» за 1922 год появилась большая статья редактора этого журнала А. Воронского о Замятине. В ней известный литературный критик критически оценил творчество Е. Замятина. Отмечая художественные достоинства произведений «Уездное», «На куличках», «Островитяне» и других, Воронский отрицательно высказался о рассказах «Пещера», «Дракон», «Мамай» и особенно о романе «Мы».
«Если бы Замятин писал свои едкие вещи, оставаясь на почве революции, его можно было бы только приветствовать. К сожалению, дело обстоит совсем не так. Замятин подошел к Октябрьской революции со стороны, холодно и враждебно»3, – подчеркивал критик.
В 1932 году Е. И. Замятин обратился к А. М. Горькому, чтобы тот похлопотал перед правительством о его выезде на лечение за границу. Такое разрешение было получено. Выехав за границу, Е. И. Замятин больше не вернулся на Родину.
Умер Е. И. Замятин в Париже 10 августа 1937 года.
С 2003 года в Ельце начал работу филиал Международного научного центра изучения творческого наследия писателя Е. И. Замятина. В 2006 году именем Е. И. Замятина была названа улица в г. Липецке. В 2007 году Липецким региональным отделением Литературного фонда России была учреждена Липецкая областная литературная премия имени Е. И. Замятина (премия присуждается в четырех номинациях – проза, поэзия, драматургия и литературная критика, публицистика). 5–8 октября 2009 года в Тамбове и Ельце прошел Международный конгресс литературоведов, посвященный 125-летию Е.И. Замятина.
1 Замятин Е. Собрание сочинений. – М.: Федерация, 1929. – Т. I. – С. 13.
2 Воронский А. Избранные статьи о литературе. – М., 1982. – С. 121.
3 Воронский А. Избранные статьи о литературе. – М., 1982. – С. 129.
Произведения автора
- Собрание сочинений: в 4-х т. – М. : Федерация, 1929.
- Собрание сочинений : в 5-ти т. – М. : Русская книга, 2006. – Т. 1. Уездное: повести и рассказы. – 608 с.
- Избранные произведения : повести, рассказы, сказки, роман, пьесы / сост. А. Ю. Галушкин ; предисл. В. Б. Шкловского ; вступит. ст. В. А. Келдыша. – М. : Советский писатель, 1989. – 766 с.
- Избранные произведения / сост., вступ. ст., коммент. Е. Б. Скороспеловой. – М. : Советская Россия, 1990. – 538 с.
- Уездное: повесть. – М.: Совр. пробл., 1915. – 145 с. ; То же. – 2-е изд. – М.-Пб. : Круг, 1923. – 171 с.
- О том как исцелен был отрок Еразм / [рис. Б. Кустодиев]. – Петербург : Петрополис, 1922. – 46 с.
- Мы : романы, повести, рассказы, сказки / сост., авт. вступит. ст. И. О. Шайтанов. – М. : Современник, 1990. – 559 с.
- Бич Божий : романы, повести / вступ. ст. И. Ерыкалова. – СПб. : Азбука-Классика, 2006. – 635 с. – (Азбука-Классика).
- Автобиография // Собрание сочинений: в 5 т. – М., 2003. – Т. 1. Уездное. – С. 21-28.
Литература о жизни и творчестве
- Любимова М. Ю. Е. И. Замятин в годы первой русской революции (из писем Замятина 1906 г. из Лебедяни) // Источниковедческое изучение памятников письменной культуры в собраниях и архивах ГПБ. История России XIX-XX веков: сб. науч. тр. – Л., 1991. – С. 97-107.
- Замятин Е. Письмо из тюрьмы : [письмо Е. Замятина отцу в Лебедянь из Дома предварительного заключения осенью 1905 г.] // Комсомольская правда. – 1996. – 27 дек. – С. 10.
- Меньшикова Э. Замятинские мотивы : [С. М. Замятин из с. Лебяжье Добровского района, двоюродный племянник Е. И. Замятина создал мини-музей, посвященный семье Замятиных] // Липецкая газета. – 1997. – 23 мая. – С. 3.
- Комлик Н. Н. «…Пишу вам из России – самой настоящей, с черноземом, Доном, соломенными крышами…» (Е. И. Замятин) // Литературное краеведение в Липецкой области: учеб. пособие. – 2-е изд., доработ. и доп. – Елец, 1999. – С. 241-256.
- Клоков А. Отец Замятина – липчанин : [новые сведения об И. Д. Замятине, уроженце г. Липецка.] // Русь святая. – 1999. – Июнь (№ 7). – С. 4.
- Евгений Замятин и культура ХХ века : исслед. и публикац. – СПб. : РНБ, 2002. – 475 с.
- Волков С. Он вырос в Лебедяни и должен в нее вернуться : [воспоминания племянника Замятина Сергея Волкова о родительском доме Замятина] // Липецкая газета. – 2002. – 2 нояб.
- Комлик Н. Н. Творчество Е.И.Замятина: лебедянский путеводитель : учеб. пособие / Н. Н. Комлик. – Елец : ЕГУ им. И.А. Бунина, 2003. – 241 с.
- Комлик Н. Н. Творчество Е. И. Замятина: портрет русской провинции в лебедянском интерьере // Творческое наследие Е. И. Замятина в контексте традиций русской народной культуры : монография / Н. Н. Комлик. – 2-е изд., испр. и доп. – Елец, 2003. – С. 58-100. : ил.
- Комлик Н. Н. Лебедянь в произведениях Евгения Замятина // Земля Липецкая: историческое наследие. Культура и искусство. – СПб., 2003. – С. 267-271. : фото. – (Наследие народов Российской Федерации; Вып. 3).
- Рыжков Ю. Замятин и Кустодиев в Лебедяни : [в августе 1926 года] // Наш тонус. – 2003. – 18 июня (№ 8). – С. 3.
- Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня : науч. докл., ст., очерки, заметки, тез.: в XIII кн. Кн. XIII. / под ред. проф. Л. В. Поляковой, проф. Н. Н. Комлик. – Тамбов-Елец, 2004. – 253 с.
- Переверзева М. Лебедянские корни : [о деятельности Лебедянского краеведческого музея по сохранению памяти о Е. Замятине] // Добрый вечер. – 2004. – 4 февр. (№ 6). – С. 4.
- Полякова Л. В. Изучение творческого наследия Е. И. Замятина в Елецком университете: итоги и перспективы // Вестник Елецкого государственного университета. – Елец, 2005. – Вып. 7. – С. 419-425. – (Сер. Педагогика).
- Меньшикова Э. Крестный путь, голгофская дорога… : судьбы писательские / Э. Меньшикова. – Усмань, 2006. – С. 74-131.: фото. – (Зов малой Родины).
- Комлик Н. Н. «Лебедянская криптограмма» в творческом наследии Е. И. Замятина // Пишу Вам из России: русское подстепье в творческой биографии Е. И. Замятина и М. А. Булгакова : монография / Н. Н. Комлик, И. С. Урюпин. – Елец, 2007. – С. 8-102. – (Б-ка культур. наследия Елец. края).
- Дом, в котором родился и провел детские годы Е. И. Замятин // Липецкая область : каталог объектов культурного наследия. – М. : НИИЦентр, 2008. – С. 150 : фото.
- Воробьева А. От «Уездного» до «Мы» : к 125-летию со дня рождения Евгения Замятина // Петровский мост. – 2009. – № 1. – С. 167-170.
- Комлик Н. Из глубин «Тамбовской Маньчжурии» // Петровский мост. – 2009. – № 1. – С. 171-174.
- Замятина Н. Малый мир Евгения Замятина : [из истории семьи Замятиных] / Н. Замятина, Н. Комлик // Петровский мост. – 2009. – № 4. – С. 152-156.
- Алексеева А. Где шатался Барыба… : [по улицам Лебедяни вместе с героем повести Е. Замятина «Уездное» Анфимом Барыбой] // Липецкая газета. – 2009. – 21 авг. – С. 6.
- Замятина Н. С. Род Замятиных и Липецкий край / Н. С. Замятина. – Липецк, 2010. – 114 с.
- Евгений Замятин живет в Лебедяни // Липецкая газета: итоги недели. – 2011. – № 12-13 (28 марта-3 апр.). – С. 56.
- Лебедянский вариант к прозе Замятина: [Видеоматериал]. – Germany, [2001]. – (30 мин.).
Справочные материалы
- Воронежская историко-культурная энциклопедия. – 2-е изд. – Воронеж, 2009. – С. 192. : То же : Воронежская энциклопедия. – Воронеж, 2008. – Т. 1. – С. 300.
- Липецкая энциклопедия. – Липецк, 2000. – Т. 2. – С. 45-50.
- Тамбовская энциклопедия. – Тамбов, 2004. – С. 196.
- Замятинская энциклопедия. Лебедянский контекст : материалы, исслед., док., справки: межвуз. регион. проект / рук. проекта и науч. ред. проф. Л. В. Полякова. – Тамбов, Елец : ТГУ ЕГУ, 2004. – 485 с.
- Славные имена земли Липецкой: биогр. справ. об извест. писателях, ученых, просветителях, деятелях искусства. – Липецк, 2007. – С. 34-37.
- Русские писатели 1800-1917: биогр. словарь. – М., 1992. – Т. 2. – С. 320-323.
- История русской литературы конца XIX-начала XX века: библиогр. указ. / под ред. К. Д. Муратовой. – М.-Л., 1963. – С. 240.
- Писатели Липецкого края: библиогр. указ. – Воронеж, 1986. – Вып. 1. – С. 110-113.
Краткая биография Евгения Замятина для школьников 1-11 класса. Кратко и только самое главное
Главная>Биографии писателей и поэтов
Краткая биография Евгения ЗамятинаЕвгений Иванович Замятин – русский писатель, литературный критик и публицист. Писатель родился 1 февраля 1884 года в городе Лебедянь. Отец писателя был священником, а мать – пианисткой. Начальное образование Евгений получал в гимназии родного города, а затем в Воронеже. Блестяще окончив гимназию, в 1902 году он подал документы на кораблестроительный факультет Петербургского политехникума.
Вскоре стал участвовать в студенческой революционной жизни и записался в социл-демократы. В эти же годы он познакомился со своей будущей супругой – Людмилой Николаевной Усовой. В 1905 году он был арестован за большевистские агитации. На следующий год Замятина освободили и разрешили продолжить образование. Получив специальность морского инженера в 1908 году, он остался работать и далее на кафедре, а также занялся литературной деятельностью. Так, в журнале «Образование» появился его первый рассказ «Один».
В 1911 году был выслан из Петербурга и стал проживать в Лахте, где написал свою первую повесть «Уездное». Во время командировки 1916 года в Англию, Замятин написал «Ловец человеков» и «Островитяне». После окончания революции ему удалось напечатать повесть «На куличках». Вернувшись на родину, он организовал группу, состоящую из молодых писателей, в которую входили Федин, Зощенко, Тихонов, Каверин.
Советская критика отрицательно относилась к работам Замятина. Особенно это отразилось на романе-антиутопии «Мы». Это произведение в дальнейшем повлияло на работы многих западных писателей, в том числе на Рэя Бредбери, Джорджа Оруэлла, Олдоса Хаксли. В России антиутопия «Мы» появилась в печати лишь в 1988 году. Большая часть последующих произведений Замятина также не была допущена в печать при жизни писателя. Последние годы писатель провел в Париже и много работал над сценариями. Умер Евгений Замятин 10 марта 1937 года в пригороде Парижа.
см. также:
Краткие биографии других писателей и поэтов
Краткое содержание Мы, Замятин
Замятин Е.И. Основные даты жизни и творчества
1884 г., 20 января (1 февраля н. ст.) – родился в городе Лебедяни Тамбовской губернии (ныне Липецкая область) в семье священника.1902 г. – окончил гимназию в Воронеже; поступил на кораблестроительный факультет Петербургского политехнического института.
1905 г. – арест за большевистскую агитацию; выслан в Лебедянь под надзор полиции.
1908 г. – нелегально вернулся в Петербург; окончил институт по специальности — морской инженер.
Начало литературной деятельности. Публикация первого рассказа «Один».
1911 г. – начал преподавать в Политехническом институте, одновременно работал инженером.
Выслан из Петербурга, поселился в Сестрорецке, затем — в Лахте.
1913 г. – написаны повести «Уездное», «На куличках».
Переехал в город Николаев.
1914 г. – за повесть «На куличках» был привлечён к суду и сослан в Кемь.
1916 г. – отбыв сыылку был Командирован в Англию для наблюдения за строительством ледоколов для российского флота.
Вышел первый сборник прозы «Уездное».
1917 г. – возвращение в Россию. Повесть «Островитяне».
1918 г. – создана серия рассказов, сказок, повестей: «Север», «Ловец человеков», «Дракон» и др.
1920–1921 гг. – преподает в Педагогическом институте им. Герцена курс новейшей русской литературы.
1921 г. – написаны роман «Мы», статья «Я боюсь».
Организовал группу молодых писателей «Серапионовы братья».
1925 г. – пьеса «Блоха», созданная на тему лесковского сказа «Левша», с большим успехом идет в Московском Художественном театре.
1927 г. – издание романа «Мы» (в сокращении) на русском языке в пражском эмигрантском журнале «Воля России».
Выход сборника «Нечестивые рассказы» (Москва).
1928 г. – избрание председателем Всероссийского союза писателей.
1929 г. – вышло в свет Собрание сочинений в 4 т.
За роман «Мы» (одновременно с Б. Пильняком, которого критиковали за повесть «Красное дерево») был подвергнут сокрушительной критике официозной прессы, его перестали печатать. Начало политической травли писателя в СССР. Выходит из Союза писателей.
1931 г. – письмо И.В. Сталину с просьбой разрешить отъезд из СССР.
Выехал в Берлин, затем в Париж.
1935 г. – участие в работе Международного конгресса в защиту культуры (как представитель СССР).
1937 г., 10 марта – умер в Париже; похоронен в Тийе (пригород Парижа).
Всё кратко.ру — Замятин Е.И. — Биография кратко. Замятин Евгений Иванович
Краткие биографии писателей
Замятин Евгений Иванович (1884 — 1937), прозаик.
Родился 20 января (1 февраля н.с.) в Лебедяни Тамбовской губернии в семье священника. Окончив в 1902 воронежскую гимназию с золотой медалью, поступает в кораблестроительный институт, который оканчивает в 1908. В студенческие годы, во время первой русской революции, принимал участие в революционном движении. В 1906 — 11 жил на нелегальном положении.
Замятин начал печататься в 1908, но первый крупный литературный успех пришел к нему после выхода в свет повести «Уездное» (1911). В 1914 за антивоенную повесть «На куличках» писатель был привлечен к суду, а номер журнала, в котором появилась повесть, конфискован. Горький высоко оценил обе эти повести.
В 1916 — 17 Замятин работал морским инженером в Англии, впечатления от которой легли в основу повести «Островитяне» (1917). Осенью 1917 возвращается в Россию, работает в редколлегии издательства «Всемирная литература», публикуется в журналах. Авторитет Замятина в это время во всех отношениях был очень высок. Как инженер он прославился участием в строительстве ледоколов — «Ермак» и «Красин» и др.
В сложной литературной ситуации 1920-х Замятин тяготел к группе «Серапионовы братья». Он пишет рассказы и повести — «Пещера», «Русь», «Рассказ о самом главном»; пробует силы в драматургии — пьесы «Блоха», «Атилла».
Свой знаменитый роман «Мы» писатель закончил в 1920. Сразу же последовало долгое и бурное обсуждение книги и в обществе, и в критике, хотя роман был опубликован за рубежом только в 1924 (а через 64 года увидел свет на родине автора). С 1929 Замятина в России уже не печатали. Его подвергли не то что несправедливой разносной критике, но настоящей травле.
В 1931 он обратился с письмом к Сталину с просьбой разрешить ему выехать за границу и, получив разрешение, поселяется в Париже. Находясь в эмиграции, до конца жизни сохранял советское гражданство.
Посмертные публикации: повесть «Бич божий» (1938), книга воспоминаний «Лица».
Умер Е.Замятин в 1937 в Париже от тяжелой болезни.
Замятин Евгений Иванович
Литературный дебют Замятина, рассказ «Один» (1908 г., журнал «Образование»), был почти не замечен критикой. Евгений Иванович впоследствии был невысокого мнения о своем первом произведениии. Далее последовали «Уездное» (написано в Лахте под Петербургом), сатирическая повесть «На куличках» (создана в Николаеве) и ряд рассказов. О Замятине шумно заговорила критика, его имя ставили рядом с Горьким, Пришвиным, Буниным, Куприным. Повесть «На куличках» вызвала гнев цензуры, увидевшей в ней только унижение и оскорбление русского офицерства. Решением Петербургского окружного суда тираж номера журнала «Заветы» был арестован, а Замятин выслан на Север. На самом деле в повести не чувствуется желания «оскорбить военное сословие». Кроме отрицательных персонажей есть прекрасные и сильные в страстях поручик Андрей Иванович Половец, приехавший из Тамбова в тихоокеанскую часть на край света, капитан Шмит и его жена Маруся. Отнюдь не примитивны капитан Нечеса, поручики Тихмень и Молочко. Повесть «На куличках» полна любви и сострадания автора к соотечественникам и протеста против общественных условий, унижающих человеческое достоинство.
По северным впечатлениям были написаны повесть «Север», рассказы «Африка» и »Ела». Произведения свидетельствовали о закреплении в творчестве Замятина лирико-романтического начала, идеи сопротивления человеческого в человеке, торжества силы духа.
Новый период творчества Замятина связан с работой в Англии в 1916-17 г.г. и революцией в России. События 1917 г. добавили в произведения писателя мрачных красок. С 1918 по 1922 год Замятин создал целую серию рассказов, сказок, повестей: «Север» (1918), «Землемер» (1918), «Ловец человеков» (1918), «Дракон» (1918), «Сподручница грешных» (1918), «Иваны» (1918), «Огненное А» (1918), »Мамай» (1920), «Детская» (1920), «Пещера» (1920) и другие. Именно в связи с рассказом «Пещера» критик-эмигрант Д. Святополк-Мирский напишет: «Это… история деградации и нищеты людей, одержимых единственной идеей — добычи пищи и топлива. Это кристаллизированный кошмар, слегка напоминающий По, с той лишь небольшой разницей, что кошмар Замятина предельно правдив».
К этому же периоду относится создание книги о Г. Уэллсе «Герберт Уэллс» (1922), в которой Замятин рассматривал научную фантастику как наилучший метод отражения действительности.
Особо надо сказать о романе «Мы». Написанный в 1920 г. он был нов не только в содержательном, но и в формальном отношении. До появления «Мы» в литературе не было романа-антиутопии. Как вспоминал в 1932 г. Замятин, на Кавказе ему рассказали басню о петухе, у которого была дурная привычка петь на час раньше других: хозяин петуха попадал из-за этого в такие неудобные положения, что в итоге отрубил петуху голову. «Роман «Мы», — заключает писатель, — оказался персидским петухом: этот вопрос и в такой форме поднимать было еще слишком рано, и поэтому после напечатания романа (в переводах на разные языки) советская критика очень даже рубила мне голову». Изображенное в романе тоталитарное Единое Государство превратило каждого в «стального шестиколесного героя великой поэмы». Любовь, этика, счастье организованы и математизированы, периодически всем нумерам (обитателям этого государства) делают Великую операцию по удалению фантазии. Одна из линий романа — любовь нумера Д-503 к девушке 1-330, осветившая ослепительным светом его жизнь, но вскоре погашенная самим же нумером, предавшим свою возлюбленную и холодно созерцавшим потом ее казнь. Характерная для послеоктябрьского творчества Замятина ситуация: луч света, надежды пробивается через зловещие тучи и гибнет в бессилии остановить их движение.
В 1927 г. в издательстве «Круг» вышел сборник произведений писателя »Нечестивые рассказы», куда были включены его новейшие произведения.
В 1929 г. — в издательстве «Федерация» четырехтомное собрание сочинений, прерванное на четвертом томе. Но крупнейшими, наметившими начало нового, светлого, похожего на раннее творчество, этапа, были драматургические произведения писателя: «Общество Почетных Звонарей», «Блоха», «Атилла». Историческую трагедию «Атилла» Замятин писал около трех лет. Идея крушения государственности и тема патриотизма возвращали Замятина к времени революции, способствовали и пересмотру, и укреплению прежних убеждений. Следствием публикации романа «Мы» и последовавшего давления на Замятина стало решение писателя временно покинуть СССР. С 1932 г., оставаясь советским гражданином, Замятин жил в Париже. Здесь он пишет ряд статей, очерков, воспоминаний о деятелях русской культуры: Станиславском, Мейерхольде, А. Толстом, Лавреневе и других. Главным же произведением парижского этапа был роман »Бич Божий», создававшийся на том же материале, что и «Атилла». Состояние Европы, потрясенной революциями и войнами, предчувствующей грядущие небывалые катастрофы, передано в романе уже с первых страниц. Роман вышел в свет уже после смерти автора в 1938 г. в Париже.
Постепенно отношение к Замятину на родине улучшалось, в 1934 г. он был принят в Союз писателей СССР. Но вернуться домой писателю не было суждено, он умер в Париже в 1937 г.
Произведения Замятина, творившего в революционную эпоху, так или иначе связаны с нею и стали ярчайшим художественным документом своего времени, прочно вошли в историю отечественной и мировой литературы, легли в основу фундамента национальной культуры. Один из замечательных художников XX века, в своем творчестве Замятин стремился к той «настоящей правде», которая «всегда неправдоподобна» (эти слова из «Бесов» Достоевского он любил повторять). Несмотря на деление творчества писателя на разные этапы, можно говорить о цельной и стройной художественной системе Замятина.
ЗАМЯТИН, ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ | Энциклопедия Кругосвет
ЗАМЯТИН, ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ (1884–1937), русский писатель. Родился 20 января (1 февраля) 1884 в г.Лебедянь Тамбовской губ. (ныне Липецкая обл.) в семье небогатого дворянина. Кроме впечатлений от природы тех мест, с которыми так или иначе были связаны многие русские писатели – Толстой, Тургенев, Бунин, Лесков, Сергеев-Ценский, – большое влияние оказало на Замятина домашнее воспитание. «Рос под роялем: мать – хорошая музыкантша, – писал он в Автобиографии. – Гоголя в четыре – уже читал. Детство – почти без товарищей: товарищи – книги». Впечатления лебедянской жизни воплотились впоследствии в повестях Уездное (1912) и Алатырь (1914).
В 9 лет Замятин поступил в Воронежскую гимназию. Окончив ее с золотой медалью, в 1902 поступил в Санкт-Петербургский политехнический институт на кораблестроительный факультет. Летняя практика давала будущему писателю возможность путешествовать. Замятин побывал в Севастополе, Нижнем Новгороде, Одессе, на Камских заводах, плавал на пароходе в Константинополь, Смирну, Бейрут, Порт-Саид, Яффу, Александрию, Иерусалим. В 1905, находясь в Одессе, стал свидетелем восстания на броненосце «Потемкин», о чем впоследствии написал в рассказе Три дня (1913). Вернувшись в Петербург, принимал участие в революционной деятельности большевиков, за что был арестован и провел несколько месяцев в одиночной камере. Это время Замятин использовал для того чтобы изучать английский язык и писать стихи. Затем был выслан в Лебедянь, но нелегально вернулся в Петербург, откуда вновь был выслан в 1911, уже по окончании института.
Литературный дебют Замятина относится к 1908. Настоящий успех ему принесла публикация в петербургском журнале «Заветы» (главный редактор – критик Р.Иванов-Разумник) повести Уездное. В Уездном писатель изобразил косную, застывшую провинциальную жизнь, символом которой явился звероподобный и безжалостный обыватель Анфим Барыба. Замятин уподобил его «старой воскресшей курганной бабе, нелепой русской каменной бабе». Повесть получила высокую оценку современников – в том числе писателей А.Ремизова и М.Пришвина. А.М.Горький спустя семь лет написал о Замятине: «Он хочет писать как европеец, изящно, остро, со скептической усмешкой, но, пока, не написал ничего лучше Уездного». Критики находили в повести мотивы, схожие с Мелким бесом Ф.Сологуба. В.Полонский писал о безжалостной правдивости Замятина и вместе с тем отмечал: «Симпатия к человеку грязному, пришибленному, даже одичавшему, сквозит на его страницах».
Замятин относил свою прозу к литературному направлению, которое называл неореализмом. Стилистика его произведений отчасти соотносится с «орнаментальной прозой» А.Ремизова, однако Замятин довел эту манеру до гротескного сюрреализма.
За антивоенную по духу повесть На куличках (1913), героями которой являются не только дальневосточные офицеры и солдаты, но и вся «загнанная на кулички Русь», Замятин был привлечен к суду, а номер журнала «Заветы», в котором была опубликована повесть, был конфискован. Критик А.Воронский считал, что повесть На куличках – это политическая художественная сатира, которая «делает понятным многое из того, что случилось потом, после 1914 года». Будучи высококвалифицированным морским инженером, Замятин продолжал служебные поездки по России. Впечатления от путешествия в 1915 в Кемь и на Соловки отразились в цикле произведений о русском Севере – в частности, в повести Север.
В 1916 Замятин был командирован в Англию для участия в строительстве российских ледоколов на верфях Ньюкасла, Глазго и Сандерленда; побывал в Лондоне. Был одним из главных проектировщиков ледокола «Святой Александр Невский», после Октябрьской революции названного «Лениным». Английские впечатления легли в основу как многочисленных очерков, так и повестей Островитяне (1917) и Ловец человеков (1921). Уважение к людям, обеспечившим высокий уровень развития цивилизации, не помешало писателю увидеть недостатки западного общественного устройства. Повесть Островитяне посвящена изображению тотального мещанства в технократическом обществе, символом которого является в этом произведении викарий Дьюли.
В 1917 Замятин вернулся в Петроград. Вскоре стал одной из самых заметных фигур в российской литературной жизни. Оказал влияние на литературную группу «Серапионовы братья», с которой был творчески близок. Преподавал в Политехническом институте, читал курс новейшей русской литературы в Педагогическом институте им. Герцена и курс техники художественной прозы в студии Дома искусств, работал в редколлегии «Всемирной литературы», в правлении Всероссийского союза писателей, в издательствах Гржебина и «Алконост», редактировал несколько литературных журналов. При этом скептически относился ко «всяческим всемирным затеям», возникавшим на фоне разрушения цивилизованной жизни. Поездки по Тамбовской, Вологодской, Псковской губерниям также не способствовали историческому оптимизму. В рассказах Мамай (1920) и Пещера (1921) Замятин сравнил эпоху военного коммунизма с доисторическим, пещерным периодом развития человечества.
Наблюдения над тоталитарным обществом художественно воплотились в фантастическом романе-антиутопии Мы (1920, опубл. на рус. яз. в 1952 в США). Роман был задуман как пародия на утопию, написанную идеологами Пролеткульта А.Богдановым и А.Гастевым. Главной идеей пролеткультовской утопии провозглашалось глобальное переустройство мира на основе «уничтожения в человеке души и чувства любви». Действие романа Мы происходит в Едином Государстве, изолированном от мира и возглавляемом Благодетелем. Главный герой – инженер Д-503, создатель сооружения, предназначенного для господства человека над космосом. Существование в Едином Государстве рационализировано, жители полностью лишены права на личную жизнь, любовь сводится к регулярному удовлетворению физиологической потребности. Попытка Д-503 полюбить женщину приводит его к предательству, а его возлюбленную к смерти. Повествовательная манера, в которой написан роман, заметно отличается от стилистики предыдущих произведений Замятина: язык здесь предельно прост, метафоры носят рационалистический характер, текст изобилует техническими терминами.
Роман Мы стал первым в череде европейских романов-антиутопий – Прекрасный новый мир О.Хаксли, Звероферма и 1984 Дж. Оруэлла, 451 градус по Фаренгейту Р.Брэдбери и др.
Замятин отправил рукопись Мы в берлинский филиал издательства Гржебина. В 1924 текст был переведен на английский язык и опубликован в Нью-Йорке. Несмотря на отсутствие публикаций в СССР, роман подвергся идеологическому разгрому советских критиков, читавших его в рукописи. Д.Фурманов увидел в Мы «злой памфлет-утопию о царстве коммунизма, где все подравнено, оскоплено». Другие критики посчитали, что Замятин готов встать на путь обывателя, брюзжащего на революцию. В 1929 были сняты с репертуара МХАТа пьеса Замятина Блоха (1925, инсценировка Левши Лескова), запрещена постановка его трагедии Аттила (1928). Не была поставлена и пьеса о преследовании еретиков Огни святого Доминика (1923).
В 1931, понимая бесперспективность своего дальнейшего существования в СССР, Замятин обратился к Сталину с письмом, в котором просил разрешения на отъезд за границу, мотивируя свою просьбу тем, что для него «как для писателя именно смертным приговором является лишение возможности писать». Решение об эмиграции нелегко далось Замятину. Любовь к родине, патриотизм, которыми проникнут, например, рассказ Русь (1923), – одно из лучших тому свидетельств. Благодаря ходатайству М.Горького в 1932 Замятин смог выехать во Францию. Умер Замятин в Париже 10 марта 1937.
См. также РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА.
Евгений Замятин | Биография и книги
Евгений Замятин , полностью Евгений Иванович Замятин , Замятин также пишется Замятин , (родился 1 февраля [20 января по старому стилю] 1884 года, Лебедянь, Тамбовская область, Россия — умер 10 марта. 1937, Париж, Франция), русский писатель, драматург и сатирик, один из самых ярких и культурных умов послереволюционного периода и создатель уникального современного жанра — антиутопического романа. Его влияние как стилиста-экспериментатора и как выразителя космополитически-гуманистических традиций европейской интеллигенции было очень велико в самый ранний и наиболее творческий период советской литературы.
Получив образование в Санкт-Петербурге на морского инженера (1908 г.), Замятин совмещал свою научную деятельность с писательской деятельностью. Его ранними произведениями были « Уездное » (1913; «Провинциальная сказка»), острая сатира на провинциальную жизнь, и « На куличках, » (1914; «На краю света»), посягательство на военную жизнь, осужденное царскими властями цензоры. Замятин предстал перед судом и, хотя и был оправдан, на некоторое время перестал писать. Во время Первой мировой войны он находился в Англии и руководил строительством русских ледоколов.Там он написал Островитяне (1918; «Островитяне»), высмеивая то, что он считал подлостью и эмоциональным подавлением английской жизни. Он вернулся в Россию в 1917 году.
Хронический инакомыслящий, Замятин был большевиком до революции 1917 года в России, но впоследствии отрекся от партии. Его ироническая критика литературной политики лишала его официальной благосклонности, но он пользовался влиянием как наставник братьев Серапионов, блестящего молодого поколения писателей, чье художественное кредо заключалось в том, чтобы не иметь веры.В таких рассказах, как « Мамай » (1921 г.) — имя монгольского полководца, вторгшегося в Россию в XIV веке, — « Пещера » (1922 г .; «Пещера») Замятин нарисовал картину нарастающей жестокости человечества в послереволюционный период. Петроград. Церковь Божия (1922; «Церковь Божия») — аллегорическая сказка, утверждающая, что власть, основанная на кровопролитии, не может претендовать на добродетель. Его очерк «Я боюсь» (1921; «Я боюсь»), краткий обзор состояния послереволюционной литературы, завершается пророческим суждением: «Боюсь, что единственное возможное будущее русской литературы — это ее прошлое.В этот период Замятин написал одни из лучших своих рассказов.
Его самая амбициозная работа, роман My (написано в 1920 году; We ), распространялась в рукописи, но не публиковалась в Советском Союзе до 1988 года (английский перевод появился в Соединенных Штатах в 1924 году, а оригинал на русском языке текст был опубликован в Нью-Йорке в 1952 г.). Он изображает жизнь в «Едином государстве», где рабочие живут в стеклянных домах, имеют номера, а не имена, носят идентичную форму, едят химические продукты и наслаждаются сексом по нормативам.Ими управляет «Благодетель», который единогласно и постоянно переизбирается. « We », которую часто называют научной фантастикой, является литературным предком «Олдоса Хаксли» «О дивный новый мир» (1932) и Джорджа Оруэлла « Nineteen Eighty-four » (1949).
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчасПубликация за границей We была одной из причин репрессивной кампании, развернутой против многих писателей в 1929 году.Замятин объявил о своем выходе из Союза пролетарских писателей России (РАПП) и практически перестал считаться советским автором. Его больше не публиковали, а его пьесы, которые он начал писать в 1923 году и которые с успехом шли в театрах, были изъяты из репертуара. В 1931 году, после его обращения к советскому лидеру Иосифу Сталину и вмешательства писателя Максима Горького от его имени, Замятин получил разрешение покинуть Советский Союз для длительного пребывания за границей.Он прожил в Париже всю оставшуюся жизнь. Его литературная продуктивность в те годы была скудной.
Патрик Парриндер — Представляя будущее: Замятин и Уэллс
# 1 = Том 1, Часть 1 = Весна 1973Патрик Парриндер Воображая будущее: Замятин и Уэллс
Живая литература не живет вчерашним часами, не сегодняшними, а завтрашними.- Замятин Евгений 1
В своей недавней критической биографии Замятина Алекс М. Шейн пишет, что Вопрос о влиянии Уэллса на «Замятин We » пока не получил. обширное систематическое исследование ». 2 Это также хорошо для Связь Замятина и Уэллса порождает проблемы, которые не могут быть решены систематическое изучение влияний или чисто контент-ориентированный подход это приняло большинство критиков антиутопического романа.При сравнении Замятина и Уэллса, мы должны хотя бы попытаться спросить, как должна (или как) наука фантастику писать?
Репутация Замятина в англоязычном мире во многом обязана Джорджу Оруэлл, которые оба использовали We как один из источников Nineteen Eighty-Four и утверждал, что Хаксли, должно быть, использовал его в Brave New Мир. 3 We принято помещать в линейку, включающую эти книги и другие антиутопии, такие как «Машина» Форстера Остановки »и« Повелитель мух »Голдинга . Кроме Замятина, это очень английская традиция — не просто антиутопия, но намеренно и сознательно антиуэллсианский — и Марк Р. Хиллегас недавно утверждал, что их отказ от Ценности Уэллса скрывали основную задолженность всех этих писателей перед Видения и методы Уэллса. В случае Замятина Хиллегас показывает, что We воспроизводит широкую топографию уэллсовского романа будущего: дегуманизированный город-государство с его огромными многоквартирными домами, его диктатура, его стены, исключая мир природы и его причудливый Античный Дом построен из элементов года. Спящий просыпается, «История грядущих дней» и Время Машина. 4 Однако это мало что говорит нам о духе, в котором We было написано. В настоящем эссе будут подчеркнуты два отмеченных факта. но почти не принимается во внимание предыдущими критиками. Во-первых, до сих пор будучи сознательно настроенным антиуэллсианцем, Замятин был автором книги Герберта. Wells (1922), блестящее, но малоизвестное эссе, раскрывающее его тему. как, в некотором смысле, прототип революционного современного художника.Второй состоит в том, что Замятин сам был особенно оригинальным писателем-модернистом, а не просто предшественник Хаксли и Оруэлла. Перейти с The Time Machine на We это войти в мир, где топография может быть похожей, но природа опыт полностью изменился, так что мы сталкиваемся с двумя совершенно разными виды воображения. В этом решающем отношении «модернистский» статус то, что Замятин советовал Уэллсу в теории, на практике оставалось за ним самим. один.
Морской архитектор по профессии, бывший большевик, сидевший в тюрьме. после революции 1905 года Замятин строил ледоколы на Северо-Востоке. Англия, когда был свергнут царский режим. Он вернулся в Россию в Сентября 1917 г. и стал ведущей фигурой среди левых писателей Петербурга до тех пор, пока его откровенные и еретические взгляды не вступили в противоречие с жесткий культурный контроль 1920-х годов. Мы, его основная творческая работа, была написана в 1920-21 годах, запрещена в Советском Союзе и опубликована на английском языке. перевод 1924 года.В идеологическом плане это выражение его сомнений. о технократических разработках западной цивилизации с сардонической отношение к большевистскому идеалу, особенно в изображении «энтропийного» стабилизация некогда революционного государства, и в утверждении Вечное противостояние Достоевского свободы и счастья. В то же время как писать We Замятин, как и большинство его соратников-писателей, увлекся воспитательная работа и в организации новых революционных издательств.Одним из первых переизданных зарубежных авторов был Х. Дж. Уэллс. (Его произведения была в изобилии при царе.) Замятин руководил серией Переводы Уэллса между 1918 и 1926 годами и Герберт Уэллс , обзор вся его работа до 1920-х годов была побочным продуктом этого. 5
В увлечении Замятина английским писателем доминировали два фактора. Там было Позиция Уэллса как создателя современных мифов: Замятин увидел научное романы, которые были его главным интересом, как разновидность сказки, отражающей бесконечная перспектива технологических изменений и строго логические требования научной культуры.Это были сказки об асфальте, механизированном мегаполис, в котором единственные леса состояли из заводских труб, а только запахи были запахами пробирок и выхлопов двигателей. Таким образом они выразили конкретно западный опыт: для читателя в отсталой России городской пейзажи, созданные Уэллсом, и не только те, которые он описал, принадлежали в будущем. Замятин был достаточно детерминистом, чтобы чувствовать, что Уэллс только выражение окружающей среды двадцатого века составляло существенную современность.Он обозначает эту сторону Уэллса символом парящего самолета. над данным миром в новую и неизведанную стихию. Так же, как земное пейзаж был преобразован возможностью аэрофотосъемки, войны и революции теперь меняют человеческие перспективы. Замятин больше всех называет Уэллса современник писателей, потому что он это предвидел и учил людей видеть «глаза летчика».
Он был вынужден признать, что сам Уэллс «вернулся на землю», однако в смысле отказа от научной фантастики в пользу реалистичных социальных Роман.Предполагая, что его социальные романы были старомодными и производными Помимо научных романов, Замятин использовал весь комплекс Уэллса. сочинения в поддержку его второй темы — Уэллса как художника-социалиста. Он цитирует отрывки из введения Уэллса к русскому изданию его произведений. (1911), в котором он объявляет себя немарксистом, ненасильственным революционер, то есть социалист-еретик вроде самого Замятина. В Самым удивительным поворотом в этой аргументации является обсуждение самых недавних фаза, его обращение к вере в «конечного Бога», о котором было объявлено в г.Бритлинг в 1916 году. Своенравная и недолговечная попытка Уэллса совмещать рационализм и религию позже показалось абсурдом даже самому себе, но для Замятина это было доказательством его самостоятельности и творческой смелости. После войны ранние видения Уэллса уже сбылись. «Вся жизнь оторвана от якоря реальности и стали фантастическими », — писал Замятин. В ответ Уэллс продолжил метод дальше, пока он не коснется высшего смысла жизни.Результирующий слияние социализма и религии было смело парадоксальным подвигом, напомнившим о соединение науки и мифа в ранних романах:
Сухой компасный круг социализма, ограниченный землей и гипербола религии, уходящая в бесконечность — они такие разные, так несовместимо. Но Уэллсу удалось разорвать круг, превратить его в гипербола, один конец которой упирается в землю, в науке и позитивизме, в то время как другой теряется в небе.
Хотя в то время фальшивая религия Уэллса произвела фурор, она вряд ли заслуживает это увлекательная метафора. Фигура круга, согнутого в гиперболу, есть связанный со спиралевидным полетом самолета. Оба найдены в другом месте в произведениях Замятина, служа загадочными образами его теории искусства.
В эссе «О синтетизме» (1922) он делит все искусство на три части. школы представлены символами +, -, — (утверждение, отрицание, синтез). 6 Искусство превращается в непрерывную диалектическую последовательность по мере того, как одна школа уступает место следующий. Три школы искусства на современном этапе — это натурализм (+), символизм и футуризм (-), а также «неореализм» или «синтетизм» (-), посткубистское и пост-эйнштейновское искусство, охватывающее парадокс современный опыт быть одновременно «реалистичным» и «фантастическим». Характеризуется несочетаемым наложением и дроблением плоскостей, Синтетизм отождествляется с творчеством Пикассо, Анненкова, Белого, Блока и др. конечно сам Замятин.Но это лишь временная фаза, для каждого диалектическая триада подвержена непрерывному процессу замены и преемственности который наблюдает вечное колебание между крайностями революции и энтропия. Развитие — это череда взрывов и консолидаций, и «Уравнение искусства — это уравнение бесконечной спирали».
Эти идеи — формула приверженности Замятина перманентной революции. и к еретической природе художника.Они связаны с его взглядом на Уэллса. разными способами. В разделе Герберта Уэллса под названием «Wells’s Генеалогия »мы читаем, что традиционный утопический романс от Мора до Моррис несет положительный знак — утверждение видения земного рая. Уэллс изобретает новую форму «социально-фантастического романа» с негативным знак; его цель — не изображение будущего рая, а социальное критика экстраполяцией. В отношении этих категорий существует некоторая двусмысленность, и Замятин их не уточняет, но кажется очевидным, что быть антиутопической формой, отмеченной знаком (-).Когда мы следим за борьбой D-503, чтобы достичь социальной ортодоксальности в г. Мы, г., и тем более мимолетно, когда мы созерцаем промыли мозги Уинстону в конце Девятнадцать восемьдесят четыре, — невозможность того, что мы вообще представляем себе такое будущее — в полном смысле слова — вот что автор противостоит нам. Может быть, это отрицание отрицания?
Такое рассуждение ограничило бы Уэллса промежуточным местом в диалектике антиутопия.Замятин обычно рассматривает его в более общем смысле как воплощение динамичность современного воображения. Самолет взлетает по спирали с земли — это не только Уэллс, но и символ современной письменности как весь. 7 Более того, успех Уэллса с точки зрения реального пророчества подтвердил его позицию как авангардный художник, да и вообще как «неореалист». Разрушая стабильную картину викторианского общества своим странным дальновидная логика, он предвидел революционную эпоху, когда реальность сам стал фантастическим.Замятин приписал ему изобретение типа басня, отражающая требования современного опыта — скорость, логика, непредсказуемость. И все же в одном он отставал: «язык, стиль, слово — все те вещи, к которым мы пришли ценят в новейших русских писателях ». Одна из метафор Замятина. для искусства — это «винтовая лестница в Вавилонской башне». Он возвестил словесная и синтаксическая революция, порождающая язык, который был «заряженный, высоковольтный», и он попытался создать такой язык в письменной форме We.
Мы пишем в виде дневника. Это правда, что дневник D-503, делает несколько сознательных попыток объяснить свое общество чужим читателям, но возникающая социальная картина (единственная забота идеологически настроенных критики, начиная с Оруэлла), по сути, раскрывается через посредство сознание будущего, и даже язык будущего, которые являются наиболее важными для Замятина. радикальные концепции. Размышление о том, что новое общество влечет за собой новое сознание и язык, и что они могут быть адекватно предложены только «Футуристическая» художественная техника кажется очевидной после того, как она была заявлена.Все же это Воображение Замятина этих условий — его откровение будущего через его сочинения — что устанавливает We как уникальное модернистское научное произведение вымысел.
Хиллис Миллер писал, что «преобразование, которое делает человека романист — это его решение взять на себя роль рассказчика, который рассказывает рассказ ». 8 Именно с этой точки зрения контраст между влиятельная модель Уэллса из фантастической фантастики и форма, Замятин создал, яснее видно.
Уэллс обеспокоен тем, что столкнется с неизвестным; Замятина, причем — неизвестный. Повествования Уэллса всегда имеют фиксированную и знакомую точку отсчета. Подобно Свифту и Вольтеру, он использует просветительские формы повествования о путешествиях. и научный отчет. В его ранних романах всегда есть рассказчик, который приносит странные и тревожные новости и тем не менее сразу завоевывает наше доверие благодаря его соблюдение анекдотических условностей.Его аудитория — это либо сегодняшняя публика, либо предположения самого ближайшего будущего, и его предположения совпадают с современными научная культура. В The Time, , Machine, , Time Traveler, устанавливает вооруженный выжидательным любопытством, сообразительностью и радостным принятием опасность — самый тип бескорыстного исследователя. Он также оснащен формулирует гипотезы социал-дарвинизма, и методом проб и ошибок он приходит к неожиданные, но предположительно правильные выводы.Однако в конце концов мы случайно сказал, что путешественник «но безрадостно думал о Развитие человечества »(§17 / §13) еще до того, как он выступил. Информация сдерживается, чтобы ничто не могло помешать его уверенности в ценности исследование — «риск, на который приходится идти человеку» (§4 / §3). По аналогии, в Остров доктора Моро, Prendick — рациональный, очевидец, наблюдатель, который только в финале кажется безумно человеконенавистническим страниц.Такие сокрытия позволяют избежать смещения всего повествования.
Поворот в каждой из этих историй подрывает уверенность, с которой Наблюдатели Уэллса выступили, но нет замены рационализму как метод. В The War of the Worlds, нам с самого начала говорят, что гуманистическая концепция мироздания была разрушена, но рассказчик обращается к нам в установленных терминах рационального дискурса, а затем успокаивает нам о его собственной сущностной нормальности: «Со своей стороны, я был очень занят учиться ездить на велосипеде и занят работой над серией статей, в которых обсуждается вероятное развитие моральных идей по мере развития цивилизации »(§1: 1).В каждом случае изображается биологическое или антропологическое усилие; то книга — это изложение как инопланетного общества, так и попыток представителю буржуазного наблюдателя, чтобы знать это эмпирически (отсюда важность наблюдения за марсианами из разрушенного дома, буквальная «камера» неясное «). Рассказчик в The War of the Worlds обращается к Марсиане, хотя он не отвергает человеческие нормы так же полностью, как Гулливер делает.И Свифт, и Уэллс признали врожденную деструктивность рационализм. Попытка Уэллса преуменьшить восприятие кажется более преднамеренной. чем у Свифта, поскольку он был вынужден сделать более осознанный выбор Повествовательные формы «восемнадцатого века».
В более поздних романах Уэллс отказался от рационального наблюдателя в пользу персонажей. которые непосредственно участвуют в инопланетном мире. Поскольку его творческие интересы были скорее антропологическими, чем политическими, однако в результате более грубая и менее требовательная форма приключенческого повествования, типичная для . Спящий просыпается .Есть несколько интересных полуэкспериментов, которые показывают что-то другое: Первые люди на Луне, с разделением между земной Бедфорд и бескорыстный рационалист Кейвор; и в Дни кометы, , к сожалению, небрежная попытка взглянуть на настоящее со стороны перспектива будущего. Но Tono-Bungay представляет собой единственный значительный прогресс в технике, с использованием автобиографической формы для объединения социальный анализ и прагматические впечатления от неуверенного и несколько маниакального рассказчик.В конечном итоге разрушителем символизируется не только наука, но и весь роман олицетворяет смещение социологического дискурса для выражения драма радикального индивидуализма в сознании героя. Это знаменует собой интересное развитие в социальном романе, но в научной фантастике Велсиан Модель осталась моделью адаптации повествовательных форм Просвещения, основанных на рациональный, объективный наблюдатель. 9
Эффект перехода от романов Уэллса к We 10 мог бы быть по сравнению с опытом рассказчика Замятина, когда он выходит за пределы Зеленого Стена города:
Именно тогда я открыл глаза — и оказался лицом к лицу, на самом деле, с этим очень того, чего до сих пор никто из живущих не видел, кроме уменьшился в тысячу раз, ослаб, размазанный мутным стеклом стена.
Солнце — это уже не наше солнце, пропорционально распределенное по зеркальной поверхности тротуаров; это солнце состояло из некоторых своего рода живые осколки постоянно покачивающихся пятен, которые ослепляли глаза, заставили голову кружиться. И леденцы, похожие на деревья, втыкаются в самое небо, как пауки, прижатые к земле на корявых лапы, как безмолвные фонтаны, струящиеся зеленью.. . . (§27).
Это новая реальность, которую нельзя увидеть сквозь стекло (повторяющийся режим видение в Уэллсе), ни даже в свете научного разума. Опыт расколотые и ослепляющие; голова кружится, и я теряет свой центр сила тяжести. Писатель находится во власти разрозненных впечатлений и просто записывает его противоречивые импульсы по мере того, как они усиливаются до тошноты. Хотя он пытается управлять своим неуправляемым сознанием «рациональным» методом, он это метод общества, не принадлежащего нам.
We начинается с директивы, предлагающей всем числам сочинять стихи или трактаты, прославляющие Единое Государство, которые будут перенесены в первый полет космическая ракета «Интеграл» в помощь покорению людей с других планет. К рассказчик, D-503 (строитель Интеграла), это божественная команда, но использовать принуждение к «математически безошибочному счастью» (§ 1) — значит жестоко империалистический. Таким образом, ценность космических путешествий выражается в вопрос (весьма неуэллсовский подход) с помощью иронического приема рассказчик, поклоняющийся математической точности и прямым линиям.Но как только установлена чуждость ценностей D-503, становится ясно, что он сам внутренне разорван. Он берет на себя литературную композицию как долг перед заявить, но предпочитает писать, а не стихотворение в соответствии с утвержденным общественным литературные жанры (поэзия Единого государства примерно так же богата и разнообразна, как эта гуигнгнмов), но простая запись его сегодняшних впечатлений. В конфликт группового и частного сознания, обозначенный названием романа, таким образом обрисовано в общих чертах его первоначальный выбор способа письма; он думает выразить что переживаем «Мы», но его запись становится безвозвратно субъективной.Уже когда он начинает дневник, у него «щеки пылают», и он чувствует как будто внутри него шевельнулся ребенок — опасные знаки из-за иррациональности ощущения и филопрогенные эмоции — мотивы бунта во всем роман (тоска 090 по ребенку параллельна творческому инстинкту D-503, и во время короткой революционной вспышки в Едином государстве видны пары бесстыдное совокупление на виду у публики). Как он пишет свой дневник, D-503 все больше осознает отсутствие непрерывности в своих мыслях и нарушение логических процессов; наконец он идет к врачам, которые ставят диагноз болезненный рост, известный как душа.Ему говорят, что здоровое сознание — это просто отражающая среда, такая как зеркало; но он развил поглощающую емкость, внутреннее измерение, которое сохраняет и запоминает. Болезнь эпидемия в государстве, и универсальная фантазияэктомия призвана уничтожить ее. На первый взгляд D-503 развивает душу в результате влюбленности в увлекательная I-330, но на самом деле она состоит из письма. Это его личность человека, который хочет записать свои ощущения, которые бросают D-503 в психический кризис.
Соответственно, именно дневник выдает его вместе с его мятежными сообщники тайной полиции. Может показаться, что единственная ошибка «математически совершенное состояние» должно было побуждать его членов к вовлечению в литературном выражении вообще — как в книге Брэдбери 451 по Фаренгейту, вещей могло бы работать более гладко, если бы все книги были сожжены. Но можем ли мы быть в этом уверены? В конце, когда восстание подавлено, D-503 подвергается фантастической операции и наблюдает за пытками I-330, чувствуя только эстетическую красоту зрелище.Несмотря на нашу реакцию, эта история выглядит образцовой. с точки зрения Единого Государства — и, возможно, даже в этом Разыскиваются руководители пропаганды. Безусловно, чрезмерная концентрация на политическом сообщение Мы, , не должны заслонять попытки Замятина предложить предельная невыразимость его будущего общества; его опыт и его культура структурированы способами, которые мы никогда не сможем полностью понять. Рассказчик пытается объяснять вещи на благо инопланетных народов, застрявших в двадцатом веке уровня развития, но он также чувствует себя в положении геометрический квадрат, призванный объяснить его существование людям: » Понимаете, последнее, что пришло бы в голову этому четырехугольнику, — это говорят, что все его четыре угла равны »(§ 5).Аналогичный аргумент может применяться к статусу самой книги.
Классическая сатирическая утопия создает социальную картину посредством несочетаемого сравнения, и У нас тоже; произведение античной литературы больше всего В его будущем обществе ценится книга расписаний поездов. Но Замятин предполагает более тревожную и сбивающую с толку чуждость, чем этот метод может передавать. Новый опыт передан на беспрецедентном языке, или, возможно, языков, для дневника D-503 — это театр языкового конфликта.Его «ортодоксальная» самость выражается через логический дискурс, силлогистический по форме и неоднократно опирающийся на математику, геометрию и инженерное дело за его запас метафор. (Есть очевидное сходство с агрессивно «технократический» стиль сочинений Замятина.) язык, на котором граждан Единого государства обучаются восстанавливать безошибочное обоснование откровенных директив государства. Даже женские лица могут быть проанализированы с точки зрения геометрических фигур, кругов и треугольников — обеспечивая несколько ярких примеров литературного кубизма.Однако этот ортодоксальный математический язык не может подчинить себе весь опыт D-503. Он может увидеть его мозг как машина, но это перегретая машина, которая испаряет охлаждающую жидкость логики. Он становится неловко застенчивым, и его мыслительные операции больше не плавный и автоматический. Его анализ лица I-330 обнаруживает два острых треугольники, образующие X — алгебраический символ неизвестного. Больше неизвестных supervene, и его память возвращается к символу безрассудства в самом основы математики, которой его учили в школе — √-1 квадратный корень из минус единицы.Вскоре он сталкивается с существованием целого «Вселенная иррациональных» из √-1 твердые тела, скрывающиеся в неевклидовом пространстве субъективного опыта. К его больной разум, математика, основа общества, кажется, разделены сами по себе.
X или неизвестный элемент в We всегда возникает внутри личного опыт. Сначала он идентифицируется при встрече с I-330, и мы чувствуем его в качество диалога — пробного, спонтанного и электрического, — который противоречит резко с шаблонными ответами ортодоксального дискурса рассказчика.Он научили сводить все к математической среде, но как только описывая впечатления и людей, его рассказ приобретает очень нервный характер. жизнеспособность. По мере продолжения дневника гегемония ортодоксального дискурса ослабевает, и установлен «расколотый» стиль We — переключающий, экспрессионистский стиль, который является основным опытом читателя Замятина. В настроение и внимание рассказчика постоянно меняются; ощущения сиюминутны а мысли, «правильные» или еретические, — лишь временные; высказывания обычно остаются незавершенными.D-503 рекомендуется нести с путаницей его калейдоскопического языка смутно прагматичным ожидание того, что самовыражение каким-то образом должно привести к окончательному порядку и разъяснение. Но на самом деле это приводит к осознанию шизоидной идентичности. от которого его может спасти только фантазиэктомия.
Мы действительно описываем революцию на улицах, но рассказчик участие только случайно, потому что настоящее поле битвы находится в его голове. 11 Используемые языки — это футуристические языки, и (с некоторыми упущениями) неподвижные точки, к которым может относиться D-503, отличаются от наших; таким образом, когда-то его опыт превзошел ограничения, на которые он был запрограммирован, он не может провести элементарных различий между мечтой и реальностью. это Решительная попытка Замятина войти в неизвестное как в сознании, так и в политика и технологии, которые делают We одним из самых замечательных произведений научная фантастика существует.
Не его художественные приемы, а его топография и социальные условия (вниз к Дням секса и розовым билетам) перешли в последующую традицию. Словесные нововведения и странный опыт — это неотъемлемая часть писатели-фантасты, но где основные предположения рассказа и характеристика остается неизменной, это не более чем некая маньеризм. Иван Ефремов, автор популярной советской космической сказки Андромеда, очертаний типичное отношение:
Масса научной информации и сложной терминологии, используемой в истории являются результатом продуманного плана.Мне показалось, что это единственный способ показать наших далеких потомков и дать нужные местные (или темпоральный) цвет к их диалогу, поскольку они живут в период, когда наука проникнет во все человеческие концепции и язык сам. 12
Присваивается «местный колорит», и это делается вставка научного жаргона в эмоциональное повествование сентиментального вымысел.У меня сложилось впечатление, что, несмотря на разнообразие доступных стилей и сознательно манерный способ, которым более искушенный писатель, такой как Рэй Брэдбери их использует, научная фантастика сохранила жесткое сочетание футуристическая среда и условные формы. Без сомнения, бывают исключения. В книге Уильяма Голдинга «Наследники » используется очень творческая проекция. «инопланетного сознания», как я его здесь определил. Интересный и возможно, более характерным случаем является случай с одним английским романом. который передает прямое влияние Замятина — Оруэлла Девятнадцать Восемьдесят четыре.
«Новояз», пожалуй, самая оригинальная концепция Оруэлла, основана на о достижениях в науке пропаганды, которые почти не предвидел Замятин. Его проницательная критика политического использования языка расширяет то, что Оруэлл сделал в некоторых из его эссе. Однако новояз — это всего лишь публичная риторика Океания, это отнесено к Приложению в романе, и это не запланировано. для окончательного принятия до 2050 года. Уинстон Смит по-прежнему говорит на стандартном английском языке и знаменитое вступительное предложение, в котором бьют часы — тринадцать — это эффектный пример «местного колорита».»Уинстон, как и D-503, составитель дневника, но повествование состоит не из его дневника, что является экономичным запись вещей, понятых и заключенных, а не ежедневный журнал неуверенность и путаница. Дневник Уинстона — отдушина для его мятежных мысли, но восстание D-503 неотделимо от его письма. Девятнадцать Eighty-Four , таким образом, частично является приручением безродных модернистов. Техника Ср . Это роман, основанный на традициях английского реализма и в лондонском пейзаже военного времени с добавленным видением языковых изменений.
Замятин, кажется, не сомневался, что научная фантастика может быть главной литературный жанр; Уэллс писал свои шедевры, будучи убежденным, что это может нет. В этом эссе я попытался предложить некоторые соображения, которые могут быть применимы к научной фантастике как к способу воображения и наметить две модели основных выражение внутри него. Первая — это модель Уэллса — гуманистическое повествование. басня, в которой человек, которого мы принимаем как представителя нашей культуры, противостоит биологически и антропологически неизвестное.Вторая, реализованная Замятиным, направлен на непосредственное создание опыта и языка чужой культуры. Каждый Таким образом, модель расширяет социальную критику до более пробного исследования рациональных гносеологические предположения. Рассмотренные мною книги по сути будущие фантазии в том смысле, что век, в котором они происходят, не очень иметь значение. Но есть и третий роман, посвященный ближайшему будущему. из которых Nineteen Eighty-Four и Vonnegut Player Piano являются Примеры.Эти романы — научная фантастика в том смысле, что включают новые гаджеты, а также новые социальные институты, и они могут иметь большое политическое значение. важность. Что я бы сказал о них, так это то, что их «чувство» теперь кажется очень близко к современному реалистическому роману. Возможно, в реальности действительно стать фантастическим, как предсказывал Замятин, и мы можем применить ярлык реализм к романам «недавнего будущего», а также недавнего мимо.
Королевский колледж, Кембридж
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Евгений Замятин, Советский еретик: Очерки Евгений Замятин, пер.и изд. Мирра Гинзбург (1970), pl09. Предложение цитируется из «О литературе, революции, энтропии и других вопросах» (1923).
2 Алекс М. Шейн, Жизнь и творчество Евгения Замятин (1968) , пл40.
3 Джордж Оруэлл, Обзор We ( Tribune 4 января 1946 г.) в The Collected Essays, Joumalism and Letters of George Оруэлл, изд.Соня Оруэлл и Ян Ангус (1968), 4: 72-75.
4 Марк Р. Хиллегас, Будущее как кошмар: Х.Г. Уэллс и Антиутописты (1967), стр. 99-109.
5 Далее следует текст Герберта Уэллса издание первого (издано в виде брошюры «Эпока», Петербург, 1922), как переведено Лесли Милн в Патрике Парриндере, изд., Х.Г. Уэллс: Критическое наследие (1972).Эссе также опубликовано в Замятине (№1).
6 Появляется «О синтетизме» в Замятине (№1).
7 См., Например, «О литературе. . »в Замятине (№1), лл.
8J. Хиллис Миллер, Форма Викторианская фантастика (1968), стр. 62.
9 Представленное здесь чтение романов Уэллса развитие того, что описано в моем H.Г. Уэллс (1970), pl6 ff.
10 Далее следует текст We , перевод Бернара Гильбера Герни (1970), за исключением того, что героиня именуется не «Е-330», а «И-330», как Замятин намеревался.
11 Тони Таннер — в Город слов (1970), p82 (UK) / p7l (US) — указывает на то, что герои многих недавних американских романов пытаясь уйти от всех политических обязательств, будь то за или против.Точно так же D-503 неохотно вовлекается в заговор и обманывается обеими сторонами.
12 Цитируется на суперобложке Andromeda: A Сказка космической эры (Москва, 1960).
РЕФЕРАТ
Репутация Замятина в англоязычном мире многим обязана Джорджу Оруэллу, который использовал We в качестве одного из источников для Nineteen Eighty-Four и утверждал, что Хаксли, должно быть, использовал его в «Дивный новый мир ».Оно стало обычно помещают We в строку, которая включает эти книги и другие антиутопии, такие как как «Машина останавливается» Форстера и «Повелитель мух » Голдинга. Если не считать Замятина, это очень английская традиция — не просто антиутопическая, но намеренно и сознательно антиуэллсовски — и Марк Р. Хиллегас недавно утверждал что их отказ от ценностей Уэллса скрывал основную задолженность всех этих авторов к видению и методам Уэллса.В случае Замятина Хиллегас показывает что We воспроизводит широкую топографию уэллсовского романа будущего. И все же его Каталог мотивов мало что говорит нам о духе, в котором было написано We . В Настоящее эссе подчеркивает два факта, которые почти не заметили предыдущие критики. Во-первых, Далекий от того, чтобы быть сознательным антиуэллсианцем, Замятин был автором книги Герберта Уэллса (1922), блестящее, но малоизвестное эссе, в котором Уэллс рассматривается как в некотором смысле прототип революционного современного художника.Во-вторых, Замятин был сам был оригинальным модернистским писателем, а не просто предшественником Хаксли и Оруэлл. Перейти от The Time Machine к We означает войти в мир, где топография может быть похожей, но природа опыта полностью изменилась, так что мы столкнулся с двумя совершенно разными типами воображения.
Человечество, Технологии, Настоящее, Будущее
Ученик: Натан Савой
Эссе 2: Критическое эссе на 500 слов
Текст: Ср Евгений Замятин
Нужный человек в нужном месте:
Еретический гений (и превосходное времяпрепровождение) Евгения Замятина, отца антиутопии.
Я нашел диссертацию не на страницах повести Евгения Замятина 1921 года We , а на дискурсе, окружающем автора, его историческом контексте и предполагаемом происхождении «антиутопической» беллетристики. Поэтому моя цель — не использовать текст в качестве средства теоретического спора о культуре, намерениях художника, целях научной фантастики или чего-то подобного, а вместо этого намереваюсь исследовать, обобщать и представлять различные аспекты культурно-исторического контекст, существующий за работой, так что, кратко и анализируемым образом, читатели, не посвященные в причудливые и самовозвеличивающие ритуалы академического дискурса, могли бы иметь возможность войти в текст — и другие в его линии, поскольку он почти наверняка является прародителем современная антиутопия — с как можно большим основанием и как можно меньшим трением.Для достижения этой цели я сосредоточусь сначала на беглом описании сюжета и стиля, краткой биографии его автора, а затем на идеях, которые исходили от тех, кто жил вместе с Замятиным, а также тех, кто его боготворил или ненавидел (и / или его письмо) в равной мере.
Здесь требуется немного начального контекста: простое осознание того, что / кто / где / когда о рождении романа. Начинаем:
Вкратце, о том, «что» под рукой: We — это фантастическая антиутопия, представленная в формате дневника инженера по имени «D-503», который живет и служит Единому Государству, тоталитарному режиму, в котором « все живут ради коллективного блага, и индивидуальной свободы не существует.Его функция здесь — помочь в строительстве огромного космического корабля, который будет способствовать достижению целей Единого государства по межзвездному завоеванию. D-503, как это делают многие прекрасные герои-антиутопии из более поздних произведений, начинает работу как идеальный пример эффективного статус-кво в воображаемом мире Замятина и в конечном итоге превращается в революционера через переплетение с подрывными элементами в виде женщины (I- 330), прежде чем, наконец, Единое Государство более или менее лоботомировало его, даже когда восстание прорвало стены, отделяющие Одно Государство от остального мира.Мир романа изобилует тем, что Брюс Стерлинг описывает в своем предисловии к недавнему выпуску как «целые наборы научно-фантастических тем и замыслов, которые были свежими, когда Замятин создавал их: герметичные города, синтетическая еда, костюмы унисекс», metropolis — как толпы марширующих дронов … путешествия на гигантских космических кораблях, контроль разума с помощью операций на головном мозге … сейчас, конечно, клише, но только уменьшенные до клише благодаря десятилетиям усилий художников меньшего масштаба ». (ix) Я упоминаю об этом, потому что We , весьма вероятно, является «оригинальной» научной фантастической антиутопией. Фактически, это было собственное мнение Джорджа Оруэлла, которое в дополнение к предшествовавшим «О дивному новому миру» , We более чем вероятно вдохновило Олдос Хаксли напишет первое.Чтобы понять, как единый текст одного момента (знаменательные годы российской истории, революции и застоя, охватившие период с 1917 по начало 1920-х годов) может быть настолько продуктивным, нам следует обратить наше внимание на «кто / где / когда» упомянуто выше.
Евгений Замятин был гражданином России, который даже в довольно молодом возрасте привлек внимание правительственных (сначала большевистских, затем сталинистских) агентов своим участием в демонстрациях, своими радикальными идеями и своей антиправительственной сатирой.Фактически, Наташа Рэндалл отмечает в своем введении к тексту, что We , созданный в прямой (хотя и запутанной) оппозиции застопорившемуся советскому видению деиндивидуализированного общества людей-рабочих, более тесно связанных с запрограммированными машинами, чем с обычными людьми (в то время как под прилежными глазами тайной полиции и руководствуясь философией промышленного производства, импортированного из Соединенных Штатов задолго до первых залпов какой-либо холодной войны) не видел русскоязычных публикаций до 1952 года: примерно через 15 лет после того, как Замятин умер от сердечного приступа в Париже, вдали от родного дома.
Однако Замятин при жизни существовал в одном из самых неспокойных государств в одно из самых бурных его периодов, именно в тот исторический момент, когда как изнутри советской системы, так и из-за рубежа, современные ученые, а также марксисты и социалисты. , идеологии ворвались в коллективное сознание русской литературной сцены. Опять же, именно Рэндалл описывает это подавляющее множество лучших из 1920 года:
« Некоторые стремились создать универсальный язык для всего человечества.Другие продвигали идею геантропизма… другие поддерживали педизм… анархи-биокосмисты строили планы социальной революции в космосе. Были версии о механизме, примитивной сдержанности, антивербализме, нудизме, социальном милитаризме, революционной сублимации и суицидализме … Пастырская Россия поднялась до своей новообретенной [свободы воли], но теперь боролась против этого нового ига. Большевики строили нового советского человека, который опередит своих сверстников-людей … 1920 год был на заре кино, радио и автомобилей.Это был также год появления слова «робот»… »(xii)
Это невероятное защитное сооружение, наложенное на ледяную нищету недавно переименованного Петрограда, — это место, где Замятин жил, когда задумал и написал We — в районе родины, которая стала « взорванной » и одновременно оптимистичной и зловещей, окруженной каждой новой идеей. все сразу, и изнутри сознание, раздираемое страхом перед угрозой, которую деспотичный режим, особенно тот, который так свободно занимается пропагандой, представляет будущее искусства, революции, красоты и самой жизни.Именно из этого момента абсолютной какофонии родился предок литературного «модного» жанра. Как утверждал Замятин в своем эссе «Боюсь», которое он написал в знак протеста против цензора и художников-рабочих, «Истинная литература может существовать только тогда, когда ее создают не прилежные и заслуживающие доверия функционеры, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, мятежники и скептики ». ( Я боюсь, 1921 год.)
Я надеюсь, что это краткое (более краткое?) Введение в исторический контекст книги Замятина We может породить несколько современных скептиков (или просто легко подавленных), которые бросят вызов внушительным воротам литературы советской эпохи, найдут копию , и дайте ему прочитать; если не его ошеломляющая и эмоциональная проза, то его острое значение в истории научной фантастики, антиутопии и прямых потомков романа.
Библиография
We — Евгений Замятин — 2006 современная библиотека, перевод Рэндалла.
Примечание: также содержит процитированное предисловие Брюса Стирлинга и введение Наташи Рэндалл.
Я боюсь (1921) — Евгений Замятин — архив на образовательном сайте МГУ: http://soviethistory.msu.edu/1921-2/death-of-a-poet/death-of-a-poet-texts / Замятин-я-боюсь /
Ссылка без цитирования (прости) / примечания:
Википедия биография Евгения Замятина
Цитата Оруэлла взята из суперобложки, но подтверждается в нескольких местах, включая: http: // orwell.ru / library / reviews / zamyatin / english / e_zamy, в копии рецензии на роман Оруэлла.
Замятин Евгений, фото, биография
(1884 — 1937) ,.Родился 20 января (1 февраля н.э.) в селе Лебедянь Тамбовской области в семье священника. Окончив в 1902 году Воронежскую гимназию с золотой медалью, поступает в Судостроительный институт, который окончил в 1908 году. В студенческие годы, во время первой русской революции, участвовал в революционном движении. В 1906 — 11 жил в подполье.
Замятин начал публиковаться в 1908 году, но первый крупный литературный успех пришел к нему после публикации повести «Уезд» (1911). В 1914 году за антивоенный роман «В никуда» писатель предстал перед судом, а выпуск, в котором появился повесть, был изъят. Горький хвалил обе эти истории.
В 1916–1917 гг. Замятин работал морским инженером в Англии, опыт работы которого вдохновил на создание романа «Туземцы» (1917). Осенью 1917 вернулся в Россию, работает в издательской редакции «Мировой литературы», публикуется в журналах. Замятин Авторитет в это время по всем параметрам был очень высок. Как инженер прославился участием в строительстве ледоколов «Ермак», «Красин» и других.
В сложной ситуации литературный 1920 Замятин тяготел к «Братьям Серапионам». Писал рассказы и романы — «Пещера», «Русь», «Рассказ о самом главном»; пытаясь навязать драму — пьесы «Блоха», «Аттила».
Свой знаменитый роман «Мы» писатель завершил в 1920 году.Сразу последовало долгое и страстное обсуждение книги и в обществе, и в критике, хотя за границей роман был опубликован только в 1924 году (но через 64 года увидел свет на родине автора). С 1929 г. Замятин в России больше не издается. Он подвергся не просто разносной несправедливой критике, но и настоящим притеснениям.
В 1931 году он написал письмо Сталину с просьбой разрешить выезд за границу и, получив разрешение, поселился в Париже.Находясь в ссылке, до самой смерти оставалось советское гражданство.
Посмертные издания: повесть «Бич божья» (1938), книга воспоминаний «Лица».
E. Замятин умер в 1937 году в Париже от тяжелой болезни.
Мы: Замятин Евгений: 9780140185850
Мы Введение: Замятин и ПетухПримечания к введению
Предложения для дальнейшего чтения
WERecord 1
Объявление
Самая мудрая из линий
Эпическая поэма
Запись 2
Балет
Гармония в квадрате
х Запись 3
Куртка
Стена
Стол
Запись 4
Savage с барометром
Эпилепсия
Если
Запись 5
Квадрат
Правители мира
Приятная и полезная функция
Запись 6
Несчастный случай
Проклятый «Ясный»
24 часа
Запись 7
Ресницы
Тейлор
Хенбен и ландыш
Запись 8
Иррациональный корень
R-13
Треугольник
Запись 9
Литургия
Ямбс и троши
Чугунная рука
Запись 10
Письмо
Мембрана
Волосатая меня
Запись 11
Нет, не могу…
Пропустить содержание
Запись 12
Ограничение бесконечности
Ангел
Размышления о поэзии
Запись 13
Туман
Знакомое «Ты»
Совершенно глупое происшествие
Запись 14
«Шахта»
Запрещено
Холодный пол
Запись 15
Колокол
Зеркальное море
Моя судьба гореть вечно
Запись 16
Желтый
Двумерная тень
Неизлечимая душа
Запись 17
Сквозь стекло
Я умер
Прихожие
Запись 18
Логический лабиринт
Раны и пластырь
Никогда снова
Запись 19
Бесконечно малое третьего порядка
Угрюмый взгляд
Над парапетом
Запись 20
Разряд
Материал идеи
Нулевой утес
Запись 21
Авторский долг
Набухший лед
Самая трудная любовь
Запись 22
Замороженные волны
Все стремится к совершенству
Я микроб
Запись 23
Цветы
Растворение кристалла
Если бы только
Запись 24
Предел функции
Пасха
Вычеркнуть все
Запись 25
Сошествие с небес
Величайшая катастрофа в истории
Конец известного
Запись 26
Мир существует
Сыпь
41 градус по Цельсию
Запись 27
Нет содержания — не могу
Запись 28
Обе женщины
Энтропия и энергия
Непрозрачная часть тела
Запись 29
Нитки на лицо
Выстрелы
Неестественное сжатие
Запись 30
Окончательное число
Ошибка Галилея
Не было бы лучше?
Запись 31
Великая операция
Я все простила
Крушение поезда
Запись 32
Не верю
Тракторы
Человеческий чип
Запись 33
(Нет времени для содержания, последнее примечание)
Запись 34
Те в отпуске
Солнечная ночь
Радио-Валькирия
Запись 35
В обруч
Морковь
Убийство
Запись 36
Пустые страницы
Христианский Бог
О моей маме
Запись 37
Инфузория
Судный день
Ее комната
Запись 38
(Я не знаю, что здесь происходит, может быть, просто: окурок)
Запись 39
Конец
Запись 40
Факты
Колокол
Я уверен
Заметки переводчика
подробнее
Жизнь за зеленой стеной: ограничение безграничного в WE Замятина
назад к содержанию
Лара Менгак
Университет Джорджии
Жизнь за зеленой стеной: ограничение безграничного в Замятине We
На протяжении всей истории философы и мыслители обсуждали взаимосвязь между разумом и инстинктом в человеческой культуре.Роман Евгения Замятина «Мы создаем общество, в котором правительство полностью изолирует рациональность от инстинктов своих граждан и формирует из них однородную модель искусственного, управляемого общества». В этой статье обсуждается, как Замятин отвергает эту искусственно созданную двойственность и призывает к интеграции этих конфликтующих аспектов человеческой природы. Его роман также дает возможность исследовать создание двойственности в наших культурах. Используя эту линзу, я утверждаю, что сегодняшние технологии, управляя социальными дискурсами, влияют на нашу способность усваивать знания в рамках поляризованной политической системы.
«Разумный способ удержать людей пассивными и послушными — это строго ограничить спектр приемлемых мнений, но разрешить очень живые дискуссии в рамках этого спектра …»
Ноам Хомский, Общее благо
Каковы отношения разума и инстинкта в человеческой культуре? Какую роль играют правительства в определении этих отношений? Философы от Платона до Монтескье пытались ответить на эти вопросы. И писатели тоже.Роман Евгения Замятина « Мы » описывает общество, в котором авторитарное «Единое государство» полностью разделяет разум и инстинкт . Устранение эмоций и физических потребностей Единым государством позволяет разделить культуру и биологию. В своем эссе «Поэзия, общество, государство» Октавио Пас говорит о государственной власти, которая способствует этому разделению, предполагая, что «власть обездвиживает, стабилизирует разнообразие жизни одним жестом» (151). Эссе Паза можно использовать с романом Замятина для борьбы с «отчуждением людей… в модели целого общества» (Paz 151).Несмотря на гегемонистский контроль, осуществляемый его правительством, рассказчик We , человек по имени Δ-503, пытается исследовать двойственность разума и инстинкта, присущую всем людям, и противостоять отчуждению, которое описывает Паз. Барьер между его разумом и инстинктом, созданный Единым государством, параллелен физическому барьеру между всеми гражданами и природой. В книге « We » Замятин отвергает искусственную двойственность человеческой природы, созданную в кажущейся математически безошибочной среде, и дает возможность исследовать наше нынешнее разделение дуальностей, достигаемое посредством ассимиляции знаний и создания культурных гегемоний в технологическом обществе.
Для процветания Единого Государства оно должно обеспечивать своих граждан более заманчивым счастьем, чем относительная свобода, которой люди всегда наслаждались. С ликвидацией голода путем создания нефтяной пищи государство обеспечивает своим гражданам безопасность . Устранение любви достигается посредством провозглашения, что «некоторые могут получить лицензию на использование любого другого числа в качестве сексуального продукта», указа, отменяющего отношения, без которых не существует ревности или зависти (22).Государство идет еще дальше, объявляя всех детей государственной собственностью. Таким образом, действие положений государства переходит от безопасности к контролю. Подавляя стремление к голоду и воспроизводству, государство берет на себя контроль над своими гражданами в самом фундаментальном смысле. Обеспечение подчинения этих побуждений требует, чтобы государство исключило контакт с внешней средой и ее внушение примитивной жизни и свободы. Не в силах уничтожить природу, государство просто отбивает ее, демонизируя ее и все, что с ней связано, например, примитивные страсти и инстинкты Чисел.
Контролируя эти факторы, государство создает искусственную двойственность в своих гражданах, противопоставляя логику и разум инстинктам и природе. Эта двойственность начинает разрушаться, когда Δ-503 борется против реализации дуальности внутри себя. В начале своих записей он с отвращением описывает свои волосатые руки, называя их «обезьяньими» и «атавистическими» (9). Он осуждает их как «пережиток дикой эпохи», надеясь, что они не символизируют дикость внутри него самого.Однако по мере того, как I-330 помогает ему осознать свое самоощущение , , его волосатые руки приобретают новое значение. I-330 в конце концов говорит ему: «Твоя рука … Ты же не знаешь, не так ли … что женщины отсюда, из города, иногда любили этих [диких] мужчин. И, наверное, в тебе есть несколько капель солнечной лесной крови »(148). Его руки — физическое напоминание о примитивной стороне его самого и всех Чисел. С постепенным принятием внешнего вида его рук приходит осознание искусственности этих двойственных сторон, созданных правительством.
Осознание этого начинает реинтеграцию конфликтующих сторон. Чтобы процесс реинтеграции продвигался вперед, Δ-503 должен устранить барьеры между культурой и биологическим инстинктом, чтобы полностью разрушить искусственную дихотомию. Деконструкция, в свою очередь, зависит от разрушения Зеленой стены. Стена исключает бесконечное, а государство культивирует незаинтересованность и страх перед этим бесконечным, вместо этого ценит «ограниченность [как] работу высочайшего, что есть в человеке.Однако, столкнувшись буквально лицом к лицу с «безграничной» силой за Стеной, Δ-503 ставит под сомнение счастье, обещанное государством, счастье, созданное путем отделения «механического, совершенного мира от иррационального, бесформенного». мир деревьев, птиц, зверей »(85-86). Разрушение Зеленой стены революционерами разрушает это разделение, превращая окрестности Δ-503 в «чужой, дикий город», наводненный «непрекращающимся триумфальным птичьим гулом» (199).Это вторжение сигнализирует о реинтеграции рациональных Чисел с безграничными силами за Стеной и об открытии того, что свобода и счастье могут сосуществовать в их обществе.
Роман связывает преобразующие силы природы с неизбежностью революции в человеческом обществе. Зеленая стена представляет собой барьер, сдерживающий иррациональное по своей природе. Разрушение стены не только физически объединяет мир разума и нерегулируемой природы, но также демонстрирует, что революции так же неизбежны, как и сама энтропия.Даже тоталитарное правительство не может остановить энтропию, дополнительный агент к структурированному росту или энергии. Энергия проявляется в нетерпимости государства к неопределенности. Он приносит «благословенное спокойствие, счастливое равновесие». Термодинамика говорит нам, что энергию нельзя ни создать, ни уничтожить, а только преобразовать. Революция обеспечивает это преобразование за счет энтропии или беспорядка общества. Энтропия приносит «разрушение равновесия, мучительно бесконечное движение» (149). Так же, как энтропия всегда увеличивается, революции неизбежны.I-330 объясняет эту концепцию Δ-503, спрашивая о последнем числе. Δ-503 отвечает: «Поскольку число чисел бесконечно, какое окончательное число вы хотите получить». I-330 отвечает: «А чего вы хотите от этой последней революции? Конечного нет, обороты бесконечны »(157).
Центральным моментом как для революционеров, так и для Единого Государства является Интеграл, ракетный корабль, созданный для «подчинения благотворному игу разума неизвестных существ, живущих на других планетах, возможно, все еще находящихся в диком состоянии свободы» (3).Интеграл функционирует как физическое представление стремлений и побуждений человечества, и, как таковой, он демонстрирует структуру, а также беспорядок. Однако, как и в случае с зеленой стеной, существует двусмысленность между функцией интеграла и его значением для чисел. Как и Стена, корабль демонстрирует баланс между силой и сдерживанием. Эта двусмысленность позволяет Интегралу принимать разные значения, которые конфликтующие группы используют для связи со своими целями. Единое государство рассматривает корабль как оружие порабощения, в то время как революционеры видят в нем инструмент освобождения, способ вывести Числа за пределы Зеленой стены и объединить энергию и энтропию.
Технологии в романе, примером которых являются Интеграл и Зеленая стена, создают барьеры между противоречащими друг другу силами человеческой природы. Сегодня технологии создают аналогичный диссонанс, который позволяет нам создавать ментальные барьеры между интерфейсами, с помощью которых мы взаимодействуем с окружающим миром. Мы создаем виртуальные реальности — искусственные миры, отдельные от нашего физического мира — через социальные сети и интеллектуальные устройства. Интернет предоставляет пороговое пространство, которое позволяет нам контролировать наши взаимодействия друг с другом и с помощью полученных знаний, каждый из нас создает свои собственные виртуальные зеленые стены.Неудивительно, что в фильмах и литературе мы видим операционные системы, которые думают, чувствуют и взаимодействуют с нами в этих пороговых пространствах. Действие этих вымышленных историй происходит не в далеком будущем, а через десятилетия. Быстрое развитие технологий добавило устойчивости влиянию СМИ, как социальных, так и массовых коммуникаций, что мы признаем не только в инди-фильмах (таких как Her Спайка Джонза или Inside Llewyn Davis брата Коэна), но и в политической приверженности.
Сегодня у нас есть постоянный, мгновенный доступ к информации. Однако, несмотря на огромное количество знаний, которые нас окружают, мы накладываем ограничения на разнообразие получаемых материалов. При этом мы проявляем те же характеристики, что и гегемонистское Единое Государство. Антинио Грамши характеризует этот вид гегемонии как «спонтанное» согласие больших масс населения с общим направлением, навязанным общественной жизни доминирующей фундаментальной группой.В нашем случае «доминирующей фундаментальной группой» являются СМИ, и наше согласие с этим доминированием проистекает из престижа, которым пользуются СМИ из-за их положения и функции в производстве знаний (145). Контроль СМИ приводит к поглощению только избранного количества информации с избранной точки зрения. Новостные сети, блоги и социальные сети становятся все более поляризованными и политизированными. Мы стремимся исключить неопределенность в нашей жизни, окружая себя перспективами, подтверждающими ранее сформированные представления.Это приводит к застреванию политических и социальных систем, в которых политики и граждане возводят барьеры между собой и теми, с кем они находятся в конфликте. Таким образом, принудительная сила СМИ подавляет энтропию, присущую человеческому обществу (145).
Замятин предостерегает нас от интеграции двух сторон нашей человеческой природы. Чтобы такая интеграция произошла, общество должно быть открыто для изменений и приветствовать определенную степень беспорядка. Например, приобретение всех видов знаний с разных точек зрения и школ мысли является важным фактором этой умственной энтропии.Установление когнитивного (или физического) барьера между нашими культурами и нашими примитивными сторонами бесполезно и иррационально. Ни буквальные, ни познавательные стены не могут дать нам утопию, и действительно, эти стены только обеспечивают ее гибель. Создание искусственных дуальностей ставит нас перед угрозой подчинения либо каким-то тоталитарным государством, либо нами самими. Человечество может процветать только тогда, когда оно организовано вокруг принятия себя как многогранных существ со сложными обществами, в которых рациональная сторона интегрирована с физической, инстинктивной стороной.
РАБОТ ЦИТАТЫ
Грамши, Антонио. «Формирование интеллигенции». Выдержки из тюремных тетрадей №
Антонио Грамши . Эд. Квинтин Хоар. Комп. Джеффри Новелл-Смит. Нью-Йорк: International, 1972. 134–47.
Пас, Октавио. «Поэзия, общество, государство». Принстонский справочник по сравнительной литературе:
От европейского просвещения к глобальному настоящему .Эд. Дэвид Дамрош, Натали Мелас и Мбонгисени П. Бутхелези. Princeton: Princeton UP, 2009. 150-57. Распечатать.
Замятин Евгений. Ср . Нью-Йорк: Даттон, 1952. Печать.
Вт.
Банкноты
Первое полное издание этого основополагающего произведения научной фантастики-антиутопии на русском языке, первое издание. Взяв свое название от фразы Бакунина — «Я не хочу быть я, я хочу быть нами» — роман разворачивается в тоталитарном Едином Государстве будущего и представляет собой дневник космического инженера D-503. , связывая его борьбу с иррациональностью квадратного корня из минус 1, его последующий умственный и философский крах, его незаконную и обреченную любовь, способы государственной реабилитации и его возможное подчинение.Написанная в первые несколько месяцев существования Советского Союза Замятиным, разочаровавшимся старым большевиком, «Мы» были первым произведением, запрещенным советской цензурой. Замятин приказал переправить рукопись на Запад для публикации, что вызвало возмущение Коммунистической партии и Союза советских писателей. Первое издание появилось в Нью-Йорке в 1924 году в английском переводе, а затем последовали переводы на французский и чешский языки. Сильно измененная и сокращенная версия русского текста была напечатана в русском журнале «Воля России» в 1927 году, но это русскоязычное издание в издательстве Чехова в Нью-Йорке было первой полной публикацией романа на языке оригинала.Влияние «Мы» на жанр общепризнано. Чтобы взять более яркие примеры, Джордж Оруэлл рассмотрел и похвалил работу в 1946 году, когда те же темы преобладали в Nineteen Eighty-Four; Оруэлл также утверждал, что «Дивный новый мир» Олдоса Хаксли произошел от «Мы», что Хаксли отрицал; Курт Воннегут признал влияние на его фортепиано игрока; и есть явное сходство с гимном Айн Рэнд.
Описание
Октаво. Оригинальные обертки, названия напечатаны синим цветом.
Иллюстрации
Рекламные объявления издателя на 3 стр. На оборотной стороне (1 лист с обеих сторон и 1 страница с внутренней стороны обложки).
Состояние
Яркая копия в отличном состоянии, только с легкой тонировкой корешка, несколькими пятнами на задней обертке, внутренне свежая и полностью здоровая.